Мальчик-Который-Не-Выжил (джен)

Сколько продлилось моё беспамятство, я не знал. Просто в один момент я проснулся в небольшой комнатке, где из мебели были только кровать и тумбочка, на которой лежало что-то вроде подноса с убирающимися подпорками, папа таким пользовался, когда маме завтрак в постель приносил. Мысли о родителях напомнили мне о том, что произошло накануне. Какие-то люди с коробками, парализующее заклинание от Дамблдора, рывок портала.

Я сразу вскочил с кровати и заметался по комнате в поисках выхода. Дверь нашлась тут же — большой площадью выделенный мне бокс не отличался, — но, как и ожидалось, она была заперта. Дальнейшее исследование помогло обнаружить закуток с ванной комнатой, включавшей в себя душ, унитаз и зеркало с раковиной, на которой лежала зубная щётка в упаковке и початый тюбик зубной пасты. Так же с правой стороны от кровати в стену был вмонтирован люк, за которым оказалась узкая шахта лифта; просунув туда руку, я обнаружил сверху и снизу прочную железную решётку на шарнирах. Для чего служило данное приспособление, мне было непонятно.

В прикроватной тумбочке нашлось несколько книг, но только я расположился поудобней, чтобы почитать, как со стороны люка в стене послышался непонятный шум. Быстро встав с кровати, я подошёл и потянул люк на себя, с удивлением рассматривая поднос с едой.

Я быстро разложил свой маленький столик и поспешил вытащить и поставить на него поднос, пока его не забрали, мало ли что. Судя по предложенным блюдам — салату из овощей, наваристому бульону и жареной картошке с курицей, — время было обеденное. Вместо десерта стояло сразу два странных стакана с компотом. Вообще, вся посуда была необычной, сделанной из какого-то странного белого материала, который сильно шуршал и хрустел. Пожав плечами, я принялся за еду, пусть и не сразу, но приноровившись к гнущимся столовым приборам. Вытирая рот салфеткой, я заметил, что на дне подноса лежала какая-то странная на ощупь бумага, на которой ровными буквами с идеальными интервалами было написано, что для продолжения кормёжки поднос с посудой и столовыми приборами необходимо поставить обратно на подставку, что я и сделал.

В этот раз я решил рассмотреть шахту и заметил, что на моих руках, как раз на том уровне, где теоретически опускалась решётка, горела узкая красная полоска. Убрав руки, я присел, стараясь рассмотреть побольше, не закрывая люка, и успел заметить, как синий свет, лившийся откуда-то из стен, сменился на зелёный и сверху опустилась та самая решётка, отрезая шахту от моей комнаты. Поднос начал медленно пониматься и вновь оказался полностью освещён сначала синим, а потом зелёным светом, после этого верхняя решётка раскрылась и поднос уехал в темноту, а запирающие решётки вернулись на свои места: сначала закрылась та, что была сверху, а потом поднялась «моя». Пока что единственный путь, по которому можно было попытаться сбежать, был надёжно перекрыт.

Вернувшись к прерванному чтению книги, я и сам не заметил, как задремал. В этот раз пробуждение было значительно хуже. Я оказался привязан крепкими ремнями к кровати, причём явно не в той комнате, в которой засыпал; по всему телу были присоски, от которых куда-то вниз тянулись провода. Попытки освободиться ни к чему не привели. Через несколько минут в комнату вошли четыре человека в синих халатах и в матерчатых масках, закрывающих нижнюю часть лица. Не обращая на меня никакого внимания, они прошлись по комнате, и по мере их перемещений на странных приспособлениях, стоящих вдоль стен, стали светиться непонятные прямоугольники. На некоторых прыгали ломаные линии, на других мелькали цифры, на третьих был изображён человеческий мозг, на котором то там, то тут подсвечивались какие-то участки и доли. Я попытался позвать этих странных людей и потребовать от них объяснений, но с удивлением обнаружил, что не могу выговорить ничего членораздельного, я совершенно не чувствовал своего языка, хотя на подсознательном уровне понимал, что он у меня есть и я даже им шевелю. Люди в халатах — я так понял, какие-то странные целители, — переговаривались между собой совершенно непонятными мне фразами и данными, а я лишь беспомощно наблюдал за ними. Наконец один из них подошёл к моей кровати, внимательно меня осмотрел, посветил какой-то странной палочкой мне в глаза, после чего повернулся к своим коллегам:

