Небытие (гет)

Сильней страдают те, чье горе молчаливо.

Жан Расин

Через несколько дней после свадьбы в Ежедневном пророке появилась небольшая заметка об этом событии. В ней сухо говорилось о факте заключения брака, но журналистка в самом конце все-таки упомянула о романе Гермионы с Виктором и предполагаемых отношениях с Гарри. Ее тонко обвиняли в том, что она всегда вовремя умела ориентироваться в ситуации и быстро переключилась с Поттера на его более богатого и респектабельного крестного.

Сириус сжег этот выпуск в камине, а потом долго сидел, безучастно глядя на огонь. Рон ходил хмурый, как туча, и практически не смотрел в сторону Гермионы, предпочитая игнорировать ее. Гарри оставлял для нее джем, искал в библиотеке интересные книги и старался отвлекать разговорами.

Он чувствовал себя виноватым как перед ней, так и перед крестным. Гарри имел свойство казнить себя за все. Он был обычным несчастным мальчишкой, которого война забросила в самый эпицентр. Гермиона порой удивлялась, как он не сломался, не ожесточился, не стал циником и законченным мизантропом, таким, как Снейп.

Сама она чувствовала себя балансирующей на самом краю, готовой сорваться за него в любой момент. Гермиона отбросила мысли о том, что ей нравится наслаждаться ролью жертвы. Конечно, если бы ее заставили, принудили, обращались с ней более жестко, то принять всю ситуацию было бы проще. Но у нее не было такой роскоши, у нее была свобода действий. Ей дали выбор, ей перечислили все варианты и последствия. Выбор девушка сделала сама, в полной мере осознавая все и четко представляя, чего стоит ожидать.

Люди говорят, что желают быть самостоятельными, что им необходимо самостоятельно принимать все решения, особенно те, которые касаются каких-либо ключевых моментов в их жизни, но на самом деле они врут. Быть жертвой обстоятельств, агнцем или просто оставшимся в стороне всегда проще. Это снимает с тебя ответственность, перекладывая ее на кого-то. Если что-то пойдет не так, всегда будет человек, которого можно обвинить в неприятностях, которые повлекло принятое им решение.

Последнюю ночь пред школой Гермиона провела в кровати супруга. Никакой интимности, просто лежание рядом друг с другом. Оба никак не могли уснуть. Каждый из них ворочался с бока на бок, тяжело вздыхал и кутался в одеяло, но так и не засыпал. Через какое-то время они решили, что лучшим вариантом будет просто поговорить. Сириус, хоть всегда пренебрежительно относился к своему роду, знал много о дарах, обрядах чистокровных и их кодексах. Слишком мало подобной информации было прописано где-либо и природное любопытство Гермионы взяло верх.

— Сириус, прости, но передача этих даров супруге через близость слишком уж напоминает распространение венерических заболеваний, — смущенно произнесла девушка.

Блек смеялся очень долго и один раз чуть ли не упал с кровати. Когда он все же смог успокоиться, вытер выступившие слезы и отдышался, то ответил:

— Тут все куда сложнее. Чистокровные семьи крайне редко признают бастардов, потому что Дара у них не может быть по определению, то есть они автоматически становятся тупиковой ветвью рода. Супруг передает дар только своей жене, той, с кем он связан магическими брачными узами, и только она может родить наследника в полном смысле этого слова. Если у ребенка не проявился дар, значит, он был от другого мужчины или, как считали раньше, кто-то в роду супруги не чист кровью. Таких жен с позором изгоняли из новой семьи. Подаренные им способности с разводом тоже исчезали, — Сириус устроился в постели удобнее. — На самом деле магия изначально была настроена на поддержание семьи, рода. Раньше, очень-очень давно, были распространенны гомосексуальные отношения. Нас и так мало, чтобы не оставлять после себя никого. Дары стали тем, что помогало поддерживать ценность верности и разнополых отношений. Позже к этому приплели чистокровность. Охотницы за женихами внимательно смотрят за тем, чтобы у супругов было не только состояние, но еще и наследие рода, иными словами, тот же дар. Глупые они, — мужчина покачал головой. — Надо смотреть на человека. Брак по расчету часто бывает несчастливым.

