Долгий путь домой (джен)

Приемка товара на четвертом складе имела все шансы затянуться до утра. День сегодня выдался напряженный, Марина так ни разу и не смогла выкроить время для короткого перекуса, а от мерцания старого лампового монитора, который шеф обещал поменять еще пять лет назад, с обеда болели и глаза, и голова. Да и накладных, как назло, было в два раза больше обычного. Леночка с понедельника ушла отпуск, а Валентина Ивановна заранее отпросилась на свадьбу племянника, так что Марине пришлось отдуваться за троих.

Было уже девять вечера, когда они с завскладом Миленой Андреевной, дамой строгой и весьма привередливой, вышли, наконец, на улицу. Давно стемнело. База освещалась единственным тусклым прожектором около главного входа, но на улице все равно было светло — за день навалило много снега, который теперь искрился в лунном свете. После того, как почти три недели термометр показывал температуру не выше минус двадцати, сегодняшний легкий морозец почти не ощущался, так что Маринин старенький и прохудившийся в рукавах пуховик был сейчас почти уместен. Ему, правда, давно пора было отправиться на заслуженный отдых и уступить место чему-то посолиднее, более подходящему статусу взрослой женщины, да денег вечно не хватало.

— Все, если завтра опять столько машин приедет, пойду к шефу просить в помощь кого-то из бухгалтерии, пока девчонок нет, не могу так больше, устала как собака, — Марина зевнула.

— А я тебе сразу сказала, надо к Михалычу идти было и просить, чтобы Светка Логвинова осталась или Ритка. Невозможно так работать! Вдвоем недельный объем выполняем, — Милена Андреевна, деятельная дама лет пятидесяти, навесила на металлическую дверь склада большущий амбарный замок.

— Кстати, Михалыч премию обещал за сегодня! — Марина улыбнулась. Деньги в ее маленькой семье были совсем не лишние. — Новый год через неделю, а я еще Златке подарок не купила. Не знаю, что ей понравится, такой трудный возраст.

— Премия это хорошо, — одобрительно закивала кладовщица. — А Златке-то твоей сколько, напомни, десять или одиннадцать?

— Двенадцать! — Марина почти обиделась. Ну как можно не помнить таких вещей! Ведь каждый день разговаривают, новости рассказывают друг другу. Сама Марина про всех все помнила. И про трех внуков Милены Андреевны, и про сыновей, и про обеих невесток — истеричную Дашу и ленивую Олю!

— Покупай что-нибудь из одежды. Они же сейчас такие модницы все! Только и глядишь, как бы кого не охмурили, — вот в любой ситуации Милена Андреевна, мама двух взрослых дядек и бабушка трех маленьких мальчиков, все разговоры умудрялась сводить к проискам коварных женщин. Неважно, что «женщины», может быть, еще школу не закончили!

— Милена Андреевна! Ну какое охмурение, что вы говорите! Она у меня домашняя девочка, на уме только книжки и спорт, — Марина задумалась на секунду. — Я вообще думаю купить ей доску эту, сноуборд.

— Ой, Маринка, ты что? Зачем это надо, переломает все ноги себе!

— Да нет, она вообще неплохо катается. Только своего нет, — женщины направились по полупустой улице к остановке, тут фонарей совсем не было, но дорога была привычна и не страшила. — Ну а что делать? Она же современный ребенок, сейчас без этого никак. Дорого, конечно. Но, может, Дима подкинет...

— Как он, кстати, не объявился после того случая?

Марина с мужем были уже два года как в разводе. «Тот случай» представлял собой поездку в деревню к родителям второй Диминой жены Леры, откуда Златка приехала вся в следах от укусов каких-то то ли слепней, то ли деревенских комаров и с температурой под сорок. Марина ни в чем не упрекнула Димку, хотя на работе громко негодовала и жаловалась на непутевого бывшего. Просто так там было принято, и никто бы не поверил, если бы она честно сказала, что не держит на него зла. Ни за Златину простуду, ни за свой развод.

