Ловушка (гет)

Ночь расставлена, как ловушка, звуки пойманы в сети,

Из сердца струится кровь.

Над небом и под землей вибрация ручки ножа,

Торчащего из-под ребер.

Снег на моем лице не тает, я украдена этой ночью.

Улица вымыта тьмою, я уже не хочу обратно.

Арефьева Ольга — Ночь-ловушка

Я очнулась внезапно, словно кто-то включил моё сознание. Я полулежала в кресле рядом с горящим камином, напротив которого виднелись ступени лестницы. Послышались шаги, и передо мной появился Снейп собственной персоной. Он выглядел настолько необычно, что мой рот непроизвольно приоткрылся.

Вместо плаща пожирателя Снейп небрежно набросил коричневый халат. Полы были распахнуты, и я с интересом стала рассматривать строгие чёрные брюки и белоснежную рубашку, понимая, что без мантии вижу Снейпа впервые.

Не знаю, в чём было дело, возможно, в эффекте новизны, но его фигура произвела на меня неизгладимое впечатление. Очевидно, он только что вышел из душа: от влажных волос исходил чуть горьковатый аромат полыни.

Снейп подошёл к креслу совсем близко и оглядел меня с головы до ног. Его взгляд был презрительным, а голос — брезгливым:

— Грейнджер, ты запачкала моё кресло!

Словно я кошка, справившая нужду прямо на любимый хозяйский плед!

Я посмотрела на свои руки. На фоне светлой обивки кресла они выглядели чёрными от пыли и грязи.

— Твоя комната — первая наверху справа. Там есть ванная. Пойди, вымойся, — бросил Снейп и с отвращением отвернулся. — Жду тебя на кухне.

А потом остановился в проёме двери и медленно произнёс:

— Без глупостей, Грейнджер. На доме столько чар, что даже невинное любопытство он может расценить как попытку нападения на хозяина. Не хочу отскребать тебя от стен. Эти обои мне дороги.

Он развернулся и вышел. Вот скотина!

* * *

Когда я взглянула на себя в зеркало, мне стало плохо. Лицо было раскрашено всеми цветами радуги, хотя преобладал в палитре красок тёмно-зелёный. На щеке красовался синяк, губы напоминали запёкшийся уголь, а на лбу — горизонтальные дорожки пыли. Одежда пришла в полную негодность и напоминала лохмотья. Сносно выглядели только ботинки и чехол для волшебной палочки.

После ванны, воду в которой я меняла несколько раз, надевать грязные обноски не хотелось. Вытираясь, я поискала глазами хоть какую-нибудь одежду и увидела мантию, простую, но зато чистую.

Так я и появилась на кухне перед Снейпом: в его мантии, босиком и с влажными волосами. Как только божественные запахи достигли моего носа, желудок взбунтовался: есть хотелось ужасно.

Снейп сидел за сервированным столом и, очевидно, ждал моего появления, сложив на груди руки. Он внимательно меня осмотрел, а потом достал палочку. Взмах — и возле моих ног появились лёгкие домашние туфли. Ещё один — и мантия превратилась в чёрное шёлковое платье. А потом Снейп изрёк фразу, после которой моя благодарность тут же испарилась:

— Не хочу, чтобы твой внешний вид испортил мне аппетит.

Когда я подошла к свободному стулу, Снейп встал. Он подождал, пока я сяду, и взмахом палочки приманил открытую бутылку вина, которая зависла над столом. Первую порцию — совсем немного — он плеснул в свой бокал, затем налил мне и снова себе.

Я задумалась о поведении Снейпа, который устроился напротив. С одной стороны, понятно, что им двигало: необходимость узнать об артефакте, позволяющем приоткрыть завесу тайн мироздания. А с другой — к чему такие сложности? Зачем он притащил меня в свой дом? Достаточно порции веритасерума, а потом стереть память. И всё.

Снейп поднял бокал и отсалютовал мне.

— За откровенность, — произнёс он тост и сделал глоток вина.

Значит, вино не отравлено.

