Сон в зимнюю ночь (гет)

Малфой открывался для нее в новом, совершенно неожиданном свете. Эдакая темная лошадка. Он мог быть очень внимательным, остроумным, веселым. Но какое-то недоверие, подсознательное ожидание подвоха не давало Гермионе расслабиться. А тут еще Снейп со своими намеками. Но Драко не давал ни малейшего повода для подобных мыслей. Холодный и уравновешенный на людях, он, общаясь с ней в библиотеке или тихом спокойном коридоре, становился совсем другим.

Она быстро дописывала в библиотеке эссе по трансфигурации, торопясь закончить его до того, как надо будет идти к Снейпу.

— Гермиона, привет, — к ней подошел Малфой с каким-то учебником. — Хотел спросить, у тебя есть какие-нибудь планы на эту субботу?

— Ммм… Да нет, надо помочь с нумерологией?

— Нет, в смысле, надо, конечно, но не в этот раз; хотел пригласить тебя прогуляться. Сколько можно сидеть в замке? Так совсем в книжного червя превратишься.

— А… Ну хорошо…

— Тогда часов в одиннадцать возле главного выхода, к тому времени все уже уйдут в Хогсмид, меньше будет потом сплетен.

— Ладно…

Малфой кивнул ей на прощание, а она тихонько рассмеялась, представив реакцию Рона и Гарри. Она и Малфой пойдут прогуляться. Эссе она так и не дописала, засунула пергаменты и учебники в сумку и побежала к Снейпу.

* * *

Ровно в одиннадцать Гермиона спустилась к главному входу. Холл был совсем пуст — все уже давно пошли в Хогсмид, и в замке остались только малыши. Малфой ждал ее у дверей. Он улыбнулся, отвесил шуточно-церемонный поклон и подал ей белую орхидею.

— Это чтобы сделать сегодняшний день еще приятнее.

— Спасибо, куда пойдем?

— Здесь неподалеку есть красивое местечко, а главное — там нас никто не увидит, а то потом насочиняют невесть чего.

Они шли не торопясь, болтая о всяких мелочах. Гермиона чувствовала себя с ним совершенно свободно, почти как с Гарри и Роном. Драко умел поддержать любую тему, пошутить, найти правильные слова.

— Мы пришли.

Вот только в этом тихом уголке у озера они были не одни: их ожидала целая компания слизеринцев, включая Флинта и Забини.

— А мы поспорили, Грейнджер, — обратился к ней Малфой перед всей улюлюкающей и гогочущей компанией, — поведешься ты или нет. Было очень весело, парни спорили, сколько времени на тебя придется потратить, хотели довести дело до постели, но потом стало недосуг; лечь рядом с грязнокровкой — ну уж нет, лучше маггла.

Гермиона не понимала потом, откуда у нее хватило сил гордо поднять голову, повернуться к ним спиной и под пошлые шуточки и свист, развернув плечи, пойти — не побежать, разрыдавшись, а именно гордо пойти — к замку. Чего ей это стоило... До Хогвартса она дошла внешне спокойная и с сухими глазами, а вот в самом замке бросилась в первый попавшийся незанятый кабинет, села прямо на холодный пол в самом дальнем углу и разрыдалась. И только потом заметила, что все еще держит в руках белую орхидею, подаренную Драко. Она отшвырнула ее в угол, а потом ее словно что-то дернуло, навела на цветок палочку и прошептала «Приори Кауза»… Орхидея исчезла, вместо нее остался старый грязный носок. Вот он, подарок Малфоя — еще один плевок в лицо грязнокровке. Знай свое место.

Она не знала, сколько времени просидела тут, дрожа от унижения и обиды, то ругая себя за наивность и доверчивость, то, наоборот, жалея себя и ругая Малфоя. Гермиона совершенно забыла, что ей надо идти к профессору Снейпу. Ей хотелось остаться в этом пустом холодном классе навсегда.

«Нет, так нельзя, не хватало, чтобы тебя увидели зареванную и с красными опухшими глазами. Нет уж, этого удовольствия я вам не доставлю!» Она с трудом поднялась — спина и ноги затекли и немилосердно болели после долгого сидения на каменном полу. Она быстро привела себя в порядок, прошептав пару заклинаний. Расправила плечи, подняла голову, высокомерно прищурилась, копируя Малфоя, и вышла из класса. Она почти успевала к Снейпу, оставалось всего несколько минут до назначенного времени, и, если поторопиться, то она вполне успеет спуститься в подземелья. Подземелья… Еще натолкнется там на Драко и компанию… Ничего, пусть ей назначат хоть дюжину отработок, но они получат у нее по полной программе! Не зря же она первая на курсе! Гермиона удобнее перехватила палочку и начала спускаться. Как ни странно, она никого не встретила по пути — ну и ладно!

К Снейпу она все же опоздала минут на пять. Он, собственно, этого и не заметил, потому что доваривал у себя в лаборатории какое-то мудреное зелье с сильным сладковатым запахом и приятным оранжево-желтым цветом. Он нетерпеливо махнул ей рукой, давая знак подождать и не мешать ему. Гермиона тихонько уселась в кресло — обычно ей нравилось наблюдать за его работой, следить за тем, сколько каких ингредиентов он кладет, как что нарезает. Но сейчас она просто смотрела на него и думала, как ему удается справляться с такими выродками как Малфой.

«Он ведь декан Слизерина, и ему приходится иметь дело с ними и вне учебы. Решать какие-то вопросы, разбираться с их отработками, жалобами других учителей, встречаться с их родителями, наконец! Как ему удается? А ведь он для них авторитет! Как бы он ни подсуживал на уроках слизеринцам, но держит он их, тем не менее, строгой рукой».

Она сама один раз видела ненароком, как двое пятикурсников просили Филча отработать у него, но только чтобы он не посылал их на отработку к декану. Чем их так запугивал Снейп, она и представить не могла, вот только уважения к нему стало тогда чуть больше.

Она просидела в кресле минут десять, и, хоть оно находилось недалеко от камина, ей было холодно, хотелось пододвинуться к самому огню. Гермиона сжалась в комочек в углу кресла, подобрала под себя ноги и стала глядеть на огонь, стараясь не думать о предательстве, собственной доверчивости, о головной боли.

— Что вы там притихли, мисс Грейнджер? — услышала она сквозь сон. И когда только успела задремать! Но сил открыть глаза не было, не хотелось даже шевелиться. И холодно, почему тут так холодно?

Её кто-то тряс за плечо:

— Мисс Грейнджер! Гермиона! Да проснитесь же.

«Ого! Он назвал меня по имени!»

— У вас жар! Где вы умудрились заболеть? Так, подождите.

Он вернулся через минуту со стаканом в руках.

«Чего у него тут только нет — целая аптека», — вяло подумалось ей.

Профессор заставил ее выпить весь стакан, накрыл пледом, сел рядом:

— Итак, мисс Грейнджер, как вы умудрились заболеть в конце апреля?