Так уж вышло, что поженились они совсем юными, едва-едва закончив школу, учась на первом курсе университета. Может, это была детская симпатия, которая так и не переросла в любовь, а может, просто желание объявить миру о свой самостоятельности, но, как бы то ни было, развод принес обоим облегчение. Год они почти не общались, а потом случайно встретились в поликлинике, разговорились и решили остаться друзьями. К огромной радости Златы. Только если у других бывших супругов «остаться друзьями» означает лишь холодный кивок друг другу при встрече, у Марины и Димы получилась настоящая, искренняя, хоть немного и странноватая на взгляд постороннего человека, дружба — с совместными выездами «бывшей» и «нынешней» семей на природу, походами в парк и кафе. Дима и Лера, как не раз говорила себе Марина, будут первыми, кого она познакомит с новым ухажером. Правда, его пока нет, но он же непременно появится! Конечно, тридцать два это уже не двадцать, но все же Марина надежды не теряла.

Ну, а Милене Андреевне крайне интересно было услышать подробности личной жизни коллеги. Марина приготовилась к рассказу о сложностях жизни современных разведенок, как вдруг до слуха обеих донеслось грозное рычание откуда-то сзади. Женщины в страхе остановились посреди улицы. Тут было темно, единственный фонарь разбили еще в ноябре. Людей поблизости не наблюдалось. Марина медленно обернулась и от неожиданности вскрикнула. На них, скалясь, оголяя зубы и рыча, грозно шел огромный серый пес. Он был весь взъерошен, шерсть его была грязна и покрыта какими-то засохшими пятнами, оба уха продраны, а в глазах горела ярость, делающая его похожим не на собаку, а на оборотня из фильмов ужасов.

Маринин вскрик потонул в визге кладовщицы. Слева, со стороны мусорного бака, одиноко стоящего посреди пустой улицы, надвигался еще одна большая собака черной масти. Она была почти метр в холке, больше похожа на какого-нибудь мастифа, чем на дворнягу. Тупая морда скалилась, с зубов капала слюна.

Откуда-то показались еще несколько бродячих собак. Женщины оказались окружены стаей в десяток огромных рычащих ощетинившихся псин, словно ухмыляющихся беззащитности женщин.

Маринино сердце почти остановилось от ужаса. Она судорожно огляделась вокруг, ища камень или палку. Но, как назло, дорога была засыпана снегом, под которым, на асфальте, наверняка был слой льда. Пальцы Милены Андреевны мертвой хваткой вцепились в запястье Марины. «Как бы у нее с сердцем не случилось что-то нехорошее», — пронеслось в голове у девушки. «Надо успокоиться, собаки чувствуют страх, надо успокоиться». Но справиться с собой не выходило. В этот момент серая собака сзади кинулась на Марину, и она почувствовала собачьи зубы на своей голени. Прокусить плотные утепленные штаны псина не смогла, но у Марины все равно вся жизнь в одночасье пронеслась перед глазами. И тогда она закричала — как учили с детства:

— Пожар! Горим! Спасите! На помощь! — в тот же миг черный пес бросился на кладовщицу, а серый снова метнулся к Марине.

Девушка попыталась закрыть лицо и шею руками. Зубы псины были так близко, что она ощутила зловонное дыхание, словно это и не собака вовсе, а какое-то другое, гораздо более страшное животное, которому место в кино или книгах, а никак не тут, в ста метрах от остановки. Марина как в тумане видела, что Милена Андреевна упала под тяжестью черного страшилища, и удивилась тому, как сама еще не валяется на земле, хотя ее противник явно метил в шею.

Потом все произошло слишком быстро. Девушка не поняла, откуда он взялся — высоченный, огромный, нереально быстрый, весь какой-то резкий, как действиями, так и обликом. Человек появился бесшумно, движения его были четкими и точными. Одной рукой он за шкирку оттащил черного пса от кладовщицы, а второй — серого за ухо от Марины.

— А ну пр-рекратить безобразие! — негромким, но властным и четким голосом, в котором угадывалась едва сдерживаемая ярость, прошипел незнакомец. Собаки, покорно скуля, опустив хвосты, попятились прочь от женщин. — Кто тут главный? — глаза мужчины метали молнии, Марина почти физически ощутила облако гнева, окутывающее человека.

Черный пес виновато опустил морду. Незнакомец подошел к нему, взял страшную морду в ладони, нагнулся, присев на одно колено, и пристально заглянул в глаза. Секунд десять он смотрел на него в упор, а потом пес жалобно заскулил, вырвался, но не убежал, а, дрожа всем телом, уткнулся мордой в ботинки мужчины. Тот усмехнулся горделиво и довольно, как житель диких джунглей, обративший хищников в бегство.

