Белый, красный, черный (гет)

Примечание автора:

Добро пожаловать!

Начавшись в 2017 году, БКЧ включает первый сезон и начало второго, после чего отделяется от сериала, чтобы предложить альтернативное видение вселенной. Так что он представляет собой то, что называется расхождением с каноном, либо вероятным продолжением истории, отталкивающимся от определенной точки в ее сюжете. Здесь я предложу мою собственную интерпретацию будущего, а также прошлого нескольких персонажей «Чудесной Ледибаг»…

БКЧ закончен осенью 2019 года и полностью выложен 1-го марта 2020 года. Так что вы можете совершенно спокойно начинать эту историю ;-)

В надежде прочитать однажды ваш комментарий я желаю вам приятного путешествия по моим страницам!

Источник вдохновения — для полного погружения слушать беспрерывно: «Hurts like Hell» Флёри.

https://youtu.be/pUlX8ltm_JU

 

 

2017

 

Белый. Белизна снежинки в ослепительном свете. Белизна снега под моим окоченевшим телом, под заледеневшей щекой.

Красный. Краснота моей руки, затянутой в перчатку, перед моим угасающим взглядом.

Черный. Чернота асфальта, на котором я лежу. Чернота его маски.

Всё вокруг — спокойствие. Всё вокруг — тишина. Ничто не двигается. Он спит, скрючившись на боку. Лицо расслаблено.

Он спит, как только что спала я.

А потом я вздрагиваю, моргаю. Дыхание возвращается. Мысли хаотично разбегаются.

— …Черный Кот.

Я ничего не слышу, даже собственного голоса. И вдруг чувствую боль. Не могу понять где.

— Кот?..

Он по-прежнему спит. Есть только снежинки, только снег — белые. Его кожа тоже белая, просвечивающая сквозь дыры, ожоги, порезы на его костюме.

Я протягиваю к нему руку. Но он слишком далеко. И боль становится сильнее. Еще. И еще.

Я смотрю на свою дрожащую руку. Только мой костюм красный. И моя кожа тоже. И земля, и снег вокруг меня, вокруг него. И оно увеличивается. Красное увеличивается.

До меня доносится шипение — глухое, неприятное. Есть только черный асфальт. Есть только его черная маска. И пепел тоже. Пепел, который падает, падает в тишине и смешивается с белыми и красными снежинками. Пепел, который покрывает его золотистые волосы и серое лицо.

— Кот!

Он всё еще спит. Мне страшно. Мне больно. Шипение становится громче.

Очнись. Очнись, Кот. Посмотри на меня. Поговори со мной. Улыбнись мне.

Порыв ветра. Черный стирается, сметается. Чернота его маски, чернота его разорванного костюма, чернота его ушей в золотистых прядях — всё исчезает. Остается чернота его футболки, чернота пепла. Чернота кругов у него под глазами. Чернота его обуглившегося серебряного кольца.

Безудержный грохот моего сердца прерывается.

— А… Адриан?..

Еще один порыв ветра. Дрожь, словно страдание в самых глубинах моего существа. Я издаю стон. Меня захлестывает холод, боль тоже, еще более резкие. И без предупреждения красный исчезает, красный моего костюма. Но остается красный моей кожи, красный его кожи, красный на снегу. Красный, который течет и растекается под его волосами, под его рубашкой, медленно, спокойно. Красный, который заливает и растапливает снег.

Очнись. Очнись!

— …Адриан!

Мой голос придушенный, глухой. Я ничего не слышу вокруг. Ничего, кроме этого шипения; ничего, кроме моего бешено колотящегося сердца; ничего, кроме моего дыхания, которое старательно скребет и рокочет в горле.

Руки на мне. Я дергаюсь. Руки на моих плечах, на моей сонной артерии. Меня переворачивают, ощупывают. Мне плевать, я не могу оторвать от него взгляда.

Руки хватают его. Он опрокидывается на спину. Он всё еще спит. Он по-прежнему спит.

Мне поддерживают голову, говорят со мной, ищут мой взгляд. Я дрожу, мне дурно от боли. Я окаменела от тревоги. Мои щеки горят, зрение затуманивается. Я больше читаю по губам, чем слышу:

— Всё будет хорошо, малышка. Всё будет хорошо, помощь уже в пути. Как тебя зовут?

Я хочу говорить, ответить. Но боль становится невыносимой. Шипение тоже.

— Не шевелись. Был взрыв. Ты ранена. Тобой занимаются.

Бессильная, я умоляю взглядом. Забудьте обо мне. Помогите ему. Помогите ему. Кто бы вы ни были, помогите ему!

Как только мой затылок отпускают, я роняю голову обратно на ледяной асфальт, ищу его глазами. Он лежит на спине, руки вытянуты вдоль тела, в луже своей крови, белый, как снег. Ему силой открывают глаза, проводят светом перед зрачками, безрезультатно. На его грудь надавливают руки, его безмолвный рот накрывает кислородная маска. Его веки остаются приоткрытыми, несмотря на снежинки, которые падают на его щеки и уже тают на ресницах.

— Адриан!

Он не двигается. На его виске распадается остаток маски, исчезает. Шипение теперь повсюду. Боль тоже.

— К-кот!..

Он не просыпается.

Он не просыпается…

— Пожалуйста… Пожалуйста! Встань!

«Черный Кот, очнись!»

Примечание автора:

Берутся в расчет события, открытия и отношения персонажей, относящиеся к:

— Первому сезону полностью;

— Сериям «Истоки»;

— Сериям с 1 по 8 второго сезона (которые были единственными появившимися на момент создания БКЧ).

Следовательно, 8-я серия («Черная сова») и знаменитый момент в контейнере (свидетелем которому были квами) не учитывается в этом фанфике. События 9-й серии («Гласиатор» и признание в любви Черного Кота) и 10-й («Сапотисы» и появление новых Носителей, таких как Рена Руж) тоже.

Источник вдохновения — для полного погружения слушать беспрерывно: «Hurts like Hell» Флёри.

 

 

2018. День +365

 

— Черный Кот!

Я дергаюсь. Голос возвращается, боль угасает.

— …Черный Кот?

Нет больше шипения, нет больше смертельного холода. Нет больше белого, нет больше красного. Только черный. Темнота. Тишина.

Только моя мокрая от пота спина. Только теплое одеяло на моем заледеневшем теле. Только звон в ушах и бешено колотящееся сердце. Только подергивание в моих шрамах — глухое и привычное.

Я прислушиваюсь с прерывающимся дыханием и расширившимися глазами. К моему облегчению, с того этажа, где спят мои родители, не доносится звука шагов. Из-под люка не проникает свет. Я их не разбудила.

На этот раз?..

Я медленно опускаю руки, сжимаюсь в комок на матрасе. Два больших глаза открываются в темноте — сонные, но уже полные беспокойства.

— Маринетт?

И проступает реальность. Сегодня будет ровно год — день в день.

В горле встает ком. Я прижимаюсь мокрым лбом к согнутым коленям. Появляются слезы — молчаливые, жгучие.

— Маринетт?..

Обеспокоенный голосок приблизился. Я трясу головой. Нет. Нет. Замолчи. Замолчи, умоляю.

— Это пройдет. Оставь меня.

Я вцепляюсь руками в волосы, сжимаю губы в надежде сдержать слезы. Но горло горит, и я чувствую в груди дергающую боль, когда из нее вырывается долгое глухое рыдание.

Когда тыльную сторону моей стиснутой ладони ласкает знакомое, легкое, как перышко, прикосновение, я снова дергаюсь.

— Я сказала: оставь меня!

Я рассекаю воздух энергичным, нетерпеливым, неконтролируемым жестом. Моя рука шлепает в темноте.

— Уходи!

Лишь тишина мне в ответ. Рука болит. Придя в ужас, я отваживаюсь на взгляд из-под скрещенных рук. Благодаря лунному свету я вижу, как моя лежащая на столе сумочка поспешно закрывается. Угрызения совести и печаль сдавливают горло, жестокие как никогда. Скрепя сердце я снова вытягиваюсь, готовясь заглушить подушкой подступающие рыдания.

За окном начинает идти снег. Как в тот день.

Я рыдаю.

 

How can I say this without breaking?

How can I say this without taking over?

Как сказать это, не сломавшись?

Как сказать это, не сорвавшись?

 

2017. День -43.

 

— Я должен уехать из Парижа. Пока не знаю, на какое время. Шесть месяцев, может, больше.

— Что?!

Я так подпрыгиваю, что йо-йо выскальзывает из рук и падает вдоль фасада нам под ноги. Инстинктивным движением запястья я подтягиваю его обратно, и оно послушно ложится мне в ладонь. Как только его свист прерывается, смутный гул уличного движения внизу вдруг начинает казаться мне убийственным. Я поднимаю глаза к Черному Коту, сидящему рядом по-турецки: плечи опущены, он рассматривает освещенный огнями город, как будто не в состоянии посмотреть мне в лицо.

Он серьезен. Трагически серьезен. И это еще тревожнее.

— Но… Но почему?

Мой голос отскакивает от крыш седьмого округа, гораздо больше похожий на пораженный визг Маринетт, чем на степенный тон Ледибаг. Я мысленно одергиваю себя и на всякий случай вешаю йо-йо на пояс. Черный Кот поджимает губы, его руки в когтистых перчатках сжимаются.

— Одно… Одно семейное дело. Сложно рассказать больше, чтобы не… Короче, ты понимаешь.

Я молча киваю. Тайна личностей жизненно важна, я достаточно часто это повторяла.

— Но, Кот… Точно нет другого выхода?

На его лице появляется слабая улыбка — слишком слабая для него. Горькая. Зеленые глаза на короткое мгновение стреляют в мою сторону, после чего он тяжело вздыхает.

— Можешь догадаться, что нет, моя Леди. Если я тебе это говорю, значит, я уже всё перепробовал. Невозможно приземлиться на четыре лапы… Настоящая кот-острофа.

Ух ты. Два сносных каламбура в одной фразе, и он даже не смеется от своего подвига. Он в самом деле подавлен.

— Не знаю, как тебе, а мне всего пятнадцать. И у моего… моей семьи есть обязанности, из-за которых мы раньше много путешествовали. На самом деле, больше года оставаться в одной стране — исключительный случай для меня. Рано или поздно это должно было произойти.

Он замолкает и болезненно сглатывает. Я понимаю, что в это мгновение он, вероятно, как никогда близок к парню, который скрывается за маской. В течение нескольких секунд я пытаюсь поставить себя на его место: постоянно менять город, школу, дом? Мне, знавшей только Париж, жившей над родительской пекарней, год за годом учившейся с одними и теми же одноклассниками, сложно такое представить.

Я нервно сцепляю руки перед собой. И неожиданно жалею, что не могу поговорить с Тикки, когда я Ледибаг. Она обычно дает хорошие советы, хотя и немного наивна в том, что касается нашей современности, и, в отличие от родителей, ей я могу рассказать всё о своей двойной жизни.

— Я не знаю, что делать. Мой квами не хочет раскрывать детали, только повторяет, что ничто не может разделить две сущности, которыми являются Божья Коровка и Черный Кот. Равновесие сил и всё такое… В конце концов я поверю, что должен просто отказаться от Камня Чудес. Или что мое Кольцо исчезнет, как появилось, как только я уеду отсюда. Меня успокаивает только то, что ты не останешься одна против Бражника, — добавляет он со слабой улыбкой. — Даже если я знаю, что мой преемник никогда не будет так хорош, как я!

