Ради Общего Блага, или Последний Шанс Геллерта Гриндевальда (джен)

Дни Геллерта тянулись бесконечно долго. Он успел уже привыкнуть к отвратной ломоте в костях, к радости от серой полоски света, брезжащей по утрам сквозь узкие окна, к жидкой и всегда неизменной похлебке. Но он никогда не мог смириться с внезапными и долгими визитами Альбуса, которого любил и ненавидел уже до такой степени, что всякий раз просто мучительно хотел его уничтожить. Альбус издевался над ним, вогнав его в могилу, и в этой же могиле назначал ему подобия свиданий. Они были очень похожи, разве что Альбус, как правильно считал поверженный убийца, умело скрывал на публике свои неприятные стороны и жажду власти. Зато ему, Геллерту, открывалась прекрасная возможность ознакомиться с этим в полном объеме. Для этого-то ты меня здесь и запер, — думал он, в тоске пересекая камеру раз за разом, пока ключ наконец не поворачивался в замке.

Но все это было в прошлом. Теперь Альбус выкинул новый финт. Он решил стать покойником, чтоб обвести вокруг пальца Тома Риддла. Для этого, к ужасу Геллерта, он применил темнейшую магию, которой от него никто бы не ожидал, постановил назначить Снейпа директором и инсценировал не только собственную смерть, но и в подробностях — действия всех фигурантов эпизода. Еще неизвестно, кто бы из них стал настоящим Гриндевальдом, если бы не чертова малолетняя девчонка, дура, из-за которой Геллерт и угодил в темницу.

Слава Мордреду, Геллерт как раз дураком не был, а потому перед последней встречей с Альбусом подготовился как следует раз и навсегда покончить с ним. Целую вечность распиливал свои цепи без помощи магии, потом изготавливал плоский кривой нож, потом ждал, ждал — и укреплял ментальные защиты.

Покушение сразу не удалось. Чертов старик так прижал его, что все снова закончилось идиотской романтикой, эротическими играми и ностальгией по юношеским годам. На прощание верховный маг снабдил бывшего верховного мага стопкой газет за прошлый год, велел не забывать, уронил слезу при расставании, а потом, ни на секунду не устыдившись, стер ему память. Вот здесь он и просчитался. Геллерт готовился, а потому легко изгнал непрошеное заклинание, которое атаковало почему-то не все области памяти.

А дальше потянулись самые отвратительные месяцы. Вновь и вновь оживляя в мыслях последнюю встречу, он тосковал, как никогда. Ожидая с унынием дня, когда он узнает о смерти любовника и злейшего врага, Гриндевальд не находил себе места и неоднократно пожалел, что воспоминания не были стерты. Газеты он, конечно, сразу все прочитал, легенду для вольной жизни придумал, даже кошечку решил завести. Желание власти потухло в нем, как угли, когда вода превращает их в грязь. Единственное, чего он сейчас желал, это оказаться рядом с Альбусом Дамблдором, даже если речь шла бы о незамедлительной смерти в один день.

И вот этот день настал. Затрубили траурные трубы, дементоры отправились в отпуск, а директором Хогвартса был назначен полукровка Снейп. Где-то в те же дни охрана Нурменгарда была отозвана, и ключ в камере Геллерта повернул не величавый маг, а лепрекон с шерстяным одеялом в маленьких ручках, которое он тут же протянул узнику. В одеяло был заботливо завернут узелок с припасами.

Геллерт с отвращением окинул взглядом камеру. Газеты он, конечно, уничтожил еще загодя. Пробормотав нечленораздельные проклятия, он захлопнул дверь и устремился к лестнице, как вихрь.

В новостях его побег пропустили. Сейчас, когда Хогвартсом владели Пожиратели, никому уже не было дела до первого темного лорда и его перемещений. Поэтому все шло по плану, когда он пересекал пустынные земли, сплавлялся по одиноким рекам, ночевал, согреваясь магией, в оврагах и пещерах. И все шло по плану, когда наконец, через три месяца, исхудавший, но бодрый, предварительно обновив чары изменения внешности, бывший диктатор добрался до магического Лондона.

