Лавка стеклянных желаний (джен)

Рождественское убранство Залу заседаний Совета попечителей и профессоров Хогвартса было явно противопоказано: если во всех прочих уголках замка — в спальнях, классах и коридорах — шарики, гирлянды, ленты и приветливо машущие рукой в толстой варежке Санты смотрелись вполне естественно, то тут, как ни крути, все равно царил официоз. Даже елочные иглы казались тщательно уложенными и причесанными, боясь лишний раз шелохнуться. Нет, положительно надо прекращать пялиться на стены и потолок — вот и ветви омелы, заметно оживившиеся при виде Рона и Гермионы, мгновенно скукожились, как только лысый, как тыква, глава Попечительского Совета огласил повестку сегодняшнего заседания. Да, слушается дело... иначе не скажешь.

— Итак, вы не отрицаете, что совершенный вами проступок нарушает несколько пунктов Устава Хогвартса, а также бросает тень на репутацию школы и ее студентов? — голос директора Школы Чародейства и Волшебства после ранения больше напоминал карканье, впрочем, Гарри, да и остальные обвиняемые, не стали бы утверждать, что прежде это было иначе.

Снейп восседал в своем кресле подобно нахохлившейся вороне на верхушке дерева, казалось, стоит ему пошевелиться — и вниз обрушится ком намерзшего на ветвях снега, целя прямо за шиворот зазевавшимся. И холодный душ не заставил себя ждать, потому что, выждав эффектную паузу, директор, чей авторитет подтверждался теперь еще и несколькими министерскими наградами, продолжил, явно предвкушая, какое впечатление произведут его слова на трех бедолаг, стоявших плечом к плечу перед собравшимся сегодня в расширенном составе Совете преподавателей и попечителей Хогвартса.

— Полагаю, вы и сами прекрасно осознаете, что ваше поведение противоречит всем писаным и неписаным нормам, которых издавна придерживались студенты данного учебного заведения. А раз так... раз вы сами так мало дорожите этим статусом... не вижу причин для вашего дальнейшего пребывания в стенах школы.

— Но, Северус! — Минерва МакГонагалл, до этого лишь кивавшая в такт каждому слову Снейпа, неожиданно вскинулась.

Вот-вот — и выпустит когти, полетят клочья директорской шер... простите, мантии, по углам. Гарри едва сдержался, чтобы не начать ухмыляться в присутствии "высокого ареопага" — Люциус Малфой и так косится подозрительно, рад, наверное, что его драгоценный сынок успел в тот вечер вовремя унести ноги из "Кабаньей головы". Конечно, юркий, скользкий хорек, пронырливый, дракклы его раздери! Как и папаша — вот уж кому место в Азкабане, так ведь нет, выкрутился, опять вон в советах и комитетах заседает!

— Похоже, на этот раз он нас действительно выпрет, — прошептал Рон, но слова его звучали скорее философски, нежели раздосадованно.

— Ладно, пусть, человек столько лет об этом мечтал, — тихо, одними губами откликнулся Победитель Волдеморта, нимало не сожалея о столь бесславном завершении, вернее, незавершении, школьного образования.

Только вот Гермиона замерла рядом, кажется, даже дышать боится... она точно расстроится. Хотя пока что рано говорить, приговор еще не вынесен, существует вероятность, что ее пожалеют. За прошлые заслуги.

— Северус, вы же осознаете...

Ну нет, МагГонагалл, разумеется, может стараться, если ей не жаль расходовать на это огородное пугало в директорском кресле свое красноречие — Снейп все прекрасно понимает: и то, что задумал выгнать из школы героев войны, и то, что они это, увы, заслужили, и то, что формально правда на его стороне, и то, что учиться Золотому Трио как-то уж совсем осточертело. Что есть, то есть: сами виноваты, надоело, и вообще надо было крепко подумать еще летом, прежде чем соглашаться на этот дурацкий фарс, называемый "восьмым курсом". Год пришлось повторять всем — Министерство отказалось признавать полноценным образование, законченное в учебном заведении, подконтрольном Темному Лорду.

Конечно, все второгодники были разными: кто-то пытался наверстать упущенное, кому-то казалось возможным собственными успехами, а значит, и перспективами хорошей карьеры, загладить промахи родителей, кто-то от души валял дурака, но при этом все же оставался в рамках приличий. А вот они... оказалось, что после Победы все как-то потускнело. Как будто потеряло смысл. Вот, только что ведь было: надо учиться, чтобы сразиться с Волдемортом и его прихвостнями, надо практиковать новые заклинания, надо...

А вот не надо больше ничего! И как будто усталость навалилась. И не только на одного Гарри — на всех троих. Школа, некогда казавшаяся домом, вмиг стала тесной, словно даже сам старинный замок усох, уменьшился, превращаясь из величавой громады в кукольный домик с башенками и шпилями, не впускавший внутрь вольный ветер большой взрослой жизни. Рон и Гермиона... что за радость прятаться по углам, оберегать от чужих взглядов свою любовь? Не маленькие уже! Ан нет, раз ты студент, то ты... да-да, опять это унылое "обязан соответствовать". Обнять своего парня, поцеловать любимую девушку — что, вы до сих пор не в курсе, что согласно школьному Уставу...

— Согласно Уставу Хогвартса, ученики не имеют права находиться в неположенное время за территорией школы, Минерва. Думаю, о том, что статус студента не совместим с компрометирующим поведением...

Да-да, сейчас Снейп в сто первый раз будет нудно повествовать о том, как группа старшекурсников была застигнута позавчера около полуночи старшим аврором Гейтсби и завхозом мистером Филчем в разгар празднования грядущего Рождества в "Кабаньей голове", как возмутительно пьяны были все участники пирушки, как Поттер, Уизли и Грейнджер, отплясывавшие залихватский ирландский танец на длинном деревянном столе, даже не повернули головы в сторону вошедших. Как Поттер, увидев прибывшего с Филчем аврора, лишь пнул ногой пивную кружку, мешавшую ему исполнять танцевальные па, как...