Естественно, она не собиралась рассказывать ему о своем позоре и очень надеялась, что он не заметил, как она всеми силами старается не разрыдаться.

А потом воспоминания об их с Малфоем общении пронеслись у нее перед глазами.

— Нет! — запоздало спохватилась она. Зачем, ну зачем было это делать!..

Она не могла заставить себя поднять на него глаза, но потом, собравшись, с вызовом взглянула прямо на него. Пусть упрекает, пусть начинает свое «Я же вас предупреждал». Подумаешь, еще один гвоздь в крышку.

На его лице нельзя было прочесть никаких эмоций, только голубоватая жилка забилась на виске.

— Я разберусь с этим. А сейчас вам надо поспать. Вы предпочитаете отправиться к мадам Помфри или подождать здесь еще три с половиной часа?

Ее затопила волна благодарности. Просто за его молчание. За понимание.

— Здесь.

— Зелье, которое я вам дал — противопростудное, оно уже начало действовать, и скоро вам станет легче. Сейчас я принесу вам еще и транквилизатор. Поспите, а когда выйдет наше время, я вас разбужу. Только перейдите на диван.

На диван она так и не перешла и помнила лишь смутно, как Снейп принес ей лекарство. Сквозь сон она слышала, как он прошептал: «Избалованная тварь, я с тобой еще разберусь». Неприятный холодок прокрался ей в сердце. За что он так с ней? И как он с ней разберётся? Но веки слипались, и она заснула.

* * *

Ей было очень холодно, холодно и неудобно, все тело ныло. Гермиона осторожно открыла глаза и огляделась: она лежала на пыльном каменном полу в обветшалом коридоре, окна были высоко под потолком, из них лился яркий лунный свет, белый и зловещий.

— Есть тут кто-нибудь?

Она в отчаянии бродила по полутемным коридорам, заглядывала в заброшенные комнаты, проломы, образованные в разрушенных стенах, искала выход. Ни одной живой души кругом. Никого. Слой пыли на полу, неряшливые обрывки паутины.

— Как я тут оказалась? — сказала она самой себе шепотом: могильная тишина и пустота давили на нее, хотелось услышать человеческую речь.

Хогвартс. Это был Хогвартс. Она не сразу осознала, где оказалась. Хогвартс, заброшенный давным-давно, покинутый всеми. Как такое возможно? Ей стало совсем жутко, она подбежала к ближайшему окну: в призрачном свете убывающей луны лениво поблескивало черное озеро, полуразрушенный фундамент скорчился на том месте, где когда-то была хижина Хагрида. Только Лес все так же темнел, он стал ближе, разросся и грозил вплотную окружить замок. Не похоже, чтобы тут был хоть кто-нибудь. Гермиона подбежала к другому окну, посмотрела в сторону Хогсмита — ни одного огонька, хотя улицы в деревне всегда были ярко освещены. Над лесом поднялись крылатые существа — гиппогрифы. Нет, фестралы. Много черных драконов-лошадей. Давным-давно она слышала легенду, что фестралами становились призраки, уставшие от своей НЕ-жизни, они становились фестралами, чтобы потом уйти уже навсегда. Раствориться в конце, стать туманом. Фестралов было много, очень много. Они сделали круг над замком и зловещими тенями понеслись над лесом, оставляя ее совершенно одну. Одну на всей земле.

— О боже…

Гермиона попятилась от окна, в панике оглянулась и, стараясь больше не смотреть по сторонам, побежала в кабинет директора. Или то, что от него осталось. Горгулий не было. Винтовая лестница покорёжена, часть ступенек осыпалась. Кое-как она поднялась наверх, надеясь найти хоть какие-нибудь ответы и страшась того, что она там может увидеть. Кабинет был пуст. Ни мебели, ни хоть каких-нибудь обломков; не было даже паутины. Ничего. Гермиона прижалась спиной к стене и устало опустилась на пол. Она опустила голову, давая слезам бежать по щеками и не вытирая их. Какой-то блик у дальней стены привлек ее внимание. Она вскочила на ноги, почти подбежала к высокому предмету, стоявшему в самом темном и дальнем углу и прикрытому пыльной полуистлевшей тряпкой, потом в нерешительности остановилась.

— Какого Мерлина, что мне терять! — воскликнула она звонко, а потом одним резким движением сдернула тряпку. Под ней оказалось всего лишь старое зеркало в полный рост, почти не потемневшее от времени.

Кажется, именно таким Гарри описывал Зеркало Енилаж, но что-то все же было не так.

Она ни разу не видела его, хотя и хорошо представляла по словам Гарри. Гарри... Где он сейчас, что с ним случилось?.. Последний раз она видела его… совсем недавно, несколько часов назад в общей гостиной Гриффиндора, перед тем, как полная какого-то предвкушения пошла на «свидание» с Драко. Что происходит?

— Я сплю, я просто сплю, это кошмар, скоро я обязательно проснусь.

Здравый смысл подсказывал ей не приближаться к зеркалу, не смотреть в него. Кто знает, что тут произошло, почему в заброшенном замке осталось только это зеркало, причем совершенно целое и неповрежденное. Она почти собралась отойти. Все же здравый смысл она ценила едва ли не превыше остальных добродетелей, но потом знаменитое гриффиндорское упрямство и дерзость взяли вверх. Мало ли, что могло скрываться в этом зеркале, там могли быть ответы на вопросы…

Она подошла к зеркалу на расстояние вытянутой руки, зажмурилась, а потом резко открыла глаза, вглядываясь в свое отражение. Обычное отражение. Те же растрепанные волосы, тот же упрямый подбородок, те же брови, глаза, нос. Только кожа на лице, на руках очень бледная, почти прозрачная. Слишком прозрачная. Она поняла, она уже все поняла. Протянула руку, все еще надеясь почувствовать холодную гладкую поверхность зеркала, но рука прошла сквозь него. Она стояла и глядела на свое отражение, слезы продолжали катиться по ее щекам. Странно, разве призраки могут плакать?..

