Breaking the Habit (гет)

«Гермионе Грейнджер.

Этой сове нужен хозяин. Имя — Хедвиг.

подпись: Друг»

Гарри вывел последнее слово и отложил перо в сторону. Эти строчки он написал такими же изумрудно-зелеными чернилами, какими было подписано приглашение из Хогвартса. Мелочь, но, может быть, Гермиона примет его за послание из Хогвартса. Содержание стало плодом ожесточенных споров Гарри с самим собой. Всего две строчки, но как тяжело они дались, как много исписанных страниц легло в мусорную корзину. Он отказался от желания описать девочке волшебный мир, отказался от предостережений и советов, как себя вести в новой школе и прочих благих побуждений. Он не стал рассказывать ни о себе, ни о причине, по которой посылал сову. Гарри даже передумал подписываться своим именем. Ему пришлось выдержать сложный бой между разумом и сердцем. Результатом стало решение оставить друзей в прошлой жизни. Пусть он сам останется в одиночестве, зато они будут живы. Они не станут разменной монетой в его борьбе, не подставятся, чтобы защитить его. Да, они лишатся многого, что дала им дружба: поддержки, поиска, борьбы... Они не получат той закалки характера, что один раз уже прошли.

Гарри чувствовал себя, по меньшей мере, Дамблдором, когда принимал это решение за других — за Рона, Гермиону, Джинни... Он выбирал за других и делал осторожный, а на самом деле трусливый выбор, который никогда бы не сделал сам. И, он ведь знал, не сделали они. Если на то пошло, то в первый раз его друзья столкнулись с этим выбором на первом курсе Хогвартса. Когда предпочли смертельный риск борьбы за Философский камень возможности отсидеться в гриффиндорской гостиной. И каждый год подтверждали свой выбор в новых, все более опасных ситуациях. Каждый раз он предлагал им отступиться. Но они предпочитали рисковать вместе с ним. Когда риск еще казался оправданным. Когда они еще верили, что с ними ничего плохого произойти не может. А потом погиб Седрик. Сириус. Дамблдор.

Гарри видел, что такое смерть. Как она неразборчива. «Убей лишнего!» — и ничего уже нельзя исправить. Только изломанное тело на земле. Как надоевшая ребенку кукла, оставленная на улице. Человека нет. И тогда осознаешь, сколько пропало вместе с ним и сколько потеряно для него. Если подумать, Рон и Гермиона не видели этих смертей. На кладбище, в министерстве, на Астрономической башне — везде он был один. Даже в подземельях с Квиррелом. Его друзья всегда видели только последствия.

Ни для кого из них троих смерть не была чем-то особенным. Смерть регулярно показывали по телевизору. Газеты стабильно печатали некрологи. Время от времени они натыкались на похоронные процессии. Вот и эти убийства стали для Рона и Гермионы лишь очередными смертями в ряду таких же. Неизбежный конец. «Все мы там будем», — как иногда успокаивают некоторые «утешители». То, что они были знакомы с жертвами, конечно, вызывало грусть. Но не боль, не чувство вины, как у него. Не синдром выжившего. Не чувство абсолютной беспомощности и бесполезности.

И все же Гарри потащил друзей в министерство. Считая, что там находится сам Волдеморт. Глупо думать, что он не смог бы от них отвязаться. На самом деле ему нужна была помощь, и он был рад, что друзья отправились с ним.

Он поставил на кон жизни друзей против жизни Сириуса... Больше он не имеет на это права. Его друзья уже пожертвовали собой. Он всего лишь откажется от дружбы, чтобы они жили. Его место займут другие люди, другие приключения, не связанные с Волдемортом, Пожирателями Смерти и Мальчиком-который-выжил. А он останется один, защищенный от посягательств на дружбу ореолом своей ненавистной славы. Славы победителя Темного Лорда.

Да, поначалу будет тяжело видеть их рядом с собой и не сметь подойти. Слышать их голоса и не заговорить с ними. Просто знать, что они рядом, но уже никогда не будут друзьями. Даже сейчас, вдали от них, не зная, существуют ли они в этом мире (или в этом варианте мира), Гарри ощущал боль утраты. Он уже потерял их однажды, а теперь, после появившейся надежды он сам отвергал возможную дружбу. Да, они могут оказаться совершенно другими людьми. С другими взглядами, привычками. Даже, наверняка, так и будет. Незнакомцы, не нуждающиеся в его обществе. Но это ничуть не умаляло его боль. Ведь Гарри отказывался от своих друзей — тех самых Рона и Гермионы, которых знал. В какой-то степени он предавал их.

После этого решения расстаться с Хедвиг было относительно легко. Однако уговорить сову сменить хозяина оказалось той еще задачей. Ей не было дела до того, что у Гарри нет знакомых волшебников, и ему некому писать. Что он и не собирается искать друзей. Что для его планов придется использовать неприметных почтовых сов из школьной совятни или из Хогсмида. После этого аргумента Хедвиг отвернулась от него, спрятала голову под крыло и вообще сделала вид, что спит и уже давно.

— Хедвиг, ты ведь понимаешь, что я не смогу посылать письма с тобой. Ты будешь сидеть без дела, — Гарри потянулся, чтобы погладить птицу. В это время Хедвиг резко повернула голову и клюнула его за палец. Гарри, не попытавшийся отдернуть руку, проследил, как струйка крови закапала на стол. Пришлось обмотать палец платком.

