Severus (джен)

День, который Северусу суждено было запомнить на всю жизнь, начался как обычно.

Проснувшись с восходом солнца и наспех перекусив остатками вчерашнего ужина, мальчик выбежал из дому, пряча под курткой "Тайные истории магической Британии".

Через четверть часа он был уже в своём убежище под старой ивой, но, вопреки обыкновению, не стал устраиваться с книгой на поваленном дереве. Сегодня у него были другие планы: по крайней мере, на первую половину дня.

Вчера, копаясь в старых вещах на чердаке, он нашёл треснувшую бамбуковую удочку, несколько обрывков лески и жестяную коробку с крючками. Внимательно изучив находки, Северус обнаружил, что если куски лески связать, а потом подержать узелки над горящей спичкой, можно соорудить приемлемую снасть. Крючки также оказались вполне ничего: под слоем ржавчины обнаружилась довольно неплохая сталь. Раздобыть грузило и вырезать из куска пенопласта поплавок труда не составило, а в грядках на заднем дворе полно червей. Так что утро Северус намеревался посвятить рыбалке. А то, что раньше такими вещами ему заниматься не приходилось, лишь подстёгивало азарт. Вдруг на его крючок попадётся большая рыба? Может быть, это будет даже сом!

Прибыв на место, Северус снял куртку, бережно завернул в неё драгоценную книгу и положил в небольшое углубление под упавшим деревом. Сам же, насадив на крючок червя, устроился неподалёку и стал ждать.

Конечно, Северус знал, что ловля рыбы требует терпения, но надеялся, что поймает свою рыбу до полудня. Однако время шло, солнце поднималось всё выше и выше, а поплавок даже ни разу не дрогнул! Тогда Северус решил, что вовсе незачем терять столько времени попусту, если можно совместить два дела. Ведь если привязать удочку к дереву, то можно будет освободить руки — это ничуть не помешает ему наблюдать за снастью! Тогда он сможет читать, а время пойдёт быстрее.

И действительно, теперь ловить рыбу стало гораздо интереснее.

Однако ласковое тепло, мелодичное журчание воды в ручье, тихий шелест листьев над головой быстро призвали сон. Неслышно ступая, он подкрался к мальчику и поймал его в свои сети. Не прошло и получаса, как темноволосая голова медленно склонилась на грудь, глаза закрылись, и вот уже единственным читателем старого фолианта остался ветер, беспрепятственно листавший пожелтевшие от времени страницы. Впрочем, непоседе-ветру это занятие довольно скоро наскучило, и, растрепав напоследок смоляные кудри, он умчался прочь в поисках новых забав.

Когда Северус открыл глаза, солнце уже миновало зенит и продолжало свой путь на запад, но вовсе не жаркие лучи, пробивавшиеся сквозь завесу листвы, разбудили его. Это были негромкие, мелодичные звуки, сплетавшиеся с песней ручья. Некоторое время он прислушивался, пока не понял, что звуки эти рождены не природой, а человеком. Кто-то тихо напевал, и Северус принялся моргать, чтобы разглядеть неизвестного певца, а точнее... певицу.

Ею оказалась невысокая хрупкая девочка с длинными, почти до пояса, рыжими как пламя, волосами. Она стояла прямо посреди ручья, и вода доходила ей до середины икр. Налетевший внезапно порыв ветра подбросил пряди, и они взлетели вверх своевольными языками, ещё более усиливая сходство. В какой-то момент находившемуся на грани сна и яви Северусу показалось, что он и впрямь смотрит на огонь, только от девочки исходил не жар, а сила. Всё её существо излучало магию, которую он ощущал каждой клеточкой своего тела. Маленькая волшебница — а в том, что это была именно волшебница, Северус не сомневался — напевала и, стоя на одной ноге, в такт болтала другой в воде. На ней было надето простое белое платье, судя по всему — довольно длинное, потому что подол намок, вынудив девочку подобрать его выше колен.

В какой-то миг Северус подумал, что продолжает спать и видит сон. Он помнил, что перед тем, как уснуть, читал историю волшебницы Мелюзины, которая могла превращаться в красную рыбку с золотыми чешуйками, а выходя на берег, снова становилась девушкой. "Нет ничего удивительного в том, что мне снится то, о чём я читал", — рассуждал Северус, продолжая сквозь полуопущенные ресницы рассматривать необычную гостью.