Гермиона натянула одеяло до подбородка.

— Ты хотел брак по любви?

Сириус опять рассмеялся.

— Если честно, то я вообще не думал об этом. В молодости я был этаким Казановой, позже началась серьезная война, стало не до того, потом Азкабан. А после... Я беспокоился о Гарри и о том, как бы меня не поймали. Женщины просто потеряли для меня значимость. О том, что хорошо было бы иметь свою семью, я задумался только тогда, когда увидел Ремуса и Тонкс вместе. Они выглядели такими счастливыми! Наверное, любовь делает жизнь ярче, даже если за окном война.

В комнате стало тихо. Гермиона совсем не знала, что на это ответить. До этого момента девушка понимала, что и Сириусу не просто в создавшейся ситуации, но теперь она особенно ярко и четко ощутила это. Их брак — еще одна капля в его море отчаяния, боли и страхов. Он захлебывался своей горечью и одиночеством и завидовал Ремусу, который получил свой кусочек счастья. Гермиона понимала его, все его чувства и эмоции.

— Можно, я тебе буду писать из Хогвартса? — тихо спросила она.

Сириус еле заметно вздрогнул.

— Если ты захочешь...

— Захочу, — кивнула девушка, а потом почему-то начала рассказывать про своих родителей, о том, что ей больше не от кого ждать весточки.

Узел внутри стал постепенно распускаться. Гермиона не заметила, как слезы начали течь сами собой, оставляя мокрые дорожки на щеках и принося с собой иррациональное облегчение.

— Я буду писать тебе длинные письма, — пообещал Сириус, приобняв ее. — Хочешь, даже буду копировать какие-нибудь книги или высылать тебе их целиком. Кстати, недавно я наткнулся на формулу трансфигурации человека в хорька. Как только Малфой посмеет открыть свой рот, сразу преподашь ему урок и напомнишь, кем он является на самом деле.

— Заманчивое предложение, — улыбнулась девушка.

Сириус был теплым, уютным и каким-то родным. Под утро им все-таки удалось уснуть.

* * *

Прощания были скомканные. Блек и Гарри долго стояли на платформе и внимательно оглядывали друг друга, будто бы стараясь запомнить каждую отдельную черточку. Гермиону же Сириус быстро обнял на прощание и по-отечески чмокнул в лоб. Такие невинные действия заставили лицо Рона перекоситься в гримасе отвращения. Было больно видеть такую реакцию.

Хотел того Уизли или нет, но им так или иначе придется постоянно контактировать: они стали старостами.

Свободное купе нашлось практически сразу. Гарри сел рядом с Гермионой и ободряюще сжал ее руку. Рон устроился напротив и сделал вид, что постоянно меняющиеся пейзажи за окном интересуют его больше, чем друзья.

Через полчаса пришлось отправиться на собрание старост. Уизли выглядел как раздувшийся самодовольный шар, хотя и дураку было понятно, что его должность не была заслужена. Рон и пальцем не пошевелил для того, чтобы получить значок старосты. Он нигде не прикладывал усилия: ни в учебе, ни в квиддиче. Ответственность и дисциплинированность тоже не были его сильными сторонами.

Дамблдор, скорее всего, не хотел нагружать Гарри еще сильнее. То, что Сириус чуть не умер, а потом и ее свадьба совсем измотали его психологически. Гермиона почувствовала нотку отвращения к Рону из-за его слепоты к близким людям.

Старостами Слизерина были Паркинсон и Малфой. Надменность на их лицах ничуть не уступала Роновской.