Я вздрагиваю от этой нелепой мысли. Новый Черный Кот?

При виде моего испуганного лица он расправляет плечи, а потом хитро наклоняется ко мне, как кошка, ищущая ласки.

— Какая жалость! Покинуть Париж, город-свет, город любви. Хотя до сих пор он не принес мне удачи…

Уставившись в одну точку, я позволяю ему болтать, а сама лихорадочно размышляю. Другой Черный Кот, чтобы заменить его? Другой Черный Кот, с которым я буду делить ночные патрули и неожиданные миссии в Париже?

Не может быть и речи.

— …но кто знает, моя Леди? — шепчет он гораздо ближе. — Мы могли бы воспользоваться оставшимся нам временем, чтобы сделать решительный шаг и… ай!

Он отшатывается и неистово потирает бока там, куда я обвиняюще ткнула пальцем, чтобы вытурить его из моего личного пространства — вопрос привычки.

— Сколько именно времени тебе осталось, Кот?

— Я сделал ставку на прилежного ученика, который хочет закончить триместр, — ворчит он. — С моим отцом может прокатить только это. Я уезжаю в начале марта.

Я энергично киваю:

— Хорошо, это дает нам несколько недель. Достаточно, чтобы до той поры припереть Бражника к стенке, и тебе не придется больше беспокоиться.

— Даже если предположить, что нам это удастся, моя Леди, проблема останется прежней. Я не смогу общаться с тобой.

В его глазах снова сверкает свет надежды.

— Ты по-прежнему будешь защитницей Парижа, а я заурядным уязвимым гражданским, живущим неизвестно где. Умный враг мог бы использовать меня, чтобы давить на тебя. Я не хочу быть твоей Ахиллесовой пятой. Никогда. Я предпочитаю… сжечь мосты.

Я хмурюсь, пораженная неприкрытой решимостью на его лице. Видимо, он намекает на некоторые мои чрезмерные реакции — вроде того случая, когда Лила и ее иллюзия Адриана чуть не заставили меня отдать Камень Чудес.

— Возможно, тебе не придется этого делать. Как только Бражник не сможет больше вредить, ничто не помешает мне в свою очередь передать знамя.

Ну, я надеюсь? Я уже знаю, что, представляя себе жизнь через десять, двадцать или тридцать лет, я не вижу себя Ледибаг. И этим вечером я ловлю себя на мысли, что бегать по крышам без Черного Кота — моего Черного Кота — рядом будет просто… не так приятно.

Не отдавая себе отчета, я начала крутить йо-йо в пальцах. Вдруг меня настораживает молчание Черного Кота. Я бросаю в его сторону осторожный взгляд — на случай, если он ждет только этого, чтобы одарить меня своей выпендрежной улыбкой. Но он просто смотрит на меня круглыми глазами, склонив голову на бок, с отсутствующим видом.

— Что?

Он тут же сжимается, будто резко вернулся на землю.

— А! Нет-нет. Просто… Ты хочешь сказать, что если всё придет в норму, и если мы оба снова станем обычными людьми… Мы можем попробовать встретиться? Может, даже… стать друзьями?

Моя очередь смотреть на него в смятении.

«Мы не вместе, мы даже не друзья! На самом деле, мы лишь напарники!»

Я всё еще слышу, как в самом начале нашей геройской деятельности громко заявляю это, когда кто-то из гражданских или из врагов задает нам вечный вопрос. В пылу битвы это, кажется, не слишком беспокоило Черного Кота — и даже еще больше подстрекало его на следующий день играть в сердцееда. Но когда я перестала резко отвечать на подобные неуместные замечания?

— Надо обсудить с нашими квами. Но… да, это мысль.

И с каких пор лицо Черного Кота может выражать столько надежды и искренней радости, словно он только что узнал, что Рождество наступит на десять месяцев раньше?

Смущенная, я поднимаю кулак и дарю ему лукавую улыбку.

— Кроме того… Думаю, мы уже друзья, Кот.

После короткой паузы его кулак в перчатке прикасается к моему.

— Ловлю тебя на слове, моя Леди. Мне уже не терпится. Бражнику следует держать ухо востро.

Его вдруг очень нежная улыбка не имеет ничего общего с его обычной мимикой обольстителя. На короткое мгновение у меня появляется ощущение дежа вю.

Но… нет, такую искреннюю, светлую улыбку я, конечно же, не забыла бы.

 

How can I put it down into words

When it's almost too much for my soul alone…

Как облечь это в слова,

Когда для одной моей души это уже слишком тяжело…

Аудиовлияние — «Hurts like hell» Флёри.

2018. День +365.

 

Я задумчиво надеваю потускневшее кольцо на палец. Оно по-прежнему слишком велико. Я нетерпеливо встряхиваю головой: чего я ожидала?

Со вздохом я снова вдеваю в кольцо черный шнурок, нацепляю его на шею и прячу под футболкой. Деформированный холодный металл странно знакомо прикасается к груди — успокаивающе. Я, наконец, поворачиваюсь к столу, готовясь встретить грустный или даже обвиняющий взгляд, но моя сумочка непреклонно закрыта. Пожав плечами, я хватаю школьную сумку, открываю люк и собираюсь покинуть комнату. Через две ступеньки я останавливаюсь в нерешительности. Потом поднимаюсь обратно, чтобы с ворчанием забрать сумочку.

Я и моя легендарная решимость.

Внизу знакомый голос Надьи Шамак объявляет новости дня:

— Главная церемония дня памяти состоится в четырнадцать часов, но выражения сочувствия уже распускаются по городу…

С облегчением я добираюсь до последней ступеньки. Я спустилась немного быстрее, чем хотелось бы, но лучше снова растравить раны, чем задержаться и привлечь озабоченные взгляды родителей. По моей просьбе они не прибегают на мои кошмары, но остается вероятность, что они слышали, как я рыдала этой ночью.

Мама стоит перед телевизором спиной ко мне. Пока она задумчиво вертит пульт в руках, я бесшумно проскальзываю на кухню.

— Погода, похоже, никого не останавливает, и уж точно не добровольцев, которые бродят по Парижу, раздавая прохожим кокарды и другие аксессуары цветов события. Для многих кварталов настало время последних приготовлений, как, например, в студенческом сообществе, которое…

На прилавке осталась лишь одна тарелка с еще теплым хлебом. В это время папа, скорее всего, уже в магазине. Я кладу школьную сумку и сумочку в угол. Прислушиваясь, я осторожно открываю холодильник. Подумать только, сегодня уже год…

— Мы хотим, чтобы, где бы они ни находились, они знали, что их поддерживают и благодарят. Этот день также день их великой победы. Они были надеждой нашего города — вот что надо праздновать!

— Ледибаг, Черный Кот, мы вас любим!

— Париж помнит вас!

 

«Спрячься! Я займусь остальным!»

«Моя Леди, подожди!!!»

 

Я вздрагиваю от воспоминания: дверца холодильника выскальзывает из пальцев и хлопает сильнее, чем нужно. Краем глаза я вижу, как мама дергается и рефлекторно переключает канал.

— Маринетт? Я не слышала, как ты пришла.

Она идет мне навстречу. У нее за спиной звучит избитый слоган магазина на диване. Держа в руке бутылку с апельсиновым соком, я позволяю ей как обычно поцеловать меня в лоб.

— Знаешь, ты могла оставить новости.

— Там повторяют одно и то же по сто раз. Мне это уже не интересно, но как хочешь.

Она кладет пульт на стол и ласково взъерошивает мне волосы.

— Ты хорошо спала?

Я осмеливаюсь неуверенно глянуть на нее: и улыбка, и взгляд безмятежны. Они не слышали, как я плакала. Фух. Что угодно, лишь бы не тревожить их еще больше.

— Нормально.

Она кивает: она не обманывается, и я тоже. Я видела себя в зеркале сегодня утром, у меня похоронный вид. Я отворачиваюсь и сажусь за стойку.

— Еще рано. Ты в состоянии идти сегодня на уроки?

— Ммм. И я сегодня пообедаю с Альей.

— Прекрасно.

— Она… Она хочет, чтобы потом я сходила с ней на празднование. Она говорит, что умирает от страха при мысли об этой речи.

Мама вздыхает с позабавленным видом, и мы обмениваемся коротким понимающим взглядом. Мы обе знаем, насколько Алья прирожденный оратор. Мое присутствие для так называемой поддержки — лишь предлог, чтобы заставить меня чувствовать себя полезной, важной.

— Твоя подруга — очень гордый человек. Должно быть, она считает, что тебе необходим вызов, чтобы преодолеть себя. Но только ты знаешь, готова ли ты, дорогая. Мы с твоим отцом в любом случае будем там.

Я молча киваю.

— Я спущусь к нему. Улыбнись ему, когда будешь уходить, ладно? Он будет так рад.

Я согласно бормочу, беру пульт… а потом кладу обратно, не в состоянии переключить на новости.

— Мам? Как вы можете хотеть туда идти? Учитывая всё, что там произошло?

Неужели я одна нахожу это… сложным? Пугающим?

Непреодолимым?

— В конце концов… Все жертвы были из-за них. Что бы ни говорили, они не справились.

Ну… из-за Ледибаг в основном.

Мама возвращается ко мне, и у меня сжимается горло. Мгновение помолчав, она берет меня за руку, твердо ее сжимает.

— Это правда. Бражник в тот день сделал много зла. Тебе, всем, кто там был. Никто не может этого отрицать.

На мгновение я закрываю глаза. Шрам на спине тянет, горит. Не обращая внимания на то, как я дергаюсь, мама нежно обнимает меня. Когда мне, наконец, удается расслабиться, она шепчет:

— Ты жива, Маринетт. Благодаря твоей храбрости, твоему упорству. И если сегодня, год спустя, ты здесь задаешь такие вопросы, но твердо стоишь на ногах, это в том числе благодаря и тем двоим молодым людям. Кто знает, что могло бы произойти, если бы их не было, чтобы остановить этого преступника. Вот почему мы с твоим отцом туда идем: чтобы поблагодарить их и чтобы поблагодарить всех, кто позаботился о тебе в тот день.

Глаза жжет — снова. Уже собираясь высвободиться из ее объятий, я слышу, как она тихонько сопит. И я предпочитаю подождать. И как всегда, ее руки, ее тепло, ее запах расслабляют меня куда больше, чем хотелось бы. Я прикрываю глаза.

Принять ситуацию и продолжать идти с высокоподнятой головой. Есть ли у меня право…

…когда всё — моя вина?

 

I loved and I loved and I lost you…

Я любила тебя. Я любила и потеряла тебя.

 

День -2.

 

Черный Кот проглатывает ругательство и с сомнительной удалью падает на задницу.

— Охранник музея, который оживляет ископаемых! Мне кажется, или в последнее время злодеи становятся до чертиков сильными?

