Valentine Encounter — Встреча в День святого Валентина (гет)

Его нашла Панси, вице-президент — разумеется — собраний Юных Пожирателей.

Собравшиеся старшекурсники Слизерина ждали появления их лидера добрые полчаса, а когда он так и не явился, Панси велела начинать без него и провела заседание сама, чего раньше никогда не делала за неимением возможности. Она наслаждалась тем временем, когда она оказалась в центре внимания, но червячок волнения беспрестанно грыз ее мозг изнутри. Вот так прогуливать встречи — это было совсем не в духе Драко Малфоя. К тому же весь прошлый вечер он был необычайно холоден и отстранен — Драко ушел с вечеринки, не пробыв там даже часа, и с тех пор его вообще не видели.

Что случилось с ее суженым?

Поэтому сразу же по завершении встречи, примерно в пять часов дня, Панси пришла в спальню старосты и постучала. Не получив совершенно никакого ответа, Панси начала беспокоиться еще сильнее и позволила себе войти без приглашения. Это лишь еще раз показало, насколько плохо было Драко, раз он даже пренебрег запирающими чарами, которые были его неотъемлемым обычаем — Малфой очень не хотел видеть неожиданных гостей, а уж тем более Панси.

Стоило только ей войти в комнату, как ее обдало жаром, словно от доменной печи. Затем она увидела Драко, и из груди вырвался испуганный вздох. Не оставалось никаких сомнений в том, что он был очень, очень болен. Драко наполовину свесился с кровати, одетый в белую футболку и зелёные боксеры — штаны он отбросил несколько часов назад, — которые были насквозь мокрые от пота и прилипали к телу. Простыни сбились и запутались вокруг его ног, а влажные светлые волосы прилипли ко лбу. Он резко дернул головой, бормоча что-то неразборчивое, когда Панси подошла к кровати.

— Драко? — позвала она чуть громче, чем шепотом.

Он дернул головой в ее сторону и открыл глаза, но, видимо, совершенно ее не заметил — он смотрел словно сквозь нее.

— Грейнджер? — прохрипел он.

Панси отпрянула от этих слов. Он принял ее за эту грязнокровную долбаную заучку с непонятной мочалкой на голове, которую она называла волосами? Это было очень плохо.

— Нет, милый, — ответила она, подходя ближе и полностью укладывая его на кровать. — Здесь нет никаких дурацких грязнокровок. Это я — Панси. Все будет хорошо, любимый.

Она присела на краешек кровати рядом с ним, сделала глубокий вдох и использовала всю свою внушительную силу голоса, чтобы зло позвать Кребба и Гойла. Она не заметила, как даже будучи в горячечном исступлении, Драко отпрянул от нее, услышав звуки ее голоса. Через несколько минут она услышала торопливый топот двух пар ног — она добилась своего, Кребб и Гойл шли сюда.

Она планировала отвести Драко в больничное крыло с помощью Кребба и Гойла, но изменила свое решение, когда заметила реакцию Драко, как только он увидел их. Из его горла вырвалось нечто похожее на боевой клич, и он попытался кинуться на них. Однако в его состоянии все, чего он добился — снова наполовину упал с кровати. Но даже когда Панси вновь втянула его обратно, он все еще с напряжением смотрел на пару остолбеневших от удивления громил, и взгляд его был далеко не дружелюбный. Поэтому она приказала им как можно быстрее сходить за мадам Помфри, а затем устроилась рядом со своим женихом в ожидании прихода колдомедика.

Как только дверь за Креббом и Гойлом закрылась, Драко резко сел и обхватил ладонями лицо Панси. Когда она наклонилась к нему, приятно удивленная таким неожиданным интимным жестом, он пробежал пальцами по ее левой скуле, спустился к нижней губе и осторожно погладил ее — более того, он словно пытался выявить какие-то повреждения. В его серых глазах разгорался настоящий огонь — Панси никогда такого не видела.

Вероятно, это из-за болезни.

— Драко... — начала она, но тот ее перебил.

— Прости, — сипло проговорил он, а затем добавил: — Прости. Они мне за это ответят.

Когда Панси попыталась понять смысл этих странных слов, Драко моргнул и словно увидел ее — как ей показалось, увидел впервые с тех пор, как она вошла в комнату. Драко убрал руки.

— Воды, — прохрипел он.

