Кошки здесь и кошки там (джен)

Вчера я хорошо постарался. Оказывается, если писать все, что в голову придет, то можно без проблем набрать шесть страниц. И не нужно марать поля тетрадки. Но сегодня повторять вчерашний подвиг не хотелось. Это потому, что этот день почти один в один походил на прошлый. Неужели я до конца года буду раз за разом писать одно и тоже? Проснулся, позавтракал, пошел на уроки, пообедал, помаялся фигней, поужинал, сделал домашнюю.

Правда, сегодня я проснулся сам, а с Гарри встретился уже в коридоре. Мы быстро сбежали вниз по сонным неподвижным лестницам. Из-за поворота доносился стук, я навострил уши. Спорить готов, что это бедолага-эльф прибивал на стену очередное распоряжение Амбридж. Они расползались по всей школе, как злобная плотоядная плесень из комиксов. Вот и подобрались вплотную к нашей башне.

— Пошли посмотрим, что еще придумала Жаба.

Мы осторожно заглянули за поворот, на случай, если Филч околачивался рядом. Ничего плохого мы делать не собирались, но лишний раз с завхозом лучше не пересекаться. Нервный он в последнее время.

Серый тщедушный домовой эльф покачивался на хлипкой стремянке и пытался приладить лист пергамента, заключенный в толстую деревянную рамку. Несмотря на его старания, рамка все равно висела криво.

Я встал на задние лапы, чтобы получше разглядеть мелкий загогулистый текст. Амбридж любила лепить финтишлюшки на все без разбора, и шрифт выбрала такой, где побольше красивостей.

— Опять правило опущенного хвоста! — Я наконец продрался через написанное.

— Ты читай внимательнее, теперь с каждого, кто задерет хвост, будут снимать по сто баллов.

— Что? — Я так и сел. — На нее что, ночью опрокинули котел бредозелья?

— Лучше бы ее в нем утопили, — мрачно буркнул Гарри.

— Сто баллов... Это даже для Амбридж перебор.

— Простите, пожалуйста, уважаемые волшебники, — тихо пискнул эльф, исхитрившись повернуть к нам свою лопоухую мордочку и одновременно удерживать рамку с пергаментом. — Если вы позволите, я вам все объясню.

— Да, конечно... — Гарри всегда смущался, когда разговаривал с домовиками. Сейчас он торопливо добавил в конце «спасибо», и эльф от неожиданности едва не выронил молоток, который держал под мышкой.

— Для любого домашнего эльфа нет большего счастья, чем услужить великому Гарри Поттеру, — затараторил он.

— Все нормально, — торопливо вставил Гарри, и в его голосе прорезалось отчаянное мяукание, как у кота, которого пытаются пихнуть в воду. — Расскажи нам про новое распоряжение Амбридж.

— Сегодня ночью кто-то нарисовал на двери спальни госпожи директрисы кошку с поднятым хвостом. Это был вид сзади, и неизвестный четко обозначил точку под хвостом кошки. Обвел ее несколько раз. Госпожа директриса очень разозлилась.

Мы переглянулись и фыркнули. Я представил, как вопила Амбрижаба, увидев это художество, и фыркнул еще раз. Наверняка Гарри подумал о том же, у него заблестели глаза от смеха. Но когда ты кот, особо не посмеешся, так, пофыркаешь, попфыкаешь (я не могу точно описать этот звук, но что-то вроде неразборчивого «пфр»), и все. Настроение у меня сразу улучшилось. Теперь, главное, не показать свою радость и держать хвост опущенным.

— Интересно, кто это сделал? — спросил я. — Фреда с Джорджем из школы турнули еще осенью.

Мы пошли дальше, теперь в коридорах было больше народу, и приходилось ковылять на двух лапах.

— Неважно, — сказал Гарри, вид у него был задумчивый. — Но с рисунком они хорошо придумали. Правда?

