Другая война (гет)

Душно. Ни ветерка, хотя Том открыл окно и дверь в комнату. Теплый августовский воздух не шевелился.

Том перевернулся на другой бок. Завтра рано утром нужно успеть перехватить Вальбургу на Косой аллее, поэтому сейчас нужно уснуть. Если бы пошел дождь.

Пятый курс — и им прислали значки старост. Они будут вместе патрулировать школу по вечерам. У них будут официальные свидания, и никто и слова не возразит. Очень по-слизерински.

Издалека громыхнуло — наконец-то. К ним идет гроза, а с ней ливень. Вода смоет духоту, в воздухе будет ощущаться озон — самые лучшие сны снятся после грозы.

Грохнуло еще раз, и отблеск зарницы озарил комнату.

Не похоже на раскаты грома. К тому же, при грозе нет такого гула.

Том высунулся в окно.

Как он мог забыть, что у магглов война. И немцы уже который год бомбили корабли, военные конвои, Лондон и промышленные города. Литтл-Хэнглтон война пока обходила стороной. В их деревне нет никаких стратегических объектов. Ни заводов, ни аэродромов. Вряд ли ударят по ним.

Том поднялся, добрался до стола и открыл сундук. Наощупь нашарил в нем палочку. И какие, скажите пожалуйста, чары можно применить? Парящие? Призывающие? Почему их не учат в Хогвартсе ничему полезному?

Можно ли трансфигурировать падающий снаряд во что-то безобидное? Если преобразование массы пройдет, то что будет с энергией? Формулы расчета никак не хотели складываться — надо будет написать Дамблдору.

И заодно спросить, нет ли каких-нибудь щитов.

— Том, — позвала мама, — пойдем в подвал. Папа…

Ее слова потонули в гуле бреющего над деревней самолета.

— Том! — когда звук, затих мама окликнула его.

— Тише, — отозвался он, — ты не слышишь свист?

Том снова высунулся в окно. Интересно, министерство пришет уведомление о нарушении Статута?

— Люмос максима!

На ум пришли чары замедления противника. И только тогда он увидел, что к ним летит серый продолговатый цилиндр с носом в виде конуса.

— Мама, бегом в подвал. Живо!

Видимо, Дамблдору придется самому решать вопрос о неиспользованной энергии, если у Тома сейчас не получится.

Он стал рисовать палочкой в воздухе замысловатый узор, не замечая, как по вискам и спине тек пот.

Он всегда любил свой дом-на-горе. Дом было видно отовсюду в деревне, куда бы ни пошел. Но сейчас расположение дома было некстати.

Когда до столкновения оставались секунды, Том зажмурился.

Ему чудом удалось превратить фугасную бомбу в стофунтовую статую змеи. И только после этого испугаться. В Хогвартсе наверное от бомбежки спасут щиты, и он будет в безопасности, но как ему защитить свою семью?

— Том, проснись. То-ом!

Сон? Всего лишь про летние каникулы. Когда каждый день он боялся налетов и ждал первое сентября с нетерпением. И только в поезде понял, что в школе будет хуже. «Пророк» практически не пишет о разрушениях у магглов, а маггловские газеты не купить в Хогсмиде. Если что случится с его родителями — он узнает далеко не сразу.

— Том! — позвал его декан еще раз. — Пойдем, тебя вызывает директор.

— Директор? Ночью? — Том медленно поднялся со своей кровати. — Что случилось?

Слагхорн в голубой пижаме со звездами и наброшенном наспех плюшевом халате, нелепый как и всегда, сейчас не улыбался. Он держал палочку с зажженным Люмосом, усы его обвисли.

— Мужайся, мой мальчик, — он положил руку на плечо Тому и слегка сжал его. — Пошли.

Том, как сомнамбула, больше не говоря ни слова, набросил мантию. И пока они шли к горгулье по пустым коридорам, и сквозняком тянуло по лодыжкам, Том чувствовал, что холод проникает сквозь кожу, поднимается наверх к груди, по дороге замораживая внутренности.

У директора собралась целая делегация: профессор Дамблдор в ночном колпаке и темно-фиолетовом халате, на ногах полосатые вязаные носки очень яркой расцветки — желтые, зеленые, оранжевые и малиновые полоски на персиковом фоне. От одних носок могло бы полегчать, если бы не серьезное выражение лица Дамблдора. Том бы сказал, траурное. Такие же застывшие мины он видел у нескольких людей в мантиях.

— Это авроры, Том, — сказал Диппет. — Сегодня они арестовали Морфина Гонта. Ты его знаешь?

— Д-да, — от волнения Том начал заикаться. Он никогда не заикался и не беспокоился по пустякам. — Эт-о наш с-сосед.

Гонты жили недалеко от особняка в бедной лачуге. И были сумасшедшими. За Томом пару раз в детстве наблюдала Меропа Гонт, но потом ей запретили подходить к дому.

— Его арестовали, — продолжил Диппет. — Он применил непростительное заклинание к магглам.

— Мне очень жаль, Том, — заговорил Дамблдор.

— Нет! Не надо! Я не верю! — Тому казалось, что он сходит с ума. Потому что получалась ерунда какая-то. Гонты — волшебники? Эта опустившаяся семейка? И на что ему намекают? Что Гонт убил кого-то? Магглов? Его родителей?

— Твои родители, твои дедушка и бабушка, и твой младший брат — мертвы, Том, — произнес Дамблдор. В голосе его слышались и сочувствие, и печаль.

— Нет-нет-нет, не может быть. Это ошибка, да? Правда?

Но никто не опровергал его слова. Они смотрели на него с похоронными лицами и ждали чего-то. Чего? Что он успокоится? Примет это?

Воздух кончился внезапно, а стены поплыли. Дамблдор успел подхватить его и усадить в кресло. Ему подали воды со странным запахом. Ну конечно, успокаивающее зелье. Спорить сил не было, и он покорно выпил его.

— Морфин Гонт считал, что ты сын Меропы, — заговорил один из авроров. — Меропа рассказывала, что твой отец отобрал у нее ребенка, а его жена запретила приближаться к особняку.

— Она следила за мной и пугала. И что значит отобрал? Отец… я похож на него.

— Меропа говорила, что она родила ребенка от твоего отца.

— Чушь! Вы ее видели? Зачем…

— Она сварила любовное зелье.

— Нет-нет-нет!

— Ты владеешь парселтангом. Ты маг, хотя ни родители, ни дедушки-бабушки, ни твой брат магией не обладают. Меропа следила за тобой. Ее брат убил твою семью. Ты не допускаешь, что и в самом деле можешь быть сыном Меропы?

— Гонты владеют парселтангом?

— Гонты, — ответил Дамблдор, — последние известные потомки Салазара Слизерина.

— То что ты, магглорожденный, попал на Слизерин, тоже наводит на подозрения, — добавил второй аврор.

— Я попал на Слизерин, потому что подхожу. Я честолюбив, находчив, решителен. К правилам и установленный раз и навсегда порядкам отношусь со скепсисом.

— Слизерин не брал магглорожденных.

