Десять дней августа (гет)

На этот раз я трансгрессировал сразу в прихожую. Не раздеваясь, прямиком отправился в гостиную и уже открыл рот, готовый высказать все заготовленные фразы. При моём появлении Гермиона резко поднялась с дивана. Все слова застряли у меня в горле. Она была полностью одета, а на плече висела её неизменная вот уже много лет бисерная сумочка.

— Уходишь? — только и смог произнести я.

Казалось, она ужасно смущена, но я не понимал, чем именно.

— Да. Знаешь, я решила вернуться. Чтобы объяснить, — быстро добавила она. — К тому же я не могу и дальше оставаться у тебя — это уже просто некрасиво.

Я не стал спорить. Уходит — и хорошо. Не пришлось самому гнать.

— Ну, в общем, спасибо, что приютил, выслушал и поддержал.

Она подошла ко мне, с секунду мялась, а потом обняла за шею. И я вдруг с такой ясностью осознал, какой же я на самом деле кретин. Всё это время я злился исключительно на самого себя. Она тут совершенно ни при чём. Она не виновата, что я влюбился в неё, как школьник, что я понял всё слишком поздно и уж тем более не виновата, что я смел на что-то надеяться.

К тому же впервые за столько времени она была так близко, что ближе уже, казалось, некуда. И мне даже не пришлось выдумывать поводы, чтобы обосновать эту близость — ведь она сама меня обняла.

Я крепко обнял её в ответ, тихонько вдыхая аромат её волос. И прежде чем я успел подумать, что всё самое хорошее всегда заканчивается слишком быстро, она отстранилась. Я сразу отпустил её.

— Извини, если я в чём-то был резок. Это всё работа. Сам не свой.

Она только улыбнулась.

— Всё будет хорошо, — я старался, чтобы мой голос звучал как можно мягче и дружелюбнее. Хотя бы какая-то компенсация за предыдущую грубость. — Вы помиритесь, вот увидишь.

Я отступил на шаг. Она прижала сумочку к бедру, крутнулась на месте и трансгрессировала. В гостиной остался только я.

* * *

Следующие несколько дней смешались в одну однообразную массу. Я вяло общался с подчинёнными и почти не вылезал из кабинета. Поняв, что со мной опять творится что-то неладное, я выпросил у Кингсли ещё два дня отпуска и трансгрессировал домой прямо из его кабинета.

Мрачная прихожая вновь молчала. Молчал пустой дом. Я без сил опустился на обувную полку и уткнулся лицом в ладони. Все те дни, что Гермиона была у меня, я, вместо того чтобы наслаждаться её обществом, растрачивался на копания в себе и глупую злость, а потом и вовсе уж по-идиотски приревновал к Рону… Да кто я такой, чтобы к нему ревновать? Я всего лишь лучший друг. Для него и для неё.

Я зло усмехнулся. Хорош друг.

С тяжёлым вздохом я поднялся, снял мантию и скинул обувь. Голова гудела, и я мечтал только о душе и мягкой постели. Я вошёл в гостиную и встал, как вкопанный. Сначала мне показалось, что у меня дежавю. Но потом я вспомнил предыдущие дни и, отбросив все сомнения, быстро подошёл к дивану.

Она сидела недвижно, сминая в пальцах бисерную сумочку и кусая губы. Я даже не был уверен, что она заметила моё присутствие. Я сел рядом с ней и приобнял за плечи.

— Эй.

Она встрепенулась, посмотрела на меня, потом перевела взгляд на свои руки. Её губы задрожали, и она всхлипнула.

— Гермиона, ты что…

Я уже сам не понимал, что делаю, а потому не успел ни испугаться, ни напридумывать поводов, почему так делать не стоит. Я привлёк её к себе, и она уткнулась носом мне в грудь, вцепляясь пальцами в мою рубашку и чуть содрогаясь от тихих слёз. Я крепко обнял её обеими руками, прижимаясь щекой к её волосам. Она придвинулась как можно ближе ко мне, вся съёживаясь в комок, будто хотела стать ещё меньше, чем была.

Она ничего не объясняла, но я и так понял, что произошло. Весь последний год у Гермионы был только один повод, чтобы внезапно появляться в моём доме. Тем более в слезах. Я так давно не видел её слёз, что даже удивился, не испытав растерянности при их виде. Я как будто точно знал, что нужно делать.