Амбридж всех задолбала своим правилом опущенного хвоста. Твердила о нем чуть ли не перед каждым обедом-завтраком-ужином. И на стенах предупреждение «Не поднимать хвоста!» попадалось чуть ли не на каждом шагу. Пергаменты в тяжелых рамках чередовались с опустевшими картинами. Портреты считали стены школы своей территорией и не хотели делить ее с канцелярщиной. Но Амбридж, как всегда, проигнорила недовольство, и тогда все, кто мог, улизнули со своих картин и отправились к друзьям, которые висели в более отдаленных частях школы. Теперь по пути в Большой зал даже словом перекинуться было не с кем.

— Ага, жаль, что у нас в школе нет отряда сопротивления Амбридж. Отличный символ пропадает зря.

— Отряда сопротивления?

— Ну, вроде ее школьного патруля наоборот.

— Анти-школьный патруль.

— Лучше Анти-Амбридж.

— Нет, слишком длинно. Вот Анти-ДА! — воскрикнул Гарри, и пояснил уже тише: —

Анти-Долорес Амбридж.

Я притормозил и огляделся по сторонам. Впереди нас шла и болтала между собой компания кошек. Вроде далеко, но с кошачьим слухом надо быть осторожнее. Впрочем, нам повезло, это были рейвенкловки, а они всегда погружены в свои дела и снисходят до чужих разговоров, только если там звучат выражения вроде «аберрации аппроксимации». Стоит ли удивляться, что на их факультете полно сиамских.

— Мы что, правда только что придумали тайное общество? — прошептал я.

— Ну да.

Я растерялся: выходил из своей спальни обычным студентом, но не успел дойти до Большого зала, как уже стал заговорщиком.

— По-моему, создавать всякие тайные общества нужно по-другому. Более... ну... торжественно, что ли.

— А смысл? — Гарри дернул лапой и покачнулся. Стоя на двух лапах, не следовало делать лишних движений. — Мы все равно ничего не сделаем.

Я вспомнил, чем обычно занимаются тайные общества: колдуют, приносят жертвы, вызывают демонов всяких разных... Прикинул возможности своих лап и понял, что котам в тайных обществах делать нечего. Можно попросить эльфов нарисовать магические круги и пентаграммы, для Гарри они все сделают, но жалко. Ведь бедняги потом башку себе разобьют об плиту из-за чувства вины.

— Достало ничего не делать, — неожиданно для себя сказал я.

На самом деле я настоящий спец по ничегонеделанью, но даже оно может надоесть.

Гарри задумчиво кивнул в ответ.

Амбридж разорялась долго и громко, видимо, ее сильно пробрало от вида кошкиной задницы на своей двери. Я уже начал думать, что сегодня мы останемся без завтрака, но нет, тарелки с кашей все-таки появились на столах. А потом почти сразу исчезли, я едва успел пару раз макнуть язык. Денек обещал быть голодным и безрадостным. Директриса решила всеми силами не давать нам повода лишний раз задирать хвосты.

На уроках было скучно, отличился только Ноздря, профессор ЗОТС. На самом деле его зовут Фимбернаус Имберфрог, и в школе он появился через неделю после того, как Амбрижаба стала директором. В первый раз мы увидели его за обедом, и еще тогда он показался мне странноватым. Низкорослый, тщедушный, даже меньше Флитвика, новый проф терялся в тени сидящего рядом Хагрида.

Когда Амбридж его представила, он встал на свой стул (а вы не забывайте, что это было еще до проклятой ночи «К»), гордо выставил подбородок и застыл как памятник, давая нам на себя полюбоваться.

Его голова была слишком большой для его тела и чуть вытянутой, глаза выглядели, как икринки магического кальмара — черные и блестящие, их едва можно было заметить под густыми бровями. Волосы он завязывал в тонкий хвостик. Но детали я рассмотрел потом, а после первой встречи единственное, что мне запомнилось — нос. Крупный, тяжелый, с большими темными ноздрями, которые постоянно подергивались.

— Ну и носище, — протянул Дин. — Смотри, как шевелится, он нас что, засосать хочет? Не ноздри, а черные дыры.

— Профессор Ноздря, — тихо прошептал ему я, и Дин хмыкнул.

