Лавка стеклянных желаний (джен)

Гарри прошел вглубь маленького магазина: из подсобки надо было принести еще несколько коробок с фигурками и шариками — утренний шквал покупателей пережить удалось, теперь, после ланча, следовало подготовиться к следующему. Надо же, а он и не ожидал, что это окажется так непросто. Первый год его "одиночного плавания"... Нет, он полагал, что самым сложным будет именно изготовление игрушек, то есть сама работа — огонь, стекло, становящееся таким податливым в твоих руках, нанесение узоров. Да нет, он просто отвык, да-да, отвык от людей за месяцы своего вынужденного затворничества. Хотя разве его кто-то удерживал? Старый мастер сказал ему сразу: "Если тебе не понравится, надоест, или ты почувствуешь, что соскучился по большому миру — уходи сразу. Я тебе препятствовать не стану. Наше ремесло требует покоя, уединения, мира, в том числе и с самим собой. Ты понимаешь, о чем я?"

Следует признать, что в ту пору мистер Поттер очень мало задумывался о том, что значит этот пресловутый "мир с самим собой". Так, какая-то расхожая фраза. Что-то про гармонию... погрузитесь в себя, отрешитесь от всего, что вас тревожит, позвольте вашему внутреннему оку... ну да, Трелони что-то такое проповедовала. И вообще... слово "мир" казалось Гарри непривычным, пресным на вкус. "Мир с самим собой?" — переспросил он старого стеклодува, облачаясь в одежду подмастерья. "Да, молодой человек. Боюсь, вам вообще неведомо, о чем идет речь. Но вы сами пришли в мою лавку — и это дает определенную надежду. Видите ли, Гарри, если вы не научитесь слышать, вам никогда не разгадать секрет стеклянных желаний..."

Иоханнес Грубер не знал, как по-иному назвать те чудеса, что он уже без малого пятьдесят лет облекал в форму обычных елочных шариков. Чьи-то воспоминания, секреты, фантазии, мечты — для него они словно были мотыльками, резвящимися в воздухе, и задача мастера состояла в том, чтобы уловить их, отыскать и, в конечном итоге, вернуть владельцу. Чтобы сделать его счастливым. Хотя бы попытаться.

Фигурки из стекла? О да, для их изготовления тоже требовалось немало сноровки, но для старика то были детские забавы. То, что может быть выражено при помощи одной только формы. Форма — предел. Ты представляешь себе сову — до мельчайших деталей, до последнего перышка — огонь и стекло, соприкасаясь с дыханием мастера, дают ей жизнь. Взмах палочки — ты рисуешь в своем воображении окрас оперения, царственный поворот круглой головы — и вот она уже хлопает крыльями, щурит желтые глаза, примостившись на верхушке украшенной елки. Сова — это всего лишь сова и ничего больше.

Шары — иное дело. Никогда не знаешь, какой именно станет следующая сфера, чем ей предстоит наполниться. Эта тайна откроется только тому, кто сам ее выберет. Тому, чье желание попало в твою сеть. Словно ты выходишь с сачком для ловли бабочек на луг, а чужие грезы слетаются к тебе, занимая место в твоей душе, чтобы позже, в тот момент, когда стекло начнет обретать предназначенные ему очертания, оказаться внутри шара, становясь старинным парком или прудом, диковинным растением или огнедышащим драконом, резвящимися на поляне эльфами или просто картинами из глубокого и давно позабытого детства — ароматами маминого печенья, уютом любимых игрушек, запахом старой гадальной колоды, что прячет от тебя бабушка...

Поначалу у Гарри, конечно, ничего не выходило: огонь, по уверениям мастера Грубера, некогда отданный ему обитающим в горах его родины драконом, обжигал руки и лицо, стеклянные пузыри лопались. И так раз за разом, а начинающий стеклодув только злился — он был слишком нетерпелив, хотелось всего и сразу, хотелось того самого чуда, что повлекло его за собой в тот далекий январский день в Лондоне, когда он решился оставить друзей и пойти путем, не обозначенным в министерских пособиях по выбору профессии. "Что ты щеки дуешь? — посмеивался старый мастер. — Представь себе, что играешь на тонкой дудочке, сделанной из тростника. Ты не трубач в полковом оркестре". И постепенно все пошло на лад.

