Три тунца Гокудеры Хаято (джен)

Пес старика Ямамото Гокудеру на дух не переносил. Видно, помнил первую встречу, закончившуюся для него подранной мордой и позорным бегством. Хотя с тех пор Гокудера стал в доме старика почти своим, пес его так и не принял. Поэтому теперь, пока хозяин был в отлучке, кормить пса ходил Цунаёши. На него, пропахшего оборотнем, тот тоже ворчал, но терпел.

В то утро Цунаёши припозднился. Не хотелось вставать: под одним одеялом с Гокудерой было тепло, а за окном все еще хлестал ливень. Еще больше не хотелось думать о разгроме, который ждет на кухне, о холодной печке и разбитом окне. К тому же Гокудера спал, крепко его обняв, и Цунаёши боялся шевелиться: не разбудить бы. Он не знал, как у оборотней, а для людей точно полезно больше спать, когда болеешь.

Иногда Гокудера вздрагивал и зло шипел во сне. Наверное, ему снилась вчерашняя тварь и драка с ней. Тогда Цунаёши гладил его по спутанным волосам, по прижатым ушам, шептал:

— Все хорошо.

Гокудера затихал, начинал дышать ровнее. Но Цунаёши все равно продолжал легонько его поглаживать.

В общем, пес старика Ямамото мог и подождать.

Проснулся Гокудера как-то вдруг: только что дышал тихо, ровно и сонно, и вот — резко втянул носом воздух, открыл глаза и спросил:

— Утро?

— Утро, — улыбнулся Цунаёши.

Несколько мгновений Гокудера глядел на него в упор, глаза в глаза; потом фыркнул насмешливо, перевернулся на спину и потянулся всем телом, долго, протяжно и сладко, подняв руки над головой и зажмурившись. Сел, стянул свитер, подергал рубашку. Поморщился:

— Ну вот, присохло. Хорошо, что не бинты.

На рубашке темнели полосы и пятна крови, но вроде бы не очень много. А на лице и горле следы когтей прихватились темной коркой, и кожа вокруг них была лишь немного покрасневшей. На оборотне заживало и в самом деле хорошо. Но все же Цунаёши не удержался, спросил:

— Болит?

Гокудера безразлично пожал плечами. Задержал взгляд на лице Цунаёши, бросил раздраженно:

— Не смотри на меня так! Все в порядке. Иди лучше с печкой разберись.

— Ладно, — Цунаёши зевнул и побрел в кухню. Работы точно хватит на весь день…

— Обуйся! — крикнул вслед Гокудера. — Там весь пол в стекле!

— Хорошо, — отозвался Цунаёши. От неожиданной заботы прибавилось сил, и вид залитой водой, разгромленной кухни показался уже не таким страшным. Цунаёши нашарил банные шлепанцы и побрел к валявшейся почти у самого окна швабре.

Тряпка проехалась по полу с неприятным, режущим уши скрежетом. Цунаёши перевернул швабру и замер, растерянно разглядывая зацепившуюся клыками в старой мешковине челюсть — неприятно желтоватую, массивную, вполне подходившую по размеру вчерашней твари. Но не мог же он…

— Эй, Десятый, ты чего?

— Гляди… — Руки дрожали, пока Цунаёши выпутывал из мешковины неожиданную находку. — Я не понимаю, это как… Вчера тряпка у той твари в пасти застряла…

Гокудера перепрыгнул через скопившуюся у порожка лужу, взял челюсть, повертел в руках, понюхал. Пожал плечами:

— Ничего не понимаю. Она старая, мяса нет, гляди сам. Но пахнет свежим, вчерашним. Может… — Не договорив, почесал затылок, снова пожал плечами. Махнул рукой: — Ну ее пока, засунь куда-нибудь, потом подумаем. Жрать охота, давай уберем тут все скорей.

Выставил на середину кухни мусорное ведро и начал собирать осколки.