Я отпила из бокала и, не обращая внимания на изучающий взгляд Снейпа, принялась за еду. Он, помедлив немного, сделал то же самое. Когда перед нами материализовались две чашечки кофе, я сыто откинулась на спинку стула. Хотелось послать Снейпа куда-нибудь далеко и прикорнуть хоть на часок.

Я и не пыталась уловить сигналы опасности, которые подавал мой обеспокоенный мозг: сонное состояние отрицательно сказывалось на умственных способностях.

— Итак, Грейнджер.

— Итак?.. — рассеянно переспросила я.

— Рассказывайте. Или вы считаете, что мне доставляет удовольствие находиться с вами в одном помещении?

— Что вы хотите услышать?

— Об артефакте. Которым вы меня заманили в нефритовую шахту. Что это? Предмет, пергамент или глиняная табличка с рунами?

— Это пустышка, мистер Снейп.

Я старалась говорить как можно медленнее, чтобы до Снейпа дошла, наконец-то, суть. Шанс, что он мне поверит, конечно же, был ничтожным. Слишком уж фанатичным огнём горели его глаза.

— Зачем врать? Есть много способов, чтобы узнать правду.

— Дайте веритасерум, и я подтвержу свои слова.

— А как же твоя статья?

— От начала до конца — блеф. Это была приманка, и вы клюнули.

Снейп сузил глаза. Его взгляд был напряжённым, а губы крепко сомкнуты. И только палец, которым Снейп водил по губам, немного оживлял картину.

— И снова вы лжёте, — вздохнул он. — В своих исследованиях я находил много, слишком много намёков, ссылок и прочих подтверждений, что такой артефакт существует.

Он взмахнул палочкой, и толстенный альманах «История и магия», довольно засаленный и грязный, хлопнулся передо мной на стол. Он открылся на том самом месте, где находилась моя статья «Бесконечность: миф или реальность», перепечатанная из журнала «Артефакт».

— Пять лет я по крупицам собирал знания об артефакте бесконечности. А ваша статья слово в слово подтверждает сделанные мной выводы. Древние знали, как влиять на реальность. Я не ведаю, где этот артефакт, но в том, что он существует, уверен.

Слушать Снейпа было смешно и грустно одновременно. Он выглядел словно желторотый юнец, попавший под влияние авантюрной идеи. Я почему-то подумала, что именно так Волдеморт смог привлечь этого умного и талантливого волшебника в свои ряды — красивая идея и харизматичный лидер.

Мне стало жаль Снейпа, с маниакальным упорством цепляющегося за прошлое, готового сделать всё, чтобы вернуть любимую. И то, что она давно умерла, ничего не меняло.

Как можно мягче я сказала:

— Мистер Снейп. Всю информацию для статьи-утки я почерпнула из маггловской математики и философии. Это магглы мыслят такими категориями. Но артефактов и способов с их помощью влиять на мироздание не существует. Бесконечность неподвластна ни магам, ни магглам.

Снейп слушал, не перебивая. Только его лицо стало напоминать вылитую из гипса посмертную маску. А я, распаляясь, продолжала, пытаясь вернуть Снейпа к реальности.

— Что такое бесконечность? Почему древние изображали её незамкнутой лежащей восьмёркой? И только в средние века знак бесконечности приобрёл тот вид, что и сейчас: лемниската Бернулли. Что за смысл вкладывали древние в изображение? Бесконечность времени и способность им управлять? Бесконечность пространства? Бесконечное количество альтернативных вселенных, где развитие событий может в корне отличаться? Если речь идёт о времени, то вы ищете не по адресу: хроновороты гораздо надёжнее. Пространство волшебникам также подвластно, благодаря аппарации и перемещению с помощью порт-ключей. Остаётся альтернативный мир, который будет развиваться согласно вашему сценарию. Но мы — люди, а не Боги. Смиритесь, мистер Снейп. И отпустите, наконец, Лили Поттер.