— Внешних физических повреждений не обнаружено, психическое состояние в пределах ситуативной нормы, время реакции на раздражители несколько увеличено, объект готов, — вытащив откуда-то из кармана странный продолговатый предмет, он резко ткнул им мне в мышцу на бедре, и я почувствовал секундную боль. Ещё раз внимательно меня осмотрев, мужчина неодобрительно хмыкнул, после чего все присутствующие направились к выходу, о чём-то в полголоса переговариваясь, а у меня в голове медленно созрела мысль, что объектом они назвали меня и что это едва ли для меня хорошо закончится, но ремни держали крепко и освободиться никак не получалось. А через минуту сознание вновь меня покинуло.

Яркий, слепящий свет резал глаза даже сквозь закрытые веки. Я пытался отвернуться, но этот свет был, казалось, повсюду. Мысленно помянув Мерлина, я осторожно приоткрыл глаза, пытаясь выяснить, где нахожусь, и немного надеясь, что последние два дня мне просто приснились. Увы, нет. Моё местоположение опять поменялось, на этот раз я оказался в большой комнате, ярко освещённой тем самым пронзительно-белым светом, повсюду стояли непонятные приборы и экраны, а руки и ноги всё так же были стянуты ремнями, и сам я был обнажён по пояс. Потом в поле моего зрения попали всё те же странные люди в халатах, они прикладывали к моему торсу и голове — судя по ощущениям, на ней уже не было волос, — непонятные липучки с проводами, спорили друг с другом, несколько раз опять тыкали мне в ногу чем-то острым и снова спорили и кричали, а я чувствовал, что теряю сознание. Последнее, что я увидел, были переполошившиеся целители, которые бросились ко мне.

Дальнейшее я помню смутно. Нет, больше меня ничем не кололи, но всё сознание застилала пелена боли. Я оказывался в жутких, невообразимых местах. Когда я в первый раз оказался дома и папа попросил меня позвать маму из лаборатории, я жутко обрадовался, подбежал к отцу, крепко его обнял, бессвязно рассказывая, что мне приснилось, но он почему-то всё повторял одно и то же — нужно позвать маму. Конечно, я не мог отказать ему в такой мелочи и радостно побежал вниз, ведь маму я тоже очень хотел увидеть. Когда же я ступил на знакомую до последней дощечки лестницу, а дверь за мной захлопнулась, я с ужасом увидел, что падаю с огромной высоты. Страх парализовал конечности, сердце забилось где-то в районе глотки, земля была всё ближе и ближе. В момент удара я резко открыл глаза и успел заметить слепящий свет, людей в синих халатах, а дальше глоток странного, чуть сладковатого воздуха, и надо мной сомкнулись холодные воды, я изо всех сил старался выплыть, но что-то неумолимо тянуло меня вниз, лёгкие буквально горели от недостатка воздуха, а через секунду в них попала обжигающе ледяная вода. И так до бесконечности, я умирал каждые пять минут самыми разными способами, начиная нападением дракона и заканчивая взрывом котла с зельем.

В очередной раз открыв глаза, я обнаружил себя лежащим в той же комнате, в которой очнулся в начале этого долгого дня. Во всяком случае, я надеялся, что прошёл всего один день, так как часов у меня не было. В люке знакомо зашумело, и я, с трудом передвигая ноги, забрал свой ужин и расположился прямо на полу, сил идти до кровати не было. Так начался мой персональный ад.

Каждый день был похож на предыдущий, я ел, после чего терял сознание и оказывался в ярко освещённой комнате, где меня быстро осматривали, надевали на лицо странную маску и клеили липучки с проводами, отчего я проваливался в мир, где все жаждали убить Гарри Поттера. Я пытался не есть, но тогда воздух в комнате становился странно сладковатым, и я всё равно терял сознание, а дальше всё повторялось. Так прошло примерно две недели. В очередной раз очнувшись в ярко освещённой комнате, я понял, что сегодня буду не один. На соседней лежанке был кто-то — явно выше меня, тоже по пояс голый, обритый и с пунктирной линией на голове, к сожалению, рассмотреть лучше мешало плохое зрение.