Она обречена скитаться вечно по руинам когда-то столь дорогого для нее места. Какая страшная судьба… Судьба? Скорее уж наказание. Она уже собиралась отвернуться от зеркала, как увидела в его глубине шевеление. Гермиона увидела саму себя — полную сил, жизни, удивительно красивую. Красивую в своем счастье, молодости и уверенности в будущем; вокруг были люди, она держала кого-то за руку, разговаривала с кем-то, смеялась. А потом все исчезло в один момент. Она стояла на коленях на полу, просто стояла и смотрела, как какого-то человека, смутно знакомого и, очевидно, важного для нее, куда-то тащили, уводили от нее, потом к ней кто-то подошел, грубо схватил за руку и поднял рывком, и ее тоже куда-то потащили. Потом была боль, много боли. Она все надеялась, ждала, не теряла веры. Она не представляла, откуда она могла это знать. Вокруг опять были люди. Она не видела их лиц — они были размыты, зато она видела свое отражение. Бледное исхудавшее лицо, большая ссадина на лбу, бурая от крови одежда, запавшие глаза… Она все еще верила и надеялась… Потом был зеленый свет…

Она закричала, немо, голос словно пропал, и рванулась прочь оттуда, из этого страшного места. Ногам было холодно и больно. Разве могут призраки чувствовать боль? Она не осознавала, куда направляется, ноги сами принесли ее на Астрономическую башню. Гермиона забралась на парапет и посмотрела вниз. Глупо. Призрак не может умереть. Она захохотала дико, совсем как Беллатрикс…

Еще минута, и она сойдёт с ума. Ей стало невыносимо холодно, что–то дотронулось до нее, потом еще раз, еще… Она не отвечала. Она ничего не чувствовала. Не могла чувствовать.

— Это сон. Это просто кошмар. Грейнджер, да проснись же!

Она вскочила на ноги. Сон, просто сон! Просто сон. Кошмар, похожий на те, что мучили Снейпа. Сейчас она проснется там же, где и заснула: в подземельях Снейпа на кресле возле камина. Сейчас она проснется. Гермиона зажмурилась.

Вот глупая, это же надо так потерять самообладание.

— И что мне с тобой делать?

Почему же она не просыпается, почему?! Ветер крепчал. Становилось все холоднее. Никакой она не призрак — призраки не чувствуют холода. Она посмотрела на свои руки — руки как руки, бледные от холода, но никак не прозрачные. Она осторожно дотронулась до стены — рука уперлась в шершавый камень.

Слава Мерлину!

— Разбудите меня, пожалуйста, разбудите меня…

Она начала спускаться, только вот куда теперь идти? Возвращаться в кабинет директора она не могла — мысль о зеркале приводила ее в ужас. Куда же идти…

Разбудите меня, разбудите меня скорее, я не выдержу здесь. Не оставляйте меня…

Она зашла в кабинет, бывший когда-то кабинетом трансфигураций, села на подоконник возле того, что раньше было учительским столом, сжалась в комочек и попыталась уснуть. Может, так ей удастся проснуться. Как ни абсурдна была вся эта ситуация, как бы ни было ей страшно, она верила, что Cнейпу удастся разбудить ее, понять, отчего все это происходит с ней. Верила, надеялась…. Так же как верила и надеялась та девушка из зеркала. Она старалась отрешиться от мысли, что это была она. Да нет, это же просто кошмар, просто кошмар. Она устало закрыла глаза.

* * *

Северус с недоумением на плакавшую во сне девчонку. Ей снился кошмар, и уже давно, судя по всему: она кричала, плакала, просила разбудить ее, судя по движениям, куда-то бежала, но потом вдруг успокоилась. Как он ни пытался разбудить ее — ничего не выходило. Не помог ни Эннервейт, ни несколько других подходящий заклинаний. Что могло погрузить ее в такой сон, да еще и заставить понять, что это всего лишь сон? Он дал ей стандартные успокаивающие и противопростудные зелья. Ничего особенного.

— Разбудите меня, разбудите, я не выдержу здесь… Не оставляйте меня…

Он присел к ней на край дивана, осторожно положил руку на ее лоб — жар не спал. Он закрыл глаза. Легилименцию вполне можно было применять и к спящему человеку, вот только как отреагирует на подобное вторжение сознание Гермионы? Она и так была уже на грани.

Северуса выбросило прямо возле нее. Гермиона сидела на широком подоконнике, сжавшись в уголочке. Глаза были закрыты. Он взял ее за руку. Ледяная. Черт.

Этот выродок еще получит свое. А если хорошенько накапать и Люциусу, то вообще мало не покажется. И сколько сил на него убито, а толку. Влияние Беллы так просто не перебить.

— Мисс Грейнджер.

Она медленно открыла глаз. Спала? Как можно спать во сне?

— Профессор… Вам удалось разбудить меня…

Она вдруг разрыдалась, потянулась к нему и обняла, даже, скорее, вцепилась изо всех сил, боясь, что он исчезнет.

— Ну же, мисс Грейнджер.

Она только сильнее прижалась к нему, трогательная в своей беспомощности, отчаянно ищущая помощи и утешения, от кого бы они ни исходили.

— Спокойно. Мне пока не удалось разбудить вас. Я сам попал в ваши… сновидения. Нам надо выяснить, почему вы впали в такое состояние.

Она немного отстранилась, по-прежнему не отпуская его, испуганно оглянулась по сторонам широко открытыми глазами.

— Не оставляйте меня. Я не знаю, что здесь происходит, и мне очень страшно.

— Надо же, не каждый гриффиндорец признается, что ему страшно. Можете гордиться собой, мисс Грейнджер.

Надо было как-то вывести девчонку из этого истеричного состояния, но не бить же ее по щекам.

— Успокойтесь, вы должны мне рассказать, принимали ли вы какие-нибудь зелья, маггловские препараты, наркотики или находились под действием каких-нибудь заклинаний? Думайте, любая мелочь может помочь, и отпустите меня, наконец.

Он осторожно взял ее за запястья, пытаясь заставить выпустить его одежду, но она вцепилась в нее мертвой хваткой, и руки были ледяные.

Тогда он осторожно обнял ее, закутывая в свою мантию.

— Тихо, все будет хорошо.

Гермиона, наконец, осознала, в кого она так отчаянно вцепилась и кому кинулась на шею. Но ей было все равно, лишь бы не оставаться тут одной.

— Простите, сэр. Нет, никаких заклинаний, зелий, лекарств, совершенно ничего.

— Не может быть, думайте.

Он достал палочку; в том, что диагностика поможет, он сомневался, но проверить все же не мешало.

— Все, что я могу предположить — это белая орхидея, подаренная мне сегодня утром. Она очень сильно пахла, я еще сама удивилась. Приятно, но сильно и необычно. Не знаю, что это было. Он… мне сказали, что это абсолютно новый сорт.

— Он — это Малфой?

Она кивнула, глядя в сторону.

— Ясно, Беллатрикс искала подопытного для своих экспериментов по части ядов, а тут так удачно случай подвернулся. Чем конкретно пах цветок?

— Не знаю, с чем сравнить… Может, немного напоминало те запахи, которые я чувствую при вдыхании амортенции, и что-то очень сладкое, слишком сладкое.

— Гниль.

Ее передернуло.

— Может быть, в какой-то степени. Что это было?

— У меня есть несколько предположений. Давайте не будем тратить время. Мне надо вернуться и кое-что выяснить, чтобы помочь вам.

— И я останусь здесь одна?

— Не будьте ребенком, — сказал он скорее устало, нежели раздраженно. — Это все в вашем подсознании. Вы проецируете свои страхи и кошмары. Все будет хорошо, я обещаю, а вы постарайтесь расслабиться и представить себе что-нибудь менее мрачное. Я скоро вернусь, и мы попробуем разбудить вас.

