Этот больной мир (джен)

Большую часть своего свободного времени Хьюго теперь проводил с Элинор. Они обнимались у всех на виду, гуляли по набережной, вместе завтракали и сидели за одной партой на совместных уроках. Гилберту иногда приходилось весьма грубыми мерами напоминать Хьюго, что у него есть друзья, с которыми тоже неплохо было бы общаться. Но тогда Хьюго приходил к ним вместе с Элинор, и Гилберт долго не выдерживал.

Когда ближе к ноябрю в Академию приехала мама Хьюго, с ней пришли повидаться не только Ребекка, Гилберт и Грег, но еще и Элинор, с которой очень хотел познакомить мать. В тот день Ребекка была возмущена до глубины души — миссис Нортон вообще забыла о ее существовании. Зато уделила много времени девушке сына.

С того дня прошло уже полтора месяца, однако Ребекка все равно иногда показывала Хьюго, как ее задело и поведение его матери, и он сам.

Наступила зима, близились каникулы. Ребекка не могла дождаться, когда же уже закончится учеба, и можно будет спокойно отдохнуть в кругу семьи. Она очень скучала по родителям, и по брату, которому месяц назад исполнилось пять лет. Обидно было пропускать его день рождения уже который год подряд, ведь она даже не была дома, когда брат только появился на свет — училась тогда на первом курсе.

— Поскорей бы уже каникулы, — протянула девочка, и из ее рта вырвалось облачко пара. Они с Грегом сидели во внутреннем дворе Академии на парапете неработающего фонтана. Лениво сыпал мокрый снег.

— Да ну, — ответил Грегори. — Я-то все равно тут останусь на Рождество. Не умереть бы тут со скуки.

Они вздохнули и снова замолчали. Поговорить было не о чем, хоть ребята и были друзьями, могли общаться в компании, но, когда оставались наедине, нить разговора сразу ускользала. И, тем не менее, проводить время вдвоем куда лучше, чем поодиночке. Хьюго с утра отправился в город с Элинор. Он уже смирился с тем, что его мать теперь далеко среди больных лихорадкой, и жизнь его вернулась в привычную колею, когда он постоянно разрывается меду десятью делами. Сегодня он выбрал свидание с Элинор. Гил тоже решил прогуляться подальше от Академии, взял брата и немногим позже Хьюго, едва позавтракав, уехал в город.

— Может, Хью с тобой останется? — спросила Ребекка, вспомнив, как два месяца назад Нортон сказал, что теперь не хочет возвращаться домой, раз там нет мамы.

— С чего бы? Он, наверное, домой поедет, у него же и там друзья, да и отец, — Грег с задумчивым выражением лица ходил перед Ребеккой туда-сюда, приминая пушистую подушку только что выпавшего снега.

— Он с отцом не ладит, поэтому не хочет домой. У него просто нет причины остаться.

— Ему со мной будет скучно.

Отчасти это было правдой. Кому из их квартета не было скучно с Грегом, так это Гилу, они всегда находили темы для споров, соперничества или просто для драки. Хьюго же был слишком оживленный. Грег не выдерживал постоянного движения вокруг себя, Хью — размеренности и покоя.

— Ну, тогда я не знаю, что делать, — опустила плечи Ребекка и с кислой миной сунула руки в карманы. Если честно, то и ей сейчас было скучно. — Конфетку хочешь? — в кармане обнаружилась карамель, огромную упаковку которой она получила на прошлой неделе и до сих пор раздавала всем встречным. Грег молча взял конфету.

— Что ты хочешь на Рождество?

— Грег, у тебя и так денег нет, — стипендию за прошлый месяц они с чистой совестью пропили и проели в городе, а каникулярная могла понадобиться и на каникулах. — Мне ничего не надо.

— А кто сказал, что на подарки обязательно нужно тратить деньги? — Грег вдруг присел рядом, сдвинув шапку на затылок, и лукаво посмотрел девочке в глаза. — Хочешь, игрушку соберу твоему брату? Что он у тебя там любит? Машинки? Зверушек?

— Ну… — Ребекка задумчиво закусила губу и посмотрела вверх. — Знаешь, мама писала, что Рик давно хочет мышонка, а у них денег не хватает… Сможешь?

— Я уж думал ты как загнешь мне паровой двигатель какой-нибудь собрать, — Грег весело улыбался. Просьба Ребекки была для него делом на пару часов. — Завтра если прикроете меня на… ну, скажем, на паре истории, то вечером уже получишь свой подарок.

— Механик, ты чудо! — она порывисто обняла его и поцеловала в щеку. И снова повисла у него на шее. — Ты самый классный! Ты знаешь, что я тебя обожаю?!

— Даже не подозревал! — Грег вдруг крепко схватил ее обеими руками и закружил.

Она смеялась, просила отпустить, срывалась на хохот, цеплялась за него, боясь свалиться. Давно они так не веселились, а уж с одним Грегом Ребекка вообще никогда не веселилась. Более того, она и не подозревала, что он может быть таким спонтанным. Теперь она, кажется, начала понимать, что увидел в нем Гил. Родственную душу. Они были очень похоже. Разве что только Гил не мог бы так легко кружить ее над землей, а потом повались в сугроб.

Снег выпал мягкий, легкий. И он был повсюду: за шиворотом, во рту, в карманах, сверху, снизу, справа, слева. Приглушенно до Ребекки доносился прерывистый смех Грега. Она вынырнула из сугроба и увидела друга, который, упершись руками в колени, никак не мог отсмеяться. А когда увидел ее, всю мокрую, заснеженную, красную, как герб Огня, заржал еще громче. Ну, точно как Гил — ржать над другом и тот, и другой считали правильным и очень уместным.

— Вот ты как! Я же замерзла! — она встала на носочки и с задорным злорадством ткнула ему пальцем в грудь. — Я буду мстить! Получай!

Неожиданно она оказалась у Грега за спиной и запрыгнула на него, обхватив руками шею. Грег едва удержался на ногах и решил снова окунуть ее в холодный сугроб. Знал бы он как коварна бывает Ребекка Логан! Она только сильнее вцепилась в него, когда Грег совершил резкий разворот, чтобы сбросить ее со спины. И они оба утонули в сугробе.

— Ну, ты… — он не нашел подходящих слов, сидя на холодной земле и отплевываясь от попавшего в рот снега.

— Нет, Крис, ты только погляди на это! — послышался возмущенный голос Гилберта. Вместе с братом они шли к ним.

— Если ты сейчас обидишься… — угрожающе начал Грег.

— Потом, — махнул рукой Гил. — У нас есть новости! — выпалил он и замер в ожидании, что друзья начнут у него выпытывать, что случилось.

— Опять что-то из Африки? — скривилась Ребекка. — Гил, честное слово, ты уже надоел. Хорошо, что хоть Хью тут нет. Ты хоть представь, каково ему постоянно слушать это…

— На этот раз эпидемия не при чем, — Кристофер спокойно стоял рядом с братом. Он не является постоянным членом компании, это было заметно. По тому, как осторожно он вставлял свои реплики в их разговор, как смотрел за их весельем со стороны, как вместо «мы» говорил «вы».

— Ты же не хочешь оставаться здесь на каникулы? — они переместились на фонтан, и Гил по привычке опустил руки на плечи друзей, оставив Кристофера стоять рядом.

— Не хочу, но придется, — Грег глубоко вздохнул, глядя в сторону.

— Может быть, не придется, — заговорил брат Гилберта. — Мы получили письмо от матушки. Она предложила нам пригласить своих друзей в гости на все каникулы.

— Поедете?

Братья уставились на Ребекку и Грега, которые, ошарашенные новости, не могли найти подходящих слов. Если Грег сразу решил согласиться и только ждал, когда выскажется подруга, то вот Ребекка как раз задумалась. Ей хотелось побывать и там, и дома. У Гила на каникулах они с Хьюго гостили на втором курсе, тогда Грегори еще не дружил с ними, и девочка помнила, как замечательно было в загородном доме Йорков. Она бы и сейчас поехала туда, да только дома-то братишка и родители. Как тут выбрать?

— Что скажешь, Бекки? — нетерпеливо поинтересовался Гил.

— Не знаю, Гил, — она задумчиво смотрела по сторонам. — Я вроде как и домой хочу. Но к вам тоже хочу.

— Мы будем в лондонском доме, — пояснил Крис. — Сможешь съездить домой, когда пожелаешь.

