Небытие (гет)

Во время войны законы молчат.

Лукан

Читая описания в книгах, глядя на изображения в галереях или смотря фильмы по телевизору или компьютеру, люди все равно не понимают, что такое война. Они не осознают ее масштабов, не ощущают той боли и страданий, что она несет. По-настоящему проникнуться ужасом от всего этого можно, только оказавшись втянутым в мясорубку противостояний, интриг и смертей.

Те, кто считает, что война ограничивается только действиями на поле боя, — глупцы. Это только видимая часть происходящего. Прелюдиями к боям всегда были многочисленные политические интриги. А в них куда больше грязи, боли и поступков сомнительной чести, чем в открытом противостоянии.

Когда ты солдат и выходишь сражаться, то встаешь против равных. Вы находитесь примерно в одинаковых условиях и всеми силами стремитесь нарушить это равновесие себе на пользу. Вступая же на путь закулисных игр, ты теряешь себя, ведь приходится надевать множество масок, чтобы заставить окружающих поверить, что ты и есть именно то, что они видят перед собой. Ты предаешь, тебя предают. По идее, тут не должно быть никаких обид, но можно ли приказать душе не страдать и молчать? Нет, увы.

Война всегда начинается с верхушки правительства, а потом идет вниз, в народ. Напоминает гниение рыбы. Не так ли? Неудовлетворенность законами или налогами, олигархия… Все это так или иначе со временем поднимает народ на бунт и тогда начинаются гражданские войны. А противостояние двух и более государств приводит к тому, что начинаются националистические пропаганды, часто затрагивающие большое количество ни в чем не повинных людей, которым просто посчастливилось оказаться не там и в не то время.

Война никогда не приходит просто так. Она подобна стихийному бедствию, которое резко накрывает всех, невзирая на лица и статусы, а потом уходит, оставляя после себя только изломанное, грязное, сокрушенное...

Гермиона никогда не думала, что противостояние может затронуть ее настолько, что отчаяние станет тем единственным, что будет удерживать ее от потери ощущения реальности этого мира.

Лето после шестого курса она проводила на площади Гриммо. Это было безопаснее всего для нее и Гарри, который до сих пор не мог до конца поверить, что чуть ли не стал причиной смерти своего крестного. Сириус однозначно мог погибнуть, если бы Поттер стихийно не использовал призывающие чары. Вообще-то, их нельзя применять на людях, они рассчитаны на предметы, но Гарри совершил невозможное. Сириус, едва не коснувшись занавеса арки, покорно помчался к своему крестнику, по пути отправив Люциуса в нокаут, просто столкнувшись с ним на полном ходу. Как позже объяснил Дамблдор, магия управляется не только словесной формой заклинания и движениями палочки, но и намерением и желанием мага, в противном случае невербальные чары были бы просто недоступны для использования.

После случившегося в министерстве, Фадж уже не мог отрицать факт возрождения Волдеморта, а так же ему пришлось смириться с абсолютной правотой Дамблдора. По его настоянию на следующее утро было перерассмотренно дело Блека. Сириуса практически сразу же оправдали и выплатили солидную компенсацию, которая была ему совсем не нужна.

Британская общественность восприняла новости о чудовищной судебной ошибке, стоившей невиновному человеку двенадцати лет Азкабана, с не меньшим ужасом, чем новости о возвращении Волдеморта. Со страниц Пророка несколько недель не сходили кричащие заголовки о слабости системы правосудия и о том, стоит ли и дальше всецело полагаться на авторитет правительства.

Волдеморт не сидел, сложа руки. По всей стране начались мелкие теракты и нападения на семьи магглорожденных. Он еще не набрал силы, но таким образом создавал видимость многочисленности последователей. И добился своего: страна паниковала. Часть магазинчиков на Косой аллее закрылась, некоторые маги решились на переезд в соседние страны. Обстановка с каждым днем становилась все более и более напряженной.

Самым большим страхом Гермионы стало потерять близких: родителей, Гарри и Рона. Ее стали мучить кошмары, в которых они поочередно умирали… И это было невыносимо страшно. Она даже не представляла, как с этим всех справлялся Поттер, ведь ему приходилось наблюдать самые настоящие ужасы, которые были не игрой воображения, а реально происходившими событиями. Именно благодаря подробным рассказам Гарри о своих видениях, Гермиона приняла для себя важное решение, которое перевернуло ее собственный мир.

Она привела родителей с собой на Косую аллею, зашла с ними в один из узких переулков, коих там было великое множество, стерла им память и, предварительно наложив на себя чары маскировки, помогла им выбраться в маггловский Лондон. В магической части города невозможно было точно установить, кто колдовал и какое именно колдовство было использовано. Этим девушка и воспользовалась.

Стереть воспоминания родителям было самым тяжелым поступком за всю ее небольшую жизнь. Девушке казалось, что в тот момент, когда она накладывала заклинание, она резала себя, медленно и по частям… Если бы Гермиона умерла, родители даже не стали бы ее оплакивать. Их жизнь шла бы своим чередом: они продолжили бы работать, смеяться, ходить в гости и, возможно, думать о том, чтобы родить ребенка. Вычеркнул из памяти — вычеркнул из жизни. Теперь она была сиротой. И это чувство пугало ее, сжимало грудную клетку, заставляя давиться воздухом, оно раскаленным металлом бежало по ее венам, не давая ни на минуту забыть о сделанном. Раньше девушка по несколько раз в неделю получала из дома письма, где родители всегда интересовались, хорошо ли она себя чувствует, тепло ли одевается, не ест ли много сладкого… Теперь никто и никогда не спросит у нее столь простых вещей. Никому больше не будет интересно, как она живет и действительно ли с ней все в порядке.

Конечно же, Гарри никогда не оставил бы ее без внимания и поддержки, но на него в эту войну навалилось столько всего. Ему и так было тяжело от собственной боли, чтобы принять еще и чужую. Он сам нуждался в вовремя подставленном плече… Никто и никогда не понимал, что Поттер балансировал на самом краю, готовый сорваться вниз в любую минуту. Он чувствовал себя обязанным всем: Дамблдору, своим друзьям, факультету, волшебному миру, мертвым родителям и павшим в этой войне…

А Рон… Он был слишком эгоистичным, чтобы обращать внимание даже на близких людей. Рон всегда старался что-то значить, как-то выделяться из множества своих братьев, но все, чего он добился, — стал другом Гарри. Это его злило. Быть тенью другого человека было унизительно для него. Рон страстно требовал быть хоть кем-то, но никогда ничего не делал для этого. Ему хотелось превзойти всех в своей семье, но он никогда не учился, чтобы стать умнее Билла, не старался так держать себя в форме как Чарли, не стремился воспитывать в себе усидчивость и терпеливость как у Перси, никогда не разрабатывал ничего нового и не стремился привлекать внимание окружающих как близнецы, не пытался стать таким же уверенным, напористым и смелым как Джинни. Рон хотел и мечтал, но ничего не делал. Он никогда не старался совершенствоваться, меняться или добиваться чего-то. Рон всегда чего-то ждал… Какой-то манны небесной, что непременно свалится на него. Это всегда раздражало. Но это не меняло того факта, что Гермиона была влюблена в него где-то с третьего курса. И она сама себе не могла ответить на вопрос, почему именно он, а не кто-то другой. Например, тот же Гарри, который, несмотря на свою импульсивность, был на порядок ответственнее Уизли. Гермиона не знала также того, почему никогда открыто не давала понять Рону о своей расположенности к нему. Возможно, потому, что не видела развития их отношений, а отпускать его было бы слишком больно…

После того, что она сделала с родителями, девушка заперлась в своей комнате на втором этаже особняка Блеков и просидела в благостной тишине несколько дней подряд. Иногда к ней заглядывал Гарри и приносил кое-что из еды и книг. Он не донимал ее расспросами, давая ей возможность самой найти в себе силы для разговора и решить, стоит ли вообще это обсуждать. Его тактичность поражала. Он и раньше был весьма тактичен в отношениях с другими, но Гермиона никогда не думала, что его друг может так тонко понимать состояние окружающих. Возможно, она просто не была настолько проницательна, как всегда думала о себе. Рон же дулся за то, что его не посвящают в какие-то тайны и был уверен, что Гарри уж точно все знает.

В день, когда Гермионе пришлось оставить свое добровольное заточение, было собрание Ордена, в который их приняли по настоянию Поттера. Он считал, что владеть частью информации ему просто необходимо, но тогда, когда касалось планирования каких-либо операций, Гарри тут же покидал комнату собраний. Он боялся, что Волдеморт может вытянуть из него какие-то сведения, которые поставят под удар Орден. Но тот, после событий в Министерстве, больше не пытался проникнуть в его разум.

Гермиона и Рон имели право находиться на собраниях все время. Обычно они молчали большую часть времени, лишь изредка вставляя какие-либо комментарии.

Перед тем как покинуть свою комнату девушка внимательно осмотрела себя в зеркало и расстроено отошла от него. Копна вьющихся волос была не прочесана, под глазами залегли темные круги. Наспех приведя себя в порядок, Гермиона спустилась вниз. Там уже практически все собрались. Гарри сидел недалеко от Дамблдора и сверлил взглядом столешницу. Напротив него расположился Снейп. Он же принципиально не отводил глаз от стены за спиной своего ученика. Рон устроился рядом со своей матерью, которая в данный момент поправляла воротник его рубашки.

Сириус расположился в противоположной части комнаты на диванчике вместе с Тонкс и Ремусом. Последние держались за руки и перешептывались. Судя по красному лицу Блека, явно о чем-то очень личном.

Гермиона села на стул рядом с Гарри и кивнула Снейпу в знак приветствия. Профессор остался безучастным. Когда наконец-то появился Кингсли вместе Грюмом, собрание было начато.

— Рад всех вас приветствовать, — громко сказал Дамблдор и в комнате все тут же затихли. — Сегодня нам стоит обсудить происходящее в Министерстве. Как вам известно, стали появляться весьма странные и противоречивые разработки законов, которые хотят провести. По всей видимости, как минимум на треть сотрудников электората наложено Империо. Доказать это практически невозможно и со стороны все выглядит вполне…хм…невинно.

— Вы о законе для магглорожденных? — поинтересовался Кингсли. — Еще до рассмотрения он получил поддержку среди министерских чиновников.

Гермиона удивленно вкинула брови. О подобном она слышала впервые.

— О чем он? — тут же поинтересовалась Молли Уизли.

— Все просто, моя дорогая, — начал Дамблдор, переплетя пальцы. — Это закон, по которому все магглорожденные дети попадут под опеку чистокровных семей. Они, по идее, должны будут таким образом знакомиться с культурой и бытом магов, а на деле…

— Подвергнутся внушению и будут ограничены в передвижениях, — закончила Тонкс. — Также предлагалось стирать память тем, кто не смог проникнуться духом магического мира. Идеальный способ манипуляции.

Дамблдор кивнул.

— Да, Нимфадора, ты права. Вообще-то, тут остается еще одна сторона, — директор тяжело вздохнул. — Это попытка подобраться к Гарри.

По спине Гермионы пробежал холодок, а руки будто бы онемели.

— Профессор, но я же полукровка, — удивленно воскликнул Гарри. — Тем более, вы или мистер Уизли могли бы подать прошение о том, чтобы взять меня для познания магического мира.

Снейп скривил губы от подобного заявления.

— Нет, Гарри, тебя вряд ли будут трогать. В любом случае, опеку над тобой я всегда смогу перетянуть на себя. Я говорил про Гермиону, — мягко ответил ему директор.

Девушка начала стучать пальцами по столу, пытаясь хоть немного успокоиться.

— Я не предам Гарри! — воскликнула она.

— Конечно, мисс Грейнджер, вы не сделаете этого осознанно, — мягко улыбнулся директор. — Но кто может быть уверенным, что на вас не наложат чары Империо? А еще они могут воспользоваться вашим умом и любознательностью, подбросив вам обрывки информации и фактов. Вы из них сделаете определенные выводы и будете считать их истинными, когда на самом деле все это будет сфабрикованным. Вся эта игра в первую очередь разыграна именно из-за вас. Остальное всего лишь приятные бонусы.

Гарри побледнел и посмотрел на Гермиону так, будто бы она уже умерла, и теперь ему предстояло попрощаться с ней навсегда.

— И нет никакого выхода? — спросила девушка, едва шевеля вмиг пересохшими губами.

— Есть, — тут же отозвался Снейп. — Войти в чей-то род или бежать из страны, надеясь, что за границей вас не достанут. Хотя Каркаров был так же самоуверен, это его и погубило в итоге.

Рон ударил рукой по столу.

— Даже не смейте сравнивать эту тварь в любом контексте с Гермионой!

Снейп смерил Уизли уничтожающим взглядом.

— Вам лучше помолчать, — ядовито произнес он. — Каркаров, может, и тварь, но он сделал для студентов Дурмстранга столько, сколько никто до него. Он хотя бы пытался искупить свои грехи!

Молли резко дернула своего приподнявшегося с места сына за руку, усаживая его назад на стул.

— Успокойся, — шикнула она на него.

Гермиона постаралась восстановить дыхание и унять дрожь во всем теле.

— Что значит — войти в род?

Дамблдор снял свои очки и начал протирать их стекла отвратительным платком канареечного цвета.

— Выйти замуж, девочка моя, выйти замуж… За чистокровного или полукровного совершеннолетнего мага.

Голова почему-то сильно закружилась и отказывалась выдать хоть что-нибудь касательно магических браков. Чистая паника накрыла ее, как на первом курсе, когда они упали на Дьявольские силки.

Рон заерзал на стуле.

— Может, она выйдет за меня? — неожиданно предложил он в воцарившейся тишине комнаты.

Артур и Молли переглянулись друг с другом.

— Это было бы отлично, — произнесла миссис Уизли.

Директор вернул очки на прежнее место и устало посмотрел на них.

— Тут важно, чтобы муж был совершеннолетним. Так что подошел бы любой ваш сын старше Рональда. Но я бы настаивал на кандидатуре Сириуса. Его жену побоятся трогать. История несправедливого заключения облетела всю Европу и даже дошла до Америки. Многие страны недовольны политикой Англии. Если тронут жену Сириуса, это может быть расценено, как месть Блеку за проблемы, что он принес с собой. Отсюда и обострение международных отношений, которые и так на ладан дышат. Тем более у рода Сириуса есть один бонус… Абсолютно все Блеки, носящие эту фамилию, невосприимчивы к чарам Империо.

— Как такое может быть? — воскликнула Гестия Джонс.

— Все просто, — растерянно ответил Сириус. — Древние маги обладали определенными дарами. Весьма специфическими, конечно, но все же. У представителя рода Блеков невозможно подавить волю, возможно, эта способность позволила мне так долго продержаться в Азкабане. Поэтому многие настаивают на поддержании чистокровности, чтобы не растерять последние крохи даров. Они вырождаются. Сейчас лишь единицы могут похвастаться подобным. Но сейчас не об этом, я против вынужденных браков. Это не смешно! В конце концов, я не собираюсь быть насильником.

Гермиона шумно вздохнула. Руки предательски задрожали, а ноги налились тяжестью.

— В любом случае, я магглорожденная. Сила рода Блеков не сможет никоим образом повлиять на меня.

— Ты не поняла, — покачал головой Сириус. — Если в семьях были только дочери, то они не могли передать свой дар детям. Он наследуется по мужской линии. Но если выйти замуж за чистокровного волшебника, но не обладающего даром, то есть надежда, что он проснется у внуков. Браки планировались, как скрещивание скотины на ферме для вывода новой породы. Мерзко звучит, не так ли? Но это отражает всю суть. Чистокровные боялись, что если примешается маггловская составляющая, то Дар у детей или внуков никогда не проявится, или же они родятся сквибами. Это все предрассудки, но в них верят, а это самое опасное.

— Я никогда не читала ни о чем подобном.

— Конечно. Такие вещи родители начинают вдалбливать своим детям с того момента, когда те начинают хоть что-то понимать. Подобное не прописывается нигде. О дарах так же не кричат на каждом углу. Многие скрывают истину о том, чем они владеют. Например, любой в роде Уизли способен находить новые пути, а в роде Малфоев обладает даром убеждения.

— Я все еще не понимаю, каким образом я смогу приобрести защиту от Империо, выйдя замуж за Сириуса, — немного нервно спросила Гермиона.

— Ты станешь носительницей моей части… — Блек сильно покраснел. — Во время первой брачной ночи, жена получает семя мужа… Чтобы и в дальнейшем поддерживать в ней дар, потребуется регулярный физический контакт. Никакой интимности, просто держаться за руки, спать в одной постели как минимум раз в месяц. Думаю, это было защитой от развода. Некоторые женщины весьма строптивы.

— Я против такого брака, — громко произнес Гарри с холодной уверенностью в голосе. — Я уйду из школы, спрячусь здесь или найду себе еще какое-нибудь укрытие, начну заниматься самостоятельно. Не будет в зоне видимости меня, значит, и воздействовать ни на кого не надо.

На лице Снейпа проступило такое выражение, будто бы он услышал самую большую глупость в мире.

— А выудить информацию о вашем местонахождении из ваших же друзей не самый логичный способ найти вас?

Гарри покачал головой.

— Надо обставить все так, будто я сбежал, испугавшись Волдеморта. У Рона и Гермионы стоит стереть воспоминания о моем предложении, дать им зелье Отвращения и рассказать о моем поступке. Искренняя ненависть ко мне станет их защитой.

— Ты хочешь, чтобы тебя считали трусом? — взревел Рон.

— Да, если это поможет вам. Обо мне что только не думали, так что это неважно…

— Важно! — вскричал он. — Ты потеряешь нас! Возможно, навсегда. Ты согласен на подобное? Согласен оставить нас и идти вперед один?

— Да, я согласен. Цена слишком высока — ваши жизни. Я не хочу, чтобы вы себя ломали только из-за того, что я оказался близок с вами.

В комнате повисла тишина. Гермиона не могла поверить, что Гарри действительно готов согласиться на их ненависть ради того, чтобы они спокойно жили, пока он будет бороться со всем в одиночку. Это шокировало больше, чем предложение вынужденного брака.

— Если бы все было так просто, — покачал головой Дамблдор, выглядя гораздо старше, чем есть. — Гермиона все равно попадет под влияние этого закона, ее приберет к рукам какая-нибудь влиятельная семья, например, Паркинсоны. Как только они поймут, что ничего не смогут получить от нее, то избавятся каким-нибудь изощренным способом.

— Как вы тогда защитите Рона? — спросил напряженный Гарри.

— Он не будет посещать Хогсмид, его почта будет проверяться на наличие проклятий и ему будет настоятельно рекомендовано не передвигаться по замку в одиночестве.

Гермиона нервно заерзала на стуле, тщетно стараясь вспомнить хоть что-нибудь, что позволило бы найти выход из данной ситуации, но в голову не приходило ничего. Видеть страдания Гарри было мучительно больно. Он всегда винил себя во всем происходящем, будто бы только от него зависело счастье окружающих. Видимо, Гарри все еще был слишком наивен, чтобы осознать, что война охватывает всех. Даже если от твоих решений в ней что-то и зависит, то полностью взять ее под контроль не удастся никому. Магглорожденные окажутся заложниками чистокровных семей. Благодаря тому, что Гарри ее друг, у нее появилась возможность не допустить, чтобы ее использовали как куклу для битья. Возможно, выход был не самый приятный, но хоть какой-то. И ее никто не лишал выбора.

Она всегда была разумной девушкой и понимала, что может даже получить некую выгоду из сложившихся обстоятельств. Если бы не одно но… Она любила Рона Уизли. И согласие на подобное было предательством своих чувств, но шла война… Жестокая и беспощадная. Каждый на ней воюет, как может. Это был бы вклад Гермионы в эту борьбу. И она не могла предать Гарри, человека, который видел за свою недолгую жизнь столько боли и страданий, что с лихвой хватило бы на всех присутствующих. Он был ей как брат, как очень дорогой и родной человек. Ее единственная семья, которая осталась после того, как она стерла родителям память.

— Я согласна, — громко сказала Гермиона.

Гарри смотрел на нее большими глазами, которые казались еще больше из-за увеличительных стекол очков.

— Нет! — проорал Рон и вскочил на ноги, опрокинув стул. — Ты не поступишь так!

— Другого выхода нет, — уверенно произнесла Гермиона.

— Не веди себя как продажная девка, что повелась на рассказы о дарах и влиянии рода! — от крика Уизли закладывало уши.

— Как по-другому ты предлагаешь мне выйти из сложившейся ситуации? Стать игрушкой для закулисных манипуляций Пожирателей?

— Все можно перенести, вытерпеть, но не потерять своей чести и достоинства, а ты так легко соглашаешься отдаться мужику, который годится тебе в отцы! Это мерзко!

В комнате стояла тишина, а потом раздался звук пощечины. Напротив Рона стояла его мать. Она выглядела очень рассерженной, а ее глаза горели гневом. Молли схватила его за грудки и выволокла из комнаты, извинившись за его поведение перед этим.

Сириус выглядел совершенно растерянным. Он сжимал свои руки и растерянно смотрел на закрывшуюся дверь.

— Я не требую, чтобы решение было принято сегодня, — тихо произнес Дамблдор. — Я дам вам на размышление два дня. Потом может быть поздно. Можете быть свободны.

Гермиона вышла из комнаты практически самой последней, за столом оставались только директор и Снейп.

— Профессор Дамблдор, Поттеры ведь древний род, какой дар был у них? — спросила девушка.

— Никто не знает этого. Возможно, он был очень давно утерян, — покачал головой директор.

— У всех Поттеров только один дар — это притягивать неприятности, — отозвался Снейп.

Гермиона вяло улыбнулась и ушла в свою комнату. Она накапала себе необходимое количество зелья Сна без сновидений и легла в постель. Сейчас девушка не могла думать и анализировать. Ее жизнь слишком быстро превратилась в театр абсурда.

Перемены, происходящие в нашей жизни, есть следствие нашего выбора и наших решений.

Мудрость Древнего Востока

Следующее утро не принесло никакого облегчения. Постель была приятно теплой, через щели в старой оконной раме с улицы в дом проникала сырость и прохладный ветер. Уже неделю практически без остановок шли дожди. Казалось удивительным, как весь мир не превратился в одну огромную лужу.

Кокон из одеяла позволял временно почувствовать себя защищенной, но это ощущение было все-таки ложным. Укрыться с головой — не значило решить проблемы. А их было слишком много.

Гермиона раньше думала, что вполне понимает, что означает: «Не суди и не судим будешь». Ей казалось, что если она кого-то обсуждает и оглашает свои мысли о ком-то, то и окружающие имеют право делать то же самое по отношению к ней. Теперь же девушка пришла совершенно к другим выводам: никто не застрахован от попадания в те же ситуации, что и осуждаемый человек.

Она всегда презрительно смотрела на большинство слизеринок, которые в основном подходили к выбору партнера с рациональной стороны, совершенно отбрасывая в сторону какие-либо эмоции и чувства. Брак по расчету всегда был для них обыденной нормой. Девушки просто не знали и не принимали иных принципов. Они впитывали подобные понятия с молоком матери.

Деньги были залогом их спокойной жизни, они давали уверенность, что будущий наследник ни в чем не будет нуждаться. А еще были дары. О них никто никогда не говорил и не писал, но приходилось признать, что абсолютно все невозможно познать из книг. Слизеринки искали тех, кто способен дать им и их детям дополнительную защиту или талант.

Стоило ли винить их за подобное? Гермиона не знала. Они была очень рациональным человеком, но жила эмоциями. Многие ее поступки были продиктованы сердцем, а не доводами мозга. И теперь она разрывалась между ними. С одной стороны была некоторая безопасность Гарри, да и ее собственная, с другой — ее чувства к Рону и нежелание выходить замуж за Сириуса, который по психологическому развитию еще не вышел из подросткового возраста.

Когда голова начала болеть от долгого лежания под толстым одеялом, девушка все-таки решила спуститься вниз. Гермиона надела обычные синие джинсы и голубую толстовку, походя отметив, что эту одежду давно пора постирать.

Когда она спустилась вниз, то услышала, как Снейп что-то шипит Гарри.

— Поттер, сколько людей должно умереть перед тем, как вы научитесь думать?

Парень стоял и молчал. Его взгляд был абсолютно пустым и казалось, что он совсем не здесь, не с ними.

— Я постараюсь измениться, сэр, — наконец-то разжав челюсти, ответил Гарри.

— Очень на это надеюсь, — так же прошипел Снейп, а потом прошел к камину и исчез в зеленом пламени через несколько секунд.