Нас расположили друг напротив друга, и я с удивлением и ужасом узнал своего отца. Бледный, очень худой, глаза потеряно и безвольно смотрят куда-то мимо меня. Внутри всё замерло, я буквально почувствовал, что сегодня будет что-то очень плохое. Причём для нас обоих. Вокруг папы начали суетиться эти ужасные люди, сверху тихо опустилось странное приспособление, раздалось жужжание и неприятный, иррационально пугающий хруст. Через час передо мной предстала ужасная картина, от которой помутнел разум, а желудок подкатился к самому горлу: у лежащего напротив меня отца отсутствовала верхняя часть головы, как раз по линии пунктира. Я даже на секунду провалился в спасительное беспамятство, но резкий запах вернул меня к ужасной действительности.

Я видел, как из чуть шевелящейся розоватой субстанции в голове моего отца тянулись проводки к приборам этих людей, они что-то с ним делали, тыкали в него странными колющими предметами. И через двадцать минут его взгляд прояснился, он увидел меня и попытался рвануться, но, как и меня, его крепко держали ремни. После этого начался второй этап эксперимента. Всё то, что со мной происходило раньше, оказалось сущим пустяком по сравнению с этим. Ко мне так же, как и тогда, подсоединили странные штуки с проводами, но в этот раз они приносили настоящую боль, через меня будто прокатывались огненные реки, задевая каждую клетку тела. Я кричал, рвался, выгибался дугой и пытался увернуться, но ремни не давали никакой свободы движения. Через пять минут я сорвал голос, ещё через пять почувствовал резкую, но мимолётную боль в пальцах — кажется, вцепившись в свою лежанку слишком крепко, я их сломал. Глаза застилала красная пелена, в ушах стоял гул, сердце билось так сильно и быстро, будто пыталось вырваться из груди. Среди океана сводящей с ума боли билась всего одна мысль: «Я согласен на что угодно, лишь бы это прекратилось». Я уже был бы рад вновь открыть глаза и понять, что происходящее вокруг было иллюзией. И вдруг всё кончилось.

Я просто не чувствовал боли и этих ужасных судорог, которые сотрясали моё тело, его, кстати, я тоже не чувствовал, как и лежанки под собой и впивающихся в кожу ремней. Хотя всё тот же проклятый свет определённо был, а значит, я всё ещё находился в той комнате, но вокруг стояла неестественная тишина. Поняв, что у меня на самом деле зажмурены глаза, я рискнул открыть их и тут же об этом пожалел. Да, я был всё там же, и нет, ничего не кончилось. Я стоял примерно в семи футах от своего тела, которое всё так же неестественно изгибалось, рот был открыт в немом крике, глаза закатились так сильно, что зрачков не было видно совсем, а рядом в трёх-четырёх футах от меня рвался привязанный отец. Не успел я осознать, что, собственно, происходит, как справа раздалось деликатное покашливание.

В такой тишине подойти незаметно было абсолютно невозможно, и я ощутимо вздрогнул, резко повернувшись на голос. Рядом со мной стоял ещё один Гарри Поттер (как-то нас многовато на квадратный метр) и, прищурив глаза, с нечитаемым выражением лица смотрел на происходящее. Как начать разговор с самим собой, я не представлял, но другой Гарри заговорил первым:

— Ты знаешь, зачем они всё это делают? — он посмотрел на меня, и я поразился той глухой, почти бессильной ненависти, которая полыхнула в его глазах. Не дожидаясь ответа, Гарри, для удобства я решил называть его по имени, продолжил: — Думаешь, они желают тебе или даже, возьмём выше, всему магическому миру зла? — ещё раз посмотрев на самого себя, всё так же бьющегося в агонии, на изуродованного отца, на людей в синем, безэмоционально делающих все эти ужасные вещи, я уверенно кивнул, не в силах сдерживать слёзы.

Гарри протянул мне платок и отрицательно покачал головой:

— Ты ошибаешься. Как ты, вероятно, уже догадался, все эти люди — магглы. И нет, они не хотят истребить всех магов, наоборот. Их цель — сделать всех людей магами. Вся страна, а потом и весь мир, целиком и полностью населённый магами — это открыло бы потрясающие горизонты во многих сферах жизни, — я потрясённо молчал, а Гарри продолжал: — Как ты понимаешь, чтобы сделать всех людей магами, надо сначала понять, что же такое эта самая магия и, так сказать, где она живёт в человеческом теле. Все пропавшие в последнее время волшебники умерли здесь, да, друг твоего отца тоже тут, но пока жив. Твой отец и Сириус Блэк стали слишком активно его искать, за что вы и поплатились.

