Мы будем жить (гет)

Некоторые говорят, что невозможно описать то чувство, когда после долгой отлучки наконец-то возвращаешься домой. Раньше мне казалось, что это бред — человек может быть или безнадёжно счастливым, или несчастным до глубины души, но война, в какой-то степени, расставляет многие вещи по своим местам, и теперь, когда каждый день приходилось жить в страхе, что он окажется последним, я начинала понимать то, что прежде казалось мне непостижимым. Я убедилась, что, возвращаясь в то место, где ты когда-то был очень счастлив, сложно удержать в себе все эмоции, которые вдруг безжалостно накрывают тебя с головой, и ты всё пытаешься и пытаешься найти прореху, чтобы суметь вздохнуть, но плотная завеса нахлынувших чувств не даёт тебе сделать и шага... И в итоге ты погибаешь. Я почувствовала, что какая-то моя часть умерла во мне, как только я вошла в Большой Зал, и эта часть была прошлой жизнью — той, где всё ещё, казалось, было можно исправить и изменить... Наверное, в жизни каждого наступает такой момент, и как бы я ни старалась, от него невозможно уйти. И что-то новое, совершенно неизведанное для меня заняло место той ушедшей части, заставляя сердце испуганно дрожать перед неизвестным, и я, слушая его удары, могла думать лишь об одном — наверное, это и есть прощание с детством. Оно медленно умирало во мне, а мне оставалось только молча это принимать.

— Такое чувство, что и не уезжала отсюда, — прошептала Джинни, словно читая мои мысли, и я понимающе посмотрела на неё. Хогвартс сейчас казался нам как никогда родным и, в то же время, бесконечно от нас далёким. Мы чувствовали, что провели здесь практически половину своей сознательной жизни, и очень трудно было терять то ощущение безопасности и защищённости, которое не могло больше подарить ни одно место. Вроде, школа осталась той же, но теперь её коридоры казались темнее и опаснее, а знакомые лица, что окружали со всех сторон, — печальнее и... безнадёжнее. Как будто никто уже ни во что не верил, и я готова была пойти на что угодно, лишь бы меня услышали — это неправильно. Нельзя жить без надежды. Они сами лишали себя последнего шанса.

Я сидела за гриффиндорским столом и внимательно смотрела по сторонам, будто за эти два месяца что-то могло кардинально измениться. Впрочем, так и было, но изменились только эмоции и сама атмосфера, внешний же облик остался прежним. Всё так же четыре длинных стола под большими полотнами, изображающими герб отдельного факультета, были расположены перед небольшим подиумом, на котором помещались учительский стол и небольшой пьедестал, за которым директор обычно произносил свою речь. Вообще-то, Снейп и сейчас что-то говорил, но я его совсем не слушала — настроение и так ухудшалось с каждой минутой. Я смотрела по сторонам, стараясь обратить всё своё внимание на какую-то совсем несущественную мелочь, лишь бы не слышать ненавистного голоса, который пробирался в самое сердце и заставлял его замирать... Но не вслушиваться в звучавшие слова не получалось.

— Я сейчас обращаюсь ко всем, кто ещё надеется выкинуть что-нибудь эдакое, — я скривилась, как от противного скрипа старой двери. — Очень не советую вам этого делать. Если вам дорого всё то, что вы имеете, то не рискуйте это потерять. Выбор всегда за вами.

Голос директора звучал ровно и спокойно, как будто ему не было никакого дела до всего, о чём он говорит. Интересно, как давно его стали волновать жизни учеников? Раньше он только и занимался тем, что портил их; да и сейчас, конечно, ничего не изменилось. Всё стало только хуже.

Снейп уже собирался уходить на своё место за преподавательским столом, как вдруг резко развернулся, пошёл обратно и медленно, чётко, словно мысленно насмехаясь над каждым человеком в этом зале, произнёс:

— Добро пожаловать в Хогвартс!

Раздались редкие аплодисменты и радостные возгласы, в основном из-за слизеринского стола. Я пристально смотрела на них, пытаясь понять, что заставило этих людей сделать такой выбор? Такой неправильный, сложный, пугающий выбор. Почему они стали на сторону Тьмы, а не Света?

— Так и хочется ему врезать, — Бен повернулся ко мне, и в его светло-карих глазах плескалась ярость. — Или хотя бы засунуть его голову в ванну с пеной.

