У зеркала два лица (гет)

Она поняла, что заблудилась. Гермиона давно не ощущала привычных ориентиров. Казалось, она ходит кругами по совершенно безлюдным улицам в изматывающей гонке на выживание.

Шаги. Или это лишь эхо ее собственных? Стоило ей остановиться, стук каблуков за спиной сразу же стихал. Она не знала, сколько уже бродит вот так — судя по всему, давно наступил вечер, зажглись фонари и люди должны были идти с работы, гулять... Но Гермиона шла в полном одиночестве, двери, мимо которых она проходила, не открывались. Не было привычного человеческого шума: голосов, шарканья подошв по тротуару. Даже машины не ездили. Она замерла. Потерла лоб. Машины, самолеты, музыка из окон, хлопанье дверей — ни-че-го. Прохладный вечерний воздух забрался под легкую блузку и покрыл кожу мурашками.

Теперь она ясно слышала их. Шаги — они приближались. Четкие, размеренные, в такт ударам ее сердца. Она нащупала стену и начала медленно идти вдоль, пытаясь найти дверь. Гермиона чувствовала слезы, бегущие по лицу. Приближающиеся шаги набатом отдавались в ушах. Она старалась идти быстрее, спотыкаясь и лихорадочно нащупывая дверь. Спрятаться...

Она нашла. Дверь. Огромная ручка. Гермиона дернула раз, другой — дверь не поддавалась. Всхлипывая, она молотила в нее кулаками, но ее удары падали в тишину, густую и мягкую, словно пудинг. Шаги остановились прямо за ней. Она чувствовала взгляд. Изучающий, ощупывающий. Тяжелый и осязаемый словно рука.

Глотая слезы, она уперлась лбом в холодное дерево двери. Медленно повернулась, сползла вниз, к порогу, обхватив себя руками, и прошептала:

— Помогите...

* * *

— Что вы здесь делаете? — раздался над ее головой знакомый хриплый баритон, и сразу же обычная уличная какофония заполнила уши.

— Я заблудилась, — попыталась она улыбнуться сквозь слезы сидя на тротуаре.

— И почему я совсем не удивился? — Снейп пожал плечами. — Вот так идешь-идешь, никого не трогаешь, весь в мыслях о благом и вечном, а тут раз — свернувшаяся калачиком мисс Грейнджер лежит на пороге собственного дома и заявляет, что заблудилась.

— А вы что здесь делаете? — продолжила она светскую беседу, вытирая глаза.

— А я здесь иду, — терпеливо объяснил Снейп. — Может быть, вы все же встанете и объясните мне, какого Мерлина забыли ночью на улице.

Гермиона неуклюже поднялась, отряхнула джинсы и шмыгнула носом:

— Я домой возвращалась. С работы.

— Вот как, — Снейп подобрал ее трость, валяющуюся неподалеку, и сунул ей в руку. — Вы еще и работаете. А я думал, вы специализируетесь на внештатных консультациях Героям Магического Мира.

— На этом много не заработаешь, — улыбнулась Гермиона. — Я специализируюсь на хиромантии, как это называете вы, или на гадании — по мнению Гарри.

— А вы как это называете?

— Видения.

— Нет такого раздела в магической науке.

— Мне иногда кажется, что меня тоже нет. Сны сменяются видениями, и непонятно где я реально существую — здесь или там. Я не вижу окружающий мир — передо мной лишь темнота. Как бесконечный коридор, по которому идешь, а выхода из него нет.

Снейп смотрел на хрупкую фигурку в ситцевой блузке в мелкий цветочек, и ему казалось, что и правда — один скромный порыв ветра — и она развеется призрачным утренним туманом.

Гермиона поежилась и обхватила себя тонкими, почти прозрачными руками с острыми локтями.

— Вы когда в последний раз ели?

Она вздрогнула:

— Я обедала.

— Вчера, что ли?

Она замотала головой:

— Сегодня. Извините, что вы вот так шли, а я тут...

— Вы еще промямлите: «Я больше не буду, профессор Снейп!»

— Черт... Гм. Я еще раз прошу прощения. Не смею больше вас задерживать.