Гарри потёр переносицу, переводя дыхание, и продолжил свой неспешный, но поражающий рассказ:

— Пропажа сотрудника аврората вызвала бы слишком много вопросов. Аврорат, хоть в последнее время всё меньше и меньше, напоминает магические вооружённые силы, и ради пропавшего командира носом бы начал рыть, и кто знает, что бы в результате откопал. А сейчас Блэк оказался меж двух огней, с одной стороны — пропавшие друзья, которых безусловно надо искать, но с другой — у одного из друзей осталась жена, и в первую очередь нужно проследить, чтобы она с собой ничего не сделала. А ещё с матерью должен был остаться ты, и Блэк уделял бы львиную долю своего времени, пытаясь заменить тебе отца, но ты так не вовремя вернулся домой и увидел то, что не должен был видеть. Конечно, странно, что ваш Министр Магии просто не стёр тебе память и не отправил обратно к матери в магазин, но тут, я думаю, он просто решил перестраховаться. Корректировка памяти, на самом деле, достаточно трудоёмкий процесс, требующий хотя бы получаса, а за это время тебя бы хватились. Так что Министр просто просчитал варианты и решил забрать и тебя; если ты заметил, то подростки до этого времени не пропадали.

— А зачем всё это Министру Дамблдору? — я наконец смог разлепить ссохшиеся губы, вникая в суть открывшейся мне правды.

— О, ваш Министр — это отдельный разговор, — скулы Гарри свела судорога, и на секунду создалось впечатление, что его лицо «поплыло», но моргнув, я решил, что мне просто показалось. — Как ты знаешь, победив Гриндевальда, он занял пост Министра Магии и с тех пор не то что не менялся, никто даже не пытался заявить свою кандидатуру на его место. Возможно, именно отсутствие политической конкуренции дало ему слишком много времени на размышления.

Гарри опять замолчал, вероятно, позволяя мне осмыслить вышесказанное. А может, просто подбирал слова. В любом случае всё происходящее не укладывалось у меня в голове, вопросов было столько, что я растерялся, не зная, с какого начать. А когда открыл рот, Гарри жестом остановил меня и продолжил:

— Видишь ли, Министр считал, что магический мир в неоплатном долгу перед миром магглов за ту войну. Если ты знаешь историю, погибли миллионы людей, множество городов были стёрты с лица земли. И с тех пор Дамблдор делал всё, чтобы искупить эту вину. Он, в некотором роде, тоже был причастен к этой бойне, но это долгая и отдельная история. Для начала он решил соединить два этих мира. Это заняло не один десяток лет, и ему удалось: мир магов смог многое дать магглам, однако всплыла проблема. Волшебники и тут оказались в привилегированном положении. К ним выстраивались очереди из магглов, которым нужны были их услуги. К тому же, большинство лечебных зелий не столько сами исцеляют повреждения, сколько стимулируют магию пациентов, на краткое время усиливая её и направляя. А значит, для обычных людей они попросту бесполезны, — тут я согласно кивнул, признавая правоту Гарри.

Именно поэтому сбору трав уделялось такое значение. Зелье, сваренное из нужных, но собранных не вовремя ингредиентов, будет пустой тратой времени. Гарри, не обращая внимания на мои мысленные комментарии — у меня создалось впечатление, что мой разум не является для него недоступной территорией, — продолжал говорить:

— Так и сформировался этот, с позволения сказать, гениальный план по превращению всех людей в магов. Естественно, всех законопослушных людей. Если учёные смогли бы вживлять магию в человека, значит, с большой вероятностью, смогли бы и блокировать её. И любой попавшийся на преступлении оказался бы лишён магии, а в мире, где ей владеют абсолютно все, это равносильно смерти. Он же даже еду украсть не сможет.

Я не мог поверить в то, что услышал. Министр Дамблдор запросто распорядился жизнями магического сообщества ради своих безумных планов, абсолютно не считаясь с мнением тех людей, которые умерли в этом проклятом месте. Да кто ему дал право решать, кому жить, а кому нет?