Панси устроила целое представление, усердно заботясь о Драко и чуть ли не сдувая с него пылинки, но в глубине души она была рада, что он был в таком довольно плохом состоянии. Во-первых, это объясняло его холодность и отстраненность прошлой ночью. Должно быть, уже тогда ему нездоровилось: неудивительно, что он не захотел танцевать. Панси почувствовала огромное облегчение, обрисовав для себя ситуацию именно в таком ключе, и довольно уверенно предположила, что Драко держался подальше от нее, лишь не желая заразить.

К тому же дарить такую явную заботу было само по себе приятно, поскольку при других обстоятельствах Драко с этим мириться не стал бы. Он совершенно не привык к такому. Она, конечно, помнила тот третий курс, когда это жуткое чудовище Хагрида чуть не лишило Драко руки. Помнила, как он был испуган и как радовался ее появлению в больничном крыле, когда она приходила присмотреть за ним после уроков. Но с тех пор прошло много времени, и Драко сильно повзрослел.

Единственное, что ее тревожило — до прихода мадам Помфри он дважды назвал ее Грейнджер.

В первый раз она решила, что это — просто случайность, но теперь стало очевидно, что эта грязнокровка почему-то сильно беспокоила Драко. Панси не представляла, в чем была причина. Она ломала голову, пытаясь вспомнить недавние случаи столкновения этих двоих, но на ум ничего не шло. Что ж, она спросит его об этом после выздоровления: сейчас он был абсолютно не в состоянии что-либо объяснять.

Наконец мадам Помфри вошла в комнату, сопровождаемая профессором Снейпом, и склонилась над Драко с обеспокоенным выражением лица, что-то бормоча себе под нос и осматривая Драко. Снейп, мрачный и молчаливый, стоял у подножия кровати: его лицо было словно каменным, и лишь маленькие искорки в глазах, почти незаметные для тех, кто не знал декана Слизерина досконально, говорили о его беспокойстве за своего ученика. Драко бы отметил в них это, будь он в состоянии вообще обратить внимание на декана; Панси не заметила ничего.

Сами же Кребб и Гойл, покорно позвав колдомедика и декана Слизерина, не вернулись, демонстрируя тем самым несколько больше интеллекта, чем обычно. Ну, или по крайней мере им был свойственен слизеринский инстинкт самосохранения.

Мадам Помфри покачала головой и, не поворачиваясь, протянула руку в сторону Снейпа. Молча и без промедления он вложил в раскрытую ладонь колдомедика маленький голубой пузырек. Она откупорила его и, приподняв голову Драко над мокрой от пота подушкой, влила ему в рот содержимое склянки.

— Что?.. — начала было Панси.

— Жаропонижающее зелье, — коротко бросил Снейп.

Мадам Помфри кивнула, продолжая бормотать в сторону:

— Все, что сейчас нужно ребенку — это покой, полный покой, — говорила она. — И много воды, чтобы избежать обезвоживания. Ему, конечно, станет лучше благодаря зелью, но я настаиваю, чтобы этой ночью с ним кто-то остался и проследил, чтобы мальчик оставался в постели до завтрашнего дня. Никаких уроков! Я еще зайду осмотреть его завтра вечером, дабы решить, сможет ли он пойти на занятия во вторник. Так, кто присмотрит за ним?

Сердце Панси подпрыгнуло при этих словах, но не успела она и слова сказать, как Снейп тоном, не терпящим возражений, заявил:

— Я побуду с ним.

Лицо Панси почти смехотворно скривилось, хотя она даже не отдавала себе в этом отчета. Снейп, заметив ее реакцию, прохладно добавил:

— Я понимаю ваши чувства, мисс Паркинсон, и стоит отдать вам должное за проявленное беспокойство. Драко уже в огромном долгу перед вами за то, что вы нашли его и позвали помощь. Но сейчас рядом с ним должен быть человек, способный здраво мыслить в трудной ситуации, например, при такой острой горячке. Вы сделали уже все, что могли. А теперь ступайте, — он бросил взгляд на поблескивающие зеленые цифры, висевшие в воздухе над прикроватной тумбочкой, — пока вы не пропустили весь ужин.

Панси ничего не оставалось, кроме как подчиниться, и она медленно покинула комнату, постоянно оборачиваясь. Мадам Помфри последовала за ней.