Цунаёши с тяжелым вздохом взялся за тряпку. Теперь даже в руки ее брать было жутковато. Что за жизнь пошла: твари, челюсти, непонятные чужаки, а в итоге — Гокудера ранен, на кухне уборки до вечера хватит, есть хочется, а еды нет…

Примерно через полчаса или, может, час — от однообразной работы и сосущей пустоты в желудке время, казалось, совсем остановилось — Гокудера тихо сказал:

— У нас гости.

Цунаёши уронил тряпку, зачем-то тут же схватил ее снова — тряпкой, что ли, от монстра собрался отбиваться?!

— Обычные гости, — немного удивленно уточнил Гокудера, — ты чего, Десятый?

— Испугался, — виновато признался Цунаёши. Взял ведро с грязной водой и потащил на улицу: вылить, а заодно и глянуть, кто же пришел.

В дверях он столкнулся со старостой и начальником полиции. Поклонился торопливо:

— Я сейчас. Проходите, пожалуйста.

Подумал: а если вчерашняя тварь наделала дел не только у него дома, но и по всей деревне? Иначе с чего бы такие люди пришли к охотнику на монстров? Сейчас скажут, как тогда: «Иди и без монстра не возвращайся»!

Меньше всего Савада Цунаёши хотел бы еще раз столкнуться с этой тварью.

Когда он вернулся в дом, гости стояли на пороге кухни, внимательно разглядывая то ли почти еще не убранный разгром, то ли сидевшего на корточках посреди кухни Гокудеру. Оборотень прижал уши и замер, будто ждал атаки или сам готовился прыгнуть.

— Что такое? — Цунаёши протиснулся мимо посторонившегося старосты, подошел к Гокудере и только тогда снова обернулся к гостям. Неясное, но определенно тревожное чувство подсказывало, что именно так будет правильно. — Э-э, что-нибудь случилось?

— Интересно, что у тебя здесь случилось, Савада, — рубанул начальник полиции.

— К нам вчера какой-то зверь залез, — не стал скрытничать Цунаёши. — Крупный и злой. Гокудеру чуть не убил.

— Подробности, — потребовал начальник полиции.

Гокудера чуть слышно фыркнул. Цунаёши поглядел на него, неловко пожал плечами и рассказал все, начиная от звона разбитого стекла, едва услышанного ими за шумом дождя, и заканчивая непонятным бегством зверя.

— Значит, убежал? — переспросил начальник полиции.

Гокудера встал, отряхнул ладони о штаны. Сказал тихо:

— Десятый, он тебе не верит. Совсем не верит, вообще.

— Почему? — растерялся Цунаёши.

— Очень уж совпадение невероятное, — соизволил объяснить начальник полиции. Вот только нарочито мягкий голос так и сочился ядом.

— Совпадение?.. Э-э, вы о чем?

— Пса старика Ямамото знаешь, так, Савада? Знаешь, как он на твоего оборотня всегда вызвериться готов? Так вот сегодня ночью песику оторвали голову. Весело, правда?

— Да вы! — Гокудера сжал кулаки, пригнулся, прижав уши. — Что вы себе…

— Тихо, тихо, — начальник полиции демонстративно потянул из ножен катану. — Это еще не все. Знаете, как говорят: когда что-то случается, ищите, кому оно выгодно? Из коптильни украли тунца. Ничего не напоминает, а? Кто у нас здесь любит рыбку? И по следу теперь некого пустить, других-то обученных собак у нас здесь нет, шавки только.

— По следу мог бы пройти Гокудера, — выдавил Цунаёши. Он уже понял, к чему клонят гости; понял и то, что у них все решено окончательно и возражать бессмысленно. Но и промолчать не сумел. — Мог бы, но вы ему не верите, так? Значит, не верите и мне.

— Два монстра на одну деревню — это слишком, — мягко сказал староста. — Слишком невероятно, а если это правда — слишком много. Вы сможете принести нам его голову?

