Неправильный треугольник (гет)

Северус, пожалуй, не отдаёт себе отчёта в том, почему ему так неймётся поддевать именно Поттера. Казалось бы, пора уже привыкнуть, что долбанные гриффиндорцы всегда нападают стаей, а от четверых отмахаться — почти никаких шансов, даже для неплохого чарника. Да и банальной физической расправы они не чураются, и тут уже у Северуса не остаётся ни одного козыря — драться он вообще не умеет и не хочет. Панически боится повредить руки. Особенно после того, как год назад Блэк сломал ему два пальца на левой — «совершенно случайно», конечно же, наступив на них каблуком. В больничном крыле пришлось врать, как обычно — ненароком дверью прищемил, вон, Эйвери подтвердит. Двери в Хогвартсе старые, дубовые, тяжёлые. Нечему удивляться.

Срастить обычный перелом — несложно, Костерост с этим справляется за пару часов. Вот сложить тонкую, раздробленную на кусочки фалангу пальца — куда как более сложно. И долго. И болезненно.

Северусу вообще больше всего достаётся именно от Блэка — с тех самых пор, когда они схлестнулись ещё в поезде, впервые везущем их в Хогвартс. Северусу кажется, что сам по себе Поттер быстро перестал бы им интересоваться, переключился бы на другой объект для шуток, если бы рядом с ним не было Блэка. Просто потому что Снейп — не того полёта птица, чтобы заинтересовать Звезду Всея Гриффиндора. Но цель в данном случае задаёт именно Блэк, а Поттер просто рад избавить своего дружка от скуки. Порой довольно радикальными методами.

И всё же именно Поттер первым прицепился к Северусу и положил начало этой затянувшейся вражде. Именно Поттер придумал ему унизительное прозвище, которым даже некоторые слизеринцы пользуются с удовольствием. Именно Поттера Северус ненавидит сильнее всех.

Он бы сильно удивился, если бы дал себе труд задуматься об истинных причинах этой ненависти — и о том, что именно постоянно её подогревает.

— Эванс, я сяду здесь! Ты же рада меня видеть, правда? — лучезарно улыбаясь, Поттер швыряет свою сумку на парту рядом с Лили. Северус, едва перешагнувший порог кабинета Зельеварения, на полсекунды застывает в оцепенении. Тёмные глаза зло сужаются, прожигая спину гриффиндорца насквозь, но это единственное, чем он себя выдаёт, и в следующий миг уже медленно бредёт к одной из последних парт, привычно опустив голову. Пряди волос почти скрывают лицо в тени, не позволяя никому постороннему заметить его выражение. Это просто щит, барьер, один из многих имеющихся у Снейпа в арсенале способов отгородиться от всего и от всех.

Никто в здравом уме не полезет к человеку, который всем своим видом демонстрирует настолько явную отстранённость от внешнего мира. Скорее всего, никто вообще не обратит на него больше внимания, чем на какой-нибудь прозаический предмет интерьера. И уж явно никто не подумает, что под этой отстранённостью прячется напряжённое внимание, готовность уловить даже самый неприметный шёпот или жест на периферии восприятия. Вот и сейчас он внимательно слушает и следит исподлобья, чуть скосив глаза, пока с виду отстранённо раскладывает на столе учебные принадлежности.

— Нет, не рада, — Лили невозмутимо переставляет поттеровскую сумку на соседнюю парту, за которой только что обосновался Блэк.

— Но я хочу сегодня сидеть с тобой! — Поттер изображает возмущение, а сумка опять плюхается на стол Лили, жалобно звякнув — кажется, какая-то колбочка не вынесла такого приземления. Можно позлорадствовать: теперь Поттеру придётся выгребать мелкие осколки, застрявшие в подкладке, и пусть он при этом порежется — ему пустячок, а Снейпу приятно, даже если он этого не увидит.

