Недетская сказка (джен)

Ну что же, мой дорогой, пока вокруг поздняя осень, Роза спит, Рыцарь раздумывает, куда бы ему поехать в путешествие, я могу спокойно рассказать тебе о Волшебнице, потому что всё равно ничего не происходит.

Волшебница раньше летала сама, без дракона. Нет, не на метле, как ты сейчас подумал, мой дорогой. Ну вот летала, ну — парила, летала, понимаешь? Ведь когда она была молода, она всегда была влюблена, поэтому она просто летала, а потом как-то постепенно стала влюбляться всё реже и сама не заметила, как в один прекрасный день (это просто так принято говорить \"в один прекрасный день\", на самом деле это был отвратительный день!), взлететь не смогла. Сперва она попыталась ходить пешком, тем более, для фигуры полезно, но жила она далеко и перестала многое успевать и везде опаздывала. Вот тут-то ей и попалось на глаза объявление о продаже объезженного единорога.

Самая большая проблема заключалась в том, что продавался он в соседнем городе. До своего-то она ещё доехала на чьей-то подвернувшейся телеге, правда её хозяин очень удивился, когда вдруг почувствовал, что телега стала тяжелее и наклонилась слегка на один бок. Все же семьдесят семь килограммов веса, как ни крути! Подожди, мой дорогой, ты что, ещё не понял, что Волшебница умела быть невидимой? Разве я не сказала тебе? Ну конечно! А как по-твоему в истории про Розу она ехала вдоль дороги следом за Рыцарем и он не замечал её? Конечно, она же была невидима! И единорог тоже. Тот самый единорог, за которым она сейчас едет на телеге, болтая ногами и посмеиваясь над крестьянином. А вот в городе уже возникли проблемы. Потому что доехать, куда ей было нужно, можно было только на дилижансе, а в нём невидимой не поедешь, никто ведь не допустит, чтобы оставалось пустое место. На него обязательно поставят корзинку с едой, или сумку, или попытаются прилечь и сразу возникнут проблемы, сам понимаешь. Так что ей пришлось стать видимой и купить билет до соседнего города. Она не была скупа, просто очень не любила ездить среди людей. Во-первых, мужчины обращали на неё внимание и пытались знакомиться, а во-вторых, женщины всё время вступали с ней в разговоры. Им почему-то обязательно хотелось узнать, как называются её духи, где она покупала такое платье, и кто её причесывает. Волшебница никогда не понимала такую странную женскую склонность говорить всё время о глупостях. Платья она не покупала, а делала сама, по вечерам, в приступах вдохновения. Именно — делала, потому что никаким шитьем, сам понимаешь, там и не пахло, иголки и нитки Волшебница ненавидела. Про прическу она вообще никогда не думала, просто у неё были такие вот волосы, сами по себе. А духи ее назывались «Rien» — «Ничто», выпускала их маленькая мастерская, которая называлась «L’Etat libre D’orange» — «Свободная страна апельсинов», они Волшебнице очень нравились, потому что пахли мокрой кожей, клинками, серой и немного мёдом, и она вовсе не хотела, чтобы так пах кто-то ещё, кроме неё.