С трудом переводя дыхание, я опускаюсь на колени на потрепанный паркет, заново обвожу потерянным взглядом громадный зал, перевернутый вверх дном. Музей Естественной Истории решительно обладал впечатляющей коллекцией ископаемых динозавров. Навскидку — три тирекса, четыре диплодока и целое стадо зверей поменьше. А, и скелет кашалота в дюжину метров длиной. С ума сойти: когда он летел среди стеллажей, чтобы проглотить меня, он казался мне гораздо внушительнее, чем во время последнего визита в музей с бабушкой Джиной…

Витрины расколоты, виварии пробиты. Большинство выставленных ископаемых теперь разбросаны по залу. Я поднимаю голову к стеклянной крыше, которую, улетая, разбили жаждавшие свободы птеродактили. Теперь, когда бедный охранник без сознания, а его акума изгнана, окрестности, наверное, усеяны тысячелетними костями. И хотя с момента появления Бражника парижане привыкли видеть и не такое, они наверняка недовольны…

Я встряхиваюсь и неохотно встаю, раздраженная собственной беспечностью — будто заразилась от Черного Кота. Осторожно прохожу по холмикам неподвижных ископаемых в поисках моего талисмана удачи. Черный Кот вскрикивает от боли.

— Мяуч! Плагг, видимо, не оценил мой полет в банки с формалином… Жжется.

Меня охватывает приступ тошноты, и я заставляю себя отбросить воспоминание о существах, выставленных в упомянутой витрине «Кунсткамеры». Бедный Кот!

— Зачем ты вообще сунулся между мной и тирексом! Хочу тебе заметить, я прекрасно справлялась!

И прикусываю губу, чтобы не высказать беспокойство больше необходимого — зная Черного Кота, я понимала, что это вскружит ему голову до такой степени, что он будет бахвалиться весь вечер.

— Насчет этого, моя Леди, я поклялся себе в одном: больше никогда не оставлять тебя наедине с тирексом. Или же быть готовым к неожиданностям, — шутит он немного менее легким, немного более горьким тоном.

Он явно намекает на наше сражение с Анименом, во время которого я прыгнула в пасть чудовищу, не предупредив напарника. На то была веская причина, но только гораздо позже я поняла, насколько мой поступок потряс его…

Мой Камень Чудес издает предупреждающий писк. До снятия трансформации осталось четыре минуты.

— Вместо того чтобы острить, Кот, быстро помоги мне найти талисман удачи, чтобы я могла исправить этот бардак и исцелить тебя.

— Знаю, моя Леди, знаю, — произносит он и заглушает еще одно болезненное шипение. — Сюда: твоя гигантская лопаточка для торта застряла под скелетом одного из диплодоков.

Я закатываю глаза, но сразу же поворачиваюсь на его голос, который, даже прерываясь от боли, не теряет неизменной насмешливости. Не счесть, сколько раз он хохотал над моими талисманами удачи.

— В последний раз повторяю: это не лопатка для торта, а хлебный совок! Это…

При виде Черного Кота упрек умирает у меня на губах. Напарник, который суетится рядом с горкой костей, тут же заканчивает мою фразу:

— …«Это инструмент, который позволяет пекарю поворачивать хлеб самым лучшим образом». Ты уже говорила, моя Леди! Всегда такая образованная, хе-хе… Умф!

Ворча от усилия, Черный Кот извлекает совок из-под кучи костей и, тяжело дыша, снова падает на колени. Я испуганно рассматриваю защитную кожу на его спине и руках: она исполосована порезами, сквозь которые виднеется кожа… и даже несколько глубоких кровоточащих ран.

Я не понимаю. Разве наши костюмы не делают нас сильнее и выносливее? Разве не должны они ослаблять любые удары и предотвращать ранения? Неужели атака тирекса, от которой он меня защитил, была настолько мощной? И он всё равно продолжал сражаться?

Долгий момент спустя, когда Черный Кот восстанавливал дыхание, он перехватывает мой встревоженный взгляд. Он дарит мне напряженную улыбку и опирается на совок, чтобы встать.

— …твой ход, моя Леди, — говорит он, бросая мне инструмент. — Не уверен, что оно в рабочем состоянии.

Всё еще потрясенная серьезностью его ран, я неловко хватаю совок и привычным жестом торопливо бросаю его в воздух:

— Чудесная Ледибаг!

Совок взрывается мириадами божьих коровок. Аура Тикки вдруг становится вездесущей, и ураган красно-серебристой магии обрушивается на помещение. Ископаемые оживают одно за другим, несутся через зал в бешеном, но выверенном танце. С апокалиптическим грохотом скелеты восстанавливаются в своих витринах, тысячи осколков стекла поднимаются с паркета и соединяются в сверкающем дребезге. Ископаемые, разлетевшиеся по кварталу, влетают сквозь зияющую дыру в потолке, словно падая с неба, а металлические балки стеклянной крыши скручиваются и вытягиваются, чтобы вернуться к изначальным очертаниям.

Покрывало серебристо-красного света уже обволакивает Черного Кота, который в последний раз кривится, а потом вздыхает с облегчением. Он открывает глаза и восхищенно созерцает созидающее действие моего Камня Чудес. Я с тяжелым сердцем украдкой наблюдаю за ним: его костюм снова невредим, порезы на лице исчезли.

Возможно, дело не в том, что наши враги стали сильнее, или в том, что квами хуже, чем раньше, защищают нас: дело в нас. Мы всё больше рискуем.

Потому что у нас мало времени…

Очередной писк сережек призывает меня к порядку. Я бросаю последний взгляд на ночного сторожа, который начинает приходить в себя. Как и другие бывшие акуманизированные, он не вспомнит ни об одном своем злодеянии, и это точно к лучшему.

— Черный Кот, за мной!

В несколько привычных бросков йо-йо я оказываюсь на крыше музея, пока стекло еще не восстановилось полностью. Вместе с Черным Котом, который следует за мной по пятам, я пользуюсь темнотой, чтобы добраться до плохо освещенного жилого квартала, вдали от нескромных взглядов и полицейских сил, уже осаждающих музей.

— Ну, я пошел! Доброго вечера, моя Леди!

— Подожди!

Я останавливаюсь в тени дымохода и поворачиваюсь к нему. Его кольцо издает негромкий писк, и рисунок на нем показывает, что ему осталось меньше двух минут. У нас нет времени на рассуждения.

— Так мы никогда ничего не добьемся, Черный Кот.

Его показная улыбка увядает. Кошачьи уши опускаются.

— Знаю. Осталось лишь десять дней. И мне не удается оттянуть отъезд. Что будем делать, моя Леди?

Я подхожу достаточно близко, чтобы коснуться его. Чувствуя себя неуютно от его встревоженного взгляда, я моргаю и верчу йо-йо в пальцах.

Однако мы всё испробовали, чтобы выследить Бражника. Мы расспрашивали акуманизированных в надежде выкурить их хозяина: вначале — после исцеления, потом — когда они еще находились под его ментальным контролем. Напрасно.

Мы пытались проследить за очищенными бабочками, обнаружить присутствие акум или даже предварить их появление, прежде чем они кого-то заразят, пройти в обратную сторону их путь по Парижу, чтобы раскрыть логово их хозяина. Безрезультатно.

Перед лицом Бражника мы можем лишь отвечать на удар. Невозможно напасть первыми. И это удручает.

А на следующей неделе Черный Кот уезжает…

— …Ледибаг.

Я дергаюсь, хотя голос Черного Кота не громче шепота. Его ясные зеленые глаза молчаливо вопрошают меня. Кончиком когтя он касается моей щеки, потом с тихим позвякиванием гладит мою сережку. Словно подтверждая его предупреждение, раздается писк.

— Меньше минуты. Тебе надо идти.

Он подмигивает мне, отступает на шаг и достает шест.

— Доброй ночи.

Он отворачивается и готовится устремиться на соседнюю крышу, когда я хватаю его за запястье. Он тут же застывает, расширив глаза.

— Кот. Завтра в три часа я свяжусь с тобой. Возможно, у меня будет последнее решение, которое можно попробовать.

Есть еще кое-что, что можно сделать. Кое-что, о чем я не решалась поговорить с ним. Но прежде всего я должна обсудить это с Тикки… И убедиться, что тот, кого это касается, тоже согласен.

— …моя Леди?

Каждая секунда на счету. Я сильнее сжимаю его запястье и дарю ему легкую улыбку. Держись, Черный Кот. Не всё потеряно.

— Завтра.

Я отпускаю его, отворачиваюсь и бросаю йо-йо на приступ темноты. Как всегда, я чувствую, как Черный Кот удаляется в противоположном направлении. Я знаю, как он хотел бы узнать мою личность и открыть мне свою, и для него было бы так легко последовать за мной и подловить меня. Однако он никогда так не делал.

Я бегу против ветра, глаза горят от влажного ледяного воздуха. На сердце становится тяжело, когда я осознаю собственное попустительство. Еще месяц назад я не стала бы задерживаться, скрываясь после окончания миссии. Но в это самое мгновение, на скрытой тенью крыше снятие трансформации в его присутствии казалось мне почти допустимым вариантом, если это позволит мне еще побыть с ним.

Я хотела бы верить — нет, я уверена, — что, если сегодня мои убеждения дают трещину, так это потому, что время работает против нас. Возможно, еще потому, что я чувствую себя виноватой: он не всегда выходит из сражений невредимым, и слишком часто из-за меня — потому что пытается меня защитить.

Писк становится повторяющимся и регулярным. Последние секунды. Слишком поздно, чтобы вернуться домой. Я падаю в маленький жилой дворик, в этот ночной час лишенный света. Когда я съеживаюсь на крыльце под навесом, мое йо-йо издает другой звук, характерный для функции связи. Я удивленно открываю его в последний момент и обнаруживаю простое сообщение из нескольких слов:

«Как всегда, ваши желания — закон, моя Леди. Я буду ждать».

Мой костюм исчезает в порыве ветра. На меня нападает холод — резкий, несмотря на анорак, который я надела на всякий случай, выходя из дома в начале ночи. Тикки покачивается на моих коленях.

— Маринетт? Где мы?

Я улыбаюсь, слыша ее тонкий голосок, видимо, удивленный окружающей темнотой.

— Всё хорошо. Мне просто не хватило времени, чтобы найти убежище, достойное этого названия.

Запахнувшись в анорак, я с трудом достаю из кармана мобильник и пакет из булочной отца. Большие голубые глаза Тикки мерцают в бледном свете экрана. Подпрыгнув, она восклицает:

— Печенье?

Я тихонько смеюсь и торжествующе вынимаю из пакета домашнее печенье с шоколадной крошкой — ее любимое. С радостным восклицанием Тикки хватает печенье и принимается старательно грызть. Я осторожно заворачиваю ее в свой шарф: я знаю, после трансформации она становится уязвимой для холода.

— Восстанавливай силы. В такой час я предпочитаю вернуться с помощью йо-йо.

Она соглашается, счастливо вздохнув с полным ртом. Свет моего мобильника гаснет, и я пользуюсь этим, чтобы поднять глаза к небу: если сосредоточиться, можно с трудом разглядеть несколько звезд.

Завтра у меня нет уроков. Я пойду к Мастеру Фу поговорить с ним об этой нестандартной ситуации. Я хочу спросить у него совета и разрешения.

Думаю, настало время Черному Коту познакомиться с ним.

 

I loved and I loved and I lost you

I loved,

and I loved,

and I lost you…!

 

День +365.

 

— Вот, дорогая. Прямо из печи для тебя и твоих друзей!

Я молчу. Каждый день с тех пор, как возобновилась моя учеба, повторяется один и тот же ритуал. Иногда это макаруны. Иногда крошечные венские булочки. Однажды была громадная еще горячая бриошь. Консьержка в лицее даже не хотела меня пропускать с ней в класс.

