Возвращение Принца-полукровки: Любовь и тайны Северуса Снейпа (джен)

Нельзя уйти от своей судьбы, — другими словами, нельзя уйти от неизбежных последствий своих собственных действий.

Фридрих Энгельс

Они сидели у старого камина, в котором плясали зеленые языки холодного пламени, в темном отсыревшем помещении пещеры, так похожей на тот кабинет, где проходили уроки зельеварения. Внутри камина виднелся большой котел с зельем, окутанным облаком золотистого пара. Рядом на столе стоял еще один котел, очевидно, с уже готовым волшебным снадобьем.

— Так, Лонгботтом, посмотрим, что у нас на сегодня.

Снейп внимательно вглядывался в пергамент, поданный ему Невиллом:

— Раздувающее зелье для второго курса и Зелье для улучшения памяти и умственных способностей для пятого курса[1]. Отлично. — Он взял перо, сделал несколько пометок в старинных фолиантах и отдал книги Невиллу со словами: — Замените подчеркнутые мною ингредиенты. Добавьте жабьи глаза вместо сушеной крапивы в указанных мною пропорциях в первое зелье и крылышки новорожденной бабочки вместо гусеничных лапок во второе.

— Хорошо, профессор, — ответил Невилл, покорно забрав учебники.

— В следующий раз принесите мне списки волшебных снадобий, выдвигаемых в этом году в экзаменационных требованиях Министерства для СОВ и для ЖАБА. Я внесу в ваши книги необходимые поправки и прослежу за тем, чтобы вы сами попробовали сварить здесь все эти зелья по новым рецептам.

Невилл согласно кивнул.

— Могу я что-нибудь сделать для вас, профессор? — тихо спросил он.

— Нет, на сегодня вы мне не понадобитесь. Можете идти. Жду вас завтра в обычное время.

Невилл снова коротко кивнул:

— Что ж, тогда до завтра, профессор.

Он направился к выходу и через несколько мгновений скрылся из виду. Почти сразу же после этого послышался легкий хлопок, возвещающий о том, что он успешно аппарировал.

* * *

Оставшись один, Снейп неторопливым шагом направился к каминной полке и снял оттуда прозрачный сосуд. Омут памяти его собственноручного изготовления. Долгие годы он трудился над тем, чтобы сделать такую уникальную вещь, единственный аналог которой (только сделанный не из уникального вида стекла, а из камня) стоял в кабинете директора Хогвартса, и вот наконец эта трудоемкая работа была успешно завершена.

Снейп поставил на стол сосуд, в котором всевозможными цветами искрилась жидкость. До сих пор этот сосуд был девственно чист — он не содержал в себе ни одного воспоминания. Теперь настало время нарушить эту нетронутую первозданность и впустить в него мысли, так давно и так мучительно одолевавшие несчастного мастера зельеварения.

Очень медленным движением Снейп погрузил руку во внутренний карман мантии и вытащил оттуда волшебную палочку.

Все так же неторопливо профессор коснулся кончиком палочки своего виска и отдернул руку, вытянув наружу прилипшую к палочке длинную серебристую нить. Он опустил воспоминание в искрившуюся жидкость в сосуде и снова приставил палочку к виску.

Проделав эту процедуру несколько раз, Снейп сунул руку под мантию и извлек из внутреннего кармана небольшую пустую склянку. Он в последний раз медленно коснулся своего виска волшебной палочкой. Несколько мгновений спустя на кончике палочки снова повисла серебряная нить. Самое постыдное, самое омерзительное и самое страшное воспоминание, от которого Северус Снейп стремился избавиться всю свою жизнь. Отделив эту ненавистную мысль от своей головы, профессор опустил ее в приготовленную емкость, где она немедленно свернулась витками, а затем расширилась и улеглась, взвихрившись, словно газ. Снейп плотно закрыл крышкой пузырек и поставил его в небольшую нишу над камином, завесив ее черной тканью.

Затем он снова вернулся к столу и, сделав глубокий вдох, погрузил голову в Омут памяти, где уже вовсю кружились серебристо-белым водоворотом воспоминания. Снейп почти с наслаждением подумал, что он окунется в те призрачные сферы своего сознания, которые были неведомы никому, кроме него самого. Конечно, кое-что успел увидеть Поттер — что-то — по инициативе Снейпа, а что-то исключительно по зову наглой бесцеремонности самого Поттера. Гарри Поттер даже получил доступ тому сокровенному, что Северус Снейп, будучи в здравом уме и твердой памяти, не открыл бы ему ни за что на свете. Светлые воспоминания о Лили были лишь его, Северуса, достоянием, и только крайние обстоятельства могли заставить его поделиться ими с мальчишкой Поттером. Отрадным утешением для Снейпа, выпотрошившего свою душу, вывернувшего ее наизнанку перед лицом неотвратимой неизбежности, служило лишь то благословенное обстоятельство, что это было далеко не все. Главные сокровища Северуса по-прежнему оставались при нем. Такие воспоминания принадлежали только ему самому — они были как бы его святая святых, и он ревностно охранял их от любых возможных посягательств кого бы то ни было из внешнего мира. Северус бережно, по крупицам копил их в своем сознании и не допускал к ним никого — даже вездесущего Темного Лорда.

