Десятая Арка (джен)

Гарри лежал ничком на какой-то поверхности и всем телом чувствовал неизведанную магическую мощь этого странного места. Поверхность, на которой он лежал, казалась… живой? Как под тонкой коркой льда бурлит вода, так и здесь Гарри чувствовал мощные потоки чистой силы, заставляющей замирать всё в трепете. Его бросило в жар, мышцы ударила лёгкая щекочущая дрожь, а каждую клеточку тела словно пронизывали меленькие колкие иголки. Сердце билось быстро-быстро, будто кровь стала слишком густой, и оно отчаянно силилось заставить течь её по сосудам. Терялось ощущение собственного тела, словно под давлением чистой магии оно растворялось в этой вездесущей энергии. Гарри сковывала небывалая усталость, клонило в сон. Исчезла твёрдая устойчивая поверхность под ним, и тёплые ласковые волны стали укачивать его, унося всё дальше и дальше…

Что-то было не так, что-то было неправильным. «Очнись, очнись, болван! Не смей спать!» — внутренний голосок настойчиво молотился в затуманенное сознание, нарушая его абсолютно безмятежное состояние. Гарри раздражённо поморщился — он не хотел слушать этот надрывный писк, он хотел плыть дальше, туда, куда несли его эти волшебные мягкие волны, туда, где его ожидало вечное блаженство. «Кретин хренов!» — Гарри помотал отяжелевшей головой, силясь отогнать наваждение, и из последних сил перевернулся на спину. Потолка не было, как не было и неба — лишь чёрная бездна над головой. Она словно затягивала, заставляя и без того затуманенное сознание терять ощущение реальности. В какой-то миг ему показалось, что он падает в эту бездну, в эту ледяную неизвестность. Гарри резко отвел взгляд в сторону и тут же вскрикнул от очередного потрясения.

Немыслимые, невозможные, жуткие, грандиозные, нереальные… и прекрасные. Ему не хватало слов, чтобы описать свои ощущения от увиденного. Огромные, точно врата в древние дворцы, Арки стояли мощной каменной стеной, замыкая круг. Гарри машинально сосчитал их — двенадцать. Двенадцать исполинов, по сравнению с которыми Арка из Министерства была совсем игрушечной и хрупкой. Он заставил себя встать, ноги дрожали и норовили подкоситься, точно ватные. Голова пошла кругом, Гарри покачнулся и, с трудом удержав равновесие, сел. Это оказалось верным решением, он смог немного расслабиться и вернуться к изучению Арок. На Арку, приведшую его сюда, они были и похожи и не похожи одновременно. И дело вовсе не в размерах, просто они были такими… разными. Вот эта, например, из серого камня с голубоватыми прожилками, готически стройная и строгая стрелой тянулась ввысь, вознося украшенный затейливой резьбой свод. А её соседка — практически черная, лишь кое-где с вкраплениями золотых искорок, наоборот, словно тяготела к земле, приземистая и почти квадратная она выглядела оплотом величественного спокойствия. Тут пол под ним вновь завибрировал, отвлекая Гарри от великолепия Арок.

Какой же всё-таки странный под ним был пол — не каменный, не деревянный, не металлический, но такой гладкий и теплый… Пальцы заскользили по удивительно приятной на ощупь поверхности, молочно-белой, матовой. Палец зацепился за глубокую тонкую борозду, непонятным образом выдавленную в этой поверхности. Присмотревшись, Гарри постепенно различил целую сеть плавно изгибающихся бороздок. Они складывались в красивый сложный орнамент, в котором отсутствовали острые углы и резкие переходы, линии мягко перетекали вдруг друга, нигде не разрывая свой ход. Гарри чувствовал, как под ногами, где-то в молочной глубине, двигалось, перетекало… жило? нечто неизведанное, почти одушевлённое. Магия… Он сам не понимал эту свою уверенность, он просто знал, что там — первозданная магия, настолько сильная и древняя, что она чувствовалась на физическом, материальном уровне. Как вообще можно было даже дышать в присутствии такой силы? Как она не разрывала его тело на мельчайшие частицы, не развеивала на атомы? Как не растворяла душу, забирая в свою круговерть?