— Точно, Крис! — Ребекка чуть не бросилась ему на шею, но будто наткнулась на какое-то препятствие и осталась на месте, сияя от счастья. — Гил, у тебя классный брат! Ты знал это?

— У меня их даже два, — он усмехнулся, вспомнив о старшем.

— Ну, Альбиона я боюсь, — Ребекка передернула плечами.

— Не поверишь, мы иногда тоже. Да, Крис? — Кристофер кивнул в ответ.

Второй ребенок в семье Йорков и первый из трех братьев — Альбион Йорк — был очень серьезным. Занимался политикой, любил рассуждать на философские темы и писал свои статьи. Редко кто видел кто улыбку, даже домашние, оттого и производил жутковатое впечатление. Казалось, этот суровый мужчина одним своим взглядом убьет тебя за малейшую оплошность, неверное движение. Родные знали, что на самом деле это все — маска, за которой скрывается добрый человек, которому не чужды радость и веселье. Просто в парламенте нужно уметь быть суровым.

Они принялись обсуждать семью Йорков. Вспоминали дом, его обитателей, замечательного дворецкого, огромные комнаты и залы. Грег почувствовал себя чужим в их компании. Пока они весело смеялись, вспомнив прошлые каникулы и все, что тогда произошло, Грег молча слушал. Он ничего не знал о доме друга, хотя много знал о его семье. Да кто не знает о семье Йорков? Графская семья всегда на виду: о них пишут в газетах, говорят в клубах, они бывают во Дворце. И сложно представить, что такие богатые и знаменитые люди — родители твоего лучшего друг. Неслыханно — юный аристократ дружит с приютским мальчишкой. От этих невеселых мыслей Грег поник.

— Механик! — однако Гилберт как будто знал, когда нужно его тормошить. — Ты-то едешь? — фраза прозвучала полу утвердительно, Гил был почти на сто процентов уверен, что Грег не откажется провести Рождество не в пустой Академии, а с друзьями.

— Да, конечно, — отстраненно бросил Грег и тут же оказался за шею притянут к другу.

— Вот и отлично, повидаешься с Делли, — Гил сиял, обрисовывая друзьям перспективы проведения каникул у него дома.

В это же время Грег боролся с желанием немедленно отказаться, придумать себе какие-нибудь дела в Академии: незаконченную практическую работу, заваленную контрольную, наказание, что угодно, лишь бы не ехать в дом Йорков. Еще одной встречи с сестрой Гила он не вынесет. Он не представлял, что испытает, увидев ее вновь после двух с половиной лет. Он только недавно пришел в себя от того яркого впечатления, не отпускавшего его с первого курса. Это впечатление произвела на него одна из сестер Гила — Дельта.

Он до сих пор помнил, как сидел на станции в толпе первокурсников, слушал Виолу. И вдруг вошли старосты, среди которых шла и Дельта. По сей день в его голове жило воспоминание: летящая походка, шелковые волосы, неземная улыбка и бархатный голос. Уже не вызывает прежнего трепета, но все равно является самым дорогим воспоминанием о ней. Боже, почему она не вышла замуж?

По рассказам Гила, Дельта продолжила заниматься балетом. Выступала в самых известных театрах мира, несколько раз блистала на парижской сцене. Но неизменно возвращалась домой одна, без жениха. Хотя все домашние прятали добродушные улыбки, когда по утрам дворецкий подносил ей стопку писем от поклонников со всего света. И удивлялись, почему она никак не выберет. Если ее спрашивали в упор, то Дельта в своей манере вежливо, но в то же время высокомерно улыбалась и ничего не отвечала. А иногда, шутя, отвечала, что безмерно влюблена в балет и не может его оставить.

Что ж, она — графиня. Ей можно.

— Пойдем, Хью расскажем.

— Точно, он согласится, — Ребекка взяла братьев за руки, заставив Кристофера смущенно улыбнуться.

— Конечно, — кивнул Грег. — Только без меня, ладно. У меня еще дела есть.

Он махнул друзьям рукой и ушел в сторону учебных кабинетов, будто собирался наведаться к доктору Хиртуму, преподавателю физики, у которого иногда пропадал целыми днями. На деле же он прошелся по второму и третьему этажам, чтобы не столкнуться у выхода с ничего не подозревающими друзьями, и пошел к общежитию Земли в гости к Гере.

По выходным улицы в городе не чистили, и дороги оказывались завалены так, что ни одна карета не могла проехать. Возможно, это шло жителям на пользу — на улицу вдруг выходило столько народу. Все ходили по улицам, улыбаясь падающим снежинкам, как маленькие дети. Тогда в воздухе особенно чувствовался дух приближающегося волшебного Рождества. Покупатели выстраивались в очереди в лавки с подарками, кафе заполняли счастливые парочки, с детских площадок слышались пронзительные крики — дети вопили от счастья, катаясь с ледяных горок.

В выходные город оживал еще за счет того, что из Академии, что находилась в двух часах езды отсюда, приезжали отдохнуть ученики. Юноши, девушки, мальчики, девочки рассеивались по улицам, заходили в магазины, сидели в кафе. И взрослые, смотревшие на них, тоже вспоминали свою юность, хотя мало к то их них знал романтику обучения в Академии. Живые, яркие, веселые юные ребята заставляли взрослых снова чувствовать себя молодыми и тоже улыбаться всему на свете.

Две девочки сидели за столиком в кафе. У окна. И иногда, когда разговор заходил в тупик, смотрели на прохожих, посылали им улыбки. На столе у них стояла маленькая пицца, съеденная наполовину, и две чашки горячего шоколада.

— Я не думала, что Элинор и Хьюго будут встречаться так долго, — как бы невзначай заметила Виола, смотревшая на парочку через несколько столов от них. Они целовались. Кажется, Хьюго всегда целовал Элинор, если ему надоедала ее болтовня.

— Остается за них порадоваться, — пожала плечами Гера. Ее совсем не интересовало происходящее за столиком Хьюго и Элинор. Она держала обеими руками свою чашку и задумчиво читала афишу местного театра, где по выходным иногда выступали Рио и Лока Стюарты, известные актеры Академии, учившиеся на седьмом курсе.

— Я рада за них, — Виола отвела взгляд от парочки. — А тебе по-прежнему никто не нравится?

Гера посмотрела на подругу и немного улыбнулась.

— Это даже к лучшему, — ответила она после небольшой паузы. — Потом тяжелее будет принимать выбор родителей, если они предложат мне в женихи не того.

— И ты не сможешь отказаться? — Виола удивленно остановилась на полпути, держа кусок пиццы над своей тарелкой. — Ужасно!

— Это нормально, — сказала Гера. — Во многих знатных семьях так и делают. Обычно дочь выдают замуж за мужчину старше ее и с более высоким титулом. Знала бы ты, как мой отец борется за то, чтобы в обществе и при дворе не забывали о Клиффордах. Ему не дает покоя, что Йорки, наши родственники, с такой легкостью удерживают свое положение. Поэтому мы с сестрами тоже должны вести себя достойно и не путаться с юношами не из нашего общества.

— Не из вашего общества? — переспросила Виола. — Это как? Кого ты имеешь в виду?

— Это значит, что мне стоит осторожнее общаться с Хьюго или с Грегори, даже со Скоттом, — Гера выглядела спокойной, словно вещи, о которых она говорила, были для нее нормой. — Кто-то может подумать, что мы встречаемся. Отцу этого не надо. Нашей семье нужно, чтобы я полюбила человека с титулом и вышла за него замуж. Но, чтобы я не была заподозрена в порочных связях, родители сами выберут мне жениха, и я выйду замуж как только окончу Академию.

— Кошмар, — пробормотала Виола. У нее в голове все это не укладывалось. — Мы же не в средние века живем. А как же право каждого человека на выбор? Это несправедливо, не могут же они тебя заставить!

— Могут, — Гера вдруг грустно вздохнула. — У детей титулованных особ не права выбирать, за них выбор делают родители. И они могут меня заставить. Мой отец уже и так обозлился на меня за то, что выбрала для изучения не те науки, которые он хотел. Теперь мне сказали, что если я выберу не того молодого человека, то меня с позором выгонят из дома. А пойти мне некуда, поэтому приходится слушаться.

— Да они же из тебя рабыню делают, а не графиню! — Виола воскликнула это громче, чем нужно, и несколько посетителей обернулись в их сторону. Хьюго недоуменно нахмурился и снова повернулся к Элинор.