Гермиона прижалась к стене. Странно, но слова зельевара зацепили и ее. Своими глупыми выходками она может поставить всех под удар. Все-таки Гермиона член Ордена Феникса и окажись она «под опекой» Пожирателя, то вряд ли избежала бы выяснений места нахождения штаба и рода их занятий. Тут шла речь не только о ней и Гарри. Это была война. Большая и беспощадная. Она вступила на тропу противостояния сама, ее никто не тянул в Орден и не заставлял быть верной своим друзьям до конца. Если бы Гермиона пожелала отойти от них всех в сторону, ее поняли бы. Но она осталась. И теперь идти дальше ее долг.

— Доброе утро, Гарри, — девушка решила обнаружить свое присутствие.

— Привет, — улыбнулся парень. — Я оставил тебе тостов с джемом. Сириус тоже еще не спускался. Пойду его разбужу. Думаю, вам есть о чем поговорить.

— Почему ты так решил? — удивленно спросила Гермиона.

Гарри мягко ей улыбнулся.

— Потому что тут не может быть иначе. Ты настроилась на борьбу. Я не хотел бы, чтобы ты ломала себя, выходя замуж не за любимого человека, но несмотря на то, что тут прекрасная библиотека, прятаться здесь ты не смогла бы.

Поттер совершенно изменился. Куда-то пропала его горячность и импульсивность, а появилась задумчивость и наблюдательность. Будто бы перед ней была намного повзрослевшая версия ее лучшего друга.

— Спасибо.

Парень только кивнул.

— Тосты в верхнем крайнем шкафчике, — сообщил он, выходя из комнаты.

Кухня, которая по совместительству была столовой, имела огромные размеры. Длинный обеденный стол занимал большую часть пространства. Сидеть за ним одной было очень неуютно. Если бы ей пришлось прятаться ото всех в этом доме, то она, пожалуй, начала бы медленно сходить с ума. Поместье Блеков в большей степени напоминало склеп. В нем не было ни капли уюта или теплоты. Казалось, что этот дом наоборот, как дементор, отбирал самое светлое и заставлял погружаться все больше и больше в глубины собственных негативных эмоций.

Спустя полчаса половицы кухни заскрипели под ногами Сириуса. Он выглядел взъерошенным и растрепанным, будто бы не спал несколько ночей подряд. Черные круги залегли под его глазами.

— Привет, — тихо произнесла девушка.

— Привет, — отозвался Сириус и, хмурясь, пододвинул к себе тарелку с остатками тостов. — Как ты?

Гермиона пожала плечами.

— Если честно, то даже не знаю. Думаю, я просто растеряна. Как ты сам?

— Аналогично.

В комнате вновь повисла тишина.

— Я решила, что брак — это то, что нужно не только для защиты тыла Гарри, но и Ордена в целом. Не хотелось бы стать слабым звеном.

Сириус отложил надкусанный тост в сторону и закрыл лицо липкими от джема руками.

— Я приму любое твое решение. Книги о ритуалах заключения брака и их расторжении я подготовил прошлой ночью. Можешь ознакомиться с ними. Они все лежат в библиотеке, на столе, который возле камина, — он сделал глубокий вдох. — Ты должна понимать, что нам придется обязательно единожды заняться сексом. Гермиона, я не хочу становиться насильником!

Последнее он вскрикнул с каким-то отчаянием.

— Я видел, как Белла и Нарцисса выходили замуж. Они были горды, что входят в такие влиятельные семьи, но настолько же они были и несчастны. Я думаю, что ложиться под человека, к которому ничего не чувствуешь, это великое насилие над своей природой и душой.

Сириус страдал и боялся ничуть не меньше Гермионы. Они оба были в той ситуации, когда осознаешь всю серьезность положения и безвыходность, но ничего не можешь поделать с рвущейся на части душой.

— Мы справимся, — твердо произнесла Грейнджер. — Мы должны. Сегодня я ознакомлюсь со всеми нюансами ритуалов. Раньше я читала о чем-то подобном, но не уделяла этому должного внимания. А откуда вообще взяли свое начало дары?

Сириус откинулся на спинку стула и убрал свои руки от лица.

— Считается, что от Истинных магов. Чуть ли не от первых, кто вообще начал колдовать. Но думаю, это просто сказки. Скорее всего, в определенное время появился какой-то ритуал, что позволил изменить часть своей силы. Ведь мы можем передавать свои способности супругам. Дары никто никогда не изучал из-за страха, что кто-то в полной мере овладеет понимаем их сути и начнет управлять ими.

— Даже Волдеморт?

— Даже он, — кивнул Сириус. — Его Дар — это управление. Он не ломает волю, просто вызывает желание подчиниться. Скорее всего, Волдеморт опасается, что в ходе экспериментов с Дарами может потерять свои способности. Он воспринимает это чем-то вроде наследия и не лезет в столь тонкие сферы. В принципе, сила и так на его стороне. Зачем ему овладевать Даром Малфоя, если тот и так служит ему.

— Логично, — кивнула Гермиона.

На кухне снова воцарилась тишина.

— Гарри изменился, — неожиданно для себя произнесла девушка.

— Да, это так, — кивнул Сириус. — Боюсь, это влияние Арки.

— Но ведь это ты практически упал в нее!

— Да, — кивнул Блек. — Но прикоснулся к ней своей магией именно Гарри. Я опасаюсь за него. И я пойду на все, чтобы защитить своего крестника.

— То, что нам предстоит сделать, как раз и будет являться частью его защиты. Мы должны справиться и мы справимся, — поддавшись порыву, Гермиона перегнулась через стол и ободряюще сжала его руку.

— Спасибо, — кивнул Сириус, несколько расслабив напряженные до этого плечи.

* * *

Гермиона любила библиотеки. Они пахли книжной пылью и знаниями. В старых томах всегда можно было найти множество нового, расширить границы собственного мировоззрения. И это было прекрасно.

В людях часто было куда меньше содержания, чем в тонкой книжечке. Если проводить аналогию, то они представляли собой не более чем пафосную обложку с парочкой страниц внутри.

Книги завораживали ее с самого детства, она научись читать к пяти годам и с тех пор не представляла себе, как можно не любить познавать через них что-то новое. Рон в этом плане всегда был невежествен, Гарри, в принципе, интересовался литературой чуть больше, чем он, в основном о защите от Темных Искусств. Сириус тоже не питал большой любви к книгам, но читал в основном от скуки, особенно когда оказался запертым в этом доме.

Информации о браках было много. В основном, магические мало чем отличались от обычных маггловских. Существовали специальные брачные заклинания, которые при произнесении тут же автоматически регистрировались в Министерстве Магии. Некоторые предусматривали специальные условия и напоминали собой обычный брачный договор, который вместо нотариуса заверялся волшебством.

В их случае это была бы самая обычная клятва без каких-либо обещаний и заверений. Все максимально просто.

Сириус отобрал для нее около десяти книг, и теперь она их ожесточенно штудировала. За чтением ее и застал Рон. Гермиона старалась избегать его, опасаясь, что чувства к нему заставят ее передумать в самый ответственный момент.

— Ты все-таки решила согласиться? — вместо приветствия спросил он.

— Да, — кивнула Гермиона. — Я очень хочу, чтобы ты понял, что это не соответствует моим желаниям, но у нас нет выбора.

Сердце в груди сжалось, а к горлу подкатил ком. Рон с размаху ударил кулаком по столу, который сильно покачнулся, и с него на пол свалилось несколько книг и чернильница.

— Ты просто не хочешь принять другой выбор! Можно перейти на нелегальное положение! Можно скрываться! В конце концов, этот закон еще не принят! Может, все еще образуется. Возможно, влияние Дамблдора будет достаточным, чтобы найти тебе приличную чистокровную семью, например, нас! Мы же можем постараться добиться твоей опеки! Ты просто не хочешь рассматривать другие варианты. Повелась на рассказы о дарах и влиянии Блека, которое он сейчас имеет!

Гермиона подбежала к нему и схатила Уизли за руку.

— Пойми, сейчас мы не можем рисковать. Я выбрала наиболее безопасный для всех нас вариант. Пойми же, Рон! — отчаяние сочилось из каждого сказанного ею слова. — Мы должны сделать все, чтобы защитить Гарри!!! Пойми же! Пойми...

Рыдания сдавили горло, и Гермиона уже не могла им сопротивляться. Что-то внутри стало трескаться и из этих надломов в душу начала прорываться боль.

— Гарри то, Гарри это! Только и слышу о том, какой Поттер! Надоело! Значит, ты любишь его? Так сильно, что готова лечь под Сириуса? Он не страшный, но, яйца Мерлина, он уже мужик, который годится тебе в отцы, еще несколько лет, и из него начнет сыпаться песок!

— Я люблю Гарри, но не так! Пожалуйста, послушай меня. Умоляю! — слезы не прекращая, текли из глаз. — Я не могу так, не могу! Я...

Девушка провела ладонью по лицу Рона и поцеловала его, а потом осторожно взялась за пояс его брюк, но ее тут же оттолкнули в сторону.

— Что ты делаешь?

— Рон... Я хочу... Пожалуйста, давай будем вместе...

Чтобы произнести это потребовалась вся смелость, что была у девушки, но полученного результата она явно не ожидала: Рон разъярился еще сильнее. Его лицо некрасиво покраснело, а сам он, казалось, начал задыхаться.

— Гарри тебе отказал, а лежа в постели с Сириусом тебе будет некого вспоминать? Не так ли? Решила, что безотказный Рон поможет тебе смириться с предстоящим? Ну уж нет. Я человек! Хватит играть на моих чувствах. Мерлин, как же ты мне сейчас противна. Ведешь себя, как девочка из Лют...

Громкая пощечина раздалась в тишине комнаты. Гермиона с удивлением посмотрела на свою горящую ладонь, которая, казалось, начала жить своей жизнью. Она не могла поверить, что человек, стоящий перед ней и говорящий столько грязных гадостей, тот самый ее любимый рыжий мальчик. Ни намека на понимание или любовь. Жалкая кучка эгоизма под прикрытием благородства и высоких слов о чести и правильности.

Противно, омерзительно, грязно...

Ни капли понимания, сострадания, любви... Ничего, кроме себялюбия... Абсолютно ничего. Гермиона почувствовала, что в ее душе становится почему-то пусто, будто все самое светлое оттуда выжгли и оставили только пепел. Все что она хотела — это тепла и показать то, как сильно любит, невзирая на обстоятельства. Ни в одной книге о браках не говорилось, что супруги не могут иметь любовников, за исключением магических договоров. Ей никто не стал бы запрещать встречаться с Роном. Брак был фиктивным, и когда угроза миновала бы, они могли пожениться и жить нормально. Секс требовался все лишь раз. Потом она просто спала бы с Сириусом в его постели раз в месяц. Но Рон был абсолютным собственником и ревнивцем. Он никогда не принял бы это.

Гермиона развернулась, гневно сверкнула глазами, подобрала свои книги и направилась наверх.

— Знаешь, Рональд Уизли, ты большая задница. Я не хочу видеть тебя до тех пор, пока твой мозг не выйдет из зачаточной стадии, — бросила она напоследок, выходя из библиотеки.

* * *

Через несколько дней состоялась свадьба. Это действие больше напоминало похороны. У Гарри было упадническое настроение, он пытался мягко улыбаться Гермионе, но его глаза были пусты. На лице Рона вообще было написано отвращение. Молли Уизли украдкой вытирала глаза платочком, а Артур ободряюще сжимал ее плечо. Ремус прижимал к себе Тонкс, они оба выглядели очень печальными, будто стояли рядом не с живым другом, а с его гробом. Снейпа и Дамблдора не было, как и большей части Ордена.

Джинни старалась выглядеть расслабленной и счастливой, но получалось у нее отвратительно плохо. Единственными, кто игнорировал всеобщий траур, были близнецы. Они постоянно шутили и украдкой прятали от матери магические хлопушки.

Сириус надел черную бархатную мантию с серебряной вышивкой. Гермиона же была в обычном летнем желтом сарафане. Ничего более подходящего случаю у нее в гардеробе не было, а покупать что-то новое специально для этого не хотелось.

Девушка всегда мечтала о роскошном белом платье, большом количестве гостей, гордых родителях рядом и множестве цветов. Ей хотелось, чтобы день ее бракосочетания был сказочным. Но не все мечты сбываются. Она чувствовала себя истеричкой, на которую даже не действовали успокоительные настойки. Постоянно хотелось плакать, словно ее имя было Чжоу Чанг.

Возможно, откажись она в свое время поступать в Хогвартс, то все не сложилось бы именно так. Но она решила овладеть магией. И то, что сейчас происходит, — последствия ее осознанного выбора.

Гермиона глубоко вздохнула и подмигнула Сириусу. Как бы ни было грустно и тяжело, есть то, что они должны сделать. Так или иначе, это не подписание смертного приговора. Все, что пострадает от этого брака, — ее светлые мечты и, возможно, гордость.

— Пора, — шепнул Кингсли, который и вел церемонию.

Сириус достал волшебную палочку и приставил ее кончик к своему сердцу.

— Alligaverit nodo. Ex corde cor!

Красная нить скользнула по его запястьям, а потом рассыпалась разноцветными искрами.

Гермиона чуть подрагивающей рукой направила свою палочку к сердцу и срывающимся голосом произнесла.

— Alligaverit nodo. Ex corde cor!

То, что она почувствовала, можно было охарактеризовать одним словом — тепло. Оно горячими волнами разливалось по телу. И стало как-то уютно, пусть даже на миг.

«Связываю узами. От сердца к сердцу» — дословный перевод заклинания. Гермиона была уверенна, что на какой-то момент почувствовала, как ее сердце и сердце Сириуса стали едиными.

Но эйфория быстро спала и девушка поняла, что все еще находится в комнате, заполненной печальными людьми, да и она сама никак не тянет на счастливую невесту.

Близнецы начали взрывать припрятанные ранее хлопушки, устраивая дождь из конфетти и золотых искр. Молли поздравила Гермиону с браком, Артур успокаивающе обнял ее, Тонкс поцеловала в щеку и передала маленький флакончик с противозачаточным зельем. Люпин тихо шепнул, что это все временно и счастье обязательно будет ждать ее в самом ближайшем будущем. Гарри просто пообещал, что сделает все, чтобы она больше никогда не шла ни на какие жертвы из-за войны.

Рон промолчал. Он просто взял из буфета виски, и пока родители не видели, что именно он делает, напился.

Гермиона нервно смотрела на часы. К девяти все разошлись по комнатам, и девушке пришлось направиться в их общую с Сириусом спальню. От нервозности ее тошнило. Хотелось развернуться и сбежать, забиться в какой-нибудь угол и не вылезать из него никогда. Но это не было выходом, как бы того ни хотелось.

Когда девушка зашла в комнату, Сириус уже сидел на постели и задумчиво смотрел на фиал с мутной жидкостью, что был у него в руках. Из освещения было всего несколько свечей в старых резных канделябрах. Их света хватало, чтобы едва осветить мужчину.

— Ты любишь Рона? — спросил он глухо.

— Да, наверное, — неуверенно ответила Гермиона.

— Это оборотное зелье. Если хочешь, то сегодня я буду им. Я прекрасно понимаю, что сейчас не обладаю той привлекательностью, что имел в юности, и тебе было бы приятней, если бы ты видела на моем месте кого-то другого. Я, правда, не хочу причинить тебе боль или неудобство. Иногда ситуация бывает просто выше нас. Мерлин и его подштанники, я не хочу, чтобы это было так, будто бы я насилую тебя...

Гермиона села на постель рядом с Сириусом. Вряд ли кому-то была бы приятна близость в чужом теле, и она не имела никакого морального права заставлять его надевать маски. Как бы он ни выглядел, Сириус останется Сириусом, Роном ему все равно не быть. Не стоит тешить себя иллюзиями и мучить его вынужденной ложью.

Девушка наложила на себя очищающие чары. Идти сейчас в душ она не могла. Иначе от ее уверенности не осталось бы и следа.

— Нет, это должен быть ты. Даже если брак и фиктивен. Не нужно зелий. Пожалуйста.

Усталость билась в висках и казалось, что эта боль сейчас пробьет череп и вихрем вырвется наружу. Она устала, ей тяжело, а девушка должна еще пытаться кого-то успокаивать и ободрять, когда сама остро нуждается в подобном.

Гермиона стащила с себя сарафан и белье, намереваясь поскорее покончить со всем этим. Просто потому, что уже не было сил волноваться и бояться. Ей хотелось поскорее лечь спать и забыться, чтобы все это осталось позади.

Движение вперед очень часто требует жертв, зачастую именно тех, которые нам принести тяжелее всего.

Сириус отложил на тумбочку колбу с Оборотным зельем и поспешно разделся. Он быстро потушил оставшиеся свечи в комнате и, что-то прошептав, лег на постель рядом с девушкой. Мужчина осторожно провел по телу девушки рукой.

— Ты уверена? Мы можем не делать этого сегодня...

Гермиона поморщилась.

— Сириус, среди нас девственница я! Может, хватит задавать глупые вопросы? Сделай то, что требуется, и давай ляжем спать. Я очень устала и нервничаю, — раздражение прорвалось в ее голос.

Блек сдавленно охнул.

— Я не знал, что ты... Я не думал... Ведь Рон...

— Сириус! — вскрикнула девушка.

— Прости...

Мужчина вновь опустился на постель. Его ласки стали более навязчивыми. Злость, раздражение, гнев, чувство несправедливости — все клубилось в ней, поднималось горячей волной и хотелось выместить все это на единственном человеке, что оказался сейчас рядом. Гермиона прекрасно понимала, что Сириус старается ради нее, пытается сделать все более приятным... но... Она ничего не могла с собой поделать. Этот человек не казался ей привлекательным в качестве мужа. Друг, соратник — да, но не любовник.

Сириус был слишком скован, постоянно дергался. Каждое его действие злило.

А потом было больно. Она, конечно же, ожидала чего-то подобного, но оказалась неготовой к подобным ощущениям. Вряд ли это вообще можно было сравнивать с Круцио. Боль была терпимой. Острая быстро сменилась на тупую и тянущую.

В этом всем не было ничего правильного. Гермиона сжала простынь и сильно зажмурилась. Слезы, которые она старалась сдержать с самого начала свадьбы, теперь начали безудержно бежать из ее глаз. Девушка порадовалась тому, что в спальне не осталась ни одной зажженной свечи.

Все закончилось быстро. Гермиона была благодарна Сириусу за это. Так же как и за то, что после он наложил на них очищающие чары. Девушка села на кровати и, нащупав свою палочку, осветила комнату слабым огоньком Люмоса.

Она надела на себя халат Блека и посмотрела на постель, где на одной половине лежал совершенно растерянный Сириус. Его лицо было скорбным, будто бы он действительно сделал что-то мерзкое. На ее же части кровати на простыне была кровь. Гермиона замерла, ее взгляд будто бы приклеился к красному пятну на постели.

Когда грудь сдавило, Гермиона поняла, что какое-то время просто не дышала. Заставив себя сделать вдох, она невербальным заклинанием уничтожила свидетельство первой брачной ночи.

Кафельная плитка ванной комнаты обожгла холодом босые ступни девушки. Гермиона словно во сне встала под душ и включила воду. Какое-то время она просто стояла под струями, а потом начала яростно оттирать себя мочалкой.

Она пыталась подобрать описание тому, как она себя чувствовала. Грязной? Возможно. Потерявшей что-то ценное? Скорее всего... Использованной? Нет. Если рационально подойти к этому, то выгоду получала только она.

Внутри нее то, что, казалось, пошло трещинами еще при ссоре с Роном, теперь окончательно разрушилось и острыми осколками резало ее душу.

У нее теперь не было родителей. Только память о них. Гермиона не была уверена, что сможет пережить войну, а это значило, что Грейнджеров девушка больше никогда не увидит. Теперь же она потеряла еще и свою фамилию.

Гермиона Блек. Насмешка над всем родом Блеков, чистокровных чистоплюев. Интересно, будет ли завтра истерика у портрета Вальбурги? Почему-то именно это позабавило девушку.

Низ живота заныл, и это напомнило о крови на простыне. И Гермионе почему-то показалось, что та, что была когда-то Грейнджер, умерла именно в этой комнате, на этой скрипучей кровати, оставив после себя красный след. Ее убила война, обстоятельства, человеческая глупость и чьи-то далеко идущие планы.

Вместо нее, восстав из пепла, из покореженных остатков того, что раньше звалось внутреннем стержнем, родилась миссис Блек. Всем представителям это рода всегда к лицу было безумие и гордость. Теперь она станет такой же, чтобы никто и никогда не заставил ее идти против себя, чтобы пережить все это и заслужить часть своего собственного счастья. Блеки не чураются вцепляться в глотки и беззастенчиво выцарапывают глаза любому косо смотрящему. Она справится с тем, с чем не смогло справиться прежнее Я.

Гермиона вытерла слезы и вышла из-под душа. Халат Сириуса был мягок, как и его хозяин. Не имело никакого смысла винить его за те крохи боли, что она испытала. Куда больше попытаются затронуть ее душу слизеринцы, добраться до глубины и ударить по самому больному.

Когда она вернулась в комнату, Сириус уже спал. Она тихо прошла к своей половине кровати, достала из кармана сарафана противозачаточное зелье и выпила его. После легла рядом и осветила лицо супруга. Подушка Блека была мокрой. Так же, как и его щеки.

Он плакал. Это было очевидно. Гермиона отложила палочку на столик, юркнула под одеяло и прижалась к мужу. То ли от ощущения тепла чужого тела, то ли от сильной усталости она практически мгновенно уснула.

Сильней страдают те, чье горе молчаливо.

Жан Расин

Через несколько дней после свадьбы в Ежедневном пророке появилась небольшая заметка об этом событии. В ней сухо говорилось о факте заключения брака, но журналистка в самом конце все-таки упомянула о романе Гермионы с Виктором и предполагаемых отношениях с Гарри. Ее тонко обвиняли в том, что она всегда вовремя умела ориентироваться в ситуации и быстро переключилась с Поттера на его более богатого и респектабельного крестного.

Сириус сжег этот выпуск в камине, а потом долго сидел, безучастно глядя на огонь. Рон ходил хмурый, как туча, и практически не смотрел в сторону Гермионы, предпочитая игнорировать ее. Гарри оставлял для нее джем, искал в библиотеке интересные книги и старался отвлекать разговорами.

Он чувствовал себя виноватым как перед ней, так и перед крестным. Гарри имел свойство казнить себя за все. Он был обычным несчастным мальчишкой, которого война забросила в самый эпицентр. Гермиона порой удивлялась, как он не сломался, не ожесточился, не стал циником и законченным мизантропом, таким, как Снейп.

Сама она чувствовала себя балансирующей на самом краю, готовой сорваться за него в любой момент. Гермиона отбросила мысли о том, что ей нравится наслаждаться ролью жертвы. Конечно, если бы ее заставили, принудили, обращались с ней более жестко, то принять всю ситуацию было бы проще. Но у нее не было такой роскоши, у нее была свобода действий. Ей дали выбор, ей перечислили все варианты и последствия. Выбор девушка сделала сама, в полной мере осознавая все и четко представляя, чего стоит ожидать.

Люди говорят, что желают быть самостоятельными, что им необходимо самостоятельно принимать все решения, особенно те, которые касаются каких-либо ключевых моментов в их жизни, но на самом деле они врут. Быть жертвой обстоятельств, агнцем или просто оставшимся в стороне всегда проще. Это снимает с тебя ответственность, перекладывая ее на кого-то. Если что-то пойдет не так, всегда будет человек, которого можно обвинить в неприятностях, которые повлекло принятое им решение.

Последнюю ночь пред школой Гермиона провела в кровати супруга. Никакой интимности, просто лежание рядом друг с другом. Оба никак не могли уснуть. Каждый из них ворочался с бока на бок, тяжело вздыхал и кутался в одеяло, но так и не засыпал. Через какое-то время они решили, что лучшим вариантом будет просто поговорить. Сириус, хоть всегда пренебрежительно относился к своему роду, знал много о дарах, обрядах чистокровных и их кодексах. Слишком мало подобной информации было прописано где-либо и природное любопытство Гермионы взяло верх.

— Сириус, прости, но передача этих даров супруге через близость слишком уж напоминает распространение венерических заболеваний, — смущенно произнесла девушка.

Блек смеялся очень долго и один раз чуть ли не упал с кровати. Когда он все же смог успокоиться, вытер выступившие слезы и отдышался, то ответил:

— Тут все куда сложнее. Чистокровные семьи крайне редко признают бастардов, потому что Дара у них не может быть по определению, то есть они автоматически становятся тупиковой ветвью рода. Супруг передает дар только своей жене, той, с кем он связан магическими брачными узами, и только она может родить наследника в полном смысле этого слова. Если у ребенка не проявился дар, значит, он был от другого мужчины или, как считали раньше, кто-то в роду супруги не чист кровью. Таких жен с позором изгоняли из новой семьи. Подаренные им способности с разводом тоже исчезали, — Сириус устроился в постели удобнее. — На самом деле магия изначально была настроена на поддержание семьи, рода. Раньше, очень-очень давно, были распространенны гомосексуальные отношения. Нас и так мало, чтобы не оставлять после себя никого. Дары стали тем, что помогало поддерживать ценность верности и разнополых отношений. Позже к этому приплели чистокровность. Охотницы за женихами внимательно смотрят за тем, чтобы у супругов было не только состояние, но еще и наследие рода, иными словами, тот же дар. Глупые они, — мужчина покачал головой. — Надо смотреть на человека. Брак по расчету часто бывает несчастливым.

