Брешь в броне (гет)

Мама была счастлива.

Я стал часто бывать в Малфой-мэноре после работы, чтобы нормально поужинать, потому что с собственной домовихой общего языка так и не нашел. Мать вообще настаивала, что прошло достаточно времени и я мог бы вернуться домой насовсем. Но как раз когда я собрался сделать это, ко мне заглянула пара чиновников из Министерства. Провели допрос насчет развода и убедились в том, что мне и дальше приходится одиноко ютиться в своем «особняке».

Благо все обошлось подозрительными взглядами, однако маме пришлось согласиться, что пока я ночую не в мэноре, мне живется спокойнее. Ей, в конце концов, было вполне достаточно моих восторженных рассказов о работе и блестящих глаз.

У меня даже появились… друзья. Ники Рэдли и Себастьян Рок работали со мной в одной лаборатории, и сначала никакая дружба у нас не заладилась. Они придумывали шутки о моей Черной Метке и предполагали, что я пробрался к зельям, исключительно чтобы вывести ее бледные остатки с кожи. Я реагировал на это довольно остро.

Но потом у нас случился инцидент с Веритасерумом: в спешке мы зажгли огонь не под тем котлом, и сыворотка правды быстро выпарилась. Мы работали в авральном режиме целый день: Ники и Себастьян периодически подшучивали над моим сосредоточенным видом, а я на них дулся. И вдруг во время одной из бесед Рок заявил:

— Ники, когда мы расстались, моя сестра успокаивала меня тем, что ты готовишь просто ужасные куриные ножки. Она говорила: «Надо же умудриться так испортить мясо!»

— Себастьян! — завизжала Рэдли и, похоже, всерьез обиделась.

Минут через двадцать мы с ней потянулись за одной и той же колбой, столкнувшись пальцами, и она громко сказала:

— Малфой, хотела бы я, чтобы твое сердце оказалось свободно. Ты чертовски притягателен!

Рок уставился на Ники, выпучив глаза, а я заподозрил, что в нашей лаборатории что-то неладно.

И эти двое тоже догадались, но решили, очевидно, в первую очередь воспользоваться ситуацией, а уж потом заниматься нашими общими проблемами.

— Ну что, Малфой, — затянул Себастьян с гадкой улыбочкой, — свободно твое сердце?

— Я… — тут же сорвалось с губ. Выхода у меня не было, слова сами выбирались наружу. — Не взаимно.

Коллеги посмотрели с сочувствием и пообещали, что в пятницу выпытают у меня подробности в баре. Никуда я не денусь, сказали они.

Нам серьезно попало от начальства. Ближайшие шесть недель нам предстояло отрабатывать чуть ли не по полторы смены, но ни это, ни даже угроза увольнений не отменяло моих «пыток» в «Голодном Дементоре».

Ники и Себастьян так незаметно втерлись в доверие, что через месяц, когда я услышал, как Грейнджер окликает меня в больничном коридоре, коллеги знали о ней почти столько же, сколько знал я. И практически так же были удивлены ее визиту.

В больничной мантии, накинутой поверх уличной, она торопилась ко мне и звала по имени. Рок с Рэдли дружелюбно поздоровались и тут же скрылись за дверью лаборатории, оставляя нас наедине. Грейнджер смущенно помялась и пояснила, что в Мунго попала какая-то ее подруга (полоумная Лавгуд, если не ошибаюсь), но с той уже все в порядке, и она подумала заглянуть ко мне на работу. Потом спросила, как мои дела. Я искренне ответил, что все хорошо. И тут Гермиона предложила посидеть с ней в кафе-мороженом неподалеку.

Я подумал примерно: «Какого черта ты появляешься, когда у меня все налаживается?!», но вслух произнес:

— Да. Увидимся там через час.

Изумленные Ники и Себастьян слушали мое лепетание, затем Рэдли всплеснула руками и заявила:

— Бог мой, конечно, мы тебя прикроем! Иди, красавчик, не трусь.

И я пошел, в который раз задумавшись, не мазохист ли я часом.

* * *

Мы сидели у большого окна и оба помешивали давно растворившийся сахар в чашках с чаем.

Грейнджер выглядела неплохо, даже как будто похорошела, только не исчезли окончательно мешки под глазами. Я собирался сказать ей комплимент, но как раз в тот момент Гермиона тоже заговорила, и в итоге беседе мы предпочли неловкую тишину.

— Ты еще не стала министром магии? — выдавил я через несколько минут.