— А я не хочу с тобой сидеть, — Лили поднимается с места, демонстративно подхватывает собственную сумку, изящным взмахом палочки заставляет подняться в воздух другие свои вещи и, левитируя их за собой, направляется в противоположный конец кабинета. Туда, где сидит Снейп.

Северус молча двигается, освобождая ей место, и Лили с размаху плюхается на лавку, с той же небрежностью роняет свои вещи на стол, а потом, не глядя на своего нового соседа, начинает наводить в них порядок, с преувеличенной аккуратностью раскладывая по местам: идеально ровно сложенные стопкой на самом краю листы пергамента, поверх них — учебник, по правую руку — чернильница, перед собой — перо, точно параллельно краю столешницы. Северус прекрасно знает, что это означает крайнюю степень раздражения. Он знает, что Лили прекрасно умеет давать обидчику сдачи, но делает это очень редко, предпочитая уходить от ссор. Она вообще не любит ни с кем ссориться.

Северус знает ещё и то, что из него никудышный защитник, и не может понять, почему его общество действует на Лили так успокаивающе. Он ведь даже утешать не умеет толком — язык не поворачивается говорить эти дурацкие фальшивые слащавости вроде: «Не плачь!» или «Всё будет хорошо!». В таких ситуациях он всегда теряется и молчит, чувствуя себя крайне неловко. И всё же он втайне радуется каждому подобному эпизоду, потому что Лили приходит именно к нему. Не к кому-то ещё.

Он не задумывается о том, что в последнее время она приходит к нему гораздо реже, чем, скажем, год или два назад, и всё чаще это выглядит слишком уж демонстративно. Или о том, что чаще всего она приходит многословно жаловаться на Поттера — что тут такого, он бы и сам кому-нибудь на этого придурка пожаловался, если бы вообще имел свойство кому-то на что-то жаловаться. И даже о том, что всё чаще она уходит от него такая, как вот сейчас — сердитая, резкая…

— Лили, дорогая моя, вернитесь, пожалуйста, на своё место! — раздаётся кудахтанье профессора Слагхорна. — Мистер Поттер не справится без вашей помощи, он был очень, кхм, невнимателен на прошлом занятии… — он неодобрительно качает головой.

Бросив быстрый взгляд в сторону упомянутого гриффиндорца, Снейп невольно стискивает зубы. Конечно. На прошлом занятии Поттер был очень увлечён тем, что пытался «незаметно» трансфигурировать снейповский котёл во что-то странное и живое. Какое-то время Северус эти попытки успешно пресекал, но в итоге котёл в один совсем не прекрасный момент отрастил короткие ножки навроде козлиных (во всяком случае, раздвоенные копытца там присутствовали) и сбежал, бодро перепрыгивая с парты на парту и разбрызгивая недоваренное зелье. Ловили всем классом.

— А вы, мистер Снейп, будьте любезны сегодня взять под опеку мистера Уилкса — если я ничего не путаю, он проболел всю прошлую неделю… Думаю, вы замечательно объясните ему то, что он пропустил, тем более, что мы сегодня работаем как раз по пройденному материалу, — добавляет преподаватель, вызывая тем самым хмурые взгляды уже не только со стороны Снейпа, но и всех остальных, им упомянутых. Только чёртов Поттер чуть не прыгает на месте от восторга, как будто его не пожурили, а похвалили.

Джеральд Уилкс недовольно бурчит себе под нос: «Ещё чего не хватало — от вонючего полукровки лекции выслушивать!» — но не решается ослушаться декана (тот хоть и тряпка редкостная, но подобных выкрутасов на своём занятии терпеть не может) поэтому с видимой неохотой перебирается к Северусу. «Слагхорну это скажи», — привычно огрызается Снейп, и на этом их разговор заканчивается. Оба не испытывают друг к другу тёплых чувств, но Снейпу на Джеральда плевать, а тот именно Снейпу обязан упомянутой неделей в больничном крыле, потому нарываться заново не спешит.