Когда Смит уже собирался спать, в дверь раздался требовательный стук.

На пороге стоял импозантный парень с саквояжем в руках и в длинном сюртуке, поверх которого змеился серо-зеленый шарф. Глаза у гостя были колючие и неприятные.

— Что еще нужно? — прорычал Смит, и тут парень, даже не поздоровавшись, стремительно проскочил внутрь, уверенно направился к комоду и выдвинул верхний ящик.

— Эти? — спросил он нагло, вышвыривая на пол тряпки и тетради и наконец победно махнув связкой ключей. — Если да, то я пошел. Деньги получишь, как уговорились.

Не успел Смит схватиться за винтовку, как его ноги приросли к полу, дверь сама лязгнула и закрылась на засов, а в голове у него помутнело, и вот уже он дико озирался, сжимая почему-то в руке незнакомый кошелек.

Гриндевальд тем временем шагал к сараю. Омолаживающие чары он, в отличие от Альбуса, признавал и ценил, и сейчас даже что-то насвистывал на подъеме.

Сарай, как и положено, пустовал. По привычке он быстро проверил окрестности на предмет чар слежения и другой гадости, но, похоже, Альбус обо всем позаботился заранее. Протиснувшись в тесное, гадкое и пропахшее куриным пометом помещение, маг деловито поставил саквояж прямо в грязь, прищурился и отправил наугад несколько Невербальных.

Сарай затрясло, и стены с потолком тут же взмыли куда-то вверх, а земляной пол пошел трещинами и благородно засиял дубовыми паркетинами.

Молодой и красивый, Гриндевальд стоял посредине роскошной залы, белые гардины реяли от грозового ветра, а вдали, за уютной ширмой, стояла кровать с балдахином, расшитым символами Даров Смерти.

Знаками Даров было украшено все — они виднелись в гипсовых медальонах, в наборном деревянном узоре, а кое-где и в оконных переплетах.

Все это было удивительно, как будто время повернуло вспять. Еще немного, и призрак Даров встал бы рядом с ним, такой же осязаемый и близкий, как возможность воссоединиться с Дамблдором, объединить усилия, покоряя наконец магический мир, как он того заслуживал.

Стряхнув оцепенение, Геллерт сверился с бумагой и принялся накладывать Защитные Чары, Чары Ненаходимости, Сигнальные Чары, Чары Забвения, Нерушимые Защиты и еще сотни заклятий из старого арсенала. На это ушел не один час, и к концу он настолько выдохся, что с трудом добрался до кровати, чтобы наконец провалиться в сон.

К утру оборотные и маскирующие чары рассеялись. Сквозь балдахин немного проникало солнце, старик вяло открыл глаза, улыбнувшись своим мыслям. Теперь для него начиналась новая жизнь, о которой он не мог даже мечтать. Тяжелые воспоминания, как и сожаление о потерянных в тюрьме годах, отступили куда-то в тень, и он просто наслаждался несколькими минутами безделия.

Раздалось шуршание. Геллерт замер. Из шлейфа балдахина, после краткого шевеления, вылез совсем маленький белый кот и удивленно уставился на него.

Геллерт хмыкнул.

— Радость моя, ты прекрасно подойдешь мне в качестве питомца. Иди сюда. Кс, кс, кс. Дам рыбку. Или птичку.

Котенок покрутил головой и осторожно приблизился.

— Авада Кедавра, — вяло бросил старик.

Пискнув, зверь повалился на бок.

— Так-то лучше. Фелис инфериус.

Мохнатое тельце быстро рассыпалось в пыль и собралось снова. Полутруп поднял головку в жутком оскале и завыл.

— Ты моя деточка, — умиленно сказал Геллерт. — Пойдем, червей тебе накопаю.

Котик запрыгнул на постель, оставляя грязные отпечатки какой-то золы. Издав неопределенный возглас, Геллерт откинулся на подушки. Стоит только оказаться на свободе, и вселенная уже готова упасть к его ногам, как яблоко. Похоже, расчеты были верны: силы его возрастали с каждым днем.