— Ну, то, что ты назвал безумными планами, для него вполне реальная цель, к которой он идёт, не считаясь со средствами, — Гарри пожал плечами, будто рассказывал о чём-то само собой разумеющемся, а я как-то запоздало понял, что вслух своих мыслей не озвучивал. Гарри между тем продолжал. — Дамблдор боится, что рано или поздно магглы догадаются, по чьей вине произошла та война. А если и не догадаются, то вполне логично поинтересуются, где же были господа маги, когда бомбили Лондон. А магам нельзя ответить, что они сражались с другими магами, ведь тогда всплывает имя Гриндевальда, а потом и его сторонника, впоследствии, однако, предавшего лучшего друга. Догадаешься, как его зовут?

На этом моменте я отрицательно покачал головой, но вопрос, как оказалось, был больше риторическим.

— Ах да, всю вину за ваши смерти Министр Дамблдор готов взять на себя. Не сейчас, понятное дело, в посмертии. Вам, магам, за возможность колдовать закрыты пути в, ну, назовём это Раем и Адом какой бы то ни было религии. Однако ж взамен вы можете задержаться за Гранью сколь угодно долго. И Дамблдор знает, что его там будут ждать, вот только он не представляет, кто именно.

Гарри предвкушающее улыбался, а до меня медленно начало доходить, что для предсмертных галлюцинаций мы тут как-то слишком уж долго разговариваем. И всё это время моё тело не прекращало дёргаться от боли и умирать пока явно не собиралось, а значит… Значит, была небольшая, я бы даже сказал, невозможно ничтожная вероятность, что всё происходящее — правда. Но кто тогда стоит рядом со мной? Я открыл было рот, но Гарри опять меня опередил:

— Спасибо, что допустил возможность моего существования. Остальные не смогли принять даже этого. Не говоря уже о том, что я рассказывал про вашего Министра. Может, и хорошо, что он решил взять ребёнка, детский мозг всё же более адаптивный, — меня несколько оскорбило, что он посчитал меня ребёнком, и я хотел уже возмутиться, но, заметив на лице Гарри снисходительную усмешку, тут же передумал, он же этого от меня и ждал. Подтверждающе кивнув моим мыслям, мой собеседник заговорил вновь: — Итак, раз уж мы решили, что я всё-таки существую, то ты вполне логично задался вопросом, кто же такой «я»? Можно сказать, что я имею некоторое отношение к тому, что все эти люди, — Гарри дёрнул головой в сторону людей в синем, — ищут. Ищут и, к сожалению, могут найти. Так что ты можешь называть меня Огм.., — мой собеседник на секунду запнулся, но тут же продолжил: -Огден. Мне всегда нравилось это имя.

Оговорка того, кто представился Огденом неприятно царапнула слух, с одной стороны не особо приятно, что меня не посчитали достойным настоящего имени, но с другой стороны до обид ли сейчас?

— Есть несколько причин почему идея Дамблдора плоха. — Огден заложил руки за спину, и с задумчивым интересом покосился на происходящее с моим телом, в то время, как я делал всё возможное, чтобы не видеть этого. Всё-таки у нас несколько разная мотивация в этом вопросе.

— Дамблдор поверил, что силы, отличающие магов от магглов можно, а главное нужно, анализировать. — Огден всё же повернулся ко мне лицом, прекратив рассматривать «эксперимент ради Общего Блага». — С этой точки зрения действительно может показаться, что сделать магическую Утопию вполне посильная задача. Магия помогает владеющим ей людям во всём и в первую очередь в поддержании функционирования организма максимально продолжительное время. Именно это является гарантом того, что ваш дражайший Министр Магии в свои сто пять лет не только может самостоятельно принимать твёрдую пищу, но и в скорости и реакции не сильно потерял. Конечно, стоит заметить, что критичность мышления у него несколько ослабла, но мне почему-то кажется, что тут не в возрасте дело. Однако мы отвлеклись. Видишь ли, дело в том, что подобный симбиоз возможен лишь благодаря совместному, скажем так, онтогенезу. — очевидно, моё недоумение относительно незнакомого слова настолько явно отразилось на моём лице, что Огден поспешил пояснить: — Рост, развитие. Эволюция, если пожелаешь. Магия живёт и развивается в человеке с самого момента зачатия уже тогда изменяя его организм только ей самой понятным образом. Как ты понимаешь именно отсюда берёт своё начало теория чистоты крови, так как над «созданием» ребёнка работает магия только одного из родителей. Но даже в этом случае возможны такие осечки, как сквибы, например. Кто знает, организм ли не принимает магию или магии не подошел конкретно этот человек. Кстати во времена активности Святой Инквизиции именно сквибы чаще всего доносили священникам на настоящих колдунов. Впрочем последние тоже в долгу не оставались и очень аккуратно подставляли тех самых сквибов какими-нибудь несложными чарами изменения внешности. На людях, как правило. И хочу заметить горели сквибы ничуть не хуже. Ну это так — небольшой экскурс в историю, интересное время было. — фактически признание того, что Огден имеет отношение к тому, что происходило семь веков назад меня уже не сильно удивило. В конце концов у каждого свои предсмертные галлюцинации: кто-то всю свою жизнь видит, а меня, видимо из-за малого времени той самой жизни, решили с современником Основателей познакомить.