Теперь сова смотрела на него одним глазом, прикрыв другой. И в целом выглядела виновато. Похоже, она собиралась лишь отпугнуть его, а не причинять вред.

— Дело не во мне, Хедвиг... Ты нужна Гермионе. Очень нужна. Ей будет тяжело одной. Не знаю, как все сложится в этот раз.

Гарри задумался. В прошлый раз друзья появились у девочки только после Хэллоуина. Рон и Гарри. И Гарри был в их компании связующим звеном. Он примирял лень и пренебрежение правилами Рона и любовь к учебе Гермионы. Он поддерживал Рона с его жаждой приключений, любовью к Квидичу. И в то же время он был на стороне Гермионы в том, что касалось правил и порядка (если, конечно, их нарушение не было связано с очередным опасным приключением).

Хедвиг отвлекла его от тяжелых мыслей, осторожно потянув клювом за рукав. Она встопорщила перья, тихо ухнула и протянула лапу.

— Спасибо, — Гарри поспешил осторожно привязать письмо, пока его питомица не передумала. — Позаботься о ней.

Наконец, сова с письмом перепорхнула на подоконник, оглянулась на Гарри, пронзительно крикнула и вылетела прочь.

— Эй, мальчишка, это что за новости?! Час ночи! Еще один звук и я сам заставлю тебя соблюдать тишину. Хочешь, чтобы соседи что-то узнали?! Чтобы тихо там!

Вряд ли, конечно, дядя осмелится зайти в его комнату. Не после того, как Гарри вошел в гостиную с палочкой, на кончике которой полыхало пламя. Это вышло случайно. Гарри просто хотел показать Дурслям, что он больше не беззащитен. Поэтому он вошел в дом, держа палочку в руках. А потом он вспомнил коридор, залитый кровью. И то, как даже не успел открыть дверь, чтобы увидеть все своими глазами. И суд, вернее, пародию на суд. «Это вы виновны в смерти своих родственников по материнской линии: Вернона, Петунии и Дадли Дурслей?» Конечно он. Не будь Гарри Поттера, жила бы «абсолютно нормальная» семья Дурслей «абсолютно нормально» и дальше.

Вопросы были подобраны мастерски. Специально для воздействия сыворотки правды. Когда допрашиваемый не осознает, что смысл ответов не в формулировке, а в сути. Когда рад высказать правду на любой вопрос. «Да, это он виновен в смерти Дурслей». Не в убийстве, нет. Если бы вопрос стоял так, он бы отрицал свою вину, ведь он не убивал их. А вот умерли они из-за него, да. «И в смерти Дамблдра тоже виноват он. И Непростительное проклятье он к человеку применял. И Сектумсемпру тоже. Да, к человеку. Да, успешно». Какие еще нужны доказательства для присяжных?

Гарри опомнился, когда услышал сдавленный вскрик тети. Все трое Дурслей с ужасом смотрели на него, вжавшись в кресла. Через мгновение Гарри услышал странное шипение. На конце палочки в его руке хищно пульсировал темный, багровый огонь. Язычок пламени, словно живой, раскачивался из стороны в сторону, выискивая цель. Гарри выдохнул и перехватил палочку другой рукой. Пламя было не больше двух дюймов, но его жар опалял лицо. Он попытался расслабиться, снова прибегнув к тому приему, позволявшему ни о чем не думать. Прочь мысли, прочь воспоминания. Ни о чем не думать. Не думать... Через несколько секунд пламя посветлело и замерло, потом, словно втянулось в палочку. Гарри перевел дыхание и вытер пот со лба. Рука с палочкой заметно дрожала. Дурслей в комнате уже не было.

Еще не хватало спалить дом. Или родственников. Хватит им и одной смерти из-за Гарри Поттера. Все время до вечера Гарри просидел в своей комнате. На ужин его, конечно, никто не позвал. Пришлось обойтись бутербродами и кофе, за которыми он спустился, когда все улеглись. Не хотелось видеть искаженные страхом и ненавистью лица Дурслей. Только не после того, как он стал причиной их гибели. Сколько раз он слышал от своих родственников, что магия «до добра не доведет» или что он «кончит так же, как и его родители» или «навлечет на их добропорядочное семейство беду».

Так что теперь Гарри спокойно смотрел в окно, не опасаясь нежеланных визитеров в лице дяди Вернона. Хэдвиг быстро удалялась. Словно специально, чтобы Гарри мог ее видеть, сова летела вдоль улицы низко, чтобы попадать в свет фонарей. Он проследил, пока силуэт не исчез в темноте и, не раздеваясь, повалился на кровать. Слишком тяжелый день. Даже для Гарри Поттера.

После магазина одежды Хагрид повел Гарри к Олливандеру. Хедвиг сопровождала их, сидя в клетке. Отправлять ее одну к Дурслям, да еще и средь бела дня было глупо. Когда впереди показалась знакомая полупустая витрина, до Гарри дошло, какую глупость он совершил, купив палочку. Ну что ему стоило подождать полчаса? Все бы прошло точно так же, как и в прошлой жизни. А теперь? Что он скажет Хагриду? Какое объяснение придумает?

Нет, Гарри знал, чего бы это ему стоило. Полчаса ожидания удара в спину. Полчаса страха. Страха, что его палочку заберет другой, Страха, что он больше не волшебник. Страха, что он не способен влиять на эту реальность. И еще тысяча страхов. У него всегда было хорошее воображение. Да и Хедвиг мог купить кто-нибудь другой. Гарри уже убедился, что это не копия, не отражение его реальности. И здесь события могут идти совершенно по-другому. «Точно, Хедвиг!» — в мыслях пронесся спасительный вариант.