Спустя какое-то время она затихла и немного расслабилась в моих руках. У меня ужасно затекла спина, но я был готов сидеть так хоть целую вечность. Но всё, как я уже говорил, заканчивается.

Она пошевелилась, и я мгновенно расслабил объятия, дав ей сесть ровнее. Она не смотрела на меня, а вот я не отводил взгляда от её лица. Возможно, это могло смутить её или это было некрасиво, но я не мог и не хотел упустить даже секунды этой возможности смотреть на неё. Ведь я был уверен, что теперь ещё не скоро увижу её снова, а если и увижу, то обязательно рядом с Роном. Или наедине, но в каком-нибудь кафе, где полно народу, а между вами — чёртов стол…

Гермиона убрала выбившиеся из хвоста пряди за ухо и сняла сумочку через голову.

— Можно я…

— Иди в душ. Потом ужинать и спать. Ни о чём не думай, просто делай. Всё, давай.

Я поднялся и потянул её за руку. Она покорно встала, и я повёл её по коридору в душевую. Закрыв за ней дверь, я дождался, пока зашумит вода, и отправился на кухню.

Мысли не давали мне толком сосредоточиться. Не о том ли я думал всего какой-то час назад? Не этого ли я хотел — чтобы она вернулась? Но ведь я должен был понимать, что она могла вернуться только в одном случае: если они опять поссорятся. А разве я сейчас не рад тому, что она снова пользуется моим душем? Что она снова будет спать в моей постели — пусть и без меня? В конце концов, что мы только что сидели на диване, обнявшись так крепко, будто нас пытались оторвать друг от друга…

Но я вовсе не был рад тому, что они поругались. Я хотел ей счастья. Я не хотел видеть её слёзы. Так что, видимо, мне придётся напрямую вмешаться в их отношения. Надавать Рону по лицу, если потребуется, чтобы он понял, какая девушка рядом с ним, борется за него, плачет из-за него…

Я ощутил новый укол ревности, но совсем слабый. Если я действительно её люблю, я постараюсь сделать счастливой прежде всего её, а не себя.

Она почти ничего не съела. Я налил ей кружку тёплого молока, заставил выпить до дна и отправил спать. Дав ей переодеться, я вошёл в спальню. Она сидела на кровати, подтянув к себе колени. В комнате горел только ночник на тумбе. Я подошёл и сел на край кровати.

— Ложись, тебе нужно отдохнуть. Ты очень бледная.

— Ты даже не спросил, что случилось, — в её тоне не было обиды или укора, просто замечание.

— Мне не нужно спрашивать, я и так знаю. — Она снова подарила мне тот самый взгляд, как тогда, на кухне, и вновь я не успел его растолковать. — Теперь ложись.

Она покорно сползла головой на подушку, и я поправил ей одеяло.

— Оставить тебе свет?

Я потянулся к ночнику. Она накрыла мою руку и вернула на кровать. Я не противился. И старался ни о чём не думать.

— Ты очень хороший друг, Гарри. Ты так много для меня делаешь…

Кажется, она хотела добавить что-то ещё, но молчание затянулось. Наши руки лежали на одеяле, она так и не выпустила моей ладони. Я посмотрел на них и накрыл второй рукой.

— Для чего же ещё нужны друзья, — почти шёпотом отозвался я, чтобы она не услышала, как охрип мой голос.

Она мягко улыбнулась, высвободила свою руку и повернулась на бок, опуская веки. Я поднялся и на цыпочках пошёл к двери. На пороге я оглянулся, и в полутьме мне показалось, что как только я это сделал, она резко закрыла глаза, будто до этого провожала меня взглядом. Отмахнувшись, я вышел и прикрыл за собой дверь.

Наутро я проснулся с больной головой, а всё потому, что полночи меня мучали спутанные видения обо мне, Гермионе и Роне. Я тяжело поднялся и спустил ноги на пол. В окно смотрелось серое угрюмое небо. Это нисколько не придавало лёгкости моей словно налитой чугуном голове. Умывание холодной водой немного взбодрило меня. Насухо утерев лицо, я вернул на место очки и всмотрелся в своё отражение. На щеках снова пробивалась щетина. Нужно не забыть побриться сегодня.

Гермиона проснулась примерно через час после меня. Может, и раньше, но из комнаты она выползла только около полудня, а сам я к ней не совался.

— Привет. Я думала, ты сегодня работаешь.

Она не выглядела удивлённой.