Я усмехнулась, думая про себя, что, судя по тому, как часто брат упоминает в разговоре волосы Снейпа и выказывает желание немедленно их помыть, личная гигиена нашего дорогого директора не даёт ему спокойно спать по ночам. Положив руку на плечо брата и шутливо похлопав по ней в знак поддержки, я нервно хохотнула:

— Уверена, у тебя ещё будет шанс.

Бен снисходительно усмехнулся и отвернулся от меня, проговорив:

— Почти остроумно.

Я уже хотела было дать ему отличный подзатыльник, как обычно делала, когда он добивал меня своими шуточками и неуместным сарказмом, но услышала задумчивый голос Джинни:

— А знаешь, я с ним согласна.

Я поражённо посмотрела на однокурсницу и выдохнула:

— Со Снейпом, я не ослышалась?

— Ну да, — спокойно разъяснила Джина. — Выбор всегда за нами! Дем, он прав! Если мы сделали свой выбор, то должны придерживаться его, а не просто молча смотреть на то, как они рушат наши жизни!

Я молчала и слушала, пытаясь понять, чего она хочет. В какой-то мере я была с ней согласна, но... что-то меня удерживало. Может, здравый смысл? Ну, в самом деле, что мы можем сделать? Только ухудшить свою жизнь в школе и, заодно, подарить родителям много бессонных ночей, когда они узнают, что вытворяют их дети. Да и что, собственно, она предлагает? Ходить по Хогвартсу и направо и налево заявлять о том, на чьей мы стороне и что мы не сдадимся без боя? Очень глупо.

Это же я и сказала Джинни.

— Нет, Дем, — медленно проговорила девушка. — Я не предлагаю действовать в открытую. Можно всё сделать как тогда, ко... — и она резко замолчала, окидывая меня странным взглядом. Я ждала продолжения, но его не последовало, и в глазах Уизли я видела только сожаление. Видимо, о том, что она вообще начала этот разговор. Со мной. В принципе, я её понимала — мы никогда не были близкими подругами, но... Мне казалось, что война должна была нас сблизить. Неужели ошибалась?

Жгучая обида заполонила собой весь разум, и я недовольно отвернулась от однокурсницы, стараясь не подавать виду, что её недоверие меня задело. Ну, плюс ко всему естественный интерес взял своё, и я уже почти была готова к тому, чтобы попросить Джин закончить свою мысль, как ко всем прочим чувствам, переполнявшим моё сердце, добавилась гордость. Нет, всё же я не стану её ни о чём просить. Слишком много чести.

Остаток праздничного ужина, если его, конечно, можно было всерьёз назвать праздничным, прошёл в тишине и тихой злости. Я то и дело бросала на Уизли недовольные взгляды в надежде, что она сжалится и закончит то, о чём начала говорить, но Джин предпочитала делать вид, что ничего не произошло. Я окончательно на неё обиделась и раздражённо поднялась из-за стола, когда все старосты начали созывать первокурсников. Надо сказать, я вообще была удивлена, что детей пустили в этом году в Хогвартс. Ладно мы с Беном, мы уже не маленькие и учимся здесь не первый год, но они... совсем ещё малыши! Они же не сумеют за себя постоять в случае опасности, а она непременно будет, судя по тому, что в этом году по Хогвартсу туда-сюда шляются Кэрроу на пару со со Снейпом!

— Деми, постой, — когда я уже шла по направлению к выходу, кто-то легко тронул меня за плечо, и, обернувшись, я встретилась взглядом с Джинни. — Я хотела с тобой пого...

— Ты собираешься рассказать мне то, о чём начала говорить? — перебила её я. Мне не хотелось ничего слушать, но если до неё вдруг дошло, что она была неправа, то я не стану отказывать себе в удовольствии получить извинения и послушать долгожданные объяснения. Только Джин, похоже, не собиралась делать ничего из этого.

— Нет, — не задумываясь, ответила она, а я задохнулась от злости, накрывшей меня с головой.

— Тогда нам не о чем разговаривать, — холодно заявила я.

— Нет, Дем, постой... — девушка сделала небольшой шаг ко мне, но я резко развернулась и побежала к дверям Большого Зала, чтобы успеть догнать Майкла, который был уже почти у выхода. Ярость кипела во мне, мешала думать и спокойно дышать, и мне срочно нужно было выговориться кому-то, чтобы хоть на секунду, но стало легче. Подбежав к компании равенкловцев, в которой находился Корнер, я молча, под удивлённые и шуточные возгласы его друзей, схватила его за локоть и потянула в сторону безлюдного коридора, где нас никто не сможет увидеть. Мы шли недолго, но Майкл уже пару раз порывался остановить меня и узнать, что произошло.

