Белый, красный, черный (гет)

Примечание автора: БКЧ начинает свой последний большой вираж.

Вы крепко держитесь?

Поехали…

Audiomachine — When It All Falls Down (беспрерывно) — https://youtu.be/8uB-e9qzUjE

…надежда, в конце концов, возвращается ко мне — горячая, навязчивая. Из-за истории о «Носителе Света» и «Носителе Тени»…

…Особенные Камни Чудес: Серьги Зенита, Кольцо Надира. В которых живут квами Звезд, гораздо более могущественные, чем Нууру и Дуусу, которые являются лишь простыми «Армиллярами». Объединившись эти Звезды могли осуществить невозможное…

Если бы я Звезды были в моей власти… Могли бы они вернуть мою Эмили?

— Хозяин, вы не понимаете! Получить два Камня Чудес Звезд — лишь начало. Чтобы исполнить ваше желание, понадобится заплатить равнозначную цену!

— Нууру, я принял решение. Мой сын прекрасно справляется без меня, но ему нужна мать. У меня только одно желание: вернуть ей потерянную память. И если, чтобы вернуть ее, я должен забыть, что ж…

…да будет так.

— Ледибаг! Маринетт!

Вцепившись в край крыши Лувра, я с тревогой обвожу взглядом двор Наполеона, пирамиду с разбитым стеклом и раскаленным добела металлом, вихри дыма и пламени, которые вырываются из подземного вестибюля, понемногу заполняют весь центр площади.

И на полпути к ней сферу света.

Сияющую ослепительную сферу, которая плывет там, где всего несколько секунд назад находилась Маринетт. Она то расширяется, то сжимается, словно пульсируя в ритме гигантского супермощного сердца: каждый удар сотрясает Лувр, каждая пульсация отдается у меня до самых внутренностей. В ушах до сих пор звенит после ее крика.

«Тикки, Плагг, трансформируйте меня!»

Объединить Камни Чудес Ледибаг и Черного Кота. Почему я не подумал об этом раньше? А ведь это было целью моего отца, причиной, по которой он стал Бражником! Чтобы призвать безграничную силу и выполнить желание! Но взамен на что?

…И теперь она идет на этот риск! Имеет ли она хотя бы представление, чего ей это может стоить?

«Что бы ни случилось… Пожалуйста, не забывай меня».

Я с трудом сглатываю, в горле пересохло. Я помню, моя Леди. Я помню всегда. Но ты, прошу тебя, будь осторожна!

Умоляю тебя!

Черный дым, который вырывается из подвального этажа под Пирамидой, не перестает сгущаться, испещренный красными вспышками и пламенем. Он тянется к небу многочисленными бесплотными, туманными и угрожающими щупальцами, будто готовые наброситься гигантские змеи. Затем они собираются перед обугленным зданием и сжимаются, пока не появляется знакомая фигура.

Изгнанник. Даже на таком расстоянии я различаю две белые искры, которые у него вместо радужек, расплавленные золотые прожилки, которые пробегают по его черному как гранит телу. Когда он начинает говорить, его голос дрожит от с трудом сдерживаемой кипящей ярости:

— Как? Как ты смеешь!

Белая сфера молча пульсирует с регулярными интервалами. Изгнанник клокочет всё больше.

— Я оставил вам шанс. Я дал вам возможность отказаться от Камней Чудес с достоинством и уважением к вашим квами. Так как ты смеешь сопротивляться мне! Хранитель дает и Хранитель забирает — таковы правила вот уже пятьсот лет! Сдавайся, Носительница!

Его крик снова остается без ответа. Дым будто потрескивает, словно выбившийся из сил. Изгнанник поднимает кулак в направлении сферы.

— Довольно!

Вылетает огненная стрела — гудящая, ослепительная. С ужасающим треском разбитого стекла она ударяет в сферу, придавив ее к южному крылу. Шар света исчезает в беспорядочном дожде камней и черепицы, когда фасад и нависающая крыша обрушиваются от удара, точно карточный домик.

— Ледибаг!

Я, покачнувшись, встаю и бегу по крышам, чтобы добраться до точки попадания. Я проклинаю свою медлительность, пыль уже оседает и показывается южное крыло Лувра — дымящееся, буквально вскрытое. Пламя пожирает открывшиеся краски и полотна. Крыша вот-вот обвалится еще больше.

Но белой сферы больше не видно. Никакого движения под обломками. Ничего.

— ЛЕДИБАГ!

Я приближаюсь к краю пострадавшей крыши. Черепица и куски остова обваливаются под моим весом, и я вынужден отступить. Я с ужасом осматриваю раздробленное по всем этажам здание, превращенное в груду камней, дерева и цемента, которую постепенно охватывает огонь. Больше ничего.

— ЛЕДИ…

Свист, удар. Взрыв. Ударной волной меня отбрасывает назад. Оглушенный, я качусь по крыше и едва успеваю собраться, чтобы не рухнуть в пустоту.

Новый удар. Потом другой, еще сильнее. Вцепившись в еще уцелевшую черепицу, с шумом в ушах, я чувствую, как здание дрожит от каждого удара, жар становится адским. Краем глаза я вижу, как новые стрелы летят прямо ко мне, ощущаю, как они врезаются в фасад, методично разрушают здание насквозь.

Быстро, слишком быстро держащая меня крыша прогибается, потом остов с жуткой протяжной вибрацией обрушивается. Черепица скатывается в пропасть, и я с ужасом чувствую, что тоже соскальзываю. Я пытаюсь удержаться на крыше, но каждое движение ускоряет падение. Я рефлекторно закрываю глаза и считаю секунды до следующей стрелы, после которой окончательно упаду.

Но ничего не происходит.

Еще оглушенный, я медленно открываю глаза. В моем направлении летит стела, я испуганно сжимаюсь. В нескольких метрах от меня она прямо на лету взрывается в снопе пламени. Несколько других постигает та же участь, словно их резко останавливает молочно-белая стена — едва видимая, если не считать любопытные руны, которые на секунду вспыхивают при каждом новом ударе.

Щит, как у Вайзза. Как у Изгнанника!

Дезориентированный, задыхающийся, я рискую посмотреть вниз. Я на краю по-прежнему зияющей дыры, окруженной обуглившимся паркетом и дымящимся остовом. На земле, двадцатью метрами ниже, на меня молча смотрит черная фигура с красными прожилками. Сердце подпрыгивает в груди — Изгнанник?!

Беспорядочными движениями я пытаюсь подняться обратно по крыше, но раскаленный и слишком хрупкий остов осыпается под моим весом. Горячие черепицы соскальзывают одна за другой по мере того, как я хватаюсь за них. Ноги болтаются в пустоте в поисках опоры. Безрезультатно.

Проклятье… Проклятье! Нет!

Тогда что-то — едва более плотное, чем дым — касается моей спины, и я вскрикиваю от ужаса. Я соскальзываю. Желудок выкручивает от страха…

…но свободное падение длится недолго — не больше полсекунды. Я уже ощущаю опору под ногами, ноги подкашиваются от головокружения, и я падаю навзничь на что-то, дико напоминающее одеяло или гамак. Распахнув глаза, я чувствую, как оно сжимается у меня на талии и спине — обволакивающее, успокаивающее. Я скорее планирую, чем падаю, к земле, а потом вуаль исчезает так же быстро, как появилась, и я приземляюсь на холмик еще теплых обломков. С невольной дрожью я с трудом поднимаю голову и прищуриваюсь, еще ослепленный огненными стрелами, которые продолжают взрываться в нескольких метрах отсюда, приглушенные и едва теплые, безобидные.

Я встречаю ярко-синий взгляд — знакомый — и недоверчиво застываю. Черная фигура по-прежнему здесь. Она молча разглядывает меня, но это не Изгнанник. И вдруг я понимаю. Я понимаю, почему наш враг принял такой облик, одновременно похожий, но будто поношенный, испорченный. Извращенный.

Мастер Фу уже видел своими глазами высшую форму Камней Чудес. Он использовал это воспоминание, чтобы символизировать поиск силы, но также чтобы кристаллизовать боль и гнев, которые он испытывал из-за своего бремени.

Она смотрит на меня, не говоря ни слова, без выражения. Не выше и не старше Маринетт, ее тело и волосы черные и странно гладкие, едва заметно блестящие, словно высеченные из отполированного и покрытого лаком эбенового дерева. По коже бегают сотни красных прожилок, которые словно пульсируют энергией и ритмом ее сердцебиения — медленно, спокойно.

Черное дерево и рубиновые инкрустации. Как Шкатулка!

Как и Изгнанник, она одета в простую тунику, но в ее случае невредимую и незапятнанную. Несколько длинных белых шарфов вытекают из ее спины, и по тому, как они лениво колыхаются в воздухе и по земле, словно живущие собственной жизнью, я понимаю, что это они замедлили мое падение.