— Кто знает? Это было тысячу лет назад. Не осталось прямых свидетельств. Все что мы знаем — пересказы мифов.

— Хочешь ты или нет, но министерство на основании допроса Морфина Гонта, признало тебя сыном Меропы, следовательно, наследником Гонтов. Ты остаешься в мире магглов наследником Риддлов. Статус твой изменен с магглорожденного на полукровку. Фамильное кольцо Гонтов и медальон Слизерина теперь принадлежат тебе.

На директорский стол выложили кольцо с черным камнем и серебряный медальон. Том взглянул на них с отвращением.

— Ознакомься и распишись.

Ему протянули пергамент.

— Соболезнуем твоей утрате.

Том взял перо и сжал его так, что у него побелели пальцы.

— Я могу написать, что не согласен с решением министерства?

— Ты должен написать, что ознакомлен. Но можешь после подать апелляцию.

Том размашисто поставил автограф.

— Я докажу вам всем, что вы ошибаетесь.

Том работал с зельем определения родства до Рождества. Ему удалось, вопреки всем скептикам, во главе с деканом, выявить в крови так называемую память. И благодаря памяти крови с помощью специального зелья можно было проверить, как прямое родство, так и потенциальную способность к колдовству — незапланированный, но весьма полезный эффект. Таким образом он установил, что Гонтам не родственник, что его родила именно его мама, причем у нее были потенциальные способности к магии. Как предположил Дамблор, все магглорожденные имеют среди предков либо волшебников, либо скибов. Дамблдор помог Тому опубликовать работу и вернуть в министерство «наследство» Гонтов.

— Что со мной будет? — спросил Том у Дамблдора. Они находились в комнате Дамблдора и пили чай. Все разъехались на зимние каникулы, Том единственный остался в общежитии Слизерина. Он старался не попадать на глаза декану, жалость которого бесила, и проводил больше времени или в библиотеке, или в классе трансфигурации. — Меня отдадут в приют до совершеннолетия?

— По закону да. Или найдут тебе опекуна. Слагхорн предложил тебя оставить ассистентом на лето. В магическом мире приютов нет, а в маггловском — бомбежки. Если директору удастся договориться с советом попечителей и министерством, то… Однако министерство трудно убедить. Они очень озабочены эксплуатацией юных волшебников.

— Конечно, ведь в маггловском приюте меня не будут заставлять работать.

— Об этом бюрократы не думают.

— Я бы тоже хотел порой не думать. Станет ли когда-нибудь легче?

— Не сразу, но станет.

— В запретной секции я нашел книгу о мыслях. Автор считает, что можно упорядочить свою голову так, чтобы все легко находилось, не терять ни крупицы информации. Чертоги разума. И рассказывает, как строить защиту от атаки легилимента или обливейтора. Но он обходит стороной вопрос о материальности мысли.

Дамблдор улыбнулся.

— Философы давно спорят, материальна ли мысль. Маги ничего на этот счет не пишут, потому что практика развилась раньше теории: а на практике выходит материальная природа мысли. Мы можем стереть ее, модифицировать. Можем стереть всю память. Вынуть из головы. Просмотреть не раз. Создать хранилище мыслей. Хрустальные флаконы, думосбор.

— Насколько долговечным будет такое хранилище? Флаконы могут разбиться. Думосбор вообще открыт — что если его кто случайно опрокинет? Нельзя ли помещать мысли во что-то более долговечное?

Дамблдор посмотрел поверх очков.

— Конечно, можно, Том. Поэтому люди и пишут книги.

— Я имел в виду магические воспоминания. Например, создать такую автобиографию?

— Исключение Белла говорит, что нет. Мысль — слишком скоропортящийся продукт. Она улетучивается очень быстро. Но можно попробовать сделать слепок мысли. Копию... придется уйму времени провозиться с чарами. И я не могу сказать заранее, пустая ли это трата времени или нет...

— Если разложить мысль на семантический ряд, на ряд чувств: осязание, обоняние, зрение, слух; взять за основу построение легилиментом сновидения, но сделать его последовательным...

Дамблдор перестал улыбаться. Он снова, как тогда ночью у директора в кабинете, смотрел на Тома с глубокой печалью и сочувствием.

— Том, тебе, конечно, проще убежать от боли в работу, и этот новый твой проект может стать не менее блестящим, чем работа с памятью крови, но проще не значит правильней.

— Правильней для кого?

— Для тебя и только для тебя.

— Что вы об этом знаете? О боли?

Том аккуратно поставил чашку с чаем на стол прежде чем подняться.

— Я знаю, Том, — проговорил ему вслед Дамблдор, но Том его проигнорировал.

Вальбурга проснулась одна. Сквозь приоткрытое окно высотой во всю стену журчал как ручей приятный утренний гомон улицы — маггловской улицы.

Потянулась, прислушиваясь. Кажется, цветочница и бакалейщик обменивались новостями. Ночью снова летали разведывательные самолеты, не давая им спать.

Хм, странно, она ничего не слышала. Или это чары Тома, или она настолько увлеклась им, соскучилась…

Том — самый молодой исследователь: в пятнадцать лет опубликовал работу о памяти крови и привлек внимание вербовщиков Гриндельвальда. Экстерном сдал ТРИТОНы и рванул на континент, в Париж. Вальбурге потребовалось полгода на подготовку, чтобы приехать вслед за ним. Она ждала разрухи и войны, взрывов, обвалившихся домов, но нашла солнечный город, цветущие улицы.

И ужасно современный отель — «Элизиум». Шестиэтажный с огромными окнами, огражденными коваными балюстрадами. На карнизах цвела герань, и издалека с улицы казалось, что на фасаде горят красные, белые и розовые огоньки. Внутри искусно сплели магию с маггловскими технологиями. Вальбурга не сразу разглядела, что на зачарованном потолке фойе, похожем на розово-синее закатное небо, крошечными звездами светили электрические лампочки — с ними явно поработали мастера трансфигурации. От фойе вверх к лифтовой площадке вела изогнутая лестница, перила напоминали скорее виноградную лозу, а не обычные поручни.

Лифт Вальбурга видела впервые. Том говорил, что в Британии перед войной хотели установить такие же в министерстве и в госпитале Святого Мунго, но не успели. Она предвкушала необычный подъем наверх, но ничего не ощутила: пол плавно вздрогнул и — все. Оставалось только глазеть на зеркала в причудливых рамах, дуги поручней, да мягкую банкету, обтянутую шелком с золотистыми пионами. И лифтера — мальчика лет четырнадцати в форменной одежде синего цвета и точно такой же фуражке.

В номере Тома обстановка отличалось и от родного особняка, и от школы. В просторной гостиной, оклеенной бледно-зелеными обоями с вытравленным цветочным узором, стены украшали не шпалеры, не гобелены, а два пейзажа и зеркало. На потолке в гипсовой розетке висела хрустальная люстра с электрическими лампочками, а не свечами.