— Интересно, мисс Грейнджер, а что, по-вашему, я тут делал?

— Шли.

— Убейте меня, — простонал Снейп. — Мне что, больше ходить негде кроме как возле вашего дома?

— Я стеснялась спросить, — Гермиона взялась за ручку двери и осторожно потянула на себя. Та поддалась, и девушка облегченно вздохнула.

— Вы — стеснялись? Ах, санитары, нам неловко! — Снейп закатил глаза, отобрал у нее ручку двери, распахнул ее и рявкнул:

— Проходите, наконец!

* * *

Она сидела, прислушиваясь к тому, как Снейп с тихими ругательствами шарит по кухонным полкам. В небольшой кухне полок было совсем немного, а потому и улов зельевара оказался не слишком впечатляющим.

— Кофе, хлопья и какая-то дрянь под видом печенья, — он тряхнул коробкой и бросил ее на стол. — Чем вы питаетесь вообще?

— Я не хочу есть, — пробормотала Гермиона. Уши ее горели. Почему-то она чувствовала себя школьницей, застигнутой на месте преступления.

— Зато я хочу, — не дал себя сбить с пути истинного Снейп. Вода в турке зашумела и с удовольствием пыхнула, получив ложку кофе. — Путь к желудку мужчины лежит через рот.

Гермиона получила свою чашку и еще минут пять слушала, как Снейп стоически вгрызался в окаменелые печеньки.

— Откуда вам пришла в голову эта идея насчет параллельных миров?

Она отхлебнула остывший кофе — черный, как чернила, и почти такой же на вкус.

— Давно уже существует теория, что если в двумерном пространстве могут существовать параллельные прямые, а в трехмерном — параллельные прямые и плоскости, то в четырехмерном пространстве могут существовать параллельные трехмерные пространства. В едином четвертом измерении.

— Время, — Снейп хмыкнул. — Ох уж эти магглы.

— Да, время. То есть в едином времени может сосуществовать бесчисленное множество реальностей. И если сделать допущение, что имеется возможность пройти из реальности в реальность, то почему бы это не сделать при помощи зеркала. И этим зеркалом вполне может оказаться Еиналеж.

— Это тоже всего лишь гипотезы, — раздался подозрительный хруст. Снейп на секунду замер, прислушиваясь к собственным ощущениям, но, успокоившись, продолжил: — Вы весьма кстати упомянули Дамблдора. Я говорил вам, что Минерва предложила мне вернуться в Хогвартс?

— В Хогвартс? — обрадовалась Гермиона. — Это же так здорово!

— Да, — Снейп кисло посмотрел на опустевшую коробку из-под печенья. — Она мотивировала это тем, что преподаватели зелий в школе почему-то не задерживаются, а слизеринцы совершенно отбились от рук.

— Она знает, что вы лучший — вот и все.

— Минерва умеет уговаривать, не спорю. Преподавание в Хогвартсе — нервы, нервы и еще раз нервы. Так что мне, в принципе, пора бы уже смириться с тем, что это такое специальное место для тех, кто в прошлой жизни сильно нагрешил.

— Неужели все так страшно?

— Нет, что вы — все гораздо страшнее, — Снейп отставил чашку и обвел взглядом кухоньку. Судя по всему, здесь проводили немного больше времени, чем в гостиной, например. Чистенько, светло, на полу стоит миска, полная кошачьего корма. — Где ваше животное?

— Косолапус? — Гермиона подняла тревожные глаза. — Я его уже несколько дней не видела. Бывает, он неделями пропадает, но я все равно волнуюсь.

Она извиняюще улыбнулась, поднялась и, последовательно касаясь стола, плиты, раковины, добралась до стены, присела и ощупала миску. Гермиона нахмурилась, привычным жестом вывалила старую порцию корма в мусорное ведро и насыпала новый. Поменяла воду и остановилась в задумчивости:

— Как правило, человек сам не осознает своих желаний, когда встает перед зеркалом Еиналеж. Оно выхватывает из подсознания самое заветное, иногда то, что скрыто даже от него самого. Это значит, что похитивший зеркало уже видел то, ради чего он его украл. И должен знать, что это зеркало может.