Я стоял возле плиты в домашних штанах и футболке и жарил бекон на завтрак. Я бросил ей лишь мимолётный взгляд, а самом деле жаждал впитать каждую чёрточку её сонного личика. Её волосы растрепались ото сна, и мне показалось ужасно милым, что она не бросилась тут же приглаживать их, когда увидела, что я дома. Она вообще не стеснялась меня. Это было прекрасно.

— Я взял пару выходных. Неважно себя чувствую. Наверное, из-за погоды. Август в этом году какой-то дурной. — Я мельком посмотрел за окно. На стекле появились первые капельки дождя.

Она опустилась на стул, кутаясь в халат, и вздохнула. У меня почему-то было зудящее ощущение её взгляда на моей спине. Я машинально повёл плечами. Когда я повернулся с двумя тарелками жареного бекона в руках, она безучастно глядела в окно. Я поставил тарелки на стол, налил два стакана апельсинового сока и сел.

— Я решил сходить к Рону.

Она нахмурилась.

— Зачем?

— Объяснить ему, что к чему.

Гермиона непонимающе смотрела на меня. Или только вид делала, что не понимает? Я со вздохом отложил вилку и опёрся локтем о столешницу.

— Слушай, вы ссоритесь уже двенадцать лет. Если Рон не понимает, что творит, я постараюсь объяснить ему так, чтобы хватило на ближайшие лет пятьдесят. А там, глядишь, повторю урок.

Я снова взял вилку и продолжил невозмутимо завтракать. Гермиона ковырялась в своей тарелке без особого энтузиазма. Мысленно она была явно далека от жареного бекона.

— Не надо, — наконец сказала она.

Я поднял на неё глаза.

— Ты уверена? Потому что в этот раз и недели не прошло. Раньше вы хоть по месяцу да держались.

— Уверена. Понимаешь, Гарри, в этом всё и дело. Мы не строим отношения, мы держимся. И каждый божий день появляется сотня причин для наших ссор, которым уже нет конца. Я не хочу держаться, я хочу спокойно жить, работать, заводить… детей.

Последнее слово она произнесла совсем себе под нос, так что я едва расслышал. Я снова отложил вилку.

— Ты говорила об этом с ним? Рассказывала о том, чего ты хочешь?

— Конечно, говорила. И не раз и даже не два. За двенадцать-то лет! Но в итоге мы только снова начинаем спорить, кто чего хочет, а заканчиваем обвинениями, что никто из нас не интересуется тем, чего хочет другой. И так по кругу без конца и без края, потому что никто не собирается уступать.

Я откинулся на спинку стула и потёр лоб, потом снял очки и помассировал веки пальцами.

— Может быть… Может быть, вам нужно немного отдохнуть друг от друга? — неуверенно предположил я, возвращая очки на место. — Взять паузу, не общаться какое-то время…

— Мы и так как минимум раз в месяц не общаемся, — сухо отозвалась она.

Я понял, что советчик из меня неважный. Я снова посмотрел за окно и вдруг осознал, что сегодня целый день мы проведём вместе: только я и она. Холодок пробежал у меня по спине. Чем же мы будем заниматься весь день? Не то чтобы я горел желанием до вечера обсуждать Рона…

— Знаешь, в прошлый раз я ведь вовсе не была уверена, что это конец. И вернулась я к нему не для того, чтобы объяснять, а чтобы дать ему шанс всё исправить. Я так хотела, чтобы он всё исправил, что попросту не заметила, что по большому счёту абсолютно ничего не изменилось. Но в этот раз мне хватило нескольких дней, чтобы это понять. Наверное, потому… — она осеклась и закусила губу.

Я чуть нахмурил брови.

— Почему?

— Неважно. Забудь. Мне стоит перестать наступать на одни и те же грабли и ждать, что они не ударят меня по лбу.

— Ты просто оптимистка.

— Нет, я дура.

— Ну хорошо, дура-оптимистка.

Она не сразу поняла, что я сказал, а когда поняла, я едва успел увернуться от полетевшего в меня бекона.

— Зараза, — с улыбкой отозвалась она.

— Честен до кончиков пальцев, — гордо ответствовал я.

Она снова улыбнулась, но почти сразу её улыбка увяла. Я решил, что завтрак и без того затянулся, и собрал посуду, свалив в раковину.

— Ты так толком и не выучил хозяйственные заклинания? — оценивающе оглядывая кучу грязной посуды, спросила Гермиона.