— Хагрид, в магазин, наверное, нельзя с совой, — Гарри остановился прежде, чем из-за ближайшего дома стало видно крыльцо магазина палочек. Теперь он знал, как скрыть свой поступок от лесничего.

— Ну да. Я с ней на улице же и подожду, — Хагрид не выказал никакого удивления.

— А может, тогда разделимся? Чего время зря терять. Наверняка в какие-то магазины можно и с совой? И так из-за меня потеряли столько времени, — если бы Хагрид отказался, то Гарри последовал бы совету продавщицы и спросил мастера о заклятии расширения пространства на футляре для палочки. Но повторно заходить к Олливандеру после странного прощания совсем не хотелось.

— Ну, да. Есть такие. Если сова в клетке... Да и старик Олливандер вообще-то... — Хагрид замолк и поправил свой зонт под плащом. — Да, я, пожалуй, пока в аптеку зайду. Да! Смотри, Гарри, вон там, налево — книжный. Флориш и Блоттс. Видишь — синяя дверь? Как закончишь — иди туда. Я там буду ждать. Может, еще и книги успею купить.

Гарри зашел за угол и прислонился к стене. Прямо перед ним была деревянная дверь магазина, в который теперь не было необходимости заходить. «Что-то многовато ситуаций, из которых надо выпутываться...» Он подождал с минуту и пошел по улочке. Гарри выбрал следующий магазин так, чтобы случайно не пресечься с Хагридом. Так как в руках у него было несколько пакетов с одеждой, Гарри решил приобрести сумку. Одну из тех самых, с чарами незримого расширения. Когда у него был сундук, казалось неразумным тратить деньги на лишний чемодан или рюкзак. Но Гарри всегда хотелось иметь что-нибудь, что «внутри больше, чем снаружи».

В магазине от обилия всевозможных средств для переноски и хранения разбегались глаза. На полках рядами лежали сумки, кошели, ридикюли, рюкзаки и прочие предметы, названия которым Гарри не мог дать. Вдоль стен стояли сундуки и чемоданы, котомки и короба. В витрине за стойкой продавца был выставлен совсем миниатюрный товар: шкатулки, кошельки, портмоне, визитницы. В основном, дорогие — с вышивкой, тиснением, инкрустацией. Кожа, красное и черное дерево, янтарь и жемчуг, серебро и золото. И многое, что Гарри не мог узнать — просто красивые безделушки. Конечно, не все они были зачарованы на увеличение вместимости. Были и с чарами от воров, и с чарами сохранности, и уменьшения веса. Дорогие модели объединяли несколько видов чар.

Пока Гарри рассматривал ассортимент, продавец, появившийся на звон колокольчика, молча работал с учетной книгой, не отвлекая посетителя. С одной стороны, Гарри хотел купить максимально полезную вещь, с другой — не слишком дорогую, которую было бы не жалко потерять или обменять на более совершенную. И потом, в сознании крутилась весьма честолюбивая мысль, что он сам может сделать что-то подобное. Ведь он все-таки закончил шесть курсов, хоть и не на «превосходно». Гермиона бы точно смогла. Так что, если приложить чуть больше усилий в учебе... Да нет, зачем себя обманывать — приложить все силы... все-таки учился он не ахти. Хоть и Флитвик, и Макгонагалл говорили, что у него есть потенциал, с реализацией было... Ну, у него всегда были неотложные дела, спасение мира, опять же.

В итоге Гарри выбрал рюкзак, расширенный до тридцати кубических футов. Продавец, оглядев Гарри, сообщил, что это магловский туристический рюкзак, на который наложены соответствующие чары расширения и облегчения веса. Впрочем, это и так было видно.

— Вы-то, молодой человек, сразу видно, знакомы с магловским миром, понимаете, что такие вещи — удобные и надежные — там умеют делать получше нашего. А вот невежественные «благородные волшебники» магловского и в руки не возьмут. Лучше будут корячиться — таскать сундук, чем признают, что маглы в чем-то лучше. Он, конечно, вам великоват немного, но это и правильно. Такие вещи служат долго, особенно если при должном уходе. Через пару лет в самый раз будет, а пока давайте лямки подтянем. Пока он пустой, разницы особой нет. Это при полной загрузке важно под рост подгонять. Да вам, я так понимаю, с ним не по горам ходить. Хогвартс? Разумно. Очень разумно. Вот вам памятка, возьмите.

Спустя пять минут Гарри, почти счастливый, шагал по улице. Словно ребенок, которому купили желанную игрушку. Все покупки благополучно уместились в рюкзак и руки теперь были свободны и можно было глазеть по сторонам в свое удовольствие. Кобура для палочки обнадеживающе сжимала предплечье.

Косой переулок не напрасно получил такое название. Улочка непредсказуемо петляла, огибая лавки и магазины, построенные по прихоти владельцев так, как только им было нужно, так что вдаль было видно не больше трех-четырех домов. Особенно выделялись дома, примыкавшие к улице углом. У них обе стены могли считаться фасадными. Некоторые здания прижимались вплотную к улице, другие были отделены двором или садом. В одном из таких домов с двориком и располагался магазин оптики.

