Ради Общего Блага, или Последний Шанс Геллерта Гриндевальда (джен)

Потом он принимал ванну, а новый питомец, свернувшись, спал у него в ногах: потом готовил пищу во внезапно обнаружившейся кухне: разбирал и сортировал добытые артефакты и деловито сверял оставленную для него библиотеку со списком, который достал из саквояжа.

— Посмотрим, посмотрим, -рассеянно сказал он, — посмотрим, милый мой, на что ты был способен. Полночь скоро, луна в правильном положении. Но мы начнем с палочки, не так ли?

Инфери уцепился когтями за портьеру и теперь раскачивался на ней.

Геллерт, зевнув, изучал верхнюю антресоль.

— А, — сказал он. — Только и всего.

На секунду его глаза сверкнули.

Узкие створки немедленно распахнулись, и из потайного шкафа выплыл, сияя, черный купол думоотвода. В поисках подходящей поверхности Геллерт подозвал овальный стол, куда быстро отлевитировал магическую чашу. Несколько раз пролистав заметки и отрывочно восклицая, он собрался с силами, раскрыл ящик с колбами и выпустил в думоотвод несколько пронумерованных нитей. А затем, вздохнув, закрыл глаза и окунул голову вниз.

Перед ним пронеслись несколько эпизодов, и везде был Альбус: хитрый, властный, спокойный, равнодушный, кое-где флиртующий. И везде он давал указания. Просмотр был скорее утомительным, но прояснил некоторые моменты: особенно завораживающей оказалась сама сцена смерти Альбуса, падение белого, хрупкого тела с Астрономической башни, злой взгляд профессора-полукровки и его же совершенно комическая драка с пустоголовым гриффиндорцем.

А вот надгробные речи он смотреть и не стал, выбрал только похороны — приятное и жалкое зрелище.

Закончив, Геллерт наконец взялся за саквояж и бросил его на стол. Снаружи уже темнело, собирались тучи. После несколько быстрых заклятий ткань с шумом начала разворачиваться, и вскоре застлала почти весь пол. По комнатам поплыл гнилостный запах: теперь гостиная была заставлена склянками, в которых шевелились или угасали фрагменты разрушающейся плоти и какие-то непонятные сгустки. Посередине на магическом зеленоватом огне кипел огромных размеров котел. Окажись здесь любой случайный магл, он поседел бы или обратился в бегство, а может быть, и умер бы на месте:но Геллерт приободрился, и глаза его блестели. Бросая одно невербальное за другим, он щурился, разбирая мелкие буквы на манускрипте, и посмеивался себе под нос.

Затем он сделал последнее: взобрался на самую правую антресоль по высокой лестнице и отлевитировал вниз темный кованый сундук.

Здесь пришлось повозиться, но крышка в конце концов со стуком отлетела, едва не разбив оконное стекло. Геллерт пораженно уставился внутрь. Аккуратно сложенные, там лежали Распределяющая шляпа, любимая лиловая мантия Альбуса, несколько рыжих перьев, очки и главное — Старшая палочка.

Выхватив ее, Гриндевальд издал победный вопль.

Время шло и шло. Гадостные артефакты поочередно отправлялись в котел, и черный дым то и дело заполнял помещение, но бывший темный лорд ликовал. Руки его слегка дрожали, когда вслед за кровавым сгустком непонятного происхождения он бросил в котел два пера, а затем направил к нему Распределяющую шляпу. Осталось всего ничего. Вздохнув, он сжал палочку и рассек свою руку наискосок, нараспев читая последнее заклинание. Густая кровь полилась в зелье, дым собрался в подобие узкого, сероватого смерча, и за окнами немедленно началась страшная гроза.

Дом снова затрясло, как при трансформации: лепнина пошла трещинами и посыпалась белая пыль. Напряженный, как струна, Геллерт не отрывал глаз от зависшей в воздухе Шляпы. Еще один толчок, еще одна порция песка из стен, и вот оно — Шляпа засветилась тихим красноватым светом, медленно меняясь в объемах: засветился и сундук, и распростертая на полу шелковая мантия, и палочка в руках Гриндевальда. По крыше с силой застучал град.

Шляпа покоилась в воздухе, как кокон, и в этом коконе теплилась новая жизнь. Покачиваясь, она удлиннялась и расширялась в размерах, все еще издавая слабое свечение, а потом замерла, длинной лентой растягиваясь и обвиваясь вокруг неподвижного, как бы спящего тела, медленно опуская его на пол.

Выдохнув, Гриндевальд бросился на колени, сжал спеленутую фигуру, как новорожденного или как мертвеца, и по лицу его полились слезы.

— Альбус, — шептал он, — Альбус, Альбус, прошу тебя, только ты, я так хочу этого, вернись, Альбус, не оставляй меня.

Но тело было холодным, как мрамор, и на секунду он подумал, что теряет сознание, пока не вспомнил, что нужно сделать, подозвал ящичек с зельями, нашарил в нем нужный фиал и осторожно начал выдавливать пробку. Но тут слезы снова подступили к его горлу, и сосуд выскользнул из пальцев. Зелье, мгновенно улетучившись, исчезло сизым дымком.

— Мозги дракла, — пробормотал Гриндевальд в бешенстве и поспешно вытащил другую склянку. Руки тряслись, как будто долгое воздержание от магии настигло его только сейчас. В зоне слишком сильных заклятий он казался себе ничтожным, слабым, и вдвойне ослабленным — в отсутствии того единственного, кого он ненавидел и на кого мог опереться.

Вздохнув, он размотал пелену, высвободил голову существа — полу-человека, полу-призрака — раскрыл ему рот и вылил туда серебристую субстанцию из фиала.