Когда остальные начали разбегаться — некоторых бойцов оттаскивали под мышки те, кто еще самостоятельно стоял на ногах — тогда, возможно, надо было остановиться, хотя бы слезть со стола, но... "Как же достали все!" — в сердцах прошипела Гермиона, крепче обнимая парней за талию и стараясь повыше вскинуть колено. Только непонятно, с чего она сейчас так трясется. Если бы они тогда прекратили, изобразили бы раскаяние, не стали бы препираться с аврором и Филчем, посылать их туда, куда и Мордреда вряд ли заносило, то... А еще и предлагать обоим блюстителям порядка немедленно по прибытии вступить в отношения определенного рода с зачем-то поджидавшим их там фестралом.

— Возмутительная грубость, сквернословие, пьянство, неповиновение, разгульное поведение...

Интересно, как долго Снейп еще будет перечислять список их смертных грехов? Вот же терпение у человека!

— Да, но эти молодые люди, так много сделавшие для Победы... — о, это маленький профессор Флитвик наконец отважился подать голос!

— А также не проявляющие ни малейшего интереса к продолжению образования, Филиус! — похоже, профессору Синистре они тоже успели досадить...

— Разве они не заслуживают снисхождения? — окончание фразы Флитвика звучало как-то совсем неубедительно, он явно не рассчитывал, что кто-то из коллег поддержит директора в его решении.

А Снейп сразу сказал, еще вчера, когда они проспа... проснулись, что будет настаивать на отчислении. Даже антипохмельное выдал из собственных запасов, мол, примите от меня это скромное поздравление с наступающим Рождеством. Не желаете учиться — проваливайте. Тут вам нет ни мамок, ни нянек. Что если в голове много дури, то ее, то есть голову, следует проветрить. А сегодня вот устроил еще и это судилище с участием членов Совета Попечителей. Чтобы все было по закону. И чтобы им троим стало так стыдно за все, что они бы сами...

— Мы понимаем, что нам не место в школе, — а голос у Герми все-таки дрожит! Не хочет слушать, все равно и так ясно, что Снейп своего добьется. Зачем растягивать минуты позора в часы?

— Я не хочу сказать, мисс Грейнджер, что сегодняшним решением мы окончательно лишаем вас права на завершение образования, — о, ворон решил проявить великодушие? — Мы лишь полагаем, что вам троим, возможно, необходимо время для того, чтобы определиться в жизни. Я в свою очередь, как директор Школы Чародейства и Волшебства, готов предоставить вам выбор: сдать экзамены в этом году экстерном или же восстановиться в сентябре, чтобы закончить обучение вместе с нынешними шестикурсниками.

Да, без вариантов, а в то же время милосердно и... позорно. Либо одумайся и справляйся сам — Снейп прекрасно знает, что ни Гарри, ни Рону это не по силам, просто самодисциплины не хватит — либо стань вечным второгодником. Поттер и Уизли возвращаются! Бесславный камбэк двух зарвавшихся юнцов, чьи каблуки еще вчера так лихо вбивались в липкие от пролитого пива доски стола в "Кабаньей голове".

— Мне так жаль, — а МакГонагалл все же подошла к ним в коридоре, и плевать ей на Снейпа и остальных попечителей, и на то, что "закон суров, но это закон". И он обязателен для всех. — Мне кажется, Сев... директор Снейп, он... Я ничего не могла сделать.

— Согласно Уставу он абсолютно прав, профессор, — Гарри склонил голову, почти веря в свое раскаяние. — Мы подвели вас. Простите.

— Но это же не так страшно, — приободрившись, продолжила декан Гриффиндора, — экстернат или повтор года, все в ваших руках! Я уверена, вы справитесь. Мисс Грейнджер, вы же усадите за учебники этих двух обол... молодых людей!

— Я постараюсь, профессор!

Извинения принесены, обещания розданы — им оставалось лишь собрать вещи и попрощаться.

А в почти пустом в этот предпраздничный день Хогвартс-экспрессе ехалось хорошо и привольно, за окном мелькали запорошенные снегом ели и горы, похожие на гигантские сугробы. И в упаковке Берти-Боттс, как будто на счастье, попадались только самые любимые вкусы.

— Выгнал нас, надо же! В самый Сочельник, — гоняя конфетку во рту, беззлобно заметил Рон.

— Говорят, на Рождество мечты сбываются, — откликнулся Гарри, рассматривая наклейку, только что выпавшую ему на колени из упаковки шоколадных лягушек.

С маленькой карточки на него взирал Герой войны, кавалер Ордена Мерлина Первой степени, бессердечный директор Школы Чародейства и Волшебства, взвешивая на ладони колбу с зеленоватым зельем, словно являя миру только что изобретенный и еще незапатентованный яд собственного изготовления.

* * *

Домой почему-то ехать не хотелось, свобода, так внезапно обрушившаяся на них, казалась непривычной, с ней надо было как-то ужиться, поэтому было решено на несколько рождественских дней снять комнаты в Дырявом Котле. Да и мистеру и миссис Уизли стоило дать время пережить грехопадение младшего отпрыска. Отсиживались, а что, можно сказать и так. Зато теперь Рону и Гермионе не возбранялось целоваться у всех на виду, и никто не спрашивал, отчего в гостинице им достаточно одной комнаты на двоих. Они бродили по празднично украшенным, но все же пустынным улицам магического квартала, допоздна засиживались в кафе у Фортескью, вместе с ним смеясь его беззлобным шуткам по поводу неучей и хулиганов. Еще подначивал, не хотят ли они давать концерты и в его заведении, но на это гордая троица отвечала, что у них пока что нет подходящего репертуара.