Мебель, современная и светлая, причудливой формы, без острых углов, не загромождала пространство. Письменный стол со стулом стояли у окна. Пара кресел, диван, обитые кремовым атласом с зелеными и золотистыми ирисами, и журнальный столик с большой керамической вазой — у камина. Между креслами втиснули торшер с чудным абажуром-витражом. Больше в гостиной мебели не было: ни комодов, ни сундуков, ни гардероба. Вероятно, гардероб скрыли за одной из стен, но спросить у Тома она забыла. Потому что зашла в спальню и открыла рот. Большая кровать с изогнутым изголовьем и каркасом не только не имела балдахина, но и изначальных креплений для него. Трюмо, к которому Вальбурга сразу подскочила припудриться, с трехстворчатым зеркалом в раме, похожим на лепестки цветка, хотелось забрать с собой домой. Как впрочем и кровать. И обои. И низкое кресло с вычурной спинкой.

Том говорил, что этот стиль у магглов зовется ар-нуво, и «Элизиум» напоминает «Риц». Они ужинали в «Рице», и она могла сравнивать. Конечно, магглы — мастера пустить пыль в глаза, но им с их увертками и трюками еще далеко до настоящего волшебства.

«Элизиум» ей нравился больше.

Том снял номер и ей, но она в него даже не заглянула.

Так и сказала:

— Зачем время терять?

Том пока не знал о сюрпризе, о том, что она сдала экзамены. Впрочем, не знал никто, кроме директора и невыразимцев, даже родители. Результаты пока не были готовы, но ей было наплевать на баллы. Она могла не возвращаться в школу.

Когда-нибудь у них с Томом будет свой дом. И тогда она обставит его похоже.

* * *

Потянуло сквозняком, и Вальбурга оглянулась. Дверь плавно отворилась, и в спальню заплыли фарфоровые чашки. От них поднимался пар, наполняя воздух приятным ароматом только что сваренного кофе. За чашками влетела корзинка с умопомрачительно пахнущими круассанами, а следом большое хрустальное ведерко, наполненное отборной клубникой.

Том, с палочкой в руке, показался последним.

Разве может быть утро прекрасней?

— А я думала, тебя срочно вызвали, и ты даже не успел черкнуть мне пару слов, — счастливо улыбнулась Вальбурга, приподнимаясь на локте.

— Нет, — он сел к ней на кровать, — ты так сладко спала, что я не стал тебя будить и прогулялся за круассанами, а заодно побывал на востоке — у них уже поспела клубника.

Невозможный Том.

— На каком востоке? — вопрос получился с куда большей тревогой, чем ей хотелось показать, но Том не заметил, небрежно бросив, как ни в чем не бывало:

— Недалеко шумел Индийский океан.

— Порт-ключ?

Достать порт-ключи очень трудно, если не невозможно, и ей пришлось хорошенько покрутиться, чтобы выбить его в оккупированную Францию. А уж что отдал Том за перемещение через весь континент — трудно даже представить.

— Плохого же ты обо мне мнения, — усмехнулся он. — Обычная аппарация. Ничего сложного, если четко представляешь, куда тебе нужно. Ты помнишь, что волшебница? Границы — для магглов.

Вальбурга никогда не слышала, что можно аппарировать вот так, между странами. Зато она знала Тома — он уже не раз опровергал своими опытами невозможное.

— А где ты купил кофе? В Африке?

— Нет, — рассмеялся он. — Здесь, в кафе на углу. Самый лучший в Париже.

Надо же, в Париже кофе продают на вынос. Как удобно.

— Красивые чашки. А как они потом вернутся в кафе? Сработает порт-ключ? Или за ними зайдет посыльный?

— Ни то, ни другое, Вэл. Это мои чашки. Я их трансфигурировал из двух листов бумаги, вырванных из блокнота. Это было не самым сложным. Вот уговорить продать мне кофе с собой — хорошо я немного научился говорить по-французски.

— Ох, Том, — Вальбурга потянулась к нему, и если бы не его пасс палочкой, опрокинула бы все на постель. Чашки кофе, с чарами теплоизоляции, круассаны и клубника отправились на туалетный столик.

Губы Тома на вкус отдавали клубникой. Конечно, он ее попробовал на том восточном рынке. Не мог же он принести ей кислую. В то время как она еще не успела почистить зубы.

Том мягко ответил на поцелуй, удерживая ее, готовую уже вскочить и нестись в ванную, и достаточно скоро Вальбурге показалось, что клубнику пробовал не Том.

Прерваться, отказаться от такого десерта, не хватало силы воли.

— Чары могут развеяться, — тихо проговорил он ей, щекоча дыханием ухо, — и кофе остынет.

— Но их же накладывал ты.

Как не хотелось выпускать его, отпускать совсем.

— Теперь ты меня переоцениваешь.

— Я соскучилась.

— Меня не было всего полчаса.

— Я вообще. Полгода почти, Том. Полгода.

Они виделись осенью, когда он забегал в Хогвартс. И встреча получилась мимолетной. Конечно, они писали друг другу. Но трудно писать, когда разделяет пролив, в котором идут боевые действия. Когда совы не очень-то любят самолеты и зенитный заградительный огонь. Пусть они и волшебные, и им, защищенным чарами, ничего не грозит.

Том убрал прядь с ее лица за ухо. Нежно провел рукой по волосам.

— Почему бы нам не покормить друг друга? Как тебе такая идея?

Вальбурга представила, как они вдвоем одновременно едят одну ягоду. Ох, чтобы сказали родители!

— Ты так мило смущаешься, — Том уткнулся носом в ее макушку, его губы касались ее лба, легонько, как крылышки бабочки, целуя, — никогда бы не подумал, что ты умеешь так краснеть.

Плевать на родителей, она еще в ноябре стала совершеннолетней.

— Отличная идея, — хихикнула она. — По-моему, ее давно пора проверить на деле.

Из отеля Вальбурга и Том выбрались только к вечеру, когда полуденная жара спала. Они все никак не могли оторваться друг от друга, расцепиться, разомкнуть объятия. Любая мелочь задерживала и становилась поводом продолжить любовную игру.

Шов на шелковых чулках, который съехал на левой ноге — Том опустился вниз поправить, и не выдержал, прижался губами к ямке под коленкой.

Заказанный в номер обед — Том смеялся над ее молочными усами, и она в отместку попыталась испачкать его нос сливками.

И уж точно плохой идеей было ускорить водные процедуры и посетить ванную комнату вместе.

Хотя Том ни о чем не жалел.

Вальбурга в светлом простом платье с рукавами-фонариками, юбкой в складку, длиной до колена, в круглой шляпке и перчатках отличалась от парижанок, как тропическая птичка от северных родичей. Она уехала от родителей, ее карманные деньги почти все ушли на порт-ключ до Парижа, но она не думала о том, что наденет завтра. Для нее существовало только сегодня, и сегодня она выглядела как королева.

В сущности, она и была его королевой.

Том не выдержал и рассмеялся.

— Я неправильно оделась? — взволнованно спросила Вальбурга, оглядывая себя со всех сторон в зеркале. — У меня был продвинутый курс маггловедения.

