Мальчик-Который-Не-Выжил (джен)

На Запретный Лес опускалась тишина. Отзвуки моего усиленного Сонорусом голоса таяли в воздухе, донося до защитников Школы Хогвартс условия прекращения этой бессмысленной бойни. Я устало опустил палочку, возвращаясь к наколдованному трону. Негоже Тёмному Лорду стоять в ожидании своего противника. Через час всё должно было закончиться. Самое время вспомнить, как же всё это началось . Воспоминания, запрятанные под мощнейшие щиты ментальной защиты, закружились, выстраиваясь в хронологическом порядке. Это случилось в 1995 году, и, несмотря на то, что сейчас был 1997, прошло больше пятидесяти лет. Как такое возможно? Очень и очень сложно.

Моя жизнь была ничем не примечательна, как и у любого пятнадцатилетнего подростка. Я учился в Школе Чародейства и Волшебства Хогвартс, той самой, у стен которой только что кипела битва. Моя мать, магглорождёная волшебница, держала небольшой магазин зелий и ингредиентов в Косом переулке. Отец — игрок в квиддич средней руки — пару лет назад закончил спортивную карьеру в команде Орлов из Эдинбурга и почти сразу же получил приглашение на тренерскую должность в одну из команд полупрофессиональной лиги. Небольшой двухэтажный домик в Годриковой Лощине, красивый сад с цветущими круглый год яблонями, Рождественские и летние каникулы в весёлой компании родителей и их друзей да прозрачные намёки о возможном появлении брата — чем не райская жизнь? После победы Альбуса Дамблдора над Геллертом Гриндевальдом в сорок пятом году магическое сообщество волшебной Великобритании находилось в состоянии стагнации ⁽¹⁾ ещё почти сорок лет. Новых Тёмных Лордов, Чёрных Колдунов и даже Серых Магов на горизонте не маячило, и магический мир спал спокойно, зная, что Министр Магии Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор заботится об их благополучии.

В начале восьмидесятых годов произошло величайшее потрясение — мир магглов узнал о нашем существовании. Но не самостоятельно, а в результате долгой и кропотливой работы нашего Министерства. Падение Статута, которого многие волшебники так боялись, никакой истребительной войны не принесло, и наше сообщество в очередной раз воочию увидело величие Дамблдора, делом доказавшего ошибочность суждений Геллерта Гриндевальда. Любой волшебник, готовый трудиться, моментально поднимал уровень своего финансового благополучия, бедных семей в магическом мире не осталось. Заказов от магглов было бесконечно много, от простейших чар Вечной Заточки до сложнейшего ритуала укрепления фундамента дома.

Конечно, польза от падения Статута была обоюдной. Ассимилирующиеся волшебники поначалу с некоторой опаской отнеслись к открытию двери в большой мир. Перенимая культуру магглов, вливаясь в их жизнь, мы становились единым целым. Мы начали болеть за футбольные команды, одеваться так, чтобы над нами не смеялись обычные люди, и получили универсальные удостоверения личности, в разработке которых принимал участие и Отдел Тайн во избежание подделки их несознательными элементами.

Первым звоночком, на который никто не обратил внимания, стала пропажа Амоса Диггори. Почтенный глава семейства, руководитель департамента Магического Транспорта, в один весенний день просто не вернулся со службы. Порядком разленившийся Аврорат безуспешно искал его почти неделю, прежде чем к ним пришла заплаканная супруга, бессильно уронив на стол дежурного короткую записку. В ней Амос извинялся перед женой и просил о разводе , так как встретил другую женщину в мире магглов. Все возможные проверки подтвердили, что письмо было написано действительно рукой пропавшего Амоса, а вопрос об Империусе даже не поднимался: если маг не был способен ему противостоять, прозябать ему на должности клерка среднего звена, такому волшебнику никогда бы не дали в подчинение других людей — в отношении этого политика Министерства была недвусмысленной.

Волшебный мир Великобритании был достаточно тесен, да и учились мы все в одной школе, хоть и в разное время, поэтому Пророк счёл необходимым тиснуть небольшую заметку о прекращении поисков Амоса Диггори за отсутствием события преступления, естественно, не раскрывая подробностей, но все всё и так узнали. Создавалось впечатление, что случившееся прорвало некий барьер. С тех пор не проходило и полугода, чтобы ещё кто-то не ушёл из семьи. Мужчины, женщины, с детьми и без, оставив в доме лишь голые стены или не взяв даже комплект сменного белья, люди уходили, присылая через несколько дней короткие записочки. Покинутые супруги очень быстро находили себе новых партнёров, и лишь единицы продолжали безуспешно искать ушедших.

Впрочем, это всё проходило мимо меня в силу моего возраста. В 1991 году мне пришло письмо из Хогвартса, и Распределяющая Шляпа очень быстро отправила меня в Хаффлпафф, туманно объяснив, что во мне достаточно терпения и упорства, чтобы пройти до конца однажды выбранный путь. Родители были очень рады, хотя я понимал, что отец хотел бы видеть меня в Гриффиндоре, где учились они с мамой.

Моя учёба протекала спокойно, по большинству предметов я имел устойчивое Выше Ожидаемого. Определённые проблемы были с Историей Магии, но на уровень «Удовлетоврительно» я её знал, а большего не требовалось. минимум я её всяко вытягивал .

На четвёртом курсе, чтобы порадовать отца, я попытал счастья на отборочных испытаниях в факультетскую команду по квиддичу, и Седрик предложил посещать их тренировки, чтобы я успел сыграться с командой и заодно перенять опыт у старшего товарища. Близких друзей у меня как-то не появилось, я подозревал, что виной тому были взаимоотношения на нашем факультете: у нас все дружили со всеми. Даже если только что распределившийся первокурсник в свой самый первый вечер подошёл бы к компании семикурсников, обсуждающих предстоящие ЖАБА, его бы ни в коем случае не прогнали, а попытались бы на доступном ему уровне объяснить тему разговора. Это привело к тому, что ни с кем из однокурсников я не сблизился — как прикажете дружить с человеком, который будет с вежливой улыбкой слушать абсолютно не интересную ему тему, если считает, что это важно для его собеседника? Хаффлпафф всегда был готов помочь разобраться со следствием проблемы, но разбираться с причинами всегда приходилось в одиночестве.