Он давно ждал момента, когда сможет окунуться в прошлое и, возможно, получит шанс что-то переосмыслить, ибо, овладев в совершенстве легилименцией, он обрел способность не только проникать в сознание других людей, но и безошибочно ощущать их эмоции. Теперь он сможет отслеживать каждое переживание тех, кого увидит в Омуте памяти.

* * *

Пролетев сквозь тьму, Снейп приземлился неподалеку от того места, где под раскидистым буком на берегу озера сидел худенький парнишка лет пятнадцати с сальными черными до плеч волосами, такими же черными проницательными глазами и крючковатым носом, резко выделяющимся на его бледном лице. Возле него уютно расположилась стройная рыжеволосая девушка того же возраста, которая глядела на своего задумчивого спутника слегка раскосыми колдовскими ярко-зелеными глазами.

— Лили, я все осознал, — тихо, но твердо сказал парнишка. — Ты была права. Мальсибер, Эйвери, Макнейр, Малфой и другие — неподходящая для меня компания. Я больше не стану связываться с ними. Никогда.

Девушка широко улыбнулась:

— Я знала, что ты поймешь это, Сев, — сказала она. — Удивляюсь только, как ты вообще мог с ними дружить. Они сторонники Темной магии, они Пожиратели смерти. Ты ведь совсем не такой.

— Что ж, это верно, — согласился молодой человек, в котором Снейп, воспользовавшийся Омутом памяти, разумеется, узнал себя, каким он был в подростковом возрасте (взрослый Снейп продолжал молча наблюдать за разворачивающейся перед ним сценой). — Я только хотел научиться защищать себя, чтобы этот Поттер и его дружки перестали наконец меня задирать.

Это была правда, но лишь отчасти. На самом деле было время, когда Северус Снейп действительно всерьез увлекался Темными искусствами, но коль скоро эта склонность не устраивала Лили Эванс, он готов был отказаться от этого увлечения. Он уже давно знал, что ради этой девушки он сделает все что угодно, поступится любыми своими склонностями и желаниями. Однако дело было не только в его увлечении, которое уже предстало Северусу совсем в ином свете, как только он осознал, в чем состоит деятельность Темного Лорда и Пожирателей смерти. Было и кое-что еще, что упорно продолжало держать его в обществе приспешников Темного Лорда и даже заставило ближе сойтись с теми, кто представлял собой так называемую элиту Пожирателей смерти. Но в этом он не признается никому на свете и прежде всего — этой милой и светлой девушке.

— Да и к тому же… — продолжал он, стараясь все-таки быть как можно более искренним со своей очаровательной спутницей, — у меня никогда не было настоящих друзей… кроме тебя. Благодаря Поттеру, Блэку, Люпину и их прихвостню Петтигрю я был вечной мишенью для насмешек и издевательств у всего Хогвартса. Они же всеобщие любимцы и всегда руководят мнением других.

— Только не моим, — живо отозвалась Лили. — Я думаю о людях только то, что вижу сама, и никто не может влиять на мое мнение.

— И на мое тоже, — твердо сказал Снейп.

Он немного помолчал, а затем добавил:

— Эйвери, Мальсибер, Малфой и их приспешники все время пытаются склонить меня к тому, чтобы я прошел обряд посвящения. Чтобы стал настоящим Пожирателем смерти. Говорят, что я трус, раз до сих пор не сделал этого.

— Нет, — возразила Лили и снова мягко улыбнулась. — Наоборот. Ты очень смелый, если можешь противостоять этим… Я не могу подобрать подходящего слова, чтобы выразить всю свою ненависть к ним. Пожиратели смерти — только так их можно назвать. Знаешь, как они обзывают таких как я — рожденных в семьях магглов? Они называют нас грязнокровками.

Снейп молча смотрел в ее зеленые глаза.

— Откуда… Как ты узнала? — наконец спросил он, понизив голос. Снейп, конечно, был прекрасно знаком с этим скверным словечком, часто употребляемым представителями компании, в которой он вращался в последнее время. Да что греха таить — он и сам активно использовал это низкое ругательство в отношении людей, единственная провинность которых состояла в том, что их родители не являлись чистокровными волшебниками. Он был не в восторге от того, что приходится подстраиваться под своих приятелей и перенимать их дурной лексикон, но в противном случае он стал бы изгоем в том единственном обществе, которое приняло его как своего и в котором он, собственно, и чувствовал себя своим… До определенного момента… Но… чтобы об этом каким бы то ни было образом проведала Лили… Такая милая, добрая и открытая девушка, происходившая из обыкновенной семьи, где кроме нее не было ни одного волшебника или волшебницы, а потому всей душой сочувствовавшая себе подобным… Этого он нипочем не желал.