— Точно, тот еще придурок.

— Нельзя судить людей по внешности, — наставительно заметила Гермиона. Еще до превращения слух у нее был, как у кошки. Но в тот раз прав оказался я.

Имберфрог преподавал еще хуже, чем Амбридж с ее притворно-любезным: «А теперь, дети, откроем учебники и законспектируем новую главу, к следующему уроку вы должны будете выучить ее наизусть». Я как вспомню слащавую улыбочку, с которой она произносила эти слова, так меня сразу и передергивает.

У Ноздри была одна проблема — его дедушку задавила улитка. На всякий случай напомню, что профессор был невелик, дедушка, видно, еще меньше, ну а среди улиток тоже бывают свои великаны. Не знаю, насколько мучительной и ужасной была гибель дедушки, но Имберфрога она испугала не на шутку, и он решил посвятить свою жизнь борьбе с мировым злом. В смысле, с улитками. Нам хватило одного урока, чтобы понять, новый проф — тронутый на всю голову.

— Он сюда пришел не учить нас, а вербовать себе армию преданных сторонников, — метко прокомментировал Гарри, когда после урока мы вышли в коридор. И Гермиона уже не стала возражать, что нельзя судить о человеке по первому впечатлению. Имберфрог устроил нам зажигательную вводную лекцию «Почему улитки заслуживают тотального уничтожения», после которой проняло даже ее.

Сегодня он прицепился к Невиллу:

— Так-так, мистер Лонгоботтом, скажите нам, чем отличается слизь обычной магической янтарной улитки от слизи янтарной улитки супермаксима?

Невилл растерялся и тупо таращился на него широко раскрытыми глазами. Передняя лапа Ноздри начала нетерпеливо стучать по парте. Учителям разрешалось и сидеть на партах, и ходить по ним, не то что нам. Имберфрог вовсю этим пользовался и расселся прямо у Невилла под носом. Тогда тот съежился, и над краем стола остались торчать только уши.

— Мистер Логоботтом, я не вижу в вас достаточной готовности и решимости бороться с улитками до победного конца. Может, вы не верите в то, что между нами и улитками идет война не на жизнь, а на смерть? Или, хуже того, считаете, что мы должны проявить к врагу милосердие, отдать им наши поля, сады, леса и дома?!

Профессор перешил на львиный рык, и уши Невилла исчезли под партой.

— Слышать больше не могу про этих чертовых улиток, — прошипел мне Гарри.

Я тоже, но куда деваться. Урок только начался, а Имберфрог уже разогнался, как взбесившийся бланджер, и понес про улиточное коварство. И хуже всего, что звонок его не остановит. Как пить дать, Ноздря продержит нас всю перемену. Ну да, теперь он кот, тускло-серого цвета, с облезлым хвостом (про хвост я вычитал у Лаванды в путеводителе, при нас профессор старательно прячет его под мантию), но его ноздри обладали настоящей магнетической силой. На кошачьей морде они уже не казались бездонными и зловещими, но если бы вы хоть раз увидели их во всей красе, то не стали удивляться тому, что облик сменился, а кличка осталась.

Я упал мордой на парту и постарался отключить слух, так, чтобы воинственное рычание Ноздри превратилось в обычный раздражающий шум. Ради справедливости нужно сказать, что профессор всегда толкал свои речи с пылом и энтузязмом. Нет, это слово точно пишется по-другому. Энтузиязм... Интузиазм... Эй, перо, ты что, обиделось на меня? Я ненарошно... нарочно... А-а-а... НЕ-НА-РО-ЧНО! Я всего пару раз по тебе лапой потоптал. Больше не буду. Ну, перо, мир?

Да все равно никто проверять не будет, а если будут... Ладно,оставим пробел, потом гляну в словаре.

В общем, его речь всегда была полна энту__зма. Если заменить слово «улитки» на «Упсы», министерство с радостью взяло бы его, агитировать народ на борьбу с Сами-Знаете-Кем. А если, наоборот, вместо «улиток» поставить «маглы» или «полукровки», то на темной стороне его бы тоже приняли с распростертыми объятьями.