Огден тем временем продолжал рассказывать:

— Никто не способен предугадать, каковы будут последствия симбиоза между магией и сформировавшемся организмом взрослого человека. Не привыкшие к тому, что их сильные эмоции могут закончиться не просто мигренью или сломанной ручкой магглы способны если не уничтожить мир, то здорово ему навредить. Ты знаешь что такое Атомные Электростанции? Или хранилища оружия массового поражения? — не смотря на то, что я отрицательно покачал головой, Огден не счёл нужным объяснить мне значение этих слов, вместо этого продолжая монолог: — А ведь людей занятых на таких секретных работах в первую очередь должны будут посвятить в курсе дела и в первых же рядах сделать из них магов. А это может привести к такой техногенной катастрофе, которую устранить без потерь будет невозможно даже при помощи магии. И никакие ограничители тут не помогут, в первую очередь потому, что магглов во всём мире пять с половиной миллиардов, при том, что количество взрослых волшебников в этом же мире чуть-чуть не достаёт до полумиллиона. А это по десять тысяч не самого просто заклинания на каждого взрослого мага. А больше трёх-четырёх таких чар в день средний маг не выполнит, не говоря уже о том, что у волшебников всё-таки есть своя работа. Опустим то, что такими чарами не все владеют — можно научить, но работа с такими материями требует невероятной сосредоточенности и без ошибок, особенно без постоянной практики её сделать практически невозможно. И последствия от этого могут быть самыми ужасными. Очень опаздывающему человеку, стоящему в километровом заторе не составит труда взорвать колесо едущего по встречной полосе бензовоза. Или человеку, который боится полётов вполне под силу остановить турбины прямо в воздухе.

— Я не могу изменять события напрямую, мне необходим своего рода посредник, через которого я и буду действовать,. В последний раз мне пришлось вмешиваться больше тридцати лет назад, тогда я помог вашему Министру одолеть Гриндевальда, владельца одного очень интересного артефакта. Тоже, увы, не та идея в не то время. Совокупность этих ошибок привела историю к нынешнему моменту, у меня остался последний шанс всё изменить, — Огден прервался и перевёл взгляд на один из экранов, висевших над той кушеткой, где билось в агонии моё тело. Я как-то механически отметил, что мне, кажется, стало хуже, и Огден тут же подтвердил мои мысли: — А у тебя осталось примерно минут пять. После этого твоё сердце остановится. Поэтому я перехожу к самой сути нашего разговора, — он вновь повернулся ко мне: — Ты действительно готов пойти на всё, чтобы это прекратилось, Гарри Поттер? Тебе придётся поступиться со всеми своими принципами, пойти против всего, во что ты верил, не дать магическому миру дойти до этой точки, и, не буду врать, в конце ты должен будешь умереть — и точно не своей смертью. Это обязательное условие. Озвучь же своё решение, Гарри Поттер. Твоей задачей будет остановить Дамблдора, не дать ему добиться того влияния, которое он приобрёл после победы над Гриндевальдом. Хорошо подумай, дороги назад уже не будет, поэтому я спрашиваю тебя ещё раз, ты действительно готов?