И вот, пока она едет, мой дорогой, я могу рассказать тебе о ней ещё подробнее, ведь ехать она будет какое-то время, а про её духи ты уже знаешь, а духи — это уже половина знания о женщине, даже о Волшебнице. Жила она одна, правда ещё у неё была кошка. Мелкая такая, худощавая и длинноногая кошка, черно-белая. У кошки был мерзкий характер. Она всё время спорила, делала что хочет, точила когти об любимую ширму Волшебницы, любила разбрасывать пуховки и веера, и самое отвратительное — упорно обращалась к хозяйке на ты. Волшебница подумывала не раз, чтобы лишить противное животное дара речи, но, я повторяю — жила она одна и ей не с кем было говорить, кроме кошки. Поэтому Волшебница ограничилась тем, что не стала давать кошке имя и звала её просто «кошка» и всё. Кошка пришла к Волшебнице сама, очень давно, как раз перед её днем рождения, которое всегда почему-то случается в день осеннего равноденствия. Была она тогда котенком, и очень жалобно мяукала, и была такая тощенькая, маленькая, нежная и так печально смотрела. И Волшебница даже сначала подумала — какая страшненькая, возьму её себе, все равно, даже если взять её с собой и попытаться кому-нибудь подкинуть, мне вряд ли хватит волшебства, чтобы внушить любовь к ней, уж очень она страшненькая. Но кошка потихоньку освоилась и стала рыться в горшках с цветами, спать в кресле, делать, что хочет. А когда Волшебница от скуки однажды дала ей дар речи, стала ещё и хамить периодически. Но Волшебница кошку терпела. В конце концов — хоть какая-то живая душа, бывает иногда ласковой, сильно не напрягает, а разбросанные пуховки и веера можно и подобрать. Или не подбирать — пусть валяются, все равно на бал её уже давно не приглашали. Я всё написала про кошку и писать про неё отдельную историю я не буду. Сначала хотела, но потом решила этого не делать, а то наглое животное совсем загордится, да и вообще — не стоит какая-то кошка целой истории.

Дом у Волшебницы был большой и удобный, больше нечего о нем сказать, потому что тебе, возможно, удобно — тахта под клетчатым пледом, полка с книгами над ней и компьютер, а для кого-то вовсе нет, а нужен камин, подсвечник, большое кресло и скамейка под ноги. Волшебница в свободное от волшебства время (а занималась она любовными делами людей, как я уже говорила тебе, мой дорогой, ты должен помнить), очень любила читать, пить чай с молоком и изготовлять яды. Никого она в своей жизни не отравила, но вот изготовлять любила. Такое у нее было хобби. И ещё она не очень любила вести хозяйство. Правда кошка у нее всегда была сытая, но это просто потому, что Волшебница была совестливая, да и сама любила поесть, поэтому периодически сидела на диете и тогда ела только сырое мясо. Еще Волшебница любила ходить в гости. Рядом с ней жил Смерть. Смерть — мужчина, ты разве не знал? Волшебница ходила к нему в гости, они пили токайское и болтали о пустяках. Иногда они просили друг друга о мелких одолжениях, но не личных, а, как говорится — по работе. Смерть обладал своеобразным взглядом на жизнь, что там говорить, а о любви вообще ничего не знал. Волшебницу слушал часто с изумлением, иногда с недоверием, но всегда с интересом. Волшебница и в жизни и в смерти и в любви понимала гораздо больше. Ну, на то она и женщина, так ведь!

Она носила черные шерстяные платья зимой, и шёлковые, цветные, летом, но всё равно с длинными рукавами и обязательно шляпу, потому что у неё была аллергия на солнце. А еще она была близорука. Исправить зрение она пыталась много раз всякими волшебными заклинаниями, но из этого ничего не получалось. А вот очки она носить не любила и стеснялась, справедливо считая, что у неё красивые глаза. Поэтому она немного страдала. Смерть считал, что она видит плохо из-за некоторого недовольства окружающим миром, ну, вроде как — глаза бы мои на вас не смотрели! Но у Смерти вообще был странный взгляд на жизнь. И у Волшебницы был огромный любовный архив! Просто огромный! И она любила перечитывать письма и жечь их. Вот кошка полагала, что Волшебница специально не выкидывает это всё сразу, хотя могла бы, а собирает и сжигает, когда их писавшие умрут, а письма уже пожелтеют, потому что старая бумага дает необыкновенный аромат. Ну, тут уж я спорить не стану, это кошкино дело, как думать.

Сколько было лет этой Волшебнице — никто не знал, да и не спросишь, не очень-то это прилично, а по отношению к волшебницам такие вопросы вообще опасны. Но выглядела она неплохо. В зависимости от настроения, освещения, и времени сна, то на двадцать лет, то на тридцать восемь, а вот при плохом настроении или гневе и на все сто! Но плохое настроение у нее было не часто, только если попадался какой-нибудь совсем глупый влюбленный. Но тут вот, кстати, она и просила Смерть о помощи. Правда, это бывало редко.