Когда Гермиона вместе с Уизли вошла в купе старост, то все взгляды оказались прикованными к ней. Стало противно от их прищуров и странной уверенности в собственных выводах. Все они выглядели так, будто всегда понимали меркантильную сущность девушки и раскусили ее давным-давно.

И это было только начало. Вряд ли в Хогвартсе кто-то откажется от грязных и оскорбительных комментариев относительно ее брака. Ведь так приятно чувствовать себя воплощением благочестия и нравственности на фоне кого-то другого. Судить проще, чем быть осужденным. Никто не разбирается в мотивах и причинах, большинство хватается только за внешнюю оболочку и как шакалы начинают растаскивать всю падаль, до которой только могут дотянуться.

Собрание было в высшей мере скучным и нудным. Лучший ученик монотонно бубнил себе под нос о том, как почетно быть старостой, какое огромное значение имеет значок и как важно соответствовать оказанной чести. Далее шло о нравственной стороне жизни старост, о том, что они должны вести себя так, чтобы другие могли брать пример с них.

На середине вдохновленной речи Гермиона начала осознавать, что вот-вот уснет. Поезд приятно укачивал, монотонное бормотание нагоняло дрему, да и бессонная ночь накануне давала о себе знать.

Распределение дежурств она чуть не пропустила. Если бы Рон случайно не наступил ей на ногу, когда полез уточнять график, она действительно уснула бы. Хоть какая-то практическая польза от него все же была.

Выходя из купе, Паркинсон толкнула Гермиону.

— Ох, извини... Грейнджер, — она театрально развела руки в стороны и усмехнулась.

— Блек, — отстраненно поправила ее девушка.

— Грязнокровка, как ни назовись, все равно останется грязнокровкой. Да даже выйди ты замуж за меня, в твоих жилах не прибавится ни капли чистой крови, — презрительно произнес Драко и сплюнул в сторону, будто бы ему было противно только от того, что он снизошел до того, чтобы что-то сказать Гермионе.

Никого из старост не осталось в коридоре вагона. Все слишком спешили или на дежурство, или для того, чтобы успеть увидеться со своими знакомыми до прибытия в школу.

— Хм... Малфой, даже если бы ты женился на мне, то вряд ли в твоей голове прибавилось бы хоть немного мозга, — девушка пренебрежительно фыркнула.

— Как ты смеешь своим мерзким ртом произносить такие вещи? Ты... ты... мерз ость, по ошибке попавшая в этот мир!

Палочки в руках Паркинсон и Малфоя оказались мгновенно, но Гермиона тоже была быстра. Занятия в ОД не прошли даром, хотя по Защите от Темных Искусств она все равно получила Выше ожидаемого, по другим предметам у нее было Превосходно. Девушка не расстроилась из-за этого. Быть идеальной во всем невозможно.

— Не забывай, что я теперь Блек, — оскалилась девушка. — Безумие — это то, что передается у нас вместе с фамилией.

Гнев и злость наконец-то вырвались на свободу, внутренние демоны торжествовали. Теперь появился повод выплеснуть всю агрессию, что в ней накопилась, всю злость на тех, кто придумал глупый закон.

Гермиона хищно облизнулась и провела палочкой по своим губам.

— Ох... Малфой, забыла спросить, ты уже получил свою татуировку? Или хозяин твоего отца посчитал, что ты не достоин того, чтобы ползать у его ног и целовать его ботинки? Какая печальная участь всех чистокровних — быть заклейменными, как скот, — девушка покачала головой. — Я горжусь тем, что в моих жилах течет маггловская кровь. Мои родители воспитали во мне чувство гордости и уважения к себе, а вы всего лишь чистокровные пресмыкающиеся.

— Заткнись! Заткнись! Заткнись! — проорал Малфой.

Неизвестное проклятие полетело в нее, Гермиона мгновенно выставила щит, но под напором чужой магии он затрещал. Девушка резко присела, и заклятие ударилось в стену за ее спиной, оставив на ней черную паутину.