Он мягко, почти нежно отстранил ее от себе, снял мантию, закутал в нее Гермиону, наложил Согревающие чары.

— Попытайтесь абстрагироваться и думать о приятных для вас вещах. Все будет хорошо.

* * *

Она то ли спала, то ли дремала, балансируя на краю сознания, а потом почувствовала резкое колебание воздуха и внезапно хлынувшее на нее тепло.

Она боялась открывать глаза — а вдруг она снова окажется ТАМ. Но смысла и дальше оттягивать неприятное не было. Гермиона бросила осторожный взгляд из-под ресниц — она лежала на диване, а в глаза ей бил яркий утренний свет.

— Слава Мерлину!

— Слава вовсе не Мерлину, мисс Грейнджер, а Николасу Фламелю, исследовавшему некогда проблему застревания в сновидениях, и мне, вовремя об этом вспомнившему. Вам стало лучше?

— Пока еще не поняла. Вы перенесли меня на диван?

— Просто трансфигурировал его из кресла.

— Вместе со мной, спящей? А вы не могли ненароком трансфигурировать меня в диванную подушку?

— Если бы очень постарался. Вы так не доверяете мне?

Гермиона смутилась.

Доверяла ли она ему? Скорее да, чем нет. Да о чем она вообще? Конечно, да! Сколько раз она оставалась с ним наедине, и что? Не съел же, даже наоборот. А сколько раз она ошибалась в нем, неправильно толковала его поступки? И дело тут не в доверии к нему как к человеку, ведь не признать, что он маг высшего уровня, было бы странно.

Отлично, молодец, Гермиона! Именно так нужно благодарить человека, вытащившего ее из невообразимого страшного и живого кошмара.

— Нет. Спасибо. По… Почему вы так назвали меня, и за что вы со мной разберетесь? Я ничего вам не сделала.

— Не понимаю, о чем вы говорите! — по его лицу невозможно было понять, о чем он думает. Гермиона не стала развивать эту тему. Легкость охватывала все ее тело, казалось, что камень упал с души — она в безопасности.

— Спасибо, сэр! Как, как мне не попасть туда снова? Все было как по-настоящему. Я поверила, что стала призраком, хотя мне было холодно, и… я могла плакать.

— Больше такого случиться не должно. У вас достаточно устойчивая психика, но стресс сыграл значительную роль. Попейте с неделю успокаивающую настойку. И не бойтесь.

— Откуда у вас в подземелье окно? — внезапно спросила Гермиона и сама удивилась — из сотни вопросов, роившихся в ее голове, она выбрала самый незначительный. А может, оно и к лучшему: кажется, ей понадобилась ночь кошмаров, чтобы поменять свою парадигму. Почему, ну почему этот невыносимый человек всегда оказывается прав?

— Тот факт, что мне достались комнаты в подземельях, совершенно не значит, что я вампир и боюсь солнечного света. Не это ли вы имели в виду, мисс Грейнджер?

— Вовсе нет, сэр, простите.

Да, вот уж правда утро глупых вопросов. Стресс определенно не идет ей на пользу.

Тут она спохватилась — а сколько сейчас времени?

— Сейчас ведь утро? Как я объясню всем моем отсутствие ночью в спальне?

— Времени сейчас только шесть утра, мне долго не удавалось вызволить вас из сна, но вы вполне успеете оказаться в гриффиндорской башне до того, как проснутся остальные. А то еще и поспать немного. И да, ко мне сегодня приходить не надо, мы с вами уже достаточно наобщались этой ночью; думаю, ваше полубессознательное-полуистеричное состояние можно не принимать во внимание.

Она вспыхнула: «полуистеричное состояние» задело ее, но в чем он был неправ? Развела панику. Надо было подумать немного для начала, а не слепо поддаваться кошмарам.

— Спасибо, сэр.

— Идите уже, мисс Грейнджер. Жду вас завтра. И… не вздумайте чувствовать себя жертвой. Вы достаточно умны, чтобы все понять самой.

Глупая смешная маленькая девочка.

— Сэр, пусть Малфой не узнает, что я вам… что вы все знаете.

— Этого я вам пообещать не могу, я как декан должен разобраться с подобным случаем. Идите уже. И да, постарайтесь лечь спать пораньше.

* * *

Спать она так и не легла, хоть и повторила себе дюжину раз, что бояться — глупо. Ничего не смогла с собою поделать, да и столько домашнего задания надо было выполнить, а она столько времени потеряла! До завтрака Гермиона успела выучить параграф по нумерологии и почти дописать сочинение для Спраут. Гарри и Рон спустились вниз, отчаянно зевая.

— Доброе утро!

— До-о-оброе! — Рон зевал так, что, казалось, вывихнет челюсть.

— Привет, Гермиона! Ты во сколько вчера вернулась? Мы с Роном до полуночи засиделись, но ты так и не появилась.

— Да, задремала на кушетке у мадам Помфри, а утром пришла сюда.

Она вошла в Большой зал, болтая о пустяках с Джинни, помахала рукой еще совсем сонному Невиллу, отыскала глазами неизменно жизнерадостную Полумну, и, не бросив даже взгляда на стол Слизерина, уселась между Роном и Гарри. И услышала взрыв смеха. Ну и пусть смеются. Кто виноват, что им не досталось ни мозгов, ни чувства юмора, ни капли достоинства, что бы они там ни кричали на каждом шагу о бесчисленных поколениях чистокровных предков и голубой крови. Да хоть о зеленой! Она улыбнулась Рону, сдула со лба прядь волос и принялась за овсянку.

День оказался более чем насыщенным. Ну во-первых, оказалось, что она написала сочинение по травологии по теме, которую они будут проходить только через три урока. Трансфигурацию она даже не успела открыть, пришлось импровизировать прямо перед МакГонагалл, получилось ничуть не хуже, чем после нескольких часов тренировок. Можно было, конечно, не пойти на завтрак, чтобы успеть и ее сделать вовремя, но дать тем самым Малфою и его приспешникам повод для радости и бахвальства? Ну уж нет! Ее слишком занятые родители хоть и горячо любили дочь, но не могли уделять ей достаточно времени, вот почему ее воспитанием занималась бабушка, которая повторяла внучке, дуя на разбитую коленку, что все проходит, и хорошее и плохое, но хорошее возвращается, если, не боясь ничего, смело смотреть вперед и следовать своей дорогой. А люди обижают других и смеются над ними, только если у них самих все далеко не благополучно. Зачем счастливому, уверенному в себе, в своих силах человеку делать другими людям гадости? Так ведут себя только люди с проблемами, неуверенные в себе трусы. Ну и пусть! Она не опустит себя до их уровня! Расправить плечи, подбородок повыше, а рядом еще и ребята. Сегодня, по счастью, со Слизерином не было сдвоенных уроков, и Гермиона немного расслабилась. Нужно было о многом поразмыслить: об этом жутком сне (или что это было), о том, что она якобы видела в этом зеркале, о том, как теперь смотреть в глаза профессору. Мало того, что кинулась ему на шею и залила слезами, так еще даже толком и не поблагодарила. Хороша! А еще, как ни странно, ей хотелось подумать о Малфое.