Потом он принимал ванну, а новый питомец, свернувшись, спал у него в ногах: потом готовил пищу во внезапно обнаружившейся кухне: разбирал и сортировал добытые артефакты и деловито сверял оставленную для него библиотеку со списком, который достал из саквояжа.

— Посмотрим, посмотрим, -рассеянно сказал он, — посмотрим, милый мой, на что ты был способен. Полночь скоро, луна в правильном положении. Но мы начнем с палочки, не так ли?

Инфери уцепился когтями за портьеру и теперь раскачивался на ней.

Геллерт, зевнув, изучал верхнюю антресоль.

— А, — сказал он. — Только и всего.

На секунду его глаза сверкнули.

Узкие створки немедленно распахнулись, и из потайного шкафа выплыл, сияя, черный купол думоотвода. В поисках подходящей поверхности Геллерт подозвал овальный стол, куда быстро отлевитировал магическую чашу. Несколько раз пролистав заметки и отрывочно восклицая, он собрался с силами, раскрыл ящик с колбами и выпустил в думоотвод несколько пронумерованных нитей. А затем, вздохнув, закрыл глаза и окунул голову вниз.

Перед ним пронеслись несколько эпизодов, и везде был Альбус: хитрый, властный, спокойный, равнодушный, кое-где флиртующий. И везде он давал указания. Просмотр был скорее утомительным, но прояснил некоторые моменты: особенно завораживающей оказалась сама сцена смерти Альбуса, падение белого, хрупкого тела с Астрономической башни, злой взгляд профессора-полукровки и его же совершенно комическая драка с пустоголовым гриффиндорцем.

А вот надгробные речи он смотреть и не стал, выбрал только похороны — приятное и жалкое зрелище.

Закончив, Геллерт наконец взялся за саквояж и бросил его на стол. Снаружи уже темнело, собирались тучи. После несколько быстрых заклятий ткань с шумом начала разворачиваться, и вскоре застлала почти весь пол. По комнатам поплыл гнилостный запах: теперь гостиная была заставлена склянками, в которых шевелились или угасали фрагменты разрушающейся плоти и какие-то непонятные сгустки. Посередине на магическом зеленоватом огне кипел огромных размеров котел. Окажись здесь любой случайный магл, он поседел бы или обратился в бегство, а может быть, и умер бы на месте:но Геллерт приободрился, и глаза его блестели. Бросая одно невербальное за другим, он щурился, разбирая мелкие буквы на манускрипте, и посмеивался себе под нос.

Затем он сделал последнее: взобрался на самую правую антресоль по высокой лестнице и отлевитировал вниз темный кованый сундук.

Здесь пришлось повозиться, но крышка в конце концов со стуком отлетела, едва не разбив оконное стекло. Геллерт пораженно уставился внутрь. Аккуратно сложенные, там лежали Распределяющая шляпа, любимая лиловая мантия Альбуса, несколько рыжих перьев, очки и главное — Старшая палочка.

Выхватив ее, Гриндевальд издал победный вопль.

Время шло и шло. Гадостные артефакты поочередно отправлялись в котел, и черный дым то и дело заполнял помещение, но бывший темный лорд ликовал. Руки его слегка дрожали, когда вслед за кровавым сгустком непонятного происхождения он бросил в котел два пера, а затем направил к нему Распределяющую шляпу. Осталось всего ничего. Вздохнув, он сжал палочку и рассек свою руку наискосок, нараспев читая последнее заклинание. Густая кровь полилась в зелье, дым собрался в подобие узкого, сероватого смерча, и за окнами немедленно началась страшная гроза.

Дом снова затрясло, как при трансформации: лепнина пошла трещинами и посыпалась белая пыль. Напряженный, как струна, Геллерт не отрывал глаз от зависшей в воздухе Шляпы. Еще один толчок, еще одна порция песка из стен, и вот оно — Шляпа засветилась тихим красноватым светом, медленно меняясь в объемах: засветился и сундук, и распростертая на полу шелковая мантия, и палочка в руках Гриндевальда. По крыше с силой застучал град.