Гера промолчала. В этом и состояло различие просто знаменитых людей и титулованных. Знаменитых никто не ограничивает, они привлекают люде своим талантом. Титулованным постоянно приходится доказывать, что они не зря носят свой титул, что достойны быть частью высшего света. Только королевская семья, несмотря на свой титул, никому ничего не доказывает, их уважают — и не спорят.

— Я бы не выдержала, если бы родители постоянно указывали, что мне делать, — заговорила Виола. — Не понимаю, зачем лишать человека любви? Это самое прекрасное чувство из всех. Приказывать выйти замуж… А как быть, если жених не нравится? Терпеть его всю жизнь, мучиться, не быть счастливой. Ужасно…

— Любовь бывает разная, — Гера спокойно пила шоколад, который уже остыл. — Не только же любовь к какому-то человеку. Есть любовь к своей семье, к друзьям.

— Ну, если тебе этого достаточно, — Виола выглядела растерянной.

— Более чем достаточно, — тихо откликнулась Гера, бросив на подругу горящий взгляд. — Я люблю свою семью: мать, брата, сестер. Они самые дорогие для меня люди на свете. Я люблю и тебя, и Грегори. Вы мои первые друзья. До Академии у меня никогда не было друзей, я даже не представляла себе, что такое дружба. А вы показали мне, как это. Вы для меня как вторая семья.

— Спасибо, — неожиданно смутилась Виола. Она никогда не представляла себе дружбу как большую ценность, не думала о друзьях как о второй семье. Друзья — люди, с которыми общаешься, делишься проблемами, веселишься. Просто чтобы не скучно было. А Гера сказала такое, что Виоле стало стыдно, но она постаралась этого не показывать.

— Не благодари за правду, — ответила Гера и, помедлив, осторожно перевела тему разговора. — Ты поедешь домой на каникулы?

— Не думаю, — Виола, не решаясь встречаться взглядами с подругой, смотрела в окно на прохожих. — Родители уезжают выступать в Париж и будут там до Нового года. Я с ними не успею, придется остаться здесь. Надеюсь, будет не очень скучно.

— Я бы осталась с тобой. Но не могу. Родители ожидают, что мы с сестрами приедем праздновать Рождество, брат хотел увидеться нами, скучает. Извини.

— Ничего, — Виола, наконец, улыбнулась и повернулась к Гере. — Я пришлю тебе подарок.

Вдруг над их головами раздалось вежливое покашливание, будто кто-то захотел прервать их разговор. Девочки подняли головы и увидели рыжего мальчика. Скотт Маклахлен из класса Воды улыбался им и, наверное, ждал, когда они ответят на его улыбку. Он давно нравился Виоле. Высокий, широкоплечий, огненно-рыжий, но без единой веснушки на лице. Скотт хорошо пел и рисовал лучше всех на курсе. На третий год обучения он нарисовал удивительно точный портрет Виолы и отказался подарить его ей, чем очень ее обидел. Но нравиться ей он не перестал.

— Привет, Скотт, — с улыбкой поздоровалась Виола. Ему невозможно было не улыбнуться.

— Привет, — он вдруг достал из-за спины две розы и подарил их девочкам, отчего Виола совсем растаяла, а Гера приняла подарок со сдержанным «Спасибо» и чисто из чувства вежливости приподняла уголки губ.

— Скучаете? — он присел рядом, не спрашивая разрешения. Но Виола была не против. А что думала Гера ее уже не интересовало.

— Вообще — нет, — Виола поднесла цветок к носу, вдыхая приятный аромат. — Но с тобой нам будет веселее.

— Не сомневаюсь, — кивнул Скотт, улыбнувшись шире. — Вы бывали в местном театре?

— Нет, все время что-то отвлекает, — всегда во время разговора со Скоттом Виола сравнивала его с Хьюго. С первым она общалась чаще — они занимались в музыкальном классе. Разница была заметна. Если в разговоре с Хьюго говорил только Хьюго, а остальные были слушателями, то в разговоре со Скоттом выстраивался учтивый диалог, в котором оба говоривших принимали равное участие.

Но обоих — и Хьюго, и Скотта — объединяло то, что они — болтуны. Скажи Скотту слово, он выдаст в ответ десять, да так, что невозможно будет оставить его реплику без ответа. Ему удавалось утянуть человека в беседу, он легко развязывал споры. Управлял словами людей, заговаривал зубы и способен был вытянуть что угодно из любого. Гера наблюдала, как он под видом светской беседы узнает, какие цветы любит Виола, какую музыку предпочитает слушать, где любит бывать. Наблюдала и думала, что было бы, если бы вдруг разговорились Скотт и Хьюго. Заставил бы Хью Скотта молчать и слушать, или, наоборот, Скотт узнал все его сокровенные тайны? Только одно препятствовало этой встрече — мальчики будто нарочно избегали друг друга, даже находясь в одном помещении.

— Так, может быть, сходим сегодня на постановку? — предложил Скотт. — Вчера была премьера, я слышал восторженные отзывы. Говорят, очень веселая комедия.

— Комедия? — заинтересованно переспросила Виола. — Класс. Скотт, это чудесно! Последнее время все только говорят об этой лихорадке. Пойдем, повеселимся.

— Отлично, — Скотт самодовольно расправил плечи, встал, прищелкнул каблуками и с полупоклоном повернулся к Гере. — Мисс Клиффорд, составите нам компанию? С меня билеты.

Гера едва не поддалась его обаянию, но вспомнила, о чем говорила с Виолой до прихода Скотта.

— Нет, извини, — она заломила пальцы и на мгновение попустила взгляд. — У меня еще есть дела в городе. Я бы с удовольствием пошла с вами, но совсем скоро мне нужно будет встретиться с сестрами. Извини.

Виола удивленно посмотрела на подругу, однако промолчала. Видимо, тоже вспомнила их разговор.

— Тогда всего хорошего, — Скотт еще раз откланялся.

Оставшись одна, Гера заказала себе еще один горячий шоколад и достала из сумки книгу, которую посоветовала ей прочитать Виола. В Воздухе ее прочитали уже все девочки и вовсю вели обсуждения. Еще один роман о любви. Гера читала такие романы без особого восторга, но и без отвращения.

Слова в книге уплывали куда-то далеко, выталкиваемые из головы одолевающими мыслями. Руки еще немного подрагивали. У нее всегда дрожали руки, когда приходилось врать. Это было для нее так противно и мерзко. Никакой встречи с сестрами она не планировала: Афина и Афродита с ней редко общаются, стараются избегать ее, записавшись в свиту Элизабет Литтлхен. Вряд ли Скотт знал об отношениях между учениками Земли, но все же мог заподозрить ложь.

Поэтому Гера ненавидела лгать — каждый раз со страхом она думала, что ее лжи не поверят, разоблачат, осмеют. Боролась с сжимающим грудь страхом и приступом тошноты. Сложнее всего было лгать людям из светского общества, обученным этикету с раннего детства с момента произнесения первого слова. Эти люди распознавали ложь лучше всех остальных, но — что самое гадкое — не подавали виду. Только про себя усмехались: «Я знаю, ты врешь! И когда-нибудь тебе это припомню!» Тем самым они тоже лгали.

Замкнутый круг. Врешь ты. Врут тебе, делая вид, что верят в твой обман. Не могут не делать вид, чтобы не оскорбить тебя. Для оскорбления в этикете есть другие способы. Этикет делает людей своими заложниками. Он заставляет людей лгать так же легко, как и дышать. И Гера ненавидела все эти правила, но тоже была их заложницей.

До чего противно!

Она подавила желание захлопнуть книгу и бросить ее в стену. Тихо закрыла и положила обратно в сумку. Внезапно накатила грусть, захотелось прогуляться. Гера оставила на столе приличную сумму, которой вполне хватило бы, чтобы оплатить заказ два раза. Не потому, что хотела покрасоваться. Это просто было привычкой. Привычкой, которую обязывал иметь этикет.

Ужасное слово.

* * *

Идею отправиться в гости к Гилберту на каникулы Хьюго воспринял с огромной радостью. На его лице было написано облегчение, что теперь не придется ехать домой, к отцу, хотя тот последнее время часто писал ему. Пусть в этих письмах отец напрямую и не упоминал, что скучает, но скрывал это в беспокойстве за его оценки, в интересе к футбольным матчам, в вопросах об отношениях с друзьями и девочками. И все же Хьюго не хотел домой. Он бы не вынес тяжелых разговоров с отцом, которые всегда заканчивались призывом к тому, чтобы прыгнуть выше головы, сделать невозможное и стать известным. В такое Хьюго не верил.

