Влюбленный волк - уже не хищник (гет)

Дыхание сбилось, бежать дальше совсем не было сил. Но нужно было. Гарри сказал, что «если мы не успеем, то попадутся все». Гермиона, отчаянно пытаясь добежать до башни Гриффиндора, все более снижала скорость. Однако бежала она уже достаточно долго, чтобы скрыться от Инспекционной дружины. Ее путь пролегал через восьмой этаж, где находился кабинет прорицаний, чтобы запутать и сбить со следа преследующих. Гермиона спустилась на седьмой этаж, где уже через два поворота должен был показаться портрет Полной Дамы, но... Девушка резко врезалась в Крэбба. Тот грубо встряхнул ее, словно тряпичную куклу, и поволок в обратную сторону, к Выручай-комнате, где все и началось. Гриффиндорка изо всех сил брыкалась, пыталась достать палочку, но безуспешно. Тупое, совершенно монолитное выражение лица Крэбба с гнусной ухмылкой на нем не предвещало ничего хорошего. К удивлению Гермионы, он потащил ее через какой-то потайной ход, неизвестный ей. А значит, он был неизвестен и близнеца Уизли. Крэбб нарочно закрыл ей глаза, чтобы Гермиона не видела, где они находятся. Через толстые как сардельки пальцы огромного слизеринца Гермиона успела разглядеть абсолютно пустой портретный проем, а после — темнота. Очевидно, это какой-то ход в стенах, причем совершенно не освещенный. Крэбб убрал руки с лица Гермионы, споткнулся, а гриффиндорка, воспользовавшись моментом, изо всех сил ударила его локтем в лицо. Слизеринец взвыл, отпустив свою пленницу, а та со всей мочи понеслась в сторону выхода и...врезалась в слизеринца во второй раз за сегодняшний день. И снова всеми силами она пыталась освободиться, сбросить с себя грубую хватку, но не тут то было. Она закричала, а слизеринец, лица которого разглядеть не удалось, поспешно зажал ей рот рукой.

— Хватит, не брыкайся! — зашипел на нее студент, вытащив палочку и направив ее в ту сторону, откуда прибежала Гермиона. Ей подумалось, что он, скорее всего, думает, будто она бежала еще вместе с кем-то, а потому не вняла просьбе слизеринца, продолжая отчаянные попытки высвободиться.

— Я же сказал! — почему-то шепотом говорил он. — Я ничего тебе не сделаю. — От удивления гриффиндорка даже перестала сопротивляться. Но кто, в самом-то деле, поверит слизеринцу?

— Остолбеней! — вскрикнул он, направив палочку в сторону показавшегося из-за поворота Крэбба. Тот упал навзничь, не успев и рта раскрыть. Да, реакция у нападающего была отменная. Гермиона, раскрыв рот, наблюдала за тем, как Крэбба отволакивают к стене, сажают его, на минуту оживляют, а затем корректируют ему память! Причем так, что он будет считать, что вовсе не видел и не гнался сегодня за Гермионой Грейнджер, что не видел, как его оглушил Теодор Нотт. Тем временем последний справился с огромным слизеринцем и подошел, наконец, к до смерти пораженной девушке.

— Почему ты это сделал? — слова вылетали так медленно, будто время постепенно останавливалось, сила притяжения перестала действовать, а по лицу Нотта вообще невозможно было определить, действуют ли на него законы физики.

— Ты сама знаешь, почему, — пожал плечами слизеринец, усевшись рядом с Гермионой и прислонившись к стене. Та спешно отодвинулась от него.

— А ты наверняка понимаешь, что я тебе не верю, — здравая мысль, не находите? — гриффиндорец в здравом уме никогда не поверит слизеринцу.

— Даже если тот его спас? — саркастически усмехнулся Нотт.

— Ну да, как же, «я спасу его, и он будет мне должен» — вот и вся ваша пресловутая философия, не так ли?

— В некоторой степени ты права, — Теодор пожал плечами, — но в нашем случае должен тебе я.

— То есть ты помог мне только из-за обостренного чувства долга? — язвительно осведомилась Гермиона.

— А чего ты оскорбилась? — урезонил ее Нотт.

— Я...Я не...

— Умоляю тебя, оставь всю эту чепуху, — нотки легкого раздражения и усталости играли в его голосе, он махнул рукой. Гермиона только пожала плечами. Неуверенность и растерянность очерчивали ее позу.

— Гермиона! — послышался вопль Рона, открывшего потайной ход с другой стороны. Послышался топот ног. Очевидно, Уизли искал ее. И нашел.