В начале пятого курса, получив приглашение от своего декана, я, как и все мои однокурсники, должен был выбрать свою профессию и столкнулся с «небольшой» дилеммой. Душой я был явно предрасположен к работе с рунами, но не к Рунной Магии как таковой: она, при всех своих плюсах, была чрезвычайно, невообразимо опасна, ведь никому не было известно даже примерное количество существовавших когда-либо рун, не говоря уже об их значении и действии в связке с другими рунами. Профессор Флитвик на первом уроке рассказывал про волшебника, который перепутал ударения в заклинании, в результате чего на его груди оказался буйвол — впечатляет, не так ли? И мало кто догадывается, что однажды один волшебник, устав чертить рунный круг для ритуала призыва дождя на голой земле, решил облегчить жизнь себе и своим возможным потомкам и выбить его на камне, здраво рассудив, что наполнить Силой уже существующую конструкцию проще. И всё бы ничего, если бы не неправильно лёгшая чёрточка кратности над Руной Времени. Дождь шёл столько времени, сколько необходимо было воде, чтобы стесать выбитые руны. Об этом, кажется, даже написали в какой-то популярной маггловской книге. Великий затоп, или как-то так. Нет, во мне никогда не было столько безрассудства и амбиций, я был предрасположен к расшифровке уже существующих трактатов и свитков, и это было достаточно редким занятием — мало кому интересно провести всю свою жизнь, по уши зарывшись в словари; проблема была в том, что последняя находка, требующая перевода или расшифровки, доступ к которой имели маги, была сделана ещё до рождения моих родителей. Магическая археология была вотчиной гоблинов, и все мало-мальски ценные свитки они без зазрения совести оставляли себе.

Второй вариант был тривиальный, более прибыльный и значительно менее интересный: я мог повторить путь своего декана и стать гербологом. Сама по себе эта профессия была не столь популярна, но в моём случае был один нюанс: при наличии уже готового и функционирующего магазина зелий, который рано или поздно достался бы мне по наследству, диплом герболога позволял значительно упростить процесс закупки сырья и тратить на это в разы меньше галеонов . Для некоторых особо редких зелий требовались мало того, что очень экзотические растения, так они ещё должны были быть соответствующим образом обработаны, а право их разведения могло быть только у дипломированного магического герболога, поэтому не было ничего удивительного, что цены на такие ингредиенты были весьма и весьма высоки.

Когда перед человеком встаёт выбор между делом, которое ему по душе, и делом, которым он сможет кормить себя и семью, сомнения редко бывают длительными. Спустя неделю раздумий я вернулся к профессору Спраут и через полчаса вышел с рекомендуемым выбором литературы, с которым стоит ознакомиться перед началом следующего учебного года. На пергаменте значилось порядка тринадцати книг, среди которы преобладала Травология, почётное второе место занимали Зелья, мелькали Чары, изредка попадались Уход За Магическими Существами с Астрологией и абсолютно отсутствовали Древние Руны.

Всё самое ужасное началось после пятого курса. СОВ были успешно, как я надеялся, сданы, мой подростковый максимализм смирился с тем, что заниматься придётся нелюбимым делом, и даже сова с письмом понравившейся девушке с Рейвенкло уже стала едва заметной точкой на горизонте, когда…

Я вынырнул из воспоминаний, оглядывая ту поляну, которую выбрал в качестве своего наблюдательного пункта. Пожиратели Смерти из ближайшего окружения стояли, склонив головы, стараясь не шевелиться. Примерно в ста ярдах, ровно посередине гипотетического фронта атаки стояли — или висели? Нет, наверное, парили. Да, определённо, — парили дементоры. По бокам и чуть спереди от них, ближе к стенам осаждённой школы, замерли великаны. Инстинкт убийства настолько овладел их крошечным мозгом, что они просто-напросто не знали, что должны бояться своих соседей. А ещё дальше от великанов, практически упираясь в каменную кладку защитных сооружений, расположились две группы недавно примкнувших ко мне волшебников: занятые боем с дементорами и великанами, защитники Хогвартса станут идеальной мишенью для перекрёстного огня с флангов.

Две тонкие прорези вместо носа со свистом втянули пахнущий кровью воздух — рептилии чувствуют это очень отчётливо. Вся эта шваль волшебного мира , которая сегодня тут собралась — что идеологисты из Внутреннего Круга, свято верящие, что насаждают новый Порядок, что трусливые маги, готовые пытать друзей и близких, лишь бы сохранить свою жалкую жизнь, — не подозревали о том, насколько мне в ту секунду было страшно. Впервые за долгие годы я готовился мысленно признаться самому себе, назвать, наконец, своё настоящее имя и вспомнить, кто я есть на самом деле.

Меня звали… зовут... меня зовут Гарри Поттер, и я самоубийца.

1) Стагнация (лат. stagnatio — неподвижность, от stagnum — стоячая вода) — состояние , характеризующееся застоем на протяжении длительного периода времени.

Вернуться к тексту

Меня зовут Гарри Поттер, и я самоубийца. Внезапно, не правда ли? Томас Марволо Риддл — дурацкое имя — на самом деле действительно родился 31 декабря 1926 года в сиротском приюте Вула, и кто знает, может, из него получился бы неплохой Тёмный Лорд, всё-таки кровь рода Слизерин текла по его венам, но... Приютские дети были порой так жестоки к своим сверстникам, а дежурная медсестра так несвоевременно выпила вина и уснула крепче обычного, что в 1937 году земной путь этого мальчика закончился по вине оловянного подсвечника, от удара которым Том получил кровоизлияние в мозг. Пожалуй, его можно считать моей первой жертвой в качестве Тёмного Лорда, тот злосчастный подсвечник выкатился к ногам особенного озлобленного воспитанника будто сам по себе. Виновные в этом подростки были на следующий же день переведены в недавно основанную Школу имени святого Брутуса для детей с криминальными наклонностями, дежурную тихо уволили, а главу приюта сместили, обещав прислать замену в течение месяца. Воспитанникам, понятное дело, никто ничего не сказал, они знали только то, что несколько их соседей отправились ночью проучить смазливого мальчишку, привлекательная внешность которого могла склонить чашу весов потенциальных усыновителей в его пользу. Наутро было объявлено о том, что Том был отправлен в больницу с сотрясением мозга вследствие несчастного случая, воспитательница взяла бессрочный отпуск, а несколько их друзей уже были на пути в новый приют, который открыли буквально на прошлой неделе. То, что пропала миссис Коул, а другие воспитатели были в состоянии прострации и ещё несколько дней порой отвечали невпопад, все списали на нервное потрясение, всё же за такой несчастный случай их явно по голове не погладили.

Том вернулся в приют через полгода, и мало кто из сирот не обратил внимания на то, что на себя прежнего он похож был мало, впрочем, воспитатели этого будто не замечали, списывая всё на то, что дети в этом возрасте очень быстро растут. Воспитанниками приюта была на ура принята версия, что Риддла отделали так, что кожу ему пересаживали чуть ли не с трупа другого ребёнка. Казалось бы, эта история в достаточно замкнутом мирке сиротского приюта должна была будоражить умы ещё не один месяц, но буквально через две недели о ней «как по волшебству» все забыли.