Свой первый телескоп Гарри покупал книжном магазине. Там специально для школьников были выставлены простые и дешевые телескопы. Здесь тоже такие были. Но здесь были и десятки других моделей. От совсем детских, пятидесятимиллиметровых, через которые только в соседские окна подглядывать, до огромных, с линзой в три фута в диаметре. Таким, наверное, только Хагрид бы и мог пользоваться. Вокруг толпились дети и взрослые. Под присмотром паренька лет пятнадцати (как понял Гарри, он подрабатывал помощником продавца в самый загруженный месяц перед учебным годом) дети по очереди заглядывали в окуляр и с восторгом бежали делиться увиденным с родителями. Для этого развлечения было выделено три телескопа, стоявших особняком от остальных, наверное, чтобы толпа зрителей не повредила товар. Гарри проследил, куда были направлены трубы телескопов — Солнце. Очевидно, детям предлагали взглянуть на солнечные пятна. И, похоже, то, что Солнце — не просто светящийся шар, было открытием и для некоторых взрослых. Они с недоверием заглядывали в телескоп и в задумчивости отходили от вопящей толпы.

Периодически паренек-помощник призывал соблюдать тишину, но эффекта внушения хватало не больше чем на пару минут: основной аудиторией были дети от пяти до десяти лет. Гарри нарочно глядел на них рассеянным взглядом. Он не хотел узнать кого-то из своих знакомых. А ведь большинство из этих детей учились в то же время, что и он, только на младших курсах. Правда, никого из них Гарри не видел до Хогвартса, а вне стен школы все они выглядели и вели себя по-другому. Но, все же, опасаясь узнать кого-то или, что еще хуже — быть опознанным как Мальчик-который-выжил, Гарри спешно прошел внутрь магазина. По сравнению с улицей внутри было темно и прохладно, а главное — тихо. Гарри в тишине осматривал зрительные трубы и бинокли. Здесь же стояли и более дорогие модели телескопов. Правда, дороговизна их была, скорее в отделке. Снова узоры, серебро и камни — видимо, для «благородных волшебников». В остальном, похоже, конструкции биноклей и телескопов застряли во временах Ньютона. Правда, даже рефлекторов Ньютона Гарри здесь не увидел. Только классические линзовые телескопы — рефракторы. И никаких следов просветляющего покрытия, конечно. Когда Гарри спросил об этом у продавца, тот удивился, и ответил, что «стекло очень качественное и абсолютно прозрачное». Видимо и теория света в этом магазинчике застряла в том же времени, раз продавец не знал об отражении света от поверхности стекла, и как его уменьшают «просветлением» — нанесением специальной пленки, часто многослойной, на линзы.

Помнится, Гарри радовался своему складному телескопу. Теперь он понимал, что это всего лишь игрушка. Для занятий астрономией в школе его хватало. Он был рассчитан на ребенка. На то, что его будут ронять, царапать, забывать закрыть линзы от пыли… В общем — для обучения. Теперь Гарри мог приобрести нечто более полезное, но вот беда — в продаже ничего стоящего не было. Не то что в магазине сумок… А ведь точно! Почему бы не купить обычный магловский телескоп, чтобы его зачаровать? Наложить чары очистки, прочности...Там выбор, явно, получше будет.

Вообще, покупая школьный инвентарь, Гарри чувствовал себя, как будто выбирал мебель в новую квартиру, совершенно пустую. И мог обставить ее по своему вкусу, учитывая прошлый опыт. Например, купить такой же, как прошлый, диван, оказавшийся очень удобным, но ни за что не брать эти ужасные кресла, об которые он отбил пальцы на ногах. Сейчас он мог брать не типовые безликие вещи, назначение которых он смутно себе представлял, а подбирать каждую под себя, хорошо зная, что и зачем нужно. И что нужно именно ему.

Поняв, что телескоп он здесь не купит, Гарри направился к выходу, когда его внимание привлек странный блестящий стенд. Это был деревянный барабан с ячейками, закрепленный вертикально на высоте в два фута на деревянной же треноге. Приглядевшись, Гарри понял, что в ячейки вставлены оправы для очков. «А почему бы и нет?»

— Я хотел бы купить очки...

Когда через полчаса он входил в книжный магазин, в его рюкзаке лежала куча полезных мелочей вроде футляра для очков с чарами протирки, цветных чернил и прочего. Но главное — очки. Тонкие, легкие, в оправе без ободка. С постоянными водоотталкивающими чарами, не позволяющими линзам пачкаться и чарами неразбиваемости. Новые очки были настолько удобные и незаметные, что о них можно было совсем забыть. Все вокруг было резким и четким. Даже на периферии поля зрения, чего никогда не давали старые очки. Гарри периодически снимал их, чтобы убедиться, что дело в очках, а не чудесном прозрении.

Гарри застал Хагрида беседующим с хозяином магазина. К его удивлению тема разговора оказалась неожиданно серьезной.

— Да я ж тебе не говорю, что он плохо пишет, — возмущенный вид Хагрида вызвал улыбки у слушателей. Спор был интересным. Вокруг собралось с полдюжины волшебников, которые внимательно слушали оппонентов. В руках некоторых были выбранные книги, но они не спешили отвлекать продавца, чтобы оплатить покупки.