Да и вообще они как-то притихли, наверное, воевать стало не с кем. Филч, Снейп, школьные дела — все в одночасье стало прошлым. Снежная бахрома на крышах домов, перемигивающиеся свечи на елках, сахарные сани с впряженными в них пряничными оленями, фигурки людей, слепленные из марципановой массы — в кружках дымился обжигающий глинтвейн, на десертных тарелочках, словно кисейные барышни на взбитых кремовых перинах, возлежали ломтики свежей клубники, киви и ананасов. Сколько денег они тогда спустили у Фортескью... неважно, было такое чувство, что они сбежали ото всех, отправились в кругосветку, в бессрочный отпуск, который был положен им за все эти долгие годы.

Они до упаду бродили по улочкам и переулкам, отходящим во все стороны от Косой Аллеи — когда они были детьми, им и в голову не приходило, что магический квартал на самом деле настолько велик. Лавочки, магазины — все в ярких нарядах перевитой лентами зеленой хвои, а там, в глубине, раздвигая блестящими боками тонкие иглы, как фонарики, мерцают разноцветные шары, ловя и отражая свет уличных газовых ламп.

— Мы заблудились, — Гермиона в растерянности остановилась у витрины, потирая замерзшие ладони. День выдался морозным, даже перчатки не спасали. — Мы здесь еще ни разу не были. Рон, ты помнишь, куда мы свернули?

— От площади с памятником вроде направо, — неуверенно отозвался Рыжий. Он тоже замерз и теперь притоптывал ногами, обутыми в высокие тяжелые ботинки, как будто отплясывал незамысловатый танец.

— Нет, налево, — Гарри был уверен, что они оставили по левую руку магазин старинных артефактов, зашли в первый переулок и дальше двигались по нему.

— Так мы же в Лютном! — чуть ли не с ужасом воскликнула Герми.

Однако бывший оплот темных магов и прочего сброда, значительно преобразившийся после Победы, был вовсе не так страшен — часть магазинов снесли, прикрыли несколько сомнительных салонов, да и патрули авроров забредали сюда довольно часто. Гарри заглянул в прогалок между двумя низкими домишками и поспешил успокоить подругу:

— Смотри, на соседней улице та самая большая елка, которую мы вчера ходили смотреть.

Девушка с облегчением вздохнула:

— Тогда давайте возвращаться, уже вечер. Я устала.

— Подожди секунду.

Гарри сам не понимал, почему ему так хочется еще постоять возле этой крохотной лавочки, больше напоминающей лачугу в лесной глуши — казалось, снегу на ее крыше намело значительно больше, чем на соседних домах, а витрина походила на покрытое морозными узорами окошко.

— Да чего здесь смотреть? Закрыто ведь! — недовольно гундосил Рон, пытаясь согреть ладонями покрасневший кончик носа.

Но Гарри упрямо потянулся к дверному колокольчику, тот тихо тренькнул, и от его мелодичного звона снежинки словно встрепенулись, затанцевали в воздухе, образовав над входом некое подобие арки. Дверь, как ни странно, тоже поддалась, а из глубины магазина уже доносился старческий голос, выговаривавший слова с явственным акцентом:

— Входите, входите, у меня открыто.

— Странно, — Герми пожала плечами, стряхивая с воротника невесть откуда налетевшие снежинки. — Кто станет сейчас покупать елочные шарики? Уже пятое января.

— Те, для кого они предназначены, юная леди.

Человек, появившийся у прилавка, был невысок, Гарри даже подумал, что ростом он чуть выше гоблина. Худой, совершенно седой, ссутулившийся, со следами старых ожогов на руках и на лице. Должно быть, это и есть сам мастер. А кругом — на полках вдоль стен и позади прилавка — в разноцветных картонных коробках разного размера притаилось самое настоящее волшебство. То, которое бывает в детстве, когда у тебя выходят только самые простые заклинания, но ты знаешь, что это и есть чудо. А все, что делаешь потом... иногда ему казалось, что он несколько лет изучал различные техники убийства, или это просто была его судьба — выбирать самые смертоносные заклятия?

Рон и Герми бродили по небольшому помещению, рассматривая выставленные на продажу шарики, но никакого благоговения игрушки у них, в отличие от Гарри, не вызывали. А он был очарован настолько, что даже боялся дышать в сторону хрупких сфер — некоторые были украшены рисунками, некоторые мастер оставил прозрачными.

— Взгляните как следует, молодой человек, — продавец пододвинул ему одну из коробочек, — не бойтесь. Даже если вы на них подуете, ничего не случится! И возьмите в руки ту, что вам нравится, для того они и сделаны.

Гарри осторожно дотронулся до одного из шариков: на вид он был совершенно незатейливый, наполовину прозрачный, наполовину словно запорошенный снегом. Да нет, не было там никакого снега, просто белой краской раскрасили...

— Нет снега, говорите? — мастер разглядывал юношу насмешливо, но все же с определенной приязнью. — А вы присмотритесь хорошенько!

Гарри поднес шар чуть ли не к самому носу и едва его не выронил: там, внутри, он хорошо различал двухэтажный дом в заснеженном саду, оставшиеся несрезанными с осени цветы, фигурки людей, снующих на террасе.

— Но как? Как они туда поместились?

— Все дело в наших желаниях! В том, что мы хотим увидеть. В том, что для нас представляется ценным.

— Гарри, ты идешь? Поздно уже! — Рон и Гермиона стояли в дверях, явно не разделяя внезапного интереса своего друга к елочным украшениям.

А продавец, придвинувшись к Гарри поближе, сказал тихо-тихо, так, чтобы остальные не слышали:

— Вы приходите ко мне завтра. Пораньше, часиков этак в десять. Если вам, конечно, интересно. Я Иоханнес Грубер.

И Гарри, торопливо кивнув, поспешил присоединиться к уже ждавшим его на улице друзьям и больше не пытался обсуждать с ними увиденное в лавке.

А наутро он исчез, только к вечеру от него прилетела сова с загадочным посланием: "Не ждите меня. Я поступил в ученики и остаюсь в Лондоне". Но сколько Рон и Герми ни пытались отыскать давешнюю лавку и образумить приятеля, все было напрасно — улочки сплетались хитрым клубком, и любая ниточка, за которую друзья хватались, выводила то на знакомую площадь с елкой, то к магазину мадам Малкин. Словно того переулка никогда и не существовало на карте Магического квартала.