Оказавшись с Драко наедине, Снейп первым делом одним движением палочки уменьшил огонь, тем самым сбив температуру в комнате до более-менее удобоваримого уровня. Затем он перевел взгляд на больного, пытавшегося отодвинуть от себя мокрые от пота простыни, мертвым узлом запутавшиеся вокруг его ног, и трансфигурировал их в чистое мягкое одеяло, в которое он укутал Драко с такой нежностью, что Гарри Поттер не поверил бы своим глазам.

С глубоким вздохом профессор взял стул, стоявший рядом с убранным письменным столом, и сел рядом со своим лучшим учеником, своим протеже — рядом с парнем, которого он любил так, как, наверное, любил бы собственного сына. В конце концов, он знал Драко с самого рождения. И никогда еще он так сильно не болел — ему вообще было несвойственно болеть. Еще вчера с Драко все было в порядке: Снейп видел его, окруженного вечными обожателями, на торжестве в Большом зале, посвященном Дню святого Валентина.

Что, во имя всего святого, случилось за это время?

Снейп наколдовал миску с водой и легкую ткань, смочив которую, он наклонился и положил на лоб Драко.

В ту же секунду Драко распахнул глаза, его рука метнулась вперед, он схватил декана за запястье и с удивительной силой сжал.

— Драко? — окликнул его Снейп, стараясь не показывать своей тревоги.

— Профессор, — глаза Малфоя горели точь-в-точь как у Панси несколько минут назад, когда она желала остаться в комнате. — Это было неправильно. Не важно... Не важно, кто она, это было неправильно, — он замолчал и снова закрыл глаза, однако не выпуская руку Снейпа. — Кровь — это кровь, — хрипло прошептал он. — Ее... Моя... Кровь... Это кровь. Она всегда одинакова.

Мог ли Северус надеяться, что то, что он услышал, значило именно то, что ему бы хотелось? Он уже практически потерял надежду, что Драко сможет стать в этой жизни кем-то большим, чем просто очередным безмозглым последователем Волдеморта, увлекающим за собой по пути в могилу бесчисленное множество таких же идиотов. Возможно ли, что этот мальчик — мальчик, которого он любил до боли в сердце, — еще способен был видеть свет? «Кровь — это кровь, она всегда одинакова...» Слова, которые он никогда не ждал услышать от Драко. Неожиданные, но такие важные и желанные слова.

Пока Снейп пребывал в замешательстве, Драко снова открыл глаза. Однако теперь его взгляд был апатичным и сонным.

— Профессор, — прошептал он. — Я поймал его?

— Поймал — что, Драко? — спросил Снейп.

— Снитч, — нетерпеливо ответил Драко, словно не понимая, как профессор мог так тормозить. Он наконец выпустил руку декана и вытянул свою вперед, как будто пытаясь дотянуться до снитча, видимого только ему. — Я вошел в пике... Он был так близко, так близко... — он нахмурился. — А потом появился этот Поттер. Я даже не видел, как он приближался... И все-таки он поймал его, да, профессор? Он всегда его ловит.

Рука Драко безвольно упала на кровать, и смирение во взгляде Драко заставило сердце Снейпа сжаться. Опять этот чертов Поттер.

— Нет, Драко, не в этот раз, — тихо сказал он. — Ты поймал снитч, ты молодец.

Легкая улыбка тронула губы Драко:

— Хорошо, — прошептал он. — Отец будет доволен.

Снейп скривился. Он прекрасно знал, как Люциус срывался на сына за любой проигрыш Поттеру. Драко приходилось терпеть бесчисленные упреки и едкие насмешки от собственного отца, хотя ему и без того было несладко. Он даже хотел отказаться от должности капитана команды по квиддичу в прошлом году, когда ему только предложили ее, чувствуя себя недостойным этого звания из-за постоянных поражений гриффиндорскому чудо-мальчику. Но однокурсники даже слушать его не стали, впрочем, как и Люциус. Письмо, написанное в достаточно резких тонах и доставленное самой быстрой из сов, довольно подробно объяснило Драко семейное правило Малфоев — принимать и максимально использовать любые предоставляемые привилегии и звания. Оно положило конец всем колебаниям Драко.

Но сейчас было не время размышлять о несбыточных мечтах Люциуса или о его постоянной жестокости к сыну. Необходимо было успокоить Драко, позаботиться о нем, дать возможность отдохнуть, в чем так отчаянно нуждалось его тело.