Гокудера вжал голову в плечи — на какое-то мгновение, но Цунаёши успел заметить. А потом выпрямился и ответил зло, не дав самому Цунаёши и рта раскрыть:

— Нет. Он слишком сильный. Это дело не для неопытного охотника на монстров, а для отряда полиции. Для стрелков с ружьями, чтобы издали уложить.

— Болтовня, — отмахнулся начальник полиции. — Сказочки. В Намимори безобразничает единственный монстр, и это ты. А ты — кончик катаны на мгновение указал на Цунаёши и снова нацелился на Гокудеру, — его покрываешь. Я не знаю, зачем, и не хочу знать, просто положу этому конец.

— Неправда! — теперь уже Цунаёши сжал кулаки и ринулся вперед, и Гокудера схватил его за плечи, останавливая. — Почему вы мне не верите?! По-вашему, я сам устроил весь этот разгром? Зачем оно мне?!

— Вот уж не знаю, зачем, — презрительно выплюнул начальник полиции. Так презрительно и с такой уверенностью, что стало ясно: «зачем» для него вопрос второй, а то и двадцать второй. Важно другое: «Кто?» — и на этот вопрос он себе уже ответил. — Может, чтобы было на какого зверя укусы списать. Пес-то непросто дался, а, Гокудера?

— Тебе не верят, — повторил Гокудера. — Ты ничего им не докажешь.

— Я не понимаю, почему! — заорал Цунаёши. — Послушайте, я прожил здесь всю жизнь, вы меня знаете, вы никогда не считали меня ни вруном, ни вором! Гокудера не трогал пса и рыбу не воровал, он вообще из дому не выходил! Ни вечером, ни ночью!

— Ты никогда не был ни вором, ни лгуном. — Староста вздохнул. — Но ты трусоват, Цунаёши. Ты мог попасть под дурное влияние.

Гокудера отчетливо фыркнул, и Цунаёши вспомнилось вчерашнее: «Да уж чую я, как ты боишься». И — совсем не к месту, не ко времени — снова, как вчера, теплая щекочущая волна разошлась по телу. Пришлось сжать кулаки изо всех сил, чтобы отвлечься от рук Гокудеры, судорожно стиснувших его плечи, и вновь сосредоточиться на разговоре.

— Я не попал ни под чье влияние. Я не вру. Гокудера никого не убивал и ничего не крал.

— А полиции хорошо бы сначала собрать улики и провести расследование, а уже потом швыряться обвинениями, — негромко подсказал Гокудера. — Или вы предпочитаете сразу катаной по горлу, без суда и следствия?

— Оборотням слова не давали, — побагровел начальник полиции. — Вы вообще не люди, а монстры и твари. Вас и положено, того, без суда и следствия.

— Только попробуйте. — Цунаёши сам не ожидал, что его может вдруг охватить настолько сильная, жгущая огнем ярость.

— Эй-эй, подождите, — вмешался староста. — Не надо конфронтации. В любой ситуации можно найти компромиссное решение. Савада Цунаёши, девять поколений твоих предков…

— Вот только не надо о долге перед деревней! — непочтительно перебил Цунаёши. — Я уже сказал, Гокудера ни при чем. Берите ружья, охотников и ищите того зверя.

— Может быть, мы так и сделаем, — буркнул начальник полиции. — Но для начала испробуем способ попроще. Я полагаю, убрать из деревни оборотня будет достаточно.

— Пусть он уйдет, Савада Цунаёши, — мягко объяснил староста. — Просто уйдет. Вернем все, так сказать, на круги своя.

Теплая хватка на плечах разжалась, ладони бессильно скользнули вниз по спине. Цунаёши обернулся; от вида лица Гокудеры, застывшего в показном «мне все равно», захотелось взвыть.

— Уходите, — он снова повернулся к гостям. — Уйдите из моего дома. Пожалуйста.

