По закону жанра (джен)

Ветер тонко посвистывал в ветвях. Луна заливала лес холодным светом, серебрила мелкие, тёмные листья. На севере по-прежнему громыхало, небо начало изредка вспыхивать короткими молниями. Надвигалась гроза.

Компания у костра тем временем пополнилась ещё на одного человека. Это была коренастая, крепко сбитая девушка с короткой стрижкой ёжиком. Она вышла из леса, когда Вова заканчивал свой рассказ, настороженно посмотрела на мужчин холодными, серыми глазами и осведомилась:

— Можно к вам?

— Непременно! — хором воскликнули Алабама и Гусак.

Автор улыбнулся, а Вова сказал:

— Привет, Параня.

Девушка кивнула и села, подложив под себя рюкзак. Снаряга у неё была старенькая, но справная, оружие ухоженное. Небольшого росту, но крепкая Параня была того типа женщин, что одинаково хорошо умеют варить борщ и чинить проводку. Или искать артефакты. Выражение лица у неё было не такое потерянное, как у Вовы, сразу видно — девчонка в Зоне не в первый раз.

Дружеское приветствие Вовы всех удивило, кроме, может, Автора. Ну, да он вообще мало говорил и казался совершенно равнодушным. На парня долго вопросительно поглядывали, пришлось пояснить.

— Мы учились в одной школе, только Параня на год старше, — пояснил Вова. — И живём через два дома друг от друга.

Дети предзонника. Рано или поздно большинство из них устремлялось в Зону, лишь считанные единицы спешили уехать подальше от этой аномальной помойки и найти место в большом мире. Это как в семье пьяниц — печальная статистика говорит, что в таких семьях дети чаще всего тоже становятся алкоголиками. Так обстояли дела и со сталкерством — оно было в крови. Проникало в детей задолго до их рождения. Передавалось на генном уровне от поколения к поколению. Зона проникала в большой мир, используя все доступные средства.

Зона-Зона-Зона. О ней шептались украдкой родители, когда думали, что дети их не слышат. Вопили газеты и телевидение. Предостерегали учителя и представители закона. А дети беспечно играли в сталкеров, сначала понарошку, а со временем и всерьёз.

Стало понятно, почему Параня рискнула выйти к костру — наличие хоть одного знакомого, такого же, как она, успокаивало и придавало уверенности. Гусак про себя подумал, как часто подобное чувство безопасности бывало ложным. Никогда нельзя недооценивать противника, каким бы знакомым, слабым, глупым или незначительным он ни казался. Всё в мире обманчиво, всё имеет скрытые ресурсы, дремлющие, пока не возникнет в них надобность. Это было актуально и для Большой земли, но особенно ярко проявлялось в Зоне.

Как раз в связи с этой мыслью Гусак вспомнил один случай. Какими извилистыми путями сталкер узнал эту историю, он уже и не вспомнил бы. Может, в баре каком услышал или Сидорович по пьяной лавочке сболтнул, но врезалась она Гусаку в память и сейчас просилась на язык.

— Кхм… я тут вспомнил что. — Убедившись, что внимание присутствующих всецело принадлежит ему, Гусак продолжил: — Понятия не имею, откуда я узнал про этот случай, но дело было так…

Кошки

Ожидание придумано самим Сатаной, не иначе. Оно выматывает неизбежной скукой и чувством беспомощности, потому что поторопить время не в нашей власти. Только дети могут безбоязненно проводить время в ожидании, у них его ещё много, а взрослый бесится, чувствуя утекающие в никуда драгоценные часы, но ничего с этим поделать не может. Многие готовы продать душу за возможность раз и навсегда избавиться от этого бессмысленного времяпрепровождения.

В отличие от подобных людей Рубель ожиданием не тяготился. Это время он использовал, чтобы подумать. Наёмник свято верил, что отвлечённые размышления упражняют мозг, а этот орган деловой человек, вроде Рубеля, просто обязан держать в тонусе не хуже тела. На сей раз, поджидая пункт первый своего контракта, он думал о работе.

Контракты в Зоне денег приносили не так чтобы очень много. В любой банановой республике отвалили бы в разы больше, но… Рубель любил слышать поблизости родную речь. Да и тропический климат запомнился неистребимым запахом пота, влажной одеждой и истошными обезьяньими воплями в четыре утра. Уж лучше Зона. Небольшая, но бойкая торговля артефактами приносила стабильную, приятную сумму, так что жить можно. Работой своей наёмник не гордился особо, но и стыда не испытывал. Нормальная, в общем, работа, не хуже и не лучше других.