Тонкие нити старались проникнуть, въестся в поверхность. Так же было и с ее душой: осуждение, косые взгляды и глупые газетные статьи стремились добраться до самой ее сути, покорежить ее, уничтожить, смять.

Безумство, чистое и незамутненное коснулось ее. Ведь можно сделать с Малфоем что-то такое, чтобы после этого больше никто и никогда не позволил себе никаких замечаний в ее адрес из-за опасений, что и их может постичь такая же участь.

Видимо, у Гермионы взгляд стал слишком хищным, потому что Драко вдруг вздрогнул и начал пятиться назад.

Сотни разных проклятий сейчас путались в голове и искушали использовать именно их. Одни болезненные, другие унизительные, третьи весьма специфичные...

Рывок вперед, взмах палочки и в воздухе повис белый хорек, который беспомощно перебирал лапками и верещал. Паркинсон выглядела совершенно растерянной, когда ее товарищ приземлился ей на плечо. Худое тельце зверька дрожало, весь мир казался ему огромным и опасным. В какой-то момент гнев и ярость покинули ее, оставив после себя пустоту и мысли о том, что ее поведение сложно было бы назвать достойным подражания. Потом пришло что-то похожее на жалость к маленькому хорьку, который, по всей видимости, ожидал дальнейшей расправы. Если бы Драко был на ее месте, он не остановился бы на этом.

Малфой слишком бесполезный. Он слабый, бесхарактерный и очень пугливый. Вся его напыщенность не больше, чем попытка защитить себя от всего мира, скрыться в своей капсуле из гордыни и эгоизма, чтобы запрятать свою немощность как можно глубже. У него не было собственных взглядов, только те, что навязал ему отец. У него отсутствовала хитрость или изворотливость, которые, казалось бы, должны являться обязательными качествами слизеринцев. Все его выходки никогда не приносили никаких результатов, он действовал прямо, открыто провоцировал и зачастую сам же от этого страдал. Даже друзей у него не было. Кребб и Гойл пустые болванчики, не способные на что-то еще, кроме исполнения прямых простых приказов. Они не думают о высоких моральных устоях и ценности межличностных отношений. Пока есть тот, кто может указать, что им делать дальше, им не требуется перегружать мозг пространственными рассуждениями.

Мир вокруг Малфоя насквозь гнилой и забитый предубежниями. Он сам и его окружение привыкли ненавидеть магглов только за то, что они не могут колдовать. Но отними у любого волшебника его волшебную палочку, и он становится беззащитнее младенца. Они банально не знают, как зажечь свет или приготовить себе пищу. Магглы достойны уважения уже только за то, что, не имея никаких чудес, смогли создать и постоянно улучшать благоприятную для себя среду обитания: различные бытовые приборы, средства связи и коммуникации. Их мир постоянно развивался и совершенствовался. Волшебники же двигались очень медленно, с ленцой и скрипом. Ученых среди магов всегда было мало, наукой занимались как хобби и между делом.

Малфой был ничтожен в своих жалких потугах унизить ее происхождение. Гермиона гордилась своим миром, который многому ее научил.

Белый хорек прижался к шее паникующей Паркинсон, которая совершенно не знала, что же ей делать дальше.

Гермиона выпрямилась, все еще сжимая палочку в вытянутой руке и нацеливая ее на слизеринку.

— Достаточно, — раздался сзади обеспокоенный голос Гарри.

Он и остальные члены Отряда Дамблдора стояли сзади нее, готовые в любой момент придти на помощь. Видимо, ранее Малфой испугался такого большого численного перевеса, а не ее саму.

Девушка позволила увести ее в одно из купе. Никто из членов ОД не осуждал Гермиону: ни за брак, ни за дуэль. Возможно, у нее все еще оставалось что-то надежное и стабильное в этом мире.