«Наверное, здесь мощные защитные чары… Нет, глупость, ничто не защитит от такого. Нет, это потому, что я — её часть, потому что я — маг». И Гарри принял эту истину с абсолютной уверенностью.

Ещё несколько шагов и странный огромный кристалл засверкал, слепя глаза. Гарри с восхищением смотрел на нечто, напоминавшее идеально ограненный драгоценный камень. Его цвет невозможно было описать, в его бесчисленных гранях вспыхивали всевозможные оттенки и тут же уступали место другим. Все линии непередаваемого по своему изяществу и красоте орнамента стекались к кристаллу, замыкаясь на явно главном элементе в этом узоре. Когда Гарри внимательнее присмотрелся к диковинному полу, то уловил, наконец, некий принцип в завораживающей вязи орнамента.

Каждой Арке соответствовал определённый, чётко видимый сегмент узора. Две главные Арки стояли друг напротив друга, во всяком случае, Гарри выделил их как главные — слишком сильно они отличались друг от друга, они были абсолютными противоположностями, словно ночь и день, тепло и холод, рассвет и закат. Одна из них — высокая, узкая, взметнувшаяся ввысь, её свод создавали две выпуклые дуги, сливаясь в острую, словно наконечник копья вершину. По её идеально гладким камням без малейших изъянов причудливой черной паутиной на белоснежном фоне с золотистым отливом змеились тонкие письмена, похожие на арабскую вязь. Её антагонист, напротив, была широкой и мощной, свод образовывали вогнутые дуги, вместо вершины — ровная срезанная площадка. Черные, покрытые сетью трещин и расколов камни, то и дело, поблёскивали холодной синевой. Прямые и строгие, очень чётко высеченные символы белыми шрамами покрывали Арку. Остальные Арки будто перетекали своими формами, цветом, узорами от первой к двенадцатой, образуя причудливую неразрывную цепь. Была ещё одна деталь, которую Гарри смог для себя выделить: на правой половине круга Арки отмечал один повторяющийся символ, а на левой — другой. Всё здесь больше не казалось ему хаотичным и бессмысленным, напротив, во всём этом месте прослеживалась удивительная упорядоченность и точность. Казалось, неведомый зодчий был не только прекрасным художником, но и математиком, словно тот гениальный маггл да Винчи.

Время остановилось, а реальность потеряла всякий смысл, исчезли все страхи и опасения, так долго терзавшие Гарри. Он, словно малое дитя, впервые увидевшее нечто красивое и непонятное, водил пальцами по тонким линиям пола, прижимал ладони к таким разным поверхностям Арок, рассматривал странные письмена, любовался всполохами цвета в диковинном кристалле. Ему нестерпимо сильно захотелось остаться здесь навсегда, хоть разум и подозревал, что хрупкий пол, отделявший его слабое смертное тело от неведомой Силы, может исчезнуть в любой момент. «Ну и пусть исчезает», — отрешённо подумалось Гарри. Его спокойствие, с которым он шагнул в Арку из снов, и готовность принять смерть лишь усилились. А будет ли это смертью? Что ещё может желать маг, как не слиться с первозданной силой, с самой сутью Магии?

Ледяные когти, так долго сжимавшие сердце, разжались, боль и вина покинули его. Сириус… Имя, ставшее кошмаром, сейчас лишь теплом и тихой грустью откликнулось в душе. Сириус остался здесь, он не страдал, он просто растворился, оставив в этих потоках частицу себя. Гарри блаженно улыбнулся, прижимаясь щекой к почти горячему полу. Какой-то тихий, чуть слышный звон доносился до ушей, словно невидимые голоса напевали нежную мелодию. Опять невероятно сильно захотелось спать, теплые волны услужливо обняли тело и снова понесли куда-то вдаль.