— Скамандер прилично тему знает, да, этого не отнять. Да токмо первоклашкам его книга без толку. Он ведь охотник, пойми ж ты! Он знает, как зверя найти и поймать! А как с ним потом обращаться — не его дело. Так, по верхам. Школьникам-то не это надо. Это если ты тоже решишь добычей промышлять — тогда самое оно, читай, узнавай, как их обездвижить да горло перерезать!

— А что же тогда школьникам читать? А, Хагрид? Это ведь рекомендация Хогвартса! — не сдавался Хозяин лавки.

Тут лесничий, наконец, заметил Гарри.

— О! А я тут тебе как раз книжки подобрал, — Хагрид покосился на собеседника.

— Хагрид, первоклашке — Мареша? Одумайся! — продавец лишь взглянул на Гарри и вернулся к спору.

— Ниче. Для дополнительного чтения будет, — успокоил лесничий.

— Давай, Гарри, заплати и пойдем. Еще дел — во! — Хагрид махнул рукой.

Гарри высыпал на стойку несколько монет, оставляя продавцу выбирать нужные, и бегло просмотрел названия, в поиске книги Мареша. «Как приручить дракона. Иштван Мареш». Гарри в удивлении взглянул на Хагрида, для чего пришлось задрать голову — тот стоял совсем близко, и Гарри снова ощутил непривычную разницу в росте.

— Не обращай внимания. Там не только про драконов. Там и про других зверей есть. Полезная книга.

— Хагрид… — попытался еще раз продавец привлечь внимание.

— Пойдем, Гарри. Тут все, — лесничий широкими шагами направился к выходу. — Че там дальше по списку? Набор для зелий я тебе взял. Телескоп, весы…

— Э-э-э, телескоп я уже купил… Ну, он в рюкзаке… в безразмерном, — пояснил Гарри в ответ на вопросительный взгляд.

— Ага. Ну, тогда пошли.

Оставшиеся предметы из списка они приобрели без проблем. Правда, Гарри почти не принимал в этом участия, свалив все хлопоты на Хагрида. Сам он рассматривал магазины, дома, прохожих. Пять лет. Пять лет он видел только стены и решетку. А вокруг был погожий летний денек. Теплое солнце, свежий воздух, высокое небо. «Словно заново родился. Лучший день в жизни».

Ему еще оставалось купить телескоп. После того, как он расстанется с Хагридом.

* * *

Гарри чувствовал саднящую, пульсирующую боль в пояснице. Она накатывала с каждым толчком пульса и с каждым разом становилась все сильнее. За свою жизнь Гарри получил достаточно травм. Ссадины и синяки были самыми безобидными из них. Он знал, какие ощущения они причиняют, когда заканчивается адреналиновый выброс. Не смертельно, даже почти не ограничивает в действии. Просто неприятно. Только в этот раз боль заботила Гарри меньше всего. В его левой руке была метла, в правой — волшебная палочка, а короткий коридор перед ним, ведущий к кухне, был залит кровью...

— АВРОРАТ! БРОСИТЬ ПАЛОЧКУ! НЕ ДВИГАТЬСЯ!

Снова оглушающие заклинания проходят мимо. Снова один из нападавших повисает вниз головой. Прочь отсюда, вперед, вверх по лестнице. Звон стекла, вспышка света и следом — удар в спину. Гарри еще успел ощутить удар лицом об угол ступеньки.

Он проснулся, хватая ртом воздух. Беззвучно крича от ужаса. Вокруг было темно. Гарри вскочил, дрожа от страха. Он все еще в Азкабане, его «освобождение» — всего лишь сон, иллюзия, а он снова в своем узилище. Ноги запутались в простыне, и он рухнул на пол. «В Азкабане нет простыней. Это его комната у Дурслей. «Палочка!» Поднявшись, Гарри бросился к тумбочке. Палочки не было. Руки задрожали мелкой дрожью. Прочь отсюда! Он не будет снова ждать, беззащитный. Да и палочка ему бы не сильно помогла. Что может школьник в бою с несколькими взрослыми, опытными магами? Надо бежать, пока есть возможность. Палочку можно раздобыть и потом. А вот из Азкабана — не вырваться. Гарри слишком хорошо помнил, что произойдет потом. Где-то в глубине сознания мелькнула мысль «А что же это было? Сон? Пророческое видение?»

Метлы под кроватью не было. Мантии-невидимки под подушкой — тоже. «Плевать!» Гарри бросился к окну. Несколько минут могут разделять свободу и плен, жизнь и смерть. Если действовать быстро, не раздумывая и не теряя времени, возможно, он успеет уйти достаточно далеко, чтобы его не смогли обнаружить. Он отдернул штору, чуть не сорвав ее. В комнату ворвался прохладный свежий воздух. Гарри охватило ощущение какой-то неправильности и в то же время непривычной реалистичности окружающего. Окно было открыто. Тут Гарри понял, что бежать он собрался в одном белье. Он метнулся за одеждой и в удивлении замер. Его джинсы хоть и были на несколько размеров больше, чем нужно, казались непривычно маленькими. И футболка. И куртка, висящая на спинке стула.

Гарри разложил вещи на кровати и внимательно осмотрел. Чистые, но потертые. Зашитые на коленях и локтях. Его детская одежда. Гарри оглядел комнату: Книжные полки терялись в темноте. Зато через повисшую на трех петлях штору солнце подсвечивало потолок алым. Школьного сундука видно не было, зато возле тумбочки стоял новенький туристический рюкзак. Гарри снял очки, чтобы убедиться, что его поход по магазинам действительно имел место быть. Да, это были новые очки, которые он купил в магазине оптики.