— Маринетт?

Сегодня это печенье.

Печенье.

Ко мне снова подступают рыдания этой ночи. Я бросаю взгляд на сумочку, лежащую на прилавке с моими перчатками. Прикусываю щеку, чтобы сдержать нервные слезы.

— О, ты хотела бы побольше?

Обеспокоенный голос отца возвращает меня к реальности. Я поспешно сглатываю и заставляю себя улыбнуться.

— Нет-нет, папа. Всё отлично. Спасибо, — хрипло произношу я.

Папины усы вздрагивают, а покрасневшие от печи скулы становятся резче, когда он в свою очередь улыбается. Я торопливо хватаю сумочку с прилавка — и сметаю ею перчатки.

— К тому же Алья обожает твое печенье. Это поможет ей собраться перед речью!

С невольной гримасой я наклоняюсь, чтобы подобрать перчатки, неуклюже надеваю школьный рюкзак, закутавшись в анорак.

— До скорого, милая, — произносит отец и неуверенно поправляется: — Ну то есть, если ты захочешь подойти поздороваться со своими старыми родителями на церемонии, но ты можешь и остаться с друзьями… Хотя ты не обязана идти туда, по правде говоря, я…

Мне кажется, я слышу, как в комнате за магазином вздыхает мама. С тяжелым сердцем я подхожу поцеловать отца в багровую щеку, обрывая его неловкие оправдания.

— Да, пап. Возможно, я приду. Спасибо.

Я разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов, но останавливаюсь на полпути к двери. Снег за окном прекратился. Снаружи всё бело.

Белый. Холод.

Красный. Черный.

Мне больно.

Всё — моя вина. Я должна была принять неизбежное, пока еще было время. Но…

 

«ЛЕДИБАГ, ОСТОРОЖНО!»

 

— Маринетт?

Я вздрагиваю, когда мне на плечо ложится большая ладонь отца. Когда он успел обогнуть прилавок, чтобы подойти ко мне?

— Ты не берешь свою сумочку?

Тяжело дыша, я окидываю магазин смущенным взглядом. Шрам на спине дергает в ритме сердцебиения. На лбу отца появляются обеспокоенные складки. Он созерцает снег снаружи, а потом, похоже, понимает.

— Я подвезу тебя? Мой грузовичок припаркован на перекрестке.

Я энергично мотаю головой:

— Нет-нет. Сойдет и так. Я… я хочу пройтись. Мне это пойдет на пользу.

Он молча кивает — хмурый, с влажными глазами, — а потом, прочистив горло, хлопает меня по плечу. Я неуверенно беру сумочку, и он открывает мне стеклянную дверь.

— Хорошего вам дня, — бормочу я.

Отец отвечает таким же хриплым голосом, который перекрывает звон колокольчика у нас над головами. Забыв про ломоту в суставах, я торопливым шагом устремляюсь вперед, не отрывая взгляда от тротуара, покрытого одеялом снега.

Снег белый. Очень белый. Всё время белый.

Только дойдя до конца улицы, я замедляю шаг и останавливаюсь, легкие уже горят, ноги стали ватными. Без физических упражнений в течение восьми месяцев вернуться к прежней форме всё еще тяжело.

Я рассматриваю пакет с печеньем в левой руке и сумочку в правой. Колотящееся сердце сжимается. Снова. С дрожащим вздохом я расстегиваю молнию анорака, вешаю ремень на шею и удобно пристраиваю сумочку на боку, в тепле. Застегивая куртку, я колеблюсь, а потом проверяю окрестности и шепчу:

— Слушай, я… сожалею. О сегодняшней ночи. Правда сожалею.

Полнейшее молчание.

— Печенье еще теплое. Хочешь?

Еще несколько секунд молчания. Потом сумочка едва заметно приоткрывается. С жжением в глазах я засовываю в щель печенье, потом второе. Вместо того чтобы упасть на дно, печенье медленно исчезает. Сумочка закрывается сама по себе, и я слышу тихий хруст. Звук едва заметный, но такой знакомый, что у меня на глаза наворачиваются слезы. Я тщательно вытираю их, хлюпаю носом — я опять забыла носовой платок.

Я искренне жалею о своих словах — своем жесте — прошлой ночью. Не я одна страдаю, я ведь прекрасно это знаю.

По кварталу разносится звук колокола из моего бывшего коллежа. Я застегиваю молнию до шеи, поправляю шарф. Глубоко вдыхаю, ослепленная. Снег повсюду. На день памяти Париж украсил улицы и магазины в цвета Ледибаг и Черного Кота, двух своих исчезнувших героев.

Белый.

Красный.

Черный.

Этот день будет бесконечным.

 

I loved and I loved and I lost you

And it hurts like hell

Yeah it hurts like hell

Я любила тебя. Я любила и потеряла тебя.

И это так больно, так больно…

I don't want them to know the secrets

I don't want them to know the way I loved you

Я не хочу, чтобы знали эти тайны,

Я не хочу, чтобы знали, как я любила тебя.

 

2017. День -1.

 

Адриан.

— Маринетт? Маринетт, ты еще здесь?

Я дергаюсь, возвращаясь на землю. Бормочу, не обращая внимания на удивленные взгляды прохожих:

— А, э, да-да, мам, я-я думаю! По-подожди, я договорюсь с Альей!

Я отключаю микрофон мобильника и испускаю нервный стон, охваченная наполовину счастьем, наполовину раздражением. Адриан, Адриан у меня дома! Адриан пришел сегодня утром без предупреждения, более того — пригласить меня в кино!

…Но почему, почему сегодня, когда я занята на другом конце Парижа?!

Я удобно устраиваюсь в углублении одного из подъездов и открываю сумочку. Тикки из глубины бросает на меня упрекающий взгляд.

— Маринетт, у тебя сегодня есть дела важнее!

— Знаю, знаю! Но это же Адриан! А-дри-ан!

— И вчера вечером ты обещала Черному Коту, что найдешь решение. Ты должна позвонить ему через несколько часов, не время развлекаться!

— Дааааааа….

Я подскакиваю на месте, во власти моральной дилеммы. Она права, сто раз права — для разнообразия. И по правде говоря, от одной только мысли, как я увижу вечером Черного Кота и его расстроенное лицо, я уже чувствую угрызения совести. Я должна связаться с ним в три часа, не может быть и речи, чтобы до той поры я не разыграла свою последнюю карту.

Никогда бы не поверила, что однажды подумаю такое, но… Адриан подождет.

— Ух! Черный Кот, что я делаю ради тебя!

С ворчанием я закрываю сумочку — перехватив удовлетворенную улыбку Тикки, — а потом делаю глубокий вдох, прежде чем снова включить микрофон мобильника.

— Да, мам? Я поговорила с Альей, и… мы не можем отменить наши планы, — по-настоящему жалобно произношу я. — Я… Извинишься за меня? Пожалуйста?

— Конечно, дорогая, — мягко отвечает мама. — Адриан тоже извиняется, что пришел без предупреждения, он был неподалеку и забыл телефон дома.

Я поднимаю взгляд в небо, испытывая противоречивые чувства, представив Адриана с его сожалеющей улыбкой. Но нет-нет, не извиняйся за то, что неожиданно зашел ко мне. Возвращайся завтра, послезавтра, когда захочешь! Каждый твой взгляд — благословение для меня, и…

— Маринетт? Ему что-нибудь передать?

— Да… Нет! Э… Эм, поблагодари его? Мне правда жаль… Спасибо, мам.

— Не за что, дорогая. Повеселись с Альей. Хорошего дня!

Я неохотно нажимаю на отбой и растекаюсь в душераздирающем вздохе. И как собаке пятая нога мне нужен шепот Тикки:

— Я горжусь тобой, Маринетт! И уверена, Адриан тоже поймет! Он всегда готов пожертвовать собой ради своего друга Нино!

— Умоляю, замолчи и дай мне еще несколько минут на горькие сожаления о своем решении.

Ворча, я продолжаю путь, терзаемая желанием надавать себе пощечин. Жизнерадостный смех Тикки в конце концов вызывает у меня легкую улыбку.

Худо-бедно я добираюсь до незаметного домика. Как только я вхожу в вестибюль, Тикки покидает сумочку и зарывается в мой шарф. Подойдя к двери квартиры Мастера Фу, я вдруг начинаю колебаться. Я хотела бы позвонить ему и предупредить о приходе, если бы только знала его номер. Но с моей легкомысленностью мне ни разу не пришло в голову спросить его.

— Может, у него пациенты. Уверена, что я не побеспокою его?

— Уверена, Маринетт. Мастер Фу никогда не назначает встречи. Он исходит из принципа, что люди всегда приходят в подходящий момент.

— Если ты так говоришь…

Когда я собираюсь постучать, меня что-то останавливает. На что я надеюсь, собственно говоря? Я ничего не знаю о ситуации Черного Кота, кроме того что некое семейное дело вынуждает его покинуть Париж через девять дней. Что тут может сделать Мастер Фу, если подумать? Убедить родителей Черного Кота оставить его в Париже? Это абсурдно. Даже мои — весьма снисходительные — родители подпрыгнули бы до потолка, если бы им сказали такое. А кроме того, какую причину им назвать? Мастер Фу — Хранитель Камней Чудес и, как мы с Черным Котом, должен держать это в тайне.

И потом, как я могу желать, чтобы Кот остался здесь один, без семьи? Думаю, я на его месте не сумела бы…

— Маринетт? Что случилось?

— …А что, если в конечном счете мы ничего не можем сделать?

Я проехала на автобусе и метро через половину Парижа, чтобы рассказать Мастеру Фу о сложившейся ситуации, но только сейчас, перед его дверью, кажется, увидела ее ясно. На самом деле, думаю, я просто хотела освободиться от непомерного груза.

Перед Черным Котом я изображала лидера. Перед Тикки — маленькую упрямую девочку. Но в итоге, сюда я пришла, чтобы поговорить о моем беспокойстве, о моем страхе из-за отъезда Черного Кота. Потому что…

…Потому что я просто-напросто не хочу, чтобы он уезжал.

Тикки выбирается из складок моего шарфа и зависает на уровне моих глаз. Мгновение помолчав, она нежно улыбается мне:

— Маринетт, помнишь, что сказал тебе Мастер Фу в последний раз, когда ты приходила сюда? Не бывает проблем без решения.

— Да?

Ее большие ясные голубые глаза моргают. Она вдруг становится очень грустной.

— Я бы позволила себе добавить только вот что: всегда есть решение, но не обязательно оно будет таким, которое нам хотелось бы услышать.

Она медленно хлопает ресницами, качает головой, а потом снова становится уверенной:

— Но не всё сразу. Ты здесь, чтобы попросить разрешения привести Черного Кота. Только он может объяснить ситуацию Хранителю. Возможно, вместе они найдут выход.

Я чувствую, что она сама с трудом верит в это. Она снова прячется в моем шарфе, прижавшись к моей шее.

— Давай, Маринетт. Смелее.

 

2018. День +365.

 

«Смелее, Маринетт».

Скамейка пуста.

Настойчивый скрип мела заставляет меня поднять глаза на доску. Я тороплюсь списать строку расчетов, даже не пытаясь думать, что она значит. Сегодня мне не до того.