— Да, Драко, он будет доволен, — успокоил его Снейп. — Будет доволен и счастлив, как и я. А теперь отдыхай. Я побуду с тобой, пока тебе не станет лучше.

Драко моргнул, и в тот же момент его взгляд прояснился, и он посмотрел прямо на своего декана — действительно увидел его, — и на его лице появилось выражение искреннего оскорбления.

— Но я в порядке, профессор, — сказал он. — Я же не болею.

Затем его глаза закрылись, и он уснул прежде, чем Снейп успел хоть что-то ответить.

* * *

Проснувшись в понедельник около полудня, Драко глубоко вздохнул. Он лежал на животе, уткнувшись лицом в одну из многочисленных подушек: он еле заставил себя с ворчанием перевернуться на спину. Мерлин, почему его охватывала такая слабость? Он чувствовал себя абсолютно опустошенным — его руки тряслись от напряжения уже от того, что он просто перевернулся.

— О, Мерлин, — скрипучим голосом пробормотал он, нахмурившись и все еще не открывая глаз, — какого боггарта произошло?

— Я надеялся, что ты мне это и расскажешь, — раздался знакомый низкий голос у изголовья кровати. — Я никогда не видел тебя в таком состоянии. Признаться, я вообще не помню, чтобы ты когда-нибудь болел. Так что я невероятно заинтересован в причинах такого самочувствия.

Драко открыл глаза и огляделся в поисках говорившего — декана и хорошего друга их семьи.

— Профессор, — смущение явно отразилось на лице Драко, — я что, заболел?

— Да, — сухо ответил Снейп. — Скажи мне, Драко, что бы сделал такой одаренный колдомедик, как ты, с человеком, страдающим от температуры в сто пять градусов по Фаренгейту? [1]

— Дал жаропонижающее зелье, — на автомате ответил Драко. — Много воды, ледяная ванна, если температура будет повышаться и... Минутку... Сто пять градусов? Вы ведь это не серьёзно, правда?

Снейп подался вперед. Уверенность в собственных словах была ясно написана на его лице.

— С вашей медицинской подготовкой, вы должны были осознавать, насколько критично было ваше состояние, и попросить помощи, — буквально прорычал он. Гнев в его голосе лучше всяких слов сказал Драко, что декан был обеспокоен — не просто обеспокоен, а даже напуган, — а также дал вполне ясное представление о том, насколько опасным было его самочувствие.

— О чем ты только думал, Драко-черт-возьми-Геродот-Малфой? — продолжил Снейп. — Если бы мисс Паркинсон вовремя не нашла тебя, сейчас передо мной мог уже лежать твой труп.

— Панси была здесь? — отвращение и неприязнь были явственно заметны в его голосе и выражении лица. Он даже приподнялся на локтях, оглядывая комнату, словно Панси все еще пряталась где-нибудь в углу.

Его реакция вызвала у Снейпа самую настоящую улыбку, несмотря на все его раздражение из-за бездействия Драко, который как никто другой мог бы правильно о себе позаботиться.

— О да, — ответил он, — мисс Паркинсон отправилась искать тебя, когда ты пропустил собрание, и, найдя тебя в жуткой лихорадке и муках бреда, послала Кребба и Гойла, чтобы те поставили в известность меня и мадам Помфри. И именно мисс Паркинсон переживала за тебя больше всех и изъявила огромное желание остаться и позаботиться о тебе, — продолжал Снейп, наслаждаясь выражением неподдельного ужаса, расползавшимся по лицу Драко. — Однако у меня было стойкое ощущение, что ты был бы намного меньше воодушевлен этой идеей, будь ты в состоянии осмысленно рассуждать. Поэтому я отпустил ее и остался сам.

Драко рухнул обратно на подушки в полнейшем смятении и запустил пальцы во влажные от пота и растрепанные после сна волосы:

— Муки бреда, — пробормотал он расстроенно, — бред... Черт возьми! А я говорил что-нибудь? Профессор? Что я сказал?

Снейп наклонился к нему, еще более мрачный и напряженный, чем обычно:

— Кстати об этом, Драко. Ты сказал кое-что... довольно любопытное.

Драко закрыл глаза, по лицу прошлась волна боли — слова Снейпа подтвердили его наихудшие опасения. Он потер виски так, словно чувствовал приближение жуткой мигрени. Даже не посчитав нужным открыть глаза, Драко ответил глухим, отстраненным голосом:

— Послушайте, профессор, что бы я там ни сказал про Панси, я знаю, что это мой долг и...