— Всё, Дем, стоп, — он упрямо остановился возле широкого окна, из которого лился лунный свет, и посмотрел на меня. — Объясни мне, что произошло, или мы никуда не идём.

Я устало посмотрела на него и, тяжело вздохнув, обессилено облокотилась о краешек подоконника, решая, с чего начать. Майкл не сдвинулся с места, испытывающе глядя на меня и приготовившись слушать.

— Понимаешь, — начала я, слегка запинаясь, — это сложно объяснить, но...

— Дем, — Корнер приподнял левую бровь и сложил руки на груди. — Будем считать, что с предысториями покончено. Можешь начинать.

— Ладно, — недовольно выдохнула я. — Мы с Джинни поссорились.

Какое-то время Майкл молчал, насмешливо глядя на меня, и меня так раздражал этот взгляд, что хотелось выть от бессилия. Неужели даже он меня не понимает? Помолчав, Корнер произнёс:

— Вы с Джинни или ты с ней?

— Что ты этим хочешь сказать? — вспыхнула я, рассерженно глядя на друга. Лунный свет лился из окна, обволакивая нас своим сиянием, и сейчас Майкл казался мне спокойным и бесконечно от меня далёким, будто все годы нашей дружбы, где он был мне как за старшего брата, всегда поддерживал и, кажется, понимал лучше всех, тоже растворились в свете луны... Я отказывалась это принимать, но отчего-то сердце замедляло свой бег, и я боялась сознаться в том, что что-то мы бесследно потеряли.

— Деми, не надо преувеличивать, — снисходительно пояснил Корнер, внимательно глядя на меня. — Джинни не стала бы сейчас с тобой ссориться.

— То есть Джинни не стала бы, а я — да? — я сердито посмотрела на него и поняла, что лёгкая грусть превращается в неконтролируемую ярость, а говорить спокойно становится всё сложнее. — Ты это хотел сказать?

Майкл устало выдохнул и произнёс:

— Нет.

С минуту я молча буравила его взглядом, пытаясь успокоиться. Чувства захлёстывали меня с головой, и это было действительно сложно — суметь совладать с ними... Я вглядывалась в лицо Майкла, пытаясь найти в его глазах хоть что-то, за что можно было бы ухватиться и понять — он не хотел. Он не это имел в виду. Он на моей стороне. Но в его взгляде была только твёрдая уверенность в своих словах и ни капли сожаления, в котором я сейчас так нуждалась... Я отвернулась к окну, ёжась и складывая руки на груди, чтобы хоть как-то согреться, и поняла, что больше от меня ничего не осталось. Никаких чувств, которые помогли бы спастись, ничего. Даже злости больше не было. Я чувствовала себя одинокой, как никогда, потому что даже лучший друг не может меня понять, а единственная подруга... она не со мной. Я искала её целый день, вглядывалась в каждое лицо, но Линди нигде не было, и сейчас мне не к кому было идти. Именно сейчас, когда я так отчаянно нуждалась в поддержке и понимании, когда без близкого человека, казалось, рушился весь мир, я осталась одна. И, наверное, мне некого было в этом винить, кроме себя.

— Но ты сказал, — я подняла на Майкла спокойный взгляд и постаралась вложить в голос как можно больше безразличия. Не получалось. — Ты выбрал её.

Слова вырвались прежде, чем я смогла их хоть как-то обдумать. Корнер удивлённо смотрел на меня и молчал, кажется, не находясь, что ответить. Не знаю, что заставило меня произнести это, но горькая обида душила, мучила, и я устало прикрыла глаза. Я знала, что в позапрошлом году Майкл и Джинни встречались, но неужели даже сейчас, спустя такое количество времени, она дороже ему, чем подруга детства? Было обидно и грустно, и хотелось плакать, но я ведь обещала себе, что буду сильной, что сумею со всем справиться... Только вот легче от этого не становилось. Что я делаю не так, что все вокруг выбирают её?

— Дем, о чём ты говоришь? — вдруг произнёс Майкл, внимательно глядя мне в глаза. — Я хотел сказать, что...