— Как только решите это уравнение, сможете вычислить необходимые количества для…

Скамейка пуста. Пальцы моей левой руки крутят деформированное кольцо.

Алья рядом со мной в который раз укоризненно прочищает горло. Я смиренно возвращаюсь к доске, удивленно обнаруживаю там два новых этапа доказательства. Я наспех переписываю их, как есть, и сосредотачиваюсь на том, что учительница химии делает с кипящими цветными пробирками. Но мой взгляд незаметно перемещается от ее стола к столу в первом ряду.

Скамейка рядом с Нино пуста. Снова. Всегда…

Звонок на перемену. Несколько стульев уже скребут по полу, выдавая прилив энергии некоторых учеников, которым не терпится выйти на воздух.

— Десять минут перерыва, — с сожалением разрешает учительница. — Воспользуйтесь ими, чтобы составить группы для предстоящей лабораторной работы. И никакого бедлама в моем классе, понятно? Реактивы дорого стоят!

Я закрываю тетрадь и роняю кольцо под футболку, после чего зеваю с риском вывихнуть челюсть. Окончательно падаю на парту, уронив голову на скрещенные руки. Чья-то рука взъерошивает мне волосы.

— Скажи-ка, дорогая. Я знаю, что химия тебя не вдохновляет, но ты могла бы сделать усилие, чтобы казаться сосредоточенной. Из-за твоих зевков и пустого взгляда училка сто раз посматривала на тебя.

Я ворчу, но приподнимаю голову ровно настолько, чтобы послать Алье утомленную улыбку:

— Плохо спала ночью.

— Догадываюсь, — мягко произносит она. — Сегодня немного особенный день. Тем не менее, ты сама мне сказала, что не надо с тобой деликатничать.

Она немного сильнее трет мне голову и прекращает только на мое раздраженное ворчание. Ее предупредительная улыбка становится озорной.

— Ну-ка, ну-ка, что там милый месье Дюпен сегодня приготовил, чтобы поднять уровень глюкозы своей обожаемой дочери и ее друзей?

Сидящий перед нами Нино слегка подпрыгивает, как ни в чем не бывало, снимает наушники и с сияющей улыбкой поворачивается к нам. Проглотив позабавленный смешок, я вынимаю из сумки пакет и церемонно открываю его. Если у меня от знакомого запаха шоколада и корицы сильно колет сердце, Алья испускает воодушевленный крик и без колебаний хватает выпечку.

— Печенье! Чудненько!

Я подталкиваю пакет к Нино, который в свою очередь берет печенье. Алья демонстративно смакует свое:

— Роскошная перемена: печенье и никакой Хлои. Будь благословенна эпидемия гриппа…

— Даже если ты уже дважды подцепила его? — вмешивается Нино.

— Ш-ш. Слушай. Эта тишина, — взволнованно продолжает Алья, потерявшись взглядом в пространстве. — Никаких глупых замечаний насчет последней коллекции Шеналь, никакого невыносимого кудахтанья вслед невинному ученику. Давайте насладимся.

Она почти благоговейно вгрызается в печенье и довольно вздыхает. Я закатываю глаза, позабавленная ее представлением. И, конечно же, встречаюсь со сверкающими взглядами Милен и Розы, улыбкой приглашаю их присоединиться. Иван и Джулека естественно следуют за ними, как и другие ученики, которых я пока еще не очень хорошо знаю. Шутки над пакетом с печеньем идут полным ходом, и в итоге я просто слушаю сплетни.

Каждый день одно и то же. Подозреваю, именно этого добивается мой отец, когда снабжает меня достаточным количеством сладостей, чтобы накормить весь класс. Возобновить учебу посреди года было непросто, даже если я знала большую часть одноклассников. Грустные или снисходительные взгляды долго преследовали меня, и они становятся еще настойчивее после каждого моего отсутствия, которые всё еще регулярно случаются. Я гораздо больше предпочла бы, чтобы меня воспринимали как обычного человека без багажа прошлого. Без этого багажа.

Взгляд обращается на пустой стол передо мной…

Удар локтем возвращает меня к реальности. Выуживая из пакета очередное печенье, Алья подмигивает мне. Я молча вздыхаю: я долго не решалась выходить сегодня из дома. Но, в конечном счете, правильно сделала, что вышла.

— Все по местам.

Учительница только что вошла в класс. Всё еще с печеньем во рту, подозрительно глядя, Алья торопливо закрывает пакет и пихает его мне на колени. Она не забыла тот день, когда учительница посчитала необходимым конфисковать мое печенье, потому что ему не место на уроке — «Представьте, если в него попадут химикаты? Я не вынесу, если мне придется заполнять отчет о происшествии на каждого отравившегося ученика!» Так что я убираю печенье в рюкзак, попутно сунув в сумочку дополнительную печеньку — маленький знак внимания, быстро вознагражденный тихим хрустом.

— Иван, сходите предупредить опоздавших, — устало бросает учительница. — Урок начинается.

Когда я поднимаю глаза от сумки, скамейка передо мной уже не пуста. Ким выкладывает свои вещи и беспечно устраивается на ней.

— Чувак, что ты делаешь? — спрашивает Нино с рюкзаком на плече. — Я собирался пересесть к тебе назад, как обычно.

Я открываю тетрадь. Это неважно. Это неважно.

— Эй, да ладно, — отвечает Ким. — Химическое оборудование за моим столом по-прежнему отвратительно, а весы всё еще сломаны. Здесь нам будет лучше для лабораторной.

— Но, чувак, это место Адриана…

Я переворачиваю страницы одну за другой. Это неважно. Я беру ручку. Рука против воли немного дрожит.

Это неважно.

— Отстань, Нино, а? Здесь же не подписано его имя, да? Какая разница?

— Маринетт?

Голос Альи становится исключительно нерешительным. Я сжимаю кулаки, горло болит.

Сумочка рядом с моим бедром вздрагивает.

 

«Моя Леди? Если всё это когда-нибудь закончится… Мы же увидимся снова?»

 

Я вперемешку кидаю в рюкзак тетрадь, ручки, весы и пенал. Схватив анорак, я встаю и выхожу из-за стола, едва не столкнувшись с опоздавшими учениками.

— Я плохо себя чувствую. Можно мне в медпункт?

В классе позади меня внезапно воцаряется гробовая тишина. Я рискую бросить взгляд на учительницу, которая молча рассматривает меня. В тот момент, когда я уже готова обойтись без ее согласия, она делает мне знак идти. Я слышу, как за спиной вопит Алья:

— Да проклятье, Ким!

— Что? Что я сделал?

— Совсем никаких мозгов? Обязательно надо было садиться здесь сегодня?

 

I don't think they'd understand it, no

I don't think they would accept me, no

Не думаю, что это поймут, нет.

Не думаю, что меня примут, нет.

 

День -1.

 

Отправив сообщение, я выключаю коммуникатор. Немного поколебавшись, шепчу:

— Снять трансформацию.

Вспышка, дрожь. Когда я открываю глаза, Тикки снова передо мной. Она понимающе улыбается мне.

В комнате, освещенной несколькими лампами с теплым мягким светом, царит тишина. Снаружи зимнее солнце начинает уже садиться. В углу квами-черепаха Вайзз снова готовит чай. Сидя по-турецки с закрытыми глазами на одном из ковриков, Мастер Фу, кажется, медитирует. Я нерешительно снова сажусь на доставшуюся мне подушку напротив него.

— Каков ответ Черного Кота? — бормочет старик.

— Он сказал, что придет, как только сможет. Я передала ему ваш адрес, как вы просили.

Мастер Фу просто кивает. Когда чайник тихонько вздрагивает, Вайзз ставит третью чашку на низкий столик, а потом снова зависает рядом с хозяином. Улыбкой он приглашает меня рассказать, что меня терзает. Словно выражая одобрение, Тикки садится мне на плечо и подбадривает меня взглядом. Я глубоко вздыхаю.

— Прошу прощения, Мастер Фу. Я должна была сказать вам об этом раньше.

Старик приподнимает веки, словно медленно возвращается из размышлений. Усталым жестом он берет свою чашку и долго покачивает ее.

— Скорее, это я должен извиняться, Маринетт. Отдавая вам Камни Чудес, я следовал своему убеждению и священной подготовке, и я не сомневаюсь, что вы идеальные Носители. Но документы, на которых я основываюсь, очень древние, принадлежат к эпохе, когда люди в вашем возрасте считались уже взрослыми и свободными в выборе пути. Сегодня родители опекают детей гораздо дольше. Это хорошо, но зато они гораздо позже обретают независимость.

В его глазах, лишенных возраста, я замечаю ту же смирившуюся грусть, что в тот день, когда он упомянул о своих истоках — о монастыре, в котором он был воспитан и обучен на Хранителя, о его «ошибке», которая, по его словам, стала причиной исчезновения его друзей. Несмотря на мои постоянные вопросы, Тикки так и не захотела рассказать мне об этом больше.

Старик делает несколько глотков. Я делаю то же самое, чтобы скрыть смущение: чай приятно пахнет и еще теплый. Придает бодрости.

— Учитывая ваш юный возраст, подобное должно было произойти рано или поздно. Я должен был предвидеть. Но в своей спешке противостоять Бражнику, я забыл про эту деталь — далеко не маловажную. Не в той культуре, в которой мы живем сегодня.

— Что мы можем сделать?

— Сейчас у меня нет ответа. Мне еще надо услышать, что скажет Черный Кот.

Тикки зависает рядом с моей чашкой. Легкой улыбкой я позволяю ей попробовать. Она строит мне театральную гримаску.

— Мастер Фу… Какой-нибудь Носитель уже отказывался добровольно от своего Камня Чудес?

— Это строго запрещено.

Голос Фу странно резкий. Я удивленно вздрагиваю, а Вайзз и Тикки немного нервно взлетают. Перехватив одновременно обеспокоенный и доброжелательный взгляд своего квами, старик поджимает губы, а потом смягчается.

— Но также недозволенно разделять ваши две силы. Черный Кот обязательно должен сопровождать Божью Коровку, а Божья Коровка — Черного Кота. Они символизируют всевозможное равновесие. Свет и Тьма. Счастье и Несчастье. Созидание и Уничтожение. Если одна активирована, другая должна быть тоже, и предпочтительно в непосредственной близости.

Он озабоченно вздыхает.

— Обычно Носитель Камня Чудес оставляет свою силу только со смертью.

— Мастер Фу, — берет слово молчавшая до сих пор Тикки.

У нее жесткое выражение, почти упрекающее.

— Есть другие альтернативы, Мастер. И как Великому Хранителю вам надлежит упомянуть о них.

Я молчу, удивленная ее горячностью. Но, в конце концов, Тикки мне говорила, что ей почти пять тысяч лет, а исторические байки, которые она мне рассказывает, прекрасно подтверждают ее слова. Мастер же остается человеком. У него нет такой перспективы, как у нее.

Этот последний устало улыбается нам:

— Да, есть другие альтернативы. И поскольку они то, чем являются, я изложу их в свое время и только Черному Коту.

Я ищу взгляд Тикки, которая снова стала задумчивой, а потом — Вайзза, который вдруг его отводит. Наконец, возвращаюсь к непостижимому Мастеру Фу.

— Что это значит?

— Не всё сразу, Маринетт, — повторяет Тикки с приветливой улыбкой. — Всё будет хорошо.