Мальчишку было жаль, но для того, что я задумал, его смерть была необходима. Я не знал, как много волшебников воспитывалось в приютах, но, когда возникла необходимость, память услужливо подкинула первый урок Истории Магии, на котором профессор Томас Марволо Риддл рассказывал историю своей жизни. Не мог же я появиться в магическом мире из ниоткуда, а история «мальчика из приюта» была отличной легендой, и Дамблдор ни о чём не догадался. О, Дамблдор! Эта фамилия вызывала во мне просто неконтролируемые вспышки бешенства. Этому дряхлому безумцу просто феерически повезло: умереть от Авады — что может быть гуманней? Покойный директор прекрасно разыграл партию, финалом которой стала его смерть, конечно, я не мог не приблизить к себе человека, убившего моего злейшего врага. Да только всем Пожирателям был дан чёткий приказ убивать Дамблдора лишь в самом крайнем случае. Малфой-младший прекрасно справился: он обезоружил директора, оставалось лишь оглушить, но вмешался проклятый Случай.

Альбус Дамблдор, в принципе, был сильным волшебником, и я понимал, что убить себя Малфою он не даст, всё-таки, одолеть даже обезоруженного директора в его собственной школе было задачей далеко не тривиальной. Замок понимает, кто является гарантом безопасности детей, и в критические минуты может прийти на помощь, как случилось и в этот раз. Магия замка просто сковала волю Малфоя, и я, предусмотрев такой вариант развития событий, надеялся, что Белла с Кэрроу прибудут раньше Снейпа, а на троих взрослых магов Хогвартс распылиться не сможет, но ошибся.

Конечно, Снейп с готовностью выдал мне подправленное воспоминание об эпичной битве с Дамблдором, в которой ему просто не оставалось выхода, кроме как нарушить мой приказ и убить его. Снейпу даже удалось подправить воспоминания присутствовавших там Пожирателей, но вот про Поттера он, видимо, не знал. На того смерть Дамблдора произвела сильное впечатление, а потому подсмотреть её в его воспоминаниях не составило особого труда. Хоть так порадоваться. Интересно, а воспоминанием о смерти другого человека, которое доставляет тебе столько радости, можно вызвать Патронуса? Жаль, уже не проверить. Я снова прикрыл глаза, погружаясь в пучину воспоминаний о событиях, навсегда перевернувших мою жизнь.

* * *

Июль выдался дождливым, из окна моей комнаты не было видно даже стоящей в ста ярдах церкви, и я тяжело вздыхал, вглядываясь в туман за стеклом и раздумывая над текстом письма, которое хотел написать. Руки дрожали от волнения, с пера, которое я подолгу держал над пергаментом в нерешительности, постоянно падали капли чернил. Я чертыхнулся и убрал недописанное послание в верхний ящик стола, дав себе слово всенепременно закончить его до конца недели. Кто бы мог подумать, что писать девушке так сложно? Снизу донёсся голос мамы о том, что ужин готов, и я поспешил спуститься к столу.

Уминая картошку с курицей и слушая, как мама сетует на то, что поставщик опять поднял цены на листья каменёвки, я мысленно морщился, ведь когда-то заниматься этим пришлось бы мне. Мама как раз поинтересовалась, насколько полно пустырник мог заменить так некстати подорожавшую каменёвку, когда из гостиной раздался характерный звук, извещающий о прибытии гостя. Пользуясь тем, что все отвлеклись, я быстро поблагодарил за вкусный ужин и поспешил ретироваться, в дверях столкнувшись с дядей Сириусом. Мельком удивившись его встрёпанному виду, я поздоровался и поспешил наверх, как-то запоздало отметив, что ответа на приветствие не получил. За спиной раздался неестественно сиплый голос гостя: «Джим, Лунатик пропал!»

Естественно, я знал о «мохнатой проблеме» дяди Ремуса и, конечно же, понимал, что аврорат справится с любой неординарной ситуацией значительно лучше, чем кто бы то ни было в волшебном мире, а Сириус Блэк всё же был командиром отделения оперативно-разыскной группы. Сослуживцы шутили, что у него буквально был «нюх» на пропажи. Но всё-таки я был обычным подростком и не мог не подслушать, о чём пойдёт разговор, — любопытство родилось значительно раньше меня. Для этой цели идеально подходила кладовка, благо находилась она как раз по соседству с гостиной, в которой явно шёл какой-то спор, и, прихватив с полки пустую банку, я прислонил её горлышком к стене, приникнув ухом к донышку.

— А я говорю, нужно немедленно отыскать эту загадочную книгу, в которой он прочитал про людей-ягуаров из Южной Америки! Он же подходил ко мне с этим вопросом ещё два года назад, и мы выяснили, что это тупиковый путь! Не умели они контролировать своих внутренних зверей, просто нападали из засады под полнолуние! — это явно бушевал отец, хотя он был прав. Дядя Ремус, насколько мне было известно, хоть и пошел бы на всё ради излечения от ликантропии, но чтобы в одиночку куда-то отправиться, никого не предупредив? Это вряд ли.

— Джеймс, мальчик мой, — а Министр Дамблдор что там делал? И что это был за странный шорох? — Думаю, не стоит мешать Ремусу, он сознательный человек, и я уверен, птица с посланием от него уже в пути к вам. Я предлагаю подождать несколько дней, и если никаких новостей не появится, то я приложу все силы, чтобы найти его, — Дамблдор на секунду замолчал и продолжил совершенно другим голосом, будто они обсуждали выпавшие осадки, а не пропажу человека: — Джеймс, если тебя не затруднит, принеси чай, твоя жена его изумительно заваривает, — послышались тихие шаги, затем хлопнула дверь, и снова прозвучал такой же шорох, какой был минутой ранее, а затем голос Дамблдора произнёс: — Сириус, ты уже осмотрел дом Ремуса?

— Да, Министр, — голос дяди Сириуса был каким-то странным, будто человек дня три не спал и теперь усиленно сопротивляется накатывающей дрёме, но ведь буквально пятнадцать минут назад ни о каком сне не могло быть и речи.

— Материалы дела у тебя с собой? — ответом была тишина, но судя по следующей реплике Дамблдора, дядя Сириус кивнул.

— Отлично, дай их мне, как Министр Магии я хочу с ними ознакомиться, ну, понимаешь, чтобы заранее продумать варианты поиска, — послышалось шуршание мантии, а через минуту в гостиную вернулся отец, и, к моему изумлению, разговор продолжился уже про его успехи на тренерском поприще, а любые завороты в сторону пропажи дяди Ремуса Министр Дамблдор старательно задавливал на корню.

Я удивлённо почесал затылок, но понять, что же случилось, так и не смог. Вернувшись в комнату, я ещё долго крутился на кровати, потому что пытаться дописать письмо в таком состоянии было просто бессмысленно.

Ещё почти две недели Министр магии каждый день наведывался к нам в гости, подолгу разговаривая с отцом в гостиной, и мама, будто что-то подозревая, постоянно отправляла меня подальше оттуда, так что содержание тех бесед для меня оставалось тайной.