На ее тонком лице, застывшем словно маска, странные щели под глазами ярко-синего цвета, настолько светящегося и насыщенного, что это приводит в замешательство. Хотя у них нет ни зрачков, ни радужки, я чувствую, что они задумчиво смотрят на меня.

— Моя… Леди?

Я еще оглушен взрывом и едва слышу собственный голос, далекий, хриплый и нерешительный. Поначалу видение не двигается. По щиту щелкает стрела, ослепительнее других, и вдруг две щели под синими глазами вздрагивают, будто готовясь раскрыться. Меня пробирает неприятная дрожь. Что они скрывают?

— Маринетт?

Вместо ответа одна из вуалей вытягивается и оборачивается вокруг моей талии: полупрозрачная и почти холодная. Замерев, я позволяю ей аккуратно поднять меня и поставить в добрых пятнадцати метрах позади — там, где паркет и стены Лувра еще почти невредимы. Вуаль заставляет меня развернуться и толкает к прилегающему коридору, погруженному в полумрак.

Раздается странный голос — не позади меня и даже не из вуали: он шепчет где-то во мне:

«Иди. Мы займемся остальным».

Голос… или скорее несколько голосов, которые шепчут в унисон. Знакомые голоса. Один из которых доминирует над остальными. Я, не задумываясь, бормочу:

— Т… Тикки?

Я поворачиваюсь к ней, терзаемый вопросами. Видение мягко моргает, и на короткое мгновение ее синие глаза без радужки будто блестят. Она протягивает ко мне руки ладонями вверх, и я чувствую себя обязанным сделать то же самое. Я вздрагиваю, обнаружив, что моя кожа изранена, одежда обгорела — я даже не замечал, насколько кипящей была черепица. Я, наконец, ощущаю ожоги и подавляю страдальческое шипение.

Вуаль касается меня, по-прежнему невероятно свежая, почти сверхъестественно нежная. Я вздрагиваю. По мне проходит любопытная энергия, близкая к энергии Чудесного Исцеления, и раны тут же закрываются, ощущение ожога исчезает. Снова подняв растерянный взгляд, я вижу, как застывшие губы видения изгибаются в легкой улыбке.

Стрела врезается в щит — судя по ослепляющей вспышке, массивнее других. Видение дергается. Вуаль отступает — так быстро, что раздается нервный хлопок, а потом она и остальные вдруг разворачиваются вокруг своей хозяйки. Их пять штук, и он колыхаются уже не лениво, но с почти осязаемым напряжением, будто кобра на изготовке.

Синие глаза закрываются, и тут же раздвигаются две щели, открывая изумрудно-зеленые глаза, тоже без зрачков и радужки. Она снова заговаривает, но смесь голосов, звучащих во мне, более резкая, почти ворчащая, с господствующим очень знакомым голосом:

«Беги, пацан. Будет хуже».

— Плагг!

Видение напрягает мышцы, а потом устремляется прочь. С колотящимся сердцем я бегу до ближайшего доступного окна. В разбитое окно я вижу, как молочно-белая сфера — сверкающая, но крошечная — мчится к Пирамиде. Изгнанник, укрывшийся в вихрях тумана, тут же контратакует, но ни одна стрела не останавливает сферу. Когда снаряды, наконец, прекращаются, шар света исчезает, и вновь появляется маленькая фигурка. Одна за другой вуали выпрямляются и растут, будто крылья, готовые к полету.

И тогда голоса восклицают — на этот раз реальные, поскольку раздаются по всему двору:

— МЫ ОТКАЗЫВАЕМСЯ!

Я слышу Тикки и ее ясный, пронзительный, громовой голос. Я слышу Плагга и его хриплый, шипящий от ярости тембр. Но особенно я, наконец, слышу ее — гордую, решительную, как никогда. Ее, как в первый день, когда, взгромоздившись на Эйфелеву башню, она бросала вызов Бражнику и клялась найти его, чего бы то ни стоило.

Моя Леди!

— Мы отказываемся признавать вас Хранителем! Мы отказываемся сдаваться! Вы не справились со своей задачей, вы больше недостойны распоряжаться Камнями Чудес!

— Стерва! Со мной Армилляры, они ВСЕ выбрали меня!

Изгнанник взрывается яростью. Парадоксальным образом, туман сосредотачивается на нем. Его угольная фигура исчезает, и вихри пламени и дыма постепенно уплотняются, пока не создают нечто… гигантское, даже больше Пирамиды, которую оно сжимает толстыми кольцами, как у рептилии, черными с золотыми прожилками. На его вершине, которая понемногу становится тоньше и вытягивается, точно поднимающая голову змея, начинают пламенеть два громадных глаза. Открывается глотка, обрамленная угольными клыками и лавой.

— Как ты смеешь использовать силу двух Звезд, чтобы сместить меня — меня! Я твой Хранитель, единственный блюститель Камней Чудес вот уже сто восемьдесят пять лет!

Я ошарашенно вцепляюсь в окно. Чудовище из огня и дыма не прекращает уплотняться перед моей напарницей. Она едва достигает размера его полыхающих глаз. Однако кричит еще громче:

— Тем более! Мы требуем, чтобы вы уступили свое место, как должны были сделать уже давно! Сдавайтесь, Изгнанник!

Она шепчет что-то, чего я не понимаю, и вдруг вновь появляется молочно-белый щит, раскидывается на всю Пирамиду.

— ПОПРОБУЙ ПОБЕДИТЬ МЕНЯ, НОСИТЕЛЬНИЦА! ТЕБЕ ЕЩЕ НАДО ЗАПЛАТИТЬ ЦЕНУ! — ревет Изгнанник.

Белый щит насильно поглощает его. Сквозь полупрозрачный свод я различаю, как он бросается вперед, изрыгая поток пламени, и как маленькая крылатая фигура устремляется ему навстречу.

Десятки вспышек. Замогильный вой. Земля дрожит, как никогда. Остов надо мной стонет под собственным весом, медленно пожираемый пожаром. Я неохотно покидаю окно и скрываюсь в коридор.

Я хорошо знаю эту часть Лувра, поскольку был здесь с классом и даже снимался здесь в рекламной фотосессии. Почти без колебаний я несусь по мраморным вестибюлям и выставочным залам. И пораженно понимаю, что не все они пусты.

— Что…

Я в ужасе застываю. Я знал, что Лувр с его подземными коридорами и фундаментами входил в число самых надежных общественных убежищ в случае акумы четвертого уровня. Я думал, он был полностью эвакуирован в течение ночи — задолго до того, как сюда отступил Изгнанник. Я ошибался.

В свете прожекторов и электроагрегатов вестибюль черен от людей. Полицейские и несколько военных офицеров, но в основном — школьники, семьи, туристы, вероятно, попавшие в западню с вечера.

Не поэтому ли Изгнанник окопался здесь? Чтобы выполнить свою угрозу, если мы не сдадимся?

Я встряхиваю головой — не время для подобных вопросов! С комом в горле я окликаю первого охранника, которого нахожу.

— Южное крыло в огне! Надо уходить — быстро!

Уже сильно бледный мужчина белеет еще больше. Люди вокруг нас начинают обеспокоенно вставать.

— Но куда? Щит Изгнанника по-прежнему активен! Невозможно ускользнуть!

Я тихо ругаюсь. Совсем забыл! Мы с Ледибаг без проблем проникли сквозь золотой щит Изгнанника, наверняка потому что были приглашены. Но сейчас?

Люди смотрят на меня с надеждой.

— Ледибаг и Черный Кот сейчас сражаются с Изгнанником возле Пирамиды, — бормочу я. — Они наверняка заставят его дезактивировать щит. Мы должны быть готовы воспользоваться возможностью, как только она представится!

Словно подчеркивая мои слова, земля снова дрожит, сильнее, чем когда-либо. Ужасающий грохот доносится из угла коридора — наверняка очередная стрела пробила стену.

— Надо добраться до Квадратного двора — там будет безопаснее, чем здесь!

Вся стена справа от меня идет трещинами, и несколько еще лежавших гражданских вскакивают на ноги. По толпе пробегает напряженная паника, и присутствующим полицейским и охранникам с трудом удается успокоить умы и организовать спокойную эвакуацию из зала.

Еще один приглушенный взрыв доносится с крыши. С нервами на пределе я обгоняю толпу и бегу по коридорам. Самые быстрые следуют за мной по пятам.

Надо добраться до Павильона Сюлли. Оттуда, повернувшись спиной к Пирамиде, мы сможем пересечь Квадратный двор на восток, потом пройти через Ворота Колоннады и выйти на улицу…

От нового взрыва с потолка осыпается пыль. Я едва успеваю увернуться от нескольких обломков гипса и дерева. Сопротивляюсь искушению броситься к первому попавшемуся окну слева, чтобы посмотреть на Пирамиду.

Она справится. Должна!