— Я вижу, вижу, прощения просишь, — спокойно произнес незнакомец, перестав улыбаться. — Я тебе говорю: больше не безобразничать, и ребятам твоим сообщи, еще раз увижу — пожалеете. Бегите.

Собаки одновременно вскочили и унеслись прочь.

Марина и Милена Андреевна, оцепенев, смотрели на своего спасителя. А тот, как ни в чем не бывало, весьма галантно обернулся и отвесил в их сторону шутливый полукивок-полупоклон.

— Позвольте вам помочь, — произнес он и протянул руку сначала пожилой женщине, а потом Марине.

— К-как…? — только и смогла выдавить Марина. Как произошло это чудо? Как они вас послушались? Как вы с ними разговаривали? Как вы тут появились? Вопросов было много, но у нее получилось только два слова. — Как это?

А Милена Андреевна от испуга вообще потеряла дар речи. Мужчина улыбнулся обеим и словно бы никому.

— Вам на остановку? Давайте я вас провожу. Тут небезопасно по ночам, — его голос враз утратил жесткие нотки и стал мягким и заботливым. Он подставил им обе руки и непринужденно зашагал по улице, примеряясь к шагам пожилой женщины. — Вы из гостей идете?

— Не-ет, — промямлила Марина. — Мы с работы. Вон с того склада.

— Вы очень беспечны, — нахмурился он, — одни, без сопровождения в такое время!

— А вы бы с нашим начальником поговорили как с собачками, чтобы не заставлял по ночам работать, — вдруг ни с того ни с сего выдала Милена Андреевна и глупо хихикнула. Марина отчего-то покраснела за нее, но и порадовалась, что коллега в порядке, а не лишилась с перепуга рассудка.

А мужчина от души расхохотался.

— Собачки вообще-то смирные, а меня слушаются, потому что я их подкармливаю. Вашего начальника, боюсь, так, как собачек отругать не получится, ему же не перепадает от меня вкусных косточек каждое утро!

Милена Андреевна, а за ней и Марина, дружно засмеялись. «Нет, ее-то ты, может, и проведешь, а я вижу — прикорм тут ни при чем. Ты понимал их мысли, а они понимали тебя», — пронеслось у Марины в голове.

Завскладом почувствовала себя смелее:

— Скажите, пожалуйста, а как вы тут оказались? Вы тут работаете или живете?

Мужчина снова улыбнулся. Они как раз повернули из переулка на освещенную улицу, и Марина смогла рассмотреть его в свете фонарей. Он был светловолосым и стройным, но не худощавым, а скорее мощным и поджарым. На возраст — что-то неопределенное, между тридцатью и сорока, плюс-минус пара лет. Но, в первую очередь, приковывало к себе необычное лицо, обрамленное золотыми волосами по плечи. Ясные глаза как будто светились своим собственным светом, и это было невероятно притягательно. Марина даже одернула себя, заметив, что уж слишком засмотрелась на незнакомца — возле него ее обдавало то жаром, то холодом, и было безумно приятно идти вот так рядом. Хотя вместе с тем в человеке угадывался чужак. «Наверное, он не моего круга», — подумала Марина, — «слишком аристократичен, слишком властен. В такого не влюбишься запросто. Таким нужно любоваться, как будто он голливудская звезда, если позволит, конечно».

А мужчина между тем отвечал на вопрос Милены Андреевны:

— А я тут и работаю, и живу. Во-он там за углом, видите здание детской областной больницы? Я заведующий первым хирургическим отделением, Мартынов Валентин Сергеевич, можно просто Валентин. А живу через квартал отсюда, на Высокой. Как раз с работы возвращался, как вас услышал.

Светловолосый улыбнулся. Никакой мистики, правда?

— А давайте я такси вызову! Вам куда ехать?

Женщины назвали адреса. Валентин достал телефон, обычный, кнопочный, отметила про себя Марина, и стал набирать номер такси.

На улице холодало. Марина, вспотевшая было во время нападения, начала подмерзать.