День обещал быть просто невообразимо длинным. Сегодня утром я наконец дописал то злосчастное письмо и отправил его, но мало того, что ожидание ответа явно создавало бы иллюзию того, что время идёт медленней, чем обычно, так ещё и мама попросила помочь ей сегодня в магазине. Отец ушёл раньше нас, ему по камину добираться было чуть дольше, почти в Уэльс. Доев яичницу и помыв за собой посуду, я вслед за мамой шагнул в камин, проговаривая название магазина. Изумрудная вспышка — и меня понесло через полстраны в Лондон. Ненавижу каминную сеть.

Что ж, я никогда ещё так не ошибался. День был не просто длинным, казалось, он растянулся, как эластичный жгут из Зонко, который, имея изначальную площадь в один квадратный сантиметр, превращался в вполне приличный батут для двух детей. Ну, или для одного Дадли, дражайший кузен был... м-м-м… монументален. Я успел отпустить пять покупателей, бессмысленно пошататься по магазину за миссис Кроули, которая заходила каждую неделю и абсолютно ничего не покупала, только дёргала почём зря, принять завоз пыли толчёных лап акромантулов и с ужасом осознать, что прошёл всего час. Ещё сорок минут я потратил, гипнотизируя настенные часы, стрелки на которых двигались ну просто издевательски медленно. Наконец из лаборатории вышла мама и срочно погнала меня домой за её домашними весами — здешние, дескать, грешили на пару унций — и встала за стойку, бормоча, что ещё вчера вечером хотела их забрать и точно про это помнила, а как Дамблдор пришёл, то как отрезало.

Я молча прошёл к камину и, кинув щепотку порошка, исчез, перемещаясь в Годрикову Впадину.

Дом встретил меня тишиной, что было понятно, никого же не было. Поднимаясь из подвала, где располагалась лаборатория мамы, я услышал громкий шум из спальни родителей. Вспомнив, что окно в своей комнате я закрыл, а в таких случаях вернувшаяся сова пыталась попасть в дом через форточку в комнате мамы с папой, я поспешил на второй этаж. Подбежав к комнате и заглянув туда, я просто потерял дар речи: двери шкафов были настежь раскрыты, и какие-то люди в странной одежде, напоминающей комбинезоны, аккуратно вытаскивали из них мантии отца, не обращая на меня никакого внимания. Здраво прикинув свои шансы, я тут же поспешил вниз к камину. Уже схватив горсть Летучего Пороха, я был ослеплён резкой вспышкой изумрудного пламени, из которого шагнул Министр Дамблдор. Сейчас я был рад его видеть, как никогда прежде, и тут же кинулся к нему:

— Министр Дамблдор, сэр, хорошо, что вы здесь! Нас, кажется, грабят! Какие-то люди орудуют на втором этаже! Задержите их, пожалуйста! — я был весь на нервах, всё же такое не каждый день случается. Увидев меня, Министр Дамблдор на секунду изменился в лице, но тут же привлёк меня к себе, успокаивая:

— Ну-ну, Гарри, не переживай, я сейчас всё исправлю. Это они? — я обернулся к двери и увидел тех самых людей, сейчас они стояли с коробками в руках и безучастно смотрели на нас с Дамблдором.

— Да! — я испуганно вжался спиной в Дамблдора, краем глаза замечая, как тот достал палочку. Ну, теперь-то им не поздоровится, в магии равных ему не было. Краем глаза я заметил быстрое движение палочкой и, не успев даже удивиться, почувствовал, как моё тело одеревенело, застывая так, что стражи у Букингемского дворца обзавидовались бы. Дышать стало сложно, из-за невозможности расширения грудной клетки воздуха в лёгкие попадало крайне мало, налицо был идеально выполненный невербальный Петрификус. Бессильно наблюдая, как странные люди с коробками в руках пропадают в камине под пристальным взглядом Дамблдора, я недоумевал, что же это значит. Наконец, когда погасли всполохи камина за последним грузчиком, Дамблдор взмахнул палочкой, и по дому пронеслась какая-то странная волна, стирая отпечатки обуви на ковре от тяжёлых ботинок людей, забравших вещи отца, полируя дверные ручки, которых они касались, и даже восполняя запасы Летучего Пороха в горшке у камина. Удовлетворившись сделанным, Дамблдор повернулся ко мне:

— Прости, мой мальчик, ты не должен был здесь оказаться, это роковая случайность. Увы, роковая она для тебя. Хотя это будет интересно. Пойдём, ты можешь помочь этому миру стать чуть лучше и справедливей, — с этими словами он взял меня за плечо, и я почувствовал то, что ни с чем не спутал бы даже в таком состоянии — рывок портала. Гостиная исчезла, и мир померк перед глазами.

Сколько продлилось моё беспамятство, я не знал. Просто в один момент я проснулся в небольшой комнатке, где из мебели были только кровать и тумбочка, на которой лежало что-то вроде подноса с убирающимися подпорками, папа таким пользовался, когда маме завтрак в постель приносил. Мысли о родителях напомнили мне о том, что произошло накануне. Какие-то люди с коробками, парализующее заклинание от Дамблдора, рывок портала.

Я сразу вскочил с кровати и заметался по комнате в поисках выхода. Дверь нашлась тут же — большой площадью выделенный мне бокс не отличался, — но, как и ожидалось, она была заперта. Дальнейшее исследование помогло обнаружить закуток с ванной комнатой, включавшей в себя душ, унитаз и зеркало с раковиной, на которой лежала зубная щётка в упаковке и початый тюбик зубной пасты. Так же с правой стороны от кровати в стену был вмонтирован люк, за которым оказалась узкая шахта лифта; просунув туда руку, я обнаружил сверху и снизу прочную железную решётку на шарнирах. Для чего служило данное приспособление, мне было непонятно.

В прикроватной тумбочке нашлось несколько книг, но только я расположился поудобней, чтобы почитать, как со стороны люка в стене послышался непонятный шум. Быстро встав с кровати, я подошёл и потянул люк на себя, с удивлением рассматривая поднос с едой.

Я быстро разложил свой маленький столик и поспешил вытащить и поставить на него поднос, пока его не забрали, мало ли что. Судя по предложенным блюдам — салату из овощей, наваристому бульону и жареной картошке с курицей, — время было обеденное. Вместо десерта стояло сразу два странных стакана с компотом. Вообще, вся посуда была необычной, сделанной из какого-то странного белого материала, который сильно шуршал и хрустел. Пожав плечами, я принялся за еду, пусть и не сразу, но приноровившись к гнущимся столовым приборам. Вытирая рот салфеткой, я заметил, что на дне подноса лежала какая-то странная на ощупь бумага, на которой ровными буквами с идеальными интервалами было написано, что для продолжения кормёжки поднос с посудой и столовыми приборами необходимо поставить обратно на подставку, что я и сделал.