Павильон Сюлли открыт всем ветрам, наверняка после контратаки армии. Тяжело дыша, я проверяю, точно ли есть доступная дорога через Квадратный двор. Площадь по-прежнему завалена обломками предыдущего сражения с Изгнанником, но можно пробраться до Колоннады и ее выхода. Подняв глаза к бледнеющему небу, я замечаю, что золотой щит Изгнанника дрожит в ритме далеких взрывов. Я напряженно улыбаюсь.

Продолжай, моя Леди… Продолжай!

Гражданские бегут — многочисленнее, чем я думал, — их движение кое-как регулируют полицейские и охранники, направляя их к Колоннаде, выходящей на улицу. Толпа, наконец, начинает редеть, когда мое внимание привлекает знакомое лицо. Мужчина удивленно окликает меня:

— Адриан? Адриан Агрест?

Я улыбаюсь, узнав отца Альи, но мой энтузиазм быстро пропадает при виде плотной импровизированной повязки, которая закрывает ему один глаз.

— Месье Сезер! Вы ранены?!

Он отмахивается:

— Похоже, наследство моих подвигов в качестве Анимена. Я прочесывал развалины с бригадой с собаками в поисках раненых, когда акума оставила меня. Я едва выбрался. Но ничего серьезного по сравнению с тем, что могло бы быть.

Он с обеспокоенным видом берет меня за плечи:

— Ты один? У тебя есть новости об Алье?

— Я не был среди акуманизированных, месье. Мне жаль…

Он хмуро кивает и хлопает меня по плечу, на лбу проступают морщины. Павильон вдруг начинает дрожать на фундаменте. Еще нетронутые окна взрываются, створки тяжелых дверей распахиваются, будто бы ничего не весят. Горячий порыв ветра бросает нас плашмя на землю, мы закрываем головы руками, когда на нас сыпется дождь из гипсовой пыли. Ошеломленный, я изгибаюсь, чтобы бросить взгляд на запад.

Двор Наполеона окружен пламенем. Пирамида по-прежнему в плену молочно-белого купола. Но она опасно качается, а потом с потусторонним гулом оседает. И в конце концов исчезает, словно ее утянуло на нижний этаж.

Моя Леди!

Белый щит держится — знак, что она в порядке. Но я всё равно цепенею от ужаса. Отец Альи без церемоний поднимает меня.

— Довольно валяться, мой мальчик. Пошли!

Он тащит меня за последними гражданскими к Западным воротам и Квадратному двору, напротив Пирамиды. Но я останавливаюсь, застыв как статуя. Он встревоженно оборачивается ко мне.

— Адриан! Двигайся, малыш!

Я сжимаю кулаки. Я бессилен, я уже чуть глупо не умер на крыше. Мне остается лишь довериться Ледибаг и найти убежище. И именно об этом она меня просила.

Но…

«Мы дуэт, Черный Кот! КОМАНДА!»

…О, да чтоб это всё!

Я следую за отцом Альи, но только чтобы схватить карманный фонарик с его ремня.

— Мне еще надо кое-что сделать. Идите, я найду вас снаружи!

И не дожидаясь ответа, я срываюсь с места и возвращаюсь обратно. Отису Сезеру не удается поймать меня. В следующих залах благодаря полумраку я без труда избегаю последних полицейских и охранников, которые проверяют, чтобы не остался ни один раненый.

Наконец, оставшись один, я осматриваю двор Наполеона, испещренный трещинами и обломками. Щит по-прежнему здесь, нависает над зияющей дырой, которая осталась от Пирамиды. В трансформации мне было бы легко прыгнуть в эту бездну и, приземлившись на ноги, принять участие в сражении. Но гражданским… Я не смогу добраться до нее таким путем, даже если бы щит чудесным образом пропустил меня!

Я подхожу к одному из планов, вывешенных на стене, и лихорадочно изучаю его при свете фонаря. Пирамида находилась над главным входом в Лувр. Подземные переходы, прорытые под двором Наполеона, соединяют его с остальным музеем. Я всегда могу попробовать пойти одним из них в надежде, что они не перекрыты обвалом…

Замогильный вой заставляет меня вздрогнуть — Изгнанник. Белый щит снаружи уплотняется, однако у меня плохое предчувствие.

Я бросаю на план последний взгляд, устремляюсь к одной из лестниц и погружаюсь в темноту.

День -?

Конец дня. Спокойная комната. Чашка дымящегося бодрящего чая.

— Есть кое-что, о чем вы никогда не говорили мне, Мастер.

Знакомый голос. Легкий акцент…

— Что ты хочешь знать?

— Что произойдет, если кто-то получит кольцо Черного Кота и серьги Ледибаг?

— Тогда Носитель смог бы использовать их одновременно и с помощью специального заклинания получил бы высшую силу! Ту, что изменяет реальность.

— Существует высшая сила… которая «меняет реальность»? В чем она состоит, Мастер?

— Что ж, говоря простым языком, она позволяет Носителю исполнить желание.

— Вау, это потрясающе! Но почему не воспользоваться этим? Можно было бы совершить великие дела. Например, положить конец войнам, искоренить бедность, победить Бражника!

— Вселенная должна всегда сохранять равновесие. На каждое действие существует противодействие. У каждого желания есть цена…

Ступор.

— Об этом я не подумала.

— Поэтому Ледибаг и Черный Кот не должны никогда потерять свои украшения. Потому что на кону Равновесие вселенной.

Покорность судьбе. Решимость.

— Я никому никогда не позволю наложить руку на Камни Чудес! Особенно Бражнику. Обещаю.

День -?

День 0

«Тикки, Плагг! Трансформируйте меня!»

«Metamorphose» — Michael Frankenbergen (en boucle) — https://youtu.be/EmkqJ8PL0KM

Час -1

Камни Чудес вибрируют в моих ладонях. Горячие, почти нестерпимо. Я зажмуриваюсь, однако их свет продолжает ослеплять меня.

Появившаяся словно из ниоткуда колоссальная энергия взрывается и вытекает меж моих пальцев. Смешанное присутствие Плагга и Тикки. Отмеченное отпечатком Камня Чудес Ледибаг и отпечатком…

…Черного Кота.

Как если бы он был здесь, рядом со мной, одновременно такой же и другой — бесстрастный. В горле встает ком. Где-то у моего уха дрожащим шепотом произносит Тикки:

«Всё хорошо, моя Ледибаг».

Плагг угрюмо бормочет:

«Сосредоточься, Носительница».

Я пытаюсь. Но ощущение, то как будто борешься со сном… то как будто бьешься в сердце бушующего океана. Этому нельзя сопротивляться, нельзя контролировать. Изматывает, пьянит, пугает, поднимает. Вгоняет в трепет.

«Сосредоточься!»

Чем больше я сопротивляюсь, тем становится труднее. Чем сильнее давление, тем мне тяжелее дышать, тем быстрее колотится сердце. Мне страшно! Тогда я сдаюсь, я хочу ускользнуть. Но сила поднимается, неумолимая. На меня, во мне. Она поглощает меня целиком. Холод, тепло. Мягкость, боль. Такая могущественная и такая изменчивая, что у меня перехватывает дыхание. Не в силах справиться с таким количеством противоречивой информации, мое тело немеет. Как если бы оно исчезало.

Меня накрывает волна. Моя душа тонет, мысли угасают.

Всё становится спокойным.

Свет. Тьма.

Небытие. Нет больше материи.

Всё. Всё становится единым.

Жизнь. Смерть. Сон. Пробуждение.

Бесконечное возобновление.

И вдруг из небытия появляются голоса. Сотни. Голоса мужчин, голоса женщин. Голоса взрослых, голоса детей. Языки и слова, и крики, которые я не узнаю, однако понимаю. Тысячи эмоций, которые отдаются эхом глубоко внутри меня.

Люди, как…

И слово — формула, — которое воссоздается и повторяется неустанно, сквозь пространство и время. Формула, произносимая то со страхом, то с надеждой, то с гневом, то с грустью…

Тикки…

Плагг!

Трансформируйте меня!

Люди, похожие на нас.

Люди, как мы!

Редки те, кого еще помнят в моем мире, большинство мне неизвестны. У них больше нет тела, нет настоящего существования. И однако я чувствую их, прямо здесь, в сердце Камней Чудес. Всегда молчаливые, но реальные. Наконец, доступные, наконец, ощутимые.

Поток образов, воспоминаний. Тысячи лиц, историй, жизней. Я открываю их одно за другим, день за днем, начиная с их первой трансформации до самого последнего соприкосновения с Тикки или Плаггом.

Я узнаю, что они были гораздо раньше нас. Гораздо раньше Мастера Фу, гораздо раньше Хранителей, какими мне их описывали. Гораздо раньше даже Шкатулки, которая однажды была создана, объединив их всех, чтобы защитить и чтобы лучше контролировать, подчинить их мощь.

Проходили целые века и тысячелетия, когда Звезды и Армилляры были рассеяны по миру. Эпохи, когда становление Носителем могло произойти по чистой случайности, быть выигранным в сражении или хитростью, или же передаться как семейное наследие, от родителя к ребенку.