В поезде они вернулись к обсуждению дома Йорков и празднования Рождества. Держа в руках коробку с подарком, который собрал для ее брата Грег, Ребекка не переставала извиняться перед мальчишками за то, что решила праздновать Рождество дома.

— Зато все остальные каникулы я проведу с вами! Будем гулять, играть, сходим в парк на ярмарку! Ко мне сходим, родители обещали приготовить много новых сладостей к Рождеству! Будет весело. Я же уеду всего на один день! Вы и соскучиться не успеете! На один день, Гил!

Но слушал ее только Гил. Кристофер неожиданно втянулся в беседу с Хьюго и горячо спорил с ним, кто победит в предстоящем матче между «Барселоной» и «Реалом». В их беседу никто даже не смел соваться: когда спорят ярые болельщики футбола, они могут любого разорвать в клочья.

В одиночестве остался только Грегори, который не промолвил ни слова с раннего утра. Никто, кроме Гила не заметил, что с ним что-то творится. Да и Гилберт отстал, когда на вопрос «Что с тобой?» получил ответ, что все в порядке. Ему-то Грег точно не стал рассказывать, что он боится встречи с его сестрой. Вряд ли друг его поймет.

С самого утра Грег, подобно опытному шахматисту, прокручивал в голове различные варианты разговора с Дельтой. Она не знала, как он к ней относится, — Грег приложил все усилия, чтобы она ничего не заподозрила. И все же прошло два с половиной года: Грег стал старше, Дельта, наверняка, изменилась. Как теперь вести себя с ней? Что он теперь к ней чувствует? Господи, хоть бы это прошло, молил про себя мальчик. Ему так хотелось в это верить.

Грег заставил себя вспомнить Дельту. Прикрыл глаза, увидел ее улыбку, почти услышал ее мягкий голос. Вроде бы уже ничего внутри не сжималось, как раньше, сердце не забилось чаще. Все было как обычно, просто он увидел Дельту. Значит, так будет и при их встрече. И он легко сможет ответить на ее улыбку, не потеряв дар речи и не забыв, как дышать.

Только вот, что ей сказать? «Привет, рад тебя видеть»? «Давно не виделись. Привет»? «Здравствуй, Дельта. Чудесно выглядишь»? «Добрый день, мисс Йорк. Рад вас видеть»? Нет, ничего не подходит. Ужасно. Фальшиво. Последнее вообще звучит так, будто он обращается к старухе, которая так и не вышла замуж.

Грегори мученически вздохнул и зажмурился. Хотелось провалиться сквозь землю. Зачем же он согласился на эту поездку? Лучше бы остался в Академии, поработал дополнительно в лаборатории, дополнил свою курсовую работу, может быть, составил бы компанию Виоле. Но нет, он же идиот, ему надо было нарваться на эту поездку, и теперь он не знал, что делать.

Был уже день. Поезд приближался к Лондонскому вокзалу. До прибытия осталось не больше часа. И все ужасно хотели есть. Мысленно и Грег, и Ребекка, и Крис, и Хьюго проклинали Гилберта, который настоял на том, чтобы не брать с собой еду из столовой и поесть, когда приедут. Теперь он уже сам сомневался в этой идее: голод одолел и его. Бросили свои споры Крис и Хьюго, молча уставившись в окно. Надулась от обиды Ребекка, хотя смотрела на Гила, облизывающегося на сэндвич Эрика Ривера, с плохо скрываемой насмешливой улыбкой.

— Сколько от твоего дома до вокзала? — настороженно спросила Ребекка. Она предполагала самое худшее — несколько часов.

— Час, — ответил за брата Кристофер. Не намного лучше, чем она предполагала. За этот час они все успеют изойти на желудочный сок, и дворецкий Йорков доставит в их дом несколько стаканчиков с жидкостью. И пятерых очень голодных детей.

— Чтобы я еще хотя бы раз послушала тебя, Гилберт Ипсилон Йорк… — угрожающе протянула Ребекка. — Больше ни одного медового пирожного тебе не дам!

— Логан! — укоризненно воскликнули Грег и Хьюго. Упоминание еды заставило их животы напомнить о себе самым неприятным звуком. Графские желудки тоже не остались в стороне.

— Ладно, молчу, — она подняла руки, но не смогла не добавить со злорадством: — А вы знаете, кто во всем виноват!

В предрождественскую неделю вокзал постоянно заполнялся людьми. Вдруг всем срочно нужно было куда-то уехать, откуда-то вернуться. Стоянки поездов укорачивали. Сетку расписания переделывали так, что в нее входило в два раза больше рейсов, чем обычно. Все кипело, клубами валил пар от паровозов. Ничего не было видно на расстоянии вытянутой руки. И стоял невообразимый шум. Никто никого не слышал из-за постоянных свистков, пыхтения, множества голосов, да еще часы пробили четыре часа дня.

Ребятам пришлось взяться за руки, чтобы без происшествий покинуть вокзал. Обычно родители не ходили встречать своих детей на платформу: там не то что детей потеряешь, еще и сам потеряешься. Все родители собирались у входа и с нетерпением время от времени поглядывали то на часы, то на выход, из которого валил нескончаемый поток людей самой разной внешности. И вот наконец в этой толпе засверкали разноцветные шапки классов Академии: желт-зеленые — Земли, красно-черные — Огня, бело-голубые — Воздуха, сине-зеленые — Воды. Взрослые моментально повскакивали со своих мест и выискивали среди множества детей своих.

Дворецкий Йорков вышел ребятам навстречу. Раньше Грегори только мельком видел его, когда он забирал Гила и Кристофера с вокзала. Теперь его официально представил Гилберт. И Грег пожал ему руку. Мистер Том выглядел совсем не как дворецкий графской семьи. Он больше был похож на обычного мужчину, занимающегося мелким бизнесом. Да, к тому же, легко располагал к себе всех людей.

Мистер Том проводил их до кареты. В этот момент Грега одолело чувство неловкости. Он никогда до этого не ездил в каретах и никогда не был окружен таким богатством. Его друзья — Хьюго и Ребекка — чувствовали себя намного свободнее. Может быть, потому, что уже не раз бывали у Йорков, а может быть, потому, что не были такими замкнутыми. Каким бы безразличным к чужому мнению ни был Грегори, он все же относился к знатным людям с уважением и прекрасно понимал, что среди них ему не место. Он не из этого общества.

В этой части Лондона Грег еще не бывал. Даже не верилось, что это Лондон — будто в другой город попадаешь, приезжая в центр после стольких лет жизни на окраинах. Здесь все было красиво и чисто. Дома с садами, парки, площади. По улицам ходили люди интеллигентного вида, вежливо здоровались друг с другом, приподнимая шляпы или кивая головой. Кареты не сталкивались и не опрокидывались в лужи грязи, как это бывало в грязном районе, где провел все свое детство Грег. Даже Темза была чище, а небо — яснее.

Крис и Гил взяли на себя роль гидов для Грега, он единственный никогда не бывал здесь. Навалившись на друга, Гил вместе с ним смотрел в окно и пальцем указывал на самые интересные места. Музей средневековья — любимое место Хьюго. Летний парк, где любили качаться на качелях и лазать по деревьям Ребекка, хотя за это нередко получала от полицейских, что за шкирку притаскивали ее домой под смех друзей. Братья же больше всего любили узкие улочки, которые иногда образовывались между домами. Туда невозможно было проехать на их большой карете, только на небольших и, как правило, потрепанных. На этих улочках совершаются все тайные сделки и различные грязные делишки богатой части Лондона. В один момент Гил резко показал пальцем в сторону одной из таких темных улочек и шепотом сообщил Грегу, что там есть бордель. Грег в ответ насмешливо закатил глаза и отвернулся от окна, чтобы Гилберт не начал выкладывать дальнейшие подробности тайной жизни аристократов.

— Почти приехали, — сообщил Кристофер. — Посмотри, Грегори.

Трехэтажный дом с изящными оконными рамами и тяжелой светлой дверью был присыпан недавно выпавшим снегом, территорию вокруг дома очерчивала черная изгородь. Дорожку перед распахнутыми воротами кто-то тщательно вычистил, и карета беспрепятственно въехала во двор. Томас тут же соскочил с места кучера и распахнул перед ребятами дверцу.