Когда неожиданно отворилась дверь, я лениво пересчитывал раковины улиток на стенах и размышлял, сколько из этих трофеев Имберфрог добыл сам, а сколько из них скончались от старости.

— Госпожа директор... — голос Ноздри, только что рокочущий и рычащий, мигом присмирел.

Амбридж медленно вошла в кабинет, за ней следовали три домовых эльфа. Упершись передними лапами в край парты, я вытянул морду. Один домовой эльф шустро забежал вперед, положил под ноги директрисы дощечку, а потом поднял ее в воздух. Теперь видеть Жабу мог каждый. Наверно, нужно сказать, что она одна в школе носила розовую мантию, обычно подколотую брошкой со сверкающими камешками. Не пойму, зачем она старалась, ведь для нас что розовый, что бурый в крапинку — все одно.

— Что ж... — Дощечка зависла в двух футах над партами, и директриса свысока окинула нас холодным взглядом. — Вы все слышали о возмутительном инциденте, произошедшем сегодня ночью. Мы немедленно приняли все меры, чтобы отследить злоумышленника. Я лично использовала переносной вычислитель магический следов, который привел нас в этот кабинет. — Взгляд Амбридж медленно перемещался по классу, с одной растерянной кошачьей морды на другую. — Сейчас у преступника есть последняя возможность добровольно признаться. Это будет учитываться при выборе наказания.

Она говорила приторным и слащавым тоном. Я сразу вспомнил про варенье, накапанное в блюдце, чтобы ловить мух. Дальше последовала долгая пауза, но никто не спешил себя выдавать. Правильно, я бы на месте неизвестного художника тоже упирался до последнего. Хотя бы чисто из вредности, вдруг у эльфов кончится магия, и Амбридж рухнет на пол вместе со своей дощечкой.

— Итак... Непристойность картины уже говорит о низком уровне культуры, но то, что нарушитель продолжает упорствовать в своей наглости и думать, что сумеет избежать наказания, является неоспоримым доказательством скудости его ума. Такие студенты нашей школе не нужны. Принесите гадательную чашу, — последние слова она адресовала домовым эльфам.

Они бросились исполнять ее приказ с двойным рвением, будто раньше служили у Сами-Знаете-Кого и знали, что если хозяин начинает бешено сверкать глазами, жди круцио.

Рейвенкловцы с другого конца класса вытягивали шеи, чтобы все разглядеть. Я же сидел рядом с дверью, считай, чуть ли не на лучшем месте. Эльфы втащили в класс тяжелую каменную чашу и с грохотом поставили ее посередине прохода. Чаша не раскололась, но по ушам этот звук дал так, что в голове загудело.

Амбридж самодовольно задрала морду и сказала:

— Сейчас мы вычислим нарушителя при помощи древнего ритуала правды. Дух покойника, заключенный в чашу, укажет прямо на него.

Класс затаил дыхание. Честно, не вру, тишина была полной, почти гробовой.

Из чаши медленно начал подниматься зеленый дым, в нем проступали очертания долговязой костлявой фигуры в лохмотьях. Призрак был образцово-показательным: тощий, зеленоватый, и как труп зловещий. Фигура медленно повернулась, меня затрясло от холода, а шерсть стала дыбом. Будто кто-то долго елозил по ней щеткой, добывая электричество. Лицо призрака закрывали спутанные волосы. Он медленно поднял руку и длинный палец указал на Имберфрога.

Все разом выдохнули, а дух растаял в воздухе.

— Я... я... я... — взволнованно забормотал профессор, и его хвост вылез из-под мантии. Он и правда был облезлым. Путеводитель Лаванды, как всегда, не врал. — Я ни при чем.

— Потрудитесь объясниться, — потребовала Амбридж, притворяясь, что не удивленна. Но ей бы и первокурсник не поверил. Лохматый хвост директрисы метался из стороны в сторону, как стрелка чарометра рядом с магическим артефактом.