Тут Гарри, наконец, заметил кобуру для палочки на запястье. И точно — он пытался найти палочку, но в этот раз не ощущал потери. Ведь палочка постоянно была с ним.

Значит, это был просто кошмар. Снова. Гарри вынул палочку, еще раз полюбовавшись, как она умещается в коротком чехле. А ведь он еще не колдовал ею. Искры в лавке Оливандера и злополучное пламя в доме его дяди — не в счет. Гарри отмел мысли о министерской сове, предупреждении, исключении... Сейчас, когда он не угрожает креслу министра, ему не о чем беспокоиться. Скорее сам Фадж явится просвещать его о статуте секретности, чем министерские чиновники попытаются отчислить Гарри Поттера из Хогвартса.

— Lumos! — тени исчезли, комнату затопило сияние его палочки. Свет был холодный, белый, словно в операционной. Стала заметна пыль на столе, на полках. Выцветшие обои с невнятным рисунком. Пустое и унылое помещение. Обычно в комнате Гарри царил полумрак: задернутые шторы, тусклая настольная лампа. Он предпочитал затенять всю комнату, чтобы не завешивать клетку Хедвиг, чтобы не оставаться одному. Эту комнату в какой-то степени Гарри считал своей в доме Дурслей. Здесь он чувствовал себя в безопасности. Поэтому она казалась ему уютной. Тем более по сравнению с его чуланом. Прошлым вечером Гарри было не до обстановки в комнате. Да и в привычном полумраке комната показалась обжитой и привычной. На самом же деле Гарри успел прожить здесь всего несколько дней до их с Дурслями паничексого бегства в неизвестность. И теперь комната выглядела практически так же, как в день получения письма из Хогвартса, когда он переехал в нее.

Комната выглядела пустой, необитаемой. Из его вещей здесь были только новый рюкзак да одежда, разложенная сейчас на кровати. Да еще старые игрушки Дадли, спрятанные в шкафу. Гарри открыл шкаф и извлек оттуда сокровища того, одиннадцатилетнего Гарри. Гарри, еще не знавшего, что он волшебник. Который не получал подарков на рождество и день рождения. Которому неожиданно досталась собственная комната, полная игрушек, пусть даже сломанных. Некоторые попали сюда просто потому, что надоели своему хозяину. Другие — потому что Дадли считал их не достаточно модными или крутыми. Большинство Гарри отнес, как того и требовали Дурсли, в бывший свой чулан, но некоторые, которые ему приглянулись больше других и которые меньше всего пострадали от неаккуратного обращения Дадли, он заботливо спрятал в шкафу в обувной коробке. Тогда он еще не успел найти отошедшую половицу, чтобы устроить тайник.

Гарри вертел в руках фигурку какого-то супергероя, казавшегося до отвращения непропорциональным в свете волшебной палочки. Когда-то, пряча эту игрушку, он представлял, как будет играть с ней. Словно «нормальный» ребенок. Одиннадцать лет назад... Гарри побросал все игрушки в коробку и отнес их в чулан. Здесь теперь стояли запечатанные коробки со старыми игрушками, ведра, швабра, моющие средства.

Гарри просто стоял, прислонившись к косяку, и смотрел на свою бывшую комнату, где он провел не самые счастливые десять лет. Взгляд его рассеянно блуждал по стенам: ему не было нужды рассматривать детали. Он знал это место с точностью до мельчайшей щели в стене. В запертом чулане созерцание стен и потолка было, порой, единственным доступным способом убить время.

Гарри повернулся, чтобы подняться к себе и уже шагнул на лестницу. И тут он в ужасе замер, боясь опустить взгляд. Коридор позади был залит кровью. Коридор, ведущий к кухне. Волосы встали дыбом, тело пробила дрожь. Гарри словно наяву услышал звон стекла и крик «АВРОРАТ! БРОСИТЬ ПАЛОЧКУ!» Но нет, ведь он только что прошел здесь, и ничего не видел. Этого не могло быть. Это осталось в прошлой жизни, осталось в его кошмарных снах. Он потер глаза, сделал шаг назад и оглянулся. Ничего. Всего лишь тень на полу. Сердце бешено стучало, впустую разгоняя адреналин. Ничего не было. Дурсли просто спят в своих комнатах. Никто не проникал в дом, никто не воровал его палочку. Гарри снова извлек ее из чехла и еле удержался от заклинания. Он промедлил с выбором, и успел успокоиться достаточно для того, чтобы сдержать порыв.

«Мне нужен душ», — Гарри поплелся по лестнице в свою комнату. Надо было взять чистые вещи и полотенце.

В ванной Гарри разделся и подошел к зеркалу. Отражение смотрело на него внимательным, но грустным взглядом. Он уже забыл это лицо. Его внешность менялась постепенно все шесть курсов в школе, но эти изменения были незначительными, почти незаметными даже для самого Гарри. И ему казалось, что в свои семнадцать он выглядит точно так же, как и в одиннадцать. Что его лицо — это лицо того, другого Гарри, который только что поступил в Хогвартс. В его случае это ощущение усугублялось еще и тем, что у него не было детских фотографий. Первые его снимки были сделаны Колином Криви на его втором курсе. Но тогда Гарри слишком досаждала эта история с автографами и всеобщее внимание, чтобы ему захотелось хоть какой-то снимок взять себе. Хотя нет, первый его снимок вместе с Локансом был напечатан в «Пророке». Вот уж на что он точно не хотел смотреть. Но, тем не менее, все фотографии с ним, особенно на четвертом и пятом курсе, были сделаны против его воли, как правило, в неприглядных ситуациях. Поэтому у него не было желания заводить новый фотоальбом, а вставлять снимки в альбом родителей — тем более.