Тем временем та перестала петь и низко наклонилась к воде, словно пытаясь разглядеть что-то на дне ручья. Её волосы скользнули вниз, совершенно скрыв при этом лицо и подарив взору мальчика невиданное зрелище пламени, которое не гасит вода. "Должно быть, она разглядывает своих подданных — маленьких рыбок, — подумал он, и вдруг его осенило: — а что если она тоже сейчас превратится в одну из них?" Северус перестал дышать и широко раскрыл глаза, не желая упустить момента превращения. Казалось, даже ветер прекратил шептаться с ивой и тоже замер в ожидании чуда. На мгновение над рощей воцарилась звенящая тишина, которую безжалостно разорвал крик, показавшийся Северусу оглушительным:

— Лили! Где ты, Лили?

Северус вздрогнул. Голос был неприятным и резким, а главное — он разрушил тайну.

Волшебство оказалось иллюзией, рассыпавшейся на тысячи осколков. Северус остро ощутил горькое разочарование и досаду. С изумлением он смотрел, как из окружавших ручей зарослей выбежала тёмно-русая девочка в желтом платье. Она была повыше той, которую Северус принял за Мелюзину и, вероятно, немного постарше. Но главное — в ней не было ни капли магии.

Кто эти девочки? Вряд ли они сёстры... Хотя старшая может быть просто сквибом. Северус знал, что у волшебников иногда рождаются дети, лишённые магического дара. Кто их родители? Почему он не видел их раньше?

Пока он задавался всеми этими вопросами, девочка в жёлтом платье решительным шагом прошествовала к воде и остановилась у самой кромки, уперев руки в бока.

— Вот ты где, Лили, — сказала она важно, — мама велела, чтобы ты сейчас же шла домой.

Рыжеволосая девочка неторопливо обернулась, но ничего не ответила. Тогда другая, видимо, посчитав, что нужно добавить своим словам убедительности, произнесла:

— Я не удивлюсь, если тебе не разрешат завтра вообще выходить из дому.

Некоторое время та, которую звали Лили, продолжала молча смотреть на собеседницу, а потом, не проронив ни слова, вышла из ручья, взяла в руки сандалии, которые Северус до сих пор не замечал, и, гордо подняв голову, пошла по тропинке, ведущей из рощи к главной улице их городка. А та, что была постарше, скорчив кислую рожицу, отправилась вслед за ней, и скоро обе скрылись из виду.

Некоторое время Северус смотрел в ту сторону, куда ушли девочки. Потом медленно встал и подошёл к месту, где стояла Лили. Вода быстро смывает все следы, и на чистом желтом песке, покрывавшем дно ручья, не осталось ни единого доказательства того, что всё увиденное им происходило на самом деле. Постояв и посмотрев немного на стайку резвящихся крохотных рыбок, Северус вздохнул. Затем повернулся, неспешно подошёл к оставленному месту и сел, снова прислонившись спиной к стволу ивы. Волшебство, еще несколько мгновений назад казавшееся реальнее самой реальности, растаяло в один миг, оставив внутри странный холод. Несмотря на жаркий летний день, ему стало зябко и он закутался в отцовскую куртку.

Книга лежала на земле, но читать не хотелось, а рыбалка больше не представляла никакого интереса. И хотя взгляд его был устремлен на пожелтевшие страницы, он всё ещё видел рыжеволосую девочку в белом платье...

* * *

Этой ночью, также как и следующей, она ему не приснилась. В последнее время Северус вообще перестал запоминать свои сны, что было довольно необычно, ведь, как правило, его ночи были полны ярких видений. Теперь в них вошли тишина и пустота. Дни тоже стали какими-то иными. Прежние занятия и даже "Тайные истории магической Британии" казались уже не такими увлекательными. Порой Северус ловил себя на том, что грезит наяву. Даже Эйлин заметила, что он ведёт себя не так, как всегда, и несколько раз её изучающий взгляд останавливался на сыне. А когда после ужина, вместо того чтобы как обычно убежать в свою комнату, он застыл на своём табурете, задумчиво уставившись в пространство перед собой, она спросила:

— Что с тобой, Северус?