Гарри не хотел открывать глаза, не хотел просыпаться, не хотел расставаться с только что обретённым раем, но жар, обжигавший руку, становился всё сильней.

— Фоукс?! — пронзительные черные глаза феникса смотрели слишком разумно… и гневно. Золотистые с багряным перья сейчас казались не просто огненными — по ним, то и дело, проскальзывало настоящее пламя.

По ладони расползалась краснота вместе с пульсировавшей болью, Гарри с глухим стоном поднёс к лицу обожжённую руку. Фоукс заклекотал и резко потянулся к Гарри, склоняя голову к ране.

Мальчик рассеяно наблюдал, как прозрачная слеза капнула на ладонь, сглаживая красную пузырившуюся кожу. Феникс не желал причинять ему вред, он явно не хотел заставлять его страдать, но почему тогда он ранил руку своим огнём? Слова Гермионы, немного путаясь, медленно всплыли из глубин памяти: «Пламя Феникса — удивительное магическое средство, оно способно разбудить человека, даже если он заснул вечным сном, отравившись испарениями Дурман-цвета или Губительной лианы». Фоукс хотел его разбудить, но почему сон оказался таким тяжёлым и беспробудным?

— Это место опасное? Оно злое? Это темная магия? — Гарри напряжённо всматривался в черные глаза Фоукса, и горечь вновь тошнотворным клубком окутала сердце.

Феникс моргнул и покачал головой — сначала вверх-вниз, а потом в сторону.

— И да, и нет? Фоукс, я не понимаю, — Гарри с отчаянием клял себя за тупость — Гермиона давно бы уже поняла.

Фоукс звонко застрекотал и резко взмыл в воздух. Широкие мощные крылья плавно чертили в воздухе замысловатую руну, оставляя её полыхать пламенем. Еще несколько сложных пируэтов — и знакомый по ненавистной истории магии символ, состоявший из полос магического огня, застыл над головой.

— Это знак высшей магической мощи и опасности! — радостно, будто малыш, угадавший правильную букву, возопил Гарри.

Феникс мягко приземлился на молочный светящийся пол и устремил на Гарри внимательный взгляд.

— Ты хочешь сказать, что это место неимоверно мощное, а потому и опасное? Здесь нельзя засыпать, иначе произойдёт что-то очень плохое? — Фоукс вновь моргнул, одобряя довольно бессвязную формулировку.

Гарри снова ощутил себя глупым растерянным ребёнком, сомнения завертелись в душе с новой силой. Появления Фоукса вызвало слишком сильное смятение. Быть может, слиться с магией и есть высшая опасность этого места? Всё же, ни один нормальный человек не захочет смерти, пусть даже и такой прекрасной. Возможно, такое количество магии очаровывало и пленило разум, притупляя способность мыслить и бояться? Внезапный гнев полоснул Гарри по сознанию: он никогда в жизни не решал за себя сам, не поступал так, как желало сердце. За него всегда решал кто-то другой, и Гарри поступал лишь так, как надо, как правильно, игнорируя свои желания, свои решения… И к чему это привело?

— Тебя послал Дамблдор? — Фоукс повернул голову, спокойно и чуть насмешливо глядя на Гарри.

Гарри прикусил язык, неожиданно осознав, какую глупость ляпнул. Разумеется, Дамблдор ничего не знал о происходящем, иначе давно уже был бы здесь. Фоукс не нуждался ни в чьих указаниях и тем более приказах. Зря он всё это время смотрел на Фоукса лишь как на красивую волшебную птичку. Фоукс — древнее могущественное существо, обладающее огромной магической силой, так же как разумом и волей, он сам решал когда, что и как делать. Сейчас он тут, с Гарри, и абсолютно добровольно пытался помочь ему, предостеречь или, наоборот, подсказать что-то. Чувство вины противно царапнуло по и без того взвинченному сознанию. Гарри вымученно улыбнулся и пробормотал, глядя в умные чёрные глаза:

— Спасибо тебе, Фоукс, — мягкие гладкие перья скользнули по его руке, протянутой к золотому крылу.