Вообще, она была кокетка, весёлая, писала стишки по случаю, любила серебряные украшения и шёлковые платки (особенно один, как-то подаренный ей весной, серый, с черными разводами) и коллекционировала дожди, восходы и полнолуния. Влюблялась она часто, но это никогда ничем не кончалось. То есть — ничем хорошим. Если возлюбленный успевал уйти первым, до того, как надоедал ей, то он вспоминал о Волшебнице с благодарностью всю жизнь, а если не успевал, то с ужасом, до самой смерти, то есть — не долго, честно сказать. Ее трагедия состояла в том, что она всегда влюблялась в людей, ну не встречались ей в жизни волшебники, они вообще довольно редки. Но она была вполне довольная своей жизнью… кстати, пока мы разговаривали, то есть, пока ты слушал, Волшебница приехала в город. Улицу и дом, указанные в объявлении, она нашла не сразу, город был какой-то запутанный, неправильный! Тот город, рядом с которым она жила, был весь ровный, как будто расчерченный на квадраты, а этот был — кривоколенный, не понятно как распланированный, и все улицы были наперекосяк, и все номера на домах не те.

Продавец единорога ей не понравился. Он был растрепанный, мелкий и всё время отводил взгляд.

— Ну! И как же вас зовут? — спросила Волшебница как можно более доброжелательно.

— Морис… — у него ещё и голос был тонкий. «Ну и как такой невзрачный человечишка может быть хозяином единорога? Украл, наверное!», — подумала Волшебница.

— А вас? — тихо спросил Морис.

— Роксана, — она всегда так представлялась людям.

— Очень приятно, — прошептал Морис.

— Показывайте вашего единорога! — велела ему она.

— Понимаете… тут есть один нюанс… — Морис помолчал, — А вы себе покупаете? — осторожно продолжил он.

— Ну а кому?

— Ну, может у вас есть дочь…

— У меня нет дочери! Я даже не замужем! — отрезала Волшебница, страшно разозлилась, и помолодела на глазах.

— Тогда я даже не знаю, что вам сказать…

— Не надо ничего говорить, показывайте и всё! Какой там может быть ещё нюанс? Нестандартный цвет? Не подойдет к моим глазам?

И она решительно отодвинула Мориса и прошла по двору к конюшне.

Единорог Волшебнице понравился сразу. Когда она зашла на конюшню, он как раз стоял, смешно скосив глаза к носу, потому что на носу его сидела муха, и он пытался достать её длинным ярко-розовым языком. Вид у него при этом был уморительный и Волшебница, конечно же, громко захохотала. Единорог перевёл взгляд своих фиалковых глаз на неё и задумался — обидно, что она смеётся, или не обидно? Но пока он думал, Волшебница подошла и смахнула муху рукой. Рука у неё была красивая и мягкая и хорошо пахла. И единорог решил, что Волшебница смеётся не обидно, а от позитивности характера, и вообще — женщина вежливая и добрая. Для него всегда было важно, чтобы человек, или волшебник, был добрым. Сам единорог был существом впечатлительным, нежным и высокоморальным. Настолько, что общаться предпочитал исключительно с юными девушками, девственницами. Собственно, в этом-то и заключалась проблема. Потому что продавали его только вместе с драконом, парой, а для дракона надо, чтобы хозяин был решительным и смелым. Но такого сочетания уже не бывает. Последняя решительная и смелая юная девственница была сожжена в Орлеане в 1431 году на костре. Собственно, именно об этом Морис и пытался сказать Волшебнице, но не успел. Да и не пришлось. Потому что дракон высунул голову из соседнего стойла и все сказал сам. В этой паре он был разговорчивым. Единорог был молчаливым и мечтательным, а дракон был болтливым и язвительным. Вот он и высунул голову и сказал самым своим противным голосом:

— А вы нас купить не сможете!

— С чего бы это? — усмехнулась Волшебница.

— А нас никто купить не может!

— А почему, собственно — вас? Ты мне не нужен, мне нужен единорог.

