Беспредельщики (джен)

Все. Очень. Плохо. Нет, не в этом смысле. Просто в тхт присутствует некоторое количества мерзостей + небольшое АУ касательно авторского хэдканона.

А вообще: старая идея + ночная бессонница + нездоровье = результат.

Сначала ей показалось, что отец ее убьет. Ну, или ударит. Никогда руку не поднимал, а тут возьмет, да и закатит оплеуху или приложит чем-нибудь вроде Ступефая. Во всяком случае, когда он спрыгнул в траншею, черный от копоти и гнева, вид у него был именно такой.

Но ни удара, ни заклятия так и не последовало — он просто сгреб ее за плечи и сильно встряхнул:

— Ты в своем уме? Ты что творишь? Если уж себя не жалеешь, мать хотя бы пожалей!

Никакого крика — упаси Мерлин, негоже воспитанному чистокровному магу повышать голос на женщину, любую женщину — но от хриплого шипения легче не становится: лучше бы орал, честное слово, а то поневоле начинаешь чувствовать себя полным дерьмом. Кому приятно? Правильно, никому. И Гвен Лестрейндж в данном случае исключением не являлась.

— Здесь был Уизли. Уизли, понимаешь?

Родольфус поморщился так, будто выпил бутыль Костероста залпом, но девушку выпустил.

— Уизли, — выплюнул он с ядом. — Уизли один из лучших сотрудников в этой дыре, к твоему сведению, а работать с драконами кого попало не берут! Кто ты такая против него?

«Очередная девушка, не дождавшаяся жениха с задания. Дочь своей матери. И, хочется надеяться, что отца тоже».

— Не знаю, кто она после всего этого, но побегать нас заставила изрядно, — Антонин подошел к ним, отплевываясь от сажи и чуть прихрамывая на левую ногу. — Скажи спасибо, что вообще жива. Видела бы ты, что сделалось с остальной группой…

Гвен растянула потрескавшиеся губы в подобии улыбки:

— Спасибо, крестный.

Спасибо за то, что успел. За то, что спас ей жизнь. То проклятье — неизвестный луч черного цвета с редкими алыми всполохами — было совсем близко от Гвен, когда ее сбил в ближайшую канаву чей-то Ступефай. Падая, она успела подметить где-то на краю угасающего сознания облегченное лицо Долохова… а когда немного пришла в себя, наверху уже шел новый этап боя, так что подниматься было опасно. Оставалось только спихнуть с себя труп какого-то новобранца (куда и за каким чертом она его тащила? Все равно парню было уже не помочь) и ждать исхода, по возможности не шевелясь.

Гвен обхватила себя руками — ее все еще немного потряхивало — и привалилась к краю траншеи: питьевые ямы для драконов, куда каждый день работники заповедника носили чистую воду, были почти в рост человека. Сражение окончено; заповедник удалось отбить, с большими потерями и не без помощи еще двух боевых групп, но удалось. Вызванная бригада министерских специалистов по волшебным тварям во главе с Макнейром загоняла оставшихся драконов по вольерам; остальные или разлетелись после первой же атаки, или их успели эвакуировать вместе с частью персонала. Интересно… тот человек бежал или остался? Если он здесь, то она найдет его, живого или мертвого, и никто, никто не посмеет ей помешать, даже отец, даже Темный Лорд. Если же нет… она будет искать его, искать по всему миру, гнать из страны в страну как гончая зайца… пока не настигнет и не разорвет. И плевать, на то, что он умел и опасен. Иногда боль и ярость могут сделать намного больше, чем опыт.

— …Кто вообще послал новичков на такое дело? Какой идиот?

— Руди, успокойся. Мы это выясним, и, будь уверен, ему не поздоровится. А сейчас забирай девочку и идите отсюда оба, мы с ребятами закончим. Ей надо отдохнуть, да и тебе тоже.

— Ей не отдых нужен, а голова предателя крови, — отец говорил и зло, и как-то встревоженно. — Антонин, она не угомонится. Не успокоится, пока сама, своими руками не выдавит из мальчишки жизнь.

— Ну так позволь ей сделать это.

— Чтобы она скатилась в безумие, как и ее мать? Помнишь, что стало с Беллатрикс после одного похожего случая?