Иногда, раз в несколько месяцев, от Гарри приходили коротенькие записки, из которых явствовало, что Герой Магического Мира жив, здоров и вполне благополучен.

— Куда ты прешь, дубина! — старый завхоз, только что закончивший закреплять над входом в школу переливающиеся всеми цветами радуги цифры 2003, проворно слетел со своей стремянки и теперь пытался преградить дорогу Хагриду, упорно протискивавшемуся в дверь с объемистым деревянным ящиком, из щелей которого торчали пучки соломы. — Не велено! Без разрешения директора ничего проносить не велено!

— Так ведь подарок же, Аргус! — Хагрид только отмахнулся, неуклонно тесня завхоза в сторону лестницы, на которой стайка любопытных младшекурсников, пригнувшись за перилами, наблюдала за разворачивающимся у них на глазах действом. — Детишкам, на елку. Новый магазин в Хогсмиде открылся, так мадам Розмерта мне этот ящик и передала.

Филч, не зная, что противопоставить упрямому гиганту, уже подумывал, не позвать ли на подмогу Миссис Норрис, но голос, раздавшийся у него за спиной, сам собой способствовал прекращению любых пререканий. Даже мелких магов-недоучек словно ветром сдуло.

— Насколько я понимаю, Рубеус, вы намереваетесь пронести в школу, в которой на данный момент находится несколько сотен детей, подарок неизвестно от кого, скрыв от меня данный факт?

— Дык ведь, директор... — смущаясь, Харгид всегда становился косноязычным. — Мы же всегда... Ну, то есть, торговцы из Хогсмида завсегда что-то деткам присылают, так я и подумал...

— Если я не ошибаюсь, речь до сих пор шла о владельцах ИЗВЕСТНЫХ нам магазинов. Немедленно ко мне в кабинет с вашим грузом, и даже Мерлин вам не поможет, если в вашем ящике обнаружится хоть что-то, вызывающее сомнения.

И понурившийся полувеликан, как-то сразу став ниже ростом, покорно потащился по ступеням вслед за директором, не решаясь роптать даже вполголоса.

В директорском кабинете подозрительный ящик был водружен на стол, проверен на все возможные и невозможные темные заклятия и лишь после этого открыт с величайшей предосторожностью. Там и вправду оказались игрушки. Большие и маленькие, заботливо переложенные соломой и резаной гофрированной бумагой, они мерцали и перемигивались со свечами, освещавшими высокие своды кабинета, словно просились взять их в руки, подержать, поддаться сладкому рождественскому очарованию. Хрупкие, не прочнее яичной скорлупки... А сверху, между веселым стеклянным гномом и стрекозой, расправлявшей свитые из тончайших нитей крылышки, была приложена маленькая карточка, и, казалось, края ее покрывает морозный узор: "Г.Дж.Поттер. Украшения к Рождеству. Хогсмид".

Должно быть, принесший подарок Хагрид даже не подозревал, кто именно является владельцем новой деревенской лавочки.

— Можете идти, Рубеус, — небрежно бросил Снейп, не желая, чтобы школьный лесничий стал невольным свидетелем его интереса к подарку.

— А игрушечки-то как, оставим? — великан все еще мялся в дверях, ожидая дальнейших распоряжений. — Завтра вот елки поставим, так...

— Вы плохо меня слышите? Идите! Я распоряжусь позже.

Итак, мистер Поттер... Изгнанный чуть ли не с позором, Спаситель, Победитель и Герой возвращается под личиной мелкого лавочника, присылающего образчики своей продукции всем желающим. Странно... странно, если не сказать больше. Сколько лет о нем не было слышно? Три года? Нет, кажется, чуть дольше. Блистательная Троица покинула Хогвартс без сожаления: Грейнджер, явившаяся в июне того же года сдавать выпускные экзамены, держалась подчеркнуто сдержанно и отстраненно. Как будто и вовсе здесь не училась. Поттер и Уизли не сочли наличие диплома необходимым условием продолжения карьеры. Насколько Северусу было известно, мощная фигура рыжего вратаря вот уже пару лет надежно преграждала путь квоффлам, вознамерившимся влететь в ворота "Пушек Педдл". Что же до Поттера... в газетах писали о каком-то чудачестве, чуть ли не уходе из магического мира — во всяком случае, Победителя Волдеморта уже давно не видели в пределах Британии.

Взгляд директора нет-нет да и возвращался к наполненному немудрящими чудесами ящику. Ну да, подарки детям, выходка вполне достойная Золотого Мальчика. Незлоблив и великодушен...

Тонко нарезанные ленты бумаги чуть подрагивали — и вот уже маленький заварочный чайник величиной с мелкий апельсин высунул носик наружу... пыхтит, выпуская пар. Северус подошел поближе, раздвигая аккуратно уложенные слои соломы. Синяя стрекоза, сидящая на лепестке водяной лилии, красный двухэтажный автобус — если поднести игрушку поближе к уху, даже слышно, как мерно урчит двигатель. Крошечные птички, теснящиеся на заснеженной ветке, роящиеся вокруг улья пчелы, жужжащий тяжелый шмель, присевший отдохнуть на край ящика. Олененок, неуверенно переступающий тонкими ножками на ладони директора, склонил голову, принюхиваясь к впитавшим запахи зельев пальцам, и удивленно поднял стеклянные глаза на неприветливого человека в черной мантии.

Фигурки казались живыми, в них не было ничего навязанного извне, искаженного желанием мастера проявить себя, улучшить и приукрасить то, что давала сама природа, в итоге выхолащивая ее свободные линии до пустой вычурной формы. Однако мистер Поттер превзошел себя... лавочник, ремесленник, кудесник — и директор Хогвартса одним взмахом палочки закрыл ящик с дарами. Завтра игрушки займут подобающее им место на ветках рождественских елей, а потом... будут благополучно забыты до следующего года.