Гарри прижал ладони к вискам, пульсации крови отдавалась в голове болью. Что-то неуловимо менялось — давление невидимой силы становилось всё сильнее и сильнее, пол становился всё прозрачнее, и теперь под ногами виднелось нечто, напоминавшее морскую пучину. Потоки вращались, смешивались друг с другом, казалось еще немного, и пол будет волнами покачиваться под ногами. Арки тоже менялись — черные непроницаемые завесы светлели, становясь всё больше похожими на зеркальную гладь. Неясная тревога охватила Гарри, он беспокойно оглянулся на невозмутимого Фоукса. «Скоро всё закончится», — Гарри вздрогнул от этой мысли, а вслух как можно беспечней произнёс:

— Тебе нужно выбираться Фоукс, — феникс вместо ответа взлетел и мягко приземлился на плечо.

Черные глаза встретились взглядом с зелёными, Фоукс склонил голову ещё ближе к лицу Гарри. Это было так странно и так волнительно. Ничего даже отдаленно напоминавшего легимилленцию не произошло, всё было намного тоньше и… интимней. Никакого грубого чтения мыслей и эмоций, никакого бесцеремонного вторжения, нет, чужое сознание словно слилось с его собственным. И где-то с самых его глубин, мягко подталкиваемые чужой волей, всплыли нечеткие, но связные мысли: «Слушай себя.… Сначала ты должен выбрать. Это лишь твой выбор, лишь твой… Выбери путь, скажи элиемансу чего ты хочешь, просто скажи». Гарри, с замершим от волнения сердцем, пролепетал:

— Но что? Разве он есть, этот выбор? Я должен вернуться, я должен идти дальше, исполнить пророчество, защитить близких. Но здесь ловушка, выхода нет, мне же не выйти, — Фоукс резко взлетел, обрывая связь, внутри стало неожиданно одиноко и пусто.

Ореол яркого алого огня окружил феникса, в нём, словно в кривом зеркале, стал виден кусочек Тисовой улицы. Фоукс удерживал свой портал несколько секунд, а потом вновь приземлился, на этот раз на кристалл в полу. Тот заиграл таким спектром красного и желтого, что глаза зажмурились сами собой. Гарри совершенно растерялся от этого открытия, чувствуя себя потрясенным и благодарным одновременно. Фоукс мог забрать его отсюда в любой момент, не нужно было обжигать огнем его руку, не нужно было тратить столько времени на диалог с ним, глупым мальчишкой. Всё это было совершенно излишним и таким удивительным одновременно. Феникс вывел его из беспамятства, пытался объяснить суть этого места, он даже заговорил с ним*, и теперь, он терпеливо ждал его выбора.

Сердце забилось быстрее, взволнованный Гарри делал одно открытие за другим. Фоукс дал ему выбор. Выбор… Почти иллюзорное слово, ведь его начисто лишены большинство когда-либо живущих. И даже то, что люди называют выбором, зачастую лишь пародия на него, пародия, продиктованная чужой волей и обстоятельствами, а настоящий выбор давным-давно уже сделан кем-то другим, более влиятельным и важным. А ведь порой выбор — важнее всего остального вместе взятого, порой право на выбор равно праву на жизнь. И впервые в жизни Гарри давали его, впервые в жизни на него не пытались влиять, ничего не требуя и не ожидая. Такой ценный дар. К глазам подступили предательские слёзы.

— Спасибо, — голос сорвался и прозвучал неестественно хрипло. — Я готов, Фоукс. Пора возвращаться. Вернуться и продолжить путь — вот мой выбор. Всё хорошо, я выбрал, — Гарри старался улыбаться и говорить как можно увереннее.