Такси приехало быстро. Валентин помог им устроиться на заднем сидении, заранее расплатился с водителем, скоро попрощался и помахал рукой.

— Повезло нам этого доктора встретить, — сказала Милена Андреевна, как только машина тронулась. — Думать боюсь, что бы произошло, если б не он. Завтра сына попрошу электрошокер купить, говорят, собаки его боятся, буду теперь всегда с собой носить.

— Угу, — промямлила Марина. Говорить не хотелось. Навалилась усталость. Она почти заснула, пока машина плавно катилась по заснеженным улицам. Внезапно сердце ощутило укол, и тотчас же в груди поселилось какое-то смутное предчувствие, предвидение чего-то опасного и нехорошего. Марина открыла глаза. Сна как не бывало. Почему-то, чем ближе они подъезжали к дому, девятиэтажной панельке на другом конце города, тем чаще билось сердце. Нарастало нетерпение, и она совсем очнулась ото сна, ожидая, когда же, наконец, дорога закончится. Марина попыталась разобраться в своих мыслях и понять, из-за чего она так нервничает. Случай с собаками? Разговор с доктором? Вдруг молнией в мыслях возник образ. Злата! Что-то случилось с дочкой. Это «что-то» и почувствовало сердце и теперь мучительно болело, побуждая скорее спешить домой.

«Она большая самостоятельная девочка», — уговаривала себя Марина, — «и не первый раз мама задерживается на работе, что может случиться?» Но домашнего телефона у них не было, а Златин сотовый не отвечал, видимо разрядился и бесполезным кирпичом валялся у нее сумке.

Когда машина, наконец, подъехала ко входу во двор, Марина почувствовала было облегчение, но почти сразу поняла, что напрасно. Возле их подъезда стояла карета скорой помощи. Несколько медиков суетились возле кого-то, лежащего на носилках. Вокруг собралась толпа, в которой смутно угадывались знакомые лица соседей. Марина вскрикнула и прижала руки в лицу, заметив две светлые косички, ярко выделяющиеся на фоне зеленоватой обивки носилок. Она бы выскочила из машины на ходу, если бы Милена Андреевна ее не удержала.

Такси затормозило возле подъезда. Словно в тумане, Марина в мановение ока оказалась снаружи и подбежала к носилкам. На носилках лежала ее дочь, ее Златка. Вся правая сторона лица покрыта кровью и какой-то грязью, пуховик справа выпачкан, нога неестественно согнута. Марина смотрела в ужасе, все еще прижимая руки к губам, чтобы не закричать. «Она не может умереть, она не может умереть...» — нарастала в душе паника, душили слезы. Чьи-то руки встряхнули за плечи. Она подняла глаза. Чужие голоса накинулись на нее со всех сторон, одновременно:

— Это вы — мать? Мамаша, успокойтесь, возьмите себя в руки!

— Да, ДТП, предварительно ничего сказать не могу. Возможно, травмирован позвоночник.

— Теть Марин, Злата под машину попала, мы домой возвращались от Федоровой Ирки...

— Мариш, не плачь, все хорошо будет, подлатают, сейчас, знаешь, медицина какая!

— У вас есть какие-то документы? Страховка, паспорт?

— Я Диману набрал, он уже едет, минут через пятнадцать будет.

— Нет-нет, теплые вещи не надо, потом привезете. Садитесь же в машину. Да, в детскую областную едем.

Марина следом за врачами забралась в кузов неотложки. Она взяла руку дочери и не отпускала ее, стоя возле каталки на коленях, шепча что-то нежное на ушко. Злата была без сознания.

Приемный покой, подписи под какими-то бумагами, капельница, суета медиков вокруг дочки — все это она не могла вспомнить потом, когда все закончилось. Сплошной бесконечный кошмар, вот чем ей представились последние два часа.

Марина и так никогда не отличалась умением держать себя в руках, а тут она совсем потеряла самообладание. С трудом до нее дошло, что Злата попала под машину, пролетела десяток метров, что поломано бедро и, возможно, сильно поврежден позвоночник, наверняка есть черепно-мозговая травма, и это все очень-очень страшно. Злату увезли в операционную, и Марина сидела под дверями и всхлипывала, едва сдерживая рыдания. Ее никто не прогонял, хотя Диме сразу сказали ждать снаружи.

