Вдохновение (джен)

Сахар, патока, молотая гвоздика. Сливочное масло, мука и яйцо. Немного соды.

Заснеженная Шотландия по весне окружается тающим грязно-белым месивом, постепенно пропитывающим землю и превращающим ее в болото. Так было здесь всегда, и я рада, что ничего не меняется. Стабильность в наше время, время после войны, — зачастую роскошь, которую мы редко можем себе позволить.

Чуть-чуть душистого перца, для общей пряной картины. Замешиваю тесто и по привычке добавляю немного молока. В рецепт оно не входит, но так получается нежнее и вкуснее.

Старая ферма после смерти отца потеряла свой прежний смысл, и теперь наша семья собирается здесь время от времени, но ни один из нас не живет здесь. Мать в слишком солидном возрасте, чтобы ухаживать за большой территорией и скотом, братья заняты своими семьями, их внимания требуют жены и дети, а я… я не могу оставить Хогвартс, Альбуса и детей.

И обязательно смолоть имбирь, много имбиря. Иначе какое имбирное печенье без имбиря?

Может, мне просто нравится думать, что без меня они будут не так хорошо справляться друг с другом, но Альбус постоянно говорит, что я помогаю поддерживать равновесие строгости и попустительства, обучения и веселья в школе. Наверное, ему можно верить.

Достаю формы в виде звездочек и полумесяцев разного размера. Конечно, можно раскатывать тесто и резать его с помощью палочки. Но, во-первых, я наполовину маггла, и с детства привыкла готовить без магии, когда присматривала за младшими братьями в отсутствие родителей, а во-вторых, каждый день заставлять магию работать вместо себя: иногда мне кажется это невежливым по отношению к ней. Чары я использую только для того, чтобы заставить работать древнюю духовку, по-хорошему ее бесполезно уговаривать.

Несмотря на то, что вот уже долгое время Хогвартс — моя жизнь, порой мне требуется отдохнуть от него, чтобы не потерять рассудок. Работа с детьми мне нравится, но они слишком беспокойные и непоседливые, чтобы не выматывать, особенно когда ты декан самого «безбашенного» факультета.

Вообще-то имбирное печенье — символ Рождества, но оно единственное, которое у меня сносно получается. К тому же, на Рождество мы не собираемся всей семьей, а ограничиваемся совами с подарками. Так что в какой-то мере это компенсация семейного праздника.

Окно кухни открыто нараспашку, и вместе со свежим ветром и запахом прелой прошлогодней листвы до меня долетают отголоски веселой и визгливой возни детей в весенней грязи и ручьях талой воды.

Печенье печется на противне, а я стою, опираясь ладонями о стол и задумавшись. Мне кажется, что время по-другому течет на старой ферме. Оно не останавливается, но определенно становится тягуче медленным, растягивает каждое мгновение и наполняет его щебетом недавно вернувшихся малиновок, чистым серо-голубым небом, привкусом озона на губах после грозы, радостью от зеленеющей листвы буйно разросшегося сада.

— Минни, еще не готово? Так вкусно пахнет, аж на улице чувствуется! — кричит через окно Роберт, мой брат.

— Еще минуту, Бобби, — откликаюсь я и взмахиваю палочкой над противнем с печеньем. Имбирь и правда настолько пахуч, что его аромат распространился по всему дому.

Рядом вьется бумажная птица — племянница сидит, болтая ногами, на стуле позади меня и практикуется в чарах, которым я научила ее сегодня.

Раз в году мы следуем традиции, и в один день на пасхальных каникулах приезжаем на старую ферму. Глория, жена моего брата Макгольма, готовит со мной ужин, все собираются за одним столом и по негласной договоренности делают вид, что так мы проводим каждый вечер. Затем дети идут играть в сад, за которым годами никто не ухаживал, и который им от этого кажется еще интереснее; взрослые устраиваются на веранде, прилегающей к дому, присматривать за детьми. Мама погружается в ностальгические воспоминания, братья подтрунивают друг над другом, как в детстве, Глория вяжет, а я через час после ужина иду готовить печенье.

Так происходит каждый год, и ничего ни разу не менялось.

Год назад кровавый террор Пожирателей, державших в страхе все магическое сообщество Соединенного Королевства, был на самом пике. Нам всем было страшно, как никогда. Страшно. Мы боялись за обедом, на работе, во сне. Каждую секунду напряжение не отпускало, и, несмотря на то, что мы храбрились, как могли, и подбадривали друг друга, мы не знали, увидим ли мы завтра родных и близких.

Год назад Орден Феникса был больше, чем в боевой готовности. Никто не делал резких движений, понимая всеобщую нервозность. Можно было хлопнуть друга по спине, подходя сзади, и тут же получить Ступефаем в лоб. Потому что всем было страшно, хотя мы не признавались в этом сами себе.

Год назад мы все равно приехали на старую ферму. Было намного больше предосторожностей, чем обычно. Это омрачило встречу. Когда я спросила Роберта о том, что он сказал мне в 12 лет, упав с качелей летом, и он не смог ответить, я едва не убила его. Магкольм вовремя толкнул меня, и заклинание полетело в сторону. Оказалось, что Роберт попросту забыл о том случае. Мы тогда несколько минут истерично смеялись.

И все равно я была рада, что мы тогда увиделись. Когда ты на старой ферме, весь мир словно перестает существовать. Есть только твоя семья, имбирное печенье и дуб, закрывающий половину веранды от солнца мелкими, только недавно проросшими из почек листьями.

Рисуя глазурью на печенье, я слышу смех матери с веранды. Она совсем седая, но все такая же крепкая — мы все такие в нашем роду, если смотреть по женской линии. Мать снова пьет молодое сливовое вино из небольшого бокала, принесенного одним из ее сыновей.

Слышу веселый голос Макгольма, перешучивающегося с Робертом. Они сидят в плетеных креслах и пьют крепленое сливочное пиво — как обычно.

Глория занята вязанием и неспешным разговором со свекровью. Они неплохо ладят, и в этом заслуга обеих.

Дети шлепают сапогами по лужам и соревнуются в полетах на детских метлах, и их крики никому не мешают.

Осталось выложить печенье с противня на поднос и можно угощать родных. Я выхожу с ним на веранду, и дети отвлекаются от игр, бегут к нам. Печенье разлетается за минуты.

Я сажусь в кресло и принимаю от Роберта бокал сливового вина вместе с поцелуем в щеку и традиционным комплиментом: «твое печенье — шедевр». Врет, конечно, но я знаю, что он не променяет мое печенье из пасхальных праздников ни на какие кулинарные изыски.

И так будет всегда.

Знаю, что когда мамы не станет, мы все равно будем приезжать. И я буду печь имбирное печенье, как в детстве, своим братьям.

Знаю, что когда я уже не смогу сама печь печенье, это будет делать моя племянница, и я буду говорить ей, чтобы она обязательно добавила немного молока в тесто — ведь так вкуснее.

Знаю, что когда меня однажды не будет весной на старой ферме, здесь все так же будет зеленеть дуб у дома, и на нем будут петь малиновки.

И так будет всегда. Потому что весна дарит надежду и помогает идти дальше, что бы ты ни оставлял позади.