Темные века, когда то, что ты Носитель, должно было любой ценой оставаться тайной под страхом навлечь репрессии или возбудить алчность.

Светлые или бурные эпохи, когда Носители открыто объявляли о себе, считаясь демонами или ангелами, героями войны или святыми заступниками, иногда даже богами в основе целого культа, общества или нации.

Эпохи, когда Носители объединялись, и эпохи, когда Носители сражались друг с другом.

Носители Звезд. Все. Они все здесь! В моих ладонях. Словно они составляют единое целое с основой Камней Чудес.

И все они отличаются от нас — от меня, от моего Черного Кота. У них были свои собственные жизни, цели и смерти. Однако есть незыблемые вещи, которые всех нас сближают.

Одинаковое восхищение Тикки и Плаггом. И часто одинаковая привязанность к своей противоположности.

Наконец, они осознают мое присутствие, крошечное и одинокое перед ними — без числа и возраста. После некоторого молчания я чувствую, что они узнают меня и принимают, как одну из них. Они принимают меня с распростертыми объятиями. У меня слезы наворачиваются на глаза.

Их память ждет, словно гигантская фреска, которая не сразу открывает мелкие детали и мельчайшие тайны. Словно созвездие, которое только и ждет исследования.

Я без сожалений погружаюсь туда.

?

Небо глубокого синего цвета. Палящее солнце. Посреди пустыни, словно алмаз в дюнах, снова стоит мой город с побеленными известкой стенами — нетронутый, блистательный. Несмотря на жару, улицы понемногу заполняет мой ликующий народ. Я прикладываю ладонь к глазам и сдерживаю слезы благодарности: всё вернулось на место. Тикки не солгала!

— И что теперь?

Шепот позади меня. Знакомое лицо, лукавые зеленые глаза, замаскированные черным гримом. Его матовая, как у меня кожа, покрыта татуировками из хны.

Мой писарь встает на одно колено, и, несмотря на полумрак, его доспехи блестят, облекая в черное его голени и предплечья. Он протягивает мне свой хопеш⁽¹⁾, обнаженное лезвие лежит на ладонях, повернутых к небу в знак верности. Но тонкая улыбка остается насмешливой, глаза полны дерзости.

Мы не принадлежим к одному социальному классу, к одному миру. Но под маской мы напарники и равны. Равны… и дополняем друг друга. Первая битва прекрасно нам это показала. Мы этого не забудем.

— Каковы будут твои приказания… моя Богиня? — мурлычет он.

Захватчики гиксосы⁽²⁾ вернутся. Их еще остается победить. Но я тоже улыбаюсь, вне себя от радости. В моей ладони Коробочка Божьей Коровки готова устремиться на крыши. До свободы рукой подать.

Отныне у нас есть средства, чтобы нанести ответный удар, чтобы победить.

1779

Рисовые поля насколько хватает глаз.

Нелегкая жизнь в ритме посевов, обработки полей, сбора урожая. Жизнь, наполненная тяжелым трудом, в смене ненастий и времен года. Простая жизнь, предсказуемая. Я здесь на своем месте.

Но далеко свирепствует война, и однажды она может ударить и по моей дорогой долине. Этот проезжий Хранитель выбрал меня, чтобы устранить ее. Что он мог разглядеть во мне? Я никто.

Неважно. Я должна всё оставить.

— Всё будет хорошо… Ты рождена для великих дел, Bọ Rùa⁽³⁾, знаешь?

Квами рядом с моим сердцем почти извиняется за ту судьбу, которую я не понимаю. В моей сумке ждут несколько Армилляров, еще спящие. Готовые к распределению.

Я обеспокоенно вздыхаю. Я не знаю, из чего будет состоять завтра.

— Да, Тикки. Пошли.

1625

Лунная ночь.

Улицы с влажными коварными мостовыми. Крикливое пение и сальный хохот, еще доносящиеся из нескольких трактиров. Набережные и склады заполнены крысами, которые смелеют в сумерках.

Стычка в тени собора Парижской Богоматери.

В темноте отлетает и подпрыгивает кинжал. Я угрожаю своей обезоруженной добыче рапирой и указываю на клинок у него за поясом.

— Бросай. Сражайся честно!

Его зеленые глаза сверкают в тени капюшона. Он хищно улыбается, издает саркастичный смешок. И поднимает руки в перчатках.

— Я жалкий дуэлист. Сдаюсь!

И к моему изумлению, прыгает к ризнице, с ошеломительной легкостью взбирается по стене и беспечно садится на крыше.

— Право убежища?⁽⁴⁾ — усмехается он.

— Для этого ты должен был войти в двери собора! Спускайся, вор. Ты должен ответить за свои деяния.

— О? Какая досада. Ну, так поймай меня?

Зеленая вспышка. Одежда под его жалкой накидкой полностью меняется, появляется пристегнутая к спине мандолина. Вокруг него летает насмешливая чернявая зверушка. Я, наконец, понимаю, почему он всё это время ускользает от моего отца и его помощников мушкетеров. Это не акробат из какого-нибудь разбойничьего двора, и не демон-шутник в сопровождении ухмыляющегося гномика, как считают суеверные. Всё гораздо, гораздо проще.

Раскрытый и, однако, наглый, он насмехается надо мной со своей высоты. Посылает мне обольстительную улыбку:

— Скажи-ка, прекрасная простушка. Окрестности в этот час небезопасны, даже с твоей рапирой. Позволишь мне проводить тебя до дома? В обмен на кров и еду, я мог бы рассказать тебе парочку чудесных историй…

Его голос становится бархатным, поза небрежной и отрепетированной. Он двусмысленно подмигивает, и его зверушка радостно хихикает. Ко всему прочему он еще и хам, который считает себя неотразимым! Теперь я лучше понимаю румянец некоторых молоденьких девушек, которых мне случалось опрашивать. Вероятно, он натурой отплатил всем тем, кто захотел его приютить.

Я подавляю раздражение. Я женщина, которая умеет обращаться со шпагой, у меня и так проблемы с тем, чтобы меня воспринимали всерьез. И объединиться с этим грошовым поэтом, который по ночам становится мастером разбоя? Никогда!

— Тикки, что думаешь?

Она выскакивает из моей сумочки и возмущенно щебечет:

— Считаю, они оба нуждаются в хорошем уроке!

Я хихикаю, когда поэт бледнеет и распахивает глаза. Его квами удивленно икает.

— Пацан, удираем, бы-ы-ы-ыстро!

Взломщик тут же трансформируется и мчится прочь — с бешеной скоростью. Но недостаточно, чтобы оторваться от меня!

Я в свою очередь трансформируюсь и устремляюсь на крыши. Отсрочка ничего не изменит для этого кошака-жулика. Я теперь знаю, кто он.

И Париж недостаточно велик для нас двоих!

1431

Смутное воспоминание, едва намеченное.

Стены тюрьмы.

Послание без ответа.

Процесс по обвинению в ереси был лишь маскарадом. И мой король покинул меня.

Брошенный красно-серебристый щит. Конфискованные доспехи.

Несколько слезинок. Тикки тоже плачет. Она не думала, что зайдет так далеко. И что закончится так плохо. Она сожалеет. Но я — нет.

Я успокаиваю ее. Шепчу, покорно снимая Серьги:

— Раз так надо…

Костер ждет.

?

День едва начинается. Саванна уже поет, изобилуя жизнью и тайнами. Поджидая в засаде добычу, распластавшись среди высоких трав, я дрожу от нетерпения, уже трансформированная благодаря Тикки.

Маленькое теплое тело с мяуканьем касается моего колена, и я улыбаюсь. Как подобные ему дикие кошки, он всю ночь бегал по саванне, преследуя грызунов и насекомых. Неужели ему не хватило?

Немного удивленная, я почесываю его крошечную голову, его ухо, когда-то раненое во время драки за территорию. Кольцо блестит на его шее, подвешенное на шнурке, утопленном в серо-коричневой шерсти. Тогда он с зеленой вспышкой активирует Кольцо и благодаря Плаггу мой маленький спутник увеличивается в размерах.

Его теперь массивная фигура снова прижимается ко мне, и, в игривом настроении опрокидывает меня в высокие травы, ворча, кусает мне руку. Я хохочу и отвечаю ударом на удар — ну, то есть я пытаюсь.

Когда он, наконец, позволяет мне перевернуться, он счастливо ворчит, и он настолько большой, что от этого дрожит земля под моими босыми ногами. Нам повезет, если соседнее стадо нас не заметило …

Но ближайшие антилопы выглядят уже более нервными, неистово втягивают воздух. Это едва уловимо, но ветер сменился. Чтобы остаться незаметными, мы вернемся в другой раз.

Смирившись, я встаю. Сжав клок его густой черной шерсти, я взбираюсь ему на спину. Он сначала вытягивает лапы, потом спину, и долго мощно зевает, отчего стада вокруг окончательно пугаются. Я раздосадовано ворчу, и он отвечает мне ленивым — насмешливым? — вздохом, от которого гудят его бока.