Ей показалось, что прошло уже несколько часов, хотя на самом деле не более пятнадцати минут, когда из операционной быстрым шагом вышла молодая женщина, ровесница Марины, по всей видимости, операционная медсестра. Она отмахнулась от всех вопросов и размашисто поспешила через коридор к посту.

— Лена, звони Мартынову! — не доходя метров пяти, громогласно, на все отделение, крикнула она. — Скажи, его случай.

— Вероника Викторовна, так Валентин Сергеевич двое суток на ногах был, только час назад домой ушел, он же спит наверняка!

— Буди, без него не справимся...

«Мартынов» — это определено что-то знакомое, что-то, что имеет к ней отношение. Но кто это, Марина помнить не хотела. Та часть ее воспоминаний, которая не была связана с дочкой, сейчас пребывала в дремоте, словно накрытая паутиной. Дежурная медсестра набрала телефонный номер. Трубку, по всей видимости, сняли сразу, медсестра начала что-то тихо объяснять и отвечать на вопросы.

— Вероника Викторовна, он будет через десять минут.

— Хорошо, Лен. Я в операционную, мы его ждем.

Марина, наконец, отважилась задать вопрос:

— Как она?

Медсестра посмотрела на Марину в упор и ответила резко, видимо, в своей обычной манере.

— Случай тяжелый. Но если за дело возьмется Мартынов, шансы есть.

— Шансы на жизнь? — с мольбой и слезами на глазах, с дрожью в голосе спросила Марина.

Вероника Викторовна покровительственно улыбнулась.

— Ну, и на жизнь, и на здоровье. Доктор очень хороший. Обычно мы не обнадеживаем заранее, но Валентин Сергеевич — наш талисман и волшебник.

Марина вернулась на свое место под дверями операционной и стала ждать. Через десять минут и правда в отделение легкой и быстрой походкой вошел ее вечерний спаситель. Неужели он двое суток не спал? Сейчас врач был в зеленом медицинском костюме, волосы собраны и спрятаны под шапочку — уже готов к операции. Заплаканную Марину он заметил, удивленно поднял бровь, коротко спросил:

— Дочь? — она кивнула. Валентин зашел в операционную.

Потянулось время ожидания. Марина не знала, куда себя деть. Прошел час, потом второй. Чтобы что-то сделать, она вышла в общий коридор к Диме. Он тоже не находил себе места и тотчас же накинулся на нее с вопросами. Но ничего нового она ему рассказать не смогла.

— Знаешь, радует то, что хирург, по всей видимости, большой профессионал, — попытался успокоить Марину бывший супруг. — Опытный, завотделением. А еще... — он, почему-то замолчал и смутился, — мне тут сторож рассказал, что Мартынов не как все оперирует, — Дима опустил глаза и покраснел, — он еще и как будто колдует, шепчет во время операции над ранами.

Марина испуганно подняла на него глаза. Вспомнился случай с собаками. Но рассказывать про это она не стала. Что же это за доктор такой?

Мимо прошаркала пожилая санитарка в пуховом платке поверх медицинского халата:

— Ребят, вы поспите, поспите. Все хорошо будет, — тихонько посоветовала она.

Но, конечно, ночью никто не спал. Оставив Диму в коридоре, Марина вернулась на свой пост под дверями операционной. Она сидела на полу, молясь про себя Богу, обещая ходить в церковь каждое воскресенье и поститься по всем постам. Время тянулось очень медленно. Прошло уже десять часов с начала операции, когда, наконец, двери операционной открылись, и Злату вывезли на каталке. Марина кинулась к дочке. Та была еще под действием наркоза, бледная, но вполне живая. Каталку перевезли в палату, и реаниматолог с огромной осторожностью переложил Злату на кровать.

— Через минут тридцать она начнет просыпаться. Дайте ей попить, если что, медсестру зовите.

— Доктор, как прошла операция? — с дрожью в голосе спросила Марина.

— Хорошо прошла. Да спросите лучше у Валентина Сергеевича, вон он идет.

Давнишний знакомый и правда стоял в дверях палаты. Он выглядел гораздо хуже, чем вечером. Лицо стало бледным до синевы, глаза глубоко запали, но тот самый свет, который удивил Марину накануне, из глаз не пропал, а, напротив, сиял еще ярче. Женщина быстро подошла к нему и повторила свой вопрос. Он тепло, очень по-доброму улыбнулся ей.