В этот раз я решил рассмотреть шахту и заметил, что на моих руках, как раз на том уровне, где теоретически опускалась решётка, горела узкая красная полоска. Убрав руки, я присел, стараясь рассмотреть побольше, не закрывая люка, и успел заметить, как синий свет, лившийся откуда-то из стен, сменился на зелёный и сверху опустилась та самая решётка, отрезая шахту от моей комнаты. Поднос начал медленно пониматься и вновь оказался полностью освещён сначала синим, а потом зелёным светом, после этого верхняя решётка раскрылась и поднос уехал в темноту, а запирающие решётки вернулись на свои места: сначала закрылась та, что была сверху, а потом поднялась «моя». Пока что единственный путь, по которому можно было попытаться сбежать, был надёжно перекрыт.

Вернувшись к прерванному чтению книги, я и сам не заметил, как задремал. В этот раз пробуждение было значительно хуже. Я оказался привязан крепкими ремнями к кровати, причём явно не в той комнате, в которой засыпал; по всему телу были присоски, от которых куда-то вниз тянулись провода. Попытки освободиться ни к чему не привели. Через несколько минут в комнату вошли четыре человека в синих халатах и в матерчатых масках, закрывающих нижнюю часть лица. Не обращая на меня никакого внимания, они прошлись по комнате, и по мере их перемещений на странных приспособлениях, стоящих вдоль стен, стали светиться непонятные прямоугольники. На некоторых прыгали ломаные линии, на других мелькали цифры, на третьих был изображён человеческий мозг, на котором то там, то тут подсвечивались какие-то участки и доли. Я попытался позвать этих странных людей и потребовать от них объяснений, но с удивлением обнаружил, что не могу выговорить ничего членораздельного, я совершенно не чувствовал своего языка, хотя на подсознательном уровне понимал, что он у меня есть и я даже им шевелю. Люди в халатах — я так понял, какие-то странные целители, — переговаривались между собой совершенно непонятными мне фразами и данными, а я лишь беспомощно наблюдал за ними. Наконец один из них подошёл к моей кровати, внимательно меня осмотрел, посветил какой-то странной палочкой мне в глаза, после чего повернулся к своим коллегам:

— Внешних физических повреждений не обнаружено, психическое состояние в пределах ситуативной нормы, время реакции на раздражители несколько увеличено, объект готов, — вытащив откуда-то из кармана странный продолговатый предмет, он резко ткнул им мне в мышцу на бедре, и я почувствовал секундную боль. Ещё раз внимательно меня осмотрев, мужчина неодобрительно хмыкнул, после чего все присутствующие направились к выходу, о чём-то в полголоса переговариваясь, а у меня в голове медленно созрела мысль, что объектом они назвали меня и что это едва ли для меня хорошо закончится, но ремни держали крепко и освободиться никак не получалось. А через минуту сознание вновь меня покинуло.

Яркий, слепящий свет резал глаза даже сквозь закрытые веки. Я пытался отвернуться, но этот свет был, казалось, повсюду. Мысленно помянув Мерлина, я осторожно приоткрыл глаза, пытаясь выяснить, где нахожусь, и немного надеясь, что последние два дня мне просто приснились. Увы, нет. Моё местоположение опять поменялось, на этот раз я оказался в большой комнате, ярко освещённой тем самым пронзительно-белым светом, повсюду стояли непонятные приборы и экраны, а руки и ноги всё так же были стянуты ремнями, и сам я был обнажён по пояс. Потом в поле моего зрения попали всё те же странные люди в халатах, они прикладывали к моему торсу и голове — судя по ощущениям, на ней уже не было волос, — непонятные липучки с проводами, спорили друг с другом, несколько раз опять тыкали мне в ногу чем-то острым и снова спорили и кричали, а я чувствовал, что теряю сознание. Последнее, что я увидел, были переполошившиеся целители, которые бросились ко мне.

Дальнейшее я помню смутно. Нет, больше меня ничем не кололи, но всё сознание застилала пелена боли. Я оказывался в жутких, невообразимых местах. Когда я в первый раз оказался дома и папа попросил меня позвать маму из лаборатории, я жутко обрадовался, подбежал к отцу, крепко его обнял, бессвязно рассказывая, что мне приснилось, но он почему-то всё повторял одно и то же — нужно позвать маму. Конечно, я не мог отказать ему в такой мелочи и радостно побежал вниз, ведь маму я тоже очень хотел увидеть. Когда же я ступил на знакомую до последней дощечки лестницу, а дверь за мной захлопнулась, я с ужасом увидел, что падаю с огромной высоты. Страх парализовал конечности, сердце забилось где-то в районе глотки, земля была всё ближе и ближе. В момент удара я резко открыл глаза и успел заметить слепящий свет, людей в синих халатах, а дальше глоток странного, чуть сладковатого воздуха, и надо мной сомкнулись холодные воды, я изо всех сил старался выплыть, но что-то неумолимо тянуло меня вниз, лёгкие буквально горели от недостатка воздуха, а через секунду в них попала обжигающе ледяная вода. И так до бесконечности, я умирал каждые пять минут самыми разными способами, начиная нападением дракона и заканчивая взрывом котла с зельем.

В очередной раз открыв глаза, я обнаружил себя лежащим в той же комнате, в которой очнулся в начале этого долгого дня. Во всяком случае, я надеялся, что прошёл всего один день, так как часов у меня не было. В люке знакомо зашумело, и я, с трудом передвигая ноги, забрал свой ужин и расположился прямо на полу, сил идти до кровати не было. Так начался мой персональный ад.

Каждый день был похож на предыдущий, я ел, после чего терял сознание и оказывался в ярко освещённой комнате, где меня быстро осматривали, надевали на лицо странную маску и клеили липучки с проводами, отчего я проваливался в мир, где все жаждали убить Гарри Поттера. Я пытался не есть, но тогда воздух в комнате становился странно сладковатым, и я всё равно терял сознание, а дальше всё повторялось. Так прошло примерно две недели. В очередной раз очнувшись в ярко освещённой комнате, я понял, что сегодня буду не один. На соседней лежанке был кто-то — явно выше меня, тоже по пояс голый, обритый и с пунктирной линией на голове, к сожалению, рассмотреть лучше мешало плохое зрение.

Нас расположили друг напротив друга, и я с удивлением и ужасом узнал своего отца. Бледный, очень худой, глаза потеряно и безвольно смотрят куда-то мимо меня. Внутри всё замерло, я буквально почувствовал, что сегодня будет что-то очень плохое. Причём для нас обоих. Вокруг папы начали суетиться эти ужасные люди, сверху тихо опустилось странное приспособление, раздалось жужжание и неприятный, иррационально пугающий хруст. Через час передо мной предстала ужасная картина, от которой помутнел разум, а желудок подкатился к самому горлу: у лежащего напротив меня отца отсутствовала верхняя часть головы, как раз по линии пунктира. Я даже на секунду провалился в спасительное беспамятство, но резкий запах вернул меня к ужасной действительности.