— Это после Дирборна-то? Помню, помню. Не знаю уж, чем он ей так насолил, но размазала она его знатно.

— Участвовал в ликвидации Оуэна Уилкиса и Ивэна Розье, вот чем. Того самого Розье, из-за сына которого сейчас сходит с ума моя дочь, черт побери!

— Эй, ну не преувеличивай…

— Я не преувеличиваю. Гвен уже на грани, Антонин. Хватит с нее всего этого, отлежится — отвезу к Нарциссе, пускай присматривает, все равно делать нечего.

— Не надо…

Шепот сухими крошками царапал горло, огнем жег гортань, струйкой дыма вырывался изо рта. Драконы — создания пламени, и там, где они живут, должно гореть все. Даже мысли. Даже слова.

— Как это — не надо? Ты себя со стороны видела?

Видела. В одной из луж. Волосы слиплись от пота и крови, своей и чужой, на щеке порез, сама вся в какой-то дряни, не то золе, не то пепле. Можно подумать, другие с рейдов чистенькими возвращаются.

Ответить Гвен не успела. В траншею спрыгнул какой-то парнишка:

— Сэр, сэр — два неуклюжих поклона отцу и крестному, — мисс, — а это уже ей. — Там пленных взяли, человек десять. Почти все местные, но один вроде англичанин. Во всяком случае, по-нашенски чешет… простите, говорит без акцента.

Гвен затаила дыхание. Неужели кто-то там, наверху, услышал ее невысказанную просьбу?

— Как он выглядит? Рыжий такой, молодой?

— Не знаю, мисс. Не видел. Говорят, что да.

Антонин нахмурился:

— Отведи меня к ним.

— Нас, — поправляет Гвен, с трудом отлипая от земляной стены. — Нас отведи. Не надо на меня так смотреть, отец — я в порядке.

Я должна на него посмотреть.

* * *

Пленников построили на большой, круглой, чуть припорошенной поздним и уже растаявшим снегом площадке в центре заповедника. Раньше сюда выпускали порезвиться маленьких драконов — кое-где еще оставались столбы ограждения: не приведи Мерлин, детеныши полезут куда не надо… Совсем рядом Уолден и еще несколько человек безуспешно пытались усмирить хвосторогу — та приглушенно рычала, металась в цепях и выпускала тоненькие струйки огня в опасной близости от людей. Кто-то даже валялся на земле с опаленными бровями или прикипевшей к лицу маской. Кретины.

Уизли Гвен увидела почти сразу. Рыжий — но не такой, как отец, брат и дядя; у них волосы благородного алого оттенка, а у этого больше всего напоминают по цвету сгнившую морковь. Коренастый, руки достаточно длинные и сильные — не только палочкой махал, но и навоз, как видно, выгребал из-под своих питомцев; впрочем, его семейке не привыкать — по слухам, их в Ордене только для этого и держат. Заляпан кровью с головы до ног, причем кровью, скорее всего, не своей — говорят, он яростно сражался. Хороший боец, жаль его терять.

Он обычный человек, милая. Просто в тот раз ему повезло больше.

«Поль?»

Да, вот он, Поль Розье, стоит около нее и улыбается, а слабый ветер играет его золотистыми кудрями. Гвен негромко рассмеялась — Поль здесь, он поддержит ее, он не даст ей сломаться, не даст опустить руки. Иначе и быть не может.

«Не уходи».

«Тебе надо жить дальше, ясная моя. Я должен, прости. Но пока ты не отпустишь меня, я буду рядом».

— Сотрудничать они отказались, — рассказывал тем временем отцу один из охранявших пленных. — Причем эти-то все просто молчали, а рыжий так загибал, что аж заслушаешься: не будет он, мол, чертовым смертожорам ноги лизать и все такое… Делать-то с ними чего, сэр? Убить али как?

— Они слишком ценны, чтобы их убивать…

— Но слишком уперты, чтобы с ними разговаривать, — вмешался Антонин. — Здесь даже Малфой со всеми его дипломатическими талантами ничего не смог бы сделать. Убери их, Дермот, и покончим с этим.