— Да всё как-то не до того. Я начальник Отдела, вряд ли кому-то придёт в голову, что глава Аврората не знает заклинаний для мытья посуды.

Получив в ответ новую улыбку, я, довольный собой, прошествовал в гостиную и уселся на диван.

— У тебя на сегодня никаких планов? — Она опустилась рядом со мной.

— Нет. А у тебя?

— Тоже.

— Значит, будем сидеть здесь и ностальгировать о старых временах.

— Может, посмотрим фильм?

Я пожал плечами.

— Почему бы нет. Какой?

— Что-нибудь нейтральное. Властелина колец?

Мои брови поползли вверх.

— Издеваешься?

— А что, ты ни разу не смотрел?

— Да нет же, как раз наоборот. Предлагаешь искать сто отличий между Гэндальфом и Дамблдором?

— И двести между тобой и Фродо.

— Подловила, — с улыбкой сказал я и легонько ткнул её в плечо.

Весь день напролёт мы смотрели фильмы о Фродо и его путешествии в Мордор. Порой ставили на паузу, принимаясь спорить, знал ли Толкин о волшебном мире, или же всё, что показано в фильме, всего лишь совпадение. Ведь многое не сходилось с реальным положением вещей. Взять хотя бы эльфов.

— И всё-таки я почти уверена, что он что-то да знал, — упрямо стояла на своём Гермиона.

— Ладно, я устал спорить, — пробормотал я, откидываясь на спинку дивана и потягиваясь. — Пусть будет по-твоему.

Я закинул руки за голову и посмотрел на неё. И что-то горькое подкатило к горлу. Она смотрела в окно, и снова в её чертах сквозили тоска и подавленность, как будто всё, что было сегодня, только показная фальшивая маска. Её улыбки, наши споры… Хотя, конечно же, это не так. Думаю, если бы я боролся за кого-то двенадцать лет, а до этого шёл четыре года к этим отношениям, и в итоге вынужден был признать своё поражение, я бы тоже не сразу оправился…

Мой взгляд упал на стереосистему. Я опять посмотрел на Гермиону. Мне вдруг до дрожи в пальцах захотелось обнять её, прижать к себе крепко-крепко, вдохнуть запах её волос, ощутить тепло её тела… Но я не смел распускать руки без повода, а она была явно не настроена обниматься прямо сейчас.

Вскочив с дивана, я подошёл к системе, выбрал первый попавшийся диск, вставил и нажал на кнопку. Медленная мелодия полилась из динамиков. Я повернулся к Гермионе. Она отвлеклась от созерцания вечернего пейзажа и тоже посмотрела на меня. Я подошёл к ней и подал руку*.

Капли дождя падают отовсюду...

Я тянусь к тебе, но тебя нет рядом.

Я стою в темноте и жду

С твоей фотографией в руках.

История разбитого сердца...

Она приняла мою ладонь, и я вывел её на середину комнаты. Она положила руки мне на плечи, я приобнял её чуть повыше талии. Мы медленно двигались в такт игравшей музыки. Гермиона положила подбородок на свою ладонь, лежащую на моём плече.

— Кто бы мог подумать, что глава Аврората — такая романтичная натура, — сказала она, фыркнув.

Я почувствовал, как краснею. Мне было неловко признаваться, что эти диски остались от бывших девушек. Я совершенно не разбирался в музыке.

— То ли ещё будет, — отшутился я.

Останься со мной,

Не покидай меня,

Потому что я не могу быть без тебя.

Просто останься со мной

И держи меня в объятиях.

Потому что я построила свой мир вокруг тебя.

Я не хочу знать, как это — быть без тебя.

Так останься со мной,

Просто останься со мной.

Слова вливались в моё сознание, повторяя эхом мои собственные мысли. «Останься со мной, потому что я не могу без тебя…» Мне было всё равно, что Гермиона могла что-то заподозрить. Важно было то, что я подал ей руку, и она приняла её. Важно то, что сейчас мы с каждым шагом становились дюйм за дюймом ближе и ближе друг к другу, и приближался не только я. Мне не хотелось думать о причинах её поведения. Мне хотелось всю оставшуюся жизнь танцевать с ней посреди гостиной своего дома и никогда не отпускать.

Я в надежде и пытке каждый день,

Но моего прикосновения достаточно,

Чтобы унять боль.

Я искала так долго -

Ответ ясен....