— Все в снегу, — скептично констатировала Ребекка. — Даже погулять негде.

— Есть зимний парк, — ответил Кристофер. — Идемте же. Здесь холодно.

Ребята поднялись по ступенькам и постучали. Никто не открыл. Потому они услышали легкий смех сзади. Дворецкий, занимающийся открыванием дверей, стоял у них за спиной и улыбался.

— Заперто? — с наигранным удивлением спросил он.

— Открывай, Том!

Прихожая в доме Йорков представляла собой небольшое помещение с двумя лестницами, ведущими в гостиную. Сбоку располагалась комната для верхней одежды, там ребята беспорядочно свалили в кучу свои куртки и пальто и поспешили войти в гостиную. Грегори отставал ото всех, внимательно изучая все, что его окружало.

Встречать их вышло все семейство. Сначала в гостиной их встретила миссис Йорк. Она произвела на Грегори приятное впечатление, но, вместе с тем, вызвала легкий укол зависти — у его друга такая замечательная мать. А у него никакой нет. Грег быстро отбросил эти мысли и встретился глазами с миссис Йорк. Женщина смотрела на него заботливо с нежной улыбкой — так мать обычно смотрит на сына. Подумав об этом, Грегори смутился.

Из соседней комнаты вышла молодая женщина с двумя мужчинами, один из которых был взрослой копией Гилберта. Альбион, догадался Грег. Старший брат Криса и Гила. А женщина, наверное, Эвридика.

— Привет, Эви, — братья обняли ее и пожали руки обоим мужчинам.

— Здравствуйте, мальчики мои, — Эвридика улыбнулась, потрепав каждого по волосам. — Я смотрю, вы привезли нам нового гостя? Здравствуйте, юноша. Меня зовут Эвридика, а это мой муж, мистер Раймонд Уэлш, и брат…

— Альбион Йорк, — резко выступил вперед мужчина, похожий на Гилберта. Он обменялся рукопожатием с Грегори, и тот отметил про себя, что Альбион действительно внушает какой-то страх своим суровым видом.

— Мама, — подал голос Гилберт. — Мы пойдем, переоденемся с дороги. Кстати, — он как будто неожиданно что-то вспомнил, — что насчет моей просьбы?

— Мне удалось уговорить мистера Тома, — миссис Йорк улыбнулась сыну. — Все в порядке. Идите, отдохните. Скоро пять часов, я велю подать вам чай в Цветочном зале.

— Хорошо, — Гилберт повернулся к друзьям. — Пойдем. Ваши комнаты там же, где и раньше. А ты, — он с довольным лицом опустил свою тяжелую руку на плечо Грега, — будешь жить со мной в одной комнате.

— Зачем? — недоуменно спросил Грег, когда они поднялись на второй этаж и шагали по коридору в сторону гилбертовской комнаты.

— Скучно одному, — Гил распахнул перед ним дверь, на которую был наклеен огромный плакат с какой-то рок-группой. Плакат настолько не сочетался с окружающей светлой обстановкой, что выглядел черным пятном, буквально требующим, чтобы его стерли.

Комната Гилберта разительно отличалась от того, что тот устроил рядом со своей кроватью в общежитии Огня. Наверное, так было потому, что здесь регулярно наводили порядок. И все же комната хорошо раскрывала врата души хозяина. Здесь все было так, как нравилось Гилу. Здесь лежали только те вещи, в которых нуждался Гил. Гитара на подоконнике была намного новее и лучше той, что обещала передать ему Ирма. Рядом с гитарой лежала стопка нот не только для гитары, но и для фортепиано. Стены Гилберт заботливо оклеил черными плакатами своей любимой группы. В шкафу лежали учебники и какие-то книги, забитые закладками. Видимо, Гилберт очень любил их читать. За письменным столом лежали газеты, оставленные там еще летом. А в целом комната выглядела вполне невинно.

Для неопытного взгляда.

А Грег сразу обнаружил несколько тайников с сигаретами и тень, предательски высовывающуюся из-под кровати. Журналы не самого невинного содержания.

В углу стояла кровать, выглядевшая так, словно никогда не была частью этой комнаты, как бы ни старались застелить ее таким же бельем, как на кровати Гила.

— Развлекаешься перед сном? — борясь с легким напряжением, пошутил Грег и кивком головы указал на стопку под кроватью Гила.

— Скорее Тома развлекаю, он постоянно грозится доложить отцу, — Гил тяжело упал на кровать и стал подтягивать к себе чемодан. — Переодевайся, выглядишь так, будто тебя на какой-нибудь окраине выловили.

— Да ну? — наигранно удивился Грегори. — А я-то думал, меня прямо из дворца привезли.

— Не парься по этому поводу, — Гил смотрел на него с веселой улыбкой. — Ты мой друг, поэтому даже если бы я подобрал тебя на помойке, то никто не посмел бы и косо посмотреть в твою сторону здесь.

— И на том спасибо, — и все-таки Грегу стало неприятно. Значит, к нему действительно относятся хорошо только потому, что он друг Гилберта. А если бы они просто увидели его на улице, то поморщили б носы, как это делают все аристократы при виде оборванцев из приютов. Про таких, как он, всегда ходили разные слухи. Что они воры, карманники. Что они наркоманы. Алкоголики. Преступники. Почти так дело и обстояло в действительности. Так что бы сказала миссис Йорк и ее дети, если бы Грег не был другом Гила? Вряд ли что-то хорошее.

Он мрачно застегнул рубашку и натянул сверху джемпер — и в таких домах зимой бывало прохладно. Вот, Гилберт тоже утепляется.

Наверное, когда-то Цветочный зал был детской комнатой. Грегори почувствовал это сразу, как только вошел. В углу еще стоял низкий диван и столик, явно предназначенные для детей. На полках стояли игрушки и яркие детские книжки. Но все это было в углу. В основной же части зала расположился круглый столик, на стенах висели картины, одна из которых изображала братьев за детским столиком. При виде маленького Гилберта в рубашечке с кружевами Грег едва сдержал смешок. В книжном шкафу моно было увидеть более серьезные книги, чем сказки про Питера Пена, на некоторых полупустых полках лежали стопки бумаги и перьевые ручки, чтобы братья могли что-то записать во время чаепития. У окна Грегори даже приметил две шпаги. Не понятно, правда, что они делали в этой комнате.

У окна стоял Кристофер. Он тоже оделся тепло, но Грег в очередной раз заметил, как отличаются братья во всем. И в манере одеваться. Гил натянул поверх рубашки черную кофту на молнии и застегнулся под горло, не стеснялся носить джинсы, хотя это явно одежда не для юного графа. На Кристофере была голубая рубашка и темный пиджак с закатанными рукавами. И никаких джинсов он себе позволить не мог — только брюки. Казалось, Гилберт вообще не живет в этом доме, а просто проходил мимо. Их родство выдавало лишь внешнее сходство.

— А Бекки и Хью еще не вышли? — Гил вместе с Грегом подошел к окну. На улице потихоньку сгущались сумерки.

— Мы здесь, — они пришли вдвоем. Ребекка по своему обыкновению закуталась по уши.

— Ну что, — ребята уселись за стол, и Гилберт сразу накинулся на пирожные, — на что потратим этот вечер?

Остальные тоже сразу вспомнили, что они голодные. Некоторое время вопрос Гила оставался без ответа — все поглощали сладости, поданные к чаю. Ребекка сразу узнала производителя — такие вкусные пирожные делали только ее родители, поэтому она в который раз поддалась искушению наесться сладкого.

— Так насчет вечера, — девочка с совершенно счастливым видом облизывала пальцы под снисходительным взглядом Кристофера. — Может, поиграем во что-нибудь.

— Нет, — что странно, произнес это Хьюго и сладко потянулся. — Я слишком устал для игр. Давайте отложим их на завтра. Я готов даже слушать про Эболу, но не играть. Это выше моих сил. Пощадите. Кстати, скоро ужин? Я бы чего-нибудь посущественней съел.

— Про Эболу, — удивился Гил, пропустив вопрос об ужине мимо ушей, и потрогал лоб друга. — Ты здоров? Не простудился? Эболу не подхватил? — все засмеялись. А Хьюго нахмурился. Некстати вспомнилось, что мать сейчас в Африке и вполне может подхватить лихорадку, а он в Лондоне. В безопасности.