Они много путешествовали: уже через день после начала своего ученичества Гарри обнаружил, что лавка каким-то непостижимым образом покинула Лондон и притулилась на окраине небольшой деревушки в стране, где и не слыхали о том, что зимой бывает снег. "Где мы?" — изумленно спросил он тогда, подозревая Грубера чуть ли не в коварном похищении своей драгоценной персоны. "Мы там, куда позвали нас чужие мечты, Гарри, — снисходительно ответит тот. — Похоже, грядущее Рождество нам предстоит встретить в Италии. Давненько я здесь не бывал. Должно быть, у жителей этих мест накопилось немало желаний. И они слетятся к нам, тут уж ты не сомневайся!"

Поначалу Гарри казалось, что они с мастером ничем не заняты: разъезжают, бродят по городским улочкам, подсаживаются к словоохотливым старожилам в кафе, наблюдают за играющими детьми. Но потом... он словно начал слышать отзвуки чужих снов, грез, фантазий — они роились возле каждого, и взрослого, и ребенка, подобно светлячкам. "Только самое хорошее, самое светлое, Гарри! Ты меня понял? Ведь в этом и смысл Рождества — пусть этот день и не изменит твою жизнь, но он всегда обещает перемены к лучшему, примиряет тебя с прошлым..." "То есть мы заключаем в шар чужие воздушные замки?" — как-то пошутил Гарри. "Да, — отозвался старик, — а владелец, если ему захочется, может поставить их на полку".

Новоявленный хозяин хогсмидской лавки едва успел вытереть запачканные руки ветошью, как колокольчик над дверью требовательно звякнул, оповещая о прибытии нового посетителя.

— Вы что-то...

Нет, Гарри точно не рассчитывал на появление этого гостя, просто был уверен, что директор Хогвартса предпочтет сделать вид, что вообще не заметил его подношений.

— Добрый день, мистер Поттер.

Человек в черной мантии, как и подобает любому уважающему себя покупателю, не спеша оглядывал полки и прилавки, однако в руки ничего не брал. И с собой ничего не принес. Гарри с облегчением выдохнул — он опасался, что Снейп с гневом вернет отправленные ему шары, да еще и станет возмущаться, как Поттер посмел воспользоваться некогда переданными ему воспоминаниями. В том-то и дело, что ничего он не посмел, но как объяснить этому человеку магию грез, живущих в хрупком стекле?

— Я вижу, дела у вас идут неплохо. Собираетесь здесь обосноваться?

— Обосноваться?

Вот на этот вопрос у молодого мастера не было ответа. Он понимал, почему в канун этого Рождества, когда Иоханнес Грубер окончательно передал ему свое дело, его занесло в Хогсмид: еще жива была память о проведенных в школе годах, людях, которых он знал когда-то... он думал о них, хотел отблагодарить. Даже Снейпа.

— Это непросто объяснить, сэр. Может быть, да, может быть, нет.

Директор пожал плечами, стремясь продемонстрировать, что ему это вовсе неинтересно. Но зачем же он тогда пришел? Остальные школьные профессора побывали здесь еще утром — благодарили, обнимали, желали успехов. Магия, заключенная в шариках, не показалась им чем-то особенным, хотя подарки и доставили немало приятных минут. Но это давно перестало удивлять Гарри: люди восхищаются чудом, но ухитряются не видеть и не понимать его, даже держа в руках.

А Снейп молчал, возвышаясь посреди небольшой комнаты, заставленной ящиками и коробками с блистающим рождественским скарбом, явно не очень хорошо представляя себе, как завязать разговор с бывшим опальным учеником.

— Я хотел бы поблагодарить вас за подарок, мистер Поттер, — наконец произнес он, откашлявшись. — Должен признать, это было несколько неожиданно.

— Вам понравилось? — заданный вопрос звучал заинтересованно, но с достоинством.

Да, начинающему стеклодуву было важно, нравятся или нет одариваемым его колдовские сферы, но он уже не был прежним неуверенным мальчишкой, стремящимся к одобрению и остро реагирующим на любое порицание. Вырос и крепко стоит на ногах... что ж, он может гордиться: это исключительно его собственная заслуга.

А зельевар отчего-то медлил с ответом.

— Да, — Снейп говорил так, как будто ему непросто было подобрать слова, но он действительно не знал, как облечь в простые фразы то неуловимое, что Поттер сумел заключить в хрупкую стеклянную оболочку. — Прежде мне не приходилось видеть ничего подобного. Как вам это удается?

— У каждого ремесла есть свои секреты, сэр. И у моего, и у вашего, — добродушно улыбнулся Поттер. — Взгляните, быть может, вам приглянется и что-то еще?

— Боюсь, на сегодня впечатлений более чем достаточно. Ну, что ж...

