Другая война (гет)

Вальбурга проснулась одна. Сквозь приоткрытое окно высотой во всю стену журчал как ручей приятный утренний гомон улицы — маггловской улицы.

Потянулась, прислушиваясь. Кажется, цветочница и бакалейщик обменивались новостями. Ночью снова летали разведывательные самолеты, не давая им спать.

Хм, странно, она ничего не слышала. Или это чары Тома, или она настолько увлеклась им, соскучилась…

Том — самый молодой исследователь: в пятнадцать лет опубликовал работу о памяти крови и привлек внимание вербовщиков Гриндельвальда. Экстерном сдал ТРИТОНы и рванул на континент, в Париж. Вальбурге потребовалось полгода на подготовку, чтобы приехать вслед за ним. Она ждала разрухи и войны, взрывов, обвалившихся домов, но нашла солнечный город, цветущие улицы.

И ужасно современный отель — «Элизиум». Шестиэтажный с огромными окнами, огражденными коваными балюстрадами. На карнизах цвела герань, и издалека с улицы казалось, что на фасаде горят красные, белые и розовые огоньки. Внутри искусно сплели магию с маггловскими технологиями. Вальбурга не сразу разглядела, что на зачарованном потолке фойе, похожем на розово-синее закатное небо, крошечными звездами светили электрические лампочки — с ними явно поработали мастера трансфигурации. От фойе вверх к лифтовой площадке вела изогнутая лестница, перила напоминали скорее виноградную лозу, а не обычные поручни.

Лифт Вальбурга видела впервые. Том говорил, что в Британии перед войной хотели установить такие же в министерстве и в госпитале Святого Мунго, но не успели. Она предвкушала необычный подъем наверх, но ничего не ощутила: пол плавно вздрогнул и — все. Оставалось только глазеть на зеркала в причудливых рамах, дуги поручней, да мягкую банкету, обтянутую шелком с золотистыми пионами. И лифтера — мальчика лет четырнадцати в форменной одежде синего цвета и точно такой же фуражке.

В номере Тома обстановка отличалось и от родного особняка, и от школы. В просторной гостиной, оклеенной бледно-зелеными обоями с вытравленным цветочным узором, стены украшали не шпалеры, не гобелены, а два пейзажа и зеркало. На потолке в гипсовой розетке висела хрустальная люстра с электрическими лампочками, а не свечами.

Мебель, современная и светлая, причудливой формы, без острых углов, не загромождала пространство. Письменный стол со стулом стояли у окна. Пара кресел, диван, обитые кремовым атласом с зелеными и золотистыми ирисами, и журнальный столик с большой керамической вазой — у камина. Между креслами втиснули торшер с чудным абажуром-витражом. Больше в гостиной мебели не было: ни комодов, ни сундуков, ни гардероба. Вероятно, гардероб скрыли за одной из стен, но спросить у Тома она забыла. Потому что зашла в спальню и открыла рот. Большая кровать с изогнутым изголовьем и каркасом не только не имела балдахина, но и изначальных креплений для него. Трюмо, к которому Вальбурга сразу подскочила припудриться, с трехстворчатым зеркалом в раме, похожим на лепестки цветка, хотелось забрать с собой домой. Как впрочем и кровать. И обои. И низкое кресло с вычурной спинкой.

Том говорил, что этот стиль у магглов зовется ар-нуво, и «Элизиум» напоминает «Риц». Они ужинали в «Рице», и она могла сравнивать. Конечно, магглы — мастера пустить пыль в глаза, но им с их увертками и трюками еще далеко до настоящего волшебства.

«Элизиум» ей нравился больше.

Том снял номер и ей, но она в него даже не заглянула.

Так и сказала:

— Зачем время терять?

Том пока не знал о сюрпризе, о том, что она сдала экзамены. Впрочем, не знал никто, кроме директора и невыразимцев, даже родители. Результаты пока не были готовы, но ей было наплевать на баллы. Она могла не возвращаться в школу.

Когда-нибудь у них с Томом будет свой дом. И тогда она обставит его похоже.