Я обеспокоенно хмурюсь. Легкая дрожь пробегает по Вайззу. Он обменивается взглядом с хозяином, после чего квами направляется к двери и проходит сквозь нее.

— Ледибаг, тебе надо трансформироваться, — говорит старик. — Черный Кот прибыл.

О… Уже? Хотя по связи он бросил свое пресловутое: «Я ждал лишь этого, моя Леди», — я не думала, что он придет так быстро. Но, в конце концов, сейчас каникулы — вероятно, он ничем не занят…

Бросив взгляд на Тикки, я получаю ее немое одобрение. Я закрываю глаза, активирую трансформацию. Спустя минуту возвращается Вайзз с престранным видом.

— Обычно люди пугаются, когда встречают меня. Даже Носители Камней Чудес отступают, когда я появляюсь…

Снова став Ледибаг, я в замешательстве смотрю в потолок: Тикки так и не забыла мои вопли во время ее первого появления, и еще меньше то, что я назвала ее «таракано-мышью».

Глаза Вайзза сверкают:

— Но этот широко улыбнулся мне и назвал меня «потрясающей черепашкой», Мастер! Великий день.

Мастер Фу сдержанно смеется. Я неловко улыбаюсь: вероятно, Вайзз никогда не слышал о «Жемчуге дракона»⁽¹⁾, иначе он, скорее всего, гораздо хуже воспринял бы эту игру слов. По ту сторону двери Черный Кот — никаких сомнений.

— Он пришел в гражданском виде, как было оговорено. Теперь он трансформировался.

— Тогда он может войти, — объявляет Мастер Фу.

Вайзз кивает мне и возвращается к своему Носителю. Я подхожу к двери и берусь за ручку — но меня невольно охватывает новая волна беспокойства. Мне кажется, я всё еще чувствую на шее тепло Тикки.

«Смелее, Маринетт».

Я делаю глубокий вдох и поворачиваю ручку. Освещения нет, если не считать лучей садящегося солнца, проникающих сквозь стеклянную дверь в конце коридора. В сгущающихся сумерках я различаю знакомый силуэт, прислонившийся спиной к стене. Зеленые глаза Черного Кота встречаются с моими. Поначалу задумчивые, они тут же снова приобретают свойственный им озорной блеск.

— Моя Леди.

Он расцепляет до тех пор скрещенные на груди руки и склоняется в рассчитанном поклоне.

— Лапы прочь, — бормочу я, когда он подходит с явным желанием поцеловать мне руку. — Это серьезное собрание.

— Я знаю, моя Леди. Но приглашен Черный Кот, не так ли? А у меня есть перечень четких обязательств, касающихся каждой нашей встречи.

Он не задал мне по телефону ни одного вопроса, и я ничего не объясняла ему, кроме того, что это важная встреча. Однако его беспечная импозантность абсолютно обычна, и это словно бальзам на мое сердце. Возможно, его квами все-таки уже говорил ему о такой возможности?

Я отстраняюсь и молча приглашаю его входить. Его лицо вдруг становится серьезным, улыбка исчезает. Он проходит в комнату внезапно менее кошачьей, более сдержанной походкой. Я закрываю за ним дверь и, взволнованная, отступаю в глубину.

Смешно. Я по несколько раз на неделе вижу его во время сражений, но не заметила, насколько он изменился в последнее время. На заре нашей деятельности, даже если он был немного выше меня, у нас было похожее телосложение: «худышка весом с перышко», сказал бы мой отец. Сейчас Черный Кот выше меня на добрых двадцать сантиметров, а его фигура, хотя и по-прежнему стройная, с течением времени становится всё более атлетической.

Мастер Фу поднялся. Без малейшего колебания Черный Кот останавливается на уважительном расстоянии и опускается на одно колено, глубоко поклонившись.

— Черный Кот к вашим услугам. Для меня честь встретиться с вами, Мастер Хранитель Фу.

Старик просто склоняет голову:

— Вижу, Плагг уже рассказал тебе обо мне.

— Очень мало, Мастер. Он всего несколько минут назад упомянул о вашем существовании, когда узнал, где нас ждет Ледибаг.

Смиренный — почти смущенный? — тон Черного Кота вызывает у меня тик. Я знаю о роли Мастера Фу со времени миссии с гримуаром о Камнях Чудес, найденным у Габриэля Агреста. С тех пор прошло несколько месяцев, но я, как и обещала, ни разу не говорила об этой истории с напарником. Возможно, потому что боялась, что его подозрения перенесутся на Адриана — вполне законно, на самом деле, поскольку он не знает Адриана так хорошо, как я.

— Ледибаг и Плагг ничего не говорили тебе про меня по моей специальной просьбе. Обладатели Камней Чудес не должны так рано узнавать о существовании Хранителя, за исключением крайних случаев: самим познавать ваши способности — неотъемлемая часть вашего пути Носителей.

— Понимаю, Мастер.

Следует короткое молчание, во время которого Вайзз хватает заварочный чайник, чтобы наполнить его кипятком.

— Ледибаг рассказала мне о серьезной проблеме, связанной с тайной твоей личности.

— Действительно, Мастер.

Мастер Фу молча делает ему знак подняться, а потом благодарит меня любезной улыбкой:

— Ледибаг, я должен поговорить с Черным Котом наедине. Следуй за Вайззом, он проводит тебя в соседнюю комнату, где ты со своей квами сможешь спокойно подождать.

— Хорошо…

Я рефлекторно ищу одобрения Черного Кота. Кажется, он разрывается между облегчением и беспокойством. На короткое мгновение у меня возникает впечатление, что я снова вижу тот взгляд, как несколько недель назад — взгляд одинокого молчаливого мальчика, сидевшего по-турецки на краю пропасти, опустив голову, когда он нерешительным голосом неохотно сообщал мне о своем отъезде.

«Я должен покинуть Париж».

Но в следующее мгновение я уже ничего этого не вижу. Только его уверенную улыбку и сверкающие глаза. Он воодушевленно кивает:

— Спасибо, моя Леди. До скорого.

Я могла бы, как всегда, ответить что-нибудь остроумное и насмешливое — «Никаких глупостей, Котенок, м?» — но сердце не лежит. Я лишь киваю. В сопровождении Вайзза выхожу из комнаты, чувствуя, как сжимается горло.

Я привела Черного Кота к Хранителю Камней Чудес. Остальное теперь зависит от них.

---

1) «Жемчуг дракона» — это манга. Одного из ее героев, учителя боевых искусств главного героя, зовут Гениальная Черепаха (во всяком случае, во французском переводе, про русский не знаю). Дело в том, что слово génial может переводиться в прямом смысле как «гениальный», а может иметь в молодежном сленге значение «потрясающий».

Любопытно еще, что этот старик азиатской наружности часто изображается с солнечными очками, седыми усами, одетый в красную гавайскую рубашку и сандали.

Вернуться к тексту

Dreams fight with machines

Inside my head like adversaries

Come wrestle me free

Clean from the war

В моей голове мечты сражаются с машинами

Вечными врагами.

Приди, освободи меня,

Вытащи меня из этой безжалостной войны…

 

День +365

 

— Маринетт! Подожди!

Не замедляясь, я на ходу неуклюже натягиваю анорак. Торопливые шаги Альи у меня за спиной опасно приближаются. Сжав зубы, я наспех стираю слезу, против воли текущую по щеке.

— Маринетт!

Тяжело дышащая Алья появляется рядом со мной.

— Слушай, уверена, Ким не хотел ничего плохого, садясь на место Адриана.

— Плевать. Он просто дурак. В любом случае, я злюсь не на него.

…А на себя. На себя, не способную выполнить единственную поставленную перед собой цель: вернуться в школу, казаться нормальной. С нормальными заботами и моментами нормального счастья.

— Глупо было приходить сегодня.

Я сделала бы что угодно, чтобы никогда больше не чувствовать на себе снисходительного взгляда окружающих, но перспектива прожить этот юбилейный день — целый год, всего лишь год — уже несколько недель воскрешает мои кошмары. Подумать только — я не в силах даже видеть, что его парта занята кем-то другим…

Моя сумочка раскачивается возле бедра. Я рефлекторно подношу руку к шее. Прикосновение к кольцу под футболкой вызывает у меня дрожь, и я невольно останавливаюсь, сотрясаемая нервным рыданием. Или рвотным позывом, я уже не знаю наверняка.

— Маринетт. Всё будет хорошо. Всё это в прошлом.

Подруга покровительственно обнимает меня за плечи. Я, наконец, поднимаю глаза, и она улыбается мне — с болью, с сожалением, примирительно. Как мои родители, как наши друзья, она не может понять. Моя тайна по-прежнему остается тайной, и она не знает, что на самом деле терзает меня.

Всё — моя вина. И Ким абсолютно прав: что бы я ни сделала, это ничего не изменит. Я не могу вернуться назад — в ту пору, когда всё казалось таким простым, и когда я даже не подозревала, насколько счастлива.

Мне не хватает тебя. Сегодня больше, чем в любой другой день, как же мне тебя не хватает!

Я делаю глубокий дрожащий вдох, поднимаю подбородок и бормочу с вымученной улыбкой:

— Я правда устала. Я вернусь домой…

Алья исступленно кивает, поджав губы.

— Хорошо, хорошо. Но ты придешь на празднование после обеда? Я зайду за тобой в час, и мы пойдем вместе.

Желудок скручивает. День памяти. Я забыла. От одной только мысли о возвращении туда я снова чувствую, как подкашиваются ноги.

— Я… Не знаю, смогу ли я, Алья.

— Маринетт, прошел год. Год! Пора уже двигаться дальше.

 

«Всегда есть решение,

но не обязательно оно будет таким, которое нам хотелось бы услышать».

 

Сумочка возле бедра будто прожигает меня. Я сжимаю кулаки. Не зная, что ответить, я снова направляюсь к выходу из лицея. Воздух. Мне нужен воздух. Алья, к моему величайшему смятению, следует за мной.

— Все на это способны. И ты тоже, Маринетт, я уверена.

Но именно это и является больным местом: я не хочу двигаться дальше.

Не хочу без тебя.

— Эта церемония обращена к каждому из нас. Это возможность начать заново…

Не сейчас! Слишком рано!

— Оставь меня в покое со своими речами, Алья! Не все обладают твоей способностью двигаться вперед, проклятье!

Я в ужасе застываю. Я сказала то, что вовсе не думала. Потеряв терпение, Алья взрывается:

— Думаешь, будто мне легко? Я тоже там была, напоминаю тебе! Согласна, из нас двоих ты пострадала сильнее. Но мы выбрались, и этим надо гордиться. Если бы Ледибаг и Черный Кот были там, они…

— Именно, Алья, они мертвы!

Мой голос разносится по внутреннему двору — пронзительный и ломкий. Я хотела бы промолчать, пройти мимо, как обычно, пережевывать в тишине где-нибудь в другом месте. Но вдруг это кажется мне невозможным. И взгляд Альи, одновременно потрясенный и разъяренный, только разжигает то, что тлеет в душе.

— Мертвы! А если бы они были еще живы, у них не было бы никаких причин гордиться, поверь мне! Ты едва не погибла там, ты и все остальные, и всё из-за них!