— Я слышала, как твой дружок Эйвери распекал одного второкурсника, не поскупившись на самые подлые оскорбления, особо подчеркнув, что, когда к власти придет Темный Лорд и установит новый режим, грязнокровкам укажут наконец их место в магическом мире.

Она отвела взгляд, но затем снова серьезно посмотрела на своего спутника и робко спросила:

— Ты же никогда не скажешь так обо мне, верно, Сев? Ты не против того, чтобы дружить со мной и не относишься предвзято ко всем другим, кто родился в таких семьях?

— Нет, — тихо, но твердо ответил Снейп. — Нет, конечно… Я ведь и сам наполовину такой. Ты знаешь. Моя мать колдунья, а отец маггл… Тобиас Снейп. Он не обрадовался, когда узнал, что женился на ведьме; он вообще мало чему радуется и мало к кому питает привязанность. Ты же помнишь, я рассказывал тебе о постоянных ссорах своих родителей… Я, как и ты, рос среди магглов… Да и в конце концов, разве это так важно? Важно, кем станешь ты сам.

На какое-то время повисла мертвая тишина. Парень и девушка смотрели друг на друга. Их взгляды сияли.

— Знаешь… — чуть слышно проговорила Лили. — Ты мне очень нравишься, Северус.

Широкая, счастливая улыбка озарила худое и бледное лицо парня. Он быстро достал из кармана, вшитого с внутренней стороны рукава мантии, волшебную палочку и, взмахнув ею, громко и радостно выкрикнул:

— ЭКСПЕКТО ПАТРОНУМ!

Из кончика его палочки тут же вырвалась серебряная лань и стремительно понеслась по направлению к озеру.

— Лань! — поразилась Лили. — Но это же мой Патронус! Мой! Я где-то читала об этом… Об одинаковых Патронусах. Это явление крайне редкое… Почти невероятное… Такое бывает разве что один раз на многие миллионы… Так значит… — прошептала она потрясенно. — Значит, ты… меня… — она запнулась, и ее щеки залил нежный румянец.

— Да… — просто, без тени наигранности ответил Снейп. — Это ведь не секрет для тебя, Лили. Так было и так будет.

И мысленно прибавил:

«Всегда».

Северусу не хотелось говорить этого вслух. Это был первый и единственный раз, когда он позволил себе в разговоре с той, что занимала все его мысли, подобный прозрачный намек.

Да и разве любовь нуждается в словах? Что толку в высокопарных признаниях и клятвах? Любовь — это сокровище души и руководство ко всем поступкам. Человек может совершить ошибку, но настоящая любовь, как путеводная звезда, выведет его из любой трясины и направит на верный путь. Во всем мире нет и не будет того, на что он не согласится во имя своей любви к Ней.

Он любил ее всегда. С того момента, когда впервые увидел ее знойным летним днем четыре года назад на детской площадке в Коукворте — небольшом провинциальном городке, расположенном недалеко от побережья Англии, где стояли ее и его дома. Ее семья жила в достатке, тогда как невзрачный домик его родителей ютился в нищенском квартале на улице с красноречивым названием Паучий тупик.

Если между двумя людьми, которые по иронии судьбы стали родителями Северуса, и было когда-то некое подобие взаимной привязанности, в чем сам он сильно сомневался, то со временем оно исчезло без следа, оставив лишь горечь разочарования. Постоянные ссоры и скандалы мистера и миссис Снейп стали для них обычным времяпрепровождением. И на этом фоне его собственная молчаливая любовь к Лили казалась благословением свыше. Да она и была таким благословением, ибо это чувство для Северуса заключало в себе самое мироздание. Оно было его тайным сокровищем, его алтарем, его жертвенной чашей, на которой он навеки оставил свое сердце. Он никогда не был приверженцем каких-либо религиозных убеждений (да в мире волшебников и нет религии), но его любовь была олицетворением его собственной веры — веры высокого порядка, даже более прочной и совершенной, чем любая магия. Северус Снейп впервые почувствовал в себе дыхание настоящей жизни лишь в тот момент, когда увидел раскачивающуюся на качелях маленькую рыжеволосую колдунью, покорившую его с первого взгляда и навсегда.