Ты уже всё сказал, Майкл! — резко ответила я, приближаясь к нему и сердито поправляя каштановую прядь волос, что вечно лезла мне в глаза. — Ты всё правильно сказал! И я... — на секунду запнувшись, я зажмурилась, чтобы сдержать слёзы, которые рвались наружу, — больше не хочу тебя слышать!

Резко развернувшись, я кинулась прочь, стараясь не слушать того, что Майкл говорил мне вслед, чтобы не было соблазна остаться. Оказавшись на достаточном расстоянии и убедившись, что меня никто не видит, я влетела в пустой кабинет, который, судя по сломанным стульям и толстому слою пыли на старых партах, был заброшенным, я наконец-то дала волю слезам. Здесь больше не перед кем было притворяться. Здесь я могла быть самой собой.

— Ненавижу! — выдохнула я, усаживаясь на подоконник и по детской привычке пряча лицо в ладонях. Не знаю, о чём именно я говорила, но чувства бушевали, связавшись в груди тугим узлом, и лицо горело от слёз... Мне было больно, и вся та уверенность в том, что я справлюсь, куда-то исчезла, даже не пообещав вернуться. Секунда, две, три... Пять. Восемь. В детстве я часто разбивала коленки, когда падала в саду с метлы, и тогда мама сажала меня в гостиной, залечивала ссадины и говорила считать про себя, и где-то на пятый счёт боль стихала. Сейчас я досчитала до двенадцати, а легче не стало.

Честно, больше всего на свете мне хотелось, чтобы кто-то сейчас зашёл в пустой класс и увидел меня. Чтобы кто-то меня жалел. Чёрт, да никакая я не сильная, а просто шестнадцатилетняя девчонка, которая настолько привыкла жить в своём тёплом, уютном мире, где все меня любят и заботятся обо мне, что сейчас, оказавшись вдалеке от всего того, что было мне дорого, я просто сломалась... Вернее, ещё не сломалась, но уже была близка к этому. С каждой минутой я чувствовала, как что-то вокруг неумолимо меняется. Как становится... нет, не легче, скорее дальше и нереальней. Весь мир словно уплывал от меня, а я, сколько бы ни бежала и ни цеплялась за прошлую жизнь, раз за разом сдавалась. И ощущала, как что-то во мне ломается, и больше всего боялась того, что не сумею это остановить.

Не знаю, сколько я прорыдала в том классе, но вернулась в гостиную уже далеко за полночь. Полная Дама даже не стала меня отчитывать, видимо, изрядно испугавшись моих красных глаз и опухшего от слёз лица. А может, она просто понимала, что наступали тёмные времена, и ещё много таких, как я, будут возвращаться в родную гостиную с бесконечной тоской в глазах и пустотой в сердце. Просто я оказалась первой.

Зайдя в спальню для девочек, первым делом я разом сняла с себя всю одежду и обессилено упала на кровать. Хотелось просто заснуть. И проснуться в совершенно другом мире, где не будет ничего из того, что окружает меня сейчас. Постепенно, чувства, бушевавшие внутри меня, уступали место сонному спокойствию, и я, уткнувшись разгорячённым лбом в подушку и спрятавшись в её спасительной прохладе, просто закрыла глаза. И уснула. Этот день, наконец, был для меня закончен.

* * *

Пробуждение было не самым приятным, но, по крайней мере, лучшим, чем мне казалось. Приняв утренний душ, высушив волосы и переодевшись в школьную форму, я сидела на своей кровати и задумчиво оглядывала комнату, в которой жила уже почти шесть лет. Но теперь всё казалось другим. Словно... роднее. Раньше весь замок был для меня таким — я и подумать не могла, что в его стенах со мной может случиться что-нибудь плохое, а теперь создавалось впечатление, что в безопасности я только здесь... Конечно, глупо Если кому-то действительно понадобится меня найти, то мне уже ничего не поможет, и я давно это поняла. Но сердцу не прикажешь, и старая родная спальня оставалась для меня чем-то вроде, как бы образно это ни звучало, оазиса, где я могу спокойно перевести дух и отпустить все тревоги, которые снедали меня целыми днями... Пусть только на время, но именно в таких минутах и заключалось всё моё спасение.

— Я бы на твоём месте поторопилась, — Элис Честер, моя однокрусница, с которой мы всегда были в приятельских отношениях, но никогда — в дружеских, повернулась ко мне и ободряюще улыбнулась.

— Я бы на своём месте , Эл, никуда не торопилась, — горько усмехнулась я, болтая свисающими с кровати ногами в воздухе. — И на твоём тоже.

