Я не дам тебе умереть (гет)

Жаль, что нельзя было использовать Феликс Фелицис — удача бы мне сейчас пригодилась. Но с тех, кто переступает порог этого кабинета, спадает действие любых чар и зелий. Защитный барьер здесь стоит поистине мастерский, я такой тонкости работы могу только позавидовать.

— Ты хочешь о чём-то попросить, Северус, — не спрашивает, а констатирует мой визави, и мне остаётся лишь склонить голову, подтверждая его правоту. — Говори.

Я десятки и сотни раз пытался проигрывать у себя в голове этот разговор, но он застаёт меня врасплох. Всё идёт не по сценарию. Всё рушится.

Уже неважно, чем я себя выдал. Взглядом? Жестом? Вздохом? Повелитель хорошо умеет читать такие знаки, и чтобы не выдать перед ним чувств, нужно просто их не иметь.

Но это слишком сложно, когда рассудок охвачен страхом, когда нет сил спать из-за еженощных кошмаров, когда случайно найденный в подвале боггарт едва не доводит до помешательства, потому что не просто понимаешь, а видишь наглядно: она скоро умрёт. Она должна умереть. Она…

Лили.

— Мой Лорд, — сухо сглатываю, перевожу дыхание, лишь бы урвать хоть небольшую паузу для попытки успокоить мятущиеся мысли. — Вы уверены, что в пророчестве говорится именно о ребёнке Поттеров?

Поттер-Эванс, Эванс-Поттер. Ты досталась не мне, я сам тебя оттолкнул, слепой дурак, но я уже привык довольствоваться малым — мне было достаточно знать, что ты жива. И можно было мечтать о смерти твоего мужа, от злости скрипеть зубами в подушку по ночам, срываться в истерику, видя похожее лицо в толпе и снова понимая, что это не ты. Можно было до беспамятства пить огневиски и бросаться на каждую рыжую шлюху — хорошо, что у меня хватило сил удержаться хотя бы от этого. Можно было не вспоминать о тебе неделями и месяцами, можно было убеждать себя забыть — но это не мешало знать, что ты есть. И этого знания мне хватало. Это было больше, чем я заслуживал.

— Интересный поворот разговора. Сомневаешься в моей правоте?

Мне хочется верить, что он действительно удивлён, но... я не могу ему поверить. Впервые.

Он никогда не лжёт своим слугам, убеждаю я себя, ему незачем лгать. Ложь — это способ использовать слабых, не более, ложь не для тех, кого он отметил достойнейшими.

Почему я так боюсь, что он лукавит? Потому, что сам готовлюсь много врать?

— Ни в коей мере. Я... просто хотел уточнить.

Он усмехается. Он любит прощать мне такие небольшие дерзости — в конце концов, я же как-никак особый экспонат в его личном бестиарии, а потому иногда заслуживаю особого снисхождения.

Заслуживаю ли его сейчас?

— Ты хочешь просить для них пощады, я ведь прав?

Кажется, я бледнею — во всяком случае, чувствую, как в один момент мертвеет лицо и холодеют кончики пальцев. Отрицать? Это не будет правдой. Подтверждение же может быть расценено как измена.

Но ведь это не измена, бьётся в голове. Опасность — в мальчишке, до которого мне нет никакого дела. А Лили... она ведь не нужна Повелителю, правда?

Девочка моя золотая, ты ведь никогда не простишь мне таких мыслей, если узнаешь о них. Ты же даришь себя полностью и без остатка тем, кто тебе дорог, ты только так и умеешь. Так ты никогда не оставляла попыток быть хорошей сестрой, пусть Туни и называла тебя ненормальной. Так ты бросалась на мою защиту в школе, хотя шла против своих же однокурсников и знала, что я потом буду злиться на твою бесшабашность и на твою отвагу в минуты моей слабости. Так ты посвятила себя Поттеру, когда выбрала его, — и, я уверен, стала лучшей из жён. Так, зная тебя, ты отдала бы жизнь за своего ребёнка.

Но у меня нет другого выхода. Пожалуйста, позволь мне убедить в этом хотя бы себя самого.

— Не для них, — собственный голос слышится как будто со стороны. — Только для неё. Я... прошу вас, мой господин, сохраните жизнь Лили Эв... Поттер. Пожалуйста!..

Как же, должно быть, жалко это звучит. Я отвратительно жалок.

Лорд сидит за столом, вполоборота ко мне. Я не смею поднять на него взгляд, только слышу, как он выстукивает пальцами рваный ритм по деревянной столешнице. Стук сердца. Стук первых комьев земли по крышке гроба.

Сердце сбивается с ритма. Лорд смеётся. В душе впервые за множество дней вспыхивает надежда.

Вскидываю голову — не почудилось.

— Вот оно как, — он всё ещё улыбается, — тебе нужна эта женщина, Северус? А что насчёт её мужа?

— Я ненавижу его.

Он немного поворачивает голову, смотрит мне в глаза, и я знаю, что прервать сейчас зрительный контакт будет не просто безрассудством, а самым настоящим самоубийством. Я впускаю его в свой разум без малейшего промедления, без капли неуверенности: смотрите! смотрите, как и за что я ненавижу Джеймса Поттера; смотрите, как отвергает меня-ещё-школьника обиженная рыжая девчонка, которая теперь носит его имя и растит его сына. Смотрите. Верьте. И... одарите своей милостью.

Когда это заканчивается, а картинки из прошлого гаснут перед внутренним взором, возвращаясь в глубины памяти, я едва не падаю. Сколько это длилось? Минуту? Пятнадцать минут? Час? Голова идёт кругом. Так бывает всегда, когда

не-думать-об-этом

он проникает в моё сознание.