* * *

— Смотри, смотри, видишь, там, на четвертой отсюда ветке?

— Что? Что?

— Сова, совсем как настоящая, перья чистит! А белка! Ты белку заметил?

Трудно было не заметить белку, задорно лущившую орехи и осыпавшую золотистые скорлупки на головы младшекурсников, столпившихся вокруг украшенной подарками Поттера елки. Что же до сов... о, их было великое множество! Они легко перелетали с ветки на ветку, с чуть слышным стрекотом расправляя стеклянные крылья. Из сырницы высовывалась довольная пузатая мышь; ведьма, усевшаяся верхом на серебристый месяц, раскуривала трубку. Краснолицый гном в кафтане, размахивая киркой, высвобождал крохотный изумруд из грубой каменной оправы, а часы с тонкими черными стрелками безукоризненно точно отсчитывали время.

Малыши, казалось, даже забыли про завтрак: толкались, показывали пальцами, пытаясь дотянуться до нижних веток и погладить разгуливающего по ним серебристого гиппогрифа.

— Внимание! Первый курс, второй курс! — профессор МакГонагалл постучала ложечкой по графину, звук, усиленный заклинанием, разнесся по всему большому залу, сзывая к столу засмотревшуюся на игрушечные чудеса малышню.

Студенты постарше взирали на возню вокруг елки снисходительно, однако по их заинтересованным взглядам несложно было догадаться, что и они, улучив подходящий момент, не преминут как следует рассмотреть стеклянные диковины.

Директор Снейп делал вид, что происходящее вокруг его не касается — он редко утруждал себя хлопотными призывами к дисциплине, предпочитая действовать иными методами. Сейчас он готов был поклясться, что Минерве не терпится раскрыть рот и незамедлительно перейти к восхвалениям распрекрасного Поттера, сделавшего школе такой незабываемый подарок к Рождеству. Но она отчего-то молчала: конечно, она сохраняла лояльность, но так и не простила суровому властителю Школы Чародейства и Волшебства изгнание Великолепного Трио из этих стен. "Да-да, Помона, такой великодушный мальчик! Гарри... он не из тех, кто стал бы помнить зло..." — все же донеслось до Снейпа с "дамского" конца стола.

— Вы не передадите мне кофейник, Минерва?

Возможно, он не самый лучший директор за всю историю Хогвартса, но ему хотелось бы верить, что за четыре прошедших года никому из родителей не пришло в голову не отправить дочь или сына в Хогвартс из-за того, что тут может быть опасно. Школа перестала быть местом, где по трубам безнаказанно ползали василиски или в зверином обличье бродили сбежавшие из Азкабана преступники. Никто из профессоров не имел обыкновения перекидываться при полной луне и завывать в Запретном лесу в поисках себе подобных. Студенты возвращались из вылазок в Хогсмид без полученных неизвестно каким образом проклятий и прочих телесных повреждений. А пронести из деревни в школу бутылку сливочного пива стало делом столь же безнадежным и гиблым, как и практиковать темные заклятия прямо за обедом. И на столах больше никто не отплясывал...

— Смотрите, смотрите, почта!

Северус удивленно поднял глаза: ежеутренний налет сов на Большой Зал во время завтрака вряд ли представлялся хоть кому-то из присутствующих незаурядным событием. Помона Спраут, сама не ожидавшая от себя столь эмоциональной реакции на появление пернатых почтальонов, изумленно и несколько испуганно прижимала к губам пухлую ладошку. В первые секунды директор не понял, что же до такой степени могло удивить декана Хаффлпаффа — посылки, письма и утренние выпуски газет исправно приземлялись перед адресатами — но тут его взгляд упал на птиц, стройной плотной группой устремившихся к преподавательскому столу. К лапке каждой из посланниц была привязана небольшая картонная коробка.

— Ах, что бы это могло быть?!

Совы с почтовой станции Хогсмида, достаточно воспитанные, чтобы не помешать завтраку, с достоинством опускались перед сидящими на своих местах профессорами, обменивая посылки на угощение. Лакомство принимали благосклонно, а вот от платы отказывались. Северус с удовлетворением отметил, что бдительная МакГонагалл проверила предназначенную ей коробочку на наличие вредоносных чар, прежде чем открывать крышку. Ах, ах, ах, какая красота! Что с них взять — дамы, у некоторых уже внуки, а все туда же... Свой подарок Снейп рассматривать не спешил.

— Вы только взгляните! — Помона Спраут уже демонстрировала содержимое своего ларчика всем желающим.

Ничего особенного: в коробочке, аккуратно переложенные все той же нарезанной бумагой, лежали три крупных стеклянных шара, на прозрачных боках был нанесен тонкий рисунок — что-то наподобие растительного узора. Да, а Поттер оказался не изобретателен: цветы и лианы для преподавателя травоведения, должно быть, звезды и телескопы для профессора Синистры. В таком случае в своем подарке он не обнаружит ничего, кроме намеков на алхимические символы и прочую ерунду.

— Да, — мечтательно пробормотал сидевший рядом с ним Флитвик, — да, молодость-молодость...

Снейп так бы и не понял, что именно в дареных шарах могло навести Филиуса на воспоминания о молодости, но тот уже протягивал недоверчивому директору одну из стеклянных сфер, внутри которой... нет, наверное, просто показалось... Нежно-сиреневые ветви глицинии склонялись над ажурной скамейкой, дорожка вилась между цветущих кустарников и уводила к едва угадывающейся вдали резной калитке.

— Знаете, Северус, а я ведь уже и забыл, что некогда бывал в подобном месте. И там...

Но тут Флитвик осекся, словно вспомнив, что сейчас, возможно, разболтает нечто сокровенное из своей жизни, что уж точно не предназначалось для ушей зельевара.