— Не обязательно, — нахмурился Снейп. — Есть еще такая штука, как надежда.

— Надежда, — Гермиона опустила веки, — увидеть то, что хочется, а не то, что есть на самом деле. Надежда — всего лишь банальный самообман.

— Как продвигаются успехи в расследовании у авроров?

— Гарри молчит. Думаю, пока у них ничего нет.

— Зато есть у меня, — Снейп с удовольствием отметил, как зажглись ее глаза. — Я принял приглашение Минервы и сейчас обживаюсь в своих бывших апартаментах в Хогвартсе.

Гермиона присела напротив.

— Так вот, как вы знаете, Дамблдор завещал свои книги и записи Хогвартсу. Я немного покопался в его наследии. За эти годы его архив систематизировали и каталогизировали. А многое даже прочли. Пришлось немного похозяйничать в царстве мадам Пинс, и она по доброй воле выдала мне весьма занимательную литературу: книгу, написанную Морганой ле Фэй.

— Той самой?

— Это смотря что вы подразумеваете под «той самой». Она была ученицей Мерлина, анимагом, умелой целительницей и одной из самых сильных темных волшебниц своего времени.

— Но она же была врагом Мерлина?

— Это не помешало ей сначала набраться у него мудрости. И вообще, хороший учитель никогда не расскажет ученику всего, что знает, а прибережет это для себя. Камень за пазухой — обязательный атрибут настоящего учителя.

— Фу.

— И ничего не «фу», — наставительно поднял Снейп палец. — Все остальное ученикам предлагается постичь у главного педагога и наставника по имени Жизненный Опыт.

— Очень интересно.

— Весьма. Так вот, насколько я понял, это даже не книга, а сборник ее заметок, заклинаний и что-то вроде лабораторного журнала.

— Она еще и зелья варила? Мадам Ле Фэй была весьма разносторонней личностью, — усмехнулась Гермиона.

— Ведьма, она и есть — ведьма, — поморщился Снейп. — Мало того, что все записи на староанглийском, так половина из них еще и зашифрована.

— Не тяните.

— Над этой книгой стоит поработать как следует, но дело не в этом. Дело в пометках, сделанных Дамблдором. Вот, — он достал из кармана помятую тетрадь, переплетенную в истертую кожу. Разномастные, потрепанные листки пергамента были сшиты дратвой. Снейп нашел нужную страницу. — Смотрите...

— Издеваетесь, да? — голос Гермионы был сух. Она щурилась, кусая губы, сжимая и разжимая кулаки. — О да — как это по-снейповски: «Смотрите!» Вы так и будете в меня тыкать моей слепотой? Жертва, неумеха, способная заблудиться в трех соснах. Как там еще? «Ненормальная»? Да, я не стала гордостью Хогвартса. Какая там гордость — я не могу ни одной книги прочесть! К сожалению, магическую литературу не печатают шрифтом Брайля. Я даже палочкой пользоваться практически не могу — невозможно направить заклинание точно на объект, если ты его не видишь. Что еще? Ах да — зелья. Тут тоже все ясно. Мне продолжить? Вам так не терпелось извозить меня мордой об стол, что вы даже решили создать видимость заинтересованности? Мисс Невыносимая Всезнайка! Думаете, я не знаю, как вы меня называли? Можете успокоиться — теперь я всего лишь припадочная калека.

Они стояли лицом к лицу. Снейп приподнял бровь и выразительно посмотрел на руку Грейнджер, вцепившуюся в пуговицу на его сюртуке. Поднял голову, перехватил ее неподвижный взгляд, плюнул и озвучил:

— Истеричка.

— Да что вы понимаете! — уже кричала она. — Это не жизнь! Это... это хуже, чем инвалид в кресле! Да если бы у меня отнялись руки и ноги, но я могла видеть!

— Прекратите орать, как пущенный на сумочки дракон. Вы все равно не смогли бы колдовать.

Она сдулась, словно воздушный шарик, из которого разом выпустили воздух.