Лили безмятежно улыбнулась. Похоже, она не восприняла его слов всерьез. По крайней мере, это произошло не сразу. Можно было не сомневаться, что любая другая девица, услышав признание в любви, пусть и мимолетное, высказанное лишь полунамеком, проявила бы свойственное подавляющему большинству молодых леди жеманство. Любая — но только не Лили Эванс. Эта девушка пленяла своей простотой и естественностью. Совершенное отсутствие жеманства и спеси было одним из тех проявлений натуры мисс Эванс, каковые делали ее самой милой и привлекательной в глазах ее юного друга. И все же Лили была явно под впечатлением. Она не могла отвести завороженного взора от восхитительного животного, словно сотканного из серебристой паутины. Потребовалось определенное усилие, прежде чем мисс Эванс овладела собой и снова повернулась к своему спутнику. Ее лицо запылало от волнения.

— Ты… Ты впервые сделал это? — спросила она, глядя на него в нерешительности, почти в смятении. — Это был твой первый Патронус?

Юноша глядел на нее во все глаза, в которых отразилась непередаваемая радость — такая светлая и беспредельная, какую нельзя было спутать ни с чем.

Лили была поражена. Она достаточно хорошо знала своего друга, чтобы у нее возникли хоть какие-то сомнения в его магических способностях. Северусу всегда легко давались любые даже самые сложные заклинания. Более того, она подозревала, что он сам способен творить сильнейшую магию, которая была неведома никому другому. И почему-то нисколько не сомневалась в том, что Северус научился вызывать Патронуса задолго до того, как это умение пришло к ней самой.

— Удивлена? — тихо спросил Снейп.

Лили неопределенно кивнула.

— Я и сам был поражен, если честно, — признался Северус. — Патронус был одним из немногих заклинаний, которые мне никак не давались. Я говорю так не оттого, что кичусь своими колдовскими умениями. Ты знаешь, что мне не свойственно бахвальство. Но с другой стороны, я догадываюсь, что не лишен определенных способностей, и потому долго не мог понять…

Лили вскинула голову, не сдержав улыбки.

Снейп заглянул прямо в ее глаза, долго всматривался в их изумрудную бездонность, а затем серьезно проговорил:

— Я знаю, о чем ты подумала. Я просто хочу быть правдивым хотя бы с самим собой и с тобой, Лили. К чему притворство и ложная скромность? Да, я признаю, что обладаю некоторыми способностями в области магии — может быть, даже в большей мере, чем другие наши сокурсники. Другой вопрос, чего стоят эти способности и в какое русло они направлены.

— Надеюсь, ты сумеешь направить их в нужное русло, — просто ответила Лили.

— Я начал говорить вовсе не о том, Лили, — Снейп прищурился. — Я думаю о самом Патронусе, об этой совершенно особой светлой магической сущности. Мне приходилось долго размышлять о причине, по которой мне никак не удавалось вызвать его. Я полагал, что моя душа настолько погрязла во мраке, что отыскать в ней свет и наделить этот свет магической силой, проливающейся из палочки в виде Патронуса, мне неподвластно. Но теперь я вижу, что ошибался. Это умение все же пришло ко мне. Пусть это произошло позже, чем у других — не важно. Главное — оно пришло, а значит, и в моей душе есть свет. И он проснулся благодаря тебе, Лили! — лицо Снейпа вновь озарила открытая лучезарная улыбка. — Ты понимаешь это? Именно ты разбудила его!

Лили была озадачена. Стараясь скрыть это за видимой беспечностью, она присела на корточки и сорвала душистый полевой цветок, укрытый чахлой травинкой. Она долго боролась с собой, боясь показаться бестактной, но в конце концов все же подняла на своего спутника робкий взор зеленых глаз и спросила:

— Неужели… неужели до этого у тебя ничего не получалось с Патронусом? Совсем ничего?

Зная нелегкий характер Северуса, Лили ожидала вспышки — ее друг мог поставить на место кого угодно, если бы захотел. Однако, похоже, он ничуть не обиделся на ее вопрос. Его губы даже тронула легкая улыбка, в которой отражалась некая потаенная печаль. Он покачал головой и ответил:

— Ни одной искры… Ни единого облачка… Ничего…

— Но это означает, что до сегодняшнего дня у тебя не нашлось ни одного яркого воспоминания, которое ты мог бы назвать счастливым! — Лили смотрела на него с пониманием и чем-то, похожим на сочувствие. — Неужели в твоей жизни не было ничего светлого и отрадного, о чем можно было бы подумать и сконцентрировать на этом свою волю, чтобы вызвать Патронуса?

Снейп пожал плечами и ответил:

— По-видимому, нет. Но теперь это не имеет значения, разве не так?

