It's All Coming Back To Me Now (гет)

Но когда ты прикасаешься ко мне так,

И когда обнимаешь меня так,

Мне приходиться признать,

Что все это возвращается ко мне.

Когда я касаюсь тебя так,

Когда так тебя обнимаю,

Трудно поверить, но…

Все это возвращается ко мне сейчас,

Все это возвращается, все это возвращается ко мне сейчас.

Celine Dion — It's All Coming Back to Me Now

Сейчас

В ресторане, куда повел ее Гарри, был свадебный прием.

Гермиона сначала не поверила своим глазам, когда заглянула в пышно украшенный зал и обнаружила прямо возле входа одетую в ослепительно-белое платье девушку в окружении нарядных гостей.

Нет, конечно, люди вполне могли жениться в это время года (как и в любое другое, вообще-то), но сначала Гермиона подумала, что это насмешка над ней. Не могло, просто не могло ведь так совпасть, чтобы и в этот раз была свадьба...

Она обернулась к Гарри, которого наличие в выбранном ресторане молодоженов, видимо, совершенно не беспокоило. Он, наоборот, чуть улыбался, явно о чем-то думая. Гермиона поймала себя на мысли, что многое отдала бы сейчас за то, чтобы забраться к нему в голову. Они провели вместе уже несколько часов (целых несколько часов после трех лет разлуки), но так и не смогли подобраться друг к другу настолько, чтобы снова понимать все с полуслова. Это, конечно, было ожидаемо, но...

Она не могла не задаться вопросом, вернутся ли они к прежнему уровню доверия, смогут ли так же хорошо, как раньше, чувствовать друг друга. Вдруг мелькнула мысль — а если нет? Если эта разлука окончательно разрушила их дружбу?

Не стоило сейчас об этом думать...

Гермиона прислушалась к словам гостей, окружавших невесту. Поздравления казались довольно банальными: счастья, долгих лет совместной жизни, детей... Почему-то у нее возникло впечатление, будто люди пытаются придумать что-то оригинальное, но все равно ограничиваются лишь общими словами, словно вовсе не знакомы с молодоженами...

Именно в этот момент невеста обернулась, и Гермиона, сообразив, что в упор смотрит на нее, смутилась.

— Извините... м-м-м... и примите наши поздравления, — пробормотала она.

Девушка как будто удивилась.

— Да не за что... Вы проходите, проходите. И угощайтесь.

Гермиона вздернула брови, удивленная таким внезапным приглашением, и невеста с легким смешком пояснила:

— Мы решили устроить открытый прием. Заходить могут все желающие! — она помедлила и, видя, что Гермиона все еще колеблется, снова улыбнулась и добавила: — Когда ты счастлива, хочется поделиться своей радостью со всем миром...

Она действительно казалась настолько радостной, вдохновенно-беззаботной, что это почему-то буквально ранило. Гермионе-то приходилось сдерживать себя и свои чувства, а потому настолько счастливой она, кажется, не бывала очень, очень давно.

Сама идея приглашать посторонних на свою свадьбу ей казалась довольно странной, в магическом мире она с таким точно не сталкивалась. Но эта парочка таким образом определенно радует других людей — немногие, наверное, откажутся посидеть в компании веселых гостей и вкусно поужинать... Да и потом, самим молодоженам это только в радость — так почему бы и нет?

Гермиона совсем редко бывала на свадьбах, и каждая из них оставляла след в ее жизни. Взять хоть самый первый раз: когда женились Билл и Флер, ей, Гарри и Рону пришлось сбегать от Пожирателей смерти. Волшебное торжество в одно мгновение превратилось в страшный сон. А каково было тогда Флер...

Гарри кашлянул и тронул ее за локоть.

— Так что скажешь?

Гермиона непонимающе обернулась.

— Раз нас приглашают — присоединимся?

Гермиона вздернула брови: такое предложение было не в духе Гарри. Приглашать самих себя на чужое торжество, пусть и открытое...

Впрочем, это было бы забавно. Наверное.

Но...

Но слишком странно и... слишком похоже. А потому — опасно. Может быть, самую чуточку, но все же опасно.

Или она преувеличивала?

Она потрясла головой, понимая, что мыслями уплывает в прошлое, и взглянула на Гарри, внимательно наблюдавшего за ее реакцией. Поправила волосы и улыбнулась, чуть вздернув подбородок: пусть не думает, что она струсила!

— А давай!