Снейп, с напряжением слушавший, вдруг резко поднялся и в два шага подошёл ко мне. Схватив за волосы, он откинул мою голову на спинку стула. Я охнула от боли. Этого оказалось достаточно, чтобы Снейп смог вылить в приоткрытый рот жидкость из флакона, появившегося в его руках словно ниоткуда. Я глотнула и закашлялась. То, что я выпила, не было похожим ни на одно зелье. Практически всё алхимическое варево на вкус было премерзким, только веритасерум напоминал воду. Я, конечно же, не пробовала сама, но Гарри описывал сыворотку правды именно так. Зелье, которое я выпила, на вкус напоминало смесь ягодных соков. Ощущения после него были восхитительными.

Я облизала губы и вопросительно посмотрела на Снейпа. Меня начинали беспокоить резкие скачки его настроения. Мерлинов параноик!

Он усмехнулся, отпустил мои волосы и сел на своё место. Если бы не пустой флакон в его руке, я бы никогда не подумала, что выпила зелье. Однако, вполне вероятно, это был яд, если учитывать личность владельца флакона. Пребывая в эйфории, я всё-таки спросила:

— Что это было?

— Зелье, недавно придуманное мной. Ты выпила опытный образец.

— И какое действие оно должно на меня оказать?

— Весьма специфичное, — осклабился Снейп. — Это афродизиак нового поколения.

— Афродизиак? — промолвила я, скривившись. — Вы что, озабоченный подросток, баловаться такими зельями?

— Это особый афродизиак. Главным его компонентом является кровь. Человек, принявший зелье, становится зависимым от того, чья кровь использовалась для приготовления. В опытном образце была моя кровь.

Снейп выглядел самодовольным, но я не понимала его.

— Но зачем? Я ведь вам даже не нравлюсь! Вы любили и любите Лили Поттер. — При упоминании возлюбленной Снейп помрачнел. — У вас проблемы с женщинами?

— Нет, Грейнджер. Это у тебя проблемы с мужчинами. С одним из них. Со мной! Минут через шесть ты будешь ползать на коленях, умоляя приласкать тебя. Но так уж и быть, я сжалюсь и снизойду до секса с тобой. Исключительно в обмен на информацию.

От чудовищности его слов я опешила. Унижать человека сексуально... да он — мерлинов больной ублюдок!

— И да, — продолжил он насмешливо, — противоядия нет! Единственная возможность справиться с сумасшедшим возбуждением — это сексуальный контакт.

— С вами?

— Со мной!

Сволочь! Какая же ты сволочь!

Я подалась вперёд. От гнева голос сел, и я говорила свистящим шёпотом:

— Почему не веритасерум? Какого тролля такие сложности?

Его глаза горели, на тонких губах блуждала странная улыбка.

— Власть, Грейнджер. Меня всегда привлекала власть. И теперь ты в моём полном подчинении.

— Есть же ваше треклятое пожирательское Imperio?

— Фу, — ответил он, сморщив свой огромный нос,— какой у тебя дурной вкус. Приятно видеть, что с тобой живой человек, а не заводная кукла. А ещё приятней — осознавать, что ты, Грейнджер, всё понимаешь, чувствуешь, ненавидишь, но тем не менее одержима мной!

— Мерлиновы подштанники, но зачем это вам?!

Я последний раз попыталась усовестить Снейпа. Но увы. Или совести ему не досталось ещё при рождении, или он обменял её на метку у Волдеморта.

Поигрывая палочкой, он мерзко усмехнулся:

— Мне слишком сильно примелькалась твоя аппетитная задница. Я постоянно наблюдал за тобой в экспедициях. Порой это было адом. Поэтому я совмещу полезное с приятным: получу информацию и как бонус — тебя, готовую на всё. Но для начала я хочу услышать, как ты будешь умолять трахнуть тебя.

Я хотела плюнуть в его поганую рожу, но тут меня скрутило. Обильный обед попросился наружу, голова закружилась, и меня заколотило. Пошатываясь, я встала.

— Будь ты проклят, козёл! — проговорила я с трудом. — Да лучше я сдохну, чем унижусь перед тобой! Если тебе и придётся меня трахать, то только мёртвую!

Мне срочно понадобилось в ванную. Туда я и отправилась, чтобы погрузиться в пучину страданий в гордом одиночестве.