Гермиона натянула одеяло до подбородка.

— Ты хотел брак по любви?

Сириус опять рассмеялся.

— Если честно, то я вообще не думал об этом. В молодости я был этаким Казановой, позже началась серьезная война, стало не до того, потом Азкабан. А после... Я беспокоился о Гарри и о том, как бы меня не поймали. Женщины просто потеряли для меня значимость. О том, что хорошо было бы иметь свою семью, я задумался только тогда, когда увидел Ремуса и Тонкс вместе. Они выглядели такими счастливыми! Наверное, любовь делает жизнь ярче, даже если за окном война.

В комнате стало тихо. Гермиона совсем не знала, что на это ответить. До этого момента девушка понимала, что и Сириусу не просто в создавшейся ситуации, но теперь она особенно ярко и четко ощутила это. Их брак — еще одна капля в его море отчаяния, боли и страхов. Он захлебывался своей горечью и одиночеством и завидовал Ремусу, который получил свой кусочек счастья. Гермиона понимала его, все его чувства и эмоции.

— Можно, я тебе буду писать из Хогвартса? — тихо спросила она.

Сириус еле заметно вздрогнул.

— Если ты захочешь...

— Захочу, — кивнула девушка, а потом почему-то начала рассказывать про своих родителей, о том, что ей больше не от кого ждать весточки.

Узел внутри стал постепенно распускаться. Гермиона не заметила, как слезы начали течь сами собой, оставляя мокрые дорожки на щеках и принося с собой иррациональное облегчение.

— Я буду писать тебе длинные письма, — пообещал Сириус, приобняв ее. — Хочешь, даже буду копировать какие-нибудь книги или высылать тебе их целиком. Кстати, недавно я наткнулся на формулу трансфигурации человека в хорька. Как только Малфой посмеет открыть свой рот, сразу преподашь ему урок и напомнишь, кем он является на самом деле.

— Заманчивое предложение, — улыбнулась девушка.

Сириус был теплым, уютным и каким-то родным. Под утро им все-таки удалось уснуть.

* * *

Прощания были скомканные. Блек и Гарри долго стояли на платформе и внимательно оглядывали друг друга, будто бы стараясь запомнить каждую отдельную черточку. Гермиону же Сириус быстро обнял на прощание и по-отечески чмокнул в лоб. Такие невинные действия заставили лицо Рона перекоситься в гримасе отвращения. Было больно видеть такую реакцию.

Хотел того Уизли или нет, но им так или иначе придется постоянно контактировать: они стали старостами.

Свободное купе нашлось практически сразу. Гарри сел рядом с Гермионой и ободряюще сжал ее руку. Рон устроился напротив и сделал вид, что постоянно меняющиеся пейзажи за окном интересуют его больше, чем друзья.

Через полчаса пришлось отправиться на собрание старост. Уизли выглядел как раздувшийся самодовольный шар, хотя и дураку было понятно, что его должность не была заслужена. Рон и пальцем не пошевелил для того, чтобы получить значок старосты. Он нигде не прикладывал усилия: ни в учебе, ни в квиддиче. Ответственность и дисциплинированность тоже не были его сильными сторонами.

Дамблдор, скорее всего, не хотел нагружать Гарри еще сильнее. То, что Сириус чуть не умер, а потом и ее свадьба совсем измотали его психологически. Гермиона почувствовала нотку отвращения к Рону из-за его слепоты к близким людям.

Старостами Слизерина были Паркинсон и Малфой. Надменность на их лицах ничуть не уступала Роновской.

Когда Гермиона вместе с Уизли вошла в купе старост, то все взгляды оказались прикованными к ней. Стало противно от их прищуров и странной уверенности в собственных выводах. Все они выглядели так, будто всегда понимали меркантильную сущность девушки и раскусили ее давным-давно.

И это было только начало. Вряд ли в Хогвартсе кто-то откажется от грязных и оскорбительных комментариев относительно ее брака. Ведь так приятно чувствовать себя воплощением благочестия и нравственности на фоне кого-то другого. Судить проще, чем быть осужденным. Никто не разбирается в мотивах и причинах, большинство хватается только за внешнюю оболочку и как шакалы начинают растаскивать всю падаль, до которой только могут дотянуться.

Собрание было в высшей мере скучным и нудным. Лучший ученик монотонно бубнил себе под нос о том, как почетно быть старостой, какое огромное значение имеет значок и как важно соответствовать оказанной чести. Далее шло о нравственной стороне жизни старост, о том, что они должны вести себя так, чтобы другие могли брать пример с них.

На середине вдохновленной речи Гермиона начала осознавать, что вот-вот уснет. Поезд приятно укачивал, монотонное бормотание нагоняло дрему, да и бессонная ночь накануне давала о себе знать.

Распределение дежурств она чуть не пропустила. Если бы Рон случайно не наступил ей на ногу, когда полез уточнять график, она действительно уснула бы. Хоть какая-то практическая польза от него все же была.

Выходя из купе, Паркинсон толкнула Гермиону.

— Ох, извини... Грейнджер, — она театрально развела руки в стороны и усмехнулась.

— Блек, — отстраненно поправила ее девушка.

— Грязнокровка, как ни назовись, все равно останется грязнокровкой. Да даже выйди ты замуж за меня, в твоих жилах не прибавится ни капли чистой крови, — презрительно произнес Драко и сплюнул в сторону, будто бы ему было противно только от того, что он снизошел до того, чтобы что-то сказать Гермионе.

Никого из старост не осталось в коридоре вагона. Все слишком спешили или на дежурство, или для того, чтобы успеть увидеться со своими знакомыми до прибытия в школу.

— Хм... Малфой, даже если бы ты женился на мне, то вряд ли в твоей голове прибавилось бы хоть немного мозга, — девушка пренебрежительно фыркнула.

— Как ты смеешь своим мерзким ртом произносить такие вещи? Ты... ты... мерз ость, по ошибке попавшая в этот мир!

Палочки в руках Паркинсон и Малфоя оказались мгновенно, но Гермиона тоже была быстра. Занятия в ОД не прошли даром, хотя по Защите от Темных Искусств она все равно получила Выше ожидаемого, по другим предметам у нее было Превосходно. Девушка не расстроилась из-за этого. Быть идеальной во всем невозможно.

— Не забывай, что я теперь Блек, — оскалилась девушка. — Безумие — это то, что передается у нас вместе с фамилией.

Гнев и злость наконец-то вырвались на свободу, внутренние демоны торжествовали. Теперь появился повод выплеснуть всю агрессию, что в ней накопилась, всю злость на тех, кто придумал глупый закон.

Гермиона хищно облизнулась и провела палочкой по своим губам.

— Ох... Малфой, забыла спросить, ты уже получил свою татуировку? Или хозяин твоего отца посчитал, что ты не достоин того, чтобы ползать у его ног и целовать его ботинки? Какая печальная участь всех чистокровних — быть заклейменными, как скот, — девушка покачала головой. — Я горжусь тем, что в моих жилах течет маггловская кровь. Мои родители воспитали во мне чувство гордости и уважения к себе, а вы всего лишь чистокровные пресмыкающиеся.

— Заткнись! Заткнись! Заткнись! — проорал Малфой.

Неизвестное проклятие полетело в нее, Гермиона мгновенно выставила щит, но под напором чужой магии он затрещал. Девушка резко присела, и заклятие ударилось в стену за ее спиной, оставив на ней черную паутину.

Тонкие нити старались проникнуть, въестся в поверхность. Так же было и с ее душой: осуждение, косые взгляды и глупые газетные статьи стремились добраться до самой ее сути, покорежить ее, уничтожить, смять.

Безумство, чистое и незамутненное коснулось ее. Ведь можно сделать с Малфоем что-то такое, чтобы после этого больше никто и никогда не позволил себе никаких замечаний в ее адрес из-за опасений, что и их может постичь такая же участь.

Видимо, у Гермионы взгляд стал слишком хищным, потому что Драко вдруг вздрогнул и начал пятиться назад.

Сотни разных проклятий сейчас путались в голове и искушали использовать именно их. Одни болезненные, другие унизительные, третьи весьма специфичные...

Рывок вперед, взмах палочки и в воздухе повис белый хорек, который беспомощно перебирал лапками и верещал. Паркинсон выглядела совершенно растерянной, когда ее товарищ приземлился ей на плечо. Худое тельце зверька дрожало, весь мир казался ему огромным и опасным. В какой-то момент гнев и ярость покинули ее, оставив после себя пустоту и мысли о том, что ее поведение сложно было бы назвать достойным подражания. Потом пришло что-то похожее на жалость к маленькому хорьку, который, по всей видимости, ожидал дальнейшей расправы. Если бы Драко был на ее месте, он не остановился бы на этом.

Малфой слишком бесполезный. Он слабый, бесхарактерный и очень пугливый. Вся его напыщенность не больше, чем попытка защитить себя от всего мира, скрыться в своей капсуле из гордыни и эгоизма, чтобы запрятать свою немощность как можно глубже. У него не было собственных взглядов, только те, что навязал ему отец. У него отсутствовала хитрость или изворотливость, которые, казалось бы, должны являться обязательными качествами слизеринцев. Все его выходки никогда не приносили никаких результатов, он действовал прямо, открыто провоцировал и зачастую сам же от этого страдал. Даже друзей у него не было. Кребб и Гойл пустые болванчики, не способные на что-то еще, кроме исполнения прямых простых приказов. Они не думают о высоких моральных устоях и ценности межличностных отношений. Пока есть тот, кто может указать, что им делать дальше, им не требуется перегружать мозг пространственными рассуждениями.

Мир вокруг Малфоя насквозь гнилой и забитый предубежниями. Он сам и его окружение привыкли ненавидеть магглов только за то, что они не могут колдовать. Но отними у любого волшебника его волшебную палочку, и он становится беззащитнее младенца. Они банально не знают, как зажечь свет или приготовить себе пищу. Магглы достойны уважения уже только за то, что, не имея никаких чудес, смогли создать и постоянно улучшать благоприятную для себя среду обитания: различные бытовые приборы, средства связи и коммуникации. Их мир постоянно развивался и совершенствовался. Волшебники же двигались очень медленно, с ленцой и скрипом. Ученых среди магов всегда было мало, наукой занимались как хобби и между делом.

Малфой был ничтожен в своих жалких потугах унизить ее происхождение. Гермиона гордилась своим миром, который многому ее научил.

Белый хорек прижался к шее паникующей Паркинсон, которая совершенно не знала, что же ей делать дальше.

Гермиона выпрямилась, все еще сжимая палочку в вытянутой руке и нацеливая ее на слизеринку.

— Достаточно, — раздался сзади обеспокоенный голос Гарри.

Он и остальные члены Отряда Дамблдора стояли сзади нее, готовые в любой момент придти на помощь. Видимо, ранее Малфой испугался такого большого численного перевеса, а не ее саму.

Девушка позволила увести ее в одно из купе. Никто из членов ОД не осуждал Гермиону: ни за брак, ни за дуэль. Возможно, у нее все еще оставалось что-то надежное и стабильное в этом мире.

* * *

Первые дни в Хогвартсе были по-настоящему тяжелыми. Казалось, что ее всюду преследовали косые взгляды и перешептывания.

Соседки по комнате, на оборот, стали смотреть на нее с чуть большим уважением. Они всегда считали, что хорошо выйти замуж — это половина жизненной состоятельности любой женщины, вторая половина — рождение детей.

Лаванда даже как-то рискнула спросить у нее на полном серьезе о том, как правильно необходимо себя вести, чтобы привлечь внимание достойного мужчины. Гермионе ничего не оставалось, кроме того, чтобы посоветовать ей поработать над повышением своего интеллекта. Усилий Браун хватило максимум на то, чтобы купить себе очки в строгой оправе и надевать их по вечерам в гостиной, сидя перед камином с какой-нибудь толстой книгой и делать вид, что она читает ее.

— Они тебе завидуют, — как-то сказал Гарри, когда ему надоело наблюдать, как Гермиона дергается от любого шепотка сзади нее.

— Всегда думала, что из нас троих я обладаю хоть какими-то знаниями психологии, а на деле веду себя как законченная идиотка. Может, мне стоит заказать себе успокоительного зелья?

— Ты думаешь, это действительно поможет? — фыркнул Поттер. — Психология тут ни причем, нервные дерганья из-за повышенного внимания к собственной персоне я преодолел уже давно. Через это просто необходимо пройти. Не знаю, как правильно это назвать... Просто наступает какой-то момент, когда тебе становится действительно все равно, что думают другие. Важно только твое собственное мнение о себе и мнение тех, кого считаешь близкими. Остальное шелуха.

— Я тоже справлюсь, — уверенно ответила Гермиона.

Но сказать это было куда проще, чем сделать. Она до сих пор не могла привыкнуть к тому, что ее фамилия теперь стоит в начале списка, хоть и проучилась уже целую неделю. На миссис Блек она редко откликалась сразу, ей еще требовалось время, чтобы осознать, что обращаются к ней, а не к кому-то другому.

Каждый раз, слыша ее новую фамилию, Рон передергивался и менялся в лице. Он старался избегать с ней любого общения, разговаривая только с Гарри и обращаясь к Гермионе, когда дело касалось только чего-то, что имело отношение к обязанностям старосты: кто когда кого куда провожает, кто объясняет правила или отчитывается перед деканом.

Подобное игнорирование ранило девушку, но она ничего не могла поделать.

Когда сентябрь подошел к концу, постепенно все пересуды, касающиеся ее, стали стихать и громом среди ясного неба оказалось принятие закона об опеке над магглорожденными. Как и говорил Дамблдор, суть подобного сводилась к тому, что их просто распределили бы по семьям чистокровных, которые, в свою очередь, имели бы над ними неограниченную власть, используя для этого шантаж.

В тот же день к Гермионе прилетела сова с письмом от Блека. Он действительно переживал за нее и волновался о том, как она восприняла новости. Ее приятно тронула забота супруга. Это ощущалось куда острее, когда у нее не осталось никакой связи с родителями. Несмотря на то, что Гермиона провела с Сириусом ночь, он до сих пор не воспринимался ею как муж в полном смысле этого слова. Правильно было бы назвать его опекуном или наставником.

«Здравствуй, Гермиона.

Как дела у вас в школе? Как настроения среди учащихся? Скорее всего, тебе приходится очень тяжело будучи старостой в такое неспокойное время. Как и говорил Дамблдор, закон все-таки приняли, хотя его оспаривают сейчас многие, но правительство всегда творило то, что было угодно только ему.

В Министерстве были вывешены списки несовершеннолетних студентов, которые попадают под действие закона. Твоей фамилии среди них не было, хотя Министр порывался вначале внести и ее.

Возможно, что воздействовать на Гарри через его ближайшее окружение попытаются не только Пожиратели, но и Министерство. Теперь нам придется приложить все силы для защиты братьев Криви и Дина Томаса. Очень надеюсь, что у нас все получится.

Пожалуйста, присмотрись к Гарри. Из его последних писем можно сделать вывод о том, что он крайне обеспокоен чем-то.

Также надеюсь, что ты сможешь появиться на Гриммо в конце месяца на одну ночь.

Сириус Блек»

Дочитав письмо, она откинулась на спинку кресла. Рядом с ней на диванчике сидели Гарри и Рон, которые пытались делать вид, что не рисуют Дракучую иву, а выполняют задание по травологии.

— Думаю, завтра мне нужно будет отправиться на площадь Гриммо на одну ночь. Какое же это глупое правило! — раздраженно произнесла девушка и пододвинула к себе график взаимосвязи фаз луны и активности лунного камня как ингредиента для лечебных зелий.

На пол упало что-то тяжелое, и Гермиона позволила себе оторвать взгляд от пергамента и оглянуться в ту сторону, откуда послышался шум. Рон стоял перед ней, сильно покраснев и сжимая кулаки, его сумка валялась рядом с ним на полу.

— Могла бы хотя бы не хвастаться подобной грязью, — процедил он сквозь зубы. — Я хотя бы надеялся на то, что ты поймешь чудовищность своей ошибки! Но нет же! Ты козыряешь своей новой фамилией и спокойно говоришь о том, что поедешь на ночь к кому-то, кто стал твоим супругом из-за обстоятельств. Можешь сколько угодно льстить себе, но стоит понимать, что Сириус вряд ли когда-то обратил бы на тебя внимание. Неужели всем девушкам достаточно просто выйти замуж за кого-то повыгоднее? Где чувства? Где любовь? Где? Устроили базар из чувств. Противно! Я думал, что знаю тебя, а на самом деле...

Рон покачал головой и подхватил свою сумку.

— Это ты безответственный эгоист, у которого большой пунктик касательно денег! — вскрикнула Гермиона, как бы ей не хотелось, слова Уизли зацепили ее. — Ты постоянно укоряешь меня и читаешь мне морали! Да кто ты сам такой? Завистливый, слабовольный, эгоистичный человек, который ничего не делает и ни к чему не стремится, но хочет достичь успеха во всех сферах жизни. Ты слепец! Война, идет война, но только ты не замечаешь ее. И если на то пошло, не надо говорить, что знаешь меня! Ты только на четвертом курсе заметил, что я все-таки девушка, а не бесплатное приложение к готовым домашним заданиям, которые всегда можно переписывать. Если бы ты хоть на треть понимал меня, то никогда и ни за что не допустил бы ни одной пошлости в мой адрес, никакой грязи не сорвалось бы с твоих губ! Ты видишь только то, что хочешь видеть. Ты противен мне и мерзок. Лучше я откажусь от значка старосты, чем продолжу работать с тобой!

В гостиной повисла тишина. Все, кто находился в помещении в данный момент, повернули головы к ссорящимся.

Уизли схватил свои вещи и выбежал в коридор, Гермиона же поднялась в свою комнату и, задвинув полог кровати и наложив на него чары тишины, проплакала всю ночь. Слова чужих цепляли, но не ранили. Рон же уже который раз искусно нанес глубокие кровоточащие раны своими острыми как нож высказываниями. Чувства к нему сгорали, оставляя после себя пустоту, безнадежность и усталость...

Утром в Большом зале Уизли сидел за столом рядом с Лавандой. Его левая рука собственнически покоилась на талии девушки, правой же он закидывал себе в рот маленькие кусочки омлета, который ему нарезала Браун.

Почему-то это не вызвало никаких эмоций. Возможно, она слишком устала, а может быть то, что когда-то было душой, скончалось в агонии у нее в груди.

Гермиона Грейнджер жила, Гермиона Блек выживала. Это было ее собственное небытие.

Только родительская любовь может научить человека быть истинно счастливым.

Автор

Когда Гермиона пришла на площадь Гриммо, ее встретила тишина. Дом обычно скрипел половицами, хлопал ставнями и дверями. Откуда-то постоянно доносились разговоры или недовольное бормотание Кикимера. Сегодня не было ничего этого. Даже свет практически нигде не горел, комната наполовину освещалась огнем из камина. В одном из темных углов сидел Сириус. Двумя руками он сжимал чашку с кофе и отрешенно смотрел перед собой в пустоту.

Девушка приблизилась к нему и удивленно охнула. Сириус сбрил свою бороду, без нее он казался гораздо моложе. Гермиона не удержалась и провела рукой по его лицу.

— Зачем? — тихо спросила она.

— Мне так лучше, — усмехнулся Блек и сделал глоток кофе.

Сириус был каким-то не таким, как обычно. Казалось, что его взгляд не останавливался ни на чем конкретно, а мысли были где-то очень далеко отсюда.

— Сегодня никого нет? — спросила Гермиона.

Блек отрицательно покачал головой.

— Собрание было вчера, у всех есть свои поручения.

— А какое у тебя? — поинтересовалась девушка, садясь в соседнее кресло.

— Никакого, — с горечью в голосе, ответил Сириус. — Понимаешь, теперь я слишком яркая и приметная личность для ведения каких-либо тайных и секретных дел. В мои обязанности входит работа с прессой, иногда отправляюсь в рейды, но слишком рисковать я не могу. Если со мной что-то случится, Гарри никогда не простит мне этого. Он тогда останется совсем один.

Мужчина сделал еще один глоток кофе, а потом поставил пустую чашку на маленький журнальный столик, находившийся слева от него.

— Гермиона, пожалуйста, пообещай мне, что если со мной что-то случится, ты не оставишь Гарри, — запальчиво произнес он со странным блеском в глазах.

Девушка вздрогнула.

— Конечно же, я не оставлю его! Он мой лучший друг! Но я — не ты, тебя не заменить.

Сириус переплел пальцы.

— Я знаю это, — он откинул голову назад. — Гарри слишком хрупкий, боюсь, что он может разрушиться изнутри от любого потрясения. Это как колодец, который очень долго собирал в себя капли и теперь вот-вот готов выйти за края. А вот про дружбу ты не права. Друзья могут предавать. Откровенно говоря, я не доверяю Рону. Дело в том, что порой он напоминает мне Питера в его шестнадцать лет. Рон так же завидует, так же желает получить что-то для себя и совершенно не готов для этого работать. Если быть до конца честным, я был не доволен, когда он, а не Гарри стал старостой.

Гермиона внимательно посмотрела на Блека.

— Рон, может, и не образец добродетели и порой бывает вспыльчив, но он не может предать. Это слишком даже для него. Порой мне кажется, что он, наоборот, мог бы избежать многих проблем и неприятностей, если бы обладал более гибкими взглядами. Его принципы слишком категоричны, и они уж точно не позволят ему пойти против Гарри.

— Я очень надеюсь, что все обстоит именно так, — отозвался Сириус.

Огонь в камине затрещал, и девушка оглянулась на него. Пламя было не колдовское. Сириус решил ради разнообразия закинуть в камин настоящие дрова, некоторые из них, видимо, были немного сырыми и поэтому сильно трещали.

— Почему так темно в доме? — спросила Гермиона, не отрывая взгляда от огня.

Блек тряхнул головой, будто бы отгонял от себя назойливые мысли.

— Я просто думал о смерти. Свет не дает сосредоточится на подобных мыслях. Атмосфера не та.

Это странное откровение заставило девушку заволноваться.

— Ты собираешься умереть? Откуда такие мрачные мысли?

Глаза Сириуса были серьезными, пронзительными и проницательными, как у мудреца, прожившего много лет. Он чем-то напоминал в этот момент Дамблдора, когда тот отбрасывал в сторону свое шутовство со сладостями.

— Гермиона, привычный для магов мир начал рушиться, и это только начало. Я уже один раз чуть не умер, вполне может случиться так, что меня не станет. Все наши рейды крайне опасны, каждый из нас может не вернуться назад. А это, заметь, еще не открытые военные действия. Скоро противостояние станет более явным и тогда начнется настоящая кровавая жатва, где не будет правых и виноватых, просто павшие за свои идеи и убеждения. Никто не застрахован от смерти, в том числе и я. По сути, сколько стоит моя жизнь?

Блек буквально вытолкнул себя из кресла, оказавшись на ногах, он начал быстро ходить туда-сюда по комнате, создавая мельтешение перед глазами девушки.

— Тогда, в Министерстве, я понял, что можно уйти отсюда очень быстро и не оставить за собой абсолютно ничего. Моя жизнь изначально была ошибочна. Моя мать чуть ли ни с самого моего рождения постоянно жалела о том, что я не такой, как Белла. Она была самым ее любимым и прекрасным ребенком, воплощением ее чаяний и надежд, но вот почему-то вышла не из ее чрева. Кого оставил бы я в случае гибели? Гарри? Но пойми, ему не нужен я как личность, он не близок и не откровенен со мной. Мы можем делиться друг с другом своими мнениями о происходящем, обсуждать политику или чьи-то действия, чаще всего Волдеморта, и говорить ни о чем, но никогда он не делился со мной тем, что накипело у него на душе, не спрашивал совета о том, как вести себя с девочками, не рассказывал о своих розыгрышах и перепалках. Гарри никогда не интересовался моей жизнью, моим прошлым, я для него стабильность, опора, тот, на кого можно положиться во время жизненного шторма. Я выражение всего того, чего у него не было, но то, что он сможет получить чуть позже в будущем, своеобразное воплощение цели. Думаю, в предстоящем противостоянии я стану для него чем-то вроде маяка его светлого завтра.

Сириус тяжело вздохнул.