— Тебе не жарко в перчатках и шляпке?

— Охлаждающие чары еще никто не отменял! — она задрала свой милый нос к потолку, пародируя своего отца. Не улыбнуться в ответ Том не мог.

Ей пришлось воспользоваться плащом-невидимкой, чтобы без пропуска выскользнуть из магического квартала на маггловскую улицу, и за это Том был готов подарить ей весь предвечерний Париж в подарок. Теплый ветерок разносил тягучий аромат роз и магнолий, текла Сена, и для них все rue, да площади с садами стали волшебным раем влюбленных.

В Люксембургском саду они сели на деревянную скамью. Том незаметно наложил на них чары рассеивания внимания, хотя никто особо и не глазел: влюбленные парочки в саду — обычное зрелище. И достал из внутреннего кармана куртки черную тетрадь.

— Я его сделал!

— Дневник? Тот самый дневник? Проект Дамблдора? — Вальбурга бережно взяла тетрадь, с восхищением разглядывая ее. — Что он может? Тебе удалось обойти парадокс Белла?

Том кивнул.

Вальбурга, вся сияла от радости и гордости за него. И это было приятно.

— Попробуй пообщаться с ним, и скажи мне.

— Пообщаться?

— Напиши что-нибудь.

Пока еще не стемнело.

— Но чем?

Том достал авторучку.

Вальбурга сняла перчатку, погладила корешок, наморщила лоб и вывела:

«Вальбурга Блэк, 1944, Париж».

И тут же проявились строчки:

«Привет, Вэл. Как тебе удалось сюда добраться?»

— Я могу написать правду? Ее никто не найдет?

— Никто. Твои мысли дневник не выдаст даже мне. Я заложил защиту для одних собеседников и дублирование разговора для одного-единственного. Настроил на почерк. Ты в курсе, что у каждого человека он индивидуален?

— Что-то не верится. Как можно, получив возможность узнать мотивы и мысли других людей, отказаться от нее?

Да, немного не по-слизерински. Но у Тома были принципы.

— Меня приучили не читать чужих писем и дневников.

— Но ты здесь шпионишь за…

— Небольшая поправка. Я не шпионю за теми, кому доверяю. Я не шпионю за посторонними — они мне безразличны. Мне интересны только враги. Вернее, один враг.

— Но дневник — это же ты.

— Не только я. Это и моя маска. Та легенда, что мы придумали для Гриндельвальда. Ложные воспоминания для него. Хочешь посмотреть? Заодно проверить, выглядят ли они как настоящие?

— Почему бы и нет?

Вальбурга послушно вывела:

«Том, покажи мне, пожалуйста, воспоминания для Гриндельвальда».

«С удовольствием. С какого начать? Как я убил родных? Как подставил дядю? Или как я открыл Тайную комнату и свалил все на Хагрида?»

— Попроси показать воспоминания о Тайной комнате Слизерина, — подсказал Том.

«Мне интересна Тайная комната».

Шелест страниц слился с шелестом крон и только когда Вальбурга уронила голову ему на плечо, Том понял, что Вальбурга застыла в странном трансе, будто бы уснула с открытыми глазами. Он аккуратно обнял ее.

Интересный эффект, надо предупредить Гриндельвальда. Чтобы просматривал без свидетелей. Иначе Тома, не разобравшись, обвинят в покушение на Лорда. А суды в военное-то время — скорые.

Минут через пятнадцать — хотя воспоминание должно было длиться добрых полчаса — Вальбурга пошевелилась и резко выдохнула. Не досмотрела, или время искривляется? Надо бы проверить самостоятельно.

— Том… скажи, что на самом деле случилось в тайной комнате? Ты выпустил василиска?

Ее голос дрожал, и Том отбросил лишние мысли.

— Нет, Вэл, — он сжал ее ладони, — верь мне. Все было так, как я тебе рассказывал, а не так, как ты увидела в дневнике. Василиск выполз сам и в другом крыле замка. От нас он пополз в тот туалет — если помнишь, тогда старосты всех учеников отправили по гостиным. И никто не спохватился, что не хватает Миртл. Она умерла от испуга, никто ничего не успел сделать. И я тогда понятия не имел, что вход в тайную комнату находится в том туалете. Нужный кран рассмотрел Дамблдор. Диппета мы оставили с ней, а сами загнали василиска в Тайную комнату и погрузили в стазис. Заодно починили вентиляционную решетку, через которую он выбрался наверх.

— А Хагрид?

— В Хогвартс прислали комиссию. Мы поначалу собирались рассказать правду, зная, что василиска усыпят. Его было жаль — последний экземпляр на нашем острове. Кроме того — относительно безобидный.

— Относительно?

— Он состарился. Его взгляд уже не мог убивать.

— Откуда ты знаешь?

— А как ты думаешь? Опасное животное первым делом отправился обезвреживать специалист — Кеттлберн. И натурально окаменел. Его привели в себя зельем, хорошо, что мандрагоры созрели.

— Ты начинал рассказывать про Хагрида.

— Да. Нечего рассказывать, неприятная история. Комиссия собиралась прочесать весь замок. Я попытался предупредить его, помочь выпустить акромантула из замка. Но нас застукали. И неправильно поняли.

— И его отчислили, сломали палочку. В воспоминании ты гордишься, как лихо подставил.

— То был не я. И если ты помнишь, тот поддельный Том не хотел возвращаться в приют. Мне никакой приют не светил. Я уже числился помощником Дамблдора, и меня в любом случае оставляли на лето в Хогвартсе. А Хагридом пожертвовали, Вэл. Но не я, не Дамблдор, не Диппет, а Отдел тайн. Именно в тот день Тревэрс привез мне письмо от Гриндельвальда и предложил шпионить в пользу Британии. Именно поэтому Хагриду отдали действующие половинки палочки, оставили в школе и разрешили работать с волшебными животными. Именно поэтому скрыли все остальное. Василиска и Хагрида вплели в мою легенду. Хочешь, я достану думосбор и солью правдивое и ложное воспоминания? Думосбор покажет какое истинное, в отличие от дневника.

— Не надо доказательств, Том. Я верю тебе. Просто… — Вальбурга поежилась. Дневник выпал из ее рук. — Ты там как будто настоящий. Но без души. Я бы такого не смогла полюбить. Хотя моим родным ты бы понравился. Настоящий наследник Слизерина: практикует темные искусства, убивает грязнокровку и сваливает все на недалекого увальня.

Чем больше Вальбурга хмурилась, тем больше Том чувствовал себя счастливым.

— Уф! Как я рад. Ты не представляешь, какое это облегчение!

— Рад? Облегчение?

— Что ты сомневаешься, что ты веришь тому Тому. Что дневник получился настоящим. Я теперь могу показать его Гриндельвальду.

Вальбурга тряхнула головой.

— Пойдем отсюда. Мне перестал нравиться этот сад.

* * *

Том снял чары, нагнулся за дневником и услышал над ухом:

— Купите цветы своей девушке.

Старик в чистом, но затертом сюртуке, в лацкане которого блестел лотарингский крест, заискивающе протягивал букетик ландышей.