Элис, задумчиво посмотрев на меня, отложила в сторону школьный галстук и нахмурилась.

— Да брось, Деми, — она присела на краешек кровати рядом со мной и окинула меня внимательным взглядом. От неё пахло шампунем, цветами и какой-то неуловимой свежестью, и я с удовольствием прикрыла глаза, стараясь вдыхать этот запах как можно глубже. — Всем сейчас сложно, но это не повод прятаться от проблем.

Я кивнула. Обсуждать это сейчас не очень хотелось — только настроение портить, которого и без того, в общем-то, не наблюдается. Поэтому я просто молчала, и вскоре Элис бесшумно поднялась с моей кровати и молча принялась собирать учебники.

— Какой у нас первый урок? — безразлично спросила я, уставившись в одну точку в стене напротив. Эл удивлённо посмотрела на меня и ответила:

— Трансфигурация.

И я снова кивнула, как будто за сегодняшнее утро этот жест уже вошёл у меня в привычку. Но говорить совсем не хотелось. Вчера, получив расписание на неделю, я даже не удосужилась хотя бы пробежаться по нему беглым взглядом, потому что... Ну конечно, я была не в состоянии. Целый вечер я рыдала в каком-то заброшенном кабинете, а потом продолжила это дело у себя в спальне. Глаза до сих пор оставались немного красными, но я умело скрыла это косметическим заклинанием, посчитав, что мне совсем не хочется, чтобы Майкл узнал, как глубоко ранили меня вчера его слова. С этими мыслями я спустилась в факультетскую гостиную и, даже не одарив сидящую в кресле у потухшего камина Джинни взглядом, гордо прошествовала к выходу. Кажется, Уизли хотела окрикнуть меня — я поняла это по тому, как она дёрнулась в мою сторону и как огненные волосы слегка покачнулись от резкого движения, — но, прибавив шагу, я понадеялась, что она не станет меня догонять. Это утро явно не предназначено для того, чтобы выяснять отношения, и наш с Джин разговор пока нужно было отложить до лучших времён.

Влетев в Большой Зал, я устало плюхнулась на своё место и замерла. Есть совсем не хотелось, говорить не хотелось, спать не хотелось — только плакать. Снова. Как будто вчерашняя ночь, когда я захлёбывалась слезами и то и дело обновляла звукоизолирующие чары, чтобы не опозориться перед девочками, совершенно ничего не значила; я уже готова была разреветься, но, слава Мерлину, мне хватило ума вовремя остановиться. В Большом Зале? На глазах у всех? Перед Снейпом? Перед Кэрроу, которые сидят за учительским столом и только и делают, что ждут, когда кто-то сломается?

Серьёзно, Дем?

— Доброе утро, — прозвучал слева от меня чей-то голос, и красивые светлые волосы Энни Кэмпбелл взметнулись вверх ярким водопадом. — Как ты себя чувствуешь?

Криво усмехнувшись, я подняда на неё вымученный взгляд, словно стараясь передать в нём всё то, о чём пока требовалось молчать. В какой-то степени мне даже хотелось, чтобы Энн обо всём догадалась сама, — и тогда мне не пришлось бы ничего объяснять, и я бы не чувствовала себя так скверно... Но в это утро моим желаниям не суждено было сбыться, потому что девушка лишь грустно улыбнулась и кивнула каким-то своим мыслям, даже не сказав мне ни слова. И я заранее прощала ей это — хотя, по сути, и прощать-то было нечего, — просто вдруг стало так чертовски одиноко и паршиво, что хотелось взвыть.

— А где Бен? — спросила я, глядя на своё отражение в кубке с тыквенным соком, и повернулась к Энни.

— Я ещё не видела его сегодня, — честно ответила она, нахмурившись. — Думаю, он до сих пор спит — ну, это же Бен, его и к обеду не поднимешь...

Передать не могу, как я завидовала ему в этот момент! Закрыться у себя в спальне, забраться в тёплую постель и забыться безмятежным сном, где все заботы и тревоги разом отступают, взметнувшись беспокойными тенями прямо в хмурое осеннее небо — всё, о чём можно было сейчас мечтать... Но, как я уже говорила, это утро можно было занести в разряд тех, что с лёгкостью били все возможные и невозможные рекорды по "обламыванию" меня и моих желаний.