Воспоминания, мечты, тайны... нет, такие подарки не следует распаковывать на глазах у коллег. Но как мог Поттер знать... Вряд ли Флитвику взбрело в голову поведать Герою о перипетиях своей судьбы, когда тот был его учеником. А вот сам Северус... к сожалению, его прошлое не являлось секретом для Героя. Что же за подарок Поттер избрал для него — человека, немало поспособствовавшего тому, что Спаситель Магической Британии так и не получил диплома об окончании Хогвартса?

Он поднялся к себе в кабинет, не торопясь подошел к окну. Почему-то он медлил приподнять тонкую картонную крышку с адресом магазина рождественских украшений и инициалами его владельца. И опять эти морозные завитки по краям... Фирменный стиль новоявленного стеклодува?

Три крупных шарика покоились в гнездах из серебристой бумаги: один черный, словно вытесанный из обсидиана, второй прозрачный, но в его глубине угадывалась легкая мерцающая дымка, а третий... тут Северус был даже разочарован — с виду последний шар походил на тот, что недавно демонстрировала всем желающим профессор Спраут. Так в чем же тайна? В какой момент появляются узоры и картины, так завораживающие тех, кому предназначен подарок?

Он задумчиво повертел в ладони один из шариков: внутри как будто сгущался дым, но вот он развеялся, открывая поставленный на огонь котел и взлетающие над ним золотистые и фиолетовые искры. И тонкая женская рука, выждав положенные секунды, всыпала в закипающее зелье щепотки трав и высушенных цветов. Мама... совсем еще молодая, ее по-девичьи нежное умиротворенное лицо, не изглоданное заботами и горестями. То самое первое зелье, которое они варили вместе на крохотной кухне в доме на Спиннерс-Энд.

Северус всматривался в глубину сферы, не в силах оторвать взгляд. Самое первое чудо в его жизни, вершившееся на его глазах. "Возьми вот эту веточку и брось ее в котел, когда я тебе скажу"... Ему было лет пять или шесть. И он был уверен, что Поттер никогда не видел этого воспоминания. А он сам... да, забыл, какой теплой могла быть улыбка Эйлин, как терпеливо она объясняла ему самые простые вещи. Разве кому-то под силу вернуть человеку самые счастливые картины его детства, заставить забыть о плохом, простить, полюбить вновь... пусть и тех, кого уже давно нет рядом с тобой? Выходит, что да?

Его пальцы чуть дрогнули, когда он достал из коробки второй шарик: тонкие стволы деревьев на его поверхности, едва обозначенные коричневой краской, сливались с тем, что уже явственно различалось внутри. Ветви ивы, полощущие в воде острые серебристые листья, водомерки, словно на коньках скользящие по озерной глади. Ствол поваленного дерева всегда скрипит, если сидеть на нем вдвоем, а на ладони остается темный след осыпающейся коры. И стрекоза, запутавшаяся в волосах рыженькой девочки, изображающей при помощи зажатой в руке сломанной ветки взмахи волшебной палочки. Ничего не выходит, они смеются, Лили пробует снова...

Северус задумчиво отложил игрушку. Что ж, можно было по-прежнему убеждать себя, что это всего лишь подсмотренное воспоминание, но Поттер не видел никаких подробностей, и уж никак не мог ощущать, как податливо трухлявое дерево под детской ладонью, не видел, как трепещут стрекозиные крылья, как бездушно совершенны черные глаза насекомого...

Последний шар... темный каменный мяч, как будто поглощающий свет. Герой желает открыть тебе правду, о которой ты прекрасно знаешь сам? Посмотрим, во всяком случае, ты не тот человек, который станет опасаться своего страшного прошлого. Но едва лишь непроницаемая черная сфера оказалась в руках директора, как ее поверхность начала просветляться. Что это? Падает снег, ветер треплет разноцветные флажки на высоких башнях. Хогвартс? Замок среди выбеленных холмов, с кружащимися над арками окон и входов совами, с фигурками студентов и профессоров — словно мир, зажатый в твоей ладони. Как будто ты только что получил подтверждение, что старинный форпост волшебства принял тебя, признавая своим защитником. Пусть были директора и получше тебя — более хитроумные, знатные, величественные, красноречивые — но... быть может, ты просто тот, кто пытается сделать замок домом, в котором нет места для беды?

И Северус, все еще погруженный в свои размышления, бережно убрал коробку с волшебными дарами в ящик стола, а спустя пару минут уже спешил в сторону Хогсмида: тот, кто сумел сотворить своим искусством настоящее чудо, безусловно заслуживал благодарности.

Гарри прошел вглубь маленького магазина: из подсобки надо было принести еще несколько коробок с фигурками и шариками — утренний шквал покупателей пережить удалось, теперь, после ланча, следовало подготовиться к следующему. Надо же, а он и не ожидал, что это окажется так непросто. Первый год его "одиночного плавания"... Нет, он полагал, что самым сложным будет именно изготовление игрушек, то есть сама работа — огонь, стекло, становящееся таким податливым в твоих руках, нанесение узоров. Да нет, он просто отвык, да-да, отвык от людей за месяцы своего вынужденного затворничества. Хотя разве его кто-то удерживал? Старый мастер сказал ему сразу: "Если тебе не понравится, надоест, или ты почувствуешь, что соскучился по большому миру — уходи сразу. Я тебе препятствовать не стану. Наше ремесло требует покоя, уединения, мира, в том числе и с самим собой. Ты понимаешь, о чем я?"

Следует признать, что в ту пору мистер Поттер очень мало задумывался о том, что значит этот пресловутый "мир с самим собой". Так, какая-то расхожая фраза. Что-то про гармонию... погрузитесь в себя, отрешитесь от всего, что вас тревожит, позвольте вашему внутреннему оку... ну да, Трелони что-то такое проповедовала. И вообще... слово "мир" казалось Гарри непривычным, пресным на вкус. "Мир с самим собой?" — переспросил он старого стеклодува, облачаясь в одежду подмастерья. "Да, молодой человек. Боюсь, вам вообще неведомо, о чем идет речь. Но вы сами пришли в мою лавку — и это дает определенную надежду. Видите ли, Гарри, если вы не научитесь слышать, вам никогда не разгадать секрет стеклянных желаний..."