Том лихорадочно зашарил по карманам, выгребая мелочь. Лотарингский крест? Свободная Франция? Неужели связной? Он готов что-то передать им? В букете?

Том не успел протянуть монеты, как старик ухватил его за руку, притягивая к себе.

— Не дергайтесь, — прошептал он на ухо. — Меня зовут Луи, я от алхимика. За вами следят, но издалека. Явно волшебник, кто-то из окружения Гриндельвальда, судя по знаку на плаще. Забудьте о вашем деле, побудьте простыми влюбленными.

Том не успел ничего ответить, как старик отпустил его, приподнял свою кепку, отвешивая поклон Вальбурге и отдавая ей ландыши:

— Вам очень повезло, мадемуазель. Кавалер красив и щедр.

Он отошел в сторону и затерялся между прохожих. Вальбурга, ничего не понимая, приколола цветы к лифу платья. Том наклонился, чтобы наложить чары свежести на цветы, и столкнулся с ней носами. Оба фыркнули и не удержались от поцелуя.

Так-то лучше!

— Хочешь мороженого? — спросил Том.

— Да! Раз мне так повезло, — улыбнулась Вальбурга. Бледность после просмотра воспоминаний у нее почти прошла. — Давай веселиться!

— Тогда вперед к Сене. Там чудесные прогулки на пароходах. Мороженое и танцы.

В одном из переулков, Том обнял Вальбургу и в витрине увидел их шпиона. Высокий, в шляпе и светлом плаще, на котором вышит знак Гриндельвальда. Что ж, пусть пеняет на себя.

Они влились в веселую группу французов и немцев на небольшом прогулочном катере. Пили лимонад и шампанское, танцевали фокстрот — да так, что им аплодировали. Съели по ведерку мороженого. И в итоге забыли об осторожности. На пропускном пункте в магический квартал Вальбурга снова накинула плащ, чтобы прошмыгнуть под носом скучающего аврора, но споткнулась. Том, не видя ее, поймал, получив косой взгляд в свою сторону. Аврор ворчливо буркнул, что пить молодежь не умеет и обнимающий пустоту Том выглядит нелепо.

Они побежали в отель, держась за руки и пытаясь не расхохотаться в полный голос. В фойе Вальбурга спустила капюшон, и они оба громко фыркнули, не обращая внимания на любопытные взгляды.

И конечно, не заметили в лифте Гриндельвальда.

— Отличный плащ-невидимка, — прокомментировал тот, ловя в зеркале глаза Тома.

— Семейная реликвия, — развернулась к нему Вальбурга. Ее не смущало, что Темный Лорд мог видеть только ее голову и шею.

— Такие уже не делают, увы, утрачено мастерство, — согласился он. — Вы уже ужинали?

— Только собирались, — ответил Том.

— Тогда я приглашаю вас к себе. Нехорошо, Том, скрывать такую очаровательную особу. Что скажите, мисс Блэк? Вы не против составить компанию мне и моим сторонникам? Заодно обсудить семейные реликвии?

Вальбурга улыбнулась.

Вальбурга и Том пришли в числе первых, и Гриндельвальд, кивком отпустив от себя группу итальянцев, махнул рукой, приглашая их подойти ближе.

— Если позволите, сэр, — Том, учтиво склонив голову, протянул бумажный сверсток.

— Что это? — Гриндельвальд опередил свою охрану, не успевшую вскинуть палочки, и разорвал оберточную бумагу. Интересно, он так доверял Тому или на входе в его номер стояли зачарованные сканеры? Неужели никто не покушался на Темного Лорда?

— Дневник. Полный отпечаток моей личности, мои помыслы, мои идеи, воспоминания. Недавно вы спрашивали, как далеко я могу зайти, многое ли могу вложить в дело. Это мой ответ, мой подарок. Можно просматривать события, как в думосборе, единственно — для окружающих может показаться, будто вы задремали.

Гриндельвальд, повертел в руках дневник, прежде чем достать палочку. Обычную палочку из бузины — удивительно, что такой коллекционер, как он, довольствовался столь простым предметом. Смотреть, как он колдует невербально — а от некоторых чар бросало в озноб — было одно удовольствие. Гриндельвальд получил власть не за улыбки и умение располагать людей. Но и из-за мастерского владения магией.

— Интересно, — наконец, проговорил он, закончив осматривать подарок Тома. Улыбаться он перестал, и выглядел теперь грозным и опасным чародеем. — Тебе еще нет семнадцати, так? И ты уже можешь делать такие безделушки. Что же будет лет через десять? Мне придется отдать власть тебе?

Вальбурга забыла как дышать. Помимо самого Гриндельвальда — против которого ни один волшебник не желал выходить на поединок — в номере находились его сторонники — взрослые маги, бойцы и дуэлянты. Они с Томом вдвоем, на чужбине — были совсем одни. Сквиб из парка с лотарингским крестом в петлице — не в счет. Что он сможет успеть? Только передать Дамблдору, что его люди не вышли на связь? Ведь если Гриндельвальд решит от них избавиться — они вряд ли смогут спастись.

— Шучу, — Гриндельвальд лучезарно улыбнулся, — не пугайтесь, мисс Блэк. Том пока только ваш, ну и мой немного.

Вальбурга попыталась улыбнуться. Судя по веселому блеску в глазах Гриндельвальда — получилось у нее неважно.

— Сосредоточен, последователен, серьезен. И гений, несомненно. Так странно… — Гриндельвальд смотрел сквозь них. — Знавал я одного юношу. Он тоже пытался в свои неполные семнадцать все успеть, покорить мир. Списаться с известными чародеями, заинтересовать их своими идеями. Яркий, талантливый, но чересчур серьезный. Отвлечь его от важных дел мог лишь один друг. Только с ним юный гений расслаблялся, становился снова семнадцатилетним. Мог шутить, смеяться, дурачиться. Как вы мне напоминаете тех юношей, если бы вы знали. Мисс Блэк, вы не представляете, как Том меняется рядом с вами. Он перестает быть старцем и расслабляется. Я никогда не видел, чтобы Том веселился от души. Но в вашей компании — любопытно посмотреть.

— Я восхищаюсь его умом и тем, чем он занят здесь, — со всем пылом произнесла Вальбурга.

Ее пальцы соприкоснулись с пальцами Тома, переплелись. Том мягко улыбнулся в ответ.

— Любовь, — хмыкнул Гриндельвальд. — Великий дар и слабость. Четвертый артефакт Певереллов давал доступ к неограниченной силе любви. Говорят, его заперли в Отделе Тайн. Британском, конечно же.

Том тут же одернул руку и стал похож на себя: сосредоточенный, холодный и надменный.

— А занят он очень важной работой, и я рад, мисс Блэк, что вы понимаете это. Теоретики чистой крови правы в том, что нужно внимательней следить за пересечением родословных линий. Вот только Том доказал, и на своем примере, и своей работой, что нужно следить в том числе и за потомками сквибов, не знающими о магическом мире, чтобы не пропустить нового рожденного мага. Высохшее дерево внезапно дает побег. Но как разглядеть его в глухом лесу?