Действительно, жизнь выходца из бедняцкого провинциального квартала не была богата событиями. Он с раннего детства привык к постоянным насмешкам сверстников, которых не устраивало в нем буквально все — от старой поношенной одежды и нездоровой худобы до его манеры держаться независимо и обособленно. Жизнь в убогой лачуге с неизменно пьяным отцом, чьими любимыми развлечениями были сквернословие и рукоприкладство и с вечно запуганной забитой матерью, которая, хотя и была, как подозревал Северус, одаренной волшебницей, боялась своего мужа-маггла, поскольку была зависима от него — была лишь жалким существованием. И только встреча с Лили Эванс изменила его восприятие мира. Но само это событие он отнюдь не считал светлым либо счастливым воспоминанием, ибо это было нечто большее. Эта встреча стала для него судьбоносной, и именно с нее началась его жизнь. Все, что было до этого, казалось ему чем-то далеким и иллюзорным. Но даже вспоминая об этом дне, о мгновении, когда он впервые увидел Ее, он никак не мог призвать ту светлую силу, которая явилась ему сейчас.

— Конечно! — услышал он радостный возглас Лили и поймал взглядом нежную улыбку, озарившую ее лицо. — Но тогда… — она на мгновение задумалась. — Тогда тем более удивительно, что у тебя с первой же попытки, когда заклинание все же сработало, вышел полноценный телесный Патронус! Это же очень непростая магия, Северус. Многим волшебникам и волшебницам за всю жизнь не удается прийти к тому, чтобы их Патронус обрел форму. У меня, к примеру, это получилось совсем недавно. До этого выходили лишь тоненькие серебристые струйки или в лучшем случае снопы искр и легкие облачка. Только каких-нибудь пару недель назад мой Патронус принял очертания лани. И я поразилась, когда увидела, что твой Патронус в точности повторяет по своей форме тот, что появился у меня.

— Правда? — во взгляде Снейпа читалось изумление. Затем его лицо приобрело обычное серьезное выражение, и он проговорил: — Значит, так было суждено, чтобы я дождался тебя… А что касается счастливых воспоминаний… Вероятно, в моем случае требовалось нечто иное… некая живая эмоция… настолько сильная и яркая, чтобы ей оказалось подвластно пробудить в моей душе и вызвать к жизни эту светлую магическую сущность[2].

Лили продолжала глядеть на него; в ее изумрудных глазах отражалась неизбывная нежность.

— Спасибо тебе, Лили, — тихо, но очень серьезно сказал Снейп. — Ты даже не представляешь, что ты сделала для меня сейчас.

Больше он ничего говорить не стал. Он и так поведал ей слишком многое.

Северус не любил всякого рода сентиментальностей и пустых, ничего не стоящих фраз. Но то, что случилось в этот день — день, который можно было назвать счастливейшим в его жизни — разве это не лучшее проявление того, что творилось теперь у него в душе? Этот Патронус должен был открыть той, которая вызвала к жизни лучшие чувства его создателя, несравненно больше, нежели любые пылкие заверения.

— Я нисколько не сомневалась в том, что твоя душа наделена светом. И я бесконечно рада, если сумела помочь тебе его отыскать, — тихий девичий голос внезапно вырвал парня из его грез.

Северус ничего не ответил. Он снова поднял волшебную палочку и, осторожно коснувшись ею пышной копны волос своей спутницы, мягко провел по ним.

— Ты позволишь?

Она поняла, что он хочет сделать, и не отстранилась.

Снейп произнес заклинание, и изящный рыжий локон тут же отделился от головы его юной подруги и оказался в его руках.

— Не возражаешь, если я возьму его себе? — спросил Снейп. — Он будет со мной всегда как знак того, что сегодня произошло.

Лили кивнула, говоря тем самым, что она не возражает, и подставила солнцу счастливое смеющееся лицо.

— Я тоже хотел бы кое-что тебе подарить, — сказал Снейп. Он направил свою волшебную палочку на стоящий поблизости рюкзак и произнес заклинание Манящих чар. Рюкзак тут же раскрылся, и из него вылетел и поплыл по воздуху прямо в руки юноши старый потрепанный учебник, на корешке которого значилось: «Расширенный курс зельеварения», «для шестого курса», и стояло имя автора: Либациус Бораго.

— Эта книга хранилась в нашей семье уже много лет. По ней занималась еще моя мать. Она передала ее мне в собственность, чтобы я мог заранее готовиться к шестому курсу. Не смотри, что она такая старая и потертая, — смущенно добавил Северус. — Думаю, ты найдешь в ней массу вещей, которые тебе пригодятся в следующем учебном году.

— Но ведь это семейная реликвия! — растроганно произнесла Лили. — Прости, но я не вправе ее забрать.

— Я хочу, чтобы теперь она была у тебя, — не терпящим возражения голосом проговорил Снейп. — Отныне и навсегда. Прошу тебя, открой ее и взгляни на то, что в ней содержится.

Лили послушалась и раскрыла учебник. На внутренней стороне обложки мелким убористым почерком было выведено:

«Эта книга является собственностью Принца-полукровки»[3].

— Как странно… — задумчиво проговорила она. — Принц-полукровка… Это ведь ты ее подписал? Но почему Принц? У тебя в роду был кто-то королевской крови?