Но феникс не спешил, он словно ждал чего-то, и Гарри упрямо повторил свою нехитрую тираду. Он уже заученно произносил «Я хочу вернуться», как вдруг тихенький, едва заметный голосок, выбравшийся откуда-то из подсознания, протестующе пролепетал: «А может, всё исправить? Нет, даже не исправить — изменить. Поменять эту жизнь, стать другим, понять хоть что-то в этой жизни, перестать быть глупым ребёнком, бестолковой песчинкой, обрести свою волю…» Такие случайные, такие мимолетные, неожиданные для него самого мысли, мысли, которых он тут же устыдился.

Пол под ногами завибрировал с ещё большей силой, кристалл вспыхнул ослепительно ярким светом, и невесть откуда взявшийся ветер закружил вокруг Гарри. Всё вокруг словно подталкивало его к выбору, подгоняло, оставляя на размышления лишь считанные мгновения.

— Что это? — Гарри ошалело уставился на поверхность пола.

Линии узора светились с каждой секундой всё ярче, тонкими огненными полосами извиваясь и сплетаясь рассекали пол. Символы на одной из Арок запылали режущей яркостью, зеркальная гладь прохода забурлила, скручиваясь в затягивающую спираль.

— Фоукс, — но феникс продолжал неподвижно сидеть, спокойно глядя на Гарри.

Что-то мощное сдавило грудь, и тело мешком осело на пол. Гарри задыхался, чернота застилала глаза, в ушах звучал лишь оглушительный звон.

Водоворот затягивал его, Гарри захлёбывался в потоках силы, что он в себе нес, и все попытки сопротивляться ему были тщетными, тело не слушалось… А потом стало тихо и темно.

* * *

Гарри открыл глаза. Темноту вокруг немного рассеивал красноватый лунный свет. Он глубоко вздохнул и прикоснулся пальцами к зудящему шраму на лбу. И приснится же такое! Сон был настолько красочным, настолько детальным, просто пугающе реальным. Голова побаливала, а ещё он отлежал руку и теперь в, точно ставших ватными, пальцах ползали мурашки. Гарри полежал пару секунд, пытаясь окончательно выйти из полудрёмы и избавиться от навязчивых картинок сна. Он расслаблено покрутил головой, пытаясь найти удобное местечко на подушке, как что-то начало мешать в районе затылка и шеи. Гарри, недовольно сопя, попытался вытащить какую-то тряпку из-под головы, но пальцы запутались в чём-то странном. Волосы… Откуда у него такие немыслимо длинные волосы? «За ночь отросли что ли? Но не могли же Дурсли меня тайком постричь», — нелепая мысль вяло проползла в голове. То ли сны продолжались, то ли действительно отросли. Гарри с трудом слез с кровати и почти на ощупь побрёл в угол к старому зеркалу.

Бледное овальное лицо в обрамление черных волос, резко контрастировавшее с яркой пижамой, большие удивлённые глаза — девушка-подросток недоумённо смотрела на него из зеркала. Пронзительный вопль застрял в горле, Гарри в ужасе размахнулся, пытаясь уничтожить страшное марево.

Резкий, очень сильный толчок магического щита, и Гарри отлетел назад, навзничь падая на столик. Ни острая боль, обжегшая ребра от столкновения с углом стола, ни удар головой о пол, ни звон бьющихся склянок не привели его в чувство ни на миг. Гарри, напротив, хрипло вскрикнул и кинулся в сторону, силясь вскочить на ноги. Осколки впились в ладони, тотчас окрасившись кровью, а непослушные ноги скользили по гладкому паркету.

Он бросился в угол, налетев на массивный шкаф, дверь жалобно загудела, плечо обожгла новая волна боли.

— Немедленно успокойся, негодник! — рявкнул высокий металлический голос в углу.

Гарри взвыл от ужаса и с ещё большим неистовством кинулся к какой-то двери. Ещё одно отражение в зеркале ванной повергло его в очередной шок.