— Ладно, забыли, — Ребекка махнула рукой. — Расскажите-ка лучше тетушке Бекки, что вы хотите получить на Рождество. Она обещаешь передать все ваши пожелания Санте! — она щедрым жестом развела руками и оглядела друзей, будто спрашивая «Ну что, кто первый?»

— Раз уж ты мне должна, — Грег потер ладони, удобнее располагаясь в кресле. Сейчас он чувствовал себя свободнее, пока рядом не было никого из остальных Йорков. Присутствие Криса было для него привычным — они часто общались и в Академии. — Попрошу, что тебе по силам. Значит так… Хочу вечный двигатель и коробку печенья.

— Вечный двигатель не обещаю, а печенье будет, — Ребекка щелкнула пальцами и придвинула к нему остатки, которые еще не смел Гилберт. Тот сразу возмущенно поднял голову, прекратив, наконец, есть.

— Молчи, — Грег одним взглядом заткнул друга и продолжил свой шутливый диалог с Ребеккой. — Так-так, мисс Логан. Халтурите. Что это? Безобразие.

В коробке лежало одно печенье. И то Гилберт мстительно протянул руку — печенье исчезло у него во рту.

— Вы это видели? — с ошарашенной улыбкой Грег смотрел на нагло ухмыляющегося Гила.

Вдруг раздался скромный стук по косяку — дверей в Цветочном зале не было. Грег обернулся и замер. Этой-то встречи он и боялся. До последнего убеждал себя. Что все прошло. Что теперь сможет нормально реагировать на нее. Но нет ничего не прошло, не изменилось.

Перед ним стояла самая прекрасная девушка, какую ему доводилось видеть. Легкая, воздушная, словно птицы. Ласточка. Она вся светилась. В отличие от всех троих братьев у нее были светлые волосы, спадавшие кудрями по спине. Голубые глаза с лукавым прищуром смотрели нежно, будто девушка любила всех на свете. На ней было надето вязаное платье с узором из снежинок, делавшее ее неземной, невероятной и вместе с тем такой домашней. Неуловимая улыбка, достойная Моны Лизы, застыла на ее полных красных губах.

— Делли, — братья буквально влетели в объятия девушки. Она едва не упала, но устояла и крепко обняла мальчиков, расцеловав их в щеки и потрепав по волосам.

— Я тоже по вас скучала, — сказала она им. Ее бархатный голос парализовал Грегори, он забыл, как дышать, и был не в силах отвести взгляда. Хорошо, что никто не замечал его состояния. Все: и братья, и Ребекка, и Хьюго — окружили Дельту, засыпая ее вопросами.

Наконец, она высвободилась из их объятий и обратила внимание еще на одного гостя. Подняла глаза — Грег неожиданно для себя понял, что уже выше ее почти на голову. Несколько мгновений Дельта словно не могла поверить, что перед ней стоит Грегори. А потом улыбнулась. У Грегори в ушах зазвенело, он ничего не слышал, тупо глядя на ее улыбку. Все мысли из головы испарились. Он чувствовал себя идиотом и не мог сказать ни слова.

— Здравствуй, Грегори, — она заговорила первая и протянула ему руку. Он не мог понять, что ему делать. Медленно коснулся ее ладони, ощущая крепкое рукопожатие. Рука у Дельты была маленькая с тонкими длинными пальцами и нежной кожей.

— Привет, — кое-как смог выговорить он, проглотив начало слова.

— Наконец-то Берт пригласил тебя к нам, — Берт? Это она так Гилберта называет? Смешно. Но Грег сдержал улыбку. — Я думала, никогда теперь тебя не увижу. Как в Академии дела? Гилберт больше не лезет в драки?

— Нет… Не лезет… В чужие… Только если сам драку развяжет… — бессвязно пробормотал Грегори, все еще держав голове ее слова явно означающие, что она по нему скучала. Внутри, где-то в районе живота будто что-то свернулось в огромный клубок, а потом развернулось. Приятное, волнующее чувство охватило Грега.

— Конечно, — Дельта улыбнулась шире. — Кто как не Гилберт развязывает драки. Хорошо, что с тобой он теперь в мире.

— Вообще-то у нас перемирие, — нагло влез в их разговор Гил, чем спас Грега, сам того не осознавая. Дельта отвлеклась на брата, и Грег смог пару раз глубоко вдохнуть, чтобы прийти в себя. У него кружилась голова, и горели щеки.

— Перемирие? — насторожившись, переспросила Дельта. Она хорошо помнила историю их вражды. Когда мальчишки учились на первом курсе, она была старостой Воздуха, и ей постоянно жаловались на брата, который каждый раз задирал одного и того же мальчика — Грега. Сложно было передать ее удивление через два года, когда эти двое неожиданно стали везде ходить вместе, есть за одним столом и спокойно разговаривать в коридорах.

— Да, у нас Рождественский перерыв со счетом 2:3 в мою пользу, — Гил вернулся за стол. — Посидишь с нами?

— Я бы с радостью, Берт, — она положила руки братьям на плечи. — Но я только пришла с репетиции. Пожалуй, пойду лучше отдохну перед ужином. Извините, дорогие, — она изящным движением вскинула руку, поведя пальчиками, и выпорхнула из комнаты.

Грегори опустился на свой стул и молился, чтобы друзья, а в первую очередь Гил и Кристофер, ничего не заметили.

* * *

Ужинали Йорки поздно. Настолько поздно, что после ужина ребятам удалось посидеть еще только полчаса, а потом они разошлись по комнатам. Часы над письменным столом Гилберта показывали начало первого. В Академии давно нужно было спать. В приюте в комнату Грега вообще заглянула бы воспитательница с фонариком.

Здесь же никто не устанавливал им комендантский час. Они могли бы и совсем не ложиться спать. Однако Грег не мог остановить одолевшую его зевоту.

— Так значит — перемирие? — вспомнил он сегодняшний разговор в Цветочном зале. — Думаешь, сможем продержаться все каникулы?

Гилберт валялся на своей кровати и лениво листал журнал, который вынул из-под нее. Не найдя ничего интересного (все картинки были на сотню раз изучены), он отбросил журнал в сторону и повернулся к Грегу. Друг задумчиво чертил что-то в своем блокноте в ожидании ответа на вопрос.

— Да если мы подеремся здесь, — Гил обвел руками вокруг себя, имею в виду весь дом, — Делли от нас и мокрого места не оставит. Ты никогда ее в гневе не видел? Это ужас! Фурия!

— А с виду такая милая девушка, — Грегори усмехнулся. Почему-то если Дельты не было рядом, то он мог спокойно о ней разговаривать. И ничего особенного не происходило, разве что толпа мурашек пробегала по всему телу, стоило ему только самому произнести или услышать ее имя. Оно странно на него действовало. Грело, успокаивало, поднимало настроение. Дельта.

— Тиран и деспот, — невозмутимо отозвался Гил. В его руках появился другой номер того же журнала.

— Она твоя сестра, — заботливо напомнил Грегори, не отрываясь от чертежа. Он постепенно увлекался и мог позволить своим рукам жить отдельно, чтобы следить за своими словами и не сболтнуть лишнего. В задумчивости он был способен разболтать военную тайну. Мысли, крутившиеся сейчас у него в голове, ни в коем случае нельзя было выдавать Гилу, иначе моно было заработать перелом или несколько месяцев непрекращающихся подколов. «Механик влюбился в мою сестренку!» «Эй, Механик, напиши ей любовное письмо!» «Хупер, что ты там рисуешь? Портрет возлюбленной?» Гилберт умел жестоко подшучивать и над самыми близкими друзьями.

— Да?! — Гил от неожиданности даже подскочил и во все глаза уставился на Грегори, который озадаченно смотрел на Гила. — Сестра?! Вот эта? Черт! А только хотел пригласить ее на свидание!

— Придурок, — все, что осталось Грегори — это усмехнуться и продолжить вычерчивать странного вида деталь в блокноте.

— И вообще, Механик, — странным образом Гилберт в один миг переместился из одного конца комнаты в другой. И уже его рука оказалась на плече Грега. — Что ты там такое рисуешь? — въедливо спросил он, заглядывая в блокнот из-за плеча Грега.

— Помнишь историю про автоматона? — Грегори сразу оторвался от своего занятия.

— Ну, помню. И что?

— Хочу собрать что-то подобное, — Грег убрал карандаш в сторону и стал листать блокнот, чтобы Гилберт мог рассмотреть все чертежи.