Я в свою очередь глубоко вдыхаю. Я насыщаюсь захватывающим видом диких земель, которые я так люблю. Наши земли, земли наших предков. Те, которые питают нас на протяжении тысячи поколений, и те, которые нам надо защищать для еще тысячи будущих.

Он скребет землю когтями, дрожа от предвкушения. Я крепче вцепляюсь в его черную гриву. В данный момент мы, Носители, должны кормить племя.

Встает солнце. Охота может начинаться.

1944

— Думаешь, они получили наше сообщение?

— Я уверен в этом, Леа. Все дружественные радиостанции кантона должны были нас поймать. Они передадут информацию собственными средствами.

«Союзники высаживаются через месяц. Продолжайте борьбу, но не пытайтесь совершать отчаянные поступки. Надежда в пути».

Мы отказываемся. Квами исчезают, заснув. Педро протягивает мне пустую табакерку, и я кладу в нее свое Кольцо рядом с его Серьгами. Он неохотно закрывает коробочку, а потом опускает под половицу. Пододвигает на нее старый буфет и уничтожает все оставшиеся в пыли следы. Когда он выпрямляется, морщась из-за ран, его черные глаза полны слез. Я тоже всхлипываю.

Мы теперь совсем одни.

— Педро… Мне страшно.

Вместо ответа он притягивает меня к себе и целует. Я отчаянно обнимаю его, рыдая.

Снаружи нас снова по-немецки окликает угрожающий голос. Оставив оружие, мы выходим, положив руки за голову.

2000

Я предаюсь мрачным мыслям на вершине Северной башни. Город внизу кишит, как всегда. Непрекращающийся шум машин, полицейских сирен. Мой сверхчувствительный слух ничего не упускает, даже на таком расстоянии.

Я нервно открываю и закрываю свой коммуникатор. Пушка, висящая на ремне, чувствуется как никогда тяжелой.

— Думаешь, это был правильный выбор?

Она вздыхает. Ее рука в когтистой перчатке ложится на мое плечо.

— Пайпер, единственное, в чем я уверена, что они убили бы меня, если бы ты не вмешалась. Ты спасла меня.

— Но Мастер Фу сказал, что…

— Что он сам придет сражаться на наши улицы. И тогда посмотрим, сохранит ли он свои великие ненасильственные принципы. Все гангстеры назначили цену за наши головы. Иногда другого способа сопротивляться не существует.

— Но Носитель Плагга воплощает Разрушение, а Носитель Тикки — Созидание!

— И Тикки не экипировала бы тебя смертельным оружием, если бы ты не должна была им пользоваться. Забудь об этом, сестренка. Мы возвращаемся.

Она плавно отходит от края. Несколько мгновений спустя я слышу, как она вздыхает и возвращается. Кожаный ремень, который у нее вместо хвоста, щелкает меня по затылку.

— Давай. Шевелись!

Ее хвост возобновляет попытку, и я привычно перехватываю его быстрым жестом. Она издает неодобрительный рык.

— Ты слишком много думаешь, Пайпер.

— А ты недостаточно.

— Возможно. Но мне хотя бы удается спать.

Она высвобождает свой хвост, встает на колени и обнимает меня за плечи. Трется подбородком о мою макушку и позволяет появиться тому мурлыканию, которое только она способна издавать — наверняка талант, связанный с Плаггом. Отлично сработано, я редко могу ему сопротивляться. Я улыбаюсь, понемногу становясь более безмятежной.

На соседней башне несколько гражданских, несмотря на расстояние, заметили нас и пораженно указывают на нас пальцами. Я горько улыбаюсь — ни минутки покоя.

— Ты права, Сэл. Пошли домой.

?

Бомбардировки возобновились. Повстанцы покидают улицы. Всеобщее беспорядочное бегство. Скоро никто уже не будет в безопасности.

И когда он собирается выбежать из тупика в поисках какого-нибудь подвала, я хватаю его за руку.

— Ты мне доверяешь?

Вокруг нас царит война, мятеж. Хаос во всем своем великолепии. А в его глазах — еще хуже. Бомба взрывается в нескольких улицах отсюда, и мы невольно подпрыгиваем. Я кладу ладони на его щеки и встаю на цыпочки, чтобы поймать его взгляд.

— Ответь! Ты мне доверяешь?

Он с трудом сглатывает, опускает веки, а потом молча кивает. Когда мои ладони скользят до его ушей, по его маске текут слезы, но он не сопротивляется мне. Я снимаю с него Серьги, и появляется молчаливая Тикки. Она уже поняла, что я собираюсь сделать.

Когда я опускаю руки, сжав Серьги в ладонях, он хватает меня за правую руку, нежно целует пальцы. Потом медленно снимает мое Кольцо. Мой костюм исчезает, и я тоже вздрагиваю под ветром, полным пыли и серы. Плагг покорно отлетает, покачиваясь.

Короткое мгновение он колеблется, прежде чем протянуть мне Кольцо. А потом обнимает меня — так крепко, что у меня перехватывает дыхание.

— Я люблю тебя.

Со слезами на глазах я обнимаю его в ответ. Он плачет, прижавшись ко мне. Я в последний раз насыщаюсь его запахом, его теплом. С комом в горле я шепчу:

— Я знаю. Поцелуй за меня детей.

Я отталкиваю его, не в состоянии больше ничего сказать, не в состоянии посмотреть в лицо — иначе я откажусь, это точно. Я убегаю из тупика. Судя по гудению, которое нависает и разрастается, бомбардировщики уже возобновляют попытки.

— Тикки… Плагг?

Тикки молча зависает рядом со мной. Плагг на моем плече шмыгает:

— Мы рядом, девчуля. Мы всегда будем рядом.

Слезы катятся по испачканным пылью щекам. Держа по Камню Чудес в каждой ладони, я шепчу:

— …Трансформируйте меня.

?

Ветреный пляж. Море насколько хватает глаз. Вражеские паруса повсюду, до самого горизонта.

Галоп моей кобылы, энергичный и быстрый. Ее копыта, погружающиеся в песок и разбрасывающие его на каждом шагу.

Мой лук за спиной. Мой меч, который хлопает меня по бедру. Мой тугой колчан на плече. Позади меня на полной скорости несется — рокочущая и кричащая — вся моя армия.

Первые триремы⁽⁵⁾ начинают причаливать. Они переполнены пехотинцами и наемниками, готовыми к рукопашной. Взбудораженная, я стискиваю зубы. Это сражение обещает быть захватывающим!

С самого большого корабля спрыгивает черная фигура, встает среди волн и бежит к берегу во взлете пены. Я взглядом спрашиваю одобрения Тикки, уцепившейся за мое плечо.

— Это он?

Ее большие синие глаза распахиваются, потом она решительно кивает:

— Да, это он!

— Отлично! Тикки, трансформируй меня!

Меня накрывает аура моей квами. Некоторые в моих рядах начинают кричать еще громче — злобно, возбужденно:

— За Ипполиту! Нашу королеву!

Я получаю больше грубой силы, остроты зрения и скорости — я знаю, что если бы спрыгнула с лошади, то двигалась бы быстрее нее, но я предпочитаю сохранить несколько козырей про запас. Я отпускаю поводья, хватаю лук, кладу стрелу на тетиву. Все вокруг меня делают то же самое. Тетивы звенят, дыхания напрягаются.

— Амазонки, слушай мою команду!

Черная фигура застыла, обнажив меч и приготовив щит, прочно утвердившись на ногах. Пехотинцы уже окружают ее. Я киплю.

Ты имел дерзость прийти за мной на мой остров. Твой квами скоро будет наш.

Кто кого, Носитель Тени!

1572

Безлунная ночь.

Всё молчаливо, и я тоже.

Притаившись наверху крепостной стены, чутко прислушиваясь, я считаю секунды, за которые часовой дойдет до Западной стены. Ровно двадцать, а потом он поворачивается и возвращается обратно. Этого мало, чтобы добраться до центра гигантской площади и здания, которое там возвышается, и я терпеть не могу передвигаться без прикрытия. Но если я смогу избежать убийства этим вечером, меня бы это устроило.

Или скорее, это устроило бы ее. Я раздраженно закатываю глаза. Она и ее принципы… Если бы это зависело только от меня, миссия была бы уже завершена — в тишине и море крови, с катаклизмом в виде бесплатного приложения, чтобы уничтожить дверь этой резиденции и взять то, что принадлежит нам по праву. Но я обещал ей, а что нам останется, если мы не сможем верить даже друг другу, Носителям?

Короче. Главным образом у меня нет выбора, кроме как быть честным, поскольку она хорошо бьет. Чума на эту напарницу. Надо было по-настоящему отстранить ее, или хотя бы бросить дело и убраться из столицы. Счастье для нее, что она хорошенькая.

…И это замечание целиком мое. Неважно, что по этому поводу думает Плагг.