Нелепый кошмар никуда не исчезал, оставаясь всё таким же реалистичным. Гарри волчком крутился по комнате, натыкаясь на непонятную мебель, круша какие-то склянки, а резкий голос негодующе требовал успокоиться.

Полная красноватая луна залила небольшую комнатку мягким приглушённым светом, вырисовывая странную картину: растрёпанная бледная девушка, вся в порезах, в рваной пижаме причитая металась по комнате. Она заламывала руки, бросалась на запертые двери, что-то бессвязно выкрикивала. Комната, словно развороченная бомбардой, представляла собой ещё более жалкое зрелище: опрокинутая мебель, вывернутые из ящиков вещи кучей валялись на полу, усыпанном множеством осколков и обломков.

Девушка изо всех сил пнула чемодан, тут же взвыв от боли. Она, что-то раздасованно бормоча, забилась в угол, обхватила голову руками и заголосила ещё сильнее.

«Вот оно какое! Вот оно какое — безумие! Я сошёл с ума, я псих, я рехнулся, съехал с катушек. Я обезу-у-уме-е-ел!..» — Гарри доводил себя всё сильнее и сильнее, мысли одна хуже другой распирали голову. В глазах рябило, во рту стоял металлический привкус, странный сладковатый запах бил в нос. Комната всё больше плыла перед глазами, превращаясь в карусель, ещё и этот голос…

— Прекрати, прекрати, замолчи! — Гарри с яростью кричал, требовал заткнуться, умолкнуть невесть кого.

— Если кому-то и следует прекратить, так это вам, юноша, — менторским тоном откликнулся голос.

Гарри заметался с новой силой, его галлюцинации выглядели слишком правдоподобно, грань между выдумкой и явью стёрлась. Он больше не мог понять, происходит ли этот кошмар в его голове, либо же он так видит реальность, преломляя всё в призме собственного безумия. «Это Мунго, что же это ещё может быть. Да, я палате, я просто в палате. А голос — это галлюцинация. Да, галлюцинация. О Мерлин, за что мне это?!» — последние слова Гарри выкрикнул вслух и подкрепил тираду звоном разбитых колб, до сих пор чудом остававшихся целыми.

— Мерлин здесь уж точно ни при чём, — флегматично подметила галлюцинация всё тем же звенящим голосом.

Гарри дернулся, оборачиваясь на звук, и, бессвязно причитая, швырнул в его источник что-то тяжелое, попавшееся под руку. Тут его рука наткнулась на нечто привычное и до боли родное — волшебная палочка! Как она могла оказаться в палате для душевнобольных, Гарри не задумался ни на миг. Он автоматически сжал гладкое дерево и даже немного расслабился, ощутив некую опору во всём этом безумии.

— Ну-с, юноша, теперь вы более вменяемы и готовы к диалогу, — неизвестный вклинился в секундное умиротворение Гарри очень некстати, из-за чего он просто бездумно взмахнул палочкой, брякнув первое, что пришло на ум:

— Maximum Tranquillitatemn! *

В тот миг ему просто хотелось заставить умолкнуть несносный голос, чем или кем бы он ни был. Бледно-лиловый луч полетел в источник звука, освещая полумрак комнаты. Гарри краем глаза заторможено заметил, как луч резко отразился от прозрачного щита и метнулся в сторону. Он тихо вскрикнул от неожиданности и испуга, когда мягкий лиловый свет поразил его в грудь. Ощущая странную слабость и отстранённость, Гарри медленно осел на пол. Из угла вполне довольным тоном произнесли:

— Хоть какой-то разумный поступок за полтора часа, хотя техника у вас очень, хм, своеобразная.

*прим. автора — считается, что фениксы не способны на ментальные контакты с магами, не говоря о формировании связных мыслей при них. Они, по меркам современных магов, лишь чудные волшебные животные, не больше.

*прим. автора — Максимальное спокойствие на латинском, заклятие сходное по принципу воздействия с Ха-хачарами.