Во времена камней (джен)

Вир не мог заснуть. Он слышал, как Лондо храпит в соседней комнате, и это обычно убаюкивало его за несколько минут, но только не в эту ночь. В голове было слишком много других звуков: свист бича, кожа, отдираемая с противным влажным хлюпаньем, рыдания, и сонный приглушенный голос Г'Кара, пробивающийся через прерывистое дыхание Лондо:

«Лондо, ты это видишь?»

Он даже хотел вылезти из постели и раздобыть самый дешевый бривари из запасов Лондо, но засомневался, что это поможет. Ему хотелось, чтобы это помогло: Лондо умудрялся напиться с нуля за минуту, а еще через тридцать секунд соединялся со своим внутренним «я», но Вир испытал уже достаточно похмелий, чтобы понять — это не поможет, хоть и помогало прежде. Кто знает? Он все еще пах кровью и бривари после импровизированного лечения, и долгое торчание под душем не помогло. Стоило ему только закрыть глаза, как он видел смесь бривари и крови, стекающую на пол, чувствовал их вкус в горле, и пятнышки запекшейся крови остались у него под ногтями. Его волосы пропитались этим запахом, но Вир был слишком вымотан, чтобы как следует высушить и уложить их после душа. Всякий раз, когда волосы падали ему на плечи и на лицо, он чуял вонь тюремной камеры.

Ему никогда от этого не избавиться.

Как и от пустых улыбок слуг, которые забрали его окровавленную одежду в стирку. Никто из них не удивлялся, когда люди возвращались от Картажье, пропитавшись запахом бривари и крови. И когда он, заикаясь, обратился к ним, они похлопали его по щеке, как будто он был ребенком.

Возможно, он им и был.

Вир вздохнул и прокрался на кухню. Открыл бар и обнаружил что-то дешевое и фруктовое с Земли, чей-то подарок. Лондо легко бы купил новое, и ему не хотелось пить бривари. Слишком уж много кровавых воспоминаний. Вир плеснул янтарную жидкость в небольшой бокал и сел за стол.

Сделал глоток, закашлялся, повторил снова. Жидкость обжигала горло. Она была такого же цвета, как кожа Г'Кара, подумал Вир и опустил бокал на стол. Потом уронил голову. В комнате стояла звенящая тишина.

— Г'Кар сказал, — пробормотал Вир с закрытыми глазами, сообщая бокалу то, что должен был сказать спавшему в соседней комнате, — что он и ты — природные силы, разрушающие друг друга, но из-за этого случается и много хорошего. Похоже на сюжет романтической оперы, в конце которой все умирают. И это на самом деле удивительно, потому что вы двое всегда пытались убить друг друга, все время дрались, и последний раз, когда я видел тебя таким близким с кем-то, это когда ты был с Адирой. Я видел тебя. Это было определенно реальностью. И это напомнило мне «Телиса и Короску», ту оперу, в которой двое возлюбленных из разных домов встретились и влюбились, но сперва они ненавидели друг друга, а потом решили сбежать, а потом… — пьяно бормотал Вир, — а потом там все умерли, включая влюбленных, которые покончили жизнь самоубийством, чтобы избежать наказания от императора. Мне на самом деле не нравится эта часть.

Он вспомнил о пятнах крови на одежде Г'Кара: на спине — от бича, и спереди — от его сумки, вспомнил, как Картажье смотрел на Лондо, похожий на голодного на’ка’линского пожирателя.

— Я не хочу, чтобы вы двое умерли, как они. Я вообще не хочу, чтобы вы умерли! Не хочу, чтобы кто-либо умер. Кроме… — он слепо потянулся к бокалу и поднес к губам, втянув янтарную сладкую пленку с поверхности, — кроме Картажье. Да, я так хочу, чтобы он умер. Наш мир гибнет, Г'Кар умирает, и Картажье — тот, кто их убивает, и если он исчезнет, то всем станет лучше. Но мысль о том, что его придется убить, меня пугает, Лондо. Я бы не смог это сделать, не то, что ты. Ты храбрый. Или бездушный. Или и то, и другое. Трудно сейчас сказать.