— Стойте! — выпалила Гвен и покраснела под слоем грязи: трое мужчин разом уставились на нее. — От… Мистер Лестрейндж прав, — по официальной версии, Гвендолин сидела дома, в Британии, а посторонняя девчонка Родольфуса отцом называть не могла. — Они слишком хорошо знают свое дело, чтобы просто так от них избавляться. Но… что если дать им увидеть, что будет с ними, если они будут… сопротивляться?

— Показательная казнь? — почесал небритый подбородок Дермот. — А девушка дело говорит. Одним больше, одним меньше — какая разница?

— По большому счету — никакой, — пожал плечами Антонин. — И почему я знаю, кто умрет? — добавил он уже шепотом.

— Не знаешь, — оборвал его отец. — Мальчишка — член Ордена Феникса. Он может кое-что нам рассказать.

— Вот и пусть говорит, — улыбнулась Гвен. Ей было хорошо — так хорошо, так светло и радостно, как не было со дня смерти Поля. — У него есть на это три минуты.

Родольфус прищурился:

— Ты этого не сделаешь.

— Почему?

— Потому что я тебе запрещаю.

— На каком основании?

— На таком, что я твой командир.

Гвен передернула плечами. Ее командира, стонущего и изрезанного чуть не до печенок, отправили порталом в штаб четверть часа назад. Гвендолин Лестрейндж подчиняется своим родителям, это факт, но дело в том, что Гвендолин Лестрейндж здесь нет. Есть только Гвен — молодая Пожирательница, которой внезапно захотелось вражеской крови. С новичками такое бывает.

— Да дайте вы девочке повеселиться, сэр, — одобрительно прогудел Дермот. — Толковая же, сразу видно. Лезет, правда, куда не надо, ну да с возрастом остепенится.

— Если доживет до этого возраста… Стойте. Что там такое?

Одна из женщин, невысокая, смуглая, черноволосая, рвалась из рук охранявшего ее Пожирателя, выкрикивая что-то на непонятном Гвен языке. Двое из отряда Макнейра бросились было к ней, оставив дракона, но Антонин вскинул руку:

— Тихо. Эй, вы, переведите кто-нибудь, чего она там орет!

Перевода не потребовалось: женщина все же вырвалась и поползла к крестному на коленях по жирному, не успевшему остыть пеплу, попутно размазывая по лицу сажу пополам со слезами:

— Он ничего не знать! Он не ездить домой с прошлого год! Он почти не писал своя семья! Он ничего не знать! Не трогайте его, я прошу вы!

Гвен засмеялась и захлопала в ладоши — как в детстве, когда Сигнус складывал для нее кораблики из старых газет или лепил уток из хлебного мякиша.

— Рано радуешься. Сейчас проверим, — Родольфус наставил палочку на Уизли. — Легиллименс!

Отцу было далеко до Темного Лорда или даже Снейпа, но мозги он мог выпотрошить качественно, Гвен это знала наверняка. Уизел, скорее всего, владел базовыми навыками окклюменции, но только базовыми, судя по тому, как его корчило. Лицо покраснело от напряжения, рыжие патлы встали дыбом… Словно огонь. Интересно… а что с ними будет, если их скрестить с настоящим огнем?

Хвосторога пронзительно заверещала, встала на дыбы, разбросав вокруг удерживающих ее министерских, и со свистом втянула воздух. Макнейр отчаянно заорал и замахал руками, призывая всех отойти подальше; люди — Пожиратели и работники заповедника — бросились врассыпную от разъяренного дракона. Они успели, успели за секунду до огненного залпа…

Все, кроме одного.

Чарльз Уизли как раз разгибался после сеанса безжалостной, мозголомной, тошнотворной легиллименции, когда пламя, извергнутое его питомцем, превратило его в живой факел.

— Что за… — Родольфус опустил палочку и в бешенстве обернулся к дочери. — Твоя работа? Твоя, я спрашиваю?

— Почему ты так решил? — удивилась Гвен. — Мало ли какая дрянь этой твари под хвост попала.

Дрянь или заклинание щекотки — неважно. Главное — знать, куда бить.

Поль покачал головой и мягко приобнял невесту за плечи:

— Ну и зачем?

— Так намного лучше, — Гвен откинулась ему на грудь. — Смотри, как танцует огонь, жизнь моя. Совсем как мы с тобой на том вечере у тети Нарциссы, помнишь?