— Я могу сколько угодно говорить, что я простил Ремуса и мы снова близкие друзья, но это не так. Я больше не доверяю ему как раньше. Он может в любой момент... нет, не предать... оставить. Как бы ему ни было тяжело, двенадцать лет слишком большой срок для того, чтобы не попытаться найти истину. Да окажись он на моем месте, я бы землю зубами грыз, но докопался бы до того, что было на самом деле. Сколько стоит моя жизнь, если так легко подвергается забвению? Иногда я думаю, что моя мать была права, говоря, что мое существование — это ошибка. Возможно, мне действительно не стоило рождаться. Самым светлым пятном моей жизни был Джеймс, но сейчас его нет. Мне нужно было погибнуть вместе с ним.

Гермиона замерла.

— Возможно, Ремус посчитал факты, которые имелись в то время, неопровержимыми?

Блек покачал головой.

— Он знал о моей верности Джеймсу.

— Но ты доверял Питеру и был уверен в нем.

— Он всегда слепо следовал за нами, не задавал лишних вопросов и казалось, что так будет всегда. Мы не брали в расчет его личность и качества. За это и поплатились.

От горечи и грусти в его голосе стало невыносимо печально.

— Не кори себя за это, — успокаивающе произнесла девушка. — Знаешь, Гарри считает, что ты чуть не умер именно из-за него. Эта вина сильно давит на него.

Сириус рухнул назад в кресло и сложил руки в замок.

— Мы оба знаем, что он действительно виноват, но не меньше чем я. Он не проверил всю информацию и не в свое время занимался защитой разума. (это какая-то корявая фраза. Может, «...и не занимался в свое время...» ) Мне же было необходимо сидеть тут и не высовываться. Мы оба не можем оставаться хладнокровными, когда дело касается близких нам людей, потому что понимаем, что промедление часто слишком дорого стоит.

Дом оставался все так же тих, даже со стороны камина прекратились какие-либо звуки. Атмосфера угнетенности начала буквально давить, будто проезжала наждачной бумагой по оголенным нервам.

— Я тоже не знаю стоимость моей жизни, но мне кажется, что с фамилией Блек она выросла в цене.

Гермиона перевела взгляд на темное окно. Она действительно думала то, что сказала. Жизнь магглорожденной малоизвестной девочки никого не интересовала. Ее исчезновения практически никто не заметил бы. Все магглорожденные были пришельцами в этом якобы сказочном мире, теми, кто претендует на места долгоживущих тут. Фамилия супруга позволила ей получить хоть какие-то призрачные гарантии защищенности, раньше не было даже таких. Конечно же, свою роль еще сыграла и дружба с Гарри. Все-таки подруга Поттера не могла быть не замеченной. Сложись все иначе на первом курсе и не состоись встречи с троллем с последующим спасением, она могла бы, даже несмотря на отличную учебу, остаться за бортом жизни. Гермиону с ее оптимизмом, трудолюбием и знаниями никто нигде не ждал. Максимум, на что она могла бы рассчитывать, — это должность какого-нибудь мелкого клерка. Раньше девушка наивно полагала, что фамилия не имеет никакого значения и человеку помогают двигаться по карьерной лестнице только его способности, но позже она поняла всю ошибочность таких суждений.

Перси Уизли всегда был исполнительным, очень серьезным и научно подкованным, возможно, иногда чрезмерно дотошным, но добиться чего-то стоящего ему не удалось. Так же, как и его отцу, который всю жизнь проторчал в Министерстве на совершенно глупой должности. Семья Уизли не пользовалась авторитетом, у них не было влияния, поэтому ни о какой карьере не шло речи. Билл и Чарли поступили мудро, решив не связывать свою профессиональную деятельность с Министерством. Это место было прогнившим насквозь. Здесь практически не осталось таких понятий, как честность и справедливость. Средства для достижения целей чаще всего выбирались самые жесткие и подчас жестокие. Наглядным примером людей, способных выжить в этом омуте грязи и пропитаться этой мерзостью насквозь, являлись Фадж и Амбридж. Гермиона не видела себя среди них, даже несмотря на все свои знания и умения, она не смогла бы не утонуть среди этого дерьма.

— Я думаю, что ты всегда дорого стоила. По крайней мере, ты была нужна своим родителям. Когда ты оказалась волшебницей, они поддержали тебя.

Гермиона покачала головой.

— Кикимер говорил, что Вальбурга совсем сдала именно после твоего ареста. Я думаю, ты ей все-таки был дорог.

Сириус откинулся на спинку кресла и расхохотался.

— Мать испугалась за честь рода Блек, что она окончательно посрамлена. И ей было страшно за то, что у меня вообще не будет наследников. Регулус к тому времени пропал, — мужчина развел в сторону руки. — Фамилию некому было передать. Некогда великий и могучий род, по сути, оказался в руинах. Она никогда, никогда не пыталась меня понять, только требовала с меня поведения, которое подобает носящему фамилию Блек. Это не любовь, это реализация собственных желаний! Любят не за что-то, а вопреки. Родители должны принимать и понимать своих детей, они не должны быть инструментами их раздутого самодовольства!

Девушка сжалась в кресле. Она была желанным и любимым ребенком. Ее родители всегда гордились ею, и это только подстегивало Гермиону пытаться стать лучше.

Все дети хотят, чтобы их любили, когда же они не получают своей порции внимания и признания, то чаще всего начинают бунтовать. Они восстают против своих родителей и их правил.

Сириус был недолюбленным ребенком, и поэтому прошел наперекор семье. Вряд ли в одиннадцать лет можно в достаточной мере осознанно подойти к выбору факультета, основываясь только на собственных представлениях о том, что такое хорошо, а что такое плохо. Сириус выбрал Гриффиндор только потому, что тот противопоставлялся Слизерину, месту, где учились все Блеки. Он постоянно провоцировал мать, пытаясь таким образом получить от нее хоть немного причитавшегося ему внимания.

Так же он быстро понял, что если будет вести себя пренебрежительно по отношению к семейным устоям, то сможет найти людей, которые примут его, похвалят и высоко оценят. Это подстегивало его к еще большему бунту. Блеки всегда считались темными, и все, что ему требовалось, — это показать себя как приверженца всего светлого.

Тот же Снейп стал инструментом демонстрации своего негативного отношения к Слизерину и его ценностям. На нем удобно было отрабатывать свою ненависть, он был всего лишь бедным, никому не нужным мальчишкой, которому неоткуда было получить защиту и помощь. Идеальный инструмент.

Вообще всех их проказы были способом обратить на себя всеобщее внимание. Сириус пытался добрать от окружающих то, что не смог получить дома. Его считали крутым, замечательным, изобретательным, остроумным... Но невозможно ничем заполнить в сердце то место, что принадлежит родителям. Они наш костяк, наша основа и начало. Без них дети теряют жизненные ориентиры. Очень важно вложить в них чувство безопасности и нужности.

Вальбурга Блек только давила на своих детей, постоянно что-то требуя от них. Регулус, по всей видимости, до последнего пытался соответствовать ее ожиданиям.

Сириус до сих пор страдал из-за нелюбви матери и был уверен в том, что он ошибка в ее жизни, и она сожалеет о его рождении.

Если бы Вальбурга была со своими детьми чуть мягче и нежнее, они быстрее приняли бы то, что она им внушала, даже из-за страха расстроить мать. И, несомненно, они были бы гораздо счастливее.

— Джеймс был единственным, кому я был действительно по-настоящему нужен. Он был тем, на кого я опирался. Без него не было бы меня такого, каким я являюсь сейчас. Джеймс научил меня тому, что жизнь можно самому превратить в праздник, — Сириус тяжело вздохнул и взъерошил свои непокорные волосы. — Да вот только без него не хочется ничего... Знаешь, в тот день я должен был быть с ними в Годриковой лощине, но задержался на Косой аллее, покупая взрыв-тыквы. Я опоздал совсем немного, но этого было достаточно. Все время, что пробыл в Азкабане, каждый день прокручивал в голове тот злополучный вечер и мучил себя вопросом: «А что, если...?». Но ведь ничего не изменить, теперь мне приходиться черпать свое одиночество одним из половников моей дражайшей матушки. Это больно, Гермиона. Невыносимо больно.

Девушка понимала его. В ее жизни с недавних пор поселилось нечто тягуче-горькое, что невозможно задавить ни повседневностью, ни чтением множества книг. Просто в какой-то момент становится невыносимо тяжело двигаться дальше, хочется опустить руки и остаться на месте. Но Гермиона понимала, что стоит только позволить своей слабости взять над собой вверх, как она тут же окажется проигравшей, окончательно раздавленной и ввергнутой в глубины собственного отчаяния.

— Ты должен понимать, что Гарри вообще не знал своих родителей. У тебя, пусть и плохие, но они все же были. Думаю, что у тебя, пусть и очень мало, но все-таки есть и хорошие воспоминания, связанные с ними. Гарри же всю жизнь открыто ненавидели, потом началась школа, где отношение к нему менялось чуть ли не ежедневно. Утром его могут носить на руках, а вечером уже презирать и шарахаться от него. Ему, как никому другому, нужны не только я и Рон, его ровесники, но и кто-то взрослый и надежный. Ему нужен тот, кто сможет взять на себя за него ответственность или сумеет заступиться, поддержать. На самом деле, этого хотят абсолютно все, но у нас есть хотя бы опыт, вынесенный из детства. Он же лишен его. Гарри нужен такой человек. Все магическое сообщество ждет от него чуда. Чуда от шестнадцатилетнего мальчишки, который до сих пор путает формулы трансфигурации стула и таракана. Там же отличие на целых четыре знака! — Гермиона сокрушенно покачала головой. — Если ты считаешь, что он недостаточно откровенен с тобой, то постарайся сам пойти с ним на контакт первым. Возможно, Гарри просто боится показаться тебе излишне навязчивым и именно поэтому не лезет в душу или не спрашивает советы по не стратегически важным вопросам. У него нет опыта общения с опекуном, не забывай этого. Все его взаимодействие с Дурслями сводилось к распоряжениям о том, какую работу ему необходимо выполнить и какое количество времени не показываться им на глаза. Сделай первые шаги для большего сближения, покажи ему, что с тобой безопасно делиться личным.

Сириус удивленно распахнул глаза.

— Как же ты права, — прошептал он. — Я никогда не думал о ситуации с этой стороны

Девушка расслабленно улыбнулась.

— Нам всем легче субъективно судить о явлениях, объективизм приходит гораздо позже, когда чаще всего время упущено.

— Для меня слишком много умных слов в одном предложении, — мужчина поднял вверх руки, показывая готовность к капитуляции. — Думаю, нам пора уже спать.

Сириус ленно поднялся из кресла, а потом резко обернулся к столу, и потянулся за лежащей на нем маленькой коробочкой, которую до этого девушка не заметила за стоящей чашкой, и протянул ее Гермионе.

— Что это?

— Твой подарок на День рождения, — легкомысленно отозвался Сириус.

В коробке лежал перстень с большим черным камнем в центре, на нем был выгравирован родовой герб Блеков.

— Если с тобой что-то случится, тебе стоит только надавить на камень в перстне, он нагреется в ответ, таким образом я пойму, что что-то произошло. По-хорошему, я должен был отдать тебе его раньше, но совсем забыл о нем. Раньше оно принадлежало моей матери...

— Но я не твоя настоящая жена, — всплеснула руками девушка.

Блек нахмурился, а потом улыбнулся.

— Мы вернемся к этому разговору после войны. Если я погибну, ты останешься единственной Блек.

— Давай больше не будем сегодня говорить о смерти, — попросила Гермиона.

— Хорошо, — согласно кивнул Сириус.

Едва рухнув в постель, мужчина практически сразу уснул. Видимо, за день он очень сильно устал от собственных нелегких дум и переживаний. Гермиона осторожно провела по волосам своего супруга и усмехнулась, они были такими же жесткими и вьющимися, как и у нее. Ей подумалось, что если у них будут общие дети, то они наплачутся с расческами и укрощением очень непокладистой шевелюры. Потом она тихо ойкнула, поймав себя чуть ли не на преступной мысли, и постаралась зарыться под одеяло еще сильнее, чтобы странные думы больше не лезли в ее голову.

* * *

Война своим смрадным дыханием просачивалась и в Хогвартс. В коридорах стало гораздо тише, никому не было дела до шуток и розыгрышей. Все ежедневно с замиранием ожидали утренних газет: было очень страшно увидеть в списках пострадавших или погибших фамилии близких людей.

Слизеринцы были еще более хмурыми, с пойманными Пожирателями авроры в Министерстве особенно не церемонились. Смертная казнь была все так же запрещена, но никто не мешал им покалечить пойманных во время своих допросов. Некоторые говорили, что авроры совсем озверели, слишком уж сказывалось на них всеобщее напряжение и высокая смертность в их рядах.

Волдеморт тоже никогда не отличался доброжелательностью и терпением, вполне вероятным было то, что его юным последователям уже довелось ощутить на себе гнев хозяина. Возможно, они только после этого действительно поняли, во что ввязались, так же, как и пришли к выводу, что назад дороги уже не будет. Даже если Пожиратели когда-то придут к власти, то это вряд ли будет «светлое будущее», о котором они мечтали. Для них было куда проще раньше, когда именно их связи действительно имели силу, а не тотальный контроль хозяина и его указания, который за малейший проступок мог раздавить тебя как таракана.

В Гриффиндорской гостиной тоже сквозило напряжение, на их факультете было много магглорожденных, в среднем по два человека на курс. Никто из них до сих пор не знал, за какой семьей их закрепят, каждый из них опасался оказаться во власти не раскрытых Пожирателей или разделяющих их взгляды.

Казалось, что только один Рон не был подвержен всеобщей хандре. Он старался целоваться с Лавандой при каждом удобном случае. Гермиона по этому поводу чувствовала глухое раздражение и вместе с тем искреннее удивление по поводу того, как у этих двоих еще не стерлись губы.

Создавалось ощущение, что все цвета в Хогвартсе стали тусклыми, блеклыми и какими-то невыносимо серыми. А на Хэллоуин из Азкабана сбежали все пойманные ранее Пожиратели, без дементоров удержать надежную защиту тюрьмы было весьма проблематично.

Газеты с подобными новостями они получили рано утром за завтраком. Гарри угрюмо рассматривал черную метку на фотографии и задумчиво обводил ее контур пальцем.

— Что с тобой? — тихо спросила Гермиона, чтобы сидящая рядом Парвати не услышала ее вопроса.

— Тебе не кажется, что я очень похож с Волдемортом? — задумчиво отозвался Гарри. — Как зеркальное отражение-перевертыш.

Он все так же не отрывал взгляда от снимка.

— Знаешь, кто-то из нас когда-то падет от руки другого. Я слышал летом как-то теорию о допельгангерах по маггловскому телевиденью. Весь смысл в том, что они двое не могут существовать в одном мире вместе. Думаю, это о нас...

Взгляд Гарри был каким-то пустым, будто бы он видел что-то, лежащее за границами этого пространства.

— Я читала об этом, — уверенно произнесла Гермиона. — Знаешь, я летом покупаю журналы о паранормальных явлениях и пытаюсь угадать, свидетелями какого магического явления стали люди, или что не успели изъять служащие отдела по контролю за артефактами. Это все равно, что разгадывать кроссворды. Так вот, в теории двойников есть одна маленькая деталь, с ними почему-то встречались только обычные люди. Подозреваю, что подобное — это дело рук каких-то жестоких магов, которые решились поиграть на нервах жертвы перед ее убийством. Вы слишком разные с Волдемортом, возможно, и ты, и он когда-то стояли перед одной и той же развилкой, но сделали разные выборы.

Гарри рассеяно кивнул.

— Сириус на задании, — с надрывом прошептал Поттер. — Но он вернется и с ним все будет хорошо. Не оставляй Сириуса, пожалуйста, в собственном безумии тогда, когда я больше не смогу поддерживать его.

Девушка почувствовала, как по ее телу прокатилась волна мурашек. С ней в последнее время только и делали, что прощались.

— Не надо, Гарри, такого не произойдет. Все будет хорошо, может бать, не сегодня, но уже скоро, я обещаю, — прошептала она.

Сзади к ним подошла Луна и положила руки на плечи Поттеру.

— Твои мозгошмыги волнуются, — серьезно произнесла она.

Гарри оглянулся назад и мягко улыбнулся ей.

— Они просто предчувствуют надвигающуюся бурю.

— Но до нее еще не очень скоро, — Луна дернула свою сережку-редиску. — Шторма еще нет, пока он только в наших душах.

Рон, сидящий от них в стороне, наконец-то отвлекся от прослушивания последних сплетен Хогвартса из уст Лаванды и перевел свой взгляд на газету. Бегло просмотрев статью о побеге Пожирателей, он со злостью отбросил в сторону Пророк и резко поднялся со своего места. Проходя мимо слизеринского стола, он злобно поинтересовался у Малфоя:

— Наверное, ты очень рад, что твой папочка вернулся собирать грязь с туфлей вашего хозяина? Надеюсь, он захлебнется всей этой грязью и подавится мнимой свободой.

Драко побледнел от еле сдерживаемой ярости и резко вскочил со своего места с вытянутой перед собой палочкой.

— Я убью тебя, нищий предатель крови! Кр...

Гарри послал в него разоружающее проклятье и поймал его палочку, даже не вставая со своего места. Он все так же отрешенно смотрел перед собой.

— Мы уже тонем, Луна, — покачал он головой. — Мы уже тонем...

За окном был ноябрь, за окном шла Война.

Если кто-либо знает, какое решение он должен принять, чтобы произвести нечто хорошее или помешать чему-либо дурному, но не делает этого, то это называется малодушием.

Бенедикт Спиноза

Если бы у Гермионы спросили о том, что объединяет магический и маггловский миры, то она, не задумываясь, ответила бы, что алогичность. Не зависимо от пола, возраста, национальности и расположенности к магии, люди продолжают верить, что их проблемы кто-то должен решать. Сейчас речь не о быте, а о социальной стороне. Каждый знает, что с голодом, нерациональным распределением средств, коррупцией, войнами, терроризмом, преступностью, несовершенством законов, диктатурой и многим, многим другим необходимо бороться. Но дальше этого знания дело не заходит. Никто не делает ничего для того, чтобы изменить текущую ситуацию. Максимум — люди начинают вслух говорить о необходимости что-то предпринять.

Сейчас, после череды громких нападений и убийств, маги не предпринимали ничего. Они забились в свои раковины и ждали, когда Министерство или Поттер одолеют Волдеморта и всех Пожирателей. Никто не хотел выступать на передовую сам. Ожидания валились на Гарри тяжестью, проливались своей тягучестью и истеричностью с заголовков газет. Как никогда волшебникам требовались герои, с которых можно было спросить за их бездействие.

Рон отдалялся от Гермионы и Гарри с каждым днем все сильнее и сильнее. Учеба его практически перестала интересовать, он ходил на уроки только потому, что у него тогда была лишняя возможность посидеть вместе с Лавандой и полюбоваться ее открытым декольте. То, что их отношения перешли рамки простых обниманий и поцелуев, было ясно для всех. Даже Снейп на одном из уроков защиты позволил себе сыронизировать на эту тему, но вместо того, чтобы смутиться, Рон лишь гордо выпятил грудь. Он считал, что это делает его более популярным и говорит о нем, как о ярком самце. Уизли всегда стремился как-то выделиться и сейчас он нашел способ, который, мягко говоря, не характеризовал его с хорошей стороны. В своих глазах он был мачо, но окружающие смотрели на него с еще большим презрением, никому не нравилось выставление грязного белья напоказ. Демонстрацию собственной пошлости нигде не уважали.

Гарри с каждым днем становился все более и более мрачным. Он никогда не говорил с ней о том, чему его учит Дамблдор, но это явно относилось к его роли в войне. Поттер хмуро просматривал каждое утро выпуски Пророка, о чем-то долго думал и уходил, чтобы немного побыть до занятий в одиночестве. Это было его своеобразным ритуалом. Гермионе казалось, что он постепенно уходит в свой кокон из невысказанных переживаний и душевной боли. В письмах к Сириусу Гарри старался быть более оптимистичным, но, как ранее и говорил Блек, не допускал ничего глубоко личного. Хотя один раз очень осторожно поделился тем, что ему стала нравиться Джинни Уизли. Это для него было верхом откровения. Блек радовался этому, как своей самой большой победе в жизни. Он тут же завалил крестника множеством советов и рекомендаций, но ему пришлось свернуться с ними, сразу же после невинного вопроса Гарри о том, сколько из арсенала галантного джентльмена он применил к самой Гермионе.

Малфой тоже становился все более напряженным день ото дня. Его и так бледная кожа стала еще бледней, а под глазами залегли черные круги. Он казался загнанным в угол зверьком, готовым царапаться до последнего, потому что ему уже не оставалось ничего иного. Гарри периодически бросал на него изучающие взгляды, Драко ежился под ними и старался смотреть на Гриффиндорский стол как можно реже. Гермиона предполагала, что все дело в том, что его отец вернулся к Волдеморту, который никогда не был положительно настроен к своим последователям и карал их за любой промах. Малфой просто боялся, что однажды филин принесет ему письмо с известием о смерти Люциуса. Гермиона, если бы не отправила своих родителей в другую страну, так же ежедневно опасалась бы за жизнь родителей.

А потом произошел несчастный случай с Кэти Белл. Девушка едва не умерла из-за того, что дотронулась до проклятого ожерелья. В Хогвартс ее принесли в состоянии, близком к коме.

Если до этого все жили в состоянии страха и напряжения, то теперь это было близко к всепоглощающему ужасу, который никому не давал покоя. Все стали тщательно проверять посылки и письма, старались ничего не брать даже у знакомых людей.

От состояния паники и угнетенности в гостиной стало нечем дышать. Кто-то вообще высказал предположение о том, что Гриффиндор решили уничтожать таким трусливым способом, и Кэти была лишь первой жертвой.

Гермиона, закончив свое домашние задание по нумерологии, отложила пергамент в сторону и потянулась в кресле. Гарри самозабвенно расписывал преимущества невербально поставленных щитов над вербальными. Защита от Темных искусств для него оставалась любимой дисциплиной, несмотря на то, что теперь ее вел Снейп. Новый преподаватель по зельям, по мнению девушки, был отвратительным человеком. Он приторно улыбался и старался сразу установить связи с людьми, которые могли бы оказаться перспективными в будущем. Он даже создал что-то вроде круга лично им избранных и назвал его ''Клубом Слизней''. Подробное он практиковал еще со времен молодости Волдеморта. Приглашение в его коллекцию тут же получили она и Гарри. Говорили, что он никогда не ошибался в своих выводах об успешности тех или иных людей в будущем. Гермиона была склонна считать, что таким необычным способом появлялся дар Слизнорта.

— Я пойду прогуляюсь, — произнесла Гермиона, когда больше не было сил выслушивать по седьмому разу от Парвати о том, насколько плохо выглядела Кэти сейчас. Казалось, ей нравилось нагнетать атмосферу.

— Конечно, — кивнул Гарри. — Можешь взять мою мантию, если она, конечно, нужна тебе.

— Спасибо, — поблагодарила девушка.

Комната мальчиков разительно отличалась от их женской. Носки валялись везде: на полу, под кроватями, на подоконнике и даже свисали с люстры. Вещи были свалены неровными, неопрятными кучами на крышах сундуков, зато из гардеробного шкафа застенчиво выглядывали метлы, несколько цветочных горшков, шахматная доска и футбольный мяч.

В их же женской спальне все было аккуратно. Каждая вещь висела на своей вешалке, а пузыречки с косметическими средствами стояли на полочках ровными рядами. Все чистенько и опрятно. Это место по сравнению с их комнатой было обителью хаоса, но, несмотря на это, Гермионе нравилась тут. В ней они не раз втроем раскрывали «мировые заговоры», обмывали косточки слизеринцам и просто дурачились. Возможно, ее собственная спальня была для нее слишком не такой значимой потому, что воспоминания о ней не были связанны с близкими людьми. Со своими соседками она не нашла общего языка из-за явного отсутствия общих интересов.

Полог на кровати Рона был плотно задернут. Девушка тихонько прошла к сундуку Гарри и, немного покопавшись среди его вещей, наконец-то извлекла мантию-невидимку. Внезапно полог отодвинулся в сторону, и с кровати спрыгнула совершенно растрепанная Лаванда в наполовину застегнутой блузке, оттуда же показался раскрасневшийся Рон в одних плавках.

— Эээээ... Что ты тут делаешь? — выдавил из себя Уизли.

— Вообще-то, Гарри кое-что просил принести из его вещей, сейчас он сам немного занят, — невозмутимо объяснила Гермиона, направляясь к двери.