Онемев, Алья неосознанно массирует правое плечо. В ее рыжих волосах мелькает едва различимая седая прядь, которая выдает наличие шрамов. Чувство вины сжимает мне горло, и я хрипло продолжаю:

— Открой глаза! Все рассчитывали на них, и они не справились! У них были месяцы, чтобы прижать Бражника и избежать той катастрофы. Но всё, что они смогли — это усугубить ситуацию!

Алья бледнеет, стиснув кулаки.

— Что ты знаешь об этом?

— Я тоже там была, представь себе! Я видела, как они колебались. Как они позволили решать эмоциям, когда вы все были в смертельной опасности! В Ледибаг нет ничего героического, ничего!

Не в честь Ледибаг должен быть сегодня праздник. Не она отдала всё, чтобы спасти Париж.

Это ты. Ты, чьим выбором стало уйти вместо меня. И никто этого никогда не узнает.

— Я не смогу прийти. Извини, Алья.

Я спускаюсь по лестничному пролету, ведущему к выходу. Алья еще раз окликает меня, но, наконец, отказывается от преследования. Снаружи снова пошел снег, и мне приходится сделать над собой усилие, чтобы не застыть в ужасе на крыльце лицея. Слегка дрожащими руками я застегиваю анорак и натягиваю меховой капюшон на глаза, глубоко вдыхаю, прежде чем встретиться лицом к лицу с бесшумным белым ливнем.

 

«Берегись, Ледибаг. Не вздумай забывать».

 

Я больше не Ледибаг.

Я больше не Маринетт, идеальная девочка, беззаботная и не отягощенная прошлым. Самое абсурдное во всем этом? То, что я невольно по-прежнему пытаюсь в это верить.

 

Your heart fits like a key

Into the lock on the wall

I turn it over, I turn it over

But I can't escape

Твое сердце — будто ключ,

Открывающий дверь этой тюрьмы.

Я поворачиваю его, снова и снова,

Но не могу сбежать.

 

День -1

 

— Скажи-ка, девочка моя, тебе нечего мне рассказать, а? Эта «супер важная и сверхсекретная вещь», из-за которой я должна прикрывать тебя до вечера, случайно не связана с Адрианом?

— Э-что-кто-как это?

Йо-йо выскальзывает у меня из рук и со звонким свистом прыгает по паркету. Мой голос, немного более пронзительный, чем обычно, разносится по комнате, в которой Вайзз попросил меня подождать.

— Вовсе нет! П-почему ты меня такое спрашиваешь, Алья?

— Ну… его гувернантка Натали недавно позвонила мне, поскольку представитель класса — ты, девочка моя — не отвечала. Она попросила меня передать информацию: Адриан исчез сегодня утром. Он сбежал. Ты говорила, что у него не очень ладятся дела с отцом, и это объясняет, что он захотел сменить обстановку, как в прошлый раз перед Рождеством. Но я связалась со всем классом, никто не знает, где он — даже Нино. Натали крайне обеспокоена, телефон Адриана недоступен, и это непохоже на него.

Я поспешно подбираю йо-йо и машинально прикрепляю его к бедру.

— Э-э-э… То есть… он заходил в магазин сегодня утром, и…

— Что?!

Как я и боялась, спокойный голос Альи становится взбудораженным.

— Как это «он заходил в магазин»? Когда? Что он тебе сказал?

— Да ничего, совсем ничего!

Я прикрываю глаза и пытаюсь срочно придумать приемлемое объяснение. Сообщить ей, что Адриан хотел пригласить меня в кино — исключено. Счастье еще, что я не разговариваю с Альей лицом к лицу, иначе мой великолепный румянец неминуемо выдал бы меня.

— Он просто хотел купить что-нибудь поесть, он… он выглядел… нормальным?

— …Вот как?

К моему облегчению, Алья не выказывает подозрительности — только разочарование. Я продолжаю увереннее:

— Да… Он сказал, что забыл мобильник дома. Наверняка поэтому Натали не может с ним связаться.

— Ндааа… «забыл» мобильник? Думаю, он хотел на сегодня избавиться от отцовской слежки, да!

Алья хохочет. Я краснею еще сильнее, когда детали соединяются в моей голове. Адриан поссорился с отцом до такой степени, что ушел, не предупредив и наплевав на свои сегодняшние обязанности — наверняка многочисленные, как всегда. И в этом состоянии он пришел ко мне. Не к Нино, своему лучшему другу, а ко мне. А меня даже не было дома, чтобы поддержать его!

Я притоптываю, ворча:

— Блинблинблинблиииин…

— Маринетт? Что это за странное рычание?

— Ничего! Совершенно ничего, я…

Пока я вышагиваю по комнате, чтобы успокоиться, из соседней стены появляется Вайзз в сопровождении угольно-черного квами. Я спотыкаюсь при виде них и едва не роняю телефон.

— Ой!

— Ледибаг? — шепчет Вайзз, чтобы его не услышала Алья. — Можешь, пожалуйста, уделить минутку?

Я застываю, удивленная почтительным тоном Вайзза, как и неожиданным присутствием его черного товарища, который молча изучает меня.

— Девочка моя? Эй? Ты еще здесь? Что там за шум? А ты вообще где?

Ой, вопрос-ловушка… Быстро, быстро, объяснение!

— Я-я на улице, много народу и к-кот с очень… очень драной шерстью, — бормочу я, после чего беззвучно ругаюсь в досаде на собственную неловкость.

Угольно-черный квами застывает в ленивом полете. Его зеленые глаза, до тех пор пренебрежительные, теперь сощуриваются враждебно. Я прикусываю губу.

Обидеть квами своего напарника с первого же слова. Ну, поздравляю, Маринетт.

— Скажи, Ал-эм… Я… Я могу перезвонить тебе позже?

Уф, ее имя не сорвалось у меня с губ.

На мгновение воцаряется молчание. После чего Алья продолжает очень спокойно, лишь с едва уловимой нерешительностью:

— Хорошо. У тебя могут быть свои тайны, не беспокойся. Но ты ведь знаешь, что можешь мне всё рассказать, да? Береги себя, девочка моя. До скорого.

Она тут же вешает трубку. Я ошарашена ее печальной и резкой репликой. Но, в конце концов, это я позвонила ей сегодня на рассвете, чтобы без объяснений попросить ее обеспечить мне алиби на весь день. Я сдерживаю вздох: завтра же пойду извиняться. И за это время мне следует разработать правдоподобный сценарий для ответа на неизбежные вопросы…

Я поспешно опускаю мобильник, радуясь, что его сложно опознать. Та же озабоченная мысль приходит мне насчет моей сумки и анорака, лежащих в углу, но с того места, где мы находимся, их не видно.

Я встречаю высокомерный взгляд черного квами. Вайзз отступил. Уперев руки в бока, чтобы скрыть смущение, я прочищаю горло:

— Плагг, правильно? Рада знакомству.

Квами в виде котенка приближается, держась выше моей головы, что вынуждает меня поднять взгляд. Я осознаю, что до сих пор Вайзз, как и Тикки, в основном зависали на уровне моих глаз. Я получаю некоторое представление о характере Плагга, хотя Черный Кот уже время от времени невольно давал мне немало указаний на этот счет. По его словам его квами представлялся мне прожорливым, ленивым, пофигистом и ворчуном, порой немного скрытным. В общем, сильно отличающимся от Вайзза и полной противоположностью Тикки.

Начав говорить, он корчит гримасу, и я различаю два крошечных, но острых клыка.

— Тикки. Освободи ее.

Я скрещиваю руки, разрываясь между возрастающей подозрительностью и внезапным порывом покровительственной симпатии к своей квами.

— Зачем это?

— Я должен ее увидеть. Не спорь, Ледибаг.

Тогда вмешивается Вайзз — улыбающийся и приветливый:

— Плагг пытается сказать, что сегодня сложилась исключительная ситуация, и мы хотели бы обсудить с ней этот вопрос. К тому же нам, квами, не часто удается встретиться. Это чудесная возможность.

Я глубоко вздыхаю. Я отлично помню радость и взаимопонимание Тикки и Вайзза, когда я впервые пришла сюда.

— Хорошо… Я понимаю.

Я бросаю на Плагга последний подозрительный взгляд и собираюсь снять трансформацию, когда Вайзз, кувыркнувшись в воздухе, останавливает меня:

— Правила незыблемы: Плагг тоже не имеет права знать твою личность. Я прошу тебя подождать, пока мы покинем комнату. Тикки будет знать, где нас найти.

Он грациозно кланяется. Плагг только закатывает глаза с утомленным всеми этими вежливостями видом. Он собирается последовать за товарищем, но что-то его останавливает. И он возвращается ко мне, на этот раз на уровне моего взгляда, лишь чуть-чуть ближе необходимого, и молча разглядывает меня. Я стойко держусь под его пренебрежительным взглядом, на самом деле удивленная тем, что он такой холодный — Черный Кот описывал его не так. Всё еще обижается за неловкое знакомство?

— Обычно Черные Коты — свободные, гордые и независимые электроны, — наконец, бормочет он. — Порой они бывают даже харизматичными и обожаемыми лидерами. Но чем они все без исключения владеют в совершенстве, так это искусством флирта. И поверь мне, я видел череду завоеваний с тех пор, как соединился с Кольцом. Однако на этот раз мой Носитель — худший соблазнитель из всех, что я видел: он наивен, неловок, простак. Настоящий романтик, помноженный на простофилю.

Я в раздражении подавляю желание перебить его: он тут говорит о моем напарнике!

— По крайней мере, таким он был, когда мы познакомились. Мне неприятно признавать, но та верность, которую ты ему внушила — редкая сила. Ты цель и надежда, которых ему не хватало. И сегодня это выходит далеко за рамки его роли Черного Кота. Это превосходит почти всё, что я уже видел у Носителя моего Кольца.

Плагг снова мрачнеет.

— Такого рода рыцарские решения… Она предупреждала меня, что рано или поздно это случится снова. Я бы предпочел, чтобы она ошибалась.

— Кто «она»? Тикки?

Плагг сужает глаза и, кажется, готов резко ответить, но Вайзз тихо прочищает горло. Черный квами бросает на него хмурый взгляд, а потом, похоже, тщательно взвешивает слова.

— Он собирается отказаться от своего Камня Чудес, — бормочет он, наконец. — Он знает, что таким образом нарушает все правила, но он хочет, чтобы кто-нибудь занял его место и мог помочь тебе, когда его не будет рядом. Он сказал тебе об этом, не так ли?

Я вздрагиваю. Сжимаю кулаки и храбро встречаю угрожающий взгляд Плагга. Он прикидывался бесчувственным и презрительным, но не беспокойство ли я различаю в его зеленых глазах?

— Да, он говорил мне об этом.

— Если это случится, у меня больше не будет с ним никакой связи, Ледибаг. Так что выпутывайся, как хочешь, но не дай ему упасть. У этого парнишки есть своя теневая сторона, и он гораздо более хрупкий, чем кажется. С его скелетами в шкафу, думаю, он уже пошел бы ко дну, если бы не встретил нас.

Я деревенею, тогда как Вайзз приближается одновременно с нерешительными и неодобрительным видом.

— Плагг.

Тот буравит меня зелеными глазами, обнажив клыки, и тут же добавляет:

— Берегись его решений не меньше, чем ваших врагов. Он уже принимал удары вместо тебя, Ледибаг, а времени остается мало. Я не знаю, как далеко он может зайти, чтобы защитить тебя, даже когда… снова станет гражданским. Как бы он ни верил в это, он не неуязвим.