Огонь, действительно, танцевал: языки пламени вьющимися алыми всполохами взмывали вверх и растаивали в сером от дыма румынском небе, легкими волнами перебегали по телу предателя крови, змейками вился по покрытой остывающим пеплом земле. Уизли тоже танцевал — пляску святого Витта, или как там это называют: дергался из стороны в сторону, как марионетка в руках неумелого кукловода, потом, упав, стал дергаться на земле, пытаясь сбить огонь, визжал, визжал, визжал — и его визг для Гвен был нежнее переливов клавесина, желаннее, чем объятия любимого человека. Интересно, сколько еще таких, как она, соломенных вдов, желают смерти убийцам своих возлюбленных? Было бы неплохо сжигать всех этих ублюдков таким же образом. Может, подкинуть кому-нибудь из старших идею?

— Что скажешь? — Гвен запрокинула голову, заглядывая Полю в глаза. — Магглы сжигали наших прабабок, а мы будем сжигать грязнокровок и магглолюбцев. Клин клином, как говорит Антонин. Как тебе?

— Ты же знаешь, я не смогу в этом больше участвовать, — в его голосе мелькнула тень досады. — Но сама идея недурна. Ты еще ни с кем ее не обсуждала?

— Нет. Надо бы подумать, с кем лучше.

— Подумай. Кстати, тебе не влетит за самоуправство?

— Я-то тут при чем? Эта тварь сама взбесилась. И потом, посмотри на моего отца, он не сильно расстроен: Уизел, похоже, действительно ничего не знал.

Уизли больше не дергался — валялся на земле изорванной тряпичной куклой, и плоть под пляской огня стекала с его костей как мороженое с деревянной ложечки в жаркий день. Люди из отряда Макнейра и бывшие сотрудники заповедника, словно очнувшиеся ото сна, тушили остатки пожара, но к телу старались не подходить — даже морщили носы и отворачивались, как будто пахло чем-то неприятным. Гвен этот запах, наоборот, нравился — точно так же пах подстреленный ею заяц после того, как его освежевали и насадили на вертел.

— Тебе нравится мой подарок?

— Очень, ясная моя. Но, боюсь, мне пора — он уже мертв, а значит, меня здесь ничего не сможет задержать, как бы я ни хотел обратного.

Да, действительно — пламя затухало, оставляя после себя обугленные останки того, что еще полчаса назад было подававшим надежды драконологом. Последний, послесмертный дар Полю и всем тем, кто погиб в той стычке; оставался последний штрих.

— Не надо, — прошептала Гвен и вытащила руку из пальцев жениха. — Не ходи за мной. Я сама.

Изорванный и подпаленный подол мантии прошуршал по еще теплой, жирной золе: пепел черно-серыми хлопьями опускался на грязные волосы, на лицо, и Гвен подставила ладонь — если чуть сощуриться, можно было представить, что это снег. Посреди одного из «сугробов» лежал обуглившийся череп Чарльза Уизли — черный, страшный, скалящийся пеньками несгоревших зубов; Гвен, криво усмехнувшись, аккуратно наступила на него, заставив рассыпаться еще одной кучкой черного праха. Она обернулась было сказать Полю, что все в порядке, что теперь он может быть спокоен за них обоих — но Поля уже не было.

Легкой тебе дороги на Авалон, жизнь моя, душа моя. Дядя Ивэн тебя ждет уже давно.

Гвен смахнула с щеки непрошеную слезу и, подойдя к отцу, легонько потянула его за рукав:

— Эй, что случилось? Все хорошо. Теперь мы можем пойти домой?

Родольфус кивнул — так, как будто у него в горле застыл ком — и почему-то осторожно прижал дочь к себе.

— За что? — едва слышно, почти одними губами спросил он у стоявшего рядом Долохова. — За что, Антонин? Сначала Белла, теперь вот она… За. Что?!

Тот неуверенно пожал плечами:

— Может, не все так плохо? Может, отойдет через пару дней?

Родольфус покачал головой и коснулся лбом черноволосой макушки девочки.

Что-то подсказывало ему, что все, напротив, может быть намного хуже, чем кажется сейчас.

И больше всего на свете он боялся не ошибиться.