Она рассмеялась и ответила, что нет, пока не стала, но по этому поводу много шуток. Я поделился с ней сожалением о расставании с остроумными министерскими слухами, а Грейнджер, чутко уловив в этой фразе иронию, подтвердила, что и слухи по мне соскучились.

Потом мы снова молчали. Я сгорал от любопытства: неужели она до сих пор встречается с Уизли? Кольца на пальце не было.

— Мне не хватает помощника, Драко, — мягко заметила Гермиона.

У меня даже слегка дрогнули пальцы. Я заполучил явную паранойю: в каждой фразе Грейнджер искал скрытый смысл, второе дно и надежду, которая уже давно должна была задохнуться во мне и умереть.

— Устаешь? — выпалил я.

И в ответ прозвучало:

— Очень.

Она выдохнула и мгновенно напомнила мне ту почти сдавшуюся, потрепанную жизнью Грейнджер в моей гостиной. Я не контролировал себя, а потому, наверное, все эмоции читались по лицу, как в открытой книге.

— О чем ты задумался, Драко?

Она задала этот вопрос очень вовремя. С языка сорвалось:

— Я всегда считал, что ты с ног до головы покрыта непробиваемой броней.

Грейнджер улыбнулась, но как-то несмело. В ее глазах поблескивало удивление.

Я признался: меня частенько злило, что ее практически невозможно было задеть словесно. Грейнджер вечно успокаивала своих дружков и ограждала их от перепалки со мной; только однажды я добился слёз гриффиндорской заучки — а потом на нее не действовало даже самое обидное оскорбление.

— Больше не произносишь это слово? — поинтересовалась Гермиона с ироничной усмешкой.

Но я не уделил внимания ее реплике. Я был в замешательстве. Почти напуган этой неправильностью Грейнджер, и сейчас представился редкий удобный случай высказать все и потребовать ответов. Я не хотел тратить время на обмен колкостями.

— Где твоя броня, Грейнджер?

Казалось, все застыло. Гермиона сидела, сохраняя на губах эту странную грустную улыбку, а за большим окном затихла даже листва на деревьях.

— Моя броня сплошь из брешей, — сказала Грейнджер наконец. Затем немного помолчала и добавила, склонившись над столом: — Как и твоя. Как и любого человека. Все мы притворяемся.

Я кивнул. И сказал Гермионе, что люблю ее.

* * *

Ники и Себастьяну не хватало только маггловского попкорна, который они однажды притащили на обед. Пока я пытался рассказать, как все прошло, коллеги раз пятнадцать по очереди ахали и охали и постоянно качали головами. Под конец я немного затормозил, и Себастьян в нетерпении кинул в меня мешочком с сушеными скарабеями.

— Не томи!

После моего признания Грейнджер была в замешательстве. Сначала хотела переспросить, потом передумала, и к тому моменту я сто десять раз пожалел о собственных словах.

— Скажи, что все закончилось хорошо! — в ужасе воскликнула Ники.

В итоге Грейнджер попросила всего одного — времени. И мы разошлись, а я до сих пор оставался в неведении, не ждал ли Гермиону дома ее рыжий дружок.

Рэдли принялась доказывать мне, что, если бы ждал, Грейнджер незамедлительно поведала бы мне об этом.

— Точно, — подтвердил Рок. — Или ты для нее настолько важен, что она сомневается в необходимости упоминать об их с Уизли отношениях.

Эта парочка пыталась меня приободрить, но мало что помогало. На предложение провернуть фокус с Грейнджер и Веритасерумом я поспешил ответить твердым отказом. Было еще несколько идей по злоупотреблению служебным положением и одновременному завоеванию Гермионы — все это отметалось, и мы пришли к выводу, что действовать придется старыми методами. Теоретически мы дали Грейнджер не так уж много времени, после чего меня должны были отправить к порогу ее дома с большим букетом ромашек.

Конечно, все пошло не по плану.

* * *

Через четыре дня я пришел в мэнор на обычный ужин. Но чтобы я оказался в состоянии, близком к обмороку, достаточно было фразы:

— Драко, у нас сегодня Гермиона в гостях.

— Что ты делаешь, мама?! — воскликнул я за секунду до того, как Грейнджер появилась в прихожей.

Она несмело поздоровалась, и все мы как ни в чем не бывало отправились в столовую.

Все прошло довольно мирно. Маме, как оказалось, понадобилась помощь «ответственного министерского работника», но для меня самого навсегда останется тайной, так ли уж она нуждалась в Гермионе.