Что касается изменений во внешности, на самом деле, точно так же он воспринимал и других людей. Учеников школы, учителей. Всех тех, кого видел достаточно часто, чтобы в памяти обновлялся образ этого человека. Сейчас, когда он попытался вспомнить, как выглядели Гермиона и Рон в день их знакомства, он с удивлением обнаружил, что его разум с трудом может заменить образы их семнадцатилетних на детские, такие, какими он их впервые увидел. Он пытался представить их лица — более мягкие черты, большие глаза, беззаботные улыбки. Не то чтобы он видел улыбающуюся Гермиону во время поездки, но в школе — точно. Гарри заставил себя перевести мысли на другую тему: лица Рона и Гермионы испытывали на прочность его решимость порвать с прошлым.

Наверное, все люди воспринимают изменения облика именно так. Но ему представилась уникальная возможность взглянуть на свое лицо в прошлом сквозь одиннадцать лет. Конечно, в Азкабане у него не было зеркала, да и не нужно оно там было. Свое грязное и заросшее лицо он мог видеть в кружке воды. Вот только смотреть на него не хотелось.

И теперь контраст во внешности был просто ошеломляющим. Из зеркала на него смотрел мальчик лет десяти (да, он всегда выглядел младше своего возраста). Зеленые глаза казались необычно большими на его детском лице. Плавные, более мягкие черты, почти без скул. Хотя по сравнению с другими детьми лицо у него было более худое и угловатое. Гарри отвел вверх челку и провел пальцем по шраму, повторяя его изгиб. Линия не чувствовалась на ощупь. Гарри мог отличить его только по белому цвету кожи. Но он и в полной темноте нашел бы его по памяти.

Худоба в теле была еще более заметна, чем на лице. Гарри мог, не напрягаясь, пересчитать у себя ребра. Излишне тонкие руки и ноги. Правда, внешность была обманчива. Никто из сверстников не мог за ним угнаться. Бегать Гарри приходилось много. Правда, не всегда удавалось избежать драки. Тело украшало множество синяков. Большинство из них были желтого цвета — они уже заживали. Новыми Гарри обзавестись не успел: после получения письма он почти не бывал на улице, да и Дадли его не трогал. А последние дни, прошедшие в бегстве от неизвестности совсем не способствовали приобретению травм. Кожа была гладкой — волосы на теле еще не начали расти. Очень непривычно было видеть в отражении себя-ребенка. Гарри повертелся перед зеркалом, пытаясь рассмотреть свое тело со всех сторон.

Это было странное ощущение. Гарри знал, что в зеркале отражается он сам, но разум упорно отказывался отождествлять его с этим телом. Гарри помахал себе рукой. Отражение сделало то же самое. Он и сам не знал, что ожидал увидеть в ответ: что отражение проигнорирует его действия? Что оно отвернется или покажет кулак? Нет, конечно. Это просто был бессмысленный жест. Он поприветствовал свое новое «я».

С телом, кстати, получалась та же ситуация, что и со школьными вещами. Он мог вылепить из этого тощего ребенка в зеркале что угодно. Он мог заняться спортом: борьбой или боксом, или еще каким видом. Мог накачать такую мускулатуру, что Кребб с Гойлом побоялись бы даже смотреть в его сторону. Или заняться гимнастикой, развить гибкость, точность движений. Что выглядело более привлекательно для волшебника. Гарри казалась неуместной грубая сила для человека, способного по своей воле менять реальность.

С другой стороны, это было все равно, что начать заново почти пройденную компьютерную игру. Да, ты уже знаешь, как пройти уровень, какие способности нужны... Но это просто скучно. Не раз Гарри был свидетелем того, как Дадли бросал игрушку, когда проигрывал, забыв сохраниться. Пару раз жертвой гнева становились игровые джойстики — кузен просто разбивал их об пол. Среди множества игр долгую жизнь имели лишь те, которые давали игроку широкий выбор, множество вариантов развития, свободный сюжет, наконец, прекрасную графику. Большинство же, с линейным сюжетом вроде «убей этого монстра, убей того, сходи туда и принеси что-нибудь, поздравляем, ты победил», оказывались в корзине после первого же прохождения. И сейчас Гарри имел на руках непревзойденную в этом отношении игру. Он собирался переиграть свою жизнь.

Но даже при всем этом он все равно чувствовал, что ему будет трудно заниматься рутиной вроде утренней зарядки или пробежки. Квиддич же способствовал физическому развитию не больше, чем езда на мотоцикле. Да и не собирался он больше играть. Тратить столько времени на ерунду, при том, что на карту поставлены жизни, его и его друзей — не в этот раз. Но с физической формой надо что-то делать. Если он действительно хочет все изменить, он должен стать сильнее, намного сильнее.