Шляпа покоилась в воздухе, как кокон, и в этом коконе теплилась новая жизнь. Покачиваясь, она удлиннялась и расширялась в размерах, все еще издавая слабое свечение, а потом замерла, длинной лентой растягиваясь и обвиваясь вокруг неподвижного, как бы спящего тела, медленно опуская его на пол.

Выдохнув, Гриндевальд бросился на колени, сжал спеленутую фигуру, как новорожденного или как мертвеца, и по лицу его полились слезы.

— Альбус, — шептал он, — Альбус, Альбус, прошу тебя, только ты, я так хочу этого, вернись, Альбус, не оставляй меня.

Но тело было холодным, как мрамор, и на секунду он подумал, что теряет сознание, пока не вспомнил, что нужно сделать, подозвал ящичек с зельями, нашарил в нем нужный фиал и осторожно начал выдавливать пробку. Но тут слезы снова подступили к его горлу, и сосуд выскользнул из пальцев. Зелье, мгновенно улетучившись, исчезло сизым дымком.

— Мозги дракла, — пробормотал Гриндевальд в бешенстве и поспешно вытащил другую склянку. Руки тряслись, как будто долгое воздержание от магии настигло его только сейчас. В зоне слишком сильных заклятий он казался себе ничтожным, слабым, и вдвойне ослабленным — в отсутствии того единственного, кого он ненавидел и на кого мог опереться.

Вздохнув, он размотал пелену, высвободил голову существа — полу-человека, полу-призрака — раскрыл ему рот и вылил туда серебристую субстанцию из фиала.

В эту ночь он почти не спал. Держа прохладное, все еще полуживое тело на коленях, Геллерт Гриндевальд был охвачен странными, тревожными мыслями. Все ли пошло так, как он ожидал? Не было ли случайной осечки с одним из хоркруксов? Правильно ли он сварил зелье?

Дело в том, что некромантией и процессами оживления Гриндевальд на самом деле никогда толком не занимался. Из всего спектра обрядов, близких некромантии, он интересовался только инфери. Призрачная жизнь полуживых, слабых, зависимых от него существ увлекала его и казалась ему безопасной.

И сейчас, вслушиваясь в слабое дыхание рождающейся жизни, он осознал, что перешагнул все возможные границы, что поступил неразумно и глупо — и даже не столько под давлением Дамблдора, сколько из страха навсегда остаться в одиночестве.

Все эти месяцы он находился во власти какого-то помрачения. Невероятно, что только теперь, когда работа была закончена, он начал задумываться о десятках, сотнях нежелательных последствий. Альбус мог возродиться молодым, тогда как сам он был немощным и дряхлым, да еще и пережившим страшные десятилетия Нурменгардской тюрьмы. Альбус мог ничего не помнить о прежней жизни, и оттолкнул бы его, не сомневаясь — ведь так же поступил бы и сам Геллерт. Наконец, темная магия могла повлиять на чудесную способность Альбуса к ассимиляции, на его обаяние, могла заострить и изуродовать черты его славного характера — а это было просто опасно.

Геллерт утомленно потер глаза. Он бодрствовал рядом с существом уже полтора суток, и чувствовал себя несчастным.

— Пить, — тихо донеслось из свертка.

Темнейший маг всех времен и народов вскочил на ноги, как ошпаренный. С недоверием и страхом он коснулся темной ткани, скрывавшей фигуру, и осторожно откинул ее.

Из бинтов на него смотрело отдаленно знакомое лицо, излучавшее покой и усталость. Безбровый человек с мягкими белыми волосами и голубыми глазами слегка навыкате немного напоминал совсем юного Дамблдора, но что-то неуловимо изменилось. Человек, или кто бы там это ни был, двинул рукой, ногой, с грустным удивлением глядя на собственные конечности, как будто все это было глупой ошибкой.

— Где я? — слабо сказал тот, кто должен был быть Альбусом Дамблдором. — Кто здесь? Сколько прошло времени?

Гриндевальд закрыл лицо руками. Они не узнавали друг друга. Альбус не узнавал его, не понимал, что произошло. И это было выше его сил.