Иоханнес Грубер не знал, как по-иному назвать те чудеса, что он уже без малого пятьдесят лет облекал в форму обычных елочных шариков. Чьи-то воспоминания, секреты, фантазии, мечты — для него они словно были мотыльками, резвящимися в воздухе, и задача мастера состояла в том, чтобы уловить их, отыскать и, в конечном итоге, вернуть владельцу. Чтобы сделать его счастливым. Хотя бы попытаться.

Фигурки из стекла? О да, для их изготовления тоже требовалось немало сноровки, но для старика то были детские забавы. То, что может быть выражено при помощи одной только формы. Форма — предел. Ты представляешь себе сову — до мельчайших деталей, до последнего перышка — огонь и стекло, соприкасаясь с дыханием мастера, дают ей жизнь. Взмах палочки — ты рисуешь в своем воображении окрас оперения, царственный поворот круглой головы — и вот она уже хлопает крыльями, щурит желтые глаза, примостившись на верхушке украшенной елки. Сова — это всего лишь сова и ничего больше.

Шары — иное дело. Никогда не знаешь, какой именно станет следующая сфера, чем ей предстоит наполниться. Эта тайна откроется только тому, кто сам ее выберет. Тому, чье желание попало в твою сеть. Словно ты выходишь с сачком для ловли бабочек на луг, а чужие грезы слетаются к тебе, занимая место в твоей душе, чтобы позже, в тот момент, когда стекло начнет обретать предназначенные ему очертания, оказаться внутри шара, становясь старинным парком или прудом, диковинным растением или огнедышащим драконом, резвящимися на поляне эльфами или просто картинами из глубокого и давно позабытого детства — ароматами маминого печенья, уютом любимых игрушек, запахом старой гадальной колоды, что прячет от тебя бабушка...

Поначалу у Гарри, конечно, ничего не выходило: огонь, по уверениям мастера Грубера, некогда отданный ему обитающим в горах его родины драконом, обжигал руки и лицо, стеклянные пузыри лопались. И так раз за разом, а начинающий стеклодув только злился — он был слишком нетерпелив, хотелось всего и сразу, хотелось того самого чуда, что повлекло его за собой в тот далекий январский день в Лондоне, когда он решился оставить друзей и пойти путем, не обозначенным в министерских пособиях по выбору профессии. "Что ты щеки дуешь? — посмеивался старый мастер. — Представь себе, что играешь на тонкой дудочке, сделанной из тростника. Ты не трубач в полковом оркестре". И постепенно все пошло на лад.

Они много путешествовали: уже через день после начала своего ученичества Гарри обнаружил, что лавка каким-то непостижимым образом покинула Лондон и притулилась на окраине небольшой деревушки в стране, где и не слыхали о том, что зимой бывает снег. "Где мы?" — изумленно спросил он тогда, подозревая Грубера чуть ли не в коварном похищении своей драгоценной персоны. "Мы там, куда позвали нас чужие мечты, Гарри, — снисходительно ответит тот. — Похоже, грядущее Рождество нам предстоит встретить в Италии. Давненько я здесь не бывал. Должно быть, у жителей этих мест накопилось немало желаний. И они слетятся к нам, тут уж ты не сомневайся!"

Поначалу Гарри казалось, что они с мастером ничем не заняты: разъезжают, бродят по городским улочкам, подсаживаются к словоохотливым старожилам в кафе, наблюдают за играющими детьми. Но потом... он словно начал слышать отзвуки чужих снов, грез, фантазий — они роились возле каждого, и взрослого, и ребенка, подобно светлячкам. "Только самое хорошее, самое светлое, Гарри! Ты меня понял? Ведь в этом и смысл Рождества — пусть этот день и не изменит твою жизнь, но он всегда обещает перемены к лучшему, примиряет тебя с прошлым..." "То есть мы заключаем в шар чужие воздушные замки?" — как-то пошутил Гарри. "Да, — отозвался старик, — а владелец, если ему захочется, может поставить их на полку".

Новоявленный хозяин хогсмидской лавки едва успел вытереть запачканные руки ветошью, как колокольчик над дверью требовательно звякнул, оповещая о прибытии нового посетителя.

— Вы что-то...

Нет, Гарри точно не рассчитывал на появление этого гостя, просто был уверен, что директор Хогвартса предпочтет сделать вид, что вообще не заметил его подношений.

— Добрый день, мистер Поттер.

Человек в черной мантии, как и подобает любому уважающему себя покупателю, не спеша оглядывал полки и прилавки, однако в руки ничего не брал. И с собой ничего не принес. Гарри с облегчением выдохнул — он опасался, что Снейп с гневом вернет отправленные ему шары, да еще и станет возмущаться, как Поттер посмел воспользоваться некогда переданными ему воспоминаниями. В том-то и дело, что ничего он не посмел, но как объяснить этому человеку магию грез, живущих в хрупком стекле?

— Я вижу, дела у вас идут неплохо. Собираетесь здесь обосноваться?

— Обосноваться?

Вот на этот вопрос у молодого мастера не было ответа. Он понимал, почему в канун этого Рождества, когда Иоханнес Грубер окончательно передал ему свое дело, его занесло в Хогсмид: еще жива была память о проведенных в школе годах, людях, которых он знал когда-то... он думал о них, хотел отблагодарить. Даже Снейпа.

— Это непросто объяснить, сэр. Может быть, да, может быть, нет.

Директор пожал плечами, стремясь продемонстрировать, что ему это вовсе неинтересно. Но зачем же он тогда пришел? Остальные школьные профессора побывали здесь еще утром — благодарили, обнимали, желали успехов. Магия, заключенная в шариках, не показалась им чем-то особенным, хотя подарки и доставили немало приятных минут. Но это давно перестало удивлять Гарри: люди восхищаются чудом, но ухитряются не видеть и не понимать его, даже держа в руках.