Незнакомая счастливая невеста снова послала Гермионе ослепительную улыбку, а Гарри усмехнулся и сделал приглашающий жест. Его, кажется, вовсе не беспокоили ни воспоминания, ни опасения, и это, как ни странно, Гермиону нервировало и даже огорчало.

Она еще раз поздравила невесту, уже механически подобрав слова, и вслед за Гарри прошла вглубь зала. Гости разбились по группкам — кто-то танцевал, кто-то дегустировал блюда, а другие просто разговаривали. Все было странно гармоничным, подумала вдруг Гермиона. Большая часть этих людей наверняка не знала друг друга, но им удалось найти общие темы, завести новые знакомства... Все вели себя совершенно обыденно и естественно, и Гермионе казалось, что ни одна живая душа в этом зале сейчас даже думать не способна о каких-либо проблемах, и только она одна копается в своей голове и накручивает себя. Нужно было подчиниться всеобщему спокойствию — заговорить с кем-то, поплыть по течению общей ненавязчивой суеты...

Нужно было взять себя в руки и расслабиться.

Собраться и расслабиться одновременно.

Гермиона фыркнула, понимая, что это в принципе противоположные действия.

Если подумать, у нее вся жизнь такая...

Гарри вопросительно посмотрел на нее, но она только махнула рукой.

— Так... ничего. Просто вспомнилось... кое-что.

Гарри не стал спрашивать, вот только Гермиона не знала, хорошо это или не слишком.

Он как будто забыл. Он...

Наверное, с ее стороны глупо было думать, что сейчас, три года спустя, то происшествие все еще что-то значило для Гарри, но...

Для нее ведь значило. Многое значило. Именно тогда все полетело кувырком.

Нужно было заговорить, спросить...

Но она промолчала.

* * *

Тогда

После войны мир оказался буквально перевернутым с ног на голову. Менялось все, что только могло меняться. Каждая деталь повседневного существования, которая раньше казалась вечной, каждый обыкновенный и простой ритуал — все подвергалось изменениям. Издавались указы, предлагались программы... менялся образ мышления людей. Или — уже поменялся? Вряд ли к тому времени оставался хоть один человек, сознание которого не оказалось затронуто произошедшими событиями, кто хоть как-то не соприкасался с режимом Волдеморта и ничуть не беспокоился о его последствиях.

А они были внушительными. У Гарри просто голова шла кругом, когда Кингсли рассказывал, что сделано и что еще предстоит сделать для возвращения Англии стабильности. Он, конечно, понимал, что без контроля они не выберутся, не вернутся к спокойствию, но совершенно не представлял, как Министерство собиралось регулировать все. Хорошо, что никому в голову не приходило требовать от них, недавно отвоевавших подростков, участвовать в каких-нибудь серьезных взрослых проектах. Они и так уже сделали все, что могли (и получилось не так уж плохо, в общем-то), — теперь дело было за опытными волшебниками из отделов безопасности, права, за аврорами и невыразимцами. Кто знает, что могло прийти им в голову...

Гермиона как-то пыталась высказать свое мнение по этому поводу, но Гарри с Роном всякий раз уходили от серьезного разговора. Она, может, и была полна энтузиазма, но им хотелось только отдыхать, благо в нынешнем переменчивом безумии такая возможность наконец-то появилась.

Вообще казалось, что единственным, что осталось прежним, была их дружба. Они многое потеряли за последний год, проведенный вдали от общества, от нормальной жизни, но зато стали гораздо ближе, чем были раньше. Иначе просто и быть не могло, думал Гарри. Они могли положиться друг на друга, довериться... Они всегда были одним целым, «золотым трио», — чем-то единым и постоянным.

Они планировали втроем переехать на Гриммо, в старый блэковский особняк — между прочим, последнее место, которое Гарри с Гермионой могли считать своим домом. У Рона пристанище было всегда, а вот у них — пропало, кануло в прошлое вместе с былым образом жизни. Может, мрачный особняк не являлся идеальным местом обитания, но жить там было безопасно и весьма удобно.

Но когда оказалось, что миссис Уизли не отпускает Рона из Норы, Гарри с Гермионой остались вместе с другом.

Ведь иначе и быть не могло.

Нора тоже мало изменилась за тот безумный год диктаторства Волдеморта. Для Гарри она как была олицетворением семьи и семейного единства, так и осталась, разве что теперь жителей в ней стало меньше.