— Да нет же, — улыбнувшись сказал Снейп. — Принц — это фамилия моей матери. А зовут ее Эйлин. В годы своей учебы в Хогвартсе она была капитаном школьной команды по игре в плюй-камни.

— Да… понимаю… — несколько растерянно проговорила Лили. — Но почему Принц-полукровка?

— Ну просто, — замялся Снейп, — я придумал себе такое прозвище и подписался им. Вот и все. Ты просмотри книгу дальше. — Он умолчал о том, что на выбор звучного имени, указанного на внутренней стороне обложки учебника, непосредственно повлияло его увлечение Темными искусствами и тот факт, что он вращался в соответствующих кругах; Северус пожалел, что успел сделать на книге надпись, которая могла невольно обидеть его подругу.

Лили пролистала страницы учебника и обнаружила, что все они вдоль и поперек исписаны чернилами от руки, причем буквы выведены, несомненно, тем же почерком, что и подпись внутри обложки. Многие рекомендации к составлению зелий в оригинальном тексте Либациуса Бораго были нещадно вычеркнуты, а поверх них рукою Снейпа подписаны другие указания, которые, очевидно, он считал более правильными в руководстве по зельеварению. Кроме того, на полях учебника в ряде страниц также от руки были вписаны некоторые заклинания, которые ей были неизвестны.

— Но зачем?! — гневно воскликнула она. — Зачем ты испортил учебник, Северус? Это же семейная реликвия! Памятный дар от твоей матери!

— Мне так было удобнее, — просто ответил Снейп. — Я спрашивал мать, позволит ли она мне делать в книге пометки для себя, и она не возражала. Прошу тебя, возьми, ее, Лили. Если ты откинешь свою гордость и будешь следовать тем рекомендациям, которые я оставил, ты вскоре станешь подлинной мастерицей в приготовлении сложнейших зелий. Попадешь в любимые ученицы профессора Слагхорна. Не будет никого, кто сравнялся бы с тобой в искусстве зельеварения.

— Но я не желаю принимать ничьей помощи! — возмутилась Лили. — Я всегда предпочитала делать все сама. Сама, без чужих подсказок!

Снейп недовольно нахмурил взор и произнес:

— Разве мы с тобой чужие?

Сказано это было очень тихим и ровным голосом, но взгляд Лили мгновенно потеплел.

— Но как же ты? — спросила она. — Ты останешься без учебника?

Снейп понял, что она уже готова согласиться, и его лицо снова озарила широкая радостная улыбка.

— Обо мне не беспокойся, Лили, — ответил он. — Мать купит мне новый учебник. А если это будет ей не по карману, попрошу профессора Слагхорна одолжить мне на время один из запасных учебников, хранящихся у него в кабинете. В любом случае мне от учебника мало проку. Я знаю все, что там написано, назубок. А вот тебе, надеюсь, он поможет. Я предлагаю его тебе от чистого сердца. Я хочу, чтобы ты знала обо всех секретах, известных мне, а эта книга раскрывает многие из них. Ты согласна забрать ее, Лили? — он посмотрел на нее долгим испытывающим взором.

И девушка утвердительно кивнула.

— У меня к тебе только одна просьба, — сказал Снейп, очень серьезно взглянув прямо в ярко-зеленые глаза своей спутницы. — В книге я записал некоторые заклинания… не совсем обычного свойства. Они могут пригодиться только на крайний случай. Я сам придумал их, но гордиться здесь нечем. Я прошу тебя никогда их не применять. И никогда никому о них не рассказывать. Никому, ни под каким предлогом. Ты мне обещаешь?

И Лили снова согласно кивнула.

* * *

Картина исчезла, и сцена переменилась. Теперь Снейп увидел себя, сидящим неподалеку от того же букового дерева, когда он вышел подышать воздухом после экзамена СОВ по защите от Темных искусств. Рядом под буком расположилась веселая компания неразлучных друзей: Джеймс Поттер, Сириус Блэк, Ремус Люпин и Питер Петтигрю, очевидно, тоже решили прогуляться в этот приятный летний денек. Снейп издали пересматривал ненавистную ему сцену, когда его злейший враг Джеймс Поттер со своим лучшим дружком Сириусом Блэком всячески старались отыграться на нем, пытаясь развеять скуку.

Северус знал, чем обычно заканчивались подобные стычки, и потому почти не пытался защититься. Двое против одного, к тому же с поддержкой еще пары закадычных друзей Поттера, которые предпочли пока что занять наблюдательную позицию, но в любой момент могли прийти на помощь приятелям — такой расклад был по меньшей мере нечестным. Но Снейп держался до последнего. Будучи мгновенно обезоруженным ненавистным Поттером, Северус позволил врагам всячески измываться над собой и применять неэтичные заклинания, обороняясь лишь словесно, хотя к тому времени уже знал множество невербальных заклятий, которые позволили бы ему вновь завладеть волшебной палочкой и достойно отбиваться. Одно из таких заклятий он применил к Поттеру лишь тогда, когда тот зашел уже слишком далеко. Северус знал, что это заклинание, не раз проверенное им на самом себе, заведомо безопасно: оно рассекает кожу противника, оставляя глубокий порез, но в то же время уберегает потенциальную жертву от избыточной потери крови и обладает эффектом быстрой регенерации поврежденных тканей.