— Все будет хорошо, — голос был каким-то хриплым, севшим. — Операция прошла успешно, через месяц Злата в школу вернется, только вот Новый год, боюсь, в больнице встретить придется.

От его слов, от взгляда, тревога покидала измученное сердце матери. Она тоже, наконец, счастливо улыбнулась.

А потом почувствовала, что доктор почти без сил, только что не падает от усталости, вспомнила, что не спал трое суток, и удивилась, как он еще стоит на ногах. Куда подевался тот грозный воин, которого она встретила вчера на улице? Перед ней был измученный, вымотанный до основания человек. Впрочем, человек или волшебник?

Валентин подошел к Злате, пощупал пульс.

— Минут через тридцать очнется, — с готовностью повторил реаниматолог.

— Очень хорошо... Проводи меня, пожалуйста, домой, — почти шепотом сказал Валентин и с явным облегчением оперся на руку коллеги, почти повиснув на ней.

Марина смотрела вслед удаляющимся мужчинам, которые всю ночь спасали ее ребенка, и плакала от счастья. Потом она достала сотовый и набрала Димин номер.

Когда девочка проснулась, папа и мама оба были рядом с ней и держали за обе руки.

— Солнышко, как же ты нас всех напугала... — прошептала Марина, смахнув слезинку. — Я тебя очень люблю, золотце мое, не делай так больше.

— Мамочка, прости, я тоже тебя люблю. И папу тоже. Дайте водички...

Дима поддержал Злату за плечи, а Марина поднесла к губам стакан с водой. Девочка была слаба и еще не до конца отошла от наркоза, но поговорить ей очень хотелось.

— Мамочка, у доктора были такие яркие глаза! Я видела их все время, пока спала. Он разговаривал с моей спинкой и с ножками и просил их не болеть.

Дима снисходительно улыбнулся и погладил дочку по головке. Конечно, наркоз еще не прошел, вот и чудится непонятно что. А у Марины заныло под ложечкой и часто-часто забилось сердце. Вскоре Злата заснула, улыбаясь светлой и спокойной улыбкой чему-то своему. Она спала долго, до обеда, а Марина и Дима сидели рядом с ней и берегли ее сон. Пару раз забегала дежурная медсестра и приносила градусник. Температура была стабильной, и это был отличный знак. В обед приехала Лера и привезла Златкиного любимого игрушечного зайца, с которым она, впрочем, не спала уже пару лет, и термос с домашним бульончиком. Дочка окончательно проснулась и с удовольствием ела бульон и болтала. Ближе к восьми вечера Злата зевнула и сообщила, что будет спать.

Марина попыталась было отправить Диму домой, но он объявил, что никуда не уйдет, пока не будет окончательно уверен, что с дочкой все хорошо, а через двадцать минут отрубился в неудобной позе, стоя на коленях, положив голову на край Златиной кровати.

Последние четыре часа Марине мучительно хотелось курить. Напряжение наконец покинуло ее, и вероломное тело решило вспомнить, что раньше сигареты всегда приносили ей облегчение. Сначала она пыталась бороться с навязчивой мыслью, но потом решила, что проще выкурить одну сигаретку, чем так страдать, и, не особо терзаясь угрызениями совести, залезла Диме в карман в поисках неизменной пачки Winston-а.

Где в детской больнице находится курилка, Марина не имела представления. К тому же она смутно помнила, что сейчас, вроде как, совсем запретили сигареты на территории различного рода учреждений, тем более больниц, и тем более детских. Она тихонько выскользнула из отделения и стала искать укромное местечко. Время, отведенное на посещения, уже вышло, и больница опустела. Дневной персонал разошелся по домам, остались только дежурные врачи и медсестры, но и те, и другие, конечно же, не болтались по коридорам, а сидели в уютных ординаторских и сестринских. Марина на цыпочках спустилась по неосвещенной лестнице на первый этаж. Вниз, в подвал, вел еще один лестничный пролет. Марина огляделась по сторонам и шмыгнула туда. Это оказался цокольный этаж. Впереди был широкий коридор, в который выходило множество дверей, вдоль стен стояли кушетки. Мгновенно нахлынул страх: а что, если это морг? С детства она до жути боялась оказаться в подобном месте. Опасаясь увидеть страшную надпись на дверях, Марина все же сделала пару шагов вперед. «Цитологическая лаборатория» — прочитала она. От сердца отлегло. Марина зачем-то подергала дверь и, убедившись, что та заперта, прошла вперед до конца коридора, наконец обнаружив то, что искала — коридор поворачивал направо и заканчивался распахнутой дверцей, ведущий в тупичок. Здесь стоял потрепанный стул и видавший виды столик, на котором примостилась консервная банка с бычками. Под потолком было открытое настежь окошко.