* * *

Первые дни в Хогвартсе были по-настоящему тяжелыми. Казалось, что ее всюду преследовали косые взгляды и перешептывания.

Соседки по комнате, на оборот, стали смотреть на нее с чуть большим уважением. Они всегда считали, что хорошо выйти замуж — это половина жизненной состоятельности любой женщины, вторая половина — рождение детей.

Лаванда даже как-то рискнула спросить у нее на полном серьезе о том, как правильно необходимо себя вести, чтобы привлечь внимание достойного мужчины. Гермионе ничего не оставалось, кроме того, чтобы посоветовать ей поработать над повышением своего интеллекта. Усилий Браун хватило максимум на то, чтобы купить себе очки в строгой оправе и надевать их по вечерам в гостиной, сидя перед камином с какой-нибудь толстой книгой и делать вид, что она читает ее.

— Они тебе завидуют, — как-то сказал Гарри, когда ему надоело наблюдать, как Гермиона дергается от любого шепотка сзади нее.

— Всегда думала, что из нас троих я обладаю хоть какими-то знаниями психологии, а на деле веду себя как законченная идиотка. Может, мне стоит заказать себе успокоительного зелья?

— Ты думаешь, это действительно поможет? — фыркнул Поттер. — Психология тут ни причем, нервные дерганья из-за повышенного внимания к собственной персоне я преодолел уже давно. Через это просто необходимо пройти. Не знаю, как правильно это назвать... Просто наступает какой-то момент, когда тебе становится действительно все равно, что думают другие. Важно только твое собственное мнение о себе и мнение тех, кого считаешь близкими. Остальное шелуха.

— Я тоже справлюсь, — уверенно ответила Гермиона.

Но сказать это было куда проще, чем сделать. Она до сих пор не могла привыкнуть к тому, что ее фамилия теперь стоит в начале списка, хоть и проучилась уже целую неделю. На миссис Блек она редко откликалась сразу, ей еще требовалось время, чтобы осознать, что обращаются к ней, а не к кому-то другому.

Каждый раз, слыша ее новую фамилию, Рон передергивался и менялся в лице. Он старался избегать с ней любого общения, разговаривая только с Гарри и обращаясь к Гермионе, когда дело касалось только чего-то, что имело отношение к обязанностям старосты: кто когда кого куда провожает, кто объясняет правила или отчитывается перед деканом.

Подобное игнорирование ранило девушку, но она ничего не могла поделать.

Когда сентябрь подошел к концу, постепенно все пересуды, касающиеся ее, стали стихать и громом среди ясного неба оказалось принятие закона об опеке над магглорожденными. Как и говорил Дамблдор, суть подобного сводилась к тому, что их просто распределили бы по семьям чистокровных, которые, в свою очередь, имели бы над ними неограниченную власть, используя для этого шантаж.

В тот же день к Гермионе прилетела сова с письмом от Блека. Он действительно переживал за нее и волновался о том, как она восприняла новости. Ее приятно тронула забота супруга. Это ощущалось куда острее, когда у нее не осталось никакой связи с родителями. Несмотря на то, что Гермиона провела с Сириусом ночь, он до сих пор не воспринимался ею как муж в полном смысле этого слова. Правильно было бы назвать его опекуном или наставником.

«Здравствуй, Гермиона.

Как дела у вас в школе? Как настроения среди учащихся? Скорее всего, тебе приходится очень тяжело будучи старостой в такое неспокойное время. Как и говорил Дамблдор, закон все-таки приняли, хотя его оспаривают сейчас многие, но правительство всегда творило то, что было угодно только ему.

В Министерстве были вывешены списки несовершеннолетних студентов, которые попадают под действие закона. Твоей фамилии среди них не было, хотя Министр порывался вначале внести и ее.