В ответ Поттер, желая потешиться над ним всласть, навел на него волшебную палочку, и Снейп завис в воздухе вверх ногами, выставив на всеобщее обозрение серые от грязи подштанники. Невербальное заклинание Левикорпус! — тут же сообразил возмущенный Снейп. — Заклинание, придуманное им самим, которое должно было быть известно лишь ему одному! Одному ли? — страшная мысль пронзила Снейпа: — Ведь об этом заклинании, так же, как и о некоторых других его изобретениях, теперь знала Лили. Он просил… просил ее никому об этом не рассказывать. Неужели она пренебрегла его просьбой? Предала его… выдала все то сокровенное, что произошло между ними в тот день, Поттеру и его дружкам? Сколько еще людей знают об этом? А о других заклинаниях, вписанных им на полях учебника? Хорошо еще, что Поттеру не пришло в голову использовать вместо Левикорпуса заклинание Сектумсемпра, также придуманное Снейпом и записанное в учебнике с пометкой «от врагов», но еще ни разу им не опробованное! В противном случае тот, кто подвергся его действию, мог бы до конца своих дней остаться инвалидом, лишенным какой-либо части тела, а то и вовсе погибнуть от стремительной потери крови. — Снейпа раздирало негодование. А Лили в эту самую минуту стояла рядом и как ни в чем не бывало заступалась за него перед Поттером и его компанией.

Джеймс Поттер произнес контрзаклинание (Либеракорпус), и Снейп упал на землю как тряпичная кукла.

«Тебе повезло, что Эванс оказалась поблизости, Нюниус…»[4] — слышать такое из уст ненавистного Поттера, да еще в присутствии Лили… Лили, которую он всем сердцем боготворил и которая оказалась подлой предательницей — Снейп никогда еще не испытывал большего унижения. И неужели она видит в нем слабака, норовившего спрятаться за женскую юбку и с радостью принимающего ее заступничество? Вот, оказывается, каково ее подлинное отношение к нему! Она считает его жалким ничтожеством, не способным за себя постоять, в то время как на самом деле он всегда гордился своей самостоятельностью и независимостью. Он скорее бы умер, чем позволил бы женщине носиться с ним как с малолетним ребенком и защищать от врагов. Хотя сам он был полукровкой, его железная выдержка, умение держаться с достоинством и владеть собой в любой ситуации, не полагаясь на чью бы то ни было благотворительность, были предметом невольного восхищения и зависти многих чистокровных волшебников. Краем глаза он заметил, что по лицу Лили скользнула едва уловимая тень улыбки. Так значит, она считает его смешным! Ярость, ослепившая его, перешла все мыслимые границы. И тогда с его языка сорвалась та роковая фраза, за которую он впоследствии расплачивался всю свою жизнь:

«Мне не нужна помощь от паршивых грязнокровок!»

Он видел, как она вздрогнула от неожиданного оскорбления, но почти сразу же овладела собой и произнесла слова, растоптавшие его окончательно:

«Что ж, прекрасно. В следующий раз я не стану вмешиваться. Кстати, на твоем месте я бы постирала подштанники, Нюниус».

Но несносному Поттеру и этого оказалось мало. Едва Лили, которую, очевидно, душила глубокая обида, почти убежала прочь и скрылась в отдалении, как заводила Мародеров (так тайком именовали себя представители компании Джеймса Поттера), недолго думая, снова подвесил Северуса в воздухе вверх ногами, не мудрствуя лукаво, применив все тот же злополучный Левикорпус. И словно для Снейпа и без того было недостаточно унижения, Джеймс Поттер внес эффектный заключительный штрих — забыв обо всех этических нормах, позволил себе весьма… экстравагантную выходку с подштанниками «Нюнчика» на глазах у всей честной мародерской компании, а также — у мгновенно собравшейся насладиться столь… многообещающим зрелищем толпы других студентов Хогвартса. (Да уж… Воистину, некоторым — кхм… — пикантным подробностям лучше оставаться «за кадром»).

Для Снейпа это стало последней каплей. Такого неслыханного надругательства над человеческим достоинством невозможно забыть — и тем более — простить всю оставшуюся жизнь. Но это в его положении было еще не самым худшим. По-настоящему мерзким и поганым было сознание того, что Северус сам заслужил свое наказание в полной мере, ибо позволил себе так жестоко обидеть единственную девушку, которую он по-прежнему — несмотря ни на что — горячо и преданно любил.