— Что нам делать? — запаниковал Теодор. Вся его неуверенность и медлительность мешали ему сосредоточиться, чтобы принять единственно верное решение. Выход подсказала Гермиона:

— Когда Рон будет совсем близко, я пошлю рядом с тобой Петрификус Тоталус, и мы с ним уйдем, — шепнула гриффиндорка. — Ты только не шевелись, если не хочешь провести тут пару часов без движения.

— Х-хорошо, — промямлил Нотт.

— Будь здесь же в восемь вечера, — бросила через плечо Гермиона, встав у стены так, чтобы Рон сразу же увидел, как она посылает заклятье в нападавшего. — Мы явно не закончили разговор.

— Не опаздывай, Гермиона, — кивнул Теодор и потер глаза. А Грейнджер от удивления чуть не забыла о плане. Не каждый день слизеринцы называют ее по имени.

* * *

— Так можно узнать, зачем ты меня спас? — скептично спросила Гермиона, скрестив на груди руки. Спустя пятнадцать минут после назначенного времени она стояла у самого выхода из потайного хода. Нотт опоздал. Намеренно или случайно — не важно, оба варианта вполне себе слизеринские. Теодор выглядел усталым, был явно взволнован. Гриффиндорка же вела беседу в наступательном, атакующем характере. Она не боялась слизеринца, хотя тот явно был сильнее ее, причем в магическом плане тоже. Однако Гермиона была спокойна — пока Нотт сообразит, что делать, она успеет добраться до своей спальни. В Лондоне.

— Не думай, что из особо благородных побуждений, — улыбнулся Нотт.

— И в мыслях не было.

— Я знал.

— А я вот до сих пор не знаю, зачем.

— Что зачем?

— Ты меня спас.

— А я разве тебя спас?

— Выходит, что так.

— А что так?

— Прекрати!

— Что прекратить?

— Быть таким мерзким.

— Ладно, — Нотт зевнул.

— Зачем ты меня спас?

— Потому что я тебе должен, а Нотты всегда отдают свои долги.

— Ты? Мне? Должен? — выделяя голосом каждое слово, отчеканила Гермиона.

— Именно, — у Нотта резко активировалась актуальная для слизеринцев в роли хозяев положения снисходительность.

— Я просто не верю тебе, — отвернулась от него гриффиндорка. — Не верю таким, как ты.

— А что, я разве плохой? — притворно удивился Нотт. Он и не думал подходить ближе к Грейнджер. Ей надо поговорить — значит, она услышит его.

— Как будто ты сам не знаешь, о чем я говорю.

— Вот видишь, а корчила из себя дурочку, — Теодор театрально всплеснул руками, — ты тоже знаешь, за что я тебе должен.

— За молчание? — спустя некоторое время спросила его Гермиона. Нотт только хлопнул в ладоши, сохранив на лице циничную мину. — Так это правда?

— Правда.

— Теодор, я... — Гермиона нерешительно повернулась в его сторону. Нотт выглядел как-то обескуражено, но в то же время хотел казаться хозяином положения, держащим ситуацию под контролем. Однако удивление его достигло предела: он нахмурил лоб, когда Грейнджер сделала маленький шажок в его сторону. Нотт открыл рот, пораженный, что Гермиона не убежала прочь. Узнала, что он оборотень, и ничего?!

— Что ты? — рявкнул Нотт. И морщины на его лбу разгладились: удивление быстро прошло, когда гриффиндорка испуганно отшатнулась. Он протянул к ней руку, но та стремглав бросилась к двери и скрылась, громко хлопнув ею. Под звук ее громких шагов Теодор прислонился к стене и медленно опустился вниз. Зачем родители научили его говорить?

* * *

В камине уютно потрескивал огонь. Ученики постепенно расходились по своим спальням, и только избранные оставались в гостиной за уроками. Даже Фред и Джордж уже свернули свою рекламную акцию по продаже Забастовочных завтраков, которые пользовались необычайной популярностью. Когда они появлялись в гостиной Гриффиндора, их со всех сторон облепляли ученики со всех курсов, начиная от первого и заканчивая седьмым. Сквозь толпу виднелись только их рыжие макушки, покачивающиеся от смеха. В восторге были все, кроме Гермионы, сейчас склонившейся над толстенным учебником по нумерологии. Объяснения профессора Вектор потонули в тумане сегодняшней усталости и неожиданного признания Нотта. Этот слизеринец выбил Гермиону из колеи, причем уже второй раз. И оба эти раза связаны с его...сущностью. Как же все нелепо вышло! Он оборотень, да, но и обычный человек тоже! Почему ему должны доставаться все эти шишки? Парню просто не повезло. Жизнь Теодора и так, считай, наполовину загублена. Как жить с этим, Гермиона не представляла. И она так корила себя, что испугалась его неожиданного вскрика. Ведь хотелось подойти к ближе, чтобы поддержать, дать ему понять, что он не один, что может доверять ей. Можеть быть даже просто обнять его. Но нужно ли ему это? Ведь это чувство — вовсе не жалость, а желание помочь. Но это его удивление, приподнятая бровь, рассеченная шрамом, нахмуренный лоб, а потом хриплый вскрик «Что ты?!». И стало страшно. Гермиона знала по профессору Люпину, что агрессия у оборотней частенько выплескивается наружу. Они с трудом контролируют свои эмоции. У Люпина не всегда получалось, что говорить о Нотте. Сколько с этим живет профессор ЗОТИ, и сколько — Теодор. Вещи разные.