— Объясниться?! С какой это стати! Я уважаемый маг, ученый, исследователь, и я... я в жизни не брал в руки кисть.

«А в лапы?» — хотел спросить я, но, конечно, промолчал.

— Но тогда почему призрак указал на вас?

— Откуда мне знать, ведь это вы его вызывали, а не я.

— Вы хотите сказать, что я неправильно провела ритуал?! — взвизгнула Амбрижаба и резко умолкла.

Весь разговор они смотрели только друг на друга, будто кроме них в комнате никого не было. А потом вдруг вспомнили, что здесь сидят пятнадцать студентов и жадно ловят каждое их слово.

— Думаю, нам лучше продолжить беседу в вашем кабинете, профессор Имберфрог.

Доска с Амбридж резко повернулась и поплыла к двери. Имберфрог спрыгнул с парты и неуклюже поковылял за ней. Директрисе пришлось ждать перед дверью, ее усы дергались, а кончик хвоста чертил в воздухе непонятные знаки. Вряд ли сама Амбридж могла бы сказать что они означают.

— Пока я не вернусь, повторяйте методы и способы выслеживания улиток в дикой природе.

Вот черт, Ноздря про нас не забыл.

— К следующему уроку каждый принесет мне по три, нет, по пять улиток.

— Вы опять забиваете студентам головы улитками, — напустилась на него Амбридж. Приятно наблюдать, когда справедливость торжествует прямо на твоих глазах. — Я же говорила вам строго придерживаться учебника, в министерской программе нет никаких улиток.

Когда Имберфрог начал преподавать, Амбрижаба быстро пресекла его лекции про улиток и вернула его на путь школьной программы, но после превращения директриса ослабила бдительность, и он тут же взялся за старое. Я, как мог, вытянул шею. Проштрафившегося профессора не разглядел, но голос у него звучал жалко.

— Да... да... конечно, тогда почитайте... э-э-э... следующую главу учебника.

— Законспектируете и выучите наизусть, — прошипела директриса, позабыв про свой вечный образ любящей тетушки.

Даже при желании выполнить ее задание было трудно, потому что учебник был только у Гермионы. А зачем, спрашивается, заставлять эльфов таскать лишнюю тяжесть, если на уроках мы его даже не открываем. Рейвенкловцы, конечно, учебники взяли, но не спешили браться за конспект. Им тоже не терпелось почесать языки. Нет, кто бы ни был неизвестный художник, он точно крут.

Над доской висел портрет Имберфрога, который держал в руках раковину улитки. Случайно я посмотрел в ту сторону и замер с полуоткрытм ртом. Изображение на картине изменилось, вместо карлика на ней сидел облезлый кот без мантии. Как и положено коту, он надменно смотрел куда-то вдаль, поставив переднюю лапу на раковину улитки. Если бы художник прибавил его хвосту пышности, то профессор выглядел бы герой героем, но нет. Интересно, сколько времени пройдет, прежде чем Ноздря заметит подмену и поднимет крик? Мне кажется, он дорожит этим портретом, а даже если нет... Крик все равно будет, гарантирую. Какому профу понравится, что студенты увидят его с облезлым хвостом? Я фыркнул и толкнул Гарри лапой.

Последний урок — история магии, и я, вместо того, чтобы спать, пишу дневник. Задали сегодня много, и вечером у меня не будет на него времени. История у нас всегда с Хаффлпаффом, и обычно Бинса слушает только Гермиона, остальные все спят. Одни, как Гарри, вполглаза, свернувшись в клубок на парте, а раскрытая книга, стоящая перед ними, служит прикрытием, другие — прямо на лавке. Профессор к этому уже привык и не жалуется, однако сегодня, заметив, что я пишу, а не сплю, он заметно повеселел и улыбнулся мне с благодарностью. Бинс облик не менял, и было приятно иногда посмотреть на человеческое лицо, когда вокруг одни кошачьи морды. Но веселее его лекции не стали. Урок скоро закончится, а чернила еще остались, но ничего страшного, вечером быстренько нарисую чего-нибудь и сяду за домашнюю.