— А мы только вместе, парой, нас по отдельности не продают, то есть — мы по отдельности не продаемся, — и он ехидно ухмыльнулся.

Тут из-под локтя Волшебницы вылез Морис и пролепетал:

— Я всё время хотел вам сказать… Я не смогу продать вам только единорога… они парой… продаются парой…

Волшебница решительно повернулась к продавцу, взяла его за шиворот, тряхнула, как следует, и произнесла:

— Давай-ка, как там тебя? А! Морис! Давай-ка, Морис, выкладывай все начистоту!

И ему ничего не оставалось, как выложить. Животных он получил в наследство. От дяди. Откуда их взял дядя он не знает, да и вообще никто не знал, что они у дяди есть. При этом их действительно невозможно продать поодиночке (тут Морис вздохнул). Не то чтобы они умерли друг без друга, или там ещё что, просто он даже объяснить не может, но вот не продаются они поодиночке и всё. А вместе их тем более не покупают, потому что нет такого человека, которому сразу был бы нужен и тот и другой. И даже пары, например супружеской, тоже нет, потому что не бывает супружеских пар, в которых один бы ездил на единороге, а другой на драконе, тем более что у единорога еще и принцип, тут Морис вздохнул еще тяжелее — он подпускает к себе только девственниц, причем — только красивых, приходила тут одна, но у неё был такой нос, такой нос, что единорог заплакал, а дракон…. И Морис махнул рукой. А лично он, Морис, уже очень устал, и потерял надежду, потому что атмосфера невыносимая — единорог все время вздыхает, а дракон язвит.

«Ишь ты, как тут у них всё интересно», — подумала Волшебница. Но решила, что так и лучше, потому что можно сбавить цену, ведь, кстати, она была женщиной практичной. А куда деть не нужного ей дракона, она подумает потом. Да и то сказать — чего уж сразу ненужного? Вот, у Смерти как раз именины в четверг, можно ему подарить! Но торговаться не пришлось, Морис соглашался на всё, он был бы рад и даром отдать. Но все же Волшебница была совестливая женщина, да и не бедная. Просто — практичная, понимаешь? Самое трудное было — уговорить единорога, раз уж сама она согласилась.

Единорог долго не соглашался. Он молчал, вздыхал, переступал изящными копытами, отводил глаза. Дракон перевесил голову на длинной шее через загородку и шептал ему на ухо, раздувая дыханием гриву — «ну давай, соглашайся, посмотри на неё, она красивая, ну, не молодая, ну и что, при рассеянном свете она ничего ещё, и вообще, смотри — глаза какие, как крыжовник, да она красивее всех робких девиц, что сюда приходили и даже всех смешливых девиц с ярмарки, помнишь, нас как-то возили показывать на ярмарку?» Дракону хотелось приключений, и он видел, что с этой Волшебницей их вполне можно получить. А единорог готов был согласиться, но стеснялся. В конце концов дракон не выдержал и крикнул уже громко, что если этот болван не согласится, то он уйдет один, сам, и единорог облегченно вздохнул, и посмотрел в зелёные глаза Волшебницы, и сказал, что тоже согласен. «Ну вот, а столько ломался», — подумала про себя Волшебница. Но вслух ничего не сказала, только улыбнулась, потому что всё всегда понимала, но умела щадить чувства других, особенно, если это было ей выгодно. И вот она отдала пятьдесят золотых монет Морису и вывела единорога из ворот. Тебя удивляет цена? Но единороги вечны, мой дорогой, ну, или почти вечны. Ими будешь пользоваться всю жизнь. А если ты тоже вечная, то это очень актуально. К тому же они редки, а за редкие вещи нужно дорого платить. Ну, ты же и сам готов дорого заплатить за два клинка. Не так ли? И, как я понимаю, готов заплатить дорого и не деньгами…

Дальше почти и нечего рассказывать, ну, разве что о том, как единорог с драконом препирались, на ком именно поедет домой Волшебница. Не в смысле, что хотели свалить эту обязанность один на другого, а наоборот, каждый хотел её довезти сам. В конце концов они решили, что будут меняться. И поэтому половину пути Волшебница ехала на единороге, а дракон кружил над ними в небе и пел непристойные песни, от радости, а вторую половину пути она летела на драконе, а единорог весело бежал по лугам, брыкаясь и задирая голову к небу. Вообще, они оба были рады, что наконец-то вышли из этой надоевшей конюшни и больше никогда не увидят печального Мориса, который с каждым неудачным покупателем становился все печальнее. А вторая половина пути, знаешь, получилась короче, потому что Волшебница сверху могла видеть далеко и уже не ехать вдоль дороги, а лететь напрямик через поля.