Тем не менее, Гермиона, оставшись одна в гостиной, громко захлопнула учебник и встала из-за стола. Через пару минут гостиная опустела, и послышался недовольный, сонный голос Полной Дамы: кто-то покинул гостиную Гриффиндора.

Конечно, это была Гермиона. Влекомая неизвестным чувством, имеющем в маггловском мире аналог «преступник всегда возвращается на место преступления», она направилась в злосчастный потайной ход, в котором сегодня открылась правда. И Гермиона действительно ощущала себя в некотором роде преступником, виновным. Ведь она испугалась, отшатнулась, не приняла вдруг открывшегося ей Нотта. Наверняка он не может признаться никому из слизеринцев — в этом гадюшнике спасу ему после такого не будет, хоть он и чистокровный, из древнего и баснословно богатого рода. Интересно, откуда он знает, что Гермиона догадалась? Возможно, ему сказал профессор Люпин, прозрачно намекнув, что стоит опасаться знаний со стороны особо умных гриффиндорцев женского пола. Выбор тут невелик.

Грейнджер почувствовала себя еще более виноватой, когда оказалась в потайном ходе. Тихо шепнув: «Люмос!», она направила палочку вглубь небольшого, но достаточно широкого коридора, образующего посередине нечто вроде комнаты. В ней стояло трансфигуриванное (или же попросту принесенное) темно-зеленое бархатное кресло с ножками и подлокотниками из красного дерева, на котором мирно посапывал Теодор Нотт. Ноги его были вытянуты, а руки лежали на подлокотниках кресла. Голова была повернута в сторону того выхода, откуда пришла Гермиона, что позволило ей поближе рассмотреть слизеринца. Его чуть вьющиеся черные волосы ниспадали на лоб, прикрывая небрежный росчерк шрама на брови, а уголки губ были приподняты, как будто молодому человеку снилось что-то хорошее. Грудь юноши равномерно опускалась и поднималась; дыхание у него было ровным и спокойным. У спящего слизеринца был поистине умиротворенный вид. Однако знай девиз Хогвартса — не буди спящего дракона.

— Грейнджер, я знаю, что ты тут, — приоткрыл один глаз Нотт.

— Извини, — слегка замялась Гермиона, — я думала, что ты спишь.

— Уже нет. Ты меня разбудила.

— А что, полноценный сон не входит в обычный распорядок дня оборотня?

— Только не у такого, который скрывает это всех, — Нотт встал с кресла.

— Ты знаешь, я поняла, что это не страшно, — выпалила Гермиона. — Ведь все люди разные, и у каждого свои причины быть другим. Мы должны помогать друг другу. Прости, что я так отреагировала.

— Ничего, я и так все понял, — самоуверенность Теодора не покидала, — с самого начала.

— Это хорошо, — Гермиона опустила голову. Нотт подошел ближе.

— Спасибо тебе, — шепнул Нотт, приобняв девушку. — Я рад, что все получилось именно так.

Он неслышно вышел из хода, оставив Гермиону одну. На лице ее сияла улыбка.

* * *

— Гермиона, что это за сова? — возмутился Рон, на которого птица громко ухнула. — Она все время к тебе летает, вот уже месяца два. Каждый чертов день.

— Ты преувеличиваешь, Рональд, — спокойно ответила гриффиндорка, но покраснела, отвязав от лапки совы послание.

— Это что, все от Вики?

— Какого Вики? — не поняла девушка.

— Я о Краме, — процедил рыжий.

— Нет, что ты! — рассмеялась Гермиона. — Венн летает поближе.

— Так от кого она?! — под Ронов крик Грейнджер удалилась к себе в спальню, развернув, наконец, письмо. К слову, это была маленькая записка. Витиеватым почерком на нем было выведено: «Каждый четверг в восемь вечера в потайном ходу. Звучит по-дурацки, но не знаю, как еще написать. Т.Н.».