Место Фреда за обеденным столом вечно пустовало, и Джордж первое время срывался на каждого, кто пытался занять его или даже что-то туда поставить. И это было единственным проявлением его эмоций... в остальном он казался без малого призраком, существом полумертвым и навсегда потерянным. Половинкой от целого, которое перестало быть целым навеки вечные.

Именно это, пожалуй, и было основным, что давало понять: все навсегда изменилось. Порой легко было забыть о прошлом, о войне, страданиях и потерях и представить, что все вокруг такое же, как раньше. Иногда они делали все возможное для этого. Гарри поселился, как и прежде, в комнате Рона, а Гермиона — у Джинни, так что изредка пережитое казалось только сном...

До тех пор, пока не приходила пора проснуться.

Странно, но не воспоминания и чувство вины были тем, что не давало Гарри спокойно спать. Джинни справлялась с этим гораздо лучше. Весь май они провели вместе — просто рядом, не обсуждая будущее, а лишь нуждаясь друг в друге. Рон с Гермионой с головой погрузились во внезапно слишком ярко вспыхнувшие чувства, и Гарри, чтобы не быть третьим лишним, оставался с Джинни.

Он и сам не понял, когда осознал, что уже ничего не чувствует к ней. Может быть, он знал это с тех самых пор, как перешагнул порог Норы третьего мая...

И Джинни, безусловно, не могла не заметить, что он держит дистанцию.

Она не сдавалась. Не давила на больное, не заставляла его чувствовать себя виноватым, ничего подобного. Просто показывала, чего он лишается, отдаляясь от нее. Была рядом, разговаривала с ним, выслушивала, помогала, в чем только могла... и тем самым, наоборот, увеличивала пропасть между ними, исключая даже намек на романтические отношения. Джинни становилась похожей на странную смесь матери и лучшей подруги и... словно перестала быть девушкой, став просто другом — тем, мечтать о котором и целовать которого просто не приходит в голову.

Первое время Гарри не знал, что с этим делать. Иногда казалось, что единственным возможным для него вариантом будущего была именно женитьба на Джинни. Жизнь, проведенная вместе с ней... это же так ожидаемо. И так правильно. И вообще пример для остальных.

Когда он, путаясь в словах, попытался донести эти мысли до Гермионы в надежде если не посоветоваться, то хотя бы выговориться, — дождался лишь пожатия плеч.

— Делай то, что нужно тебе, а не другим, — спокойно сказала она. — Для других ты уже порядочно сделал.

Вообще оказалось, что водить дружбу с девчонкой — крайне полезная вещь. Никогда Гарри еще не проводил столько времени с Гермионой, пытаясь разобраться, как устроено ее понимание мира, и понять, чего этот самый мир ждет от него. С Роном все было по-другому: да, они лучшие друзья, но за все время общения будто бы исчерпали возможные темы для новых разговоров. Квиддич, загадочная женская логика, смешные запреты миссис Уизли, чуть сумасшедшие увлечения мистера Уизли... Не то чтобы Гарри становилось скучно, нет. Просто с Гермионой было гораздо интереснее — и даже полезнее! — разговаривать.

И это, разумеется, не осталось незамеченным.

Сначала Джинни начала встревать в их разговоры, отвлекать Гермиону, отзывать Гарри, организовывать какие-то общие занятия.

Потом Рон, словно следуя ее примеру, стал все чаще приглашать Гермиону на «свидания» куда-то в город, и именно это стало первым звоночком. Гермиона однажды рассказала Гарри, как проходили эти их походы. Они гуляли, заходили в магазины, что-то покупали, где-то целовались... и молчали. Когда Гарри шутливо заметил, что целоваться, вообще-то, не так уж плохо, Гермиона просто легонько стукнула его по голове книгой, которую читала, и сказала:

— Отношения долго не живут, если над ними не работать. А если нам и говорить не о чем... — вид у нее при этом был весьма подавленный и ранимый, так что Гарри тогда просто сменил тему. Но ее слова не забыл.

Ему вообще казалось странным, что его друзья сошлись. Они, конечно, ревновали друг друга курса с четвертого, крупно ссорились по несколько раз в неделю и обожали переругиваться, как старая женатая парочка, но... Они были слишком уж разными. Противоположности, может, и могли притягиваться, но ведь не настолько противоположные!