— Так разбиваются иллюзии, — наконец нарушает он тишину. Снова улыбается. — Мне уже начало казаться, что один из моих лучших рыцарей совсем лишён плотских страстей. Ты любишь эту женщину, Северус?

не-думать-не-думать

— Я хочу получить её, мой Лорд, — в моём голосе только горечь, досада и застарелый гнев. Любить — её? После того, как она бросила меня ради этого проклятого выскочки? Как же, лучший в квиддиче и в Трансфигурации, славный ученик Школы Авроров! Тщательно скрываемая гниль, дерьмо на палочке в яркой обёртке — так будет точнее.

— Ты впервые пришёл ко мне просить, и это меня удивляет. Не потерял же ты голову из-за какой-то грязнокровки? Меня бы это очень сильно… разочаровало.

Презрительно кривлюсь. Нет уж, моя голова мне ещё дорога, и терять её по столь ничтожному поводу я не намерен. Как и терять расположение Повелителя, кстати.

— Я всё сказал, мой Лорд. Вам ведь не нужна эта женщина... Отдайте её мне, прошу вас!

— Довольно изощрённая месть, не так ли? Обречь на смерть сына той, которую хочешь заполучить... и, возможно, мужа. Что ты скажешь насчёт Джеймса Поттера? Думаю, ты заслужил право озвучить его приговор.

— Убейте его! — в этот момент я очень ярко напоминаю себе Беллатрикс — столько неподдельной ярости прорывается в этих двух словах. Мне не нужно притворяться.

— Хорошо, — Лорд равнодушно пожимает плечами, но я чувствую, что он доволен. — Твоя преданность должна быть вознаграждена. Я исполню твою просьбу.

Нет... нет!

Повелитель никогда не нарушает своего слова.

А я сам загнал себя в ловушку.

Не хочу этого понимать, не хочу признавать, не хочу верить… не хочу проигрывать. Не могу потерять её.

— Только... только эту просьбу, Повелитель?

— Оспариваешь моё решение?

— Я не смею, но…

— «Но»? Моя милость не безгранична, Северус. Разговор окончен.

— Пожалуйста! Я прошу… умоляю вас! Отдайте мне её! Убейте Поттера, убейте ребёнка, но оставьте мне Лили…

Я ещё пытаюсь цепляться за свою надежду, но её остывшие осколки режут пальцы в кровь — или это просто стиснуты кулаки и ногти впиваются в ладони?

Я никогда не умел просить и никогда не просил. Я всегда считал это слишком унизительным. И я никогда не думал, что от этого может зависеть нечто большее, чем моя собственная жизнь.

Я стою на коленях, потому что у меня уже не осталось той гордости, за которую можно было бы держаться.

Я… плачу?

Я прошу и требую, настаиваю и снова умоляю. Я знаю, что нужно остановиться, но не могу — будто прорвало какой-то внутренний барьер, какую-то стену, за которой я так долго и так безнадёжно пытался спрятать своё прошлое от своего настоящего. И я вижу, как вырвавшийся на волю поток уничтожает моё будущее.

Хлёсткая пощёчина сбивает меня на пол, заставляя замолчать. Беззвучно вздрагиваю, кусая губы. Наверное, я мог бы подняться — но зачем?

Рывок за волосы — вместо приказа встать.

Он не отпускает даже когда мы оказываемся лицом к лицу, и я могу только смотреть в сузившиеся от гнева глаза. Злые багровые искры в их тёмной глубине — или мерещится?

— Зарываешься, мальчиш-шка, — свистящим шёпотом выдыхает он. Ещё один рывок — он отталкивает меня к двери, и я пячусь по инерции, пока не упираюсь в неё спиной.

Не смею поднять глаза, прячусь за растрёпанными чёрными прядями. Стискиваю в пальцах ворот мантии так, что почти начинаю задыхаться.

Под ногами стремительно мелькает какая-то мелкая тень и ускользает на другой конец комнаты, но это последнее, что меня сейчас волнует.

— На первый раз ты прощён. Надеюсь, что второго раза не будет — ты понял, Северус?

Съёживаюсь, ещё сильнее склоняя голову. Да, мой Лорд. Мне нечего больше сказать. Второго раза не будет, мой Лорд. Клянусь.

— Убирайся.

Дверь захлопывается. Меня трясёт. Приваливаюсь спиной к стене, медленно сползаю вниз. Нужно уйти — но куда? зачем?

Неважно. Даже сейчас я понимаю, что выбрал не лучшее место, чтобы упиваться своим страданием. Пытаюсь встать — и замираю в неловкой позе.

Из-за угла неторопливо скользит гибкое тело змеи. Почти бесшумно вьётся по ковру, замирает на миг около меня, пробует на язык мой страх и с едва заметным шелестом удаляется в приоткрывшуюся перед ней дверь. Нагини — единственная, кому всегда открыт вход в его кабинет.

— …сподин, вы же обещали, обещали отдать её мне!

— Успокойся, Хвост. Лорд Волдеморт никогда не нарушает своего слова. Не сомневайся, я знаю, какой награды достойна верная служба…

За закрывшейся дверью снова не слышно ни слова.

Встаю.

Кому вы пообещали отдать её, мой Лорд? И зачем нужно было устраивать для меня этот фарс?

С кем вы разговариваете сейчас, мой Лорд? Я знаю этот голос. Знаю, но не могу вспомнить.

Я больше не представляю для вас ценности, мой Лорд? Моя служба показалась вам недостаточно верной?

Я опоздал, мой Лорд? Идите к чёрту.

И я тоже пойду, пожалуй…