Яблочко к яблоньке, или Секреты родовых гобеленов (джен)

Письмо Петуньи, которая и на свадьбу-то не пришла, ограничившись подарком — безвкусной вазой с лебедями, амурами, сердечками и колечками, — это само по себе странно. Но заявление, что она приедет в гости по важному делу, — в Запретном лесу народилась мантикора, не меньше. Уж точно не несчастье Лили было причиной визита — сестре она уже давно ничего не рассказывала. И не её приближающийся день рождения —который год Петунья отделывалась сентиментальными открытками с готовым текстом, купленными, как подозревал Джеймс, оптом на распродаже. Посылаемые из года в год по обязательным для поздравления датам, они были столь схожи, что годились для игры «найди десять отличий».

На этот раз одну из дома Джеймс жену не выпустил, они вместе встречали Петунью на автобусной станции. Та явно нервничала, поминутно оглядывалась, словно опасаясь слежки. Выглядела она утомленной и дерганой. Сквозь толстый слой пудры проглядывали темные круги под глазами.

— Да что случилось, Туни?

— Не на улице же, Лили! Но ты просто обязана мне помочь. Ты ведьма, ты можешь, я знаю, — отрезала Петунья и поджала губы. До самого дома она не проронила ни звука.

Джеймс оставил сестер в гостиной, а сам отправился готовить чай. Пара капель успокаивающего зелья не помешала бы обеим.

Он как раз левитировал в комнату поднос, когда услышал отчаянный, полный боли крик Лили:

— Нет! Никогда и ни за что!

Мелькнула мысль: «Не Петунья! Упивающиеся!» — и Джеймс, забыв о подносе, кинулся на помощь.

— Ты должна! — раздался ответный вопль Петуньи. — Ты — мерзкая ведьма, ты можешь это сделать и должна мне помочь!

Бледная, словно больничные стены, Лили стояла рядом со свалившимся стулом, глядя на сестру со странной смесью гнева, боли и отвращения. Её потряхивало, но она изо всех сил сдерживалась, обеими руками вцепившись в скатерть. Петунья вжалась в спинку дивана и шипела оттуда, как загнанная в угол змея:

— Я все равно его изведу, у меня не будет ненормальных детей, мне тебя одной более чем достаточно! Я его изведу, и если умру при этом, моя смерть будет на твоей совести. Вы, ведьмы, это все время делаете, ты мне должна помочь, должна.

Джеймс никогда не умел справляться с женскими истериками. Разошедшихся однодомниц обычно успокаивал Люпин. А Лили, при всем её взрывном характере, истерик не устраивала. Вот и теперь Джеймс, осознав, что в гостях именно Петунья (а ведь ещё при встрече он незаметно пустил в ход необходимые проверочные заклинания), слабо представлял, что делать, — тем более, что применять магию к бешеной свояченице не хотелось совсем.

Но сперва он должен защитить жену. Что бы ни требовала Петунья, Лили, до сих пор не отошедшей от ранения, было невыносимо больно.

— Агуаменти максима! — окатил Джеймс свояченицу и швырнул ей трансфигурированное из салфетки полотенце. После чего обнял Лили, прижал к себе и начал бормотать на ухо успокаивающие глупости.

Петунья, даже выпутываясь из полотенца, не замолкала, визжала что-то, и Джеймс добавил: «Силенцио!» После чего призвал успокаивающее, трансфигурировал сперва два стакана, а потом и третий, один вручил Лили, второй выпил сам, а третий насильно влил Петунье, возмущенно открывавшей рот в беззвучной ругани.

Лили, слегка успокоившись, высушила сестру. Зелье подействовало, Петунья, наконец, заткнулась, и Джеймс незаметно снял Силенцио.

— Так, все успокоились, теперь сели, и, родная, объясни, что случилось?

— Туни беременна и хочет избавиться от ребенка.

— Как избавиться?

— Как угодно, — снова заорала Петунья, — я не хочу рожать маговское отродье!

— Почему маговское? — опешил Джеймс.

— Потому что его чертов отец — из ваших!

— Но как?

— Как-как. Тебе надо объяснять как, Поттер? Или моя сестра до сих пор девственница?

— Успокойся. — Джеймс снова налил Петуньи успокоительного — «Насколько я помню, оно не вредно беременным» — и сунул стакан ей в руку. Та выпила, даже не замечая, что именно пьет.

— Объяснять как — не надо. Но где ты умудрилась встретить мага?

— Да вот встретился, провались он в... — выражаться она все же не стала. — Вам-то какая разница! Избавьте меня от ребенка, вы можете, я знаю!

— Да с чего ты уверена, что ребенок родится волшебником? — снова спросила Лили.

— Его отец такой же ненормальный, как ты. Из твоих приятелей.