Часовой несколько мгновений греется возле жаровни в центре двора, потом вздыхает. Наконец, он разворачивается. Я тут же прыгаю с крепостной стены, мягко приземляюсь в тени — часовой не реагирует, продолжает удаляться тяжелым шагом. Нервничая, я срываюсь в бешеный бег к центру. Напрягаю мышцы, готовый запрыгнуть на крышу резиденции, когда вдруг… СОСРЕДОТОЧЬСЯ, НОСИТЕЛЬНИЦА!

Я вздрагиваю. Резко вдыхаю.

Плагг?!

Удар, внезапный. Хлопок разбитого стекла. Меня отбросило назад.

Невесомость. Потом моя спина ударяется в здание, пробивает его во взрыве камней и пламени, врезается во вторую стену, которая резко останавливает меня. Поток камней и дерева с потусторонним грохотом накрывает меня.

Я жду, когда придет боль. Но она так и не приходит. Тикки успокаивающе шепчет:

— Всё будет хорошо, Маринетт. Не торопись».

Плагг ворчит, не столь доброжелательный:

«Мы займемся остальным. При условии, что ты не начнешь опять считать ворон».

Я высвобождаюсь и встаю, почти не отдавая себе в том отчета. Мое тело мне не принадлежит. Тикки и Плагг здесь, вездесущие вокруг меня и во мне. Они направляют каждый мой жест. Я не узнаю себя в этих черных руках с красными прожилками, я не знаю, откуда взялся белый щит, который останавливает все стрелы Изгнанника. Я не понимаю, что это за большие вуали, которые спасают гражданского неподалеку отсюда…

Этот раненый гражданский — Адриан!

Я хотела бы поговорить с ним, но мысли путаются, и я не могу подобрать слов. Когда я, наконец, прихожу в себя, Тикки уже исцелила его и поместила в надежное место, в стороне от обломков и пожара, которые окружают меня. Она шепчет Плаггу:

«Он должен уйти. Мы не сможем защищать его вечно».

«Сомневаюсь, что он согласится. Этот пацан упрям, как мул».

Стрелы, врезающиеся в щит, становятся всё настойчивее. Я шатаюсь, голова кружится. Я догадываюсь, что Плагг обеспокоенно обнажает клыки:

«Изгнанник теряет терпение! Встряхнись!»

Я не осмеливаюсь пошевелиться. Адриан молча рассматривает меня, и его испуганное выражение ужасает меня. Что он думает, что он видит?

«Носительница! Он до сих пор здесь, потому что хотел тебя защитить, потому что думал, что ты беззащитна! Ты правда хочешь дать ему новый повод угробить себя?»

Хлесткий голос Плагга производит на меня эффект электрошока.

Нет!

Я хочу сжать кулаки, с каждой секундой становясь всё настороженнее. И к моему изумлению, тело, наконец, отвечает мне. Тикки облегченно вздыхает возле моего уха:

«Да-да, моя Ледибаг. Ты поняла».

Плагг насмешливо добавляет:

«Давно пора, Носительница!»

Я глубоко размеренно дышу. Мои мысли, наконец, выстраиваются, проясняются. Наши чувства — чувства Тикки, Плагга и мои — перемешиваются, дополняются и согласовываются. Я всё слышу, всё вижу, всё чувствую. На десятки метров в окружности. И я, наконец, понимаю, что я такое, что мы такое отныне.

Два синих глаза, два вибрисса и красные прожилки. Для Защиты и Созидания.

Два зеленых глаза и три вибрисса, черная, как эбеновое дерево, сущность. Для Нападения и Разрушения.

Колоссальная энергия, которая пульсирует в малейших уголках моего тела — нашего тела, — защищенного черным с красными полосами панцирем.

Вуали — пять вибриссов, — которые извиваются и скользят вокруг меня, словно новые члены тела, готовые мне подчиниться — нам подчиниться.

Чистая мощь в моих ладонях — наших ладонях. Знание сотен Носителей, забытое, но не потерянное, отныне свернувшееся в глубине моей души… Нашей души.

Мы можем созидать. Мы можем разрушать.

А главное, мы можем вмешиваться. Изменять течение вещей. Смести равновесие… чтобы потом восстановить его наилучшим образом?

«Следуй своему инстинкту, Маринетт».

Я поднимаю веки. Наши четыре глаза распахиваются. Наши вибриссы поднимаются.

Я отдаюсь высшей силе. Реальность будто бы усложняется и увеличивается.

В активном режиме Серьги, я выбираюсь из руин Лувра и устремляюсь к центру двора. Изгнанник материализуется там, но золотые прожилки на его гранитной коже вдруг облекаются новым смыслом, множество цветов и тепловых энергий, эмоций, вибраций. Мы узнаем каждую из них.

Это наши Армилляры, наши друзья. Наши братья и сестры. Лишенные свободы, разума и даже сознания. Приведенные в состояние запасов чистой энергии. Это вызывает у меня дрожь тревоги, отвращения… и гнева.

Тревога Тикки и Плагга. Их отвращение, их гнев, их отчаяние. Я вдруг осознаю масштабы того решения, которое они приняли с болью в сердце, я понимаю весь размах их дилеммы и их жертвы.

Когда наши квами выбрали сдаться, для них это было пан или пропал. Не было никакой уверенности в том, что Изгнанник успокоится, как только получит Звезды. Призвание высшей формы — слияние их сил — было тем решением, которое следовало испробовать, чтобы привести его в разум, но Тикки и Плагг не хотели воздействовать на нас, своих Носителей. Они хотели позволить нам самим к этому прийти, оставить нам выбор сражаться… до конца.

Я сделала это. Я беру это на себя. Я хочу всех их защитить. Я хочу действовать!

Их гнев становится моим гневом. Их желание спасти братьев становится моим желанием. Их бунт, мой бунт.

И когда я начинаю говорить, я верю в каждое слово:

— МЫ ОТКАЗЫВАЕМСЯ! Мы отказываемся признавать вас Хранителем! Мы отказываемся сдаваться! Вы не справились со своей задачей, вы больше недостойны распоряжаться Камнями Чудес!

— Стерва! Со мной Армилляры, они ВСЕ выбрали меня!

Его фигура раздувается и вспухает, переполненная энергией, угрожающая. Я вздрагиваю перед этим разгулом извращенной силы, кипящей, едва контролируемой. Я дрожу не от страха, а от ярости и печали. Так не должно было закончиться!

— Как ты смеешь использовать силу двух Звезд, чтобы сместить меня! Я твой Хранитель, единственный блюститель Камней Чудес вот уже сто восемьдесят пять лет!

А он? Как он смеет присваивать себе силы, которые принадлежали Природе, силы, рожденные вместе со вселенной, силы, которых раньше боялись, почитали, обожали? Силы, которые были привязаны к этому миру, персонифицированы в квами и Камнях Чудес, чтобы защищать его?

— Тем более! Мы требуем, чтобы вы уступили свое место, как должны были сделать уже давно! Сдавайтесь, Изгнанник!

Но я догадываюсь о его ответе — Плагг даже надеется на него. Он уже готов контратаковать, со всей мощью, теперь доступной благодаря высшей форме. Я действую инстинктивно, призываю щит, и белый несокрушимый купол растягивается до тех пор, пока не накрывает всю пирамиду и добрую часть двора.

— ПОПРОБУЙ ПОБЕДИТЬ МЕНЯ, НОСИТЕЛЬНИЦА! ТЕБЕ ЕЩЕ НАДО ЗАПЛАТИТЬ ЦЕНУ!

Короткое мгновение я колеблюсь. «Цену»?

Да, правда… Мое желание!

От этой мысли вдруг нечто вибрирует и гремит глубоко внутри меня. Властное. Незнакомое.

«Носительница, каково твое желание?»

Время, кажется, застывает. Я вздрагиваю, внимая. Это не я, не Тикки, даже не Плагг. Это… другое.

Нечто гораздо большее — и гораздо более могущественное, чем мы трое вместе. Сила без души и материи, сила, которая всех нас превосходит.

«Каково твое желание?

Если ты в состоянии заплатить цену, твоя просьба будет исполнена.

Если ты не в состоянии заплатить цену сама, другие заплатят за тебя».

Мое желание? Я пока не знаю. Сейчас не время.

Пока нет!

«Как угодно, Носительница. Но часы тикают».

Это… присутствие исчезает так же быстро, как появилось, и я остаюсь задыхающаяся, дезориентированная. Тикки встревоженно шепчет:

«Маринетт?»

Даже Плагг кажется сбитым с толку.

«Носительница! Да, твои предшественники увлекательны, но сейчас не время предаваться мечтам!»

Значит… Мои квами ничего не слышали, ничего не почувствовали?

Я мысленно встряхиваю себя. «Часы тикают»? Я стараюсь не думать о том, что это может значить. В данный момент я еще, возможно, могу остановить Мастера Фу! Вернуть Армилляры!