От неожиданности он вздрогнул и попытался стряхнуть с себя оцепенение.

— Что?

Подойдя вплотную, Эйлин положила ему руку на лоб.

— По-моему, у тебя лихорадка, — строго сказала она. — Иди к себе, я сейчас принесу зелье.

Северус не стал сопротивляться и послушно поднялся в свою комнату, тем более что он в самом деле ощущал себя как-то странно. Голова немного кружилась, щёки горели, и лечь в постель было приятно.

Несмотря на то, что обычно Эйлин старалась не прибегать к магии в быту, лечиться маггловскими средствами в этом доме было не принято. Когда она или Северус болели, Эйлин доставала из шкафчика, стоявшего в её комнате, пузырьки с зельями и выбирала подходящее данному случаю. Иногда она смешивала их в специальном флаконе со шкалой на боковой поверхности, тщательно отмеряя необходимое количество того или иного компонента.

Северус подозревал, что запасы зелий мать возобновляет сама, потому что в определённые дни она могла на сутки запереться в одной из подвальных комнат дома, куда ему ещё ни разу не удалось проникнуть. Судя по тому, что именно туда она шла сразу после того, как возвращалась с новым запасом трав, которые предпочитала собирать сама, в этой комнате размещалась её лаборатория.

Северус не раз просил Эйлин позволить ему зайти туда, но всякий раз она отвечала отказом.

Теперь же, устроившись под одеялом и ожидая возвращения матери, он строил догадки: найдёт ли Эйлин требуемое зелье в шкафу или нужно будет готовить смесь? А может быть, она не обнаружит ничего подходящего, и ей придётся спуститься в лабораторию? Судя по тому, что с тех пор, как она приказала ему идти наверх, прошло не меньше десяти минут, это было очень возможно. Северус едва удержался от искушения потихоньку спуститься и посмотреть, открыта ли дверь под лестницей. Если да, он мог бы заглянуть хотя бы в щёлочку...

Ещё некоторое время прошло в мучительной борьбе любопытства и осторожности. Северус уже был готов признать победу первого, как в комнату вошла Эйлин. Поджав губы, она поставила на прикроватный столик стакан, в котором радужно переливалось что-то похожее на желе. Судя по её недовольному виду, ей пришлось спускаться в лабораторию в то время, когда отец был дома, а она обычно старалась не напоминать лишний раз мужу о том, что она — волшебница. «Значит, скандала не избежать, — с тоской подумал Северус, — а может быть, они уже поругались».

* * *

С того момента, как Северус впервые увидел Лили, прошло два дня. Всё это время он отчаянно боролся с желанием снова пойти в рощу и посмотреть, не придёт ли та необычная девочка. Главным аргументом против того, чтобы совершить такой позорный для волшебника поступок, как слежка за магглами, было нежелание испытать чувство глубокого презрения к себе, которое неизбежно последует после. Ему и так хватало поводов для плохого настроения. Каждый раз, просыпаясь в своей неуютной комнате, Северус ощущал глубокое отвращение ко всему, что его окружало, — эти стены, казалось, дышали холодом и равнодушием.

Чем старше становился Северус, тем более крепла неприязнь к родительскому дому. Уже название улицы, на которой он стоял, казалось, не сулило ничего хорошего его обитателям.

Тупик прядильщиков, Паучий тупик.

Северусу было около восьми лет, когда ему внезапно открылся его жуткий смысл. Он был липким и серым, как тенета, затягивающие попавшую в них жертву, чьи порывы к свободе лишь ускоряют жуткую развязку. Помнится, тогда Северус подумал, что это может стать плохим знаком. Но он не хотел чувствовать себя никчемной мухой, он даже дал себе слово сделать всё, что от него зависит, что угодно, только бы вырваться из паутины, которую соткала для него судьба. Помнится, принятое решение немного успокоило его, но вскоре Северус наткнулся в какой-то книге на греческую легенду о мойрах — уродливых, древних старухах, прядущих судьбу смертных, и ужас вернулся к нему с новой силой. Как-то они даже приснились ему. Он видел старшую. Она медленно наматывала серую нить на жёлтые скрюченные пальцы. Через какое-то мгновение, заморозившее кровь Северуса и показавшееся ему бесконечным, старуха подняла голову и, глядя ему прямо в глаза, сказала: "Видишь эту грубую нить, мальчик, — это твоя судьба, так что не мечтай о звёздах".