Надеюсь, что мы не позволим чувству угаснуть.

Я ощутил, как её руки смелее двинулись по моим плечам, обнимая. Мы приблизились друг к другу так, как только было возможно. Мои ладони скользнули чуть ниже, а затем я постепенно обхватил её талию целиком. Изнутри я трепетал от страха. Я так боялся, что она сбросит мои руки, оттолкнёт меня и посмотрит, как на самого ужасного человека в этом мире. Но я обнимал её, а она продолжала танцевать. И я чувствовал тепло её тела и запах её волос, заплетённых в слабую косу. И мне казалось, что из моих лопаток сейчас вырвутся два мощных сильных крыла. Да я и без них был готов взлететь под самые небеса. Без крыльев и без магии.

Останься со мной,

Не покидай меня,

Потому что я не могу быть без тебя.

Просто останься со мной

И держи меня в объятиях.**

Но всё однажды заканчивается…

Закончилась и песня. И поскольку я не разбирался не только в музыке, но и в технике, теперь мы стояли в неловкой тишине, нарушаемой лишь шумом дождя. Я надеялся, что полумрак скроет румянец моих щёк, потому что чувствовал, как пылает кожа на лице.

Гермиона отстранилась, всё ещё не снимая своих рук с моих плеч и позволяя держать себя за талию. И мы всё ещё стояли неприлично близко. Я никогда прежде не видел так близко её лица. Не видел так близко её губ. Я не смотрел ей в глаза. Кровь бешено пульсировала у меня в голове, и сердце опять колотилось в горле. Я невольно сглотнул.

Я не знаю, куда она смотрела и о чём она думала. Я весь словно оцепенел снаружи, хотя внутри у меня бурлила такая яростная энергия, такие эмоции, что я вообще перестал воспринимать окружающее. Были только её руки на моих плечах, мои ладони на её талии и её губы всего в какой-то паре дюймов от моих.

Когда она сделала ещё один шаг, и наши руки перестали нас соединять, я всё ещё не мог пошевелиться. Я стоял столбом, когда она, сконфуженно оправляя край майки, пролетела мимо меня в спальню и по неосторожности громко хлопнула дверью.

Я ни о чём не думал и ничего не анализировал.

Я просто был счастлив.

* * *

Гермиона так и не вышла из комнаты до глубокого вечера. Я постелил себе на диване и улёгся, уставившись в потолок. Утром мы просто сделаем вид, что ничего не случилось. Ничего сложного. Что бы ни двигало Гермионой, она не любит меня. А то, что я люблю её, не решает ровным счётом ничего. С этими мыслями я снял очки, лёг на бок и довольно быстро провалился в сон.

Не знаю, сколько прошло времени, но когда я вдруг проснулся, вокруг ещё было довольно темно. Я протёр глаза и перевернулся на спину и тут услышал приглушённый стон. Мне потребовалось несколько мгновений, чтобы вспомнить, что сегодня в моей спальне снова ночует Гермиона. Я откинул одеяло и сел на диване, нацепляя на нос очки. Стон повторился, и я потянулся за штанами.

Гермиону и через двенадцать лет после войны по ночам мучали кошмары. Редко, но случалось. Мне ли не знать — я сам страдал от подобного.

Взяв палочку и приказав: «Люмос!» — я тихо подошёл к спальне и открыл дверь.

Гермиона лежала посередине кровати. Подушки сбиты в разные стороны, одеяло скинуто на пол. Я почувствовал, как краска приливает к лицу, при виде её обнажённых ног — она спала в одной короткой майке. Нужно накрыть её, пока она не проснулась.

Отложив палочку на тумбу, я подобрал одеяло и аккуратно укрыл им Гермиону. Она перестала метаться, но дыхание её оставалось неровным и тяжёлым. Я присел на край кровати и погладил её по влажным волосам. Она перестала вздрагивать, расслабилась, выдохнула и вдруг открыла глаза. Я отдёрнул руку, словно обжегшись. Она немного поморгала и повернула голову, уставившись на меня.

— Тебе приснился кошмар. — Я поднялся, всё больше смешиваясь под её пристальным молчаливым взглядом. — Извини, я просто услышал стон…

Я взялся было за палочку.

— Гарри.

Я замер и, набравшись смелости, посмотрел ей прямо в глаза. Даже в тусклом отсвете заклинания смотреть на неё было всё равно что смотреть на солнце. Она приподнялась и подтянулась на руках повыше. Поправила сбившиеся подушки и натянула на себя одеяло.