Что сделало его таким? Что ему мешало быть счастливым и довольным жизнью? Воспитание? Да нет же — никакое воспитание не направлено на то, чтобы унижать других. Если ему и его родственникам так важна чистота крови окружающих, так им, как аристократам, больше подходит смотреть на всех свысока, презрительно, или не обращать внимания на тех, кто «ниже». Но вот так оскорблять — это как дёргать в школе девчонок за косички, добиваясь внимания; детский вариант, означающий «обрати на меня внимание, посмотри, какой я классный, заметь меня». Все поведение Малфоя выглядело попыткой добиться внимания, неважно чьего, показать, что он хоть в чем-то лучше других, хитрее, остроумнее, могущественнее. А на самом деле… На самом деле он просто пытался соответствовать тем высоченным требованиям, которые предъявлял к нему отец и все те древние непонятные традиции, прижимавшие к земле словно ноша, становившаяся тяжелее с каждым годом, с каждым поколением.

«Мне жаль тебя, Малфой. И я прощаю тебя, потому что ты жалок, жалок в своих попытках стать достойным своего имени и чести своей семьи, каким бы образом эта честь ни была добыта и каким бы душком от нее ни несло». После этой «мантры» стало гораздо легче, словно она смыла с себя всю грязь. Профессор был прав, главное — не чувствовать себя жертвой. И он сказал, что считал ее умной… Надо же, сколько она ни старалась заставить его признать это, зубря домашние задания, готовя зелья с точностью, достойный ювелира или анестезиолога, отмеряющего дозу наркоза. Видимо, под словом «умный» он подразумевает не только академические знания. Почему-то от этой мысли стало очень приятно и тепло, словно она сидела на солнце в яркий летний полдень.

Этим днем она так и не столкнулась с Малфоем нос к носу. Все к лучшему. Теперь она знает, что сказать ему. И как.

* * *

Все уже разошлись, в гостиной остались только они и парень с девушкой с седьмого курса, занятые друг другом, а не открытыми конспектами, к которыми они за вечер так и не притронулись.

Гермиона даже написала сочинения Гарри и Рону, что само по себе было удивительно. Рон чмокнул ее в щеку, рассыпался тысячей благодарностей и, зевая, потянул их спать. Гермиона отчаянно страшилась этого момента — ей снова стало страшно засыпать. Но и не спать она не могла. Она поднялась в спальню, легла, не раздевшись, на кровать, задернула полог и на всякий случай наложила заглушающие чары. Вовсе не обязательно, чтобы Лаванда и Парвати узнали о ее кошмарах, а потом разнесли сплетни по всей школе. Она долго боролась со сном, перебирала в голове какие-то свои детские воспоминания — все что угодно, лишь бы не засыпать, а потом поняла, что уже не столько не хочет, сколько не может заснуть. Часы показывали три.

Она тихонько встала, и, не надевая туфель, прошла в гостиную. Угли в камине едва тлели, эльфы уже успели тут прибраться — стерли пыль, почистили пол, убрали весь мусор. Только один еще возился в углу, начищая до блеска ручку окна.

— Добби? — с дюжиной забавных шапок не узнать его было невозможно.

— Ох, мисс напугала Добби! Почему… почему вы не спите?

— Не хочется; наверное, я слишком устала. Ничего страшного, высплюсь. Добби, ты можешь рассказать мне что-нибудь о Драко? Что-нибудь, я… просто хочу… понять его.

Тот стиснул ручки в кулачки, напрягся, потом шумно выдохнул и сказал:

— Добби может говорить все что хочет. Только зачем вам, мисс Гермиона, бывший младший хозяин Добби?

— Мне кажется, что ему очень тяжело: у него строгий отец, холодная мать, надо соответствовать стольким требованиям, а он не справляется.

Эльф выглядел немного опешившим. Должно быть, ему казалось странным, что подруга Гарри Поттера, которую Малфой столько раз оскорблял в присутствии Добби, может жалеть его.

— Вы сочувствуете ему? — недоверчиво спросил Добби.

— Да, Добби. Мне кажется, что он не такой, каким хочет выглядеть. Он… он сильно обидел меня, но я уверена, он сделал это только потому, что кто-то до этого сильно обидел его самого.

— Может быть, мисс, — задумчиво протянул Добби. — Он… он… обижал Добби, один раз ударил, но больше обзывал.

— А как относились к тебе мистер и миссис Малфой?

— Они не замечали Добби, словно он пустое место.

— Все правильно, я так и думала.

— Только зря вы назвали миссис Нарциссу холодной, она совсем не такая со своей семьей. Просто ей страшно, Добби слышал несколько раз, как она плакала ночью.

— Ее обижает мистер Малфой?

— Нет, он ничего не знал, но Добби не очень… не очень любил своих хозяев. Бывших хозяев, — уточнил он. — Но только у них много секретов, мисс Гермиона. Добби не знает всего, что происходит в их огромном особняке, там есть помещения, куда эльфы не могут приблизиться, и что происходит там, не знает никто. Добби кажется, что там живут привидения, иногда там кто-то тихо разговаривает, плачет, иногда поет. Господин Малфой наставил везде заклятий, среди них есть и такие, которые могут убить эльфа или человека, но эльфы могут иной раз слышать, что там происходит. Но больше я ничего не знаю, мисс.

— Спасибо. Ты ведь не должен себя наказывать?

— Нет, мисс, больше не должен.

— Хорошо, тогда спокойной ночи! А знаешь ли ты, что…. Нет, ничего, — она, словно рассердившись, оборвала себя на полуслове. — Спокойной ночи, Добби.

Ну вот, очередные загадки и вопросы без ответов. Что или, вернее, кого могут прятать Малфои в имении? Да и странно, что одной из самых могущественных семей в магической Британии приходится что-то прятать, да и еще от собственных эльфов. Похоже, они всегда готовы ко всему, даже к такому невероятному событию, что какому-то эльфу удастся чудом освободиться. Или вовсе не чудом?

Завтра, она подумает обо всем завтра. Силы окончательно покинули ее, а усталость последних дней взяла свое. Она уснула прямо в кресле возле камина. И ей не снилось совершенно ничего.

* * *

— О, королева грязнокровок собственной персоной!

Малфой не застал ее врасплох, она специально вышла из Большого Зала раньше Рона и Гарри, и она ничуть не сомневалась, что Малфой последует за ней — уж слишком сильно он пялился на нее во время завтрака.