От размышлений Рубеля отвлекло лёгкое, едва ощутимое прикосновение к ноге. Наёмник опустил глаза и увидел вцепившегося в ботинок тощего, ободранного котёнка грязно-белой масти с серыми подпалинами. Непрерывно дрожа и судорожно цепляясь коготками за шнуровку не берце, зверёныш издал хриплое, придушенное мяуканье. Свалявшаяся, жиденькая шёрстка висела грязными сосульками, полными насекомых. В уголках огромных, на полмордочки, глаз запеклись гнойные корки.

Рубель брезгливо передёрнул плечами при виде этого убожества и небрежно отшвырнул котёнка ногой. Тот ударился о ствол дерева, сдавлено вякнул и замер у подножия дерева. Тощие бока мелко дрожали.

Вопреки расхожему мнению кошки в Зоне были. Брошенные когда-то пушистые мурлыки выжили, одичали и мутировали наравне с прочей фауной Зоны. Вот только в отличие от тех же слепых собак кошки не нападали на людей. Прятались себе по чердакам и дуплам деревьев, ловили ворон, крыс и тушканов и плодились потихоньку. Сталкеры, кропотливо примечающие любое потенциально опасное существо, держащихся наособицу кошек в упор не видели.

Котёнок, воспользовавшись тем, что наёмник отвлёкся, собрал свои невеликие силёнки и предпринял новую попытку взобраться на его ботинок. Видать, совсем ошалел от голода. А может где-то глубоко на генном уровне жила в зверёныше память о щедрых человеческих руках, протягивающих еду, о запахе, обещающем тепло, безопасность и ласку. Котёнок заголосил, что есть мочи, и намертво вцепился когтями в плотную ткань штанов Рубеля.

Наёмник с беспокойством глянул вглубь леса, откуда вот-вот должна была появиться его цель. Не хватало ещё, чтобы сделка сорвалась из-за крикливого комка шерсти. Рубель поспешно наклонился и не без труда оторвал тощее тельце от своих штанов. Обернувшись, он высмотрел еле заметную пульсацию воздуха, подмеченную ранее. Размахнулся и швырнул котёнка в центр аномалии. Раздался сочный чавк, взметнулось вверх лёгкое облачко кровавой мороси и медленно осело на землю в виде неровной окружности, отметившей границы ловушки. Рубель удовлетворённо кивнул воцарившейся тишине, а мгновением позже ещё раз, увидев мелькнувший среди деревьев человеческий силуэт. Пришло время выполнять свою работу.

Один негромкий выстрел и короткий вскрик были слишком ничтожным событием в этом воинственном мире, чтобы кто-нибудь всполошился или хотя бы обратил на них внимание. Даже некролог, упавший через пару минут в общую сеть, никого не удивил. В Зоне умирают каждый день, в том числе и от пулевых ранений. Жирный чернобыльский чернозём ещё жадно впитывал пролитую кровь, а наёмник уже уходил, оставляя за спиной отлично выполненную работу.

До базы оставалось ещё километра три, когда Рубель почувствовал настоятельную потребность опорожнить мочевой пузырь. Убедившись, что вокруг никого, наёмник остановился под деревом и принялся поливать чахлую травку. Вокруг было тихо, слишком тихо. Непонятно почему Рубель вдруг почувствовал, как тонкие волоски на затылке встали дыбом. Он резко вскинул голову и тут же увидел в ветвях кошачью морду. Покрытая мокрыми язвами доходяга, полускрытая листвой, сидела на ветке и спокойно смотрела на человека. Грязно-белая шерсть висела сосульками, а кое-где и вовсе отсутствовала, открывая болезненно-серую, тонкую кожу. Обломанные усы шевелились, влажные, жёлтые глаза были неподвижны.

Рубель медленно застегнул штаны и осторожно отступил от дерева. Кошка не шелохнулась, только глазные яблоки чуть повернулись вслед за человеком. Наёмник двинулся дальше, поминутно оглядываясь, а перед внутренним взором медленно оседало на землю лёгкое, кровавое облачко. Нет, Рубель не считал глупую тварь способной на осмысленную месть, но хотелось, тем не менее, проложить между собой и кошкой как можно большее расстояние.

Озорной ветерок дружески толкнул в спину, словно подгоняя, и в ноздри наёмника ударила густая, отвратительная вонь. Из-за спины отчётливо несло кошачьей мочой. Сдавленно ругаясь, Рубель сбросил рюкзак и вскрикнул от отвращения. Проклятая, блохастая тварь обоссала рюкзак! Плотная ткань пропиталась насквозь и невыносимо смердела. Наёмник с ненавистью посмотрел на дерево. Кошка по-прежнему сидела на ветке, свесив вниз ободранный хвост. Чуткие уши подрагивали, вбирая человеческие вопли и проклятия.