— Погаси палочку.

— Нокс, — послушно приказал я шёпотом.

Комнату накрыла темнота, и в ней мне не стало уютнее. Наоборот, появилось такое ощущение, будто я ворвался в комнату к чужой жене. В общем-то, Гермиона не была женой Рона, но и его девушкой она ещё быть не перестала. Я был почти уверен, что она по-прежнему сомневается.

Она зашевелилась, и я разглядел, что она отодвинулась от меня, подбирая к себе одеяло. Освобождая место.

Дом у меня был скромный, одноэтажный. Всё-таки я вырос под лестницей и не привык к излишествам и роскоши, даже спустя столько лет и будучи уже взрослым и, более того, главой Аврората. Своего дома мне хватало за глаза и за уши. Конечно, если бы я жил не один, мы бы модернизировали коттедж, чтобы всем хватало места. Вот почему сейчас мне приходилось спать на диване — соседняя со спальней гостевая комната была завалена кучей неразобранного хлама. Спроси кто — я сам без понятия, что там лежит.

Но вот кровать у меня всё-таки была большая, двухместная. И комок ещё не успел толком собраться у меня в горле, как Гермиона тихо сказала:

— Останься со мной.

И снова это ощущение, словно кто-то щекочет сердце. Я машинально почесал грудь слева. Если вдуматься, ничего ужасного я не сделаю, оставшись с ней, пока она не заснёт. Я же не собираюсь её совращать, в самом деле! Если бы я не был в неё влюблён, то без раздумий забрался бы в кровать и даже обнял бы. Но теперь моя голова полна предрассудков, и я не мог просто обнять. Но лечь я мог.

Отложив палочку, я опустился на кровать и устроился на освобождённом ею для меня месте. Она перевернулась на спину. Шторы в моей спальне были довольно плотные, а дверь я почти полностью закрыл, поэтому мы оказались практически в кромешной тьме. И в этой тьме я не мог разобрать, спит она или нет.

Поэтому вздрогнул, когда она заговорила.

— Он любит работу больше, чем меня.

Я не нашёлся с ответом и промолчал.

— Хотя бы раз я увидела в его глазах тот же огонёк, что загорается в них, когда он говорит о работе. Я рада за него. Рада, что он достиг таких высот. И я понимаю, что он очень гордится собой. Я тоже им горжусь. Но это… Этот успех затмевает для него всё. Даже меня.

Я лежал недвижно, наслаждался звуком её голоса и только успевал глотать вязкую от волнения слюну и облизывать постоянно сохнущие губы. Я вспомнил выражение лица Рона, когда он рассказывал мне о сообщении от Кингсли. Причин не верить Гермионе у меня не было.

— Всё, что мне от него нужно, это любовь. Любовь, Гарри. Я давно заметила за собой, насколько я пустая и холодная изнутри. Мне нужно, чтобы кто-то постоянно наполнял меня, оживлял своими чувствами, чтобы я впитывала их и вдыхала полной грудью. Без этого я как будто не живу.

Я почувствовал, как трепещет во мне каждая жилка, как загорается лицо, как разгоняется сердце… А всё потому, что мне вдруг захотелось наполнить её своей любовью. Отдать её всю, ведь я смогу дарить её бесконечно. Именно сейчас я понял, что эта любовь наполняет меня до краёв и только каким-то чудом не выплёскивается наружу. Я чуть не задохнулся воздухом, пытаясь подавить неожиданные ощущения.

Вынырнув из собственных размышлений, я прислушался. Но Гермиона молчала. Её дыхание становилось всё медленнее. Она засыпала. Я пролежал ещё неизвестно сколько в полной тишине и без единого движения, не в состоянии заснуть. Затем повернулся на бок. Глаза уже привыкли к темноте, и я довольно отчётливо рассмотрел её профиль. Протянул было руку, но тут же убрал и вновь лёг на спину.

Это был сумасшедший вечер. И сумасшедшая ночь. Но утром мы сделаем вид, что ничего не произошло. Так будет правильно.

Я осторожно выбрался из кровати и покинул спальню, намереваясь утром отправиться к Рону и вправить ему мозги.

______________________________________________

*Автор взял за основу книжный канон, то есть они не танцевали в палатке двенадцать лет назад, так что это, вероятно, их первый танец.

**Перевод текста песни Danity Kane — Stay with me