— Ах да, а это, должно быть, сам король чистокровных, ценитель тонкого юмора и необычайно высокоморальный человек, и, как свойственно аристократам, просто образец для подражания. Мне жаль тебя, Малфой. Ты думаешь, ты унизил меня? Ничего подобного — ты унизил себя, и так, что дальше некуда, если тебе повезет, ты поймёшь это когда-нибудь. А если нет — останешься жалким павлином до конца.

Не дожидаясь ответа, она развернулась и пошла к лестнице.

— Эй ты, — он больно схватил ее за локоть.

Она смерила его презрительным взглядом.

— Отпусти меня. Иди и повышай свою самооценку за счет кого-нибудь другого, а я боюсь, как бы ты не заразил меня своей гнилой чистой кровью. — Она вырвала локоть и ушла.

— Ну и кто из них ведет себя как грязнокровка, — прошептала Парвати Лаванде, подсматривавшей с ней эту сцену.

* * *

В дверь ее кабинета постучали.

— Доктор Снейп, — в кабинет заглянула Нэнси — целитель-стажер.

Гермиона вздрогнула, целиком погруженная в воспоминания.

— Да? Пришли результаты тестов?

— Пришли, вот они, их уже просмотрел доктор Браун, и он просил вас подойти, когда вы освободитесь.

Гермиона помедлила секунду, страшась смотреть на желтоватую бумажку, потом взяла себя в руки. Прогноз был не особенно утешительный. Значительно пострадала долговременная память, то есть, запоминать он запоминал, а вот вспоминать случившееся с ним было все сложнее. Состояние имело тенденцию к ухудшению. Радовало только то, что логика и мышление не пострадали. Это значило, что ее муж останется сам собой, но вот скоро начисто забудет свою прошлую жизнь. Может, это и к лучшему — в его жизни было мало хорошего, слишком много разочарований и предательств, но это значило также, что он окончательно забудет и ее.

* * *

— Доктор Браун, вы хотели меня видеть?

Доктор Браун был главой отделения интенсивной терапии и куратором Гермионы времен ее интернатуры.

— Ты, я полагаю, уже ознакомилась с результатами. Что предполагаешь делать дальше? Нам удалось разработать состав, который может помочь затормозить процесс забывания. Если все пойдет как надо, то этот процесс остановится полностью, хотя то, что он может когда-нибудь все вспомнить, абсолютно исключено. Слишком уж действенным был яд. Мы понаблюдаем твоего мужа еще день-два, а вот потом… Что ты намерена делать потом? Ты можешь оставить его у нас, хотя я лично сомневаюсь, что ты выберешь этот вариант, а можешь забрать его домой, хотя его реакцию на ваш общий дом представить себе тяжело, а ему следует воздерживаться от стрессов.

Гермиона не проронила ни звука, слушая старого целителя. У нее даже и мысли не возникло оставить Северуса в Мунго или каком-нибудь пансионате, но вот про его реакцию на их дом она и правда не подумала.

— А если…

* * *

Этим днем она больше не заходила к Северусу, ему нужно как можно больше отдыхать и избегать стрессов, а ей надо подготовиться. Если нельзя восстановить воспоминания, то она поможет ему пережить все их счастливые моменты заново.

Гермиона зашла в их домик в том самом Паучьем Тупике, но изменившемся с некоторых пор до неузнаваемости как изнутри, так и снаружи. Куда только исчезла ветхость, затхлость, неприветливость и неуютность. Домик обзавелся маленьким садом за невысоким забором, клумбами с цветами, и не травами для зелий, а именно цветами. Крыша была выложена новой черепицей, стены покрашены. Они пытались стереть с этого дома все прошлое, изменить его душу. Как же он не похож на ту неприветливую мрачную хибару, в которую она вошла столько лет назад. Что ж, она готова пройти этот путь еще раз.

Взмах палочки, другой, третий…

Заклинание, другое… десятое…

Вот именно таким она и запомнила дом в тот раз. Хотя какая разница, как выглядит упаковка: главное, что, точнее, кто внутри.

* * *

Когда она зашла в палату, Северус еще спал. Она едва удержалась от того, чтобы не провести рукой по запавшей щеке и взлохматить волосы. Он так забавно тряс потом головой и приглаживал шевелюру, пытаясь восстановить «естественный прилизанный порядок». Словно почувствовав, что кто-то смотрит на него, он открыл глаза.

— Доброе утро, профессор! — Гермиона заговорила с ним нарочито бодро, а сама с опаской из-под опущенных ресниц взглянула на него — как он отреагирует на ее присутствие.

— Доброе. Вы что, специально попросили заниматься мной, чтобы раздражать меня еще больше, чем в школе? Могу ли я хоть в больнице выспаться?

— О, у вас появилась еще лучшая перспектива — выспаться дома. Сегодня вас еще посмотрит главный целитель, и если ваше физическое состояние восстановилось, то вас уже сегодня вечером отправят домой.

— Отлично, — Гермиона заметила, как он посмотрел в окно.

— Но так как вам еще необходимо находиться под наблюдением, то с вами будет сиделка…

— Сиделка?!

— Точнее, не совсем сиделка, а, скажем так, человек, который будет первое время присматривать за вами на случай непредвиденных нами последствий. Это скорее мера предосторожности, чем реальная необходимость.

— Это реальная тупость. Если вы меня выписываете, значит, вы уверены, что со мной уже ничего не случится. Я не ребенок, в отличие от вас, и могу сам о себе позаботиться.

— Вам лучше обсудить это с доктором Брауном.

Орал Северус долго и со вкусом. Гермиона снова почувствовала себе в Хогвартсе, правда, на этот раз она была скорее в роли Невилла — только на него Снейп так и орал. Точнее, орать Снейп начал только тогда, когда узнал, кто будет его сиделкой. Правда, долго наслаждаться его воплями Гермионе не удалось — целитель Браун, очевидно, наложил на палату заглушающее, щадя ее чувства.

Целитель вышел через четверть часа взмыленный и с трудом сохранявший самообладание.

— Ох и не завидую я тебе, девочка. С таким-то характером за ним только укротителю драконов присматривать, и то…

— Спасибо, доктор Браун.

Она глубоко вздохнула, прежде чем зайти в палату.

— Он мой муж, я люблю его и точно знаю, что он любит… любил меня. Полюбит и еще раз, если понадобится.

* * *

— Я помогу вам собрать вещи, профессор.

Профессор сидел на кровати, тяжело дыша, бледный, с ярко-красными пятнами на щеках.

— Вы еще меня с ложки кормить начните! Вещи я и сам соберу, тем более, сколько тут вещей.

— Вы ведь помните рекомендации целителя Брауна — не использовать магию хотя бы две недели. Никаких стрессов, никакого волшебства. Спокойный, размеренный образ жизни, режим дня, прогулки по вечерам.

— Конечно же, в вашем присутствии?

Гермиона кивнула.

— Вы, может, и поводок на меня наденете?