Наёмник нащупал пистолет в кобуре и потянул оружие наружу. Мелькнули облезлые, в язвах бока, и кошка скрылась, словно её и не было. Ругаясь на чём свет стоит, Рубель натянул респиратор, но едкая вонь легко проникала сквозь фильтры и забивала ноздри. Уж лучше нюхать испарения «холодца», честное слово! Терпение лопнуло. Рубель содрал с плеч смердевший рюкзак и с силой швырнул в сторону дерева.

— Подавись, сука! — приглушённо рявкнул он и быстро зашагал к базе. Злость клубилась и застилала глаза. В рюкзаке не было ничего особо ценного, но сам факт, что его вещь пометила полумёртвая от голода, мутировавшая скотина, бесил невероятно. Рубель не любил кошек на Большой земле и теперь просто возненавидел их в Зоне.

Не более полутора километров отделяли наёмника от безопасных стен базы. Мелочь, но Рубелю казалось, что расстояние увеличилось втрое. Оборачиваясь, он видел, как качались маковки бурьяна, указывая путь дьявольской твари. Кошка упорно шла по пятам, не пытаясь пока нападать, но с каждым шагом становилась всё наглее.

Наёмник ускорил шаг, обливаясь потом под тяжёлой снарягой. Глаза щипало, дыхание сбивалось. Впереди чернел неровный круг тёмной, намертво спрессованной земли — «плешка». Рубель взял правее, но тут под ноги ему с яростным визгом бросилось тощее грязно-белое тело. Наёмник споткнулся, сунулся носом вперёд и едва не потерял равновесие. Замер, глядя круглыми глазами в мощную плешку, на краю которой балансировал.

Позади послышался лёгкий шорох и на спину сигануло что-то тяжёлое, истошно орущее, раздирающее когтями одежду. Рубель опрокинулся навзничь, пытаясь раздавить зверя, одновременно следя, чтобы ни одна из его конечностей не попала за край ловушки. Извернувшись, наёмник запустил за спину руку, вцепился в дрожащий от ярости меховой клубок и рванул что есть силы. В запястье немедля вонзились мелкие, острые зубы, кожу полоснули двадцать бритвенно-острых когтей. Рубель заорал от боли и швырнул кошку в центр гравиконцентрата. Влажно хрустнуло, вопли стихли.

Наёмник сел, тяжело дыша и постанывая от пульсирующей боли в руке. Он с тоской вспоминал выброшенный рюкзак, где был прекрасный медицинский набор на все случаи жизни. Обезумевшей шавкой вертелась в голове пугающая мысль: насколько разумным было уничтоженное только что существо, раз оказалось способным спланировать и привести в действие свою месть. Наёмник поднялся на ноги, баюкая раненую руку, и двинулся в обход аномалии. В её центре белело несколько костей и клочок шерсти.

— Получила, стерва, — хрипло прошептал Рубель. — Кто тут царь природы?

Послышался шорох среди стеблей полыни, стремительный топоток и шипение. Наёмник обернулся и почувствовал, что сходит с ума. Большая серая кошка, покрытая радиационными язвами, вышла из травы. Уши прижаты к голове, хвост нервно хлещет по облезлым бокам. Колыхнулась трава, мелькнула густо-рыжая шерсть, и к замершему наёмнику вышел ещё один зверь.

— Твари, — потрясённо прошептал человек. — Поганые твари.

Он вытащил пистолет и выстрелил. Рыжая кошка закричала и окровавленными клубком забилась в предсмертной судороге, выдирая когтями клочья жухлой травы. А серая кошка прыгнула визжащим, осатаневшим от ярости сгустком когтей и зубов. Трава качалась, выпуская десятки худых, облезлых, запаршивевших кошек. Мир наполнился сверканием жёлтых глаз, оскаленными пастями и истошным визгом. Кошки зверели, подбирались ближе, норовили вцепиться в лицо и оглушительно орали.

Рубель увернулся от серой кошки и сделал шаг назад на негнущихся, непослушных ногах. Крупная, пятнистая зверюга выметнулась из травы и повисла на бедре, на пару сантиметров промахнувшись мимо предмета мужской гордости наёмника. Прижав дуло пистолета к голове обезумевшей твари, наёмник выстрелил. А потом побежал, как не бегал ещё никогда. Позади тысячей голосов завывала сама преисподняя и бесшумно гнала свою жертву туда, где виднелась еле заметная пульсация воздуха.

Наёмник так ничего и не понял. Сочно чавкнуло, рванулось ввысь густое, кровавое облако, а по краям ловушки расшвыряло несколько окровавленных кусков плоти. Кошки остановились и умолкли, а одна издала призывный звук. Из травы трясущимися комочками шерсти высыпали котята. Урча от голода и жадности, они набросились на сочащееся кровью мясо. Кошки сидели рядом и с невозмутимым видом умывали мордочки, брезгливо стряхивая с лап тяжёлые, красные капли.