Бокал не ответил ему. В комнате было тихо. Кажется, Лондо перевернулся на другой бок, и храп стих, подумал Вир, а потом сделал еще один глоток.

— Я скучаю по тем временам, когда вы двое переругивались между собой и состязались в том, кто очарует больше танцовщиц, а потом ты приходил домой пьяный и злой, потому что он всегда побеждал. Тогда не было войны, и никто не пытался убить друг друга, а иногда Г'Кар возвращался, притаскивая тебя, потому что ты был слишком пьян, чтобы стоять на ногах, а ваш спор так и не был закончен. Вы оба были так счастливы, поливая друг друга оскорблениями на трех языках. А однажды Г'Кар все-таки тоже напился, и нам пришлось тащить его до каюты, а На'Тот была возмущена, когда увидела его.

Помнишь, как он пришел на твой День Возвышения в обуви и все спорил с Тимов, пока в тебя не выстрелила та глупая статуэтка-мина? Наверное, не помнишь, потому что ты тогда отрубился, а ведь Тимов запустила в него тортом.

Даже когда вы оба застряли в лифте, это было лучше, чем сейчас. Я бы лучше снова встретился с Г'Каром, одурманенным прахом, если бы это помогло остановить Картажье. Лишь бы Г'Кар не истекал кровью в той камере.

Вир допил вино, поставил бокал на стол и потер глаза.

— Я хочу сказать, что не желаю, чтобы он снова причинял тебе боль, но… — он снова потер глаза, — не думаю, что он это сделает снова. Он отнес тебя к Франклину, когда пришел в себя, а потом вернулся за мной и тоже оттащил в медлаб. И он плакал. Я имею в виду, он совершил ужасные вещи, но остановился и, думаю, ему стало стыдно… а мы все продолжаем и продолжаем поступать все хуже и хуже с каждым разом, и я больше не знаю, что мне делать.

Вир посмотрел в бокал, на свое отражение. Ему бы хотелось выглядеть так же, как Лондо, когда тот напивался— таким же беспечным, с осмысленным взглядом, но вместо этого он увидел скелет с глубоко запавшими глазами. Ему хотелось быть таким же счастливым, как Лондо, когда тот был пьян. Лондо пил, только когда был счастлив, так что он был очень жизнерадостным пьяницей. Чем трезвее он был, тем несчастнее становился. Вир вздохнул.

— Но мы же все исправим, верно? — Он поднял бокал в безмолвном тосте.

— Что ты тут делаешь? — произнес Лондо, подойдя сзади, со стороны спальни.

Вир, вздрогнув, чуть не выронил бокал.

— Лондо! Вы проснулись!

— Мне нужно выпить. Полагаю, что и тебе тоже.

Лондо вошел в кухню и сел в кресло рядом с ним. Как и Вир, он принял душ, чтобы смыть кровь и бривари, и тоже не стал укладывать волосы перед сном, поэтому сейчас они свободно падали на плечи, и седина на его висках была более заметной, нежели когда они были уложены в гребень. Он улыбался, но в глазах не было веселья.

— Тебе надо идти в кровать. Завтра будет долгий день, а без сна он станет еще длиннее.

— Я… но… — начал протестовать Вир, но Лондо выхватил бокал из его руки, выразительно посмотрев на него, а потом выпил его содержимое одним глотком. — Лондо, я не могу заснуть.

— Тогда займись бумажной работой. Меня это очень хорошо усыпляет, — сказал Лондо. Он похлопал его по плечу. — Иди, иди. Мне нужно выпить, раз уж я проснулся.

Вир отрешенно кивнул и позволил Лондо отвести его в спальню. Он захватил кое-какие бланки, чтобы заполнить их, лежа в постели, и писал до тех пор, пока сон не одолел его.

На следующее утро он проснулся и увидел, что заботливо укрыт одеялом, а его бланки убраны. Они переместились на кухонный стол, и неразборчивый почерк Лондо продолжил запись там, где остановился Вир. Бутылка с янтарным вином все еще стояла на столе.

Нетронутая.

Вир вздохнул и спрятал свидетельство бессонной ночи Лондо в кабинете.