Впрочем, Гарри определенно не был экспертом в этой сфере; до недавних пор он куда больше времени тратил на попытки уничтожить убийцу своих родителей, чем на отношения с нормальными людьми. Хотя перед глазами у него было несколько примеров по-настоящему счастливых пар, и почти все были действительно разными. Билл и Флер. Мистер и миссис Уизли. Невилл с Луной, которые неожиданно начали встречаться. Перси и милая хохотушка Одри Бероуз — они работали вместе в Министерстве и необычайно сблизились в последний год.

Рон с Гермионой почему-то в этот спектр не очень вписывались...

Именно поэтому, когда Гарри стал замечать, что Рон снова и всерьез ревнует свою девушку к нему (к нему, лучшему другу!), ему все чаще стало приходить в голову, что вместе они недолго продержатся. Различия различиями — любовь все-таки слепа, — но без доверия... словом, он радовался за друзей, но к их слащавым планам на совместное будущее относился со здоровым скептицизмом.

Собственной личной жизни у Гарри не было (да и не больно-то нужна была) — рядом постоянно находилась Джинни, отношения с которой все еще оставались в подвешенном состоянии, а с новыми людьми Гарри не знакомился. Так что приходилось существовать рядом с диковинной парочкой лучших друзей и втайне загадывать, к чему их роман приведет...

Самое неприятное заключалось даже не в том, что он постоянно оставался третьим лишним. Захотел бы — проводил время с Джинни, например. Нет, проблема была в том, что из-за повышенного чувства собственничества у Рона Гарри лишался лучшей подруги и идеального собеседника и советчика в ее лице.

И это его определенно не радовало. Даже раздражало. Любовь любовью, пусть Гарри в нее и не верит, но ведь друзья тоже нужны... Особенно когда они — она — оказываются единственными, кто может подсказать, что делать с навязчивой бывшей девушкой.

А Джинни была именно навязчивой. И то, что ему приходилось скрывать от нее свои мысли, Гарри вовсе не нравилось.

Но по душам поговорить с Гермионой наедине, не получив при этом тысячу испепеляющих взглядов от Рона, было невозможно. Настроение от осознания этого факта стремительно падало, и тем сложнее становилось спокойно игнорировать попытки Джинни привлечь его внимание.

У Гарри было стойкое ощущение, что нужен ей вовсе не он, а просто образ, некое отстраненное понятие. Ощущение того, что ее любят и что она любит. Это его порядочно напрягало.

Терпение Джинни стало заканчиваться к середине июля. Не заметить это было сложно, и Гарри уже собирался наконец взять себя в руки и поговорить с ней откровенно, но...

Но она успела первой.

Просто позвала его на минутку в сторону (во время разговора с Гермионой, между прочим) и сообщила, что отпускает его.

— Только ты, Гарри, долго без меня не продержишься. Я точно знаю. Не сможешь.

И тогда он сделал, наверное, очень серьезную ошибку — спросил, как доказать ей обратное.

Джинни очаровательно улыбнулась, тряхнув головой так, что закачались в ушах длинные сережки и запрыгали по плечам огненные волосы, и просто сказала:

— Будет достаточно, если ты поцелуешь другую девушку.

Ему показалось, что он ослышался.

— Один-единственный поцелуй — это все, чего я прошу.

«Всего-навсего» поцелуй. С другой.

После Джинни он ни с кем... точнее, может, и целовался, но Гарри был уверен, что это ему только приснилось. Гермиона ведь не стала бы... Это был просто сон. Наверное. Он никогда не спрашивал — это не то, о чем можно запросто поговорить. «Извини, что снова заговорил с тобой, Гермиона, надеюсь, Рон не взбесится. А ты случайно не целовала меня зимой, когда мы жили в палатке?» — даже представлять такой разговор было жутковато.

И теперь нужно было срочно кого-то найти. Кто же согласится поцеловать его просто так, лишь бы Джинни Уизли успокоилась?

И главное, где искать такую девушку и когда ее целовать?..

Джинни, казалось, читала его мысли.

— Хоть на свадьбе Перси и Одри, например. Через три недели. Но можешь и раньше, конечно... — она снова хитро улыбнулась, становясь похожей на лисичку, похлопала Гарри по руке и ушла в свою комнату.

Ему срочно требовалась Гермиона. Поговорить с Гермионой — единственным человеком, который, наверное, понимал Джинни и мог объяснить ее загадочный образ мышления. Гермиона ведь тоже девушка...

Тоже девушка...

Наверное, именно в тот момент, когда что-то в его голове зацепилось за эту мысль, все и полетело кувырком.