* * *

Рисовать я передумал, нужно записать кое-что важное. Наконец-то наметилось интересное дело, но начну по-порядку. День сегодня был солнечный, и после уроков мы с Гарри улизнули на озеро, подальше от бдительных взглядов преподавателей. На берегу растет старый высокий дуб, на само дерево мы залезать не стали, черта с два куда заберешься в этих тесных неудобных мантиях. Но нижняя ветка отломилась и лежала на земле, мы уселись там и некоторое время молчали. Солнце грело, вода в озере радостно блестела, дул теплый ветерок. За пару солнечных дней снег окончательно растаял, земля подсохла, и теперь кое-где пробивалась зеленая (а для моих глаз бледно-желтая) трава. Мы молчали, я думал о том, что пропадает еще один отличный день для квиддича. И Гарри думал о том же, это было ясно по унылому выражению, которое появлялось на его морде, когда он смотрел на небо.

Я уже говорил, что мне в кошачьей шкуре не так уж плохо, но есть вещи, для которых нужно быть человеком — например, в очередной раз увести у слизеринцев из-под носа кубок школы.

— Мы должны что-то сделать, — вдруг заявил Гарри. Я растерянно моргнул, от солнечного тепла меня разморило, и все мои мысли были о том, как бы получше вытянуться на ветке и немного подремать.

— Ты о чем?

— Обо всем. — Он мотнул головой в сторону школы. — Кошки, хвосты, Амбридж, Имберфрог с его улитками — все достало. Должен быть способ вернуть все назад. Отменить кошачье проклятие.

— Ну... — Я подергал лапой кусочек коры, но он отломился слишком быстро. — Ни лекари, ни авроры не нашли никаких магических следов, а если они не смогли узнать, что это за проклятие и как его снять, то мы точно не сможем.

Гарри сник и по моему примеру принялся отколупывать кору с ветки.

— Можно попробовать поискать свидетелей. Кто-то же должен был заметить что-нибудь подозрительное. Проклятия не берутся из ниоткуда.

— Но авроры не дураки, ты же помнишь, как они целый месяц шныряли по школе, допрашивая всех подряд. И Хогсмид вверх дном перевернули, мне братцы рассказывали. Ничего.

— Даже Волдеморт не может наложить заклятие на целую школу, а потом исчезнуть без следа.

— Думаешь, это все-таки Сам-Знаешь-Кто нам подгадил? Хотел превратить нас в трупы, но прочитал заклинание неверно, и в результате получил целую школу котов? — Я заинтересовался. По мне, лучше уж выслеживать таинственного колдуна, чем дохнуть от скуки в промежутках между тупыми тестами.

За два месяца мои сокурсники успели по несколько раз обсудить все возможные версии, от самых бредовых (мы все страдаем из-за порочной любви Филча к Миссис Норисс) до вменяемых (во всем виноваты Упсы). В воскрешение Сами-Знаете-Кого даже теперь мало кто верил. Ночь «К» их не убедила. Ведь правда, с чего вдруг ужасному темному магу превращать врагов в котов? Вот если бы Темным Лордом была Амбридж, тогда другое дело. Все стены ее кабинета увешены тарелочками с котятами — если это не одержимость, то я не рыжий.

Ветер сменился и потянуло холодом, но не от воды, а со стороны Запретного леса. Корявые сгорбленные деревья почти вплотную подползали к берегу озера. В своих линзах я не видел настолько хорошо, но готов поспорить — на них еще не было ни листочка. Более того, голые ветви каким-то удивительным образом умудрялись отваживать солнечные лучи, и под деревьями лежала плотная, как ватное одеяло, тень. Хорошие прибежище для сугробов, но снег в запретном лесу никогда не падал. Так мне говорили.

По позвоночнику пробежала дрожь, я быстро отогнал страх, не утащит же меня с собой этот ветер. Все-таки Запретный лес — неприятное место, туда не всякий аврор сунется в одиночку. В голове завертелась одна идейка, и уже хотела исчезнуть, но в последний момент я сумел ее ухватить.