— А нужно ли разглядывать? — спросила Вальбурга. — Если побег сильный, он вырастет в мощное дерево без чьей-либо помощи.

— Если ему хватит света и соков от других, менее важных деревьев.

— Вы собираетесь следить за потенциальными волшебниками? Отделить сквибов и их потомков, смешавших с магглами? Создать оазис?

— Хорошая идея, мисс Блэк. Что-то вроде этого. Пойму, когда у меня будут результаты. Я хочу знать о каждом человеке Европы, обладает ли он потенциалом. И когда у меня будут цифры — будет ясно, что можно сделать. Оазис или целое государство.

— Какая вероятность, что у потомка сквиба и маггла родится ребенок-волшебник?

— Хороший вопрос. А другой еще лучше: выше ли вероятность появления ребенка-волшебника, если оба родителя — потомки скибов.

— Вы собираетесь проводить такой опыт?

— Уже проводим. И все благодаря открытию Тома. Ты же счастлив, наблюдать результаты своих теоритических изысканий?

— Разумеется. Любой исследователь хотел оказаться на моем месте.

— Кстати, мисс Блэк, Том — является ярким примером, как у маггла и слабой ведьмы, почти сквиба, но из хорошего рода, может родиться мощный волшебник.

— А может быть Том — исключение?

— Нет, другие полукровки в первом поколении показывают замечательные результаты. Дамблдор...

— Вы знаете Дамблдора? — ахнула Вальбурга.

— Кто же не знает соавтора работ Николя Фламеля? — иронически вскинул брови Гринедельвальд. — Дамблдор — выдающийся чародей, не даром Фламель согласился с ним сотрудничать, а он весьма скрытный колдун. Я пытался встретиться с Фламелем, но увы, несмотря на все мои возможности... — он развел руки.

— Но как такое может быть? — Вальбурга почти не играла, она в самом деле не могла поверить, что сам Темный Лорд так высоко ценит их учителя. — Ведь Дамблдор — простой профессор в школе?

— Именно. Но у гениев свои причуды.

— А какие причуды у вас?

— Коллекционирование магических артефактов. С историей. Как ваш плащ, или кольцо Гонтов. Но так как такие вещи не всегда продаются, я могу коллекционировать их владельцев.

Том окаменел, лишь желваки вздувались на лице. Вальбурга осторожно взяла его ладонь и слегка ее сжала. Но Том не ожил, пока Гриндельвальд, закончив свои сентиментальные воспоминания и не обращая внимания на то, что его перестали слушать, не отошел. Дневник Тома Гриндельвальд передал секретарю, и тот унес его в кабинет.

Вальбурга подала знак официанту, и им принесли шампанское. Она отпила совсем чуть-чуть, но Том опрокинул в себя весь бокал залпом.

Ох, еще бы он мог веселиться. Гриндельвальд сам не зная, зацепил очень сильно.

— Ты думаешь, Гриндельвальд рассказал о себе? — тихо спросила Вальбурга, отвлекая Тома.

— Очень похоже на то…

— А кто тот серьезный гений?

Том покачал головой.

— Среди сторонников Гриндельвальда нет ни одного — равного ему. Поэтому… — Том стукнул себя по лбу. — Точно! Как же я сразу не увидел. Именно он знал столько деталей, именно с ним советовался Тревэрс…

— Объясни!

— Не здесь.

Выпытать больше у Тома Вальбурга не успела — подали ужин. Вальбургу посадили по левую руку от Гриндельвальда, но с Томом не разлучили. Она промолчала весь вечер, слушая странную помесь немецкого с французским, только отчасти понимая о чем идет речь. Но Том сидел рядом, и она могла украдкой смотреть него или касаться его локтя своим.

Когда принесли высокую башню из профитролей, Гриндельвальд вдруг вспомнил о своих гостях. По его знаку на их тарелках появился десерт и взбитые сливки.

— Скажите, мисс Блэк, а разве семейные реликвии не должны передаваться от отца сыну? — наклонился он к ней.

— Должны, конечно. — Профитроли были отличные. — Со мной поделился плащом мой кузен из старшей ветви семьи. Он очень волновался, начитался ужасов о войне на континенте, вот и взял с меня слово, что я не поеду без страховки.

— А как отнеслись к вашему путешествию ваши родители?

— Они мне доверяют. Поэтому не волнуются.

— Конечно же вы не уточняли куда именно уезжаете? Ну кроме своего кузена.

— Я посчитала, что это только мои дела. И их лишние детали не касаются.

— Не касаются, — многозначительно повторил Гриндельвальд. — С другой стороны, вам здесь, в Элизиуме нечего бояться. Особенно рядом с Томом.

Вальбурга улыбнулась и положила ладонь поверх ладони Тома.

— Поэтому я на время конфискую ваш плащ, в целях безопасности, конечно. Чтобы вы все-таки соблюдали осторожность. Потом, когда соберетесь домой, вы его получите в целости и сохранности. Вы же доверяете мне?

Вальбурга посмотрела на Тома. Тот кивнул.

— Конечно, — улыбнулась она Гриндельвальду.

— Вот и отлично. Завтра покажу вам свою гордость — Нурменгард. Будьте готовы встать к завтраку. Порт-ключ сработает ровно в девять. А пока угощайтесь, Том, бери пример со своей дамы.

Вернулись они в номер Тома за полночь. Вальбурга скинула туфли и присела на диван к Тому.

— Все получилось, — она с облегчением опустила голову ему на плечо. — Он клюнул на плащ Певереллов. Как клюнул на кольцо Гонтов. Он считает меня влюбленной пустышкой, которая спутала Париж с предвоенным Батом. Которая уехала из дома, ни слова не сказав взрослым. Самовлюбленный нарцисс!

Том провел пальцем по ее щеке, дотронулся до губ.

— Тсс... у стен есть уши...

— Ты же ставил блоки...

— Их можно обойти... тсс... — его палец скользил по ее лицу, будто он собирался запомнить каждую черточку. — Конечно, ты не пустышка. Но неужели не влюблена?

— Согласись, что твой Темный Лорд...

Том встретил ее взгляд насмешливо.

— Гордится собой не просто так... Его самолюбование оправдано. В экспериментальной магии он зашел так далеко, как никто еще...

— Ты сказал, что понял, о ком он говорил, кого он сравнивал с тобой.

— А ты не поняла? Он же потом прямо назвал имя.

— Альбус Дамблдор!? — с ужасом вскричала Вальбурга.

— Тише, тише. Конечно, сама посуди, все сходится. Дамблдор знал, что Гриндельвальд интересуется артефактами Певереллов. Поэтому мне придумали такую легенду. Без этого кольца я так бы высоко не поднялся. Кольцо привлекло его, а мои способности сделали все остальное. Поэтому Ориону намекнули, куда ты едешь, чтобы он одолжил плащ! Чтобы ты получила приглашение в Нурменгард! Но почему, почему он не рассказал мне, что был знаком с Гринедельвальдом!