А Снейп молчал, возвышаясь посреди небольшой комнаты, заставленной ящиками и коробками с блистающим рождественским скарбом, явно не очень хорошо представляя себе, как завязать разговор с бывшим опальным учеником.

— Я хотел бы поблагодарить вас за подарок, мистер Поттер, — наконец произнес он, откашлявшись. — Должен признать, это было несколько неожиданно.

— Вам понравилось? — заданный вопрос звучал заинтересованно, но с достоинством.

Да, начинающему стеклодуву было важно, нравятся или нет одариваемым его колдовские сферы, но он уже не был прежним неуверенным мальчишкой, стремящимся к одобрению и остро реагирующим на любое порицание. Вырос и крепко стоит на ногах... что ж, он может гордиться: это исключительно его собственная заслуга.

А зельевар отчего-то медлил с ответом.

— Да, — Снейп говорил так, как будто ему непросто было подобрать слова, но он действительно не знал, как облечь в простые фразы то неуловимое, что Поттер сумел заключить в хрупкую стеклянную оболочку. — Прежде мне не приходилось видеть ничего подобного. Как вам это удается?

— У каждого ремесла есть свои секреты, сэр. И у моего, и у вашего, — добродушно улыбнулся Поттер. — Взгляните, быть может, вам приглянется и что-то еще?

— Боюсь, на сегодня впечатлений более чем достаточно. Ну, что ж...

Директор, исполнив свою миссию, явно собирался уходить, но все же... да, оставалась некая недосказанность. Нет, он был далек от мысли извиняться за то, что некогда изгнал из школы Спасителя Магической Британии, но вместе с тем...

— Я вижу, отсутствие диплома не стало помехой для ваших дальнейших успехов.

А Поттер продолжал улыбаться, и только то, что он все еще теребил в руках тряпку, которой до этого протирал руки, выдавало, что разговор с мистером Снейпом и ему дается не так-то просто. Но рано или поздно приходит время, когда следует расставить все точки над i, простить друг другу реальные и мнимые обиды и разойтись с миром.

— Вы были правы относительно нас троих, сэр, — он произнес это легко и просто, словно отбрасывая прочь и то нелепое судилище четырехлетней давности, и незаслуженные придирки зельевара, и свое замешанное на бурлящей ненависти недоверие к человеку, год за годом спасавшему ему жизнь. — На самом деле, не выгони вы тогда нас троих — неизвестно, куда бы нас в итоге занесло. Гермиона, она хотела учиться — и она своего добилась. А мы... Рону родители никогда бы не позволили играть в команде, сказали бы, что у него прекрасное образование, что он должен... ну, сами понимаете. И он бы просиживал сейчас штаны в Министерстве, как Перси.

— А вы?

— Я? Будь у меня диплом, я бы точно понесся в Аврорат, а я...

— Вы не хотели? — последние слова изрядно удивили директора Снейпа.

— Нет, — Гарри решительно тряхнул головой. — Мне той войны за глаза хватило, только я этого совсем не понимал. Так что вы все правильно сделали.

— Так вам по душе то, чем вы сейчас занимаетесь? — Снейп рассеянно вертел в руках одну из искусно выполненных игрушек: крохотного зайца, испуганно прижимающего уши. Он был весь из стекла, и в то же время выглядел пушистым. — Мне кажется, замечательный экземпляр.

— А, это... — Гарри снисходительно взглянул на фигурку в руках посетителя. — Они детям нравятся, их столько раскупили! Возни с ними много, но мне интересно. А вот шары...

— Да, я уже понял — в них совсем иная магия.

Гарри лишь кивнул, соглашаясь со словами директора.

— Когда я делаю их для кого-то конкретного, я думаю об этом человеке, представляю его себе, вспоминаю. А если будущий владелец мне неизвестен... тогда, я не могу объяснить... все как-то само собой выходит.

— Ах, вот оно что... — вероятно, Поттер, сам того не понимая, использовал при изготовлении своих сфер некую разновидность ментальной магии. Пожалуй, все было сказано, оставалось только откланяться. — Что ж, в таком случае позвольте пожелать вам дальнейших успехов и...

Снейп уже стоял в дверях, и Гарри, считая разговор оконченным, вновь собрался отправиться в подсобку, как вдруг зельевар окликнул его:

— Мистер Поттер... Я хотел сказать вам: на свете немало магов, быть может, они и превосходят вас искусством и умением, но вы... вы, наверное, единственный, для кого волшебство не стало обыденностью. Вы видите чудеса и верите в них. Это бесценное качество, надеюсь, вы никогда его не утратите. То, что мы приносим из детства. То единственное, что на самом деле и стоит беречь.

Гарри еще некоторое время смотрел на закрывшуюся за спиной директора Хогвартса дверь. А потом улыбнулся и легко вздохнул — у него было странное чувство, что он наконец все-таки закончил школу.

Примерно через две недели, когда в маленькую лавочку, примостившуюся на окраине Хогсмида, перестали заглядывать покупатели — о каких елочных шариках может идти речь, когда близится пора подумать о Дне Святого Валентина? — на деревню налетел небывалый снегопад. Снег валил и валил, так что стало не видно домов, стоящих на противоположной стороне улицы. А когда он утих, никакого магазина с игрушками больше и не было. Только покосившийся сарайчик, примыкающий вплотную к "Кабаньей голове", который владелец трактира вот уже не единожды грозился снести.

Но год за годом накануне Рождества в каком-нибудь городе кто-то приносил домой простенькую картонную коробку, крышка которой была покрыта морозным узором — а внутри уже ждали тончайшие стеклянные сферы, наполненные самым неуловимым, что только есть на свете. Мечтами и грезами, чье оперенье нежнее и тоньше, чем крылья мотылька. Поговаривали, что шары, изготовленные в мастерской мистера Поттера, и вправду приносят счастье.