Я сосредотачиваюсь и доверяюсь инстинкту, этому бесконечному знанию, хранителем которого я теперь являюсь. Тикки и Плагг во мне тут же высвобождают свою силу, которая внезапно начинает казаться неисчерпаемой. Я усиливаю щит и еще увеличиваю его — я должна защитить окрестности, и главное — Мастер Фу не должен сбежать!

Изгнанник потерял всякую меру. Безумного роста, он принял вид змеи из дыма, его кольца сжимают разбитую Пирамиду с такой силой, что она понемногу сгибается под их весом. Его громадная глотка открывается, и с воплем ярости он выплёвывает поток пламени. Мне даже не приходится задумываться, как вуали — наши вибриссы — группируются в защитную полусферу. Пекло обрушивается на нас, но я не ощущаю ни удара, ни ожога. Тикки озабоченно выдыхает:

«Маринетт? Что дальше?»

Я знаю. Время поджимает. И надо всё испробовать!

Я сжимаю правый кулак и представляю вес и холод кольца на безымянном пальце. В моей голове незаметно звучит не мой голос, а голос Черного Кота — гордый, решительный. Успокаивающий.

…КАТАКЛИЗМ!

Моя черная рука с красными прожилками потрескивает, одевается привычным ореолом темной энергии, мощной, как никогда. Плагг ревет:

«ВПЕРЕД, НОСИТЕЛЬНИЦА!»

Я напрягаю мышцы, чтобы разбежаться. Парящие вибриссы подхватывают меня, и я взлетаю с оглушительным хлопком. Быстрая, как молния, я мчусь на Изгнанника, направляя кулак на его наиболее доступное кольцо.

— Освободи их, Изгнанник! НЕМЕДЛЕННО!

Мой кулак ударяет в черную горячую плоть. Катаклизм бушует — Плагг тоже. Наш враг захлебывается собственной струей пламени и вопит во всю глотку. Он выпрямляется, натыкается на мой белый купол, извивается снова и снова, охваченный неконтролируемыми конвульсиями. Пирамида стонет под давлением со скрежетом гнущегося металла.

Я держусь, глаза от усилия застилают слезы. Волна от удара с потусторонним хлопаньем поднимается по телу Изгнанника, сопровождаемая гигантской расщелиной. Пока катаклизм пронзает его насквозь, из зияющей раны вырывается поток кипящего дыма. Потрясенная, я поспешно уворачиваюсь.

И вдруг усиливается одна из аур — чистая, сверкающая в наших чувствах. Любопытно знакомая. Истощенный, словно в агонии боли и ярости, Изгнанник оседает на Пирамиду, которая опасно скрежещет. Последняя конвульсия, почти приступ тошноты, и из его глотки брызжет кристально-зеленая субстанция, сияющая и вибрирующая.

Тикки и Плагг вскрикивают в унисон, в такой панике, такой тревоге, что я вздрагиваю:

«САСС!»

Субстанция с жалобным звоном падает на мрамор двора. Растерянная, я внезапно узнаю ауру, которую испускает изумрудная лужа. Мое сердце подпрыгивает в надежде. Это Сасс, квами Змеи!

У нас получилось!

Я устремляюсь к переливчатой луже. В ее центре, которая трепещет и светится всё сильнее, я, кажется, вижу, как что-то шевелится…

«МАРИНЕТТ, НЕТ!»

Тикки кричит, и в моей голове это словно удар грома. Ее энергия оборачивается против меня — мой бег резко остановлен. Меня отбрасывает в обратную сторону, как если бы кто-то крепко схватил меня за плечо и потянул назад.

«ПРИГНИСЬ!»

Я спотыкаюсь и распластываюсь по земле, дезориентированная. Мои вибриссы собираются вокруг меня, защищая. Между двух вуалей я еще различаю изумрудную лужу, которая сверкает, вдруг становясь ослепляющей…

Потом она взрывается.

Ударная волна, свистящая, супермощная, опустошает площадь. Наши вибриссы какое-то время сопротивляются, а потом их сметает, как соломинку. Меня отрывает от земли и бросает в собственный купол, который понемногу идет трещинами. И впервые с тех пор, как мы составляем единое целое, я слышу, как Тикки стонет, Плагг пищит от боли. Меня накрывает горячий смерч. Съежившись под вуалями, я жду, стиснув челюсти от боли, в ушах шумит.

Пытка, наконец, ослабевает. Воздух еще трещит от остатков энергии. Я понимаю, что, немного сосредоточившись, по-прежнему могу чувствовать ауры других Армилляров. Но Сасс?..

Он исчез. Полностью. Исчез.

Независимо от моей воли, наши вибриссы дрожат и встряхиваются, чтобы избавиться от обломков, как это сделали бы крылья птицы, вымокшие после бури. Когда я, наконец, могу снова открыть наши четыре глаза, мой треснувший купол обваливается целыми кусками, и двор неузнаваем. Пирамида, сожженная, раздробленная, местами наполовину расплавленная, кажется, держится только чудом. Мраморный пол, в который погружено ее основание, пошел множеством трещин, которые расширяются с каждой секундой.

Наш враг лежит прямо на земле рядом с Пирамидой — Изгнанник, или скорее то, что осталось от громадной змеи дыма. Задыхаясь, он изо всех сил пытается подняться, голова болтается из стороны в сторону. Он опирается на Пирамиду, чтобы быть лицом ко мне, шипя от боли и ненависти. Его золотой взгляд погружается в мой, и я сжимаюсь, готовая отражать удар — или уклониться…

Но трещины расширяются одна за другой, и вся Пирамида и ее окрестности вдруг оседают. Целые блоки облицовки двора падают вокруг меня, и внизу появляется подземный вестибюль Лувра. Бесформенный Изгнанник вместе с остатками Пирамиды кубарем летит на нижний этаж. Грохот раздробленного металла оглушителен.

В оцепенении, я с трудом реагирую, когда мрамор под моими ногами в свою очередь дробится.

«Маринетт!»

По побуждению Тикки наши вибриссы вытягиваются к небу. С дрожью боли я чувствую, как они разворачивают необходимую энергию, чтобы поймать меня, и мы снова худо-бедно летим. Четырьмя распахнутыми глазами мы наблюдаем, как двор Наполеона обрушивается на нижний этаж, словно чудовищное домино. Когда разгром, наконец, прекращается, в центре площади зияет гигантская дыра, усыпанная гипсом, разбитым мрамором, расплавленным металлом и кучами раздробленного бетона.

В глубине, среди обломков и гипсовой пыли Изгнанник утратил осязаемую форму гигантской змеи. Он теперь лишь облако непрозрачного дыма, которое старательно колыхается в ритме его тяжелого дыхания. Я с надеждой устремляюсь в его направлении, с колотящимся сердцем останавливаюсь на почтительном расстоянии.

— Мастер Фу?

На мой призыв облако тумана тут же втягивается внутрь. Еще более плотное, оно понемногу формирует новую фигуру — приземистую и, вопреки всему, угрожающую. Для наших чувств обостряется аура, и Изгнанник еще не закончил появляться, когда Тикки и Плагг уже с тяжелым сердцем бормочут:

«Это Роаар».

«Квами Тигра… Нет!»

На месте змеи теперь находится кошка в два раза больше простого тигра. Изгнанник группируется, обнажив клыки. Его золотистые глаза сверкают, как и его прожилки, снова став пылающими. Он выгибает спину, потом испускает рев, который разносится по всей пропасти. Я сжимаю кулаки, и мои вибриссы хлопают за спиной в ответ на его вызов. Если надо, я начну заново, еще и еще! Пока он не уступит!

Катак…

«Остановись, Носительница. Это бесполезно».

Мрачный, невнятный голос Плагга прерывает меня. Его энергия течет во мне, яростная, неисчерпаемая — я это знаю, чувствую. И, однако, он снова повторяет:

«Остановись. Существует двенадцать второстепенных Армилляров, как Сасс и Роаар. Потом пять первичных Армилляров, как Вайзз. Даже если у меня хватит энергии, чтобы вырвать их всех… Я не хочу».

Я чувствую, как Плагг внутри меня съеживается. И даже… плачет.

«Я не хочу чувствовать, как умирает еще один мой брат. Не по моей вине!»

Тикки берет слово, более нежная и обволакивающая, чем когда-либо. Один вибрисс аккуратно оборачивается вокруг моей сжатой правой руки.

«Их семнадцать. Но ты, моя Ледибаг…»

Вуаль приглашает меня посмотреть на правую руку.

«…Ты едва ли переживешь еще один катаклизм».

Сердце пропускает удар. Правая рука уже не совсем черная. Темный панцирь сменил цвет на пепельно-серый — как у Изгнанника в начале вечера. Красные прожилки по-прежнему блестят, но всё тусклее по мере того, как они приближаются к кончикам моих пальцев. И кожа на концах словно начала шелушиться. Слезать.

Левой неповрежденной рукой я касаюсь кончиков посеревших пальцев: тонкая пленка отделяется и рассеивается, даже не достигнув земли. Перед моими глазами возникает ужасная картина.