Возможно, что воздействовать на Гарри через его ближайшее окружение попытаются не только Пожиратели, но и Министерство. Теперь нам придется приложить все силы для защиты братьев Криви и Дина Томаса. Очень надеюсь, что у нас все получится.

Пожалуйста, присмотрись к Гарри. Из его последних писем можно сделать вывод о том, что он крайне обеспокоен чем-то.

Также надеюсь, что ты сможешь появиться на Гриммо в конце месяца на одну ночь.

Сириус Блек»

Дочитав письмо, она откинулась на спинку кресла. Рядом с ней на диванчике сидели Гарри и Рон, которые пытались делать вид, что не рисуют Дракучую иву, а выполняют задание по травологии.

— Думаю, завтра мне нужно будет отправиться на площадь Гриммо на одну ночь. Какое же это глупое правило! — раздраженно произнесла девушка и пододвинула к себе график взаимосвязи фаз луны и активности лунного камня как ингредиента для лечебных зелий.

На пол упало что-то тяжелое, и Гермиона позволила себе оторвать взгляд от пергамента и оглянуться в ту сторону, откуда послышался шум. Рон стоял перед ней, сильно покраснев и сжимая кулаки, его сумка валялась рядом с ним на полу.

— Могла бы хотя бы не хвастаться подобной грязью, — процедил он сквозь зубы. — Я хотя бы надеялся на то, что ты поймешь чудовищность своей ошибки! Но нет же! Ты козыряешь своей новой фамилией и спокойно говоришь о том, что поедешь на ночь к кому-то, кто стал твоим супругом из-за обстоятельств. Можешь сколько угодно льстить себе, но стоит понимать, что Сириус вряд ли когда-то обратил бы на тебя внимание. Неужели всем девушкам достаточно просто выйти замуж за кого-то повыгоднее? Где чувства? Где любовь? Где? Устроили базар из чувств. Противно! Я думал, что знаю тебя, а на самом деле...

Рон покачал головой и подхватил свою сумку.

— Это ты безответственный эгоист, у которого большой пунктик касательно денег! — вскрикнула Гермиона, как бы ей не хотелось, слова Уизли зацепили ее. — Ты постоянно укоряешь меня и читаешь мне морали! Да кто ты сам такой? Завистливый, слабовольный, эгоистичный человек, который ничего не делает и ни к чему не стремится, но хочет достичь успеха во всех сферах жизни. Ты слепец! Война, идет война, но только ты не замечаешь ее. И если на то пошло, не надо говорить, что знаешь меня! Ты только на четвертом курсе заметил, что я все-таки девушка, а не бесплатное приложение к готовым домашним заданиям, которые всегда можно переписывать. Если бы ты хоть на треть понимал меня, то никогда и ни за что не допустил бы ни одной пошлости в мой адрес, никакой грязи не сорвалось бы с твоих губ! Ты видишь только то, что хочешь видеть. Ты противен мне и мерзок. Лучше я откажусь от значка старосты, чем продолжу работать с тобой!

В гостиной повисла тишина. Все, кто находился в помещении в данный момент, повернули головы к ссорящимся.

Уизли схватил свои вещи и выбежал в коридор, Гермиона же поднялась в свою комнату и, задвинув полог кровати и наложив на него чары тишины, проплакала всю ночь. Слова чужих цепляли, но не ранили. Рон же уже который раз искусно нанес глубокие кровоточащие раны своими острыми как нож высказываниями. Чувства к нему сгорали, оставляя после себя пустоту, безнадежность и усталость...

Утром в Большом зале Уизли сидел за столом рядом с Лавандой. Его левая рука собственнически покоилась на талии девушки, правой же он закидывал себе в рот маленькие кусочки омлета, который ему нарезала Браун.

Почему-то это не вызвало никаких эмоций. Возможно, она слишком устала, а может быть то, что когда-то было душой, скончалось в агонии у нее в груди.

Гермиона Грейнджер жила, Гермиона Блек выживала. Это было ее собственное небытие.