Лили, не успевшая успокоиться, возвращается к Поттеру, устраиваясь на самом краешке стола, что совершенно его не смущает. Он тут же пододвигается ближе и начинает что-то вполголоса ей говорить, склонившись почти к самому уху девушки, которое тотчас же мило розовеет.

Перо, которое Северус нервно крутит в пальцах, ломается пополам. Словно очнувшись, он наконец отводит взгляд от затылка Лили и лезет в сумку за палочкой. Вообще-то профессор Слагхорн не одобряет, когда у него на уроке студенты начинают что-то колдовать, но тихое Репаро не замечает никто. Кроме разве что Уилкса, который предпочитает никак происходящее не комментировать.

А потом Северуса с головой поглощает практическое задание. Тинктура кажется ему довольно простой, хоть и работать с ней приходится впервые, и всё же он не может позволить себе небрежности или невнимательности. Слишком нравится ему тонкая кропотливая работа — измельчить, выпарить, отмерить, влить, размешать...

— Всё, господа студенты, работы мне на стол! Да не вместе с котлом, мистер... э... Энтони! — Слагхорн несколько раз хлопает в ладоши, привлекая внимание студентов. «Эштон, сэр», — доносится со стороны добродушного, но вечно витающего в облаках гриффиндорца. По кабинету проносятся едва слышные смешки.

Северус не смеётся. Ему совсем не до смеха, потому что он наконец замечает: Лили сидит рядышком с Поттером как ни в чём не бывало. Негромко болтает с ним. Чему-то улыбается, полуобернувшись к нему. Позволяет ему поправить выбившуюся из причёски медно-рыжую прядь.

«Как... Да как ты смеешь?!» — зло думает он, не зная даже, к кому из них двоих в большей степени относится это мысленное возмущение.

И из кабинета они уходят вместе, продолжая непринуждённо болтать. Проходя мимо Северуса, Лили оглядывается вполоборота к нему и, картинно закатив глаза, пожимает плечами, но тут же отворачивается и начинает что-то оживлённо втолковывать Поттеру.

— Опять на свою грязнокровку таращишься? — ехидно интересуется подошедший Мальсибер, заставляя Снейпа вздрогнуть от неожиданности. Осознав вдруг, что в кабинете кроме них никого не осталось, Северус начинает торопливо собираться.

— Просто задумался, — резко отвечает он, понимая, что это звучит как оправдание, да ещё и в высшей степени неубедительное. Грубость сокурсника он, против своего обыкновения, оставляет без внимания, хотя раньше не раз и не два сцеплялся с сокурсниками из-за подобных выпадов в адрес своей (грязнокровки?) подруги.

И у Мальсибера хватает тонкости это заметить.

— Послушай, Снейп, — вдруг неожиданно миролюбиво говорит он, — а зачем ты палочку в зелье макал?

— Пробовал вербальную формулу, — коротко бросает в ответ Северус. Скорее от удивления, чем для того, чтобы поддержать разговор — подобные жесты вежливости ему вообще всегда претили. Заметив, что собеседник ничего не понял, он поясняет: — Магический компонент. Чаще используется в высшей алхимии. Здесь — для связывания основы, в классическом виде она получается слишком летучая.

— Мягко сказано! — фыркает Мальсибер — за прошедший урок его зелье улетучивалось дважды, и приходилось начинать всё заново. А затем он интересуется с искренним любопытством в голосе: — Объяснишь поподробнее?

Северус пожимает плечами, всё ещё немного озадаченный таким вниманием (к себе?) к зельям, потом молча кивает.

— После уроков в гостиной, — твёрдо подытоживает однокурсник и покидает кабинет. Когда Северус выходит вслед за ним, его уже и след простыл.