Директор, исполнив свою миссию, явно собирался уходить, но все же... да, оставалась некая недосказанность. Нет, он был далек от мысли извиняться за то, что некогда изгнал из школы Спасителя Магической Британии, но вместе с тем...

— Я вижу, отсутствие диплома не стало помехой для ваших дальнейших успехов.

А Поттер продолжал улыбаться, и только то, что он все еще теребил в руках тряпку, которой до этого протирал руки, выдавало, что разговор с мистером Снейпом и ему дается не так-то просто. Но рано или поздно приходит время, когда следует расставить все точки над i, простить друг другу реальные и мнимые обиды и разойтись с миром.

— Вы были правы относительно нас троих, сэр, — он произнес это легко и просто, словно отбрасывая прочь и то нелепое судилище четырехлетней давности, и незаслуженные придирки зельевара, и свое замешанное на бурлящей ненависти недоверие к человеку, год за годом спасавшему ему жизнь. — На самом деле, не выгони вы тогда нас троих — неизвестно, куда бы нас в итоге занесло. Гермиона, она хотела учиться — и она своего добилась. А мы... Рону родители никогда бы не позволили играть в команде, сказали бы, что у него прекрасное образование, что он должен... ну, сами понимаете. И он бы просиживал сейчас штаны в Министерстве, как Перси.

— А вы?

— Я? Будь у меня диплом, я бы точно понесся в Аврорат, а я...

— Вы не хотели? — последние слова изрядно удивили директора Снейпа.

— Нет, — Гарри решительно тряхнул головой. — Мне той войны за глаза хватило, только я этого совсем не понимал. Так что вы все правильно сделали.

— Так вам по душе то, чем вы сейчас занимаетесь? — Снейп рассеянно вертел в руках одну из искусно выполненных игрушек: крохотного зайца, испуганно прижимающего уши. Он был весь из стекла, и в то же время выглядел пушистым. — Мне кажется, замечательный экземпляр.

— А, это... — Гарри снисходительно взглянул на фигурку в руках посетителя. — Они детям нравятся, их столько раскупили! Возни с ними много, но мне интересно. А вот шары...

— Да, я уже понял — в них совсем иная магия.

Гарри лишь кивнул, соглашаясь со словами директора.

— Когда я делаю их для кого-то конкретного, я думаю об этом человеке, представляю его себе, вспоминаю. А если будущий владелец мне неизвестен... тогда, я не могу объяснить... все как-то само собой выходит.

— Ах, вот оно что... — вероятно, Поттер, сам того не понимая, использовал при изготовлении своих сфер некую разновидность ментальной магии. Пожалуй, все было сказано, оставалось только откланяться. — Что ж, в таком случае позвольте пожелать вам дальнейших успехов и...

Снейп уже стоял в дверях, и Гарри, считая разговор оконченным, вновь собрался отправиться в подсобку, как вдруг зельевар окликнул его:

— Мистер Поттер... Я хотел сказать вам: на свете немало магов, быть может, они и превосходят вас искусством и умением, но вы... вы, наверное, единственный, для кого волшебство не стало обыденностью. Вы видите чудеса и верите в них. Это бесценное качество, надеюсь, вы никогда его не утратите. То, что мы приносим из детства. То единственное, что на самом деле и стоит беречь.

Гарри еще некоторое время смотрел на закрывшуюся за спиной директора Хогвартса дверь. А потом улыбнулся и легко вздохнул — у него было странное чувство, что он наконец все-таки закончил школу.

Примерно через две недели, когда в маленькую лавочку, примостившуюся на окраине Хогсмида, перестали заглядывать покупатели — о каких елочных шариках может идти речь, когда близится пора подумать о Дне Святого Валентина? — на деревню налетел небывалый снегопад. Снег валил и валил, так что стало не видно домов, стоящих на противоположной стороне улицы. А когда он утих, никакого магазина с игрушками больше и не было. Только покосившийся сарайчик, примыкающий вплотную к "Кабаньей голове", который владелец трактира вот уже не единожды грозился снести.

Но год за годом накануне Рождества в каком-нибудь городе кто-то приносил домой простенькую картонную коробку, крышка которой была покрыта морозным узором — а внутри уже ждали тончайшие стеклянные сферы, наполненные самым неуловимым, что только есть на свете. Мечтами и грезами, чье оперенье нежнее и тоньше, чем крылья мотылька. Поговаривали, что шары, изготовленные в мастерской мистера Поттера, и вправду приносят счастье.