— Не надену, а вот палочку я вам не отдам, вы же…

Она не договорила: выражение его лица не предвещало ничего хорошего — казалось, еще слово, и он разорвет ее голыми руками, даже несмотря на то, что еще достаточно слаб.

— А если начнётся пожар, или вы нечаянно чем-нибудь отравитесь у меня дома, кто же вам поможет? — голос был угрожающий и тихий, почти шепот. Гермиона еще со школы знала эту его манеру говорить: при этом ей всегда хотелось превратиться в пылинку, провалиться сквозь землю, стать невидимой, сбежать куда и как угодно, только бы подальше.

— Ничего подобного не случится. Сэр, пожалуйста, вы ведь сами знаете — это для вашего же блага. Вы и без палочки не будете беззащитным, вы никогда не были беззащитным. И уж тем более беспомощным.

Он скептически глянул на нее, хмыкнул, но никак не прокомментировал. Медленно встал с кровати, держась одной рукой за стену, подошел к окну, тяжело привалился к подоконнику.

— Ну что же, мисс Грейнджер, собирайте меня. Раз уж вы сами напросились быть мои домовым эльфом, то удачи.

— Я сиделка, профессор, всего лишь сиделка.

— Тогда уж скорее надсмотрщик, облегченный вариант дементора. Если ко мне и вернутся какие-то воспоминания, то явно далеко не самые лучшие, с вашей-то помощью.

* * *

Дом встретил их такой непривычной для Гермионы тишиной и унынием. Мрачно, как же здесь мрачно. Ничего, она как-нибудь убедит Северуса разрешить ей привести дом в нормальный вид и придать их новому старому дому побольше тепла и уюта.

— Вот мы и дома, сэр.

— Мы? Я не ослышался, мисс Грейнджер? Как надолго вы собираетесь оккупировать мой дом?

— Я просто оговорилась. А вот сколько я с вами пробуду, зависит от вашего состояния.

— Мое состояние прекрасно. Выметайтесь.

— Ну уж нет, я видела, как вы перенесли аппарацию! Вы с трудом держитесь на ногах! И предлагала же я вам маггловское такси или, на худой конец, Ночного рыцаря. Забудьте о магии, вообще. А иначе… Вы ведь не хотите забыть свое имя?

— Я готов сделать что угодно, чтобы сократить ваше пребывание в моем доме. Надеюсь, мне хоть магические газеты читать можно?

— Можно, но вся почта будет проходить через мои руки — никаких стрессов, вы ведь помните.

— Да, за последние три минуты, что мы тут говорим, моя память не ухудшилась. Может, вы, наконец, посторонитесь и позволите мне пройти?

Он, не разуваясь, прошел в гостиную и тяжело сел на диван, откинувшись на спинку.

— Вам нехорошо, профессор?

— Сделайте мне кофе и одолжение, мисс Грейнджер: постарайтесь, чтобы вас было как можно меньше.

Может, память и пострадала, а вот характер и манера вести себя — нисколько. Правда, так Северус вел себя только в минуты раздражения и недовольства. А с чего ему быть довольным? Отобрали палочку, запретили колдовать и заставили жить под одной крышей с бывшей ученицей, которая еще в школе его неимоверно раздражала.

— Вот чай, как вы любите, а от кофе стоит пока воздержаться.

Он молча взял у нее чашку, отпил глоток, посмотрел на нее:

— А с каких это пор вы, мисс Грейнджер, знаете, какой именно чай я предпочитаю? Что я не помню касательно вас?

— Пока осталась еще хоть малейшая надежда, что воспоминания вернутся, мы решили, что вам пока нельзя ничего не напоминать специально. Мы затормозили процесс потери воспоминаний, теперь постараемся повернуть все вспять. Шансов мало, но попробовать стоит.

Вечер прошел в молчании — Северус просматривал газеты за последние несколько месяцев, выданные ему Гермионой, а она уже в который раз перелистывала привезенные с собой книги по колдомедицине. Все впустую. Часы на камине тихо пробили полночь; Гермиона встрепенулась, оторвалась от своего занятия — про строгий режим она совсем забыла. Но Северус уже спал, смешно положив голову на подлокотник и приоткрыв рот. Ее захлестнула волна нежности — к такому родному человеку, ставшему на время, если не навсегда, таким чужим. Кто-кто, а она знала наверняка, что это защитная маска, попытка спрятаться, отгородить себя и свои мысли от действительности. Чем меньше про вас знают, тем лучше: все сказанное и сделанное вами будет потом использовано против вас — вот его главный принцип. Как же долго она добивалась уважения, доверия, любви. Слишком долго, чтобы отказаться от всего этого.

Гермиона накрыла его пледом, подсунула под голову перо и трансфигурировала его в подушку, осторожно стянула с него ботинки. А он даже не пошевелился, хотя обычно спит чутко. Для себя Гермиона трансфигурировала кресло в диван рядом с диваном Северуса. Нелегкий выдался день. Кто знает, что ждет впереди. Как же она устала! Но сон не шел. Вместо этого на нее навалились воспоминания.

* * *

Она вернулась в кабинет мадам Помфри, устало откинулась на спинку стула, бездумно обвела глазами помещение, все заставленное шкафами с карточками и самыми необходимыми снадобьями. А что это там за бумаги в нижнем ящике у окна?

Медицинские карточки учителей, сложенные в две стопки. Гермиона вяло потянулась за ними, начала перебирать. Это, конечно, не ее дело и не ее полномочия, но ей надо было отвлечься от всего увиденного и пережитого сегодня, просто отвлечься. Она уже перелистала карты большинства учителей. Ни у кого не было хронических или тяжелых заболеваний, что неудивительно, учитывая особенности физиологии магов. Только профессор Синистра страдала от периодических болей в шее, но это скорее, профессиональное — от постоянных бдений у микроскопа, да у профессора Флитвика были небольшие проблемы с желудком, но учитывая возраст большинства преподавателей… Все же магия дает человеку не просто возможность творить заклинания, но и положительно влияет на обменные процессы организма. А магические лекарства не идут ни в какое сравнение с маггловскими, хотя, как Гермиона узнала совсем недавно, маги тоже применяли магггловские лекарства. Даже у мадам Помфри были обычное болеутоляющие и успокоительные. По ее словами, они применялись, если пациенту по каким-то причинам или из-за привыкания не помогали целительские заклинания и зелья. Карточка Дамблдора была потолще. Какие только магические травмы не перенес директор! «Непростая жизнь у самого великого волшебника современности», — хихикнула Гермиона, но потом сразу укорила себя за неуместные мысли. Дамблдор сильно пострадал в битве с Гриндевальдом и несколько раз был травмирован во время операций Ордена Феникса.

В самом низу полки лежал толстый большеформатный журнал. «Отчетная документация, должно быть. Бедная мадам Помфри, ей не только целительством заниматься приходится — вон сколько писанины, и прытко пишущему перу такую важную информацию не доверишь». Гермиона протянула руку к журналу — ей ведь тоже когда-нибудь придётся заниматься чем-то подобным, уж чего-чего — а пергаментомарательства в целительстве всегда хватало. Надо быть во всеоружии.