Северус проснулся в холодном поту, охваченный чувством безысходности. В самом деле, как он смеет мечтать о свете, когда его доля — грубая серая нитка... Но что-то, сидевшее глубоко внутри него, сказало: "Ты можешь стать кем пожелаешь, если отважишься. Не сдавайся!"

* * *

Прошло ещё несколько дней, а рыжая девочка почему-то не забывалась, хотя Северус всеми силами пытался отвлечься, погружаясь в любимые книги. Но, несмотря на все меры, он всё-таки думал о Лили. И вот простое тому доказательство: забежав на кухню, чтобы найти съестное и застав там Эйлин, которая что-то перебирала в шкафу, он вдруг выпалил:

— Мама, у магглов могут рождаться дети-волшебники?

Руки Эйлин замерли, и в кухне на мгновение воцарилась тишина.

— Откуда ты взял подобную чушь? — резко спросила она, продолжив прерванное было занятие.

— Я видел, — просто сказал Северус. — Недалеко от нас живёт девочка. У неё сестра — маггл, а я... — он вдруг запнулся.

Мать обернулась и пристально посмотрела на него.

— Не смей приближаться к ней, — сказала она, в ее голосе послышалась угроза.

Северусу эти интонации были хорошо знакомы. Обычно они означали, что в случае неповиновения его ожидают неприятности. Но, несмотря на то, что намёк был ему понятен, мальчик упрямо наклонил голову, не собираясь так легко сдаваться.

— Почему? — спросил он.

— Потому что волшебники нашей семьи не общаются с грязнокровками, — прошипела Эйлин, впиваясь глазами в лицо сына.

Северус прекрасно знал, что так называют выскочек из неволшебных семей, которых природа почему-то пожелала наградить магическимим способностями. В чистокровных семьях, подобных той, из которой происходила Эйлин, к ним относились с презрением, считая второсортными созданиями, не намного лучшими, чем домовые эльфы. "Тогда почему она вышла замуж за маггла?" — в очередной раз задал он себе вопрос, логичный ответ на который в голову не приходил.

— А по-моему, она как раз самая подходящая компания для полукровки вроде меня, — сказал Северус, с вызовом посмотрев в глаза матери. — Ведь моя кровь тоже наполовину грязная!

Губы Эйлин побелели от ярости.

— Дерзкий выродок, — выкрикнула она, — как ты смеешь перечить матери! Если бы я сама не родила тебя, ни за что бы не поверила, что ты мой сын!

"Я бы тоже не поверил, если бы зеркало не напоминало мне об этом всякий раз, когда я в него смотрюсь", — со злостью подумал Северус, резко отвернувшись и выбегая из кухни. Вихрем взлетев по шаткой лестнице, он заперся в своей комнате.

Забравшись с ногами на кровать и чувствуя, как внутри него всё кипит от гнева, Северус погрузился в невесёлые мысли.

Действительно, обычно Эйлин предпочитала не вспоминать о том, что у неё есть сын. Её совершенно не трогало во что он одет и накормлен ли он, не говоря уж о том, чтобы интересоваться его чувствами. Когда Северус был ещё мал, он часто плакал в своей кроватке оттого, что уложив его, Эйлин уходила к себе, не обращая внимания на просьбы посидеть с ним немного или хотя бы оставить включенным свет. Тогда он сжимался в комок под тонким, почти не дававшим тепла одеялом, дрожа от холода и страха. Он был уверен, что, наверное, в чём-то виноват, если мать сердита на него. Иногда ему удавалось убедить себя в том, что если он будет вести себя хорошо, Эйлин обязательно обнимет его и, может быть, посидит с ним вечером перед сном.

Так продолжалось довольно долго, пока однажды мальчик не понял, что просить, плакать, стараться заслужить расположение матери бессмысленно. Что бы он ни делал, это не заставит мать изменить к нему отношение. "Наверное, это со мной что-то не так", — говорил он себе. Но и самовнушение не помогало принять очевидное. Несмотря ни на что Северус верил — однажды всё изменится...