— Мы уйдем, — веско, со значением проговорил начальник полиции. — Но если проблемы останутся, мы вернемся, и разговор будет уже не таким мирным.

— Подумай о благе деревни, Савада Цунаёши, — староста скорбно поджал губы и покачал головой. — Тебе здесь жить, в конце концов.

Развернулся и направился к выходу. Начальник полиции топал за ним, впечатывая сапоги в пол с такой силой, будто каждым шагом вбивал осиновый кол в сердце твари.

Тихо стукнула входная дверь. Гокудера глубоко, прерывисто вздохнул.

— Ладно, Десятый. Давай, помогу тебе здесь закончить по-быстрому, и пойду.

— К-куда пойдешь?

— Куда-нибудь.

Цунаёши зло пнул тряпку. «Никуда ты не пойдешь, — хотел бы сказать он, — я тебя не отпущу», — но по Гокудере было ясно видно, что никакие слова не помогут. А если бы и помогли — что делать, когда к ним в дом заявится отряд полиции с ружьями? Гокудере опасно оставаться.

Поэтому сказал он совсем другое:

— Не будем мы ничего здесь заканчивать. Пошли собираться. Я иду с тобой.

Гокудера молчал, наверное, с минуту: смотрел на Цунаёши, и в его лице угрюмое наигранное «мне все равно» медленно сменялось искренним ошеломлением. Потом он сглотнул и спросил дрожащим голосом:

— Т-ты с ума сошел?

— Я — нет, — сердито ответил Цунаёши. Мотнул головой в сторону окна, где виднелись за серой завесой дождя домики деревни: — Это вон те с ума сошли. Они. Все.

— Почему все? Ты думаешь…

— Я знаю старосту, — горько усмехнулся Цунаёши. — Он бы не пришел, если бы люди его не пнули. Да и господин начальник полиции, в общем, такой же.

— Но… Десятый! Но ведь это твой дом!

В этом «дом» было столько боли и зависти, что у Цунаёши ледяные мурашки побежали по спине. Только теперь он понял, насколько ценил Гокудера домашнюю жизнь, крышу над головой.

— Знаешь, я очень давно живу в этом доме один. — Цунаёши сглотнул подступившие слезы. Хотелось отвернуться, скрыть от Гокудеры минуту слабости, но это было бы нечестно. — Если выбирать, остаться здесь, но снова одному, или оказаться без дома, но вдвоем с другом… Я выберу тебя, Гокудера. Я знаю, из меня никуда не годный спутник, но…

Он смешался, подумав вдруг: ведь и правда никуда не годный, бестолковый, неуклюжий, толку с него… Горло перехватило, и он прошептал:

— Пожалуйста, Гокудера.

— Десятый, ну ты… — Гокудера нервно дернул ушами, сгреб его в охапку и прижал к себе. — Ну ты… Перестань. Нашел, из-за чего… из-за кого… И вообще, ты мокрый!

— Мокрый, — согласился Цунаёши. Руки Гокудеры были горячими, и держал он крепко, не вырвешься. Но Цунаёши и не хотел вырываться. Хотел вот так стоять и слушать, как бьется сердце у Гокудеры: часто и сильно.

— Этой твари нужен кто-то из нас, — помолчав, глухо сказал Гокудера. — Или ты, или я. Не вышло добраться прямо, и теперь он подстроил так, чтобы меня отсюда поперли с треском.

— Получается, что нам лучше не разделяться, — обрадованно подхватил Цунаёши. — Поодиночке мы с ним точно не справимся, а вдвоем…

«И вдвоем, скорей всего, не справимся», — подсказывал здравый смысл. Цунаёши поднял голову, посмотрел в хмурое лицо Гокудеры. Тот, наверное, думал о том же.

— А еще я голодный, и ты тоже. Пошли собираться.

— Десятый… Куда же мы пойдем с тобой?

— Куда-нибудь, — Цунаёши легкомысленно пожал плечами. Какая разница, куда, если сказано главное: «С тобой»?