Сердце буквально распирало грудь, а во рту почему-то пересохло. Было обидно за столь странную реакцию своего организма. Она давно уже поняла, что Рон никогда не был действительно достойным человеком, и все чувства к нему можно было назвать глупостью и строительством иллюзорных замков. Раньше, по своей детской наивности и не исправимому оптимизму, Гермиона верила, что когда Уизли наконец-то осознает свои чувства к ней, то обязательно изменится, попытается стать лучше, чем он есть, займется своими манерами и всерьез задумается о будущем. Но почему-то именно сейчас, увидев эту парочку после занятия любовью, она поняла всю несбыточность и невозможность подобного. Вряд ли Рон чувствовал к Лаванде что-то действительно глубокое, сильное и искреннее. Ему было с ней удобно. Уизли всегда плыл по течению, не пытаясь с ним бороться. Он руководствовался только собственными желаниями, и если что-то не сваливалось ему в руки само собой, он тут же начинал обижаться на мир, не пытаясь что-то изменить или чего-то добиться. Он хотел получить Гермиону, но когда столкнулся со сложностями, связанными с этим, то запросто променял ее на Лаванду, девушку, расположения которой не нужно было добиваться.

— Мне кажется, что ты пришла сюда не просто так, — с видом победителя произнесла Браун. — Решила подсматривать за нами? Завидовать нехорошо.

Гермиона окинула ее презрительным взглядом.

— Что вы можете показать мне нового из того, что я не видела от своего мужа?

Браун растерянно заморгала и повернула голову к Рону, ища у него поддержки. Уизли же сам казался не менее растерянным. Он посмотрел на Гермиону и собственническим движением прижал к себе Браун.

— Поверь, нас совершенно не интересует, что тебе там может показать Блек. Честно говоря, меня вообще удивляет, как он на что-то способен в столь солидном возрасте, — проговорил он с насмешливыми нотками.

Гермиона покачала головой и укоризненно посмотрела на него. Уязвленное самолюбие порой превращает людей в кого-то близкого к ничтожным, грязным существам, что потеряли свою душу, растратив ее на злобу и зависть. Рон постепенно становился таким, скатывался в своей деградации все ниже и ниже, кичась при этом своим падением. Он перешел к оскорблениям человека, который в том числе и его семье временно предоставлял крышу над головой, того, кто кормил их всех со своего стола и за свои средства. Блек всегда уважительно относился к ним. Рон также знал, что половина жизни Сириуса была потеряна в Азкабане без каких-либо причин для этого, просто из-за того, что кто-то забыл о презумпции невиновности и не проверил полученные факты на истинность. Это трагедия одного человека, и высмеивать это просто ужасно и неправильно.

— Твой отец был чуть младше Сириуса, когда родилась Джинни. Перед тем, как что-то говорить, сначала думай. Это как минимум полезно для мозгового кровообращения, а как максимум — позволит тебе уберечься от какого-нибудь мерзкого проклятия.

Лаванда уперла руки в боки и исподлобья уставилась на Гермиону.

— Вышла замуж за деньги, сиди и радуйся, а нашему чистому и незамутненному счастью с Бон-Боном не завидуй!

— Я знаю, что Блек не так хорош, иначе ты не ст... — договорить Рон не смог, потому что на него тут же налетела стая ярко-желтых канареек и вцепилась в его волосы.

— Никогда, никогда больше не смей своим поганым ртом оскорблять Сириуса. Если еще хоть одна пошлость сорвется с твоего языка или что-то еще более недопустимое, ты навсегда останешься не способным к зачатию своих будущих наследников. Ты слишком быстро забываешь доброту к себе и смеешь возить имя человека, сделавшего так много для всех нас, в грязи. Этот разговор я передам Гарри. Он должен знать, с кем имеет дело!

Гермиона резко развернулась, ее ученическая мантия взметнулась верх. Вряд ли это получилось так же эффектно, как у Снейпа, но, по крайней мере, она смогла оставить последнее слово за собой и при этом не расплакаться.

Гнев и раздражение буквально душили ее, вытеснив собой появившиеся ранее печаль, горечь и боль.

Она буквально бегом спустилась по лестнице и вылетела из гостиной, с силой оттолкнула портрет в сторону, чуть ли не ударив его об стену.

Толстая леди что-то кричала ей в след, но девушка не слушала эти вопли. Она накинула на себя мантию-невидимку и поспешила укрыться на седьмом этаже в Выручай-комнате.

Времени до отбоя оставалось много, но Гермионе совершенно не хотелось встречаться сейчас с кем-либо знакомым. Ей казалось, что даже самое обычное приветствие может обернуться ссорой. Слишком много в ней на данный момент было агрессии.

Девушка никогда не думала, что настолько тяжело разочаровываться в людях. Это было равносильно чувству потери. Вначале Рон был для нее ценным человеком в магическом мире, таким же, как и Гарри, со временем он стал кем-то очень важным и любимым, стоящим куда выше, чем прославленный и богатый спортсмен Крам. Уизли казался идеалом мужчины, таким, ради которого можно бросить все, заставить себя кардинально измениться. Гермиона назвала столь глупые мысли «суицидальной жертвенностью». Никогда нельзя класть абсолютно все на алтарь ради кого-то. Сегодня этот человек с тобой, а завтра он может уйти, и ты останешься одна с внутренней опустошенностью.

Рон оказался совершенно не тем человеком, что жил в ее фантазиях. Несмотря на то, что она знала его давно, все равно преуменьшала его недостатки или старалась не обращать на них внимание. Именно из-за собственного желания носить розовые очки девушка и пострадала. Наверное, всем в юном возрасте тяжело признавать различия между мечтаниями и реальностью. Скорее всего, именно поэтому первая любовь через какое-то время оборачивается полным крахом. Позже уже учишься обращать на многое внимание и становишься более осторожной. Многие перестают кидаться в омут с головой.

Гермиона ругала себя за то, что, несмотря на свою хваленную рациональность, все равно шла на поводу эмоций. Возможно, гриффиндорцам вместе с факультетским значком после распределения передавалась импульсивность.

Девушка несколько раз пошла вдоль стены на седьмом этаже, старательно думая о том, что ей необходимо место, в котором можно спрятать или спрятаться.

Несколько мгновений спустя перед ней появилась дверь. Гермиона быстро проскользнула внутрь и сняла с себя мантию.

Помещение, в котором она очутилась, можно назвать огромным. Всюду были огромные завалы из вещей, в основном сломанных и серых от пыли. Немного пройдя вперед, девушка услышала странные стуки. Она настороженно подняла палочку и выглянула из-за одной из груд хлама в сторону, откуда доносились звуки.

На полу, прижавшись спиной к старому шкафу, сидел Малфой. Он яростно бил кулаком по обложке одной из лежащих перед ним книг.

Видимо, вечер не задался не только у нее одной. Драко выглядел еще паршивее, чем в последнее время: волосы, раньше тщательно уложенные, теперь были растрепанной копной, а цвет кожи приблизился к бело-серому.

"Потерянный" — возникла первая ассоциация в ее голове. Именно таким он казался, сидя на пыльном полу слабо освещенной комнаты, заваленной разнородным хламом.

Гермиона уже хотела тихонько выйти отсюда, когда неосторожно задела нечто, когда-то бывшее древком метлы. Шум, вызванный падением деревяшки на каменный пол, заставил Малфоя отвлечься от насилия над книгой.

— Кто здесь? — с надрывом прокричал он, вскакивая с места.

Девушка покинула свое укрытие.

— Всего лишь я, нечего так кричать, — раздраженно произнесла она, стараясь вести себя, как ни в чем не бывало.

— Грейнджер, — не сказал, а выплюнул Малфой.

— Блек, — холодно поправила она его.

Драко наклонил голову к плечу и ухмыльнулся.

— Ты не достойна этой фамилии.

Гермиона повторила его жест.

— Или эта фамилия не достойна меня.

Малфой оскалился. Он чуть приподнял верхнюю губу, обнажая свои ровные белые зубы. Гермиона прекрасно знала, что подобное предшествует нападению. Она тут же поставила щит, но ошиблась только в том, что решила, что Драко не посмеет использовать против нее Непростительные.

Гермиона не думала, что вновь испытает на себе воздействие Империо. На четвертом курсе, когда на них всех в качестве демонстрации лже-Грюм накладывал эти чары, девушка чувствовала, будто бы ее сознание утаскивают куда-то на дно, оставляя во власти чего-то одурманивающего, оплетающего нитями наслаждения и легкости. Чистая, незамутненная эйфория, стремясь сохранить которую, ты сделаешь все, что тебе прикажут.

Теперь она ощущала нечто схожее с туманом, который ласково пытался окутать ее разум и увлечь за собой. У нее был выбор, сбросить, отогнать от себя это наваждение или последовать за ним. Как и говорил когда-то Сириус, дар не может быть универсальным и абсолютным.

Девушка решительно избавилась от собственного оцепенения, но сделала вид, что на нее подействовало Империо.

— Раздевайся, — приказал Драко.

Автоматическими, спокойными и решительными движениями девушка начала расстегивать пуговицы на своей блузке. Когда она дошла уже до четвертой, то резко подняла руку с палочкой и атаковала Малфоя, который был полностью уверен в собственной победе и безопасности.

«Постоянная бдительность!» — это не просто бессмысленные слова человека, страдающего паранойей, это единственный способ выжить в совершенно сумасшедшем мире, где каждый так и норовит ударить в спину.

Обычные Связывающее и Разоружающее заклинання — и твой противник недоуменно хлопает ресницами, не в силах освободиться или оказать сопротивление.

— И что ты собирался сделать со мной дальше? — елейный голос Гермионы пробирал до костей.

В минуты сильного гнева она чем-то неумолимо напоминала Беллатрикс. Ей не нравилось подобное сравнение, но поспорить с ним она не могла. Гермиона никогда не чувствовала в себе склонности к насилию, но даже в выборе относительно безопасных проклятий была весьма избирательна. Эта легкая безумность придавала ей своеобразный шарм. Гарри не раз говорил ей, что нестандартные решения — это ее путь, правда, когда дело не касалось занятий. Она никогда не смела идти наперекор школьным учебным планам, Амбридж из этого правила можно было исключить.

— Я заставил бы тебя вырезать на своем теле слово «грязнокровка», чтобы ты об этом никогда не забывала, так же, как и твои любовники.

Гермиона кивнула и задумчиво покрутила палочку Драко в руках.

— Хорошо, — протянула она. — Может быть, сдать тебя Дамблдору и настоять на твоем исключении? Это был бы лучший вариант. Так как ты староста, я даже баллов с тебя снять не смогу.

Глаза Малфоя стали просто огромными, он несколько раз судорожно вздохнул.

— Хорошо, веди, — выдавил он из себя.

— Мобиликорпус, — тело парня взмыло в воздух.

— За использование третьего Непростительного полагается семь лет Азкабана, если ты не пытался заставить одного человека убить другого. Интересно, придет ли твой хозяин спасать тебя или нет? — поинтересовалась скорее у самой себя Гермиона.

Она резко остановилась и, чуть ослабив веревки рядом с левой рукой, закатала рукав мантии парня. Как она и думала, предплечье было изуродовано Черной меткой. Веревки тут же снова плотно окутали тело Малфоя.

— В таком случае, тебе грозят больше семи лет заключения и очень много шума в газетах. Надеюсь, твоя мать сможет выдержать такой позор. Хотя, если учесть, что твоего отца она терпела много лет, как и неприятности, связанные с его постоянным желанием по-павлиньи распустить свой хвост.

Драко дернулся в своих путах, когда услышал про родителей. Его апатичность и вялость исчезла. Кажется, только в этот момент он осознал всю масштабность собственных неприятностей и их последствия.

— Сколько ты хочешь за молчание? — убито спросил он.

Гермиона покачала головой.

— Ты же прекрасно знаешь, что меня не купишь за деньги, да и у семьи Блек очень много средств.

Парень некоторое время гипнотизировал ее взглядом, а потом резко отвернулся.

— Так чего же ты хочешь? — спросил он.

— Не знаю, — пожала плечами девушка. — Тем болем, не уверена, что стоит оставлять тебя в школе. Как я понимаю, ты чуть ли не убил Кэти. Сколько еще гриффиндорцев падут жертвами исполнительности приказов безумца? Ты думаешь, мы будем молчать и тихо лить слезы по жертвам? Неужели никто не задумывался, что Гриффиндор может начать мстить? И это будут далеко не вредилки производства братьев Уизли.

— Никто не охотится ни на кого! — воскликнул Драко.

Девушка, немного подумав, опустила Малфоя на пол и села напротив него, вытянув ноги вперед.

— Разве? А мы уверены в другом. Вчера видели Нотта недалеко от нашей гостиной, а потом двое второкурсников оказались в Больничном крыле, совершенно не помня о том, кто на них напал. А три дня назад Когтевранцы видели Кребба недалеко от главной лестницы, который явно кого-то караулил. Мы передавим вас всех, как муравьев. Вряд ли вы сумеете выстоять против союза трех факультетов. Мы не дадим наших ребят в обиду. Слишком много пакостей мы терпели с вашей стороны. Пора положить этому конец!

Драко заерзал на своем месте.

— Все эти происшествия не связаны между собой. Нам тоже нелегко, знаешь ли! Каждый старается сорвать нас свою злость, выместить всю агрессию! Им страшно, а мы тут при чем? Грязнокровкам стоило оставаться в своем мире, чистокровным не путаться с магглами и тогда все было бы в порядке! Все были бы счастливы!

Гермиона презрительно посмотрела на Малфоя.

— Решил выговориться напоследок? — Гермиона разочаровано покачала головой. — Какой же ты никчемный, Малфой. Ты когда-нибудь задумывался над тем, что ты представляешь собой? Сам ты оболочка, ничего более. Ты наполнен глупыми идеями своего отца и, возможно, матери. Ты когда-нибудь пробовал критически взглянуть на свои убеждения? Думаю, что нет. Вообще за идеями чистокровности не стоит ничего больше, чем зависть. Мы приходим в ваш мир, хорошо адаптируемся в нем и часто оставляем вас, живших тут изначально, далеко позади. Магглорожденым свойственен критический взгляд на вещи, нам есть с чем сравнивать и к чему стремиться. Мы реформаторы, потому что уверены, что может быть лучше. Дикость ваших законов бросается нам в глаза.

— В чужой менор со своим Родовым кодексом не ходят! — зло выкрикнул Малфой. — Вас никто не звал к нам. Живите так, как привыкли мы или уходите!

Девушка ухмыльнулась.

— Иначе говоря, не пытайтесь нам мешать занимать те места, на которые мы рассчитывали. На самом деле, маги страшные консерваторы, которые отрицают прогресс и давно остановились в собственном развитии. Вы называете магглов грязными животными, но они давно обогнали вас. У них нет магии, и им пришлось придумать множество вещей, чтобы облегчить свой быт и обеспечить себе достойный досуг. А плохих людей хватает в любом мире. Взять, например, любого маггла-маньяка или Волдеморта. Оба психи и оба отбросы этого мира.

— Не смей так говорить! — закричал Малфой. — Не смей сравнивать их!

— Почему нет? — поинтересовалась Гермиона.

Драко сначала растерялся, а потом немного собравшись с мыслями, заговорил.

— Лорд велик, он достиг могущества и обладает такими знаниями, которые никому и не снились!

— И все? Маньяки всегда были очень изобретательными. Волдеморт упивается своей исключительностью и болью других. Вряд ли ты со своей чистокровной ограниченностью знаешь такое слово, как психология. Именно ею он и похож с обычным маггловским маньяком.

Ответом ей был злобный взгляд.

— Магия на самом деле всего лишь инструмент. Какая разница, чем убивать — проклятьем из палочки или пулей из пистолета? Смерть жертвы, ее предсмертная агония и наслаждение убийцы всегда остается одним и тем же, — Гермиона подползла к Малфою и внимательно посмотрела ему в глаза. — Что ты чувствовал, когда узнал, что тебе практически удалось убить Кэти? Это было разочарование, что тебе не удалось довести дело до конца? А может быть, ты почувствовал облегчение?

Малфой был воплощением всей чистокровной ничтожности, что была в магическом мире. Именно из-за таких как он страдают братья Криви, Дин и множество других магглорожденных, живущих в постоянном страхе быть выброшенными за пределы магического мира.

Гермионе даже на какой-то момент стал противно, что она сидит рядом с этим человеком. Такие как он вынудили ее выйти замуж, не дали возможности пожить в мире, где смердящее дыхание войны не ощущалось так явственно.

Мы играем в смешные игры,

И от жизни чего-то ждем,

То ли мы так наивны,

То ли этот мир обречен...

Девушка даже не заметила, что произнесла это вслух, слишком уж сильно она задумалась. Горстка чистокровных возомнила себя королями и единственно достойными, чтобы диктовать правила для этого мира. Из-за их интриг Гермиона чуть ли не потеряла себя, заблудившись в лабиринтах своих страхов.

Драко смотрел на нее со страхом. Возможно, когда-то давно это вызвало бы у нее чувство триумфа, а теперь ничего кроме отвращения не ощущалось. Он боялся вернуться к своему хозяину, боялся быть исключенным из школы, боялся разочарования своих родителей. Она пожертвовала гораздо большим, а он смеет изображать из себя трепетную девицу, которую привели к дракону. Имеет ли Малфой хоть какое-то представление, что испытывает девушка, ложась в постель с нелюбимым человеком? Что значит потерять еще одну свою мечту о романтике, нежности и взаимности?

Девственность для девушки — это нечто ценное, что-то чуть ли не святое. А Гермиона о первой своей ночи помни только желание, чтобы это закончилось как можно скорее. И это делало ее пустой и недостойной чего-то более светлого в собственных глазах.

Знал ли он, что ты чувствуешь, стирая память собственным родителям, чтобы их спасти? Чтобы быть уверенной в их безопасности? Осознавал ли он, насколько сильная боль раздирает твою душу в такой момент? Вообще, что Малфой мог понимать? Избалованный мальчишка, который уверен, что за все свои грехи можно откупиться деньгами.

Гермиона встала с пола и отряхнула свои брюки.

— Было бы неплохо, если б ты хоть один раз в своей жизни заплатил за собственные ошибки. Слишком уж все просто тебе все дается. Из-за такой падали, как ты, страдают хорошие люди. Может быть, ощутив хоть каплю их боли, ты начнешь лучше понимать этот мир и попробуешь думать собственной головой.

Малфой вновь взмыл в воздух и полетел сзади Гермионы. Она вышла из комнаты и направилась к лестнице, где и столкнулась с Гарри. Поттер виновато улыбался, с рассеченной скулой это смотрелось немного жутковато.

— Я догадался, где ты можешь бать, и решил проверить, как ты.

— Спасибо, — кивнула девушка и обеспокоенно добавила. — Ты что, подрался?

Гарри широко улыбнулся и кивнул.

— Да, с Роном. Ему хорошо досталось. А Лаванда получила Летучемышиный сглаз от Джинни, — когда он произносил последнее, в его голосе появились нотки гордости. — Всему есть предел, в том числе и моему терпению.

Он заглянул за спину Гермионы, и в тот же момент его лицо приобрело черты суровости.

— Куда ты левитируешь Малфоя, который к тому же рыдает, как младенец?

— К директору. Он не отрицал, что ожерелье его рук дело, и он пытался наложить на меня Империо и приказал мне раздеться.

Поттер нахмурился так сильно, что его брови сошлись на переносице.

— Он хотел тебя изнасиловать? — даже Гермиона испугалась его холодной решимости убийцы.

— Нет, хотел, чтобы она вырезала на своем теле слово «грязнокровка», — отозвался Малфой, испугавшись кары.

Его голос был глухим и безжизненным. Ощущение пустоты.

Гарри немного расслабился. Он подошел к Драко и чуть склонился над ним и внимательно посмотрел ему в глаза.

— За его спиной стоит смерть, — тихо сказал он.

— Смерть? — удивленно переспросила Гермиона.

Гарри кивнул.

— Если отведешь его к директору и потребуешь исключения, Дамблдору, конечно, просто не останется ничего другого, как выполнить твое требование, но тогда Волдеморт его убьет. Сейчас Малфой шпион в этих стенах. Его хозяин не терпит подле себя бесполезных слуг.

— Своим решением я приговорю его?

Снова спокойный кивок. Всхлипы сзади прекратились.

— Что, если он убьет еще кого-то? Я же буду чувствовать себя виноватой в том, что могла помешать, но не помешала.

— Ты в любом случае будешь чувствовать вину. И когда узнаешь, что он мертв, или если Малфой убьет кого-то. На самом деле, это неправильно. Смерть кому-либо в любом случае принесла не ты, как и не ты выносила приговор. Но сейчас, отправляя Малфоя к директору, ты точно знаешь, какую цепочку повлечет это решение. Оставляя его здесь, нельзя быть в чем-либо уверенным.

Гермиона закусила губу. Мысли в голове сталкивались. Одни были противоречивей других.

— Что же мне делать? — со страхом спросила она друга.

— Это решение должно быть твоим собственным, но мое мнение, думаю, ты и так знаешь. Не перекладывай на меня часть ответственности. Это не сделает для тебя ситуацию легче, поверь мне.

Девушка кивнула и обернулась назад. Глаза Малфоя были широко раскрыты. Слезы уже высохли. Теперь он был похож на заблудившегося ребенка, который, путаясь, искал верный путь. Его несчастность можно было ощутить, пропустить между пальцами, почувствовать каждой клеточкой своего тела.

Ему тоже было что защищать, ради чего жить. Даже если они были на разных сторонах в этой войне, это не значило, что противник терял все от своей личности.

Гермиона взмахнула палочкой, и Драко опустился на пол. Она еще что-то прошептала, а потом кинула рядом с ним его волшебную палочку.

— Веревки исчезнут через пятнадцать минут. Если пострадает еще хоть один человек, мы больше не будем молчать, — прошипела девушка.

Она взяла Гарри под руку и направилась вниз. До отбоя практически не оставалось времени. Драко на полу дрожал, прижав колени к груди. Ему было больно и страшно. Еще никогда он не чувствовал себя так близко к собственной смерти. Он больше ни в чем не был уверен.

Если я обречен, то обречен не только на смерть, но обречен и на сопротивление до самой смерти.

Франц Кафка

Окончание семестра застало Гермиону врасплох. Ее мысли постоянно вращались вокруг Малфоя. Что он читал в Выручай-комнате? Только ли шпионить ему приказал Темный Лорд? Правильно ли она сделала, отпустив его и не настояв на исключении? Будут ли еще жертвы?

Во время всех трапез в Большом зале девушка наблюдала за Драко. С каждым днем он выглядел все хуже и хуже. Раньше он чрезмерно много внимания уделял своей внешности: особенно своей прическе и состоянию кожи. Теперь же он мог позволить себе появиться в мятой мантии и с растрепанными волосами. Гарри тоже заметил эти перемены. Несмотря на все его заверения, что Гермиона поступила правильно, он каждый вечер следил за Малфоем с помощью Карты Мародеров.

Когда до Рождественского вечера у Слизнорта оставалось буквально пара дней, Гарри тактично наполнил девушке, что, будучи замужем, прибыть одной на подобное мероприятие не есть хорошо. Ей пришлось спешно бежать в совятню и отправлять письмо Сириусу. Они никогда не появлялись в обществе вместе. Предстоящее было бы прекрасной возможностью продемонстрировать то, что супруги действительно вместе. Вдруг Министерство придумает какой-нибудь закон против фиктивных браков? По крайней мере, тогда будет что им предоставить.

Рон несколько дней после драки ходил очень злым, его раздражало практически все. Он даже позволил себе снять с первокурсника-слизеринца десять баллов за то, что тот очень громко чихал в коридоре. Лаванда игнорировала Гермиону. Каждый раз, когда они сталкивались, Браун презрительно смотрела на нее, а потом резко отворачивалась. Джинни же она не выносила на дух и прониклась к ней чистой и незамутненной ненавистью. Каждый раз, когда появлялась возможность, она тут же начала рассказывать всем желающим ее слушать, как ужасно девушке иметь веснушки и неухоженные ногти. За свой длинный язык Лаванда получила от кого-то проклятье фурункулов. Гермиона предпочла сделать вид, что не заметила, что в тот момент кончик волшебной палочки торчал из рукава Гарри.

Слух об окончательном расколе Золотого трио быстро облетел школу. Пожалуй, это не обсуждали только самые ленивые, а таковых в Хогвартсе не было. Гермиона прекрасно понимала, что Гарри тяжело без своего лучшего друга. С ней в любом случае он не мог обсудить многие темы так же раскованно и спокійно, как с Роном. Да и у парней есть свои специфические шутки, которые девушкам кажутся совершенно глупыми и не имеющими смысла.

— Может, поговоришь с ним? — как-то предложила Гермиона.

— Нет, — покачал головой Гарри. — Наша размолвка для него дополнительная защита. Тем болем, все видят, что это не разыгранное представление. Когда мы окажемся в полной безопасности, я попробую помириться с ним.