— Любой узник, мисс Грейнджер, мечтает выбраться из своей тюрьмы. Хочет заставить Судьбу принять его жертву. Только он не понимает, что выйдя из одной тюрьмы, он сразу же попадет в другую.

— Но вы же — вышли?

Снейп промолчал. Гермиона выпустила пуговицу из рук:

— Извините.

— Опять?

— Не опять, а снова, — она нащупала край стола, потом стул и села. — Я ничем не смогу вам помочь. Не смогу посмотреть, разгадать шифр, перелопатить дневники профессора Дамблдора, подсказать в каком направлении двигаться — ничего не смогу.

— И чем же вы намерены заняться?

Голова ее опустилась на сложенные на столе руки.

— Спать лягу.

— Будете спать, есть, когда напомнят, бредить и всматриваться в чужие линии судьбы, вытягивая из себя последние силы?

— Читать буду, — Гермиона кивнула на полку, где лежала книга. Снейп повертел ее в руках — на обложке не было букв, только несколько рядов выпуклых точек. — Сказки братьев Гримм.

* * *

Прохладный ночной ветерок, нечаянно залетевший в открытое окно, ласково коснулся обнаженных бедер. Одеяло сползло на пол, сорочка задралась, но все это было неважно. Необычайная легкость и нега заполняли все ее существо.

— Ты ведь не боишься? — теплый шепот обволакивал и обещал.

Мягкие ладони неспешно скользнули по внутренней стороне бедра вверх, осторожно поглаживая большими пальцами нежную кожу. Гермиона задрожала, когда ладони двинулись вниз, к коленям, щиколоткам, на мгновение задержались там, дожидаясь недовольного вздоха, и снова неспешно повторили свой путь к разгоряченной пульсирующей плоти и остановились у самого края. Она чувствовала их прохладу, рефлекторно сводя ноги, пытаясь хоть как-то унять мелкую дрожь. Сладостный импульс пронзил ее тело, Гермиона прогнулась в пояснице, царапая туго натянутую простыню.

Во тьме послышался короткий смешок, и его губы накрыли набухший сосок. Она чувствовала жар его рта прямо через ткань сорочки, и тонкие прохладные пальцы скользнули под трусики. Она еще сильнее сжала ноги, согнув их в коленях, подаваясь навстречу ласке. Задрала руки вверх, схватившись за спинку кровати, двигая бедрами, почти насаживаясь на пальцы, что скользили в ее влагалище с хлюпающими звуками. Она хрипела, выгибаясь навстречу его губам, терзающим сосок. Внизу живота нарастало напряжение, требующее большего. Горячее дыхание обожгло шею.

— Пожалуйста... — простонала она, принимая на себя тяжесть его тела как награду.

— Не сегодня, — выдохнул он, раздвигая ей ноги коленкой. Шершавая ткань, пуговицы, впивающиеся в грудь — она ощущала, как он трется промежностью о ее бедро. Она почувствовала свой пряный запах, когда он провел влажными пальцами по ее губам. — Ты такая влажная...

Он еще раз толкнулся в ее бедро и затих, застонав. Она гладила его по голове, пропуская гладкие пряди волос между пальцами, и лихорадочно шептала, как заклинание, уткнувшись в колючую шею:

— Пожалуйста, пожалуйста...

* * *

Еще одна ночь, еще один сон. Гермиона смотрела в темноту, чувствуя, как по щекам катятся тихие слезы. Она лежала на спине, боясь пошевелиться. Ее ладони, словно чужие, прошлись по едва заметной груди с набухшими сосками, почувствовали лесенку ребер, задержались на впалом животе и коснулись влажных трусиков. Лицо ее скривилось в беззвучных рыданиях. Она безуспешно пыталась нащупать ночную сорочку.

— Семь часов! Пора вставать! — произнес рядом механический голос, и Гермиона вздрогнула всем телом. Из черной коробочки электронных часов донеслась противная пиликающая музыка. Девушка повернулась и смахнула будильник с тумбочки, но из разбитого корпуса с тем же маниакальным упорством раздавалось: — Семь часов!

Гермиона повернулась на бок, подтянула колени к груди, обхватила их руками, уткнулась носом в подушку и замерла.

* * *