И вот, устроив единорога и дракона в конюшне, Волшебница села за письменный стол и написала Смерти письмо, в котором она приглашала его на чай со штруделем в четверг. А потом легла спать, потому что очень утомилась от дороги, от людей, и от Мориса. Наутро она проснулась свежая и выспавшаяся, с хорошим настроением и первым делом пошла на конюшню. Кошка, конечно, увязалась за ней. Шла себе, смотрела по сторонам и делала вид, что просто ей тоже надо в ту сторону. Дракон и единорог уже проснулись и о чем-то тихо разговаривали. С Волшебницей они поздоровались, при этом единорог сказал «доброе утро!», а дракон крикнул громко «охайо!». Он, видишь ли, знал много слов из разных языков, и часто потом удивлял Волшебницу, здороваясь и прощаясь каждый день по-разному. Но ей все равно было понятно — если утром — здоровается, если вечером — прощается, что тут непонятного? Кошка прошла в двери, потеревшись о косяк, встала посередине конюшни и прищурилась, эту манеру она переняла у хозяйки. Она хотела сразу заявить, что она тут главная, но её никто не заметил. Повертевшись туда и сюда по углам, кошка сочла за лучшее уйти, а не затевать скандал, и подумала, что лучше подождет, как будут развиваться события. Она помнила, что ко всем новым приобретениям хозяйка относится особенно трепетно. А кошка тоже не любила портить кому-нибудь настроение, особенно, если ей это не было выгодно.

На следующий день вечером, в четверг, как раз после дождя, Смерть приехал в гости к Волшебнице. Снял плащ с капюшоном, выпил чаю, съел штрудель, при всей своей худобе и высоком росте он очень любил сладкое, выслушал рассказ о покупке, помолчал, и предложил пойти и посмотреть на месте, что же там за дракон такой и подойдет ли он ему. А то может так случится, что дракон все равно не настолько удобного роста, как надо, и ноги Смерти будут волочиться по земле. Кстати, Волшебница никогда не знала, как он передвигается. Да и до сих пор не знает. И я не знаю. А ты не знаешь, мой дорогой? Но прямо на пороге конюшни Смерть остановился и сказал:

— Радость моя, ну неужели ты не видишь? Это же одно существо! Дракона нельзя подарить, да и единорога нельзя подарить! Они могут принадлежать только одному хозяину!

— Что же, я и ездить теперь должна только на двух сразу? — удивилась Волшебница и подумала, что это неудобно, потому что все же её работа требует осторожности, а дракон слишком шумный, да и у неё серьезная работа, а вовсе не увеселительный пикник, чтобы заваливаться туда такой компанией!

— Да нет же, оставлять кого-то одного дома ты вполне можешь. Просто принадлежать они могут только оба сразу тебе, ты не можешь одного из них ни продать, ни подарить! Я не знаю, как тебе это объяснить, но они одно существо, просто их двое, понимаешь?

— Нет, не понимаю. Я не понимаю, но видно, с этим поделать ничего нельзя.

И она оставила их себе. Обоих. Тем более что можно было ездить только на одном из двух. Правда, Смерть все равно получил подарок на именины. Волшебница подарила ему книгу с картинками. Он поблагодарил, но не признался, что не умеет читать.

Так у Волшебницы появился дракон и единорог. У Смерти — книга с картинками. У единорога и дракона появилась Волшебница. У Мориса появились покой и деньги. А у кошки появилась ревность, но она была умная кошка и предпочитала держать свою ревность при себе.