В этом и был весь Поттер со своим комплексом героя. Ему всегда нужно кого-то от чего-то спасать, даже от самого себя.

— С кем ты идешь на вечер к Слизнорту?

— С Луной. Думаю, это внесет хоть какое-то разнообразие в этот парад лицемерия.

Гермиона же до самого начала Рождественского вечера не знала, придет ли Сириус, но строго к назначенному времени он явился в парадной аксамитовой (может, все-таки бархатной?) мантии. Девушка почувствовала себя не очень удобно в своем легком недорогом красном платье, купленном в Хогсмиде в прошлые выходные.

— Прекрасно выглядишь, — сделал комплимент Блек с нотками восхищения в голосе.

Его можно было бы попробовать уличить во лжи, если бы его глаза не светились таким искренним восторгом. Девушка поймала себя на мысли, что ей приятна такая реакция. В принципе, Сириус видел ее в платье только один раз — на их свадьбе, но тогда всем было не до разглядывания друг друга. Гермиона предпочитала удобную и практичную одежду и именно поэтому постоянно носила джинсы или брюки, а наверх одевала водолазки или свитера. Каблуки она ненавидела лютой ненавистью и не понимала тех, кто добровольно мучает себя каждый день, изображая канатоходца, готового в любой момент рухнуть вниз со своей высоты. Даже сорочкам она предпочитала пижамы, а халатам — домашние костюмы.

Сейчас же она была в непривычном для всех образе и, возможно, эффект производила точно такой же, как и на четвертом курсе на балу, устроенном по случаю Турнира Трех Волшебников.

Гарри смотрелся с Луной весьма гармонично. Вообще в Лавгуд была какая-то легкость, будто бы она парила не только в своих мыслях, но и наяву. Гермиона иногда завидовала ей в том, что она смогла оградить себя от предрассудков, общественного мнения и глупых стандартов. Ей самой часто хотелось пробежаться босиком по лужам, поплавать в Большом озере, полазить по деревьям или надеть что-то очень яркое и необычное, чтобы почувствовать себя какой-нибудь экстравагантной героиней рассказа или легенды. Но все эти желания очень жестко подавлялись разумом и рациональностью.

Помещение было заполнено людьми до отказа, они были разных возрастов и статусов. Среди них легко маневрировал Слизнорт, казалось, он успевал поговорить со всеми. Зельевар был, словно паук, умело оплетавший себя новыми ниточками связей. Но стоило отдать ему должное, он помогал и другим как можно более выгодно пристроиться или заручиться чьей-то поддержкой.

— Мистер и миссис Блек! Как же я рад вас видеть на моем скромном мероприятии, — расплылся в слащавой улыбке Слизнорт.

— Здравствуйте, — озорно улыбнулся в ответ Сириус. — Как же давно я не был на собраниях клуба. Иногда только оглядываясь назад, понимаешь, как быстро бежит время.

— Согласен с вами, мистер Блек. Кажется, только вчера вы зачаровывали десертные вилки, которые лихо отплясывали лезгинку всем на потеху. А ведь вы так давно выпустились, да уже и Гарри на шестом курсе... — пожилой мужчина качнул головой. — Мысли о времени заставляют чувствовать себя очень древним. Лучше расскажите о вас. Когда нам стоит ждать наследника рода?

Сириус густо покраснел.

— Об этом мы подумаем после окончания войны. Дети должны жить в спокойное время, наслаждаться своей беззаботностью и быть неприлично счастливыми. Сейчас не та пора.

Гермиона удивленно посмотрела на Блека. Она его до сих пор считала человеком с не очень зрелыми суждениями и взглядами на жизнь. И дело было даже не в самом нем, как личности, а в том, что наш возраст — это наш жизненный опыт. Сириусу просто некогда было научиться чему-либо и придти к каким-то выводам, сидя в Азкабане. Она вообще удивлялась тому, как он остался в относительно здравом уме. Само по себе провести столько лет в темной камере-одиночке очень страшно для человека, а когда тебя еще и окружают дементоры, которые заставляют переживать самые страшные моменты в жизни, то просто невозможно не тронуться умом. А Блек смог удержать себя на самом краю надвигающегося безумия.

К ним весь вечер подходили разные люди и улыбались: одни задорно и весело, другие кисло и вымучено. Были такие, которые завуалировано говорили о том, что Гермиона в своей жизни нацелена только на выгоду, и тактично напоминали, что есть в этом мире вещи, которые находятся выше меркантилизма. Находились и другие, правда, в меньшем количестве, которые давали понять Сириусу, что, возможно, после стольких лет одиночества и заточения, хочется чего-то яркого, фонтанирующего и страстного, но это не повод портить молодой леди всю ее предстоящую жизнь.

Блек умело вел разговоры, с легкостью обращал любые попытки поддеть его в шутку. Он прекрасно владел словами и мимикой. Для Гермионы это было вечером открытий. Сириус оказался харизматичным, блистательным, ярким... Возможно, именно поэтому Дамблдор назначил его ответственным за ведение дел с Министерством. Он с легкостью располагал к себе людей, очаровывал их и поражал остроумием. Гермионе всегда казалось, что Блек — это уставший и сломленный человек, который жил по инерции и мало что замечал вокруг. Человек, для которого риск являлся единственной отдушиной.

Ладонь на плече, легкое полуобъятие дарили позабытое чувство защищенности и покоя. Это молчаливое покровительство говорило о том, что она все-таки не совсем безразлична ему. И дело тут не в возвышенной и эфемерной любви, а именно в том, что хоть кто-то беспокоится о тебе, замечает твои потребности и нужды. Когда остаешься практически одна против всего мира, пронизанного волнениями, как море перед штормом, очень приятно бывает просто почувствовать себя защищенной.

Сириус был теплым, а его одеколон сочетал в себе мускусные и цитрусовые оттенки запаха. Гермиона не могла сказать, что влюбилась в Блека. Одного такого вечера для нее было бы слишком мало, но появилось что-то наподобие чувства благодарности и глубокой симпатии.

Гарри весь вечер был недалеко от них и так же смиренно сносил всеобщее внимание. Казалось, каждый хотел обсудить с ним политику, последние сплетни или падение курса сикля по отношению к фунту. Некоторые решались задать ему вопросы о планах на будущее, и тогда он совершенно серьезно отвечал, что пока просто надеется выжить. Когда подобную реплику услышал Слизнорт, то почему-то побледнел, а потом стыдливо покраснел. Гермиона намеревалась расспросить Гарри об этой странной реакции чуть позже. В последнее время зельевар стал избегать Поттера, будто бы тот был прокаженным. Гарри же, на оборот, выискивал любой удобный момент, чтобы пообщаться с профессором.

Снейп тоже присутствовал среди гостей. Он забился в самый темный угол и оттуда с прищуром и уничтожительной ухмылкой наблюдал за всеми. Казалось, что его забавляла и одновременно раздражала любая мелочь в зале. Сириус вообще предпочитал не поворачиваться в его сторону.

Где-то ближе к середине вечера Филч притащил за руку Малфоя, который принялся убеждать всех, что он просто собирался пробраться на Рождественский вечер и немного повеселиться. Если кто-то и поверил в эту сказку, то только не Гермиона, Гарри и Снейп.

Сириус с недоверием смотрел на Драко и тот, заметив его присутствие, тут же стушевался и сжался. Когда Слизнорт уже был готов разрешить остаться Драко в зале, его чуть ли не за шкирку вытащил за собой Снейп.

Гарри, накинув мантию-невидимку тут же последовал за ними. Сириус тоже собирался поиграть в шпиона, но был тут же остановлен бдительной Гермионой, которая беззастенчиво сжала его руку с такой силой, что на ней, скорее всего, должны были бы остаться синяки.

— Если мы все исчезнем, это станет слишком заметно, — осторожно шепнула она ему на ухо.

Блек почему-то вздрогнул.

— Ты уверена?

— Абсолютно.

В Сириусе было слишком много безрассудства. Скорее всего, решись он заняться политикой, то далеко бы не продвинулся именно из-за этого качества, даже невзирая на тот большой потенциал, что у него был.

Они еще несколько раз за вечер станцевали, именно потому, что в такие моменты к ним никто не пытался приставать со странными разговорами, например, на тему того, когда роман об их необычной любви выйдет в свет. Почему кто-то вообще решил, что они захотят что-то писать, было тайной для них.

По окончанию праздника Сириус проводил ее до гостиной и поцеловал в щеку на прощание. Толстая леди томно вздохнула и закатила глазки кверху, пробормотав что-то про любовь и молодость. Вечер был очаровательно прекрасным, возможно, самым светлым за последние полгода.

* * *

Дом на площади переливался множеством огней. Сириус, устав от постоянной напряженной атмосферы, решил внести немного ярких праздничных красок в обычную серость своего поместья. Пожиратели, казалось, активизировались еще сильнее к Рождеству, видимо, отмечая праздники терроризмом. Члены Ордена постоянно срывались на какие-то операции, и почему-то они всегда приходили раньше авроров, зачастую и прибывавших тогда, когда исход стычек был уже решен.

На второй день после Рождества по тревоге был поднят весь Орден. Рон, Гарри, Гермиона и Джинни остались в Штабе одни. Молли направилась в Нору, чтобы приготовить побольше Заживляющей мази. Ребята расположились около камина и начали вслушиваться в каждый звук, ожидая возращения фениксовцев, но их все не было и не было. Часы на стене размерено тикали и больше ничего, кроме их хода, не нарушало тишины. Гермиона нервно крутила на пальце кольцо, подаренное Сириусом, хотя и понимала, что он вряд ли подаст через него какой-то сигнал. Рон тоже нервничал, он ерзал в кресле и периодически тяжело вздыхал. Он до сих пор не разговаривал ни с Поттером, ни с Гермионой, ни с Джинни. Ему нравилось считать себя непонятым и обиженным. Молли постоянно читала Рону нотации, но он их не слушал.

Гарри сидел с закрытыми глазами и можно было бы подумать, что он спит, если бы Поттер периодически не начинал нервно теребить завязки на своей толстовке. Джинни пыталась читать какую-то книгу, но только страниц через тридцать осознала, что это один из бульварных женских романов, которые так любила таскать за собой Флер.

Когда время приблизилось практически к полуночи, снаружи раздались хлопки, а потом в дом начали входить члены Ордена. Часть из них были ранены. Молли Уизли сразу же побежала на кухню за шкатулкой с лечебными зельями, при этом чуть ли не сбив с ног неудачно решившего показаться Кикимера. Домовик что-то недовольно прошипел ей в след и предпочел скрыться в своей маленькой комнатке за кухней.

Гермиона неотрывно смотрела на Сириуса, у него была рассечена бровь и порвана в нескольких местах мантия, левая рука явно была сломана. Он был бледен как мел, мелко дрожал и казалось, что он вот-вот расплачется.

— Есть жертвы? — глухо поинтересовался Рон, который не заметил среди присутствующих своего отца.

— Да, — кивнул Блек и отрывисто продолжил. — Грюм... Он умер. Белла. Она пыталась убить меня, но Грозный глаз решил проверить ее на прочность сам и... Он упал практически мне под ноги.

Кровь все еще сочилась из рассеченной брови и других небольших ран на груди. Гермиона взяла его за руку и отвела в гостиную, где тут же стащила с него мантию и начала обтирать его влажным полотенцем. Сириус, казалось, был в шоке, неверие в произошедшее отражалось на его лице. Лечебная мазь обычно довольно ощутимо щипала сразу после нанесения, но Блек, похоже, даже не заметил этого.

— Он умер... Понимаешь, взял и умер... Он был тем, кто будто бы всем своим видом кричал: «Постоянная бдительность!». Рядом с ним казалось, что Грюм и есть залог какой-то видимости безопасности и спокойствия. Что нет такой угрозы, с какой он бы не справился. А тут он взял и умер. Не смог вовремя увернуться от Авады. Грозный глаз уже был старым, да и с его протезом это было нелегко... Грюм умер! Это страшно, чудовищно, невыносимо! Так не должно быть!

Гермиона заставила Сириуса выпить сначала Успокоительное зелье, затем Костерост, а потом крепко обняла его и прижала к себе. Со стороны столовой доносились звуки разговоров и приглушенных рыданий, но к ним никто не заходил.

— Поплачь, — шепнула девушка.

В данной ситуации ей это казалось правильным. Великая глупость заключается в том, что мужчинам якобы нельзя плакать, потому что это каким-то образом может умалить их мужественность. Но на самом деле ни в коем случае нельзя запирать столь сильные и разрушительные эмоции в себе, чтобы не быть смятым и искореженным их накалом. Выплески необходимы каждому, невзирая на пол. Когда долго собираешь в себе весь негатив, все отрицание и боль, то наступает такой момент, когда сил удерживать себя не остается, и ты ломаешься, как сосуд, взорвавшийся изнутри.

Конечно же, устраивать истерики по каждому поводу тоже нельзя, но у каждого должна быть такая граница, когда подавление эмоций не переходит в подавление себя самого.

Девушка почувствовала, как ее кофта намокла. Сириус плакал, а она все так же сильно прижимала его к себе и гладила по спине.

— Я знаю, говорить, что все будет хорошо, глупо. Потому что не будет. Грюма с нами больше нет, но есть то, что он оставил каждому из нас: надежды, взгляды, принципы и плоды своей работы. Желание не отпускать людей — весьма эгоистично, потому что им там, на том свете, должно быть куда легче, чем тут.

Сириус успокоился очень быстро, стыдливо отстранился от девушки и тихо хрипло произнес:

— Мне страшно, страшно уйти туда прямо сейчас, а не позже, страшно не успеть закончить какие-то дела и страшно от того, что я не знаю, сколько точно мне осталось. Мне больно, больно потому, что Грюма с нами больше никогда не будет. Я знаю про эгоизм и про то, что в последнее время ему было нелегко, но... я не знаю, как это правильно сказать, просто мне грустно от того, что с каждым человеком мы будто бы теряем опоры.

Гермиона сжала его руку в своей.

— Я все понимаю, мы справимся со всем. Просто сейчас такой сложный период. Мы справимся...

Сириус отстраненно кивнул.

— Возможно, просто сейчас все слишком свежо.

Он, пошатываясь, поднялся с дивана и хотел пойти в столовую, но был тут же остановлен Гермионой.

— Тебе следует надеть что-то.

Сириус растерянно опустил взгляд и только сейчас осознал, что раздет по пояс.

— Спасибо, ты права. Иди ко всем, я сейчас переоденусь и спущусь.

Гарри сидел рядом с рыдающей Джинни и прижимал ее к своему плечу. Чуть поодаль стоял Рон, который не мог отвести взгляда от тела, накрытого белой простыней и положенного в самую дальнюю часть комнаты.

Ремус, казалось, намертво вцепился в Тонкс, которая еле держалась от на ногах от пережитого волнения и шока. Все-таки она слишком многому училась у Грюма. Молли Уизли рассеянно перебирала маленькие баночки со специями, рядом с ней стоял ее муж с перевязанной рукой.

— Пожирателей было много? — осторожно спросила Гермиона у Кингсли.

— Семнадцать человек. В этот раз они выбрали Лестер, собирались поджечь торговый центр и убивать всех выбегающих из него. Я не понимаю, как вообще такие зверства могут посещать чье-то воображение.

— Долго ждали авроров?

— Да, они появились уже после того, как Пожиратели ушли и запустили метку. Скорее всего, среди них есть вражеские агенты, слишком уж часто авроры опаздывают.

— Что же теперь? — тихо спросила она.

— Жить и бороться дальше, — совершенно серьезно ответил Кингсли. — Иначе невозможно.

* * *

Похороны прошли тихо, присутствовали только члены Ордена. Сириус немного пришел в себя и, кажется, успел примириться со смертью Грюма, но все равно выглядел совершенно отстраненным и несколько замкнутым. Гермиона с удивлением заметила у него на виске седину. Переживания слишком часто подкашивают нас.

Ветер был пронизывающе холодным, хотелось прижаться к чему горячему, но источников тепла не было вообще. Боль, мороз, страх, колючий снег — все перемешалось вместе, вызывая лишь одно желание — скорее забиться в какой-нибудь угол и остаться там как можно надольше.

Гарри старался быть поблизости от Джинни и всячески ее поддерживал. Рон ревностно наблюдал за ними, но атмосфера самих похорон была настолько давящей и тяжелой, что на то, чтобы делать какие-либо выводы личностного характера, просто не осталось сил.

Когда все вернулись, Поттер завел в одну из комнат Сириуса и Гермиону.

— Мне хочется кое-что с вами обсудить, — он несколько раз нервно взъерошил волосы. — Это касается Малфоя.

Сердце Гермионы болезненно екнуло. Неужели она все-таки сильно ошиблась?

— На вечере у Слизнорта я отправился вслед за Малфоем и Снейпом. Между ними состоялся весьма интересный разговор, смысл которого сводится к тому, что Волдеморт дал Драко какое-то задание, которое тот обязательно должен выполнить. У него это очень плохо получается, и Снейп предложил ему свою помощь и, чтобы заверить в честности своих намерений, сообщил, что дал его матери Непреложный обет.

Сириус вздрогнул.

— Если он не шутит, то в случае невыполнения условий договоренности, его ждет смерть.

— Да, я читал о Непреложном Обете. Это лишний раз указывает на то, что задание было действительно серьезным. Снейп просто так не стал бы принимать в этом участие.

Гермиона покачала головой.

— Ты не думал, что, возможно, профессор таким образом пытался втереться в доверие к Малфою, ведь, как ты уже сказал, последний не доверяет ему.

Сириус согласно кивнул.

— Вполне в его стиле, так что все возможно.

— Вы забываете одну вещь — Малфой всегда может спросить у матери про Обет. У нее нет мотивов лгать ему об этом. Теперь остается узнать, что же за задание дал Волдеморт Драко.

— Нужно было отвести его к директору, — сокрушенно произнесла Гермиона.

— Я тоже так считаю, — подтвердил Блек, единственный из всего Ордена, кто был в курсе всех подробностей произошедшей в Выручай-комнате ситуации.

Гарри недоуменно посмотрел на них.

— Вы понимаете, что это какое-то важное задание? Если уберем Малфоя из школы, он найдет какого-нибудь нового неизвестного исполнителя и тогда все — ни обрывков информации, ни слежки. Да и как бы я не относился к хорьку, выгнать его из школы — значит убить.

— Что, если пострадает кто-то еще? Кэти осталась жива благодаря счастливой случайности и привычке зимой надевать перчатки, — вспылил Сириус. — Что, если от его руки кто-то падет?! Ты просто пойдешь на похороны?

— Нет! — воскликнул Гарри. — О чем ты вообще говоришь? У нас теперь появился тот, за кем мы можем спокойно следить и попытаться предотвратить катастрофу. Тот, кому поручат задание Малфоя, будет нам неизвестен. Уверен ли ты, что этот человек не убьет больше? Я просто следую принципу меньшего зла!

— Но это же риск, — менее уверенно произнес Сириус.

— Вся наша жизнь — риск. Все, что мы можем, это постараться уменьшить его, — Поттер поднялся с кресла и направился к двери. — Я боюсь за других, но один я всех не защищу и не спасу, как бы ни старался.

Сириус долго смотрел на захлопнувшеюся дверь, а потом тряхнул головой, будто бы избавляясь от назойливых мыслей.

— Каким меня придумала ты? — спросил он. — Я вот очень долго думал, что Гарри — копия Джеймса не только внешне, но и внутренне, но оказалось, что это далеко не так. И это сбивает с толку, потому что заставляет признать, что я несколько лет видел в человеке не его самого, а мои представления о нем.

Девушка грустно улыбнулась.

— Подобные ошибки склонны допускать все мы. Я не знаю, насколько я придумала тебя, потому что не успела полностью постичь твою душу и понять, что есть для тебя закономерное, а что недопустимое. На подобное нужно время. У нас его не было, у тебя с Гарри, кстати, тоже.

Мужчина грустно улыбнулся.

— Иногда мне кажется, что я очень сильно везде опоздал.

— У тебя пока что есть возможность наверстать.

Сириус тяжело вздохнул.

— Может бать, и Снейпа мы придумали? — спросил он.

— Возможно, — кивнула Гермиона. — Он отличный специалист в своей области, но лучшим методом поддержания дисциплины считает страх. Так же не следует забывать, какую работу он проделывает для Ордена. Но как человек, как личность, он... мало положительный.

— Это уж точно, но тепер, после рассказа Гарри, у меня появилась масса подозрений, на чьей же стороне он воюет.

Живоглот столкнул диванную подушку на пол и нагло улёгся на неё.

— Я думаю, он воюет за себя, за свои принципы. Просто получилось так, что Орден в большей степени разделяет его цели и помогает средствами для их достижения. Своего рода взаимовыгодное сотрудничество.

Блек натянуто улыбнулся.

— Слишком уж меркантильно звучит.

— Да, но в полной мере отражает действительность, — отозвалась Гермиона.

Поминки прошли в совершенной тишине, каждый из присутствующих старался издавать как можно меньше звуков, возможно, ожидая, что вот-вот раздастся постукивание деревянной ноги по старому скрипучему паркету и резкий, неожиданный вскрик: «Постоянная бдительность!». В самом конце вечера Ремус встал из-за стола и, подняв свой бокал, тихо произнес:

— Грюм был замечательным человеком. Да, порой немного резким, язвительным и грубым, но он как никто другой понимал необходимость борьбы. Как бы сильно Грозный глаз не погряз в войне, он всегда оставался человеком благородным и четко придерживающимся своих принципов. Спасибо ему, что был с нами.

Добавить к этому было нечего, многие уже высказались сегодня на кладбище. Сейчас хотелось молчать.

Когда пришло время спать, Гермиона была рада сбежать ото всех в свою комнату, которую сейчас делила с Джинни. Атмосфера угнетенности душила ее, а холод, казалось, преследовал везде.

Постель была ледяной и ничуть не согревалась под телом Гермионы, будто бы кто-то зачаровал ее. Джинни уснула практически сразу, она слишком устала от волнений в последнее время. Ее отношения с Дином были весьма непростыми, а то, что он магглорожденный, в связи с вышедшим законом об опеке, добавляло дополнительную нервозность.

Ночью темно-зеленые шторы выглядели пугающе-черными сгустками, а старый комод с двойным дзеркалом — чуть ли не ожившим чудовищем. Любые, даже самые невинные звуки, вроде шума ветра за окном, заставляли девушку вздрагивать. Было страшно, хотя она прекрасно осознавала безосновательность собственных страхов.

Гермиона решительно откинула с себя одеяло и, надев тапочки, вышла в коридор, который освещался несколькими зачарованными свечами. Она крадучись добралась до комнаты Сириуса и легла к нему в кровать, тесно прижавшись к мужчине.

— Что случилось? — сонно спросил он.

— Холодно... Я замерзла, — пожаловалась девушка, поражаясь наивности своих слов.

Блек приобнял ее.

— Так лучше?

— Не совсем...

Хотелось получить максимально возможное количество тепла, урвать свой небольшой кусочек радости и чего-то светлого. Гермиона приподнялась на локте и поцеловала Сириуса в губы. Блек сначала растерялся, но потом начал отвечать со всей своей страстностью.

Целовался он хорошо. С Виктором было не так: более неумело, урывочно и бестолково.

— Я думаю, нам лучше сейчас постараться уснуть, — хрипло произнес Блек.

Холод постепенно стал отступать, а зима за окном и тени в комнате перестали страшить. Ей не хотелось просто секса, как инструмента получения удовольствия. Ей хотелось близости, в первую очередь духовной, чтобы кто-то подарил ей внутреннее ощущение тепла и заботы.

Раньше Гермиона считала, что физическое существовало в оторванности от души, но теперь она понимала, что эти два начала гармоничны. Любая девушка, пуская в свое тело, так или иначе пускает в свою душу.

Ей хотелось больше тепла. Она остро в нем нуждалась, как в еде, сне и прочем.

— Я так не считаю, — прошептала Гермиона и прижалась губами к шее Сириуса.

Девушка сама испугалась своей смелости, возможно, именно она сейчас компенсировала ее неопытность. Несколько прочитанных книг были не в счет. Гермиона едва не хмыкнула, осознав, что занимается соблазнением супруга, не в пеньюаре, который полагался конкретно для таких случаев, а в обычной фланелевой пижаме с мишками.

— Ты уверена? — голос Блека был полон тревоги.

— Да.

В Сириусе сочеталась порывистость и нежность. Он был очень осторожен и ласков, внимательно прислушивался к реакциям девушки и стремился дать ей как можно больше. Сначала тепло, а потом уже и жар стали заполнять всю ее сущность, изгоняя, пусть и временно, притаившуюся тьму, состоящую их страхов, сомнений и боли.