А на неожиданную «консультацию» приходит не только Мальсибер, но почти что целая группа, аж из пяти человек — двое с пятого курса, один с шестого и даже двое семикурсников. Не побрезговали… как там давеча Уилкс выразился? «Выслушивать лекции от вонючего полукровки»?

Поначалу Снейп опешивает и даже пытается (что они задумали?) увильнуть, но безуспешно: его уговаривают остаться. Не пытаются заставить — именно уговаривают. Просят.

И внутреннее торжество, которое он в этот момент чувствует, заставляет выкинуть из головы и Поттера, и сегодняшний урок Зелий, и даже то, что он обещал Лили встретить её у гостиной перед ужином. Он прекрасно понимает, что именно этого момента ждал почти пять лет — момента, когда его наконец заметят. Когда начнут оценивать не по таким условным и сомнительным параметрам как внешность, происхождение, характер или толщина кошелька, а по (выдающимся!) способностям. Ради этого стоило терпеть пренебрежение и издёвки, при каждой малейшей возможности демонстрируя своё превосходство в тех сферах, где он был по-настоящему хорош. Этого внимания стоило добиваться всеми приемлемыми методами, потому что Снейп, как и любой слизеринец, прекрасно понимал: без хороших связей он вряд ли будет кому-то нужен после окончания школы, а рутинная служба в какой-нибудь задрипанной лавочке зелий — это далеко не предел его устремлений.

А на следующий день, когда он делится своей гордостью в разговоре с Лили, они впервые за всё время знакомства всерьёз ругаются.

— Дело твоё, конечно, — недовольно заявляет девушка, — но эти твои приятели — ненормальные, и они опасны. Ты что, не знаешь, что они без ума от тёмной магии? А их родители! Говорят, они поддерживают — ну, ты знаешь, кого...

— Слухи! — раздражённо обрывает её Снейп. — Неужели ты веришь всему, о чём сплетничают в коридорах какие-нибудь малолетние дуры?

— Это не пустые слухи! — моментально взвивается Лили. — Я... я это точно знаю!

— Неужели? — Северус не может сдержать язвительность. Он, конечно, и сам знает, что это вовсе не слухи, но ему совсем не нужно их подтверждать. — Они сами тебе рассказали? Или ты их собственными глазами видела?

— Сириус знает, они постоянно у него дома крутятся! — выпаливает Лили на одном дыхании. — И не только они! Ой... — вдруг спохватывается она, вспоминая, что её просили никому об этом не рассказывать.

— О-о, Сириус... — зло тянет Снейп. Теперь его бесит не только та категоричность, с которой Лили приняла в штыки его начавшие налаживаться отношения с другими слизеринцами, но и её лицемерие. Как будто её дружки-гриффиндорцы намного лучше! Как будто они ангелочки невинные! — Ты стала с ним так близка, что он рассказывает тебе подобные секреты? А как же Поттер, ты уже дала ему отставку?

Последние фразы срываются с губ против воли, и Северус растерянно осекается, видя, как девушка бледнеет. И понимает, что не просто позволил себе лишнего, а ляпнул что-то вообще непозволительное.

— Ты… да как ты… — Лили задыхается, её голос срывается почти что на писк, в котором проскальзывают плохо скрываемые слёзы. Это могло бы показаться смешным, если бы Северусу не было так страшно из-за того, что он натворил.

Девушка резко разворачивается и быстрыми шагами идёт прочь, опустив голову. Немного помедлив, Северус бросается (извиняться) вдогонку.

— Лили… — неуверенно бормочет он. — Лил, ну прости, я сам не подумал, что я несу… Да подожди же ты!

Когда она вдруг оборачивается, один её взгляд заставляет Снейпа застыть на месте, а потом попятиться назад.

— Видеть тебя не хочу, — тихо говорит она и всё-таки уходит.

Северус молча смотрит ей вслед, бессильно сжимая кулаки. Он чувствует себя виноватым, и (она же первая начала!) от этого становится чертовски паршиво.