* * *

Если кто-нибудь вам скажет, что стойко и без единого вскрика перенёс Crucio, не верьте. Этот волшебник врёт или ничего не знает о пыточном проклятии. Чувство, когда всё тело превращается в сплошную рану, кожу снимают лоскутами, а кости дробят в муку, не оставляет вам шансов достойно перенести это испытание. Я вполне понимаю людей, которые открывали самые страшные тайны под действием Crucio.

Состояние после снейповского афродизиака было иным. Но Crucio показалось мне более милосердным.

Сначала меня рвало. Затем, когда рвать стало нечем, моя кожа загорелась огнём. Ощущение было такое, будто из меня готовили барбекю. Жар стал невыносимым, я скинула платье и включила ледяной душ. Но и это не принесло облегчения: каждая капля била как по оголённому нерву. Когда боль довела меня почти до сумасшествия, пришло мучительное возбуждение. В голове проносились эротические видения, но становилось только хуже. Я до одержимости хотела мужчину, которого ненавидела почти так же сильно. Попытка мастурбировать ни к чему не привела: даже прикоснуться к себе было больно.

Я легла на холодный пол, но крупная дрожь не давала расслабиться. Ненавижу! Как же я тебя ненавижу!

Только мысли о неминуемой мести удерживали меня на грани сознания. Я цеплялась о кровавые картины расправы над Снейпом, но они, подтверждая закон подлости, сменялись сценами жарких поцелуев и объятий. И я готова была завыть от бессилия.

Это длилось до скончания веков. Бесконечные страдания. Безудержное вожделение.

А потом в бешеном ритме стало заходиться сердце, и жар переместился: теперь горели внутренности. Мне показалось, что я умираю, но даже тогда не возникло мысли спуститься вниз и броситься на колени перед Снейпом. Кое-как я залезла в ванную и снова открыла холодный душ. Ноги держали слабо, я встала на колени, упираясь головой в бортик ванны, и подставила шею и спину ледяным струям. Это немного отвлекло, но через некоторое время тело задеревенело и перестало чувствовать холодную воду. Жить не хотелось, а сознание медленно соскальзывало в бездну равнодушия, похожего на вечный сон. Когда я уже смирилась с неминуемой смертью, струи воды вдруг потеплели, а чьи-то руки легли на мои плечи.

И — о чудо! — нежные прикосновения прогоняли боль и жар, возвращая сознание, ощущения и... ненависть. Я знала, чьи это руки. Проклятый Снейп! Но про себя молилась, чтобы он не останавливался. А потом я почувствовала, как горячие губы прикоснулись к шейному позвонку, согревая его посасыванием. Волны наслаждения разливались по коже, я оживала от ласки самого ненавистного мне человека. И уже осознавала, что расскажу и сделаю всё, что он захочет, лишь бы нежные прикосновения и горячие поцелуи не заканчивались.

— Бедная девочка. — Я не узнавала глубокий бархатный баритон. — Гордая и смелая.

В его голосе не было насмешки или презрения, лишь сопереживание и нежность.

Моё сознание совсем прояснилось, и я могла критически оценивать происходящее. Но все возражения взбунтовавшейся совести отправляла подальше: я наслаждалась отсутствием боли и эйфорией от близости Снейпа. Снейпа, Мерлин мой, Снейпа!

Он приподнял меня за плечи и развернул лицом к себе. Глядя на него сквозь струи воды, я любовалась. Прилипшие к худому, с большим носом лицу волосы, поджарое тело, огромный от возбуждения член, горящие диким блеском глаза...

Почему я всегда считала его некрасивым?

Он всё ещё держал меня за плечи, поглаживая чуть шершавыми подушечками пальцев. Не отпускай меня никогда. Я посмотрела в его глаза и тут же почувствовала чужое присутствие в своей голове. Не злобное и разрушающее, не приносящее боль и стыд, а осторожное, деликатное и бережное.

Это точно Снейп?

Он листал мои мысли, а я как будто со стороны наблюдала за ним.

Я сижу в Большой Королевской библиотеке Лондона, склонившись над энциклопедией. Книга открыта на странице, где один из заголовков: «Бесконечность в математике». На следующей странице — «Бесконечность в философии». Я читаю и смеюсь. И тут же начинаю записывать в обычную маггловскую тетрадку.