— А вот и курилка, — обрадовалась Марина. Неторопливо она достала пачку сигарет, нашарила в кармане зажигалку, как вдруг рука остановилась на полпути. Вниз кто-то спускался. Марина замерла на месте преступления, соображая, какой штраф положен за курение в детской больнице. Осторожно, стараясь действовать бесшумно, она отошла в самый темный угол. В стекле дверцы, отделяющей ее укрытие, отражался в свете ламп общий коридор.

Она чуть не выронила из рук пачку сигарет, когда разглядела в неверном отражении стекла Валентина. Он быстрой походкой пересек коридор, и Марина испугалась, что доктор застукает ее. Но он резко развернулся на каблуках и пошел обратно. Было заметно, что мужчина сильно нервничает. Он ходил туда и обратно по коридору, иногда останавливаясь и нетерпеливо запуская обе руки в свои длинные волосы, сжимая голову и зажмуриваясь.

Внезапно Валентин остановился, замерев на несколько секунд, медленно повернулся в сторону выхода. По лестнице спускался кто-то еще. В Марине боролись любопытство и страх. Она чуть развернулась, чтобы лучше видеть происходящее. Вошедший был высок, примерно того же роста, что и Валентин, так же грациозен и строен, но, пожалуй, даже изящней и тоньше ее знакомого, если это вообще было возможно. Длинные черные волосы, свободно ниспадавшие на плечи, были убраны назад. Лицо пришельца рассмотреть было сложно, но Марина была уверена, что, заглянув ему в глаза, она бы увидела уже знакомый ясный свет.

Валентин тем временем напряженно замер, жадно, неотрывно рассматривая темноволосого. Тот ждал. Наконец доктор (доктор ли?) первым нарушил молчание. Голос его был хриплым, словно севшим.

— Кто ты? Почему ты преследуешь меня, и чего от меня хочешь? Мне кажется, что я должен тебя знать, но я тебя не помню, — Марина отчетливо почувствовала панику и страх Валентина.

Темноволосый ответил не сразу, как бы обдумывая ответ.

— Так ты меня не узнаешь.., — наконец проговорил он. — Я и не предполагал что может быть — так, — он помолчал. — Я — Финдекано, и я пришел сюда не ради тебя, потому что любить тебя ни у кого не может быть причин.

— Так зачем же ты пришел, и что тебе от меня надо? — почти шепотом спросил Валентин.

— Я пришел ради твоего брата. Но ты — один из семи, и как бы я не относился к некоторым из вас, вы едины. Великие назвали ваши судьбы сплетенными, и если я хочу блага для Майтимо, то должен нести благо и для тебя... Тьелкормо!

При звуке этого имени врач вскинул на говорившего глаза, а потом его качнуло как от удара. В попытке сохранить равновесие, он отступил одной ногой назад, но это ему не удалось, и, словно в невыносимой муке, схватившись руками за голову, он, как подкошенный, рухнул на колени перед Финдекано. Тот отступил на шаг назад и в изумлении смотрел на распластавшегося... Тьелкормо? Какое странное имя.

— Ты вспомнил?! Тьелко, получилось? — наверное, Финдекано хотел крикнуть, но получился восторженный шепот. Тьелкормо не отвечал. Он раскачивался из стороны в сторону, продолжая держаться за голову руками. Так продолжалось с минуту. «Не повредился ли он разумом?» — подумала Марина. А Финдекано терпеливо ждал.

— Я помню, — наконец нарушил тишину Тьелко. Голос его звучал глухо и болезненно. Как после операции, когда он так устал, что не мог держаться на ногах, подумалось Марине. — Я помню тебя, Финдекано Нолофинвион. И помню братьев. И смерть, и Мандос тоже помню. Зачем ты тут?