В этот раз девушка не достигла того, что называют оргазмом, но она была удовлетворена. Из некоторых книг Гермиона знала, что это нормально. Зачастую девушки становятся способны испытать полную радость от близости только после родов. Не было никакой боли, как в первый раз, не было элемента необходимости. Все,что произошло, — произошло по ее воле и желанию. Было тепло. Кажется, зима отступала.

Всякий разумный человек наказывает не потому, что был совершен проступок, но для того, чтобы он не совершался впредь. 

Л.А. Сенека

Если до этого момента в Хогвартсе царили мрачные настроения, то теперь практически все находились в состоянии сильной меланхолии и депрессии. После зимних каникул в школу не вернулись две магглорожденные студентки Гриффиндора со второго и третьего курса, а из Когтеврана исчез пятикурсник. Теперь даже Рон осознал масштабы надвигающейся катастрофы.

В школе началась холодная война. Если раньше слизеринцам открыто свою ненависть демонстрировали только гриффиндорцы, то теперь когтевранцы и пуффендуйцы тоже не скрывали своих эмоций. Страхи людей часто перерождаются в агрессию. Это произошло и на этот раз.

На слизеринцев постоянно нападали в коридорах, перекрашивали им волосы и мантии, подставляли подножки, резали сумки, подбрасывали пауков и червей. Снейп бесился, снимал со всех подряд баллы, но так и не мог поймать тех, кто занимался вредительством его подопечным.

Больше всего доставалось шестому и седьмому курсу Слизерина. Все считали, что именно они пополнят ряды Пожирателей смертей после выпуска и станут убийцами, которые когда-нибудь придут за ними или их близкими. Справедливости ради стоит заметить, что никто из представителей змеиного факультета не терпел все молча. Они нападали в ответ, передвигались по замку группами и устраивали различные подлянки. Каждый из них считал, что любой человек имеет право на собственные взгляды, даже если те противоречат общепринятым. Слизеринцы искренне верили, что только чистокровные, почитающие все традиции и устои магического мира смогут привести волшебников к правильному положению вещей в мире, дать им действительную власть и величие, позволить выйти из тени и постепенно подчинить себе отстающих на эволюционной лестнице людей.

Возможно, в силу юношеского максимализма, отсутствия жизненного опыта и относительно небольшого возраста, они до конца не понимали, что на самом деле стоит за столь красивыми словами. Из-за их непомерной глупости Великобритания вообще могла перестать существовать. Волдеморт при захвате власти установил бы свои порядки в магической части страны, потом перешел бы к захвату контроля над магглами. Для остального мира это стало бы сигналом тревоги, ведь никому не хотелось возрождения инквизиции и начала Третьей мировой. Магия магией, но разрушительная сила атомного оружия просто колоссальна. Проще уничтожить Великобританию, чем допустить распространение столь страшной угрозы равновесию магических и маггловских составляющих во всем мире.

Слизеринцы, особенно молодые, жаждут денег, власти, признания и удовлетворения собственных амбиций. На этом с легкостью и играет Волдеморт, превращая их в убийц и исполнителей грязной работы на его собственном пути возвеличивания. Ему не нужны соратники или даже слуги, только беспрекословно подчиняющиеся рабы.

Сразу после похорон Грюма не было столь сильного ощущения невосполнимой потери, что пришло чуть позже. Читая какие-то книги по Защите от Темных искусств, Гермиона по инерции делала себе пометки, чтобы позже уточнить что-то у Грозного глаза, и тут же ловила себя на мысли, что это теперь больше невозможно.

Так же невыносимо мучительно было думать о том, что две магглорожденные девочки и мальчик теперь потеряли несколько лет своей жизни и самих себя. Никто даже не озаботился вопросом, как теперь они будут строить свою жизнь, да даже наверстывать столь большое отставание по обычной школьной программе.

Не важно, маггл ты или маг, женщина или мужчина, старый или молодой, светлая или темная твоя кожа — важно только то, каким человеком ты являешься и какими принципами руководствуешься. Каждый человек — это совокупность сделанных им выборов.

Прежде чем что-то совершить, каждый должен думать, как это отразится на других, какие последствия повлечет. Но крайне редко кто-то так поступает. Когда жизнь требует действий, совершенно не до размышлений. Эта спешка и приводит к очень неожиданным последствиям.

Для этих хорохорящихся слизеринцев смерть сейчас — понятие абстрактное. Единственное, в чем они уверены, так это в том, что жизни других будут в их руках. Их прельщает перспектива управления, но они не понимают всей иллюзорности собственных желаний.

Казалось, что после Кэти больше не будет сильных потрясений в самой школе, но позже едва не умер Рон, который выпил отравленную медовуху в кабинете Слизнорта. Если бы не быстрая реакция Гарри, то, скорее всего, Ордену пришлось бы хоронить еще одного человека.

Уизли лежал в Больничном крыле и выглядел ужасно бледным, а его лицо почему-то напоминало замершую восковую маску. Рядом с ним сидел Гарри, отпугивая своим мрачным видом излишне любопытных посетителей. Гермиона наложила вокруг них несколько заглушающих заклятий.

— Ты думаешь, это Малфой? — спросила она.

— Скорее всего, — согласно кивнул Поттер. — Я чувствую себя виноватым. Как я уже ранее говорил, какой бы выбор мы ни сделали, это чувство останется с нами в любом случае.

— Ты же говорил, чтобы я не перекладывала ответственность на тебя.

— Я и сейчас это повторю. Мне не нужно обвинений от посторонних, когда я сам виню себя. Ты все еще любишь Рона?

Гарри мог переводить тему, когда разговор заходил не в самое приятное для него русло.

— Люблю, но не так, как раньше. Это теперь скорее что-то похожее на чувства к брату. Каким бы он ни был непутевым, его все равно прощаешь и жалеешь.

Поттер кивнул.

— А Сириуса любишь?

Этот вопрос поставил Гермиону в тупик. Она не знала, как правильно назвать то, что испытывала. В первую очередь, наверное, благодарность за то, что Блек всегда поддерживал ее, подарил ощущения тепла и радости. После Рождества у них еще несколько раз была близость. Девушка принципиально не называла это сексом или занятием любовью, потому что первое звучало слишком пошло, а для второго не хватало глубины романтических чувств. Слово «близость» максимально отражало происходящее между ними. Они оба страстно искали тепла и находили его друг в друге. Каждый из них стремился отдать своему партнеру как можно больше накопленной ласки и заботы. Девушке глубоко симпатизировал ее супруг, но пока не было того огненного всепоглощающего чувства влюбленности или более спокойно горящей любви. Она не знала, почему. Казалось бы, существовало очень много условий для возникновения чего-то подобного, но то, что Гермиона раньше испытывала к Рону, почему-то имело совершенно другую эмоциональную окраску. Сейчас внутри было что-то странное, промежуточное и безымянное. Ее словарного запаса не хватало, чтобы дать этому имя.

— Я увлечена им... — через какое-то время все же ответила девушка.

Это ничуть не описывало всей той бури, что была в ее душе.

— Давай вернемся к теме Малфоя. Что будем делать с ним?

— Я не думаю, что стоит настаивать на его отчислении, — медленно произнес Гарри. — Смерть все так же стоит за его плечом. Стоит толкнуть Малфоя ей навстречу и его больше не будет.

— А то, что он чуть ли не убил Рона, по-твоему, нормально?

— Нет, — покачал Поттер головой. — Я тут кое-что выяснил, Слизнорт купил эту бутылку с медовухой через неделю после нападения на Кэти и собирался подарить ее Дамблдору.

— И что дальше?

— Малфой после разговора с нами больше не пытался кому-то вредить. Медовуха была отравлена раньше.

— Ты собираешься оставить все как есть? — возмущенно спросила Гермиона.

— Нет, конечно же. Каждый должен отвечать за свои поступки, Малфой не исключение. Наказание должно быть такое, чтобы он о нем никогда не забыл, но это не сломало его и не ожесточило.

За последний год Гарри стал все больше и больше удивлять Гермиону. Начиная со зрелости суждений и заканчивая своими странными логическими выкладками.

— Ты придумал что-то определенное?

— Пока нет. Приветствую любые предложения.

— Я подумаю об этом. Ты считаешь, что Малфой должен убить Слизнорта?

Поттер нахмурился и покачал головой.

— Нет, точно нет.

Гермиона немного разозлилась.

— Тогда я не вижу логики в поступках. Понятно же, что Слизнорт не будет с кем-то делиться подобной вкуснятиной. Явно же, что Малфой прекрасно знал о его склонности к подобным соблазнам!

— Нет, не думаю. Он его слишком плохо знает, — Гарри сложил руки в замок. — Цель Малфоя — Дамблдор.

Девушка от столь неожиданного заявления чуть ли не упала на пол.

— Надо же тогда предупредить директора!

Она тут же поднялась на ноги.

— Пойдем, что ты сидишь?

Рон на постели тихо простонал.

Гарри раздраженно потер виски и, посмотрев на нее из-под очков, спокойно попросил:

— Сядь, пожалуйста. Думаешь, он ни о чем не знает? Не смеши меня. Если мы смогли догадаться, то он тем более. Лучше подумай сейчас о другом, Снейп дал Непреложный Обет. Скорее всего, то, что не сделает Малфой, сделает он.

После последнего заявления Гермионе действительно захотелось сесть. Неужели она так сильно ушла в себя, пытаясь разобраться в своих чувствах и эмоциях, что стала упускать важные вещи, происходящие вокруг? Почему, откуда и каким образом Гарри делал столь впечатляющие выводы?

— Но Дамблдор доверяет Снейпу!

— Конечно же, — тяжело вздохнул Гарри. — Знать бы еще, почему.

— И ты предполагаешь, что именно он попытается убить директора?

— Да, — поморщился Поттер.

— Тогда почему ты ничего не делаешь? Почему не пытаешься предотвратить катастрофу?

— Да потому что нет смысла! Вообще нет смысла, — в голосе было столько горечи и боли, что Гермиона вздрогнула. — Ты видела больную руку Дамблдора?

— Да, она черная.

— Он медленно умирает, по частям. Проклятье двигается все дальше и дальше. Предполагаю, что до сердца оно дойдет к концу июля.

— То есть, он обречен? — Гермиона никак не могла поверить в это.

— Да, он обречен, — подтвердил Гарри.

Последние слова прозвучали как приговор. Сириус желал точно знать, сколько ему отведено до своей смерти. Какой же он глупец! Знание этой границы невыносимо. Это скорбь заранее!

И она была зла на Гарри за то, что он поделился с ней этой информацией. Ей и так больно, тяжело и страшно. А теперь... Это невыносимо... Со смертью Дамблдора, их полководца, магический мир Англии просто падет. Всем нужен достойный лидер, а его не будет, идти станет не за кем. Война или приобретет вид партизанского противостояния, или все просто падут на колени перед превосходящей силой.

Гермиона вдруг с испугом подумала о том, что же чувствует тогда Гарри? Ведь с уходом Дамблдора ожидания многих лягут на него еще более тяжким грузом. Да и он сам привязан к директору как ни к кому другому. Каково это — осознавать надвигающуюся смерть кого-то из своих близких? Каждый раз смотреть на еще живого человека и хоронить его в своих мыслях?

— О Мерлин, Гарри... Что нам теперь делать?

— Не знаю, — снова покачал головой. — Я этого не знаю. Но вряд ли Дамблдор боится смерти. Он жил очень-очень долго, видел на своем веку многое. Страшно умирать молодым, когда в твоей голове крутятся тысячи планов на будущее, когда ты не теряешь надежд на счастье, когда ты готов любить и быть любимым, когда мечтаешь увидеть, как растут твои дети.

Глаза Гарри были пусты, будто бы он уже потерял целый мир, будто от него ничего не осталось, и сейчас на стуле сидела пустая оболочка без души.

— Ты думаешь, Малфой решится на убийство Дамблдора?

— Может быть, но вряд ли доведет это до конца, — Гарри посмотрел на свои руки. — Знаешь, в чем заключается хитрость Непростительных? Их нельзя использовать без внутреннего желания. Если Круцио — то ты должен хотеть насладиться чьей-то болью, если Империо — то поработить, испытать радость властвования, если Авада Кедавра — быть уверенным в своем намерении убить. Не думаю, что Малфой сможет в действительности овладеть последним заклятием. Это очень сложно.

Поттер взлохматил свои волосы.

— Он не сможет вот так — видеть, как в чьих-то глазах потухает огонь жизни, и осознавать, что виновен в этом он сам. Я не знаю, слабость ли это, или такое необычное проявление силы. В любом случае, вывод один — его душа еще не умерла, не погасла. Снейп уже давно будто бы умер. Он сможет. Это даже не совсем убийством будет.

Гарри грустно посмотрел на Рона.

— Он очень слаб. Не знаю, что со мною было бы, если б я потерял еще и его.

Гермиона тоже перевела взгляд на Уизли. Ей было жалко его. Сейчас он как никогда казался слабым и уязвимым. Сердце непроизвольно сжалось.

— Ты иди, я еще посижу тут, — отстраненно произнес Гарри. -

Скоро сюда явится Лаванда. Думаю, ее истошные крики по поводу твоего присутствия никому не пойдут на пользу.

— Думаю, ты прав.

Гермиона встала со своего стула и рассеянно обвела взглядом помещение, а потом начала снимать заглушающее чары.

— Я зайду перед отбоем. И напишу тебе сочинение по трансфигурации, мое все равно уже давно готово.

Уже около гриффиндорской башни к ней подбежал первокурсник с Пуффендуя и громко закричал о какой-то дуэли на седьмом этаже и о том, что никого не может найти.

Девушка тут же кинулась за ним. Мальчик бежал очень быстро, будто бы от этого зависела его жизнь.

Гермиона даже не поняла, когда почувствовала сильный удар сзади, а потом она потеряла сознание. Девушка очнулась уже в Выручай-комнате со связанными руками и ногами, сидя на каком-то подобии кресла. Напротив нее расположился Малфой. У него были красные глаза, будто бы он проплакал не одну ночь.

Девушка удивленно начала его рассматривать. Вряд ли можно было

бы представить слизеринца настолько несчастным и в некотором роде жалко выглядящим.

— И зачем мы тут? — поинтересовалась она.

Малфой наконец-то заметил, что его пленница пришла в себя, и уставился на нее.

— А ты не понимаешь?

— Нет, поэтому и спрашиваю.

— Я хочу знать, что вы предпримете. После того, как Уизли пострадал, вы потребуете моего исключения?

Гермиона усмехнулась.

— Для начала мог бы спросить, как себя чувствует Рон. Он, между прочим, пострадал именно из-за тебя. Знаешь, что отравленную медовуху собирались пить еще и Гарри со Слизнортом?

Драко вздрогнул. Скорее всего, не из-за того, что представил, сколько жертв могло быть, а потому что испугался того, что сделал бы с ним его хозяин, узнав о том, из-за кого именно умер Поттер. Волдеморт хотел всем доказать, что никого и ничего не боится, поэтому Гарри являлся его идеей фикс.

— Это случайность!

— И сколько еще должны пострадать? Не удивлюсь, что из-за твоей глупости другие факультеты станут действовать еще жестче со Слизерином. Мне стыдно за твою ничтожность. Гарри буквально подарил тебе жизнь. И что? Как ты ею распоряжаешься? Я думала, что наивность — это наше качество, но, похоже, и у тебя его хоть отбавляй! Неужели ты думаешь, что у нашего великодушия и всепрощения нет границ?

Малфой опустил голову и обреченно спросил:

— Что бы делала ты, если бы знала, что на одной чаше весов находятся посторонние, пусть и знакомые, люди, а на другой твои родители? Чьи жизни были бы для тебя более ценными?

Девушка попыталась устроиться чуть поудобнее в своем кресле.

— Не знаю. Я просто не смогла бы выбрать, наверное.

— Тогда убиты будут и те, и те, — обреченно ответил Драко. — Метка — это не награда, это клеймо. С тобой играют, как пожелают, ставят в те рамки, что хотят.

Странно, но где-то внутри шевельнулось понимание и сочувствие к уже сломленному человеку. Малфой всегда был их противоположностью.

Школьная жизнь не была бы полной без их странных «войн». На самом деле, это очень многое им дало. Например, они учились остроумию, тренировались контролировать себя и сдерживать свои эмоции. Пусть это и не всегда приятный опыт, но он в некотором роде готовил их к сложностям взрослой жизни.

— Почему твои родители не пытаются бежать?

Малфой грустно рассмеялся и показал рукой на то место, где должна была быть метка.

— С этим? Это невозможно. Темный лорд найдет нас очень быстро, а потом очень жестоко покарает и уничтожит, как Каркарова. Когда он умер, то уже обезумел от той боли, что ему пришлось перенести. Мне даже страшно представить, что прекрасное лицо моей матери будет обезображено.

— Вы не оказались бы в подобной ситуации, если бы не твой отец. Это его ошибка.

— Нет, — покачал головой Малфой. — Деда. Именно он настоял на том, чтобы отец принял метку. У меня вообще не оставалось выбора. Ты слишком идеалистически мыслишь, Грейнджер.

— Блек.

— Какая разница, — отмахнулся Драко. — Ты считаешь, что все или белое, или черное. А так не бывает. Представления о мире у каждого субъективны и именно поэтому нельзя провести четких границ, а ты пытаешься это делать. Так все-таки, кого бы ты выбрала? Я не предлагаю тебе класть на чашу весов Поттера и Уизли, представь на этом месте Панси и Миллисенту. На другой чаше будут твои родители. Кого ты выберешь?

Гермиона задумалась. Оказавшись в подобной ситуации, она, конечно же, выбрала бы близких и дорогих ей людей. Она была гуманистом, но в подобной ситуации вряд ли бы она смогла бы так крепко держаться за свои принципы.

— Родителей, — обреченно призналась она. — Но убить даже при необходимости не смогла бы.

Малфой вытянулся в кресле.

— Я вот тоже не могу. Ведь я слабак? Правда, ведь слабак? Можешь не отвечать, я сам знаю ответ.

В помещении почему-то стало темнее. Возможно, Выручай-комната пыталась скрыть слезы Драко.

— Может быть, это сила? — тихо произнесла девушка. — Убить кого-то — это переступить через себя. Это невозможно сделать с легкостью. Желание сохранить свою душу целостной, не покалеченной — тоже разновидность силы.

— Не утешай меня. Я не нуждаюсь в твоей жалости! — со злобой в голосе воскликнул Малфой. — Хватит!

Юноша выхватил из-за пояса свою волшебную палочку.

— Признавайся, что вы со мной сделаете?

— Не знаю. Гарри решил заняться тобой сам, — страха перед дрожащим парнем у Гермионы не было вообще.

— Знаешь! Скажи мне!

— Поттер не будет убивать тебя. Это все, что я знаю.

Некоторое время Малфой колебался, а потом кивнул каким-то своим мыслям.

— Я уверен, что сделал правильный выбор. Разговор с тобой только подтвердил это. А сейчас... — резким взмахом палочки Драко рассек воздух. — Обливейт! Забудь нашу беседу. Ты пошла разнимать дуэлянтов, но те, кто ее затеял, к твоему приходу разбежались и теперь ты хочешь вернуться в гостиную.

Слова странным эхом раздавались в ее голове, картина перед глазами начала расплываться, но воспоминания никуда не исчезали. Малфой правильно наложил заклятие, но оно почему-то не действовало. Только сильно кружилась голова.

Где-то рядом раздался болезненный вскрик. Когда Гермиона смогла сфокусировать взгляд, то увидела, что Драко лежал на полу и расширенными от ужаса глазами смотрел куда-то вперед. Рядом с входом в комнату стоял Поттер. С его волшебной палочки неконтролируемо слетали искры.

— Гермиона, как ты? — обеспокоенно спросил он.

Голос вновь прокатился эхом в голове.

— Не знаю.

Она действительно не знала, как правильно охарактеризовать свое состояние. Ведь плохо — это когда больно, а больно ей не было, но сказать, что хорошо, — это значило солгать. Странное головокружение все еще продолжалось.

— Что ты со мной сделал? — просипел с пола Малфой.

Гарри подошел к нему и критично осмотрел.

— Наложил проклятие «Воздающей кары». Теперь все твое тело, кроме лица, покрыто шрамами. Они исчезнут только тогда, когда ты искренне раскаешься в том, что собственноручно чуть ли не отправил на тот свет двух человек. Так же наложенное проклятие могу снять только я.

Малфой, не стесняясь, заплакал, а потом закричал:

— За что? За что? Я устал! Устал! Хватит с меня! За что? — закричал он.

— Мы все должны нести ответственность за наши поступки.

Гарри освободил от веревок Гермиону и, держа в поле зрения Драко, начал продвигаться к выходу.

— Я уже устал работать твоим принцем, — пошутил он, обращаясь к подруге.

Девушка позволила себе расслабиться и закрыть глаза. Когда Гарри принес ее в Больничное крыло, она крепко спала.

На следующее утро Малфой появился на завтраке в свитере с высоким горлом и тонких черных перчатках.

— Это не месть, — тихо шепнул он неотрывно наблюдавшей за Драко Гермионе. — Это урок. Иногда только подобные меры дают возможность действительно что-то осознать. Шрамы не дадут ему забыть о чужой боли и причинить вред кому-то еще.

Девушка была с ним согласна.

Придет время, когда ты решишь, что все кончено. Это и будет начало.

Луис Ламур

Гермиона всегда отличалась редкой любознательностью. Тот факт, что она почему-то ничего не забыла, когда на нее было правильно наложено заклятие Обливейт, пробудило ее исследовательский интерес. Она перерыла практически всю школьную библиотеку, но так ничего и не нашла. Как-то раз Гарри, наблюдая за ее тщетными попытками обнаружить хоть какую-нибудь информацию, заметил, что для него в этом вообще нет никакой загадки, потому что Гермиона всегда обладала феноменальной памятью.

— В смысле? — удивилась она.

— В самом что ни на есть прямом, — ответил Поттер. — Ты никогда не задумывалась о том, что не только ты внимательно читаешь литературу, готовясь к предстоящим урокам, но никто, когда отвечает, не цитирует книги слово в слово. Мы говорим своими словами, потому что не можем так точно запоминать, тебе же хватает того, чтобы просто пробежаться глазами по тексту.

Девушка удивленно уставилась на него. На самом деле она никогда не задумывалась о ситуации с такой стороны. Ей казалось, что запомнить текст книги очень легко, просто нужно быть внимательным при прочтении. Гермиона полагала, что ее однокурсники просто недостаточно старательны, но может, все дело в ней самой? Возможно, у нее дар.

Последняя мысль заставила ее вздрогнуть. Что, если это какой-нибудь магический дар, например, как у Сириуса? Но в ее роду никогда не было магов. Она интересовалась своей родословной и ничего странного или необычного в ней не было. Тогда каким образом у нее проявились такие способности?

Теперь все силы были брошены на то, чтобы раскопать хоть что-нибудь конкретное о дарах, но вся информация была обрывочна и не давала никаких конкретных представлений. Когда в научной литературе не удалось ничего обнаружить, пришлось переключить свое внимание на сказки, мифы и предания магов.

Когда Гермиона пыталась найти хоть какую-нибудь зацепку в сказке о дарах смерти, к ней подсела Луна.

— Привет, — немного нараспев произнесла она. — О, ты читаешь сказку о братьях Певерелл. Поучительная история…

Гермиона перевел взгляд на свою собеседницу.

— Почему ты решила, что речь идет именно о них?

Луна вытащила из нагрудного кармана самодельные четки из пивных пробок и начала перебирать их.

— Мы с папой в свое время внимательно изучали родословные, искали пересечения с вампирами и кентаврами. Так вот, сказка точно про братьев. Именно с них началась передача даров смерти. Их путь несложно проследить, особенно Бузинной палочки.

В библиотеке было на редкость шумно, и именно поэтому никто из девушек не беспокоился о том, что их могут подслушать.

— Слишком много в этой сказке странного, смерть — это физическое явление. Как с ней можно разговаривать?

Лавгуд тяжело вздохнула.

— Ты заблуждаешься, — девушка склонила голову набок и внимательно посмотрела на иллюстрацию в книге. — Смерть — это не только окончание жизни. Возможно, ты осознаешь это позже. А в сказке… Ты не задумывалась, что для того, чтобы получить от смерти какие-то материальные вещи, т.е. артефакты, нужно для начала суметь ее увидеть? Мы с папой полагаем, что это и был дар Певереллов.

— Видеть смерть?

— Именно, — кивнула светловолосая девушка. — Иначе братья не смогли бы с ней говорить. Кстати, ты знаешь, что Игнотус Певерелл — очень дальний предок Гарри, а Кадмус, средний из сказочных братьев, — Волдеморта.

В голове Гермионы появилось множество самых разнородных и не связанных между собой мыслей. Казалось, что вот-вот она найдет какую-то истину, что упускала ранее.