Я видел, как из чуть шевелящейся розоватой субстанции в голове моего отца тянулись проводки к приборам этих людей, они что-то с ним делали, тыкали в него странными колющими предметами. И через двадцать минут его взгляд прояснился, он увидел меня и попытался рвануться, но, как и меня, его крепко держали ремни. После этого начался второй этап эксперимента. Всё то, что со мной происходило раньше, оказалось сущим пустяком по сравнению с этим. Ко мне так же, как и тогда, подсоединили странные штуки с проводами, но в этот раз они приносили настоящую боль, через меня будто прокатывались огненные реки, задевая каждую клетку тела. Я кричал, рвался, выгибался дугой и пытался увернуться, но ремни не давали никакой свободы движения. Через пять минут я сорвал голос, ещё через пять почувствовал резкую, но мимолётную боль в пальцах — кажется, вцепившись в свою лежанку слишком крепко, я их сломал. Глаза застилала красная пелена, в ушах стоял гул, сердце билось так сильно и быстро, будто пыталось вырваться из груди. Среди океана сводящей с ума боли билась всего одна мысль: «Я согласен на что угодно, лишь бы это прекратилось». Я уже был бы рад вновь открыть глаза и понять, что происходящее вокруг было иллюзией. И вдруг всё кончилось.

Я просто не чувствовал боли и этих ужасных судорог, которые сотрясали моё тело, его, кстати, я тоже не чувствовал, как и лежанки под собой и впивающихся в кожу ремней. Хотя всё тот же проклятый свет определённо был, а значит, я всё ещё находился в той комнате, но вокруг стояла неестественная тишина. Поняв, что у меня на самом деле зажмурены глаза, я рискнул открыть их и тут же об этом пожалел. Да, я был всё там же, и нет, ничего не кончилось. Я стоял примерно в семи футах от своего тела, которое всё так же неестественно изгибалось, рот был открыт в немом крике, глаза закатились так сильно, что зрачков не было видно совсем, а рядом в трёх-четырёх футах от меня рвался привязанный отец. Не успел я осознать, что, собственно, происходит, как справа раздалось деликатное покашливание.

В такой тишине подойти незаметно было абсолютно невозможно, и я ощутимо вздрогнул, резко повернувшись на голос. Рядом со мной стоял ещё один Гарри Поттер (как-то нас многовато на квадратный метр) и, прищурив глаза, с нечитаемым выражением лица смотрел на происходящее. Как начать разговор с самим собой, я не представлял, но другой Гарри заговорил первым:

— Ты знаешь, зачем они всё это делают? — он посмотрел на меня, и я поразился той глухой, почти бессильной ненависти, которая полыхнула в его глазах. Не дожидаясь ответа, Гарри, для удобства я решил называть его по имени, продолжил: — Думаешь, они желают тебе или даже, возьмём выше, всему магическому миру зла? — ещё раз посмотрев на самого себя, всё так же бьющегося в агонии, на изуродованного отца, на людей в синем, безэмоционально делающих все эти ужасные вещи, я уверенно кивнул, не в силах сдерживать слёзы.

Гарри протянул мне платок и отрицательно покачал головой:

— Ты ошибаешься. Как ты, вероятно, уже догадался, все эти люди — магглы. И нет, они не хотят истребить всех магов, наоборот. Их цель — сделать всех людей магами. Вся страна, а потом и весь мир, целиком и полностью населённый магами — это открыло бы потрясающие горизонты во многих сферах жизни, — я потрясённо молчал, а Гарри продолжал: — Как ты понимаешь, чтобы сделать всех людей магами, надо сначала понять, что же такое эта самая магия и, так сказать, где она живёт в человеческом теле. Все пропавшие в последнее время волшебники умерли здесь, да, друг твоего отца тоже тут, но пока жив. Твой отец и Сириус Блэк стали слишком активно его искать, за что вы и поплатились.

Гарри потёр переносицу, переводя дыхание, и продолжил свой неспешный, но поражающий рассказ:

— Пропажа сотрудника аврората вызвала бы слишком много вопросов. Аврорат, хоть в последнее время всё меньше и меньше, напоминает магические вооружённые силы, и ради пропавшего командира носом бы начал рыть, и кто знает, что бы в результате откопал. А сейчас Блэк оказался меж двух огней, с одной стороны — пропавшие друзья, которых безусловно надо искать, но с другой — у одного из друзей осталась жена, и в первую очередь нужно проследить, чтобы она с собой ничего не сделала. А ещё с матерью должен был остаться ты, и Блэк уделял бы львиную долю своего времени, пытаясь заменить тебе отца, но ты так не вовремя вернулся домой и увидел то, что не должен был видеть. Конечно, странно, что ваш Министр Магии просто не стёр тебе память и не отправил обратно к матери в магазин, но тут, я думаю, он просто решил перестраховаться. Корректировка памяти, на самом деле, достаточно трудоёмкий процесс, требующий хотя бы получаса, а за это время тебя бы хватились. Так что Министр просто просчитал варианты и решил забрать и тебя; если ты заметил, то подростки до этого времени не пропадали.

— А зачем всё это Министру Дамблдору? — я наконец смог разлепить ссохшиеся губы, вникая в суть открывшейся мне правды.

— О, ваш Министр — это отдельный разговор, — скулы Гарри свела судорога, и на секунду создалось впечатление, что его лицо «поплыло», но моргнув, я решил, что мне просто показалось. — Как ты знаешь, победив Гриндевальда, он занял пост Министра Магии и с тех пор не то что не менялся, никто даже не пытался заявить свою кандидатуру на его место. Возможно, именно отсутствие политической конкуренции дало ему слишком много времени на размышления.

Гарри опять замолчал, вероятно, позволяя мне осмыслить вышесказанное. А может, просто подбирал слова. В любом случае всё происходящее не укладывалось у меня в голове, вопросов было столько, что я растерялся, не зная, с какого начать. А когда открыл рот, Гарри жестом остановил меня и продолжил:

— Видишь ли, Министр считал, что магический мир в неоплатном долгу перед миром магглов за ту войну. Если ты знаешь историю, погибли миллионы людей, множество городов были стёрты с лица земли. И с тех пор Дамблдор делал всё, чтобы искупить эту вину. Он, в некотором роде, тоже был причастен к этой бойне, но это долгая и отдельная история. Для начала он решил соединить два этих мира. Это заняло не один десяток лет, и ему удалось: мир магов смог многое дать магглам, однако всплыла проблема. Волшебники и тут оказались в привилегированном положении. К ним выстраивались очереди из магглов, которым нужны были их услуги. К тому же, большинство лечебных зелий не столько сами исцеляют повреждения, сколько стимулируют магию пациентов, на краткое время усиливая её и направляя. А значит, для обычных людей они попросту бесполезны, — тут я согласно кивнул, признавая правоту Гарри.