Когда прозвенел звонок, я просто встала из-за стола и направилась к выходу, даже не обмолвившись с Энни и словом. Наверное, она была немного обижена на меня за такое поведение, но сейчас об этом думать совсем не хотелось, как и о многих других вещах. Я извинюсь перед ней, когда буду в лучшем расположении духа или хотя бы смогу почувствовать свою вину, а сейчас... Не знаю, что я собиралась делать, — наверное, просто выживать в этом замке, враз ставшим холодным и чужим.

Я молча сидела за партой и ожидала начала урока. Одна. Даже Джинни, от которой я надеялась получить хотя бы молчаливый взгляд в знак поддержки, сейчас сидела за последней партой вместе с Элис и о чём-то живо переговаривалась, как будто её совсем не волнует то, что за стенами этого замка полным ходом идёт война. Да и в его стенах, кстати, тоже.

Болезненно поёжившись, я подняла голову и с надеждой посмотрела на профессора МакГонагалл. Она, сидя за учительским столом, что-то писала и порой поднимала тяжёлый взгляд на учеников, всматриваясь, кажется, в каждое лицо, и вздыхала. Я поняла, что она пытается собраться — её студенты сейчас подвергнуты намного большей опасности, чем студенты любого другого факультета, и слишком частые переживания не проходят для неё бесследно. Глядя на залёгшие в уголках глаз глубокие морщинки, слегка опущенные вниз кончики губ и седые нити в тёмных волосах, я впервые с удивлением осознавала, что профессор, оказывается, тоже человек. Обычная немолодая женщина, которой не чужды тяжкие переживания и земные тревоги, особенно в такое время, как сейчас.

— Прошу внимания, — словно заметив мой взгляд, профессор неспешно поднялась из-за стола и обратилась к классу. — Мне нелегко говорить. Но, прежде всего, я рада видеть вас всех.

Голос звучал ровно, но как-то надломленно, и я завороженно следила за каждым её шагом, стараясь не упустить ни одну деталь.

— Сейчас нелёгкие времена, и вы сами знаете, чем это грозит, — МакГонагалл устало прикрыла глаза, но в следующую секунду, переведя дыхание, продолжила: — Прошу вас, будьте осторожны. Не нужно лезть на рожон, пожалейте своих родителей. Старайтесь лишний раз не напоминать о себе. Не ходите по замку одни, сейчас лучше держаться вместе, после отбоя сидите в гостиной...

Я зажмурилась, плотно сжимая зубы. Чёрт, как же сложно не заплакать! Всё, в чём я нуждаюсь — это жить прежней жизнью, чтобы всё было, как раньше, чтобы я могла спокойно ходить по замку и наслаждаться временем, проведённым с близкими мне людьми... И не бояться того, что ожидает меня в темноте следующего коридора. Разве я так много прошу?..

— Профессор, — я вздрогнула, когда услышала лёгкий стук в дверь, и резко открыла глаза. Голова немного закружилась, — можно Вас на минутку?

Чья-то тёмная голова показалась в проёме двери, и я узнала в ней однокурсницу Энни, с которой она, кажется, иногда ходила в библиотеку. Профессор МакГонагалл слегка поморщилась, недовольная тем, что пришлось прерваться, но в её глазах тут же отразилось уже привычное беспокойство, и она слегка кивнула, подзывая девочку к себе. Та быстро подошла к ней и что-то прошептала — настолько тихо, что даже я, сидя на первой парте, не смогла ничего расслышать. Профессор резко кивнула и направилась в сторону двери. Сердце ухнуло вниз: что же случилось? У самого выхода МакГонагалл обернулась и не своим голосом произнесла:

— Мисс Робинс, пройдёмте со мной.

Что-то внутри оборвалось. Родители? Неужели что-то с родителями? Я же написала отправила им сова только сегодня утром, всё должно было быть хорошо! Вскочив со своего места, я метнулась в сторону профессора и даже не обратила внимание на то, что мой стул опрокинулся и с громким стуком упал на пол. Весь класс наблюдал за нами, затаив дыхание, но впервые в жизни мне было наплевать на мнение окружающих. Только бы не родители...

— Что случилось? — срывающимся голосом произнесла я, заглядывая в глаза МакГонагалл и силясь найти в них ответ.

Она поджала губы и с тоской посмотрела на меня. Сердце сжалось в порыве страха перед тем, что я могла сейчас услышать.

— Ваш брат.

Кажется, я забыла, как дышать.