* * *

Потянуло сквозняком, и Вальбурга оглянулась. Дверь плавно отворилась, и в спальню заплыли фарфоровые чашки. От них поднимался пар, наполняя воздух приятным ароматом только что сваренного кофе. За чашками влетела корзинка с умопомрачительно пахнущими круассанами, а следом большое хрустальное ведерко, наполненное отборной клубникой.

Том, с палочкой в руке, показался последним.

Разве может быть утро прекрасней?

— А я думала, тебя срочно вызвали, и ты даже не успел черкнуть мне пару слов, — счастливо улыбнулась Вальбурга, приподнимаясь на локте.

— Нет, — он сел к ней на кровать, — ты так сладко спала, что я не стал тебя будить и прогулялся за круассанами, а заодно побывал на востоке — у них уже поспела клубника.

Невозможный Том.

— На каком востоке? — вопрос получился с куда большей тревогой, чем ей хотелось показать, но Том не заметил, небрежно бросив, как ни в чем не бывало:

— Недалеко шумел Индийский океан.

— Порт-ключ?

Достать порт-ключи очень трудно, если не невозможно, и ей пришлось хорошенько покрутиться, чтобы выбить его в оккупированную Францию. А уж что отдал Том за перемещение через весь континент — трудно даже представить.

— Плохого же ты обо мне мнения, — усмехнулся он. — Обычная аппарация. Ничего сложного, если четко представляешь, куда тебе нужно. Ты помнишь, что волшебница? Границы — для магглов.

Вальбурга никогда не слышала, что можно аппарировать вот так, между странами. Зато она знала Тома — он уже не раз опровергал своими опытами невозможное.

— А где ты купил кофе? В Африке?

— Нет, — рассмеялся он. — Здесь, в кафе на углу. Самый лучший в Париже.

Надо же, в Париже кофе продают на вынос. Как удобно.

— Красивые чашки. А как они потом вернутся в кафе? Сработает порт-ключ? Или за ними зайдет посыльный?

— Ни то, ни другое, Вэл. Это мои чашки. Я их трансфигурировал из двух листов бумаги, вырванных из блокнота. Это было не самым сложным. Вот уговорить продать мне кофе с собой — хорошо я немного научился говорить по-французски.

— Ох, Том, — Вальбурга потянулась к нему, и если бы не его пасс палочкой, опрокинула бы все на постель. Чашки кофе, с чарами теплоизоляции, круассаны и клубника отправились на туалетный столик.

Губы Тома на вкус отдавали клубникой. Конечно, он ее попробовал на том восточном рынке. Не мог же он принести ей кислую. В то время как она еще не успела почистить зубы.

Том мягко ответил на поцелуй, удерживая ее, готовую уже вскочить и нестись в ванную, и достаточно скоро Вальбурге показалось, что клубнику пробовал не Том.

Прерваться, отказаться от такого десерта, не хватало силы воли.

— Чары могут развеяться, — тихо проговорил он ей, щекоча дыханием ухо, — и кофе остынет.

— Но их же накладывал ты.

Как не хотелось выпускать его, отпускать совсем.

— Теперь ты меня переоцениваешь.

— Я соскучилась.

— Меня не было всего полчаса.

— Я вообще. Полгода почти, Том. Полгода.

Они виделись осенью, когда он забегал в Хогвартс. И встреча получилась мимолетной. Конечно, они писали друг другу. Но трудно писать, когда разделяет пролив, в котором идут боевые действия. Когда совы не очень-то любят самолеты и зенитный заградительный огонь. Пусть они и волшебные, и им, защищенным чарами, ничего не грозит.

Том убрал прядь с ее лица за ухо. Нежно провел рукой по волосам.

— Почему бы нам не покормить друг друга? Как тебе такая идея?

Вальбурга представила, как они вдвоем одновременно едят одну ягоду. Ох, чтобы сказали родители!

— Ты так мило смущаешься, — Том уткнулся носом в ее макушку, его губы касались ее лба, легонько, как крылышки бабочки, целуя, — никогда бы не подумал, что ты умеешь так краснеть.

Плевать на родителей, она еще в ноябре стала совершеннолетней.

— Отличная идея, — хихикнула она. — По-моему, ее давно пора проверить на деле.