На листах были изображены части автоматона в разных ракурсах. Отдельные шестеренки с самыми разными зубцами. Крепления, странно изогнутые детали. Соединения. Некоторые рисунки повторялись по несколько раз с незначительными изменениями, словно Грегори предполагал различные варианты. Отдельные рисунки сопровождались многочисленными подписями о назначении изображенной детали. А в некоторых местах Грегори стрелками указывал порядок и место соединений.

На одном из рисунков Гил разглядел то, что дало ему точное представление о половой принадлежности автоматона.

— Ты что девчонку собрать хочешь? — он посмотрел на друга как на какого-то извращенца. — Механик, лучше найди себе настоящую девушку. Машинки их не заменят.

И засмеялся. Странным неуверенно-саркастичным смехом, словно считал, что его шутливое предположение может оказаться правдой.

— Идиот, — констатировал Грегори после некоторой паузы и принялся объяснять, поскольку Гилберт, похоже, действительно стал верить в свои слова. — Просто он будет танцевать. Не может же танцевать парень-автоматон. Лучше, если это будет девушка. Вот я и… — Грег замялся, покраснев. — Ну… попытался изобразить девушку. В этом же нет ничего такого…

— Конечно, ничего. Все нормально, — однако Гилберт произнес это таким веселым тоном, что сразу было понятно — все совсем не нормально.

— Все, достал, — Грег забрался на кровать с ногами и спихнул Гила на пол. — Иди дальше свои порно-журналы разглядывай. Вот кому действительно девчонку надо найти, так это тебе. Живые лучше, чем на картинке. Спроси у Хью, он знает.

И вернулся к чертежу. Гил совсем запутался: не понятно, обиделся Грег или нет. Надо теперь извиняться? Наверное, нет. Всегда прокатывало. Его прощали и без извинений. Поэтому он просто вернулся на свою кровать и уставился в потолок, надеясь найти в его белизне ответы на какие-нибудь вечные вопросы.

— Гил, — спустя час, когда он только начал погружаться в сон, его с другого конца комнаты позвал Грег.

— Чего? — сонно отозвался Гилберт, переворачиваясь на бок.

— Как думаешь, сильно трение будет? — послышалось шуршание. Гил приподнял голову, чтобы разглядеть рисунок. Две шестеренки соединялись зубцами, обеспечивая движение друг друга. Стрелки указывали направление движение. «Где там трение?» — подумал было Гил, однако потом разглядел между шестеренками тонкую прокладку, не дававшую зубцам шестерней до конца попадать в пазы. Интересная находка. Наверное, за счет этого он надеялся ускорить движение. И вот здесь как раз этому могло помешать трение, которое либо заставило бы шестеренки проскальзывать, либо сходить в сторону.

— Ну, — желание спать было сильнее всякой мысли. Гилу пришлось собрать в кучу всю свою силу воли, чтобы мысли не разбегались. — Здесь все зависит от материала. Взять какую-нибудь резинку… — он потер ладонями лицо, заставляя себя проснуться и начать думать. — Резинку… И положить ее не лицевой стороной… Или… — Гил сдался. — Не знаю. Механик, убирай до завтра все это. Давай спать.

— Ладно, — отмахнулся Грег от него как от чего-то совсем бесполезного, например, от глупой девчонки. — Спи. Я еще посижу.

— Э, нет, — Гил решительно пресек комнату и вырвал у друга из рук его любимый блокнот. — Ты тоже ложишься спать, — он вернулся к себе, помахивая блокнотом над головой. — Это верну завтра.

Спорить с Гилом — это все равно что спорить со стеной. Не переубедишь, не достучишься. Остается только подчиниться. Это Грег и сделал. Переоделся в пижаму, состоящую из потертой старой футболки и больших штанов с растянутыми коленками. Когда-то эта пижама принадлежала кому-то другому из приюта. Они всегда донашивали одежду друг за друга.

Сон не шел. Как ни старался Грегори заснуть, мысли переполняли его голову и не давали заснуть, хотя спать очень хотелось. От усталости в голове все путалось. То он думал о Дельте, ее волшебной улыбке, то представлял свой проект, детали и мысленно пытался произвести сложные расчеты. Потом снова приходили мысли о Дельте.

Почему-то он не мог представить ее отдельно от Гилберта. Или Кристофера. Стоило ему вспомнить Дельту, как рядом в этих воспоминаниях всплывали братья. Дельта вместе с ними танцевала. Вместе с ними разговаривала о чем-то за чашкой чая. Оба брата сидели рядом с ней, пока Дельта читала книгу, задумчиво закусив губу. Потом она играла на рояле, а рядом появился Кристофер. Звонко смеялась, когда Гилберт подкрадывался к ней сзади и щекотал. Братья не отпускали ее в его мыслях. Обнимали ее, держали за руку, стояли рядом, словно не хотели оставить ее одну, словно что-то произойдет, если она останется одна.

Грег потер ладонью глаза и с видом мученика уставился в темноту. Гилберт спал. У него не было таких проблем со сном. А вот Грег периодически не мог уснуть всю ночь. Доктор в Академии советовала ему прекращать попытки заснуть, но он не слушал ее, потому что очень хотелось спать. А сон как специально проходил мимо. Вот Гилберт в таком случае не упустил бы возможности напакостить. И пробуждение Грега было бы незабываемым.

У Грегори не было такого хулиганского характера. Но лежать на постели без дела он тоже не мог. Пусть ему и хотелось спать, желание занять себя чем-нибудь было сильнее. Он осторожно поднялся, засунул в карман пижамных штанов блокнот с карандашом и стал продвигаться к выходу из комнаты. Проходя мимо гилбертовской кровати, он все же почувствовал желание заплести ему косичку. Его остановило лишь неумение плести косички. Даже обидно стало — растрепанные длинные волосы так соблазнительно раскинулись на подушке, лицом в которую уткнулся друг.

В коридоре стояла такая тишина, что возникало ощущение пустоты. Можно было подумать, никого в доме нет. По другую сторону коридора из-за дверей не раздавалось ни звука. Осторожно ступая по гладкому полу, Грегори двинулся в сторону библиотеки. На лестнице он не встретил никаких препятствий, кроме коварной нижней ступеньки, об которую с непривычки запинались все гости. Библиотека располагалась в конце коридора на третьем этаже и занимала пространство, равное двум комнатам.

Там был камин, перед которым стоили два кресла и журнальный столик. Между стеллажами, заполненными книгами, прятались круглые пуфики. У одного окна пристроился столик без стула, зато с кипой чистых листов и изящной перьевой ручкой. В ящике обнаружились чернила и тушь для заправки ручки, несколько конвертов и марки. Видимо, здесь кто-то писал письма.

Окна библиотеки выходили на широкий проспект. Ночью он опустел — никого не привлекала романтика холодной зимней темноты. Да и луна куда-то спряталась, отчего стало совсем темно. Грегори присел на подоконник и огляделся. Сейчас он чувствовал себя в этом доме намного спокойнее, чем тогда, когда он был заполнен людьми. Все спрятались по комнатам — стало легче.

Грегори давно знал об этой своей особенности — он любил одиночество. Любил погружаться в свои мысли и идеи, не замечая никого вокруг. Механизмы казались ему интереснее, чем люди. Проще было поговорить с механическим человечком. С живым — очень трудно. В движении шестеренок он видел покой и размеренность. В человеческих движениях — лишь непостоянство и непредсказуемость, что заставляло постоянно чего-то бояться. Никогда не знаешь, что сделает в следующую секунду человек. Механизм же всегда работает по одной и той же схеме.

Грегори отогнал от себя случайное воспоминание о Дельте, где она улыбалась ему совей особенной, светящейся улыбкой, и достал из кармана блокнот. Пролистал. Основные наброски были почти закончены. Оставался только завод. Замочная скважина, куда вставляется ключ, приводящий автоматона в движение. Раз такая возможность представилась, Грегори решил воспользоваться ею.

Четкие линии уверенными движениями наносились на лист, постепенно заполняя его. С особым усердием Грегори прорисовал замочную скважину тонкую, извилистую линию, подходящую только для одного, уникального ключа. Ключ был готов уже давно. Грег знал, как он выглядит, каких он размеров, из чего сделан. Он прорисовал его до мелочей. И теперь занимался созданием места для этого ключа. Замочная скважина, по его представлению, должна находиться в районе груди, там, где у людей располагается сердце. Как сердце заставляет человеческий организм работать, так ключ приводил в движение механизм, способный танцевать.