Очевидно, на сей раз Поттер мстил за нее — а значит, Снейп, какая бы черная ненависть к своему беспощадному мучителю его не обуревала, был просто обязан покорно перенести все изощренные выходки своего заклятого врага. Ничего хуже полнейшего осознания собственного недостойного поведения по отношению к Лили для Северуса быть уже не могло.

* * *

Картина снова переменилась. Снейп и Лили стояли возле портрета Полной Дамы перед входом в башню Гриффиндора. Ярость и негодование душили Северуса; обида пробирала сознание со страшной силой. И все-таки он просил прощения. Он умолял ее простить его, впервые в своей жизни отринув всю свою гордость и встав на колени. Он провел бы возле башни Гриффиндора всю ночь, если бы это потребовалось, только бы она выслушала его, только бы простила это страшное оскорбление. Чувство вины пересиливало даже негодование, ярость и обиду. Ведь жившая в нем любовь к этой девушке никуда не делась. Это светлое пылкое чувство, навеки поселившееся в его сердце, не могло сокрушить ничто — даже ее предательство. Но она не простила.

Возможно, Лили было бы проще пересилить свои эмоции, если бы этот юноша меньше для нее значил. Но поскольку за все время их знакомства Северус уже успел стать для нее кем-то несравненно большим, чем просто друг, ее буквально душила горькая обида, которую она была не в силах вырвать из своего сердца. Лили не сомневалась в том, что теперь Северус потерян для нее навсегда, и от этого она чувствовала такую жгучую боль и опустошенность, что ей хотелось лишь одного — умереть. А раз уж это не представлялось возможным — что ж. Ей придется забыть Северуса. Эта задача казалась Лили непосильной, но если она проявит слабость сейчас, если останется подле него чуть дольше, то, вероятно, уже не сможет сопротивляться своим чувствам и позволит себе растоптать собственную гордость. Она отвернулась от Северуса и исчезла в ночи. Исчезла навсегда, оставив его наедине со своим невыразимым горем и отчаянием.

В душе Снейпа осталась лишь зловещая пустота, которая ширилась и разрасталась с каждым мгновением. Пустота и беспредельный мрак, потому, что, как казалось ему самому, в нем словно бы умерло что-то светлое — то, ради чего стоило жить и за что бороться. Тот незримый луч, который он извлек из недр своего сознания вместе со своим первым Патронусом.

У него был шанс на жизнь, наполненную смыслом и светом. Но то, что он сделал сегодня — непростительная обида, которую он нанес той единственной, что навеки поселилась в его сердце, уничтожила все его наилучшие устремления.

Северус Снейп относился к категории тех людей, которые никогда и не в чем не делают себе скидок, не позволяют себе малейших проявлений слабости и не ищут оправданий. Вот и теперь он твердо постановил для себя, что непременно накажет себя за боль, причиненную этой милой хрупкой девушке. Заставит себя заплатить сполна за такое кощунственное оскорбление самого дорогого для него человека. Он подвергнет себя самой страшной пытке, которую он мог себе вообразить: заставит себя отгородиться от всего, что связано с Нею, отрежет себя от всего доброго и светлого в этом мире, ибо этот свет и эта доброта — есть та великая суть, что составляют основу Ее натуры.

Только теперь, когда Северус мчался прочь от гриффиндорской гостиной, он осознал то, что раньше было скрыто за ширмой его собственного эгоизма и ревности, которая поднималась в нем всякий раз, как он поддавался размышлениям о Лили и Джеймсе Поттере (для Снейпа было очевидным, что Лили нравилась Поттеру уже давно, и все его кривляния и ухищрения имели перед собой весьма прозрачную цель: понравиться ей). Как он мог подумать, что она была способна на предательство? Безумие и наваждение, накрывшее его с головой, затмило ему глаза. Та нежнейшая Лилия, которую он хранил в своем сердце, была воплощением света и чистоты. Он же оказался недостойным соприкоснуться с этим небесным созданием. Даже если она когда-нибудь и простит нанесенную им немыслимую обиду, сам он не простит себе этого никогда.

Он знал, что, оскорбив свою любимую, потерял ее навсегда, а все остальное не имело для него значения.

Теперь у него только одна дорога.

Он уйдет туда, откуда пришел.

Во тьму…

[1] Зелье для улучшения памяти и умственных способностей не упоминается в каноне и является специфическим изобретением автора настоящего сиквела (© Екатерина М.).

[2] Автор настоящего сиквела выбрал нетрадиционный и не прописанный в каноне способ появления первого Патронуса у Северуса Снейпа, что представляется вполне логичным, поскольку и сам Патронус данного персонажа Поттерианы является особенным.

[3] © Дж. К. Роулинг: «Гарри Поттер и Принц-полукровка».

[4] Здесь и далее © Дж. К. Роулинг: «Гарри Поттер и Орден Феникса».