— То есть, Гарри, возможно, тоже способен видеть смерть?

— Это не исключено. Я же не знаю, каким образом передавались в его роду дары. Все ли его предки ими владели. Тут очень много условий.

— А ты не знаешь, что значат выражения: смерть стоит у него за спиной или смерть положила ему руки на плечи?

Возможно, в странных словах Гарри крылось больше смысла, чем в образном выражении.

— О, конечно же, знаю! — Луна начала перебирать четки еще быстрее. — Это из легенды о юноше, что видел смерть. Он мог точно сказать, кого еще можно спасти, а кого уже нельзя. Если смерть положила руки кому-то на плечи, то шансов практически нет, а если просто стоит за спиной, то встречи с ней еще можно избежать.

Лавгуд внезапно встала и низко наклонилась к самой Гермионе.

— Ты знаешь, что Гарри в последнее время стал избегать своего отражения?

— Нет… — растерянно ответила девушка.

— Мне кажется, что он просто боится.

— Чего же?

Луна печально улыбнулась.

— Того, что стоит у него за спиной.

После этих слов по спине Гермионы пробежали мурашки. Если Гарри действительно так усиленно избегал собственного отражения, то что же он видел? Может быть, то, что смерть приблизилась к нему максимально близко?

— Послушай, а ты что-нибудь знаешь о дарах вообще?

— Конечно, — Лавгуд вновь вернулась на свое место и нацепила четки на шею на манер бус. — У каждого волшебника есть свой дар. Магов и так мало, поэтому природа дает их нам, чтобы увечить шансы на выживание. Папа говорил, что в маггловской науке есть такое понятие, как естественный отбор. Наши способности — это ключ к выживанию. Даже у магглорожденных есть свои дары, только не каждый о них знает. Ведь, например, если у тебя есть иммунитет к ядам, то ты никогда не поймешь этого, пока тебя не отравят.

— У всех? Тогда зачем эти чистокровные заморочки? — наполовину удивилась, наполовину возмутилась Гермиона.

— Тот же естественный отбор. В чистокровных семьях родители точно знают, что получит их наследник. Связывая себя узами с магглорожденным, они рискуют получить что-то новое и неизвестное.

— Но Сириус говорил, что есть маги, у которых нет дара.

— Он был воспитан в семье Блек. Его родители искреннее верили в то, что говорили, — пожала плечами Лавгуд.

— Тогда как быть с тем, что только истинные наследники обладали дарами отца?

— Просто бастарды имели дар матери или в них раскрывались какие-то способности предка, — Луна тряхнула волосами. — Это не только… как же ее называют… а, вспомнила… генетика, но еще и магия. Она всегда оберегала род и институт семьи. Думаю, именно поэтому волшебники не заводят гаремов.

Постепенно мозаика в голове Гермионы стала собираться воедино.

— Луна, а жена теряет свой дар, когда получает дар мужа?

— Нет, конечно же, нет! Мне кажется, природа специально постаралась так сделать, чтобы женщина могла как можно лучше защитить свое дитя. Мы с папой писали как-то статью об этом в Придире, но она мало кому понравилась. Видимо, передовые взгляды сейчас мало кого интересуют. Наше общество еще не готово к этому. Вот, например, существование мозгошмыгов многие отрицают.

Гермиона, в принципе, не была удивлена тому, что публика часто относится к заявлениям Лавгудов с осторожностью и недоверием. В их статьях слишком уж часто правда и гениальные идеи переплетаются с откровенным бредом.

— Спасибо, ты мне очень помогла, Луна.

Светловолосая девушка радостно улыбнулась и вскочила со своего места.

— Что ж, я побегу сейчас к фестралам. Мне кажется, что на закате они активнее, чем на рассвете. Надо произвести замеры с помощью глазовращательных очков.

— Луна, а какой у тебя дар? — спросила Гермиона.

Лавгуд накрутила локон на пальчик.

— Есть вопросы, на которые лучше не знать ответов.

В принципе, за столько лет жизни в магическом мире давно уже было пора привыкнуть к тому, что вымысел здесь часто становится былью, а реальное — иллюзией, но почему-то не удавалось разубедить себя полагаться на железную логику.

Если Гарри действительно видел смерть за спинами людей, то это необходимо срочно обсудить с Сириусом. Что, если соприкосновение с магией Арки дало такие странные последствия? Возможно ли, что раньше дар спал в нем или не осознавался, а теперь Поттер больше не мог его контролировать?

После выздоровления Рон постарался снова наладить отношения с Гарри и тот его снова принял так же, как на четвертом курсе. К Гермионе Уизли долго не решался подойти, но все же, промучившись с неделю, сделал это. Его извинения сводились к тому, что до произошедшего с ним он не осознавал, насколько велика угроза. Девушка тоже простила его, но некоторая напряженность между ними сохранялась до сих пор. Рон наконец-то расстался с Лавандой. Правда, постарался обставить это как можно более красиво. Он сказал Браун, что в связи с тем, что он друг Поттера, ему и его близким людям может грозить опасность. Рон заявил, что не хочет подвергать свою девушку опасности и поэтому считает более разумным прекратить все отношения.

Лаванда проревела несколько дней в подушку, строя из себя героиню бульварного романа и упиваясь собственными страданиями, и в тоже время пестовала благородство и силу духа своего романтического героя. Всех все устраивало.

Сейчас Гермиону и Рона объединяла общая проблема: замкнутость, мрачность и нелюдимость Гарри. Он кардинально изменился после того, как узнал какую-то информацию от Слизнорта. Поттер опять не собирался делиться подробностями с друзьями. Теперь же слова Луны о том, что он боится смотреться в зеркало, стали для нее еще одним тревожным звоночком. Неужели Гарри видел свою смерть и собирался умереть?

В этом было что-то неправильное и ужасное. На него и так чуть ли не с самого рождения сыпались неприятности и проблемы. Он и так отдал больше, чем любой из находящихся в школе. Так почему же ему не полагается хоть немного счастья и спокойствия?

Встречи с Сириусом больше не приносили того душевного равновесия, что и раньше. Возможно, это было связанно с тем, что всех магглорожденных школьников обязали провести август у своих опекунов. Не со всеми из них обращались хорошо. Находились те, кто не разделял взглядов Волдеморта, но был уверен, что нахождение под крылом опекуна нужно отрабатывать. Обстановка в конце учебного года стояла крайне мрачная. В принципе, в конце каждого учебного года всегда что-то происходило. С поступлением Гарри в Хогвартс это стало своеобразной традицией.

В один из дней в июне Гарри, растрепанный и раскрасневшийся, влетел в гостиную и уже с лестницы прокричал, чтобы Рон и Гермиона сейчас же зашли к нему.

— Созывайте ОД, — крикнул он, роясь в своем сундуке. — Немедленно!

— Зачем? — поинтересовался Уизли.

— Сейчас я вместе с Дамблдором отправляюсь на одно важное задание. Нас не будет всю ночь, — на пол полетели плавки и квиддичная форма. — Малфой что-то сумел закончить в Выручай-комнате. Он ликовал. Возможно, сегодня что-то произойдет.

Гермиона испуганно охнула. Она совершенно не ожидала, что в Хогвартсе так скоро начнет что-то происходить.

Поттер вытащил с самого дна носок и вручил его Рону.

— Держи, раздадите всем по немного, — парень вновь полез в сундук и выхватил оттуда мантию-невидимку.

— Зачем нам носок? — удивился Уизли.

— Вам нужно то, что внутри.

Рыжеволосый парень тут же вытряхнул небольшой флакончик, до краев наполненный зельем.

— Это же «Феликс Фелицис»! — воскликнула Гермиона. — Возьми его себе! Нам он, может, потребуется, а может быть, и нет.

— Я буду с Дамблдором, — Гарри печально улыбнулся. — Сегодня со мной ничего не случится.

Поттер всучил Гермионе карту Мародеров и выбежал вниз.

Рон растерянно таращился на флакон в своих руках.

— С ним все будет в порядке? — спросил он.

— Не знаю, но хотелось бы в это верить, — тяжело вздохнула Гермиона. — Сейчас нужно действовать

Она спустилась вниз в гостиную и начала оглядываться по сторонам. Дин и Симус пытались заставить чашку превратиться в веточку с цветами, но у них почему-то получался помидор. Лаванда и Парвати обсуждали новую моду на колдовские колпаки и звездочки в качестве их декора. Джинни лежала на коврике около камина и почесывала пузико Живоглоту. Невилл осторожно обрезал отростки с Гнойного Дальноплюя.

Гермиона приказала всем им подняться в комнату мальчиков, поручила Рону коротко обрисовать ситуацию и после отправляться на восьмой этаж, а сама побежала в башню Когтеврана. Ей очень повезло наткнуться на выходящую из своей гостиной Луну.

— Ты не можешь позвать еще Голдштейна, Корнера, Бута и Патил?

— О да, конечно. Скоро начнется шторм, не так ли?

И, не дождавшись ответа, тут же исчезла в своей гостиной, чтобы вернуться оттуда через десять минут с названными людьми.

— Что случилось? — хрипловато поинтересовался Терри Бут, которого явно только что подняли с кровати.

— Возможно, сегодня на Хогвартс могут напасть. Это не точно, но мы максимально мобилизуем силы. Если кто-то не хочет рисковать, то может вернуться в общежитие в любой момент.

— Нет, мы не трусы! — выпятив грудь, произнес Энтони.

Остальные согласно загалдели.

— Сейчас нам необходимо проследить за Выручай-комнатой. Похоже, все начнется оттуда.

Луна широко улыбнулась.

— Видимо, Малфой пришел к своей границе. Я пару раз слышала, как он плакал в туалете Плаксы Миртл, жалуясь на то, что ему не хватает знаний и информации.

— Почему ты ничего нам не сказала? — удивилась Гермиона.

— Я все объяснила Гарри. Я думала, он вам передал это.

— Ээээ… Нет… Не передал.

Когда они подошли к Выручай-комнате, Рон с гриффиндорцами был уже там.

— А пуффендуйцы? — спросил он.

— За ними далеко идти, — отмахнулась Гермиона. — Боюсь, что тогда мы можем кого-то упустить.

— А где Гарри? — спросила молчавшая до этого Падма.

— Его не будет всю ночь, он ушел на задание вместе с Дамблдором, — тут же ответил Рон и только после осознал, что мог не говорить всей правды.

Корнер присвистнул.

— Мы просто детсадовцы по сравнению с ним.

— Не думаю, что он согласился бы с тобой, — заметила Джинни.

Рон достал пузырек с зельем, и показал его всем присутствующим.

— Каждый из нас сделает по маленькому глотку.

Луна задумчиво осмотрела коридор.

— Думаю, нам стоит рассредоточиться, — заметила она.

— Согласен, — кивнул Невилл. — Если мы продолжим кучковаться, то нас будет намного легче перебить.

Все разошлись вдоль стен или затаились в нишах. В полном молчании им пришлось стоять недолго.

Из комнаты вышел Малфой, неся перед собой большую костлявую руку. Заметив, что в коридоре он находится далеко не один, бросил в воздух какой-то порошок и коридор погрузился в непроглядную тьму.

— Быстрее! — прокричал Драко.

Гермиона услышала, как недалеко от нее пробежало много людей. Она лихорадочно выкрикивала различные заклинания, пытаясь осветить себе путь, но у нее ничего не получалось. Никакие заклятия не помогали, начиная с Люмоса и заканчивая Инсендио,

Метать заклятия в пробегавших никто не рисковал, слишком велик был риск попасть в своих.

— Патронус! — воскликнула Джинни. — Вызывайте Патронусов!

Раздался нестройный хор голосов, произносящих заклятие, а потом коридор осветился призрачным светом защитников. Патронус Гермионы всегда был выдрой, а теперь на нее смотрел большой пес, очень напоминавший Гримма. Магия решила за нее вопрос, на который до сих пор точно не могло ответить сердце: «Можно ли назвать те чувства, что испытывает Гермиона к Сириусу, любовью?»

Времени на раздумья о чем-то отвлеченном практически не осталось. Гермиона, перепрыгивая ступени, побежала вместе с другими за теми, кто прорвался в Хогвартс. На Карте Мародеров было видно, как кучка Пожирателей направляется к Астрономической башне.

На лестничном пролете они столкнулись с Люпином, Тонкс, Сириусом, Биллом, МакГонагалл и Флитвиком.

— Почему вы не в г… — начала было МакГонагалл, но была тут же прервана.

— Пожиратели в школе! — закричал Рон, проскакивая мимо нее.

У подножья Астрономической башни их уже ждали. Беллатрикс хищно улыбалась, Фенрир Сивый жутко скалился и на глазах у присутствующих начал превращаться в волка. Гермиона была рада тому, что сегодня не полнолуние и он не сможет кого-либо заразить ликантропией.

Один из Пожирателей, Гиббон, рванул к лестнице на башню, его тут же прикрыли товарищи. Беллатрикс бросила какое-то заклинание, и все факелы в коридоре тут же погасли. Стало слишком темно. Гермиона испугано заозиралась по сторонам, внезапно она почувствовала, что ей прямо сейчас стоит отпрыгнуть вправо. Послушавшись своей внезапно обострившейся интуиции, девушка так и поступила. В место, на котором она до этого стояла, ударил луч смертельного заклятия. Это шокировало девушку. Осознание того, что это не учебное сражение, а самое что ни на есть настоящее, появилось только после этого. Их могут убить или серьезно покалечить.

Сириус заметил, что с Гермионой что-то не то и отпихнул ее себе за спину.

— Не высовывайся! — прикрикнул он.

Гермиону удивил этот жест: так защищают важных и дорогих людей. Не просто отталкивая назад, а закрывая собой. Подобное нельзя сыграть, это не та ситуация и обстановка, чтобы допустить фальшь.

Девушка никогда не обсуждала с Блеком природу их отношений и глубину их чувств. Они ни разу не говорили друг другу о любви. Возможно ли, что и Сириус так же не знал, какое имя можно дать происходящему и тому, что чувствовал.

Обычно девушки раньше сознают собственную влюбленность или расположенность, мужчины склонны отрицать и только потом принимать свои чувства. Но Гермиона до сих пор не могла с уверенностью сказать, что любит. Даже несмотря на изменившийся Патронус или на странное ощущение радости при встрече с Сириусом. Когда она была увлечена Роном, то чувствовала в своей груди горящее пламя и острое желание хотя бы прикоснуться к нему, с Сириусом все было иначе. Когда появлялся он, хотелось улыбаться, потому что Блек будто бы всегда приносил с собой покой, даже несмотря на его импульсивный суетливый характер. Почему-то говорят, что у любви красный цвет. Возможно, Гермиона могла сопоставить его с Роном, но это было отнюдь не выражением страстности, наоборот, агрессии, ревности, злости и разочарования. Цвет ее отношений с Сириусом был темно-синим с небольшими вкраплениями желтого. Так выглядит темнота комнаты, когда в дальнем углу мерцает пламя нескольких свечей.

Какой-то высокий и достаточно крупный Пожиратель рассылал смертоносные проклятия во все стороны. С потолка сыпалась штукатурка. Кто-то закричал.

— Флитвик, приведите Снейпа! — приказала МакГонагалл.

Гермиона хотела закричать, что не стоит этого делать, но ей пришлось отражать заклятия Алекто Керроу, которые та пускала в Сириуса, сражавшегося с ее братом.

Сивый бросился на кого-то, снова раздался оглушительный крик и булькающий звук. Блек наугад метнул в темноту отталкивающее заклятие. По злому рыку было понятно, что он попал.

Вспышки, вспышки, отблески, проклятья, крики, шум и звуки падения. Невилл бросился к лестнице на Астрономическую башню, но был тут же отброшен назад каким-то барьером. Лонгботтома незамедлительно атаковала Белла.

Снова звуки сражения. Алекто стала противницей Гермионы, и девушка со злостью на себя осознала, что если бы не «Феликс Фелицисс», то она уже давно была бы выведена из строя.

Мимо них пронесся Снейп, он мгновенно пролетел по лестнице на Астрономическую башню, совершенно не заметив барьера. Невилл предпринял еще одну попытку попасть наверх, но оказался вновь на полу.

Гермиона с ужасом представляла, что может происходить или неминуемо произойдет там, на верхней площадке. Пожиратели были сильны, даже несмотря на то, что их было значительно меньше, они превосходили их по силе и искусству.

Флитвика все не было, МакГонагалл в одиночку сражалась с Беллатрикс. Высокий Пожиратель случайным смертельным проклятьем убил своего товарища Гиббона. Его тело упало совсем рядом с Гермионой.

Люпин посылал в Сивого режущие проклятья, рядом с Ремусом была Тонкс, которая страховала его. Энтони и Терри пытались хоть немного зацепить своими заклятьями ушедшего в глубокую оборону Яксли. Трэверс противостоял Лаванде и сестрам Патил. Луна и Джинни сражались с каким-то молодым Пожирателем, лица которого не могла разглядеть Гермиона. Невилл перебрасывался заклятьями с высоким Пожирателем, Дин прикрывал его щитами. Симус пытался пробить барьер, но у него ничего не получалось.

Майкл присоединился к Гермионе, помогая ей в дуэли с Алекто. Наконец-то удалось оглушить ее, но перед этим она успела попасть в них Обжигающим проклятьем. Корнер наложил на Пожирательницу связывающее заклятие.

Беллатрикс начала отступать и через барьер проскользнула наверх. Следом за ней туда промчался окровавленный Сивый. Амикус бросился за ними.

Высокий Пожиратель, которого Трэверс назвала Роули, обрушил часть коридора и небольшой участок потолка над лестницей на Астрономическую башню. Один из камней упал на ногу Сириусу.

— Метлу Мерлину в зад! — закричал он, морщась от боли.

Гермиона заклятием откинула в сторону камень и бросилась к Сириусу. Она зафиксировала его ногу заклятием. Девушка помогла ему укрыться в одной из арок.

Внезапно мимо них промчался Снейп, волоча за собой Малфоя. Следом за ними бежали Беллатрикс и Сивый.

— Все кончено! — заорала Лестрейдж. — Все кончено!

Остальные Пожиратели кинулись за ними. Внезапно откуда-то появившийся Гарри бросился за убегающими.

— Добби, Кикимер, Винки и все домашние эльфы Хогвартса, не дайте уйти Пожирателям, используйте против них любую магию. Защитите замок! — закричал он.

— Беги за ним, — вытолкнул ее из их укрытия Сириус. — Я сейчас бесполезен.

Гермионе не нужно было повторять дважды. Она бросилась за Пожирателями, остальные защитники были или сильно покалечены, или оказались с другой стороны завала.

Когда девушка вбежала в Большой зал, то увидела, что все Пожиратели лежали на полу оглушенными, а Гарри стоял, высоко подняв палочку Дамблдора. По лицу Поттера текли слезы, но он не всхлипывал, только тихо шептал:

— Теперь мертв… Окончательно мертв. Его жертва… Моя тоже будет… — он тряхнул головой и оглянулся на Гермиону. — Хорошо, что ты здесь.

Он накинул на девушку мантию-невидимку.

— Стой молча и никак не обозначай свое присутствие, — юноша прикусил губу. — Если я когда-то умру, должен быть кто-то, кто даст свидетельские показания.

Гарри взлохматил свои волосы.

— Добби!

С домовик появился с хлопком.

— Да, господин Гарри Поттер, сэр?

— Как скоро защитники будут здесь? — голос звучал уставше.

Эльф задумчиво поднес палец к губам и зашевелил ушами.

— Где-то минут через пять, возможно, чуть больше.

Гарри кивнул.

— Незаметно задержи их, совсем на немного.

— Хорошо, сэр, — кивнул Добби и исчез.

Поттер тяжело вздохнул и наложил на всех, кроме Малфоя и Снейпа, связывающие заклинания. Потом призвал к себе их палочки. Гермиона занервничала, она не имела никакого представления о том, что же собирается предпринять ее друг. Это будет месть? Он убьет их?

Гарри взмахнул палочкой и, направив ее на Снейпа, произнес:

— Энервейт.

Сальноволосый мужчина вздрогнул и попытался приподняться с пола.

— Что, Поттер, решили насладиться своей властью? Повелитель домашних эльфов! — он каркающее рассмеялся. — Ну же! Где Круцио, где Авада Кедавра?

Гарри приблизился к нему.

— Меньше чем через пять минут тут будут остальные, так слушайте меня внимательно, сэр, — он кинул ему его палочку. — Сейчас вы возьмете Малфоя, его и больше никого, потом оглушите меня для правдоподобности, сотрете память Пожирателям и убежите!

Снейп недоуменно уставился на него.

— И как же ты мне отомстишь?

Юноша тяжело вздохнул.

— Никак. Я никому, кроме Гермионы, не скажу, что именно вы убили Дамблдора. Вас будут считать все так же своим. После того, как вы частично сотрете память Пожирателям, они не смогут свидетельствовать. Волдеморт будет считать вас своим человеком, в тоже время никто из членов Ордена не отвернется от вас, — Гарри перевел дыхание. — Для фениксовцев можно сказать, что вероятным убийцей является Малфой. Что сообщить о произошедшем Волдеморту, решите сами, но вряд ли Драко силен в окклюменции, так что придется только правду.

Гермиона была совершенно растеряна. Какие же шестеренки вращались в голове у Поттера, если он приходил к столь необычным выводам? Похоже, Снейп думал сейчас о том же.

— Зачем тебе это? Я же убил его! — негодующе спросил он.

Гарри печально улыбнулся.

— Я был там. Дамблдор просил вас не о жизни, он просил вас о смерти. Думаю, он предполагал, что все закончится сегодня.

— По-вашему, это конец всему, Поттер?

— О нет! Это только начало конца…

Снейп поднял свою палочку.

— Куда мне придти позже?

— Площадь Гриммо, 12. Двери этого дома будут открыты для вас.

— Что ты хочешь в обмен за свою помощь?

— Если сможете, то защитите Джинни Уизли.

Если мужчина и был удивлен, то не показал этого.

— Остолбеней!

Тело Гарри с глухим стуком упало на пол. Его очки отлетели в сторону. Снейп качнул головой и, быстро подчистив память своим соратникам, привел в сознание Малфоя и бросился к выходу. Драко удивленно крутил головой.

— А другие? Оставим их?

— Мы не сможем их освободить сейчас, — ответил на ходу Снейп. — За нами погоня. Наше с тобой счастье, что Поттер решил погеройствовать и вызвал меня на дуэль. Я подчистил ему память.

Когда они скрылись из виду, Гермиона сбросила с себя мантию-невидимку и бросилась к Гарри.

— Энервейт.

Поттер вздрогнул и открыл глаза. Он подслеповато начал шарить вокруг себя в поисках очков.

— Они ушли? — спросил он.

— Да, — ответила до сих пор ничего не понимающая девушка.

— Хорошо, — вяло улыбнулся Поттер.

— Ты уверен в том, что сделал?

— Да, абсолютно. Только так, и не иначе, можно избежать большего количества смертей.

В Большой зал вбежали защитники Хогвартса. Они с ужасом оглядели разрушенное помещение.

— Что вообще им было нужно? — спросила растрепанная МакГонагалл.

— Дамблдор мертв, — произнес Гарри.

В тишине его слова прозвучали как раскат грома.

— Кто его убил? — спросил Луна.

— Не знаю, — тряхнул головой Поттер. — Директор оглушил меня, как только мы оказались на Астрономической башне. Но убийство собирался совершить Малфой.

Над замком раздался красивый мелодичный плач феникса. Все, что было до этого момента, было небытием, несуществованием. Гермиона непроизвольно положила себе руку на живот. В этот момент она точно осознала, что в ее теле была еще одна жизнь, как и то, что от каждого мага в Англии будет зависеть, в каком мире родится и будет жить ее ребенок.

Сириус подошел последним. Он буквально волочил свою ногу по полу. Было несложно представить, какую сильную боль испытывал мужчина. Его упрямство и упорство порой граничили с суицидальными замашками. Но даже находясь в столь плачевном состоянии, он шел защищать тех, кто дорог ему.

Девушка тихонько приблизилась к нему, наколдовала стул и помогла Сириусу сесть на него.

Песня, казалось, пронизывала души всех, кто ее слышал. Невозможно было не плакать. Слезы отражали не только скорбь и печаль, но странным образом очищали и успокаивали.

Гермиона осторожно прижалась Сириусу и, положив его руку себе на живот, тихо шепнула:

— У рода Блек будет наследник.

Мужчина выглядел очень потрясенным, а потом просто потерял сознание. Только уже после того, как Помфри осмотрела и обработала его раны, Блека привели в чувство. Возможно, для него было слишком много потрясений за один день.

Глядя в глаза своей супруге, он шепнул:

— Я рад.

  Девушка кивнула и улыбнулась. Кажется, ее небытие окончилось. Одновременно с войной в ее жизни появился и смысл жизни.