Финдекано глубоко вздохнул и выдохнул. Потом шагнул в сторону, устроившись на кушетке. Марина перестала видеть его лицо. Валентин (про себя Марина продолжала называть его так) наконец поднял голову и, не вставая с пола, прислонился к стене, упершись в нее спиной и вытянув ноги.

— Тьелко, прошло много лет ожидания. Много эпох. И я просил перед судом Валар позволения для твоего брата вновь жить среди эльдар. Я не получил ни отказа, ни обещания. Мне было сказано, что вы едины и получить что-то для одного, а не для всех нельзя. Так вы получили испытание и шанс на искупление. Прожить человеческую жизнь тут и исправить что-то в себе, исцелить свою фэа самостоятельно, будучи лишенными памяти и получив возможность построить себя заново. Я должен найти вас всех. И если все до одного вы справитесь со своей задачей, вы получите право вернуться. Тебя я нашел первым...

Финдекано замолк. Тьелкормо не торопился с ответом, он сидел, уставившись куда-то в стену напротив себя. Спустя минут десять, он, наконец, заговорил.

— Дети Диора. Элуред и Элурин, — шепот его был едва слышен. — Это то, из-за чего я не мог покинуть Мандос. Пусть я убил их и не своими руками... Ответственность все равно на мне. Я не мог простить себе это. Как не могу простить и сейчас. Ты меня ненавидел за Лосгар, но не это жгло мою душу. Берен меня ненавидел за мою страсть к Лючиэнь, а я любил ее, как любим мы единственный раз в жизни. И хоть больше не суждено мне обрести счастье, но и это …не стало тем, что не дало мне покинуть чертоги, — он уронил голову на руки.

— Ты — лекарь?

Тьелкормо поднял глаза.

— Я детский хирург. Ну да, лекарь, — он улыбнулся, и его лицо посветлело. — А я все не мог понять, почему меня сюда тянет и почему я не могу и дня прожить без моей больницы. Они... такие беззащитные. Я никогда не был целителем, но какие-то способности, как у любого эльда, у меня есть. Вот и стараюсь. Это искупление, Финдекано?

— Я не могу ответить на твой вопрос, точный ответ знает лишь Единый. Но если ты хочешь знать мое мнение — да, это оно, — голос Финдекано потеплел, и Марина почувствовала в нем улыбку. — Наверное, ты готов предстать перед судом и получить прощение.

Тьелкормо опять надолго замолк, обдумывая ответ.

— У меня сейчас в отделении трое в тяжелом состоянии, среди них новорожденная девочка, всего три недели... Финьо, не могу я их оставить. Давай, мы попозже поговорим о суде Валар и прощении? Тебе же надо найти братьев? А я никуда не денусь, я тут, в хирургии всегда, — он виновато улыбнулся и поднялся с пола.

Финдекано тоже встал. После секундного замешательства порывисто подошел к Тьелко и крепко обнял его. И тот ответил на объятие. Потом они чуть отстранились, продолжая держать руки на плечах друг у друга. В глазах Финдекано плясали веселые и хитрые огоньки.

— Не так давно мы праздновали свадьбу дочери сына Элурина, — сказал он с улыбкой. — Элуред тоже там был.

— Так они не погибли тогда?! — воскликнул Тьелко в сильном волнении.

— Нет, дорогой родич, не погибли. Они были сильно напуганы, а Майтимо в доспехах, залитых кровью, со своим жутким обрубком, — Марине почудилась горечь в голосе, — напугал их еще больше, чем твои люди. Но они спаслись и вышли к своим.

Тьелкормо улыбнулся широко и радостно.

— Найди братьев, — проговорил он звонким голосом. — Я очень по ним соскучился!

Марина просидела в своем укрытии еще минут сорок после того, как оба мужчины поднялись вверх по лестнице. Курить ей совершенно расхотелось. Она все вспоминала подслушанный разговор и ломала голову над тем, что это было. В конце концов она прокралась в свою палату. Злата и Дима спали почти в тех же позах, в каких она их оставила. Марина прилегла рядом с дочкой и практически сразу заснула.

Утром она убедила себя, что ночной разговор ей приснился.