После ужина Грейнджер попросила поговорить. В голове прокрутилась чертова куча мыслей, но я только кивнул и провел ее в гостиную.

— Драко, я тут подумала… — начала Гермиона, но я ее перебил.

— Скажи мне одну вещь, Грейнджер. Ты сейчас с Уизли?

Она смущенно замолкла. Ответила «нет», потом добавила:

— Не совсем.

— Значит, у меня есть шанс, — пришел я к выводу, и Гермиона на это премило улыбнулась.

Но радовался я недолго, потому что у Грейнджер в голове были свои идеи. Она обронила, что Нарцисса рассказала ей о Ники и Себастьяне. Гермиона попросила позвать их на прогулку, а сама она могла бы пригласить Гарри и Джинни.

— Давай без Поттеров, — взмолился я, скривившись.

Грейнджер посмеялась и согласилась, но познакомиться с моими друзьями все еще хотела. В конце концов я посчитал это неплохим предложением. Все-таки иногда в компании Грейнджер я был чересчур нервным, а Рок и Рэдли умели запросто начать веселую отвлеченную беседу. Кроме того, они бы никогда мне не отказали.

* * *

Мы гуляли в парке, обсуждали прохожих, старых знакомых и политические новости. Рок и Рэдли шутили напропалую, а когда настал удобный, по мнению Грейнджер, момент, она под каким-то глупым предлогом увела Ники на соседнюю тропинку.

На следующий день в лаборатории я выпытывал у Рэдли, о чем они шептались, но она за все время ограничилась лишь тем, что Гермиона абсолютно ее очаровала. Я вслух проклинал женскую солидарность, а Себастьян меня поддерживал — из солидарности мужской.

— Периодически она довольно нудная, — вдруг заявил Рок, имея в виду новую знакомую.

Я сначала хотел возмутиться его прямотой, но потом подумал и сказал, что я тоже. Себастьян расхохотался и поспешил согласиться.

— Точно. Вы либо идеальная пара, либо поубиваете друг друга.

Я бы предпочел первый вариант, но не стал делиться этим.

В целом я был рад, что Ники и Себастьян отнеслись к Грейнджер более чем благосклонно. Это почему-то было для меня важным. Наверное, действительно потому, что они были моими… друзьями.

Когда мы выползали из лаборатории, отработав свои последние сверхурочные часы, Ники просто сказала мне, что, если я напишу Грейнджер и приглашу куда-нибудь, та обязательно согласится. Я поблагодарил ее и, следуя совету, даже пожертвовал пунктуальностью, с которой всегда приходил на ужин в мэнор.

«Грейнджер, я хочу убрать с твоего лица эти пятна усталости. Знаю одно место на возвышении с чудесным видом и чуть разреженным воздухом. Предлагаю провести там субботнее утро. Если ты согласна, напиши, куда за тобой зайти».

Я и вправду не знал, где она живет, когда не с Уизли. И все еще немного опасался, что встречу рыжего на пороге и получу кулаком в глаз, стоит мне только попытаться вытащить Грейнджер на свидание.

Немного поразмыслив, я добавил к письму постскриптум:

«Пожалуйста, никаких Поттеров. И Ники с Себастьяном в это время заняты».

Молодая сова глядела на меня в ожидании, и через некоторое время я все-таки решился отправить ее к адресату. Спустя адские двадцать минут птица вернулась с ответом. Грейнджер написала адрес, а в постскриптуме указала, что моей компании ей будет вполне достаточно.

Пытаясь успокоиться, я даже немного перекормил сову печеньем. Наконец, когда меня чуть отпустило, отправился в мэнор и весь проведенный там вечер своим радостным оскалом, пожалуй, мало напоминал истинного Малфоя.

Мама была счастлива.

* * *

Два месяца спустя

— Драко… что?

Отец пережил свой недолгий срок в Азкабане, уплатил гигантские штрафы, сдал следствию всех своих бывших «друзей». Теперь он, значительно похудевший, сидел во главе стола и демонстрировал, что отчаянно надеется на слуховые галлюцинации.

— Встречается с Гермионой Грейнджер, — терпеливо повторила мама и поднесла ко рту кусочек индейки на вилке.

Отец отложил приборы и перевел на меня прожигающий самые надежные преграды взгляд. Он поинтересовался, не хочу ли я рассказать об этом поподробней, а я спросил, какой срок дают за убийство сына. Люциус отодвинул тарелку.

— Пусть домовики подают десерт, Нарцисса.