— Ты кем очарован больше? Дамблдором или Гриндельвальдом?

Том опомнился, притянул Вальбургу ближе.

— Я очарован кое-кем другим. Кто не желает заняться чем-то более интересным и болтает очевидные глупости.

Вальбурга не успела возразить, что болтает в основном он, но Том нашел ее губы.

— Советую одеться теплее, — Том сосредоточенно разглядывал манжет, пытаясь застегнуть запонку.

Вальбурга, в небесно-голубом шелковом платье с рукавами, похожими на крылья фей, сидела на мягкой табуретке перед трюмо и возила пуховой по лицу. Вернее она смотрела в зеркало на отражение Тома. Серьезный, как перед экзаменом, даже строгий, такое торжественное выражение лица она видела только у начальника отдела тайн в министерстве. Когда ей принесли портключ и пудреницу в роскошном перламутровом футляре.

— Помочь?

— Да если тебе не трудно.

Том протянул ей руку. Вальбурга отшвырнула пуховку и прежде чем коснуться манжета, провела пальцем по запястью Тома.

Он улыбнулся, но покачал головой.

— Не сейчас, Вэл.

Нехорошо заставлять ждать Гриндельвальда. Но как сложно удержаться от шалости.

— Чары там не работают, Вэл. Ты замерзнешь.

— Где это там?

— Высоко в горах. Гриндельвальд спрятал от магглов одну из неприступных вершин, самых высоких в Европе, и построил на ее пике крепость. Там действует особая магия. И все гости, все пленники — почти лишены своей, как обычные магглы. Даже я могу наложить чары только на небольшой предмет, не больше твоей ладошки. Разреженный воздух, морозный, даже когда ярко светит солнце.

Запонка поддалась, и Том подставил другую руку.

— Хорошо, надену костюм. Хотя мне кажется, что ты просто ревнуешь, и не хочешь, чтобы я показывалась на людях в этом платье.

Том наклонился к Вальбурге, задевая губами лоб:

— Я не ревную, но платье бы запретил. Тебя вполне могут похитить.

Она запрокинула лицо, решительно целуя Тома.

— Расстегни, пожалуйста, палочку искать долго.

Крохотные пуговицы сзади от шеи до талии. Том осторожно касался платья, будто оно было живым. Также помог ей облачиться в строгий твидовый костюм: в узкую юбку, длиной до середины игры, и жакет. И все это не прерывая поцелуев.

Они так и спустились вниз, смущая лифтера, не желая отрываться друг от друга.

— А вот и наши юные возлюбленные! — Гриндельвальд со своей свитой ждал их внизу, и нисколько не выглядел рассерженным.

Вальбурга встряхнула головой — лучше дерзить, чем краснеть по пустякам.

— Вы сегодня особенно прекрасны, мисс Блэк, — продолжал Гриндельвальд. — Вам идут строгие костюмы, и вашему темпераменту и вашему имени. Но среди нас, моя дорогая, власть принадлежит мне. Поэтому вы не будете против, если я буду называть вас Пульхе?

— Совсем нет, — ответила Вальбурга.

— Не стоит, — одновременно с ней проговорил Том. — Она терпеть не может сокращения.

— Истинная Вальбурга, — восхитился Гриндельвальд. — Тогда я не беспокоюсь, что вам не понравится моя крепость. Тите, портключ.

Вперед вышел молодой человек с тонкими усиками и улыбкой дамского угодника, его смазливое лицо, его подобострастный взгляд и особенно классический сюртук — Вальбурге очень не понравилось.

— Герр Гриндельвальд, сеньорита, Мистер Риддл, прошу, — он развернул карту Альп.

Первое что увидела Вальбурга — слепящее солнце. Глаза сразу же заслезились, и она долго моргала, видя перед собой слепящие всполохи. Первое, что почувствовала Вальбурга — ледяной ветер.

Они стояли на карнизе скалы, чья вершина терялась в легкой вате облаков сверху. Внизу под ними яркой бирюзой блестело озеро, так похожее на ее зеркало в сумочке.

Нурменгард построили на самой высокой вершине, выше Монблана на добрых полторы тысячи футов, на неприступной вершине с крутыми склонами, где в прошлом столетии любили гибнуть магглы. До того, как Гриндельвальд закрыл эту долину чарами.

К ним подъехал подъемник, и Вальбургу пропустили вперед, предлагая сесть на обитую кожей скамью. Но она осталась стоять, не выпуская руки Тома. И смотреть, как канатная дорога огибает склон, как внизу озеро сменяет туман над бездной, а солнце перестает слепить. Гора и крепость темным длинным шпилем, удерживающим небосвод, закрывали диск солнца, но золотистые лучи скользили по темному камню, создавая иллюзию, будто жидкое золото стекало по камням с небес в долину. Красиво и величественно.

— Мы не будем заглядывать на верхние этажи, где содержатся мои враги, — пообещал Гриндельвальд. — Заглянем только в лаборатории селекционной программы.

Подъемник дополз до огромного круглого зала, с панорамными окнами — вид завораживал.

Посредине зала стоял круглый стол, без стульев.

— Добро пожаловать на вершину мира, туда — где волшебникам место, — Гриндельвальд подал ей руку, и они первыми вышли из подъемника. — Как только страны оси завоюют весь мир, мы установим прямой контроль над правителями магглов и расширим свою программу на весь земной шар. Здесь будет заседать настоящее правительство Земли. Волнуетесь, мисс Блэк? Вы находитесь в лаборатории будущего.

Вальбурга кивнула, разглядывая все кругом сияющими глазами (несколько капель зелья «Восторженная кокотка»), и незаметно приложила пудреницу к обратной стороне столешницы. Том подал ей знак, что его невербальные чары приклеивания и скрытия сработали, и Вальбурга расслабилась. Главное было сделано. Теперь осталось ей вернуться домой, а остальное сделают Отдел тайн и Дамблдор.

Но как же жаль, что Том должен остаться.

Портключ в Англию у Вальбурги был заказан на утро, и они пошли погулять по вечернему Парижу. Прошли по Елисейским полям, посидели в кафе на площади возле Лувра. Том ощущал, что веселье Вальбурги напускное, и что ей не хочется уезжать. Ему и самому не хотелось расставаться, но следовало остаться. У него было много работы. Сегодня в Нурменгарде Гриндельвальд допустил его к спискам сторонников. Том должен был проследить за экспертизой памяти крови, составить банк данных, чтобы по нему найти совпадения, когда Темный Лорд даст отмашку, и они начнут проверять всех магглов.

Убрать Гриндевальда значило обезглавить организацию, но не уничтожить ее. Они выберут нового лидера, рано или поздно. И все придется начинать сначала. Поэтом Том был важен здесь, в Париже. А Вальбурга должна была уехать, чтобы часть добытой информации не пропала зря. Они сами выбрали свои роли: он шпион, она связная.

Сумерки окутывали их, дарили возможность уединиться, ни на кого не обращая внимания. Обниматься и целоваться прямо на улицах. И попытаться забыть о войне.