Следующее воспоминание, на котором остановился Снейп, — работа над статьёй.

Я дома, занимаюсь сочинительством. Мой взгляд мечтательно скользит по стене, я грызу кончик пера и улыбаюсь. Снейп подходит и заглядывает мне через плечо, читая написанное. Я проделываю то же. Пергамент покрыт ровными строчками мелких букв, многие фразы зачёркнуты. А над ними ремарки другим цветом. Снейп внимательно разглядывает пергамент, затем отходит от стола в задумчивости...

Он разорвал контакт, но выражение его лица не изменилось.

— Значит, ты не обманывала. Статья — чистой воды фантазия.

Я бы много чего рассказала ему о той статье, но мне было некогда. Прикасаясь к Северусу, я наслаждалась гладкостью его кожи и шелковистостью волос. Его глаза приблизились, и я утонула бы в их глубине, если бы не сухие требовательные губы, прильнувшие к моему рту. Я пила его, смакуя каждый глоток, полностью осознавая, что это — Северус Снейп, человек, которого я ненавижу больше всего в жизни. Но мне было всё равно.

Он хотел меня, и ему нравилось всё, что между нами происходило. Но если им руководили инстинкты, то я была одержимой. Мне хотелось всего и сразу: отдаться и попробовать на вкус, услышать его стоны и рассказать, насколько хорошо мне.

Целуя и лаская Северуса, я задумалась о недостатках человеческой анатомии. Если бы помимо рук, ног, языка и члена у Северуса была ещё пара десятков тентаклей, сколько новых вариантов для совокупления открылось бы для нас...

Я погладила его твёрдый от возбуждения член, шёлковый на ощупь, с влажной от сока головкой. Когда мои пальцы сомкнулись, сжимая его плоть, Северус со стоном задвигался навстречу моей ладони. Мне нестерпимо захотелось узнать, каков он на вкус. Поэтому, недолго думая, я отстранилась от Снейпа, разорвав поцелуй. С жадностью облизывая пальцы, я терялась в ощущениях — Северус казался мне невероятно вкусным. Я ясно понимала, что это наваждение, вызванное зельем, что Снейп — враг и я его ненавижу. Но не собиралась ничего делать, чтобы прервать это безумие, а вернее — не могла.

А ещё казалось, что Снейп тоже под воздействием чего-то возбуждающего: вместо наглого ублюдка я наблюдала нежного, страстного и нетерпеливого любовника.

После небольшой дегустации, которая так мне понравилась, Снейп из нетерпеливого превратился в обезумевшего. Он почти грубо выволок меня из ванны и торопливо отнёс в комнату, чтобы бережно, как хрупкое сокровище, положить на кровать. Северус тяжело дышал, а глаза потемнели так, что в них перестал отражаться свет.

А потом я узнала, что такое высшее, прежде недосягаемое для меня наслаждение: голова Северуса опустилась между моих ног.

С трудом я помню, как тогда он выглядел и что проделывал со мной. Мне трудно описать последовательность и механику тех ласк. В голове что-то щёлкнуло, и я прозрела: мы с Северусом знаем другу друга не первую жизнь. Только не дано нам быть вместе...

Однако осознала всю глубину наслаждения только тогда, когда Северус вошёл в меня, потому что забыла кто я, что я и где...

...чтобы спать вечным сном, вновь познать Великий Покой, нескончаемое блаженство, слушать песни, которые поют звезды на берегу великого океана...*

Не могу сказать, сколько длилось моё путешествие к истокам мироздания. Одну секунду, вобравшую в себя флюктуирующее пространство перед большим взрывом, или бесконечность, подчинённую не законам математики, философии или магии, а лично моим.

И только когда Северус в изнеможении опустился рядом, прижавшись влажным лицом к моему плечу, я смогла вернуться. Однако возвращение было болезненным: память о недавних переживаниях не исчезла.

Память.

Я вспомнила слова Северуса о том, что когда всё закончится, он сотрёт мне память.