Если бы можно было заставить автоматон танцевать так же, как танцует Дельта. Порхать, летать, невесомо кружиться, изящно взмахивать руками и медленно-медленно вставать на носок пуанта. Но металлическому человеку это не под силу. Дельта снова появилась в его мыслях и стала танцевать. Такой танец она танцевала, когда Грегори только поступил на первый курс. В первый день во время знакомства с Академией. Тогда рядом сидел раздражающий Гилберт и смотрел на девушку собственническим взглядом. «Она моя. Только попробуйте забрать ее у меня», — ясно сообщал его взгляд. И Грег даже не пытался.

* * *

В комнате с роялем сидели девушки. Горела одна лампа, освещая только рояль, за которым сидела Эвридика, положив на клавиши пальцы. Дельта стояла рядом, время от времени кружась или плавными движениями переступая с места на место.

— Давно Гилберт дружит с этим мальчиком? — спросила Эвридика, озабоченно глядя на сестру.

— С Грегори? — прыжком приставив ногу, Дельта встретилась с Эвридикой взглядом. — Третий год. Поверить не могу, смотрю на них и вспоминаю, как они отбывали наказания за драки. Не понимаю, что заставило их подружиться.

— Мальчиков от вражды может избавить только нечто очень серьезное, — Эвридика задумчиво наигрывала медленную мелодию. — Я весь день наблюдаю за ними. Мальчики с полуслова друг друга понимают. Не думаю, что всякому человеку за всю жизнь случалось найти настолько родственную душу.

— Думаю, они нужны друг другу. Сомневаюсь, что Гилберта здесь кто-то по-настоящему понимал. Я имею в виду, понимал так, как это делает Грегори. Читает мысли в одном взгляде и полностью разделяет увлечения. Если честно, Ридди, я немного завидую мальчикам, — Дельта крутнулась на месте, взметнув легкие юбки домашнего платья. — Поиграй немного. Я хочу отрепетировать несколько па.

Эвридика знала программу сестры наизусть. Она сама написала ее. И когда представлялась возможность вот так наедине, в полумраке, отгородиться от всех обитателей дома, девушки занимались своими любыми делами — играли на рояле и танцевали. Давно пора отправиться спать, но сестры виделись слишком редко: Дельта много репетировала, ездила выступать в другие города, Эвридика жила вместе с мужем и занималась благотворительностью. Решение встретиться всем вместе на Рождественские праздники было принято всеми как самое приятное событие. Эвридика даже уговорила мужа пожить в доме ее родни несколько дней, и он, стоит признать, еще ни разу не пожалел, что согласился.

Однако с приездом Гилберта и его друзей у Эвридики появилась еще одна забота. Его новый друг — Грегори Хупер. Она не могла понять, что он за ребенок. Она знала, кто родители Хьюго и Ребекки. О Грегори по какой-то причине никто ей не рассказывал. А сама она не стала бы спрашивать: Грегори не выглядел как человек, охотно рассказывающий о своей личной жизни. По его внешнему виду невозможно было понять, к какому классу он принадлежит, бедны или богаты его родители, где он родился и живет. Возможно, Эвридика и не обратила особого внимания на мальчика. Но за ужином она случайно поймала его задумчивый взгляд. Такого взгляда не может быть у ребенка, такого взрослого, мудрого, серьезного и тяжелого взгляда. Дети не могут так смотреть. Что должно произойти в жизни четырнадцатилетнего подростка, чтобы его глаза приобрели такую серьезность? Вот это и пыталась понять Эвридика.

— Делли, — Эвридика негромко окликнула ее, и Дельта резким движением развернулась к сестре. Локоны, описав ровную дугу, в идеальном порядке легли на плечо, этому движению ее научили давно.

— Что, дорогая? — видимо, лицо Эвридики выглядело обеспокоенным, потому что Дельта мгновенно твердо встала на пол и внимательно посмотрела в глаза сестре.

— Кто родители этого мальчика? Грегори, — уточнила Эвридика на всякий случай.

Дельта посерьезнела, даже совсем помрачнела. Тихой, кошачьей поступью приблизилась к Эвридике, сцепила руки в замок. То, что она собиралась сказать, давалось ей нелегко. Взгляд ее беспорядочно метался по темной комнате и в итоге остановился на длинных пальцах Эвридики.

— Понимаешь, дорогая Ридди, — тихо сказала Дельта. — У Грегори… нет родителей. Он сирота, — она вздохнула и продолжила. — Если верить словам Гилберта, то Грегори никогда не видел своих родителей. Его оставили у дверей приюта через несколько дней после его рождения с запиской.

— Мне он показался мальчиком из интеллигентной семьи… — выдохнула Эвридика. — Кто рассказал тебе? Он сам?

— Нет, Грегори не любит разговаривать о семье, — Дельта присела рядом с сестрой, беря ее под руку. — Я разговаривала с воспитательницей из приюта, в котором он вырос. В прошлом году провожала Гилберта и увидела эту женщину с Грегори. Я сначала подумала, она его мама. Ох, Ридди, мне было так стыдно…

Дельта опустила голову. Ею снова овладели чувства, которые она испытала при встрече с воспитательницей. Жуткая неловкость и стыд. Но неловкость преобладала, сквозила в каждом движении, слышалась в каждом сказанном слове, застыла на лице. Когда воспитательница поведала ей историю Грегори и спешно ушла, Дельта почувствовала себя так противно, словно покопалась в чужом грязном белье. Она не должна была этого знать, это не ее дело. Грегори вряд ли захотел бы, чтобы кто-то узнал это тайну. Невелика была даже вероятность того, что он рассказал об этом Гилберту. А тут Дельта просто ошиблась в своих суждениях и случайно стала хранителем чужой тайны. По-хорошему, она и сестре не должна была ничего рассказывать. Однако Эвридике можно доверять, это знали все в семье Йорков. Эвридика никогда не откроет чужого секрета.

— Он не знает, что ты знаешь? — спросила Эвридика и сразу сама ответила. — Ох, конечно же, он не знает… Ничего, милая. Здесь Грегори как дома. Думаю, то же ему говорит и Берт, — Эвридика поглаживала по спине погрустневшую сестру. — Не осуждай себя ни за что. Используй эту тайну как возможность помочь мальчику, подарить ему возможность почувствовать себя любимым и нужным. Для этого мало даже таких замечательных друзей, какие у него есть. Нужны еще и взрослые, готовые помочь и поддержать.

— Он считает, что ему не нужна поддержка, — тихо проговорила Дельта. — Он такой нелюдимый, Ридди, если бы знала… Необщительный… Он откажется от любой помощи, потому что считает, что все сможет сделать сам.

Лицо Эвридики озарила радостная улыбка, Дельта аж удивилась. Чему тут радоваться? Но сестра взяла ее руки в свои и, глядя в глаза, заговорила.

— А что если помочь ему так, чтобы он не заметил? Ты знаешь, в каком приюте он живет? Я могла бы съездить туда, посмотреть, как там обстоят дела, помочь им деньгами. Это будет даже лучше! Делли, так я помогу не одному ребенку и многим, — она, не в силах усидеть на месте, поднялась и прошлась рядом с роялем. — Делли, почему я раньше не думала об этих детях? Сидела в больницах, помогала умирающим… Как же я могла забыть, что в заботе нуждаются не только старики, но и дети…

— Это ты хорошо придумала, — Дельта все еще не могла справиться с чувством вины, охватившим ее. Рассеянным взглядом она смотрела на взволнованную Эвридику и едва ли могла понять ее чувства. Так странно иногда бывает: ты понимаешь слова человека, но не понимаешь, что он чувствует, когда их произносит. Тогда между людьми возникает непреодолимая пропасть.

— Ридди, — сказала Дельта. — Это действительно хорошая мысль. Давай обсудим ее завтра, сейчас уже поздно, я устала. Пойду спать.

— Конечно, — покивала головой Эвридика, хотя думала в это время не о том, что Дельта устала. — Тебя проводить? — даже вопрос прозвучал неискренне. Обе девушки скорее хотели остаться одни, чтобы полностью отдаться своим мыслям.

— Не нужно, — ответила Дельта в дверях. — Спокойной ночи, дорогая.

— Подожди! — воскликнула вдруг Эвридика, когда дверь бесшумно закрылась. — В каком приюте он живет? — но Дельта не услышала.

«Ладно, спрошу утром», — подумала Эвридика. И поспешила зажечь настольную лампу, чтобы приняться за дело.

Ночь полностью вступила в свои права.