— Речь идет не о мисс Паркинсон, — прервал его Снейп.

Это настолько удивило Драко, что он широко распахнул глаза и недоуменно посмотрел на человека, которому доверял больше, чем кому-либо.

— Не о Панси? А о чем же тогда?

— Ты ничего не хотел бы мне рассказать об одной особе с Гриффиндора — Гермионе Грейнджер?

— Грейнджер, — эхом повторил Драко. Недавняя встреча со старостой девочек — основная причина, по которой он заработал горячку, — вспыхнула в голове во всех подробностях, хотя он не вспоминал о ней с самого пробуждения. — Грейнджер. Вот блять. Грейнджер.

— Не расскажешь ли чуть подробнее, Драко?

Драко умолк, пытаясь собрать свои внезапно разбежавшиеся мысли воедино и внутренне решая, как много следует рассказать декану. Видя его колебания, Снейп решил взять инициативу в свои руки.

— Прошлой ночью мисс Паркинсон зашла проведать тебя еще раз, прежде чем отправиться спать. Тогда она рассказала мне, что пока ты бредил, ты назвал ее "Грейнджер" не менее трех раз. А через некоторое время после того, как я пришел, ты сказал еще кое-что, привлекшее мое внимание. Ты сказал, цитирую: "Кровь — это кровь. Ее, моя — она всегда одинакова". Могу лишь предположить, что это относилось именно к мисс Грейнджер. Очевидно, нечто, связанное с ней, не давало тебе покоя, терзая изнутри. Ты совершенно не обязан раскрывать мне свою душу, но если захочешь поделиться... Я постараюсь помочь тебе всем, чем смогу.

— Кровь, — пораженно выдохнул Драко. В этот момент он выглядел намного младше своих семнадцати из-за неприкрытого страха, отпечатавшегося на его лице, — страха, который никто, кроме Снейпа, не должен был видеть. — Всегда одинакова... О нет. Профессор! Вы ведь не скажете моему отцу? Я же был болен, я не знал, что гово... — он прервался и шумно сглотнул.

Когда он снова заговорил, его тон причинял практически физическую боль:

— Он же, к черту, убьет меня.

Снейп вздохнул и принял решение, о котором думал всю ночь напролет:

— Я ничего не скажу ему, Драко, можешь быть уверен, если окажешь мне небольшую услугу. И никогда, ни при каких условиях ты не повторишь вслух того, что я тебе сейчас скажу, хорошо?

Печаль на лице Драко сменилась рассеянным любопытством:

— Вы же знаете, я умею держать язык за зубами, — просто ответил он.

Снейп знал. Он полностью доверял ему.

— Слушай внимательно, — сказал он, неотрывно глядя на Драко, — потому что я скажу это лишь сейчас и повторять не буду. То, что ты сказал в бреду — "кровь — это кровь, она всегда одинакова...", — Драко, слов правдивее я еще никогда не слышал, — он на секунду замолк, видя искреннее удивление в глазах Малфоя.

— Она действительно всегда одинакова, Драко, — повторил он. — И если бы я понял это в твоем возрасте, я был бы намного более счастливым человеком теперь. Я не жду, что ты легко примешь то, что я тебе сейчас сказал — я понимаю, что это идет вразрез со всем, чему тебя учили, со всем, за что ты сражался. Просто подумай об этом. И если захочешь когда-нибудь снова обсудить это — моя дверь всегда открыта, ты знаешь. Теперь же, однако, — его взгляд упал на цифры, все еще висевшие в воздухе, — у меня осталось немного времени, чтобы перекусить и отправиться на послеобеденные занятия. Сегодня до безобразия много дурацких хаффлпаффцев-третьекурсников.

Он поднялся на ноги, собираясь уйти.

— Помфри строго-настрого велела тебе сегодня отдыхать, — сказал Снейп, уже выходя из комнаты. — Она зайдет осмотреть тебя ближе к ужину. Однако мне совершенно точно кажется, что завтра я уже увижу тебя на занятии. И Драко, — он перехватил его взгляд, уже держась за ручку двери, — будь добр, никогда больше не пугай меня так.

С этими словами он вышел из комнаты, плотно закрыв за собой дверь и оставив Драко с кружащейся головой ошеломленно смотреть на нее.

[1]. 105 градусов по Фаренгейту приблизительно равно 40,5 градусов Цельсия.