Джеймс насторожился — друзья у них с Лили были общие. Но следующие слова свояченицы развеяли опасения.

— Ты тогда подмахнула документы и свалила, всё на меня бросила. Оставила разгребаться с вещами и домом. Вот он и явился: «Ах, примите соболезнования! Ах, где Лили? Ах, чем вам помочь?» Тьфу! Нужны мне его запоздалые соболезнования.

Как понял Джеймс, какой-то знакомый пришел в дом Эвансов, когда Петунья разбирала вещи после смерти родителей, подготавливая дом к продаже. Они с Лили не смогли тогда остаться, и той всё пришлось делать одной: Вернон был на стажировке и приезжать не счел нужным, Мардж она просить не хотела, близких подруг у Туни никогда не было, а подруг миссис Эванс она разогнала сама — вот еще пускать чужих рыться в мамином белье. Маг надеялся застать Лили.

— А с чего ты вдруг... — начала было Лили. Адюльтер — необычное поведение для очень правильной Петуньи, неужели её заставили?

— Не твое дело! — оборвала та. — Или я не могу развлечься?!

* * *

«Ах, где Лили?». Так она ему и сказала, где Лили. Она и сама ничуть не хуже.

А вот от помощи — не отказалась. И этот действительно помог — снимал шторы, двигал мебель, даже починил подвальную дверь — та перекосилась и застревала.

Петунье было грустно и одиноко, и она предложила сперва чай, потом выпивку. Этот несколько раз пытался заговорить о Лили, но Петунья, как ей казалось, ловко переводила тему. Зависть к Лили, к которой даже после свадьбы клеятся поклонники, поднималась в груди глухой волной.

После третьей рюмки ей показалось, что он смотрит на неё со значением. И в слово «одиночество» вкладывает особый смысл. Она улыбнулась и поправила прическу. Обычно Петунья слегка осветляла волосы, гордясь тем, что она естественная блондинка. Но в тот раз вместо миссис Джонс с ней работал другой мастер, очень приятный парень. Он-то и убедил её попробовать покраситься в рыжий. Дескать, это очень модно и ей пойдет. Цвет ей действительно шел, но слишком напоминал Лили. К счастью, под траурной шляпкой ничего не было видно — и сестра с зятем никак это сходство не прокомментировали.

Потом она так и не смогла понять, что на неё нашло. Но тогда ей стало весело. И казалось очень правильным, что у неё тоже будут приключения, — чем она хуже толстушки Джейн, вечно хвастающейся своими победами? В следующий раз она будет слушать россказни приятельницы о любовниках совсем с другим ощущением, загадочно улыбаясь. И этот пусть узнает — она ничем не хуже недотроги Лили.

Утром Петунья проснулась уже одна. Она была уверена, что ей все приснилось: и неумелый, но страстный мужчина в её постели, и чужое имя с его губ. Всё было противно, и она постаралась поскорее об этом забыть. А через пару недель поняла, что беременна.

И что ей теперь делать? Мардж помешана на генеалогиях и генетике, и если Петунья родит мало похожего на них с Верноном ребенка — наверняка что-то заподозрит. Как же её достает золовка, как ей, Петунье, надоело жить в чужом доме с Мардж, которая вечно во всё сует свой нос! А её вечно лающие собаки! Можно было бы сделать аборт, но на него нужны деньги, да и в любом случае — вдруг узнает Вернон? И вообще — это приятель Лили, ей и разбираться. И грех тогда будет на Лили. Ведьмам ведь не привыкать изводить плод.

Зато теперь она твердо знает: приключения — не для нормальных женщин, таких, как она. Ничего хорошего и приятного в них нет. Пусть Джейн хвастается — надо поменьше с ней общаться, вот и все. Порядочные женщины так себя не ведут.

Решение было принято, но Петунье все равно потребовалось время, чтобы собраться с духом и обратиться за магической помощью. Да еще и подобрать понятный для Вернона повод навестить ненавистную сестру.

Дольше тянуть было нельзя — фигура начала изменяться.

* * *

— Это же твой приятель виноват — ты и должна мне помочь избавиться от его отродья!

— Нет! — снова взвилась Лили. — Ни за что!

— Тихо! — рявкнул Джеймс, испугавшись повторения ссоры. — Я знаю, что делать! Петунья, если мы заберем у тебя ребенка, когда он родится, тебя это устроит?

— Я не хочу терпеть это в себе девять месяцев! Да к тому же, что я скажу Вернону?

— Подумай, Вернон ведь хочет ребенка, верно?

— Да, хочет.

— А ты хочешь отдельный дом, так? — Про нелегкую совместную жизнь Петуньи с золовкой и её собаками не слышал только глухой — за редкие краткие встречи она даже им все уши прожужжала. Но Вернон не хотел уезжать из отчего дома.