На этом разговор был отложен до вечера. Я провел у Люциуса в кабинете добрых два часа, и за это время понял, что отец немного изменился. Он, конечно, не одарил нас с Грейнджер благословением, но больше молчал в раздумьях, чем угрожал. Мы закончили тем, что отцу надо было побыть немного на свободе, чтобы понять, как у разных семей обстоит дело с репутацией. И тогда, говорил он, можно будет подобрать хорошую чистокровную ведьму в жены.

— А жениться второй раз на одной и той же грязнокровке — просто смешно.

Но я уловил что-то в его глазах и интонации. Люциус так внимательно вглядывался в меня, что мог бы увидеть то, что я хотел ему показать. Он ни разу не сказал «ты — Малфой», только раз назвал Гермиону грязнокровкой и больше никак ее не оскорблял.

— Господи, ты жив! — воскликнула Грейнджер, когда мы увиделись.

Я сказал, что мама после моего разговора с отцом встретила меня точно так же.

— Ты, кстати, тоже пока жива, — отметил я.

Гермиона с некоторым опасением отнеслась к этому «пока», но я посчитал, что вправе пообещать ей еще долгие годы жизни. Когда мы шли вдоль новых магических построек, она продолжала хмуриться — до самого Министерства. У меня был выходной, а ее обед заканчивался.

— Знаешь, что я хочу сказать, Грейнджер?

Мы остановились у камина, через который можно было попасть в атриум. Гермиона взволнованно подняла на меня глаза и вздохнула, как будто зная, что услышит. Но моего «подожди, все будет хорошо» больше не последовало.

— Ты самая большая брешь в моей броне, — заявил я, и Грейнджер начала меняться в лице. — Но я от этого только чувствую себя живее.

— Долго ты это придумывал? — спросила она с легким сарказмом в голосе.

— Само вчера ночью в голову пришло.

Гермиона рассмеялась и уткнулась лбом в мое плечо.

Жаль, что нельзя было принести этот смех в хрустальной вазочке отцу как веский довод в пользу «повторного брака с грязнокровкой». Неважно было, в конце концов, насколько Грейнджер правильная и как хорошо каждый из нас притворялся непробиваемым. Гермиона была со мной рядом, и мне хотелось надеяться, что именно это служило причиной ее участившихся контрударов на дружеские подколы.

Еще она с легкостью осаживала конкурентов на работе, и я иногда даже жалел, что ушел из Министерства и не мог наблюдать это постоянно.

Себастьян замечал, что Гермиона становится все большей занудой. Я отшучивался, что и сам меняюсь в том же направлении. Ники была по-прежнему очарована новой подругой, а однажды посмела признаться, что и Уизли ей нравится.

Чета Поттер предпочитала что-то между благосклонным ко мне отношением и игнорированием нашего с Грейнджер возможного общего будущего. Героя магического мира Гермиона держала в крепкой узде и затыкала либо меня, либо его, когда атмосфера общих посиделок накалялась. Его женушку контролировать было невозможно. Поначалу я еле успевал отражать нападки Джиневры (Поттер в это время противно улыбался), а потом мы договорились о квиддичном матче и с той поры всю злобу от конфликтов выражали в атаках. Даже составам команд уже не уделялось особого внимания: однажды вся моя состояла из семейки Уизли.

Отец продолжал пребывать в раздумьях. А когда я затащил-таки Гермиону в мэнор на ужин, Люциус спрятал улыбку за бокалом вина, слушая амбициозные планы Грейнджер касательно карьеры, выраженные уверенным потоком слов. По крайней мере, ее непосредственный начальник уже собирался на пенсию, и министр магии как-то намекнул…

Грейнджер сказала, что тоже любит меня, после нашей первой ночи. Я все смеялся над Гермионой: стало ясно, как добиться от нее любых признаний. Она злилась, обижалась, а потом как-то так все провернула, что в другую ночь и утром после я тоже готов был признаться в чем угодно и даже клялся, но половину из этого делал в бессознательном состоянии. Пришел черед Гермионы подкалывать меня при первом удобном случае.

— Если ее не сбросят с поста заместителя начальника отдела, ты можешь покрутить роман, — говорил отец. — А там посмотрим.

Но все это сильно затянулось, и еще через полгода никто, похоже, не был против того, что я заказал почистить фамильное кольцо еще разок.

Грейнджер сказала «да», мама ограничилась лаконичным «что ж, как пожелаешь», а отец опять порекомендовал моей старой-новой жене укреплять влияние в Министерстве, иначе наш брак потеряет для него всякий смысл.

Все шло своим чередом. И, похоже, жизнь налаживалась.