К ее удивлению, журнал оказался вовсе не отчетным, а представлял собой личную медицинскую карточку с надписью:

«Снейп Северус Тобиас

Профессор Зельеварения

01.09.1961»

Так ему всего-то тридцать пять, а выглядит значительно старше. А после этой болезни он осунулся и постарел, казалось, еще на пять лет.

«И что с ним будет в возрасте Дамблдора? Если доживет…»

Гермиона осторожно открыла журнал. Добрая треть исписанных страниц была датирована еще годами его учебы. Проклятия, порчи, переломы, ожоги. Чего тут только не было.

«Вы были еще тем сорвиголовой, профессор».

Она вчиталась в какую-то запись.

1974г. 09:12. Доставлен с внутренним желудочным кровотечением. Кровотечение к тому моменту длилось 2-2,5 часа, потерял 400 мл крови, кожные покровы бледные…

Множественные синяки на теле, ссадина на лбу, магическая аура показывает следы попадания около дюжины заклятий. Приведен старостой Слизерина, пытался лечиться сам, успел выпить…

Для консультации приглашен специалист из Мунго.

Гермиона оторвалась от чтения. Ничего себе. И с кем же вы что-то никак не могли поделить?

Она пролистала журнал, бегло скользя глазами по строчкам.

Ну и ну! Профессор, оказывается, был тем еще забиякой в школьные годы. Или… скорее, мишенью других забияк.

* * *

Гермиона проснулась ночью от боли в затекшей спине, да еще нарастающая луна светила прямо на нее. Ее палочка лежала на столе, поэтому ей пришлось идти зашторивать окно вручную. Северус спал в той же позе. Она поправила ему одеяло и снова улеглась на свой диван лицом к нему. Мерлин, как же она скучает по нему прежнему. Кто знает, что теперь будет?

«Нет, — одернула она себя, — главное — не сдаваться».

Не сдались же они тогда, и теперь все наладится.

Ей захотелось протянуть руку, погладить его по щеке, расслабленному лбу, дотронуться до приоткрытых губ. Нельзя, ему это точно не понравится. Гермиона вздохнула и закрыла глаза: надо спать, завтра будет нелегкий день.

Северус, как обычно, проснулся раньше нее и успел сбежать в свою горячо любимую лабораторию. Еще бы, целых пять дней там не был! Если Гермиона и ревновала своего мужа, то только к этой самой лаборатории, хотя сама могла, забывшись, провозиться с каким-нибудь заковыристым составом весь день.

Северус сидел за столом, сосредоточенно добавляя в пробирку с образцом какие-то реактивы, и черкал на пергамента наблюдения.

Все как всегда, словно ничего и не произошло.

— Профессор Снейп, доброе утро.

Он что-то пробурчал, не отрываясь от своего занятия.

Гермиона подошла к столу, пробежала глазами записи Снейпа. Ничего нового ему пока узнать не удалось.

— А если разложить его согласно закону Голпалотта на ингредиенты и посмотреть…

— Вы сиделка или кто, мисс Грейнджер? Вы, кажется, должны за больными выносить утки, а не советовать мне, что делать с зельями. Приготовьте лучше завтрак. Живо!

Именно таким был Снейп, которого она знала до тех событий конца шестого курса. Таким он оставался для всех и дальше, но не для нее. Не ее Северус.

Он промолчала, поднялась наверх и принялась стряпать завтрак. Конечно же, он прав. Для него она только сиделка, стажер, куда уж ей.

Снейп поднялся через четверть часа, уселся за стол, все еще погруженный в размышления.

— Профессор Снейп, зелья, между прочим, являются моей специализацией, и в Хогвартсе, если помните…

— Ключевое слово было «помните». Не помню, а поэтому расскажите, в общих чертах, что случилось после падения Волдеморта со мной, магическим миром в общем и главным героем магического мира в частности.

— Если в общих чертах, то вы тоже герой магического мира, директор Хогвартса. Магический мир не особенно изменился, только теперь можно не ходить по улице с оглядкой, ожидая проклятия в спину. Люциус Малфой, если вас это интересует, отвертелся от Азкабана, во многом благодаря действиям леди Малфой и Драко во время Битвы. Гарри все еще не женился на Джинни Уизли, но по-прежнему дружит с Роном. Гарри стал заместителем главы Аврората, а вот Рон…

— Избавьте меня от рассказа про мистера Уизли. Насколько я могу судить по газетам, — он хмыкнул, — особенно пострадала моя долгосрочная память, а вот недавние события я прекрасно помню. Например, я отлично помню, как на прошлом педсовете… Мерлин! Не помню! — он растерянно посмотрел на Гермиону, потом вскочил из-за стола.

Как же ей хотелось обнять его, прикоснуться губами к венке на виске, сказать, что все образуется, что специальная команда лучших зельеваров Мунго под ее личной курацией работает над завершающей стадией зелья, останавливающего процесс забывания, что они обязательно найдут способ вернуть ему утраченные воспоминания, как бы ей хотелось…

Но вместо этого она просто сказала:

— Уже сегодня вечером мы начнем давать вам зелье, блокирующее процесс забывания, а потом сразу же приступим к разработке восстанавливающего состава.

— Я сам займусь. Я еще не настолько сошел с ума, чтобы доверять этим профанам.

Гермиона грустно улыбнулась — он лично преподавал зелья «этим профанам» в Академии Целительства и лично курировал лаборатории Мунго.

Слава Мерлину, зелье оказалась действенным, хотя сначала оно даже усугубило ситуацию — Снейп не узнал Люциуса, пришедшего к нему спросить о здоровье.

Малфой с самого первого дня справлялся у нее о состоянии здоровья ее мужа, равно как Нарцисса и Драко, и все порывался навестить больного, переживая о состоянии друга и чувствуя свою вину в случившемся.

Но потом все начало потихоньку восстанавливаться — новых пробелов в памяти не появлялось.

* * *

В это время в камине вспыхнуло зеленое пламя. Какого Мерлина, она ведь просила — только в самых крайних случаях.

В пламени появилась голова Нэнси, девушка нашла глазами Гермиону и без запинки отрапортовала:

— Доктор Снейп, доктор Браун просил передать вам, что появились новые данные об отравлении и просил вас сразу же связаться с ним.

Но вдруг, поймав взгляд Снейпа, она стушевалась и пробормотала:

— Только он просил меня сообщить вам об этом совой, но я хотела как быстрее… Доктор Сн… Грейнджер… эээ… доктор Браун ждет вас.

Она исчезла.

— Ну и что это было? — голос Северуса был вкрадчив. — То ли я вдруг резко стал доктором, то ли вы — моей родственницей. Доктор Снейп! Даже не стажер! В какие игры вы со мной играете?

Нэнси, Нэнси…