Шкатулка, которая рассыпается пеплом в моих бессильных руках.

Я сжимаюсь с ощущением тошноты.

— Это… это из-за катаклизма?

«Нет, моя Ледибаг. Но ни один человек не создан, чтобы долго выносить наши объединенные силы».

Другие вибриссы смыкаются на мне, и я уже не знаю, мое ли это действие или Тикки. Она шепчет с нежностью и грустью:

«Ни одно тело не может бесконечно пропускать через себя нашу с Плаггом энергию на полной мощи».

«Найди выход, Носительница. Иначе это уничтожит тебя».

Горькое замечание Плагга заставляет меня снова начать реагировать. Я выпрямляюсь, тяжело дыша. «Часы тикают».

Да, «часы тикают»!

«Ты решилась, Носительница? Ты загадываешь желание?»

Я вздрагиваю. Словно призванное простой мыслью, присутствие внутри меня возвращается. Величественное, властное. Не имеющее равных. Пока оно рокочет, неумолимое, ни Тикки, ни Плагг не реагируют. Похоже, я одна его осознаю.

«Если ты в состоянии заплатить цену, твое желание исполнится.

Если ты не в состоянии заплатить цену сама, другие заплатят за тебя».

Оно повторяется — неутомимо, бесстрастно. Оно ждет.

С другой стороны пропасти тигр ревет во всю мощь, а потом прыгает. По побуждению моих квами вибриссы вытягиваются и текут в его направлении, оборачиваясь вокруг него, пленяя его лапы и спину. Он вопит, отбивается, извивается и катается по обломкам, пытается дематериализоваться, но вуали тут же снова его хватают.

«Носительница, что будем делать?!» — задыхаясь, кричит Плагг.

«Маринетт?» — обеспокоенно выдыхает Тикки.

Оба ждут. И чужой голос снова звучит, категоричный:

«Носительница, каково твое желание?»

Я колеблюсь, растерянная. Роюсь в своей памяти, потом в памяти, унаследованной от других Носителей Звезд. На протяжении веков редко встречались те, кто по-настоящему использовал высшую форму. Это никогда не заканчивалось для них хорошо. Никогда.

«Вселенная должна всегда сохранять равновесие. На каждое действие есть противодействие. У каждого желания есть цена».

Я снова вижу пару в военной зоне. Тогдашняя Носительница Тени, готовая использовать два Камня Чудес, чтобы защитить их деревню от воздушного удара.

Бомбардировка действительно в тот день была остановлена, самолеты сбиты с курса, бомбы сброшены в соседние поля — туда, где их удар не повредит ни одному жителю. Вот только компенсацией за такое желание… стала жизнь половины людей, находящихся в нескольких километрах вокруг. Солдаты, но также и гражданские. Женщины, мужчины и дети.

Предательство. Жестокое. Несправедливое!

Я едва не начинаю рыдать при воспоминании об отчаянии этой Носительницы, которая хотела лишь добра дорогим ей людям. Взамен она увидела, как они умирают, прежде чем самой исчезнуть, поглощенной присутствием, которое, однако, всего лишь повиновалось ей. В свете этого опыта я от одного за другим отказываюсь от моих собственных желаний.

Я не могу уничтожить Изгнанника — слишком сильного теперь.

Я не могу вернуть Шкатулку или квами — слишком дорого.

Я не могу возвратить Париж в нормальное состояние — слишком самонадеянно!

Я даже не могу спасти Черного Кота или моих родителей! Это может убить кого-то другого… И Изгнанник по-прежнему останется!

«Каково твое желание?»

У меня сдают нервы. Я падаю на колени и рыдаю, не в состоянии больше сдерживаться.

«О, Маринетт!»

Вибриссы слишком заняты удержанием Изгнанника на земле. Однако я почти чувствую ласку на щеке — как когда Тикки еще вчера стирала мои слезы у меня в комнате.

«Маринетт, еще есть время. Мы можем сдаться».

«Кто знает… Возможно, этого будет достаточно, чтобы успокоить его безумие».

Я чувствую по боли в голосе Тикки, по горечи в тоне Плагга, что они лишь наполовину в это верят. Но им больше не за что уцепиться.

Я шмыгаю и икаю, яростно вытираю слезы. От правой руки снова отделяется пепел, и даже левая начала бледнеть. Я задыхаюсь в собственных рыданиях — если бы только у меня было больше времени! Если бы только я могла не спеша обдумать это или обсудить с…

…с Черным Котом!

«Моя Леди!»

Я рыдаю еще сильнее, съежившись среди обломков. Я отдала бы что угодно за одну из твоих глупых шуток, Котенок. За одну из твоих улыбок сердцееда — здесь, сейчас!

«Моя Леди… Я люблю тебя».

Я отдала бы что угодно, чтобы почувствовать твою ладонь в моей, как перед уходом в Париж-Пиксель, когда оставалась надежда, когда всё еще казалось возможным…

Плененная, Тикки умоляет меня, тоже в слезах:

«Маринетт… Мы не сможем удерживать его вечно. Тебе достаточно отменить трансформацию! Я не хочу почувствовать, как ты умираешь — ты тоже!»

«Носительница, вставай! Если он завладеет нами, когда мы еще в тебе, ты умрешь навсегда!»

— Нет, — бормочу я между двумя иканиями, — я вас не брошу!

Внезапно меня поднимает невидимая сила. Это Плагг пытается навязать мне свою волю, но мне достаточно одной мысли, чтобы ему это не удалось. Я, дрожа, снова падаю на обломки, и он рявкает, на грани нервного срыва:

«Он стал безумным, Носительница! Позволь нам заняться этим! Когда он будет нас поглощать, возможно, мы сможем убедить его остановить эту бойню! Позволь нам выйти!»

— НЕТ!

«О, Маринетт!»

И вдруг я распахиваю наши четыре глаза. Мои рыдания стихают, прекращаются.

— «Изгнанник… стал безумным».

«Носительница, каково твое желание?»

— Изгнанник стал безумным.

Вот… Вот оно решение!

Я вскакиваю на ноги. Тикки и Плагг молчат, понимая, что нечто только что изменилось. Я смотрю на свои дрожащие серые ладони, красные прожилки, которые пульсируют вдоль моих рук.

«Если ты в состоянии заплатить цену, твое желание будет исполнено.

Если ты не в состоянии заплатить сама, другие заплатят за тебя».

У меня нет времени искать, пытался ли прежде какой-нибудь Носитель совершить подобное. Я должна позволить действовать инстинкту. Другие всегда формулировали желание с материальным воздействием: защитить или восстановить что-то, победить врага, воскресить близкого… Но если я попрошу информации — одной единственной информации, кому это может причинить вред, кроме меня?

Найти ключ. Объяснение, которое меняет расклад. Мы вернемся к основам, как сказал бы Черный Кот.

Я горько улыбаюсь. Если бы ты был здесь! Если бы ты мог подтвердить, что это хорошая идея… Мне никогда не было это так необходимо, как сейчас.

«Носительница. Ты загадала желание?»

Я бормочу, не зная, что еще делать:

— Д-да, я решила.

Присутствие усиливается во мне, словно внимательно слушая.

«Соберись с мыслями, Носительница.

Потом, когда наступит момент, произнеси вслух.

Чтобы все, люди и Звезды, услышали и стали свидетелями».

Я сглатываю с колотящимся сердцем, выкручивающимся желудком. Но это должно быть то самое. Не может быть ничего другого!

Потому что именно так всё пошло наперекосяк.

Именно так Мастер Фу потерпел неудачу.

И это привело его к гибели. К нашей гибели.

Я закрываю синие глаза, зеленые глаза. Я закрываю мое сознание от Изгнанника, от вибриссов, от Тикки и Плагга. Я закрываюсь от памяти моих предшественников, которым я полностью доверяю, но которые больше ничем не могут мне помочь. Я закрываюсь от воспоминания о Черном Коте — моем Черном Коте.

Я делаю долгий выдох. Еще более долгий вдох.

И с комом в горле громко объявляю:

— Вчера вечером Мастер Фу был акуманизирован. Покажи мне, что привело его к падению.

1) Разновидность холодного оружия, применявшегося в Древнем Египте. Хопеш имел внешнее сходство с ятаганом. Состоял из серповидной рубяще-режущей части (полукруглого клинка) и рукояти.

Вернуться к тексту

2) Гиксосы — народы, завовевавшие часть Древнего Египта в XVIII-XVI веках до нашей эры.

Вернуться к тексту

3) Bọ Rùa в переводе с вьетнамского означает «божья коровка».

Вернуться к тексту

4) Закон, по которому любой, вошедший в собор и попросивший убежища, становился неприкосновенным для преследовавших его.

Вернуться к тексту

5) Класс боевых кораблей, которые использовались античными цивилизациями Средиземноморья. Называются так из-за трех рядов весел.

Вернуться к тексту