Собравшись с силами, он погладил незнакомца по голове и поднес к нему фиал, но не с водой, а с укрепляющим зельем, как следовало сделать по альбусовой инструкции. А потом осторожно обнял его и сейчас же заснул.

Проснулся Геллерт поздно и никого рядом не обнаружил. Двери и окна были открыты, оттуда сквозил холод. Привстав с жесткого пола, он ахнул: собранные им фиалы и склянки со зловонными фрагментами плоти, пучки трав и другое ценное темномагическое барахло словно испарились: паркет был совершенно пуст, только темнели на нем несколько выжженных кислотой пятен. Похоже, Альбус не только пришел в себя, но и начал наводить свои порядки. Эта мысль снова прошила его странной тревогой, и с волнением оглядываясь, Геллерт увидел возле порога то, что осталось от саквояжа: бесформенный тюк с кучей мусора внутри, под которым расплылась здоровенная лужа.

Издав стон отчаяния, он бросился к двери. Может быть, что-то еще удалось бы спасти.

— Стоять, — сказал знакомый голос. В спину Геллерту упиралась Старшая Палочка.

— Альбус, — пробормотал Геллерт, пытаясь незаметно повернуть голову. — Альбус, я тебе не враг. Ты должен помнить меня. Не нужно… Прошу тебя, опусти палочку, давай поговорим. Я не причиню тебе вреда.

Так он твердил успокаивающе, пытаясь выиграть время, и наконец противник опустил оружие.

Дверь между тем захлопнулась, отрезая ему пути к бегству.

Геллерт обернулся. В глаза ему бил сильный солнечный свет: гардины с эмблемами Даров Смерти были сорваны, и он почти ничего не видел.

— Это я, — осторожно сказал он, — это я, Геллерт. Знаю, ты утомлен, но прошу, вспомни меня, нас связывало многое.

Ответом ему было молчание. Прикрывая глаза от света, он обернулся снова. Рядом с балдахином стоял совсем небольшого роста человек, закутанный в чересчур длинную, а потому обрезанную снизу лиловую мантию Альбуса. Пушистые светлые волосы открывали круглое лицо.

— Нет, нет, нет, — шептал Гриндевальд, узнавая. — Проклятье, нет.

Его охватил настоящий ужас. И ноги не слушались его.

— К-какая гадость, — тихо сказала девочка, так похожая на Альбуса. — Так это т-ты. Сейчас же отвечай, где мой б-брат, или я тебя с-сейчас п-превращу в г-г-гусеницу.

С этими словами она довольно сноровисто метнула в него Ватноножное проклятие. Детское заклинание было настолько неожиданным, что Геллерт не успел даже раскрыть рта и свалился на пол.

Ковыляя, вошел костлявый котенок, потерся об ее ноги. Девочка с отвращением посмотрела на Геллерта.

— Оп-пять, — со злостью сказала она. — Его т-ты, наверно, т-тоже уб-бил д-для развлечения, т-так же, к-как С-сьюзан, ч-чтоб опыты д-делать. Т-ты п-п-плохой ч-человек и м-маг п-плохой.

Не в силах шевельнуться, Гриндевальд с возрастающим страхом смотрел, как девочка опустилась на пол, взяв на руки котенка-инфери на руки, и как от ее поглаживаний он начал терять цвет, а шерсть на нем снова засеребрилась. Вот наметилась рваная рана на горле, закапала настоящая, живая кровь, но девочка неслышно бормотала что-то, и рана затянулась. Истошно мяукнув, котенок спрыгнул вниз, затрусил по направлению к Гриндевальду и больно укусил его за ногу.

— Т-так его, — сказала девочка и засмеялась. Да, это несомненно была Ариана — точно такая, какой он ее оставил. Сейчас ей было около девяти лет. Пухлая, неуклюжая, очень тихая, она осталась такой же. Как и вечность назад, она заикалась, и как и вечность назад, была самым сильным, самым опасным и неконтролируемым магом в волшебном мире.

А еще в руках у нее теперь была Старшая Палочка, и она не планировала ее возвращать.