Именно поэтому сбору трав уделялось такое значение. Зелье, сваренное из нужных, но собранных не вовремя ингредиентов, будет пустой тратой времени. Гарри, не обращая внимания на мои мысленные комментарии — у меня создалось впечатление, что мой разум не является для него недоступной территорией, — продолжал говорить:

— Так и сформировался этот, с позволения сказать, гениальный план по превращению всех людей в магов. Естественно, всех законопослушных людей. Если учёные смогли бы вживлять магию в человека, значит, с большой вероятностью, смогли бы и блокировать её. И любой попавшийся на преступлении оказался бы лишён магии, а в мире, где ей владеют абсолютно все, это равносильно смерти. Он же даже еду украсть не сможет.

Я не мог поверить в то, что услышал. Министр Дамблдор запросто распорядился жизнями магического сообщества ради своих безумных планов, абсолютно не считаясь с мнением тех людей, которые умерли в этом проклятом месте. Да кто ему дал право решать, кому жить, а кому нет?

— Ну, то, что ты назвал безумными планами, для него вполне реальная цель, к которой он идёт, не считаясь со средствами, — Гарри пожал плечами, будто рассказывал о чём-то само собой разумеющемся, а я как-то запоздало понял, что вслух своих мыслей не озвучивал. Гарри между тем продолжал. — Дамблдор боится, что рано или поздно магглы догадаются, по чьей вине произошла та война. А если и не догадаются, то вполне логично поинтересуются, где же были господа маги, когда бомбили Лондон. А магам нельзя ответить, что они сражались с другими магами, ведь тогда всплывает имя Гриндевальда, а потом и его сторонника, впоследствии, однако, предавшего лучшего друга. Догадаешься, как его зовут?

На этом моменте я отрицательно покачал головой, но вопрос, как оказалось, был больше риторическим.

— Ах да, всю вину за ваши смерти Министр Дамблдор готов взять на себя. Не сейчас, понятное дело, в посмертии. Вам, магам, за возможность колдовать закрыты пути в, ну, назовём это Раем и Адом какой бы то ни было религии. Однако ж взамен вы можете задержаться за Гранью сколь угодно долго. И Дамблдор знает, что его там будут ждать, вот только он не представляет, кто именно.

Гарри предвкушающее улыбался, а до меня медленно начало доходить, что для предсмертных галлюцинаций мы тут как-то слишком уж долго разговариваем. И всё это время моё тело не прекращало дёргаться от боли и умирать пока явно не собиралось, а значит… Значит, была небольшая, я бы даже сказал, невозможно ничтожная вероятность, что всё происходящее — правда. Но кто тогда стоит рядом со мной? Я открыл было рот, но Гарри опять меня опередил:

— Спасибо, что допустил возможность моего существования. Остальные не смогли принять даже этого. Не говоря уже о том, что я рассказывал про вашего Министра. Может, и хорошо, что он решил взять ребёнка, детский мозг всё же более адаптивный, — меня несколько оскорбило, что он посчитал меня ребёнком, и я хотел уже возмутиться, но, заметив на лице Гарри снисходительную усмешку, тут же передумал, он же этого от меня и ждал. Подтверждающе кивнув моим мыслям, мой собеседник заговорил вновь: — Итак, раз уж мы решили, что я всё-таки существую, то ты вполне логично задался вопросом, кто же такой «я»? Можно сказать, что я имею некоторое отношение к тому, что все эти люди, — Гарри дёрнул головой в сторону людей в синем, — ищут. Ищут и, к сожалению, могут найти. Так что ты можешь называть меня Огм.., — мой собеседник на секунду запнулся, но тут же продолжил: -Огден. Мне всегда нравилось это имя.

Оговорка того, кто представился Огденом неприятно царапнула слух, с одной стороны не особо приятно, что меня не посчитали достойным настоящего имени, но с другой стороны до обид ли сейчас?

— Есть несколько причин почему идея Дамблдора плоха. — Огден заложил руки за спину, и с задумчивым интересом покосился на происходящее с моим телом, в то время, как я делал всё возможное, чтобы не видеть этого. Всё-таки у нас несколько разная мотивация в этом вопросе.

— Дамблдор поверил, что силы, отличающие магов от магглов можно, а главное нужно, анализировать. — Огден всё же повернулся ко мне лицом, прекратив рассматривать «эксперимент ради Общего Блага». — С этой точки зрения действительно может показаться, что сделать магическую Утопию вполне посильная задача. Магия помогает владеющим ей людям во всём и в первую очередь в поддержании функционирования организма максимально продолжительное время. Именно это является гарантом того, что ваш дражайший Министр Магии в свои сто пять лет не только может самостоятельно принимать твёрдую пищу, но и в скорости и реакции не сильно потерял. Конечно, стоит заметить, что критичность мышления у него несколько ослабла, но мне почему-то кажется, что тут не в возрасте дело. Однако мы отвлеклись. Видишь ли, дело в том, что подобный симбиоз возможен лишь благодаря совместному, скажем так, онтогенезу. — очевидно, моё недоумение относительно незнакомого слова настолько явно отразилось на моём лице, что Огден поспешил пояснить: — Рост, развитие. Эволюция, если пожелаешь. Магия живёт и развивается в человеке с самого момента зачатия уже тогда изменяя его организм только ей самой понятным образом. Как ты понимаешь именно отсюда берёт своё начало теория чистоты крови, так как над «созданием» ребёнка работает магия только одного из родителей. Но даже в этом случае возможны такие осечки, как сквибы, например. Кто знает, организм ли не принимает магию или магии не подошел конкретно этот человек. Кстати во времена активности Святой Инквизиции именно сквибы чаще всего доносили священникам на настоящих колдунов. Впрочем последние тоже в долгу не оставались и очень аккуратно подставляли тех самых сквибов какими-нибудь несложными чарами изменения внешности. На людях, как правило. И хочу заметить горели сквибы ничуть не хуже. Ну это так — небольшой экскурс в историю, интересное время было. — фактически признание того, что Огден имеет отношение к тому, что происходило семь веков назад меня уже не сильно удивило. В конце концов у каждого свои предсмертные галлюцинации: кто-то всю свою жизнь видит, а меня, видимо из-за малого времени той самой жизни, решили с современником Основателей познакомить.