— Не надо, — просипела я.

И замолчала, испугавшись своего голоса. Он был сорван, и я лихорадочно вспоминала, когда я так кричала.

— Что не надо? — Северус поднял голову и посмотрел на меня ошалелым взглядом.

— Пожалуйста, не стирай мне память!

Он немного помолчал, внимательно разглядывая моё лицо.

— Так будет лучше.

— Для кого?

— В первую очередь — для тебя.

— Не надо за меня решать.

Я говорила с большим трудом, во рту стало сухо, но необходимость убедить Северуса заставила меня продолжить.

— Никогда... никому... ничего... не скажу о тебе. Клянусь.

Он невесело усмехнулся:

— Придёт время, и ты захочешь забыть, но будет поздно.

— Не захочу, поверь.

Вместо ответа он поцеловал ложбинку между грудей, и болезненное, испепеляющее желание вернулось. Я снова была полна сил. Разум, гордость и ненависть уступили всепоглощающей страсти...

* * *

Сколько это длилось, мне трудно сказать. Всё было так же остро и захватывающе, как в первый раз. И снова вернулось убеждение в том, что я очень давно и хорошо знаю Северуса.

Но даже волшебным организмам необходим отдых. Только на Северуса это правило не распространялось: он был неутомим. Вероятно, Снейп умел задерживать оргазм и полностью сосредоточился на моём наслаждении.

Однако после каждого нового оргазма я всё труднее выныривала на поверхность реальности. В какой-то миг мне показалось, что моя сущность разделилась на две половинки. Одна осталась внутри тела, а другая вырвалась из материальных оков, чтобы воспарить. Эта рвущаяся на свободу часть напоминала воздушный шарик, привязанный к телу за тоненькую ниточку.

Из-за раздвоения я была уверена, что наблюдаю за Северусом сразу из двух измерений: глазами и изнутри шарика.

Я молчала. Не было даже сил попросить Северуса остановиться.

Но он понял. Этот, мой Северус, вообще был совсем другим человеком: нежным, понимающим и, как ни странно, невероятно привлекательным.

Из двух измерений я следила за тем, как он встал с кровати. У Северуса оказалось потрясающее тело: худое, поджарое, тонкое и гибкое, как у подростка. Он повернулся спиной, и я смогла оценить красоту и упругость его ягодиц. А ещё совсем недавно мой бесстыжий язык с упоением блуждал между ними...

У Северуса была очень бледная, словно намазанная белилами кожа, нежность которой я уже почувствовала раньше. И только на спине, бёдрах и ягодицах она поменяла цвет на синий и красный: тёмные следы, оставшиеся от пальцев и зубов, и яркие зигзаги царапин.

Меня затопила нежность к Северусу Снейпу — человеку, которого я раньше ненавидела.

Снейп потянулся и достал глиняный флакон. Скорее всего, там было зелье. Но какое?..

Северус подошёл ко мне и сел у изголовья. Он смотрел на меня так, как будто я — реинкарнация Лили Поттер. Я знала, что произойдёт сейчас — он сотрёт мне память, — но сил не было даже пошевелиться. Я закрыла глаза, чтобы Снейп не заметил слёзы.

Если бы можно было вернуть всё назад...

— Гермиона, — прошептал Северус, — выпей.

Он нежно поцеловал, языком приоткрыв мой рот. Распахнув глаза, я следила за тем, как его рука с флаконом медленно приближается. Я понятия не имела, что это за зелье, но послушно сделала глоток — сил бороться не осталось.

После мне показалось, что теперь вся моя сущность переместилась в шарик, привязанный на ниточку к телу. Какое-то время я смотрела на Северуса глазами шарика, а потом ниточка истончилась и... порвалась.

Я испытала двойственные чувства, когда полетела вверх, к солнцу. Ощущение свободы и лёгкость были пьянящими, но к радости примешалась толика горечи. Последнее, о чём я подумала:

Ты всегда травишь своих любовниц?..

Прим:

*Фраза принадлежит Р. Желязны.

Саундтрек к третьей части:http://poiskm.ru/artist/145637-Arefeva#play-4