Я продолжал смотреть на экран, где странная линия отсчитывала секунды моей жизни и каким-то странным, невообразимым образом показывала мне всё то, что со мной происходило до этого. Вот моё тело парализует от заклинания Министра, вот все эти дни, наполненные фальшивыми смертями, отец без головы, бьющееся в агонии тело; я закрыл глаза, чувствуя, как по щекам скользят слёзы и как от страха перед неизвестностью буквально немеет тело, мешая наклонить голову. Воспоминания о собственном бессилии подстегнули будто кнутом, заставляя раз за разом переживать то чувство страха и беспомощности, когда раз за разом, день за днём меня убивали в моих собственных мыслях. Я медленно кивнул, а секундой спустя обнаружил рядом с Огденом девушку, молчаливо смотрящую в пол ,из-за чего лица было почти не разглядеть — с моего места были отчётливо различимы выступающие скулы да высокий лоб на обрамлённой светлыми, вьющимися волосами достающими примерно до лопаток, голове. В сведённых у пояса руках она сто-то держала, но что конкретно мне разглядеть не удалось.

— Гарри, позволь представить тебя моей спутнице, она предпочитает называть себя Арианнон и именно с её помощью мы осуществим задуманное. — я отвлёкся от попыток рассмотреть лицо девушки, отметив как весьма необычное имя, так и то, что несмотря на его очевидно конспирологическое назначение, что-то похожее я определённо слышал. Но додумать мне не дали, Огден приступил к инструктажу:

-Итак, Гарри, вскоре твой земной путь здесь завершится и мы сможем использовать это для реализации нашего плана. Как я уже говорил ранее, Дамблдора надо остановить, сделать это следует до его победы над Геллертом Гриндевальдом, после этого Дамблдор обретет такую значимость и влияние, что осуществить задуманное уже не получится. — Огден быстро оглянулся на кушетку с моим телом и я невольно проследил за его взглядом — там, кажется, всё приближалось к точке невозврата, и Огден заговорил быстрее:

-Ты знаешь, что Альбус Дамблдор победил на дуэли в 1945-ом году, ближайшая к этому времени точка, которая соответствует условиям подобного ритуала в 1938 году, конкретную дату я тебе сказать не могу, а вот объяснить причины — вполне: 30-е годы этого века ознаменованы у магглов так называемой «Великой Депрессией» — мировым экономическим кризисом. И хотя пострадала Великобритания всё же меньше, чем Соединённые Штаты или даже соседняя Франция, количество самоубийств оставшихся без работы людей было велико, а такие вещи не могут не изменить магический фон. Кто бы что не говорил, а магия строилась именно на ритуалах и к подобным событиям эта сила крайне чувствительна. Арианнон, пора начинать.— последние слова Огдена были обращены к всё так же молча стоящей девушке, которая похоже даже не шевельнулась с момента своего появления.

Так же не поднимая головы, Арианнон развела ладони и на пол медленно упал клубок ниток, на вид показавшийся мне очень старым. Не совсем понимая происходящее, я хотел было спросить у Огдена о том, что мне делать дальше, но оторвать взгляда от медленного вращающегося клубка ниток уже не мог. Тем временем в паре метров от нас, там, где стояли две кушетки и суетились люди в странной одежде, начало происходить нечто необычное. То, чего магглы не ожидали.

Абсолютно отчётливо наблюдая на полу перед собой до сих вращающийся клубок я почувствовал, как закружился мир вокруг меня, на краткие секунды задерживаясь перед глазами:

Щёлк! Линия, дёрнувшись в последний раз, превращается в непрерывную полоску. Щёлк! К моему телу бросаются люди, о чём-то громко и быстро переговариваясь. Щёлк! В помещении разносится хриплый, надсадный вой отца, который очевидно каким-то шестым чувством понял, что значат эта ровная полоса и пугающе-монотонный звук. Щёлк! Перед глазами возникло моё собственное лицо:

-Надо же, между годом твоего перемещения и годом победы Дамблдора семь лет. Семь — магическое число, ты же знаешь? Надеюсь, тебе это поможет в твоей миссии. — Огден исчез, а образы мелькавшие перед глазами стали расплываться, чётким оставался лишь вращающийся клубок старых ниток на гладком полу.

За этим мельтешением голос Огдена был почти не слышен:

— Вы искали магию? Считайте, что вы её нашли.

Щёлк! От беззвучно кричащего отца комнату накрыла волна чистой магии, сметая все странные приспособления, ломая стены и перемалывая людей, убивших его сына, в кровавый фарш.

Щёлк! Последним исчез клубок.Сознание погрузилось в спасительные объятия смерти.