Но забыть не получалось. Потому что за ними опять следили.

Том увлек Вальбургу в сторону Гранд-опера, и они зашли в Кафе де ля Пэ. Их преследователь или отстал, или остался на улице. Они выпили по чашке кофе и съели по слоенному пирожному с ягодами. Вышли на улицу, когда совсем стемнело, и на площади зажглись фонари.

Они держались за руки, когда к кафе подъехала машина и из нее вышли гестаповцы.

— Им приспичило поесть или кого-нибудь арестовать? — пошутила Вальбурга. Том не успел ответить. Земля задрожала под ногами, и он не устоял. Звук взрыва он услышал на несколько секунд позже. Дохнуло жаром, и на них посыпались стекла. Палочка вылетела из руки Тома, и он повернулся, ища глазами Вальбургу. Но первое что увидел — горящий остов мерседеса. Вальбурга стояла рядом. И смотрела на маггла в мундире СС.

— Руки вверх! — на немецком приказал он. — Не двигайтесь. Отвечать будете в участке. Английский шпионы.

— Это недоразумение, — из переулка вышел их преследователь. — Эти люди служат рейху. Они работают на герр Гриндельвальда.

— Еще шаг, и я стреляю, — предупредил эсесовец.

Том попытался невербально призвать палочку, но не смог. У него кружилась голова, в ушах звенело.

— Я сопровождаю их по приказу герра Гриндельвальда. Если вы позволите мне достать пропуск…

Но эсесовец повернулся вполоборота к их неожиданному заступнику, отставил левую ногу, и направил дуло на него.

А Вальбурга стояла за этим идиотом.

— Вэл! На землю! — выкрикнул Том, кидаясь к палочке.

Эсесовец выпустил автоматическую очередь. Пули скосили заступника. Вэл упала тоже, и Том не видел, ранена она или нет.

Пальцы никак не могли нащупать палочку, и Том в ярости выкрикнул, желая убить тупого солдафона, сломать ему шею руками и вырвать внутренности.

Словно фарфоровая статуэтка, эсесовец опрокинулся на спину, пролетев по воздуху добрые три ярда. И ударился о горящий автомобиль. Том кинулся к Вальбурге, но она уже поднималась, подползая к их заступнику. Тот однозначно был мертв, пули изрешетили его грудь. Вальбургу вырвало. Том оставил ее на минуту и подошел к машине. У эссесовца была сломана шея, он тоже был мертв.

Получается, его убил он? Пусть не своими руками, но гневом? И без палочки.

Стало очень холодно, так, что застучали зубы. Том бы простоял над телом всю ночь, дал бы себя арестовать. Но к нему подошла Вальбурга, взяла за ладонь.

Ее пальцы обжигали. Физически больно было от ее тепла. Но какая радость, что она жива. Пусть так, главное жива.

— Аппарируем? — тихо спросила она.

Том кивнул, но не пошевелился. Тогда она обняла его и утянула в воронку аппариции, аккурат к тому моменту, когда к ним подбежали люди.

Дни после отъезда Вальбурги ползли, как черепахи, но хуже всего приходилось по ночам. Тому снилось, как он не успевает крикнуть, а автоматная очередь срезает не Бруно, приставленного Гриндельвальдом охранять их, а Вальбургу. Она падает на мостовую, ее плащ намокает от крови, и Том сворачивает шею ублюдку своими руками, без магии.

Он просыпался несколько раз, задыхаясь и судорожно хватая ртом воздух, прежде чем понять: Вальбурга дома, в безопасности. Тогда в нем просыпался гнев: какого Мордреда ее отправили на войну. Почему Дамблдор позволил им, детям, вмешиваться в игры взрослых.

Дамблдор был против того, чтобы ехал Том. Он его всячески отговаривал. Но зачем в таком случае он помог Вэл?

В одну из ночей Тому приснился дом, и живая мама. Мама не понимала, зачем Гриндельвальду нужно было, чтобы одни магглы истребляли других, целые народы. И Том ей долго объяснял, магглов слишком много, что возглавить их всех и вывести идеальную породу — затруднительно, так как волшебников мало, надо уничтожать угрозу, и если им помогают сами магглы, почему бы и нет.

А потом находил ее в гостиной, уснувшей навсегда.

— Проблемы, Том? — спросил Гриндельвальд, заглядывая в его лабораторию в Нурменгарде. — Ты мне нужен с ясной головой. Если мешают эмоции — избавься от них. Любым методом. В моей библиотеке можешь найти море способов. Зелья, ритуалы, чары — выбирай что хочешь. По картотеке EM, второй зал.

Том послушно отправился изучать способы. Скорее, чтобы не злить Темного Лорда, нежели действительно найти рецепт для себя. Он должен научиться не показывать эмоции. По легенде он уже не раз убивал, а сейчас расклеился, как ребенок.

Зелья он отмел сразу. Привыкание, мерзкий вкус, магическая аллергия на часть ингредиентов, другая часть отупляла, что не годилось для его работы. Записывать переживания, как бы посоветовал Дамблдор, Тому не помогло. Чары были опасны, можно было подавить воспоминания, вытеснить их и перестать контролировать себя.

Ритуал по расколу души он нашел не сразу. И ему понравился рецепт восстановления: раскаяние. Он сможет дойти до конца миссии став тем Томом Риддлом, которого придумал Отдел Тайн. А вернувшись, отпустит свои чувства и переживания, и восстановит душу.

Боль и неудобства можно потерпеть ради общего блага.

Для раскола души требовалось одно: убийства. Но у него оно было. Эсесовец, который не давал спать спокойно, возникая сразу же, как Том закрывал глаза.

Он взял несколько дней, чтобы подготовиться к ритуалу. Часть души он наметил поместить в кольцо Гонтов — его никто не рискнет снять у него с пальца, боясь проклятия рода.

Вэл вернулась, хотя Том просил ее так скоро не приезжать, через несколько дней после ритуала. И впервые за долгое время она не отвлекала его от работы. И он перестал тревожиться понапрасну об ее безопасности. Не гулять где попало, оставаться в магическом квартале — и никаких проблем. И работать, а не развлекаться.

Именно так он ей и сказал, когда она попыталась узнать, на что он надулся.

Эмоции действительно мешали, создавали хаос. Любовь — ослабляла его, Дамблдор был не прав, утверждая, что она придает сил. Только связывает руки. Влюбленный чересчур сосредоточен на объекте любви, словно одержимый. Он на все смотрит через влюбленные окуляры, искажая факты.

Том не стал рассказывать Вэл о ритуале, хотя изначально собирался. Зачем? Она приведет тысячу причин, что ему стоит все вернуть назад.

Нет, именно сейчас он наиболее эффективный работник Гриндельвальда, наиболее эффективный шпион. Становиться вновь комком нервов, страхов и гормонов — Мерлин упаси.

Том не сказал Вальпурге, что впервые с того мгновения, как взял палочку в руки и ощутил волшебство, он чувствует себя свободным.

Но она поняла без слов. Что ж, Вэл всегда была умной девушкой.