Гарри еще раз окинул взглядом свое тело. Кобура на предплечье, единственное, что на нем сейчас было надето, смотрелась странно и неуместно. Пришлось ее снять, чтобы принять душ. Но повесил ее Гарри так, чтобы она постоянно была на виду, и чтобы ее можно было без промедления выхватить. Он понимал, что сейчас ничего непредвиденного не случится, но он в то же время очень четко представлял, что может произойти. От попытки его дяди проучить его за ночной шум, до явления сумасшедшего домовика или не менее сумасшедших Пожирателей. Стоя под струями воды, Гарри в деталях продумывал свои действия для каждого возможного случая. Большинство из них сводилось к трем пунктам: оглушить, забрать рюкзак и сбежать из дома. Хотя, помня неэффективность таких детских чар, Гарри склонялся к использованию вместо них чего-нибудь посерьезнее. Сектумсемпры, например. Смотря, кто окажется его противником. Бой должен быть коротким. Поэтому заклинание должно быть неожиданным или очень сильным, чтобы его нельзя было отразить. Или это должна быть комбинация чар…

На завтрак Гарри не пошел, да его и не звали. Он валялся на кровати, продолжая размышлять о будущем, о необходимых действиях. Вспоминал, что произошло на его первом курсе, и прикидывал, как и что можно обернуть себе на пользу, чего нужно обязательно избежать. Самое главное — на какой факультет поступать. Слизерин отмел сразу. Слишком много внимания. Стать слизеринцем — значит стать мишенью. Он станет врагом и светлых, как будущий темный маг, и темных — как причина падения Волдеморта, как человек Дамблдора. Конечно, появятся желающие переманить его на свою сторону. И темную, и светлую. Да и директора это заставит пристальнее за ним приглядывать. И напоследок, желания жить среди всех этих ненавистных рож не было совершенно. А в случае конфликта он окажется один против всех… В общем, Слизерин — мрачноватая перспектива.

Хаффлпафф отпадал по иным причинам. Его будут считать слабым, не стоящим внимания. Не будут принимать серьез. И этот вариант был бы идеальным. Он был бы никому не нужен и не интересен. Тихий и незаметный студент. Он мог бы спокойно заниматься своими планами и учебой. Без вражды со слизерином, без конкуренции с другими учениками. Без предвзятого отношения преподавателей. Если бы только он не был Гарри Поттером. А так — ему придется терпеть презрение и разочарование окружающих. Как же, Гарри Поттер попал в Хаффлпафф. «Как он мог! Он предал память своих родителей. Он не мог победить Волдеморта, ведь он всего лишь хаффлпафец!» Гарри словно наяву слышал полные презрения выкрики. Впрочем, имея такой жизненный опыт, он мог бы игнорировать поведение окружающих без особых проблем. Оставлять без внимания, игнорировать, а особо надоедливых — просто размазать по стенке где-нибудь в темном коридоре. Но оставался Дамблдор с его знанием пророчества. Как он отнесется к тому, что Гарри Поттер — слабый, безвольный тюфяк? Какие меры он может принять, чтобы подготовить его к встрече с Волдемортом? И как это повлияет на его собственные планы? Так что, если уж выбирать факультет, то так, чтобы нейтрализовать хотя бы на время сильнейшую угрозу его планам. А это — директор. Так что остается Гриффиндор и Равенкло. Относительно внимания Дамблдора они равны.

От него, конечно, ожидают поступления именно на Гриффиндор. Его родители учились на этом факультете, он сам — будущий светлый маг и прочее, прочее… В этом случае все поверят, что все идет так, как и должно. Но оставалось его решение и его друзья. И все они были, то есть будут… в Гриффиндоре. Гарри не чувствовал в себе сил, чтобы пройти такое испытание. Каждый день видеть их рядом, на расстоянии вытянутой руки, слышать голос и не подойти, не заговорить… Не кинуться на них с объятьями, в конце концов. Так что оставался Равенкло. Самый нейтральный факультет. При этом достаточно престижный, чтобы поступление на него Гарри Поттера ни у кого не вызывало вопросов. В Равенкло ему будет легче. Там у него не было друзей, только знакомые. Чжоу не вызывала никакого отклика в его сердце. Да и сейчас ей всего двенадцать. А Джинни — десять... Перед глазами пронеслись сцены их встреч. Перрон вокзала, Нора, Хогвартс… Тайная комната и безжизненное тело девочки рядом с каменной статуей. В отличие от лиц Рона и Гермионы, облик Джинни на первом курсе он помнил. Помнил даже ее на платформе с родителями. Помнил ее, лежащую на каменных плитах в логове василиска. А вот образ девушки на старших курсах был вытеснен из памяти.

То пустое, лишенное эмоций лицо, которое сохранил его разум, которое словно каленым железом опечаталось в душе, Гарри не мог забыть, но он отказывался называть по имени. Сердце защемило. Это было одно из самых тяжелых его воспоминаний. Понадобилась вся сила воли, чтобы отбросить мысли о Джинни, перестать вспоминать ее лицо с бледными сухими губами, торчащими скулами и полуприкрытыми глазами. «Этого не было! Этого всего не было. Джинни десять лет, и она дома со своими родителями». После минуты пустоты в мыслях Гарри с трудом вернулся к своим размышлениям, стараясь не углубляться в те, которые могли вновь привести к срыву. Равенкло. Он думал о факультете. На Равенкло из друзей у него — только Луна. Но она поступит в следующем году, как и Джинни… «Черт! Не думать о ней»…

Луна... Губы непроизвольно растянулись в улыбку. Даже если Гарри вдруг кинется к Луне с объятьями и словами, как он по ней скучал, то она уж точно не сочтет его сумасшедшим.