— Ну вот, и раз ты беременна, то, может, он купит вам отдельный дом? Ты объяснишь ему, что и для беременности, и для будущего малыша собаки в доме — не самое лучшее соседство?

— Хм. — эти соображения Петунье не приходили в голову. Она знала, что Вернон хотел вложить деньги в небольшую фабрику дрелей в Суррее. Ею владел его престарелый двоюродный дедушка, давно желавший отойти от дел. Он предлагал Вернону пакет акций и пост директора. Поэтому тот не видел смысла тратиться на собственное жилье и переезжать от сестры. Но если Петунья удачно продаст родительский дом (слава Богу, дура Лили отказалась от своей доли наследства), а Вернон — свою половину сестре, то они вполне могут позволить себе свой-собственный-дом-мечты в хорошем и приличном месте, а не в той загнивающей дыре, где она провела свое детство.

— ...детей мало. Так вот, Петунья, — выдернул её из грез о собственном доме голос Джеймса, — после того, как ребенок родится, мы его заберем, а все в роддоме будут считать, что он умер.

— Хм, я должна подумать. Но если я соглашусь — я ничего не хочу знать об этом ребенке. Я вообще не хочу о нем знать! И вы сделаете это!

— Но мы не сможем просто вычеркнуть эти месяцы из твоей жизни, — возразила молчавшая до этого Лили. — Сделать так, чтобы ты забыла, чей это ребенок и что мы его забрали, — это магия может. Ты просто будешь думать, что потеряла ребенка Вернона. Но разве это лучше? Это очень больно, Туни.

— Я ничего не хочу знать!

— Лили, родная, есть способы изменить воспоминания и уменьшить боль потери. Вариация Обливиэйт, например. — Джеймс повернулся к старшей сестре. — Мы сделаем это, Петунья, даю слово. Но ты тоже должна обещать беречь себя и ребенка. А теперь давайте все же выпьем чаю.

Более-менее успокоившаяся Петунья чай пить отказалась и засобиралась домой, бросив напоследок, что она категорически не хочет, чтобы её смотрели «ваши чокнутые врачи»:

— Мама к ним не обращалась, а тебя выносила и родила.

Лили взяла с неё обещание, что в случае чего сестра пошлет им телеграмму.

Провожая Петунью на автостанцию, Джеймс готовился к предстоящему разговору с женой. У них было не принято принимать важные для семьи решения вот так, в одиночку. Но другого выхода из ситуации он все равно не видел.

Как он и предполагал, Лили встретила его вопросом:

— Джеймс, я не вмешивалась в ваш с Петуньей разговор, но теперь объяснись, пожалуйста.

— Лили, родная. Ребенок Петуньи — это решение нашей проблемы. Если ты захочешь, конечно. Ну а если ты против — то, я уверен, мы найдем усыновителей среди магов. Нас действительно очень мало.

— Это неожиданно. Я должна подумать, Джеймс. Но главное: мы сможем любить этого ребенка, как своего? Ты сможешь? А бесконечные вопросы, чей он и откуда? Ведь то, что он не Поттер, быстро станет известно — большинство магов помешаны на генеалогиях ничуть не меньше Мардж, даже если не разделяют идей чистокровности. Что у него будет в магических документах?

— Я не помню деталей, но читал в каком-то древнем трактате про ритуалы усыновления. И тогда даже магия будет считать этого ребенка Поттером. Я должен найти эту книгу. В любом случае — если ты захочешь, ребенок будет наш.

Пару дней Джеймс перерывал родительскую библиотеку и уже подумывал ехать в Хогвартс, но все же наконец нашел. Точнее, сперва обнаружил книгу «Семейная магия», в которой и была ссылка на латинский трактат, к счастью, оказавшийся на соседней полке. Книга «Секреты родовых гобеленов. Обряды и ритуалы» была скопирована с еще более древнего латинского текста.

Джеймс привлек Сириуса, и они вдвоем несколько дней продирались через заумную средневековую латынь. Текст был сплошь метафоричен и иносказателен, сопровождался длинными нумерологическими формулами.

— Главное — о факте усыновления никто не должен догадываться и говорить, пока магия не закрепится, — выдал краткий результат их изысканий Сириус. — Все остальное — детали ритуала, способ расчета подходящих дней его проведения, и как подобрать наиболее подходящих для усыновления детей.

— Но я же не беременна. Об этом-то всем известно, и все будут знать, что я не могу быть матерью этого ребенка.

— Ну, во-первых, не всем всё известно. И как я понял, магия позаботится, чтобы толком никто о твоей небеременности не помнил, — сказал Джеймс, пересматривая записи.