Огден тем временем продолжал рассказывать:

— Никто не способен предугадать, каковы будут последствия симбиоза между магией и сформировавшемся организмом взрослого человека. Не привыкшие к тому, что их сильные эмоции могут закончиться не просто мигренью или сломанной ручкой магглы способны если не уничтожить мир, то здорово ему навредить. Ты знаешь что такое Атомные Электростанции? Или хранилища оружия массового поражения? — не смотря на то, что я отрицательно покачал головой, Огден не счёл нужным объяснить мне значение этих слов, вместо этого продолжая монолог: — А ведь людей занятых на таких секретных работах в первую очередь должны будут посвятить в курсе дела и в первых же рядах сделать из них магов. А это может привести к такой техногенной катастрофе, которую устранить без потерь будет невозможно даже при помощи магии. И никакие ограничители тут не помогут, в первую очередь потому, что магглов во всём мире пять с половиной миллиардов, при том, что количество взрослых волшебников в этом же мире чуть-чуть не достаёт до полумиллиона. А это по десять тысяч не самого просто заклинания на каждого взрослого мага. А больше трёх-четырёх таких чар в день средний маг не выполнит, не говоря уже о том, что у волшебников всё-таки есть своя работа. Опустим то, что такими чарами не все владеют — можно научить, но работа с такими материями требует невероятной сосредоточенности и без ошибок, особенно без постоянной практики её сделать практически невозможно. И последствия от этого могут быть самыми ужасными. Очень опаздывающему человеку, стоящему в километровом заторе не составит труда взорвать колесо едущего по встречной полосе бензовоза. Или человеку, который боится полётов вполне под силу остановить турбины прямо в воздухе.

— Я не могу изменять события напрямую, мне необходим своего рода посредник, через которого я и буду действовать,. В последний раз мне пришлось вмешиваться больше тридцати лет назад, тогда я помог вашему Министру одолеть Гриндевальда, владельца одного очень интересного артефакта. Тоже, увы, не та идея в не то время. Совокупность этих ошибок привела историю к нынешнему моменту, у меня остался последний шанс всё изменить, — Огден прервался и перевёл взгляд на один из экранов, висевших над той кушеткой, где билось в агонии моё тело. Я как-то механически отметил, что мне, кажется, стало хуже, и Огден тут же подтвердил мои мысли: — А у тебя осталось примерно минут пять. После этого твоё сердце остановится. Поэтому я перехожу к самой сути нашего разговора, — он вновь повернулся ко мне: — Ты действительно готов пойти на всё, чтобы это прекратилось, Гарри Поттер? Тебе придётся поступиться со всеми своими принципами, пойти против всего, во что ты верил, не дать магическому миру дойти до этой точки, и, не буду врать, в конце ты должен будешь умереть — и точно не своей смертью. Это обязательное условие. Озвучь же своё решение, Гарри Поттер. Твоей задачей будет остановить Дамблдора, не дать ему добиться того влияния, которое он приобрёл после победы над Гриндевальдом. Хорошо подумай, дороги назад уже не будет, поэтому я спрашиваю тебя ещё раз, ты действительно готов?

Я продолжал смотреть на экран, где странная линия отсчитывала секунды моей жизни и каким-то странным, невообразимым образом показывала мне всё то, что со мной происходило до этого. Вот моё тело парализует от заклинания Министра, вот все эти дни, наполненные фальшивыми смертями, отец без головы, бьющееся в агонии тело; я закрыл глаза, чувствуя, как по щекам скользят слёзы и как от страха перед неизвестностью буквально немеет тело, мешая наклонить голову. Воспоминания о собственном бессилии подстегнули будто кнутом, заставляя раз за разом переживать то чувство страха и беспомощности, когда раз за разом, день за днём меня убивали в моих собственных мыслях. Я медленно кивнул, а секундой спустя обнаружил рядом с Огденом девушку, молчаливо смотрящую в пол ,из-за чего лица было почти не разглядеть — с моего места были отчётливо различимы выступающие скулы да высокий лоб на обрамлённой светлыми, вьющимися волосами достающими примерно до лопаток, голове. В сведённых у пояса руках она сто-то держала, но что конкретно мне разглядеть не удалось.

— Гарри, позволь представить тебя моей спутнице, она предпочитает называть себя Арианнон и именно с её помощью мы осуществим задуманное. — я отвлёкся от попыток рассмотреть лицо девушки, отметив как весьма необычное имя, так и то, что несмотря на его очевидно конспирологическое назначение, что-то похожее я определённо слышал. Но додумать мне не дали, Огден приступил к инструктажу:

-Итак, Гарри, вскоре твой земной путь здесь завершится и мы сможем использовать это для реализации нашего плана. Как я уже говорил ранее, Дамблдора надо остановить, сделать это следует до его победы над Геллертом Гриндевальдом, после этого Дамблдор обретет такую значимость и влияние, что осуществить задуманное уже не получится. — Огден быстро оглянулся на кушетку с моим телом и я невольно проследил за его взглядом — там, кажется, всё приближалось к точке невозврата, и Огден заговорил быстрее:

-Ты знаешь, что Альбус Дамблдор победил на дуэли в 1945-ом году, ближайшая к этому времени точка, которая соответствует условиям подобного ритуала в 1938 году, конкретную дату я тебе сказать не могу, а вот объяснить причины — вполне: 30-е годы этого века ознаменованы у магглов так называемой «Великой Депрессией» — мировым экономическим кризисом. И хотя пострадала Великобритания всё же меньше, чем Соединённые Штаты или даже соседняя Франция, количество самоубийств оставшихся без работы людей было велико, а такие вещи не могут не изменить магический фон. Кто бы что не говорил, а магия строилась именно на ритуалах и к подобным событиям эта сила крайне чувствительна. Арианнон, пора начинать.— последние слова Огдена были обращены к всё так же молча стоящей девушке, которая похоже даже не шевельнулась с момента своего появления.

Так же не поднимая головы, Арианнон развела ладони и на пол медленно упал клубок ниток, на вид показавшийся мне очень старым. Не совсем понимая происходящее, я хотел было спросить у Огдена о том, что мне делать дальше, но оторвать взгляда от медленного вращающегося клубка ниток уже не мог. Тем временем в паре метров от нас, там, где стояли две кушетки и суетились люди в странной одежде, начало происходить нечто необычное. То, чего магглы не ожидали.

Абсолютно отчётливо наблюдая на полу перед собой до сих вращающийся клубок я почувствовал, как закружился мир вокруг меня, на краткие секунды задерживаясь перед глазами:

Щёлк! Линия, дёрнувшись в последний раз, превращается в непрерывную полоску. Щёлк! К моему телу бросаются люди, о чём-то громко и быстро переговариваясь. Щёлк! В помещении разносится хриплый, надсадный вой отца, который очевидно каким-то шестым чувством понял, что значат эта ровная полоса и пугающе-монотонный звук. Щёлк! Перед глазами возникло моё собственное лицо:

-Надо же, между годом твоего перемещения и годом победы Дамблдора семь лет. Семь — магическое число, ты же знаешь? Надеюсь, тебе это поможет в твоей миссии. — Огден исчез, а образы мелькавшие перед глазами стали расплываться, чётким оставался лишь вращающийся клубок старых ниток на гладком полу.

За этим мельтешением голос Огдена был почти не слышен:

— Вы искали магию? Считайте, что вы её нашли.

Щёлк! От беззвучно кричащего отца комнату накрыла волна чистой магии, сметая все странные приспособления, ломая стены и перемалывая людей, убивших его сына, в кровавый фарш.

Щёлк! Последним исчез клубок.Сознание погрузилось в спасительные объятия смерти.