— А ведь правда...

— Что? — Гарри обернул хвост вокруг лап, не заметив прицепившийся лист.

— Авроры не осматривали Запретный лес.

Он задумался, и я тоже: вдруг у нас коллективная амнезия, потому что авроры не могли не обшарить там каждый куст. Запретный лес — идеальное место для всякой темной ворожбы. Нет, тогда бы вся школа об этом говорила, у нас здесь ничего не скроешь.

— Ничего не понимаю. — Я только улегся на ветке, как сфинкс, и подобрал под себя лапы, но от волнения снова вскочил и сел.

— Странно... — протянул Гарри.

— Еще как, может, они решили, что нет смысла опрашивать зверей.

— Но там живут не только звери, еще кентавры и ...

— Гиганские пауки, — вспомнил я и вздрогнул всем телом.

— Ну так давай проверим, — голос Гарри звучал взволнованно, а глаза блестели.

— Пауков? Нет, это без меня.

— Пауков трогать не будет, там и без них есть с кем поговорить. Может, зря

время потеряем, но что толку сидеть и ждать, пока проклятие само рассосется.

— Ты прав. Вот только пойдем сначала расспросим Хагрида. Он знает лес как свои пять пальцев, и если авроры туда ходили, они точно брали его с собой.

— Хорошая идея! — Гарри наконец заметил лист на хвосте и попробовал его отцепить.

— Тогда пошли.

— Не успеем, мы обещали Гермионе быть в библиотеке к четырем, помнишь?

— Ну да... трансфигурация.

— А еще зелья и чары. Давай лучше завтра сразу после обеда.

— Гермионе расскажем? — спросил я. Вряд ли она проникнется нашей идей, у нее сейчас на уме одни СОВы, вот и Гарри подумал о том же.

— Пока не надо, вдруг мы ничего не узнаем.

Мы спрыгнули с ветки и поплелись обратно в школу, стараясь держаться поближе к кустам. Рукава мантии, сковывали движения, и я шел в перевалку. Пахло влажной землей, прелой листвой, свежей травой и грызунами. Захотелось есть, и чтобы отвлечься, я спросил у Гарри:

— Вот что ты сделаешь первым делом, когда снова станешь человеком?

— Не знаю, наверно сяду на метлу и буду летать часов пять без передышки. А ты?

— Тоже полетаю и еще приглашу на свидание Лаванду.

— Она тебе нравится?

— Ага, хорошая девчонка.

Гарри ничего не ответил. Его молчание скорее выражало несогласие, чем согласие. Мол, не хочу тебя обидеть, но... Тогда я спросил:

— А ты как считаешь?

— Она классная, но...

— Да ладно, договаривай.

— Ты не думаешь, что она слишком много болтает?

— Зато с ней весело.

Мы старательно избегали тропинки, идти по ней было удобнее, но она хорошо просматривалась из окон, пришлось бы вставать на задние лапы. Так что лучше извилистыми путями. Подушечками лап я чувствовал, как земля нагрелась за день, лужи подсохли и грязи не было.

— Если она тебе нравится, то значит, она хорошая, — примирительно сказал Гарри.

— Очень нравится, я бы и на выпускной ее пригласил, если б мог. А ты бы с кем пошел?

Мы добрались до школьного двора и снова встали на задние лапы.

— С Гермионой, наверно, — хвост Гарри снова нацеплял листвы и веточек, пришлось остановился и ждать, пока друг его вычистит. Я нетерпеливо топтался рядом, двор накрывала тень от замка, здесь было прохладно. А мне не хотелось расставаться с теплом от солнышка.

— Да ладно, мы же не на первом курсе. Зачем эта благотворительность, она может сама найти себе пару. Вроде, тот вислоухий рейвенкловец с шестого курса на нее запал.

Гарри буркнул что-то себе под нос и сосредоточился на хвосте. Пусть сколько угодно говорит, что Лаванда ему не нравится, но уверен, на самом деле он мне