— Плагг.

Голос Вайзза становится более громким, твердым и отчетливо порицающим. Остававшийся до сих пор крайне серьезным, Плагг хихикает. Он изображает элегантный пируэт, напомнивший мне поклоны Черного Кота.

— Берегись. Не вздумай забывать его.

Он присоединяется к своему товарищу, крутясь, жеманничая и гнусавя, будто его предупреждений никогда и не было.

— Вайзз, друг мой, у тебя есть еда? Я умираю с голоду!

Ни разу не оглянувшись, Плагг проходит сквозь стену. С извиняющимся выражением Вайзз еще раз кланяется и в свою очередь исчезает. Я стою, застыв, невольно оставаясь настороже. Я никогда не представляла себе встречу с Плаггом и еще меньше — в подобных условиях, но что именно сейчас произошло?

Я не решаюсь снова становиться Маринетт, не чувствуя себя спокойной, зная, что Плагг может появиться в любую минуту. Только добрую дюжину секунд спустя я снимаю трансформацию.

— Маринетт? Где мы? А Черный Кот?

Скорее всего, несколько трансформаций подряд были утомительными, и я достаю из сумочки печенье и протягиваю Тикки, которая радостно его принимает.

— Он по-прежнему разговаривает с Мастером Фу. Надеюсь, всё хорошо…

— Конечно, — отвечает она, жуя печенье. — Вспомни, как ты впервые пришла, как Ледибаг. Ты нуждалась во множестве объяснений. Для Черного Кота сейчас то же самое.

Меня преследует притворно беспечное выражение лица напарника: я достаточно хорошо его знаю, чтобы понимать, когда он заставляет себя держать лицо. Я обеспокоенно сажусь возле окна, которое выходит во внутренний дворик. Из-за окружающих зданий и постепенно садящегося солнца уже темно.

— Вайзз и Плагг хотят поговорить с тобой. Думаю, они ждут тебя в соседней комнате.

Грызущий звук резко прекращается.

— Плагг? Ты видела его?

— Угу. И он настолько же груб и неприятен, насколько Черный Кот очарователен. Теперь я понимаю, насколько мне повезло с тобой, Тикки.

— О… Маринетт.

Она издает странный смешок и садится рядом со мной на подоконник.

— Похоже, Плагг не изменился. Он часто производит такое первое впечатление.

Вместо ответа я вздыхаю, а потом хмурюсь. Минутку. Я сказала, что Черный Кот… очарователен?

— Спасибо, Маринетт.

Она кладет мне в ладонь оставшуюся часть печенья и мечтательно смотрит на меня.

— Знаешь, квами, они как их Носители: у них много масок. Нужно время, чтобы по-настоящему понять, каковы они.

Она ободряюще улыбается мне, но что-то в ее глазах, в ее голосе говорит мне, что она немного встревожена. Отношение Плагга, больше чем его предупреждение, оставляет неприятный осадок. Пусть я и знаю, что Тикки боец — и ее горячность перед Мастером Фу еще раз это доказала, — я беспокоюсь, видя ее вдруг столь нерешительной.

— Тикки, всё будет в порядке?

— Конечно. Я очень давно его не видела, но знаю, чего ждать.

Она жизнерадостно смеется, чтобы успокоить меня.

— До скорого!

Она устремляется к стене, через которую ушли Плагг и Вайзз, и в свою очередь исчезает. Тишина в маленькой комнате вдруг становится давящей. Я осознаю, что уже очень-очень давно не оставалась вот так в одиночестве. Ощущение, по меньшей мере… странное.

Я облокачиваюсь о подоконник, разглядываю внутренний дворик, потом кидаю взгляд на телефон. Мне приходит в голову мысль позвонить Адриану, чтобы извиниться за свое отсутствие утром, и сердце тут же пускается вскачь. Потом я вспоминаю, что он забыл мобильник дома, и вздыхаю, разрываемая между облегчением и разочарованием.

От нечего делать я утыкаюсь лбом в скрещенные руки и закрываю глаза. С нападением акумы на музей и моим беспокойством за Черного Кота я почти не спала этой ночью, и тишина вкупе со сгущающейся темнотой постепенно погружает меня в сон.

«Выкручивайся, как хочешь, но не дай ему упасть. У этого парнишки есть своя теневая сторона… Думаю, он уже пошел бы на дно, если бы не встретил нас».

Поразмыслив, я понимаю, что Плагг ни больше ни меньше как попросил меня, чтобы я позаботилась о его Носителе, когда тот снова станет простым гражданским. Другими словами, он хочет, чтобы я умудрилась узнать, кто такой Черный Кот. Неудивительно, что Вайзз вмешался: с первого дня мы обязаны хранить тайну наших личностей. В конечном счете, Плагг на самом деле привязан к Черному Коту…

Черный Кот. Его собеседование длится целую вечность. Надеюсь, всё хорошо.

Я нахожу на шее талисман, который мне подарила Тикки на день рождения, и задумчиво верчу его в пальцах. Машинально откусываю печенье и невольно улыбаюсь.

Шоколад и корица. Тикки от него без ума, и я тоже.

 

I turn it over, I turn it over…

Я ищу мое спасение, снова и снова…

 

День +365

 

Тяжело дыша, с покрасневшими от холода щеками, я разглядываю здание, которое не видела много месяцев. Больше нет строительных лесов, никаких рабочих в саду, огражденном высокими стенами. Стекла заменили, крышу починили, фасады восстановили и тщательно перекрасили.

Я потрясенно подхожу к гигантским воротам из кованого железа: особняк словно новый. Будто совершенно ничего не произошло.

Ни в одном окне нет света. Большая лестница, ведущая к главному входу, завалена слоем белого снега, толстым и чистым. Особняк Агрестов кажется покинутым. Необитаемым. Я, наконец, опускаю голову, горло сжимается. Зачем? Я знаю, что его там нет. Это отсутствие неумолимо воскрешает мою боль.

Я разворачиваюсь, проклиная глупый порыв, приведший меня сюда. С тяжелым сердцем я продолжаю свою прогулку наугад по Парижу, скорее чтобы согреться и проветрить голову, чем с четкой целью. Когда я иду, всё временно стирается. Если бы не шел снег, если бы город не был гордо одет в красное и черное, я могла бы посчитать эту прогулку почти успокаивающей. Но что еще я могу сделать? Вернуться сегодня в лицей — выше моих сил. Вернуться домой и встретить огорченный взгляд родителей? Еще хуже.

Я глубоко вздыхаю. Скорее бы всё это закончилось. Затихла бы суматоха из-за Дня памяти. И мы бы вернулись к более простым… более нормальным будням.

Я чувствую, как под курткой ко мне прижимается сумочка. День обещает быть длинным, а у меня ничего нет, чтобы пообедать. С комом в горле я захожу в супермаркет.

Когда мои покупки спрятаны от снега в рюкзаке и я продолжаю путь, я позволяю мыслям бродить. Вопреки погоде, на улицах Парижа полно народу. Я позволяю движению нести меня, пока не замечаю, что направляюсь туда — постепенно, незаметно. Потому ли, что всё больше прохожих тоже двигаются к тому месту?

Кровь стынет у меня в жилах. Я резко останавливаюсь, не обращая внимания на легкие толчки зевак, которые окружают и задевают меня. И вдруг красное и черное уже не только элементы украшения магазинов: прохожие тоже с гордостью носят шарфы, кокарды, одежду в цветах события. Возможно, они все идут на празднование. Но я не хочу. Не хочу.

Не могу…

Сумочка обжигает мне бедро. Я готова развернуться, когда мое внимание привлекает вибрация мобильника. Сообщение вызывает у меня болезненную улыбку.

«Сожалею. Прости, что не буду рядом во время церемонии».

Глаза жжет. Я торопливо вытираю их и отвечаю простым смайликом.

Я не решаюсь идти дальше. Алья, признанный администратор Ледиблога и достойный представитель парижских лицеев, должна участвовать в праздновании. Возможно, присутствовать на церемонии — выше моих сил, но я обещала ей, по крайней мере, попытаться.

Я убираю мобильник, фыркаю и вдыхаю хороший глоток ледяного воздуха. Сжав кулаки, направляюсь в одну сторону с остальными прохожими. Кое-как заставляю себя абстрагироваться от глухой тревоги, которая понемногу охватывает меня, по мере того как я приближаюсь к тому месту.

К тому месту, где будет установлен окончательный памятник жертвам Бражника.

К тому месту, которое год назад — день в день — стало свидетелем исчезновения Ледибаг и Черного Кота.

 

I loved and I loved and I lost you…

And it hurts like hell

 

Снегопад прекратился. Возвышающиеся над толпой зонты закрылись один за другим.

Стоя посреди молчаливого собрания, я не обращаю ни малейшего внимания на речь мэра. Я кручу и кручу в обтянутых перчатками пальцах маленький красный фонарик, который мне вручил волонтер. Бросаю очередной нервный взгляд в центр площади, на большое бесформенное сооружение, накрытое черным покрывалом.

Вскинув подбородок, я смотрю на тех, кто стоит в кругу, позади пюпитра мэра. Рядом с помощниками, политическими персонами, начальниками полиции и пожарными я узнаю необычайно скромно держащуюся рыжеволосую фигурку. Я слегка улыбаюсь. Алья выбрала черный брючный костюм, который ей очень к лицу, собрала волосы в толстую, аккуратную косу на затылке. Однако она решила оживить свой наряд красно-черным шарфом и гордо нацепила праздничную кокарду нашего лицея.

Я долго ее изучаю. Излучающая достоинство и безмятежность, она, однако, каждые тридцать секунд поправляет очки на носу — примечательный признак стресса. Мгновение поколебавшись, я достаю мобильник и быстро набираю сообщение:

«Оставь в покое свои очки. Ты великолепна, госпожа Представитель».

Я отправляю сообщение. Мгновение спустя Алья вздрагивает. С по-прежнему сосредоточенным на мэре и его бесконечной речи видом она тихонько достает мобильник из кармана и смотрит на экран. Ее плечи явно расслабляются, и она убирает телефон. Ее взгляд скользит по толпе, несколько раз обращается в мою сторону, не видя меня. Тем не менее она кивает, а потом почти незаметно улыбается.

Я в свою очередь улыбаюсь под капюшоном. А потом, пока речи следуют одна за другой, снова позволяю сознанию бродить.

Быстро, слишком быстро на мой вкус, один из ответственных за мероприятие рассекает толпу и приближается к еще скрытому сооружению в центре площади. По знаку мэра он сдергивает черное покрывало, и появляется новый мемориал. Последние шепотки умолкают, становится совсем тихо. Мое сердце сжимается от страха, и я делаю над собой усилие, чтобы не отвести взгляда: я знаю, что вид мемориала был предметом бурных дискуссий, но у меня не было сил следить за ними.

На мраморном пьедестале возвышаются гранитные Ледибаг и Черный Кот. Лицом друг к другу, они стоят на одном колене, с опущенной головой и закрытыми глазами, почти касаясь лбами друг друга. Их оружие прикреплено к поясу, руки положены на плечи друг другу, они нависают, словно защитный купол, над скромным и символическим изображением Парижа.

Немного больше человеческих размеров, они кажутся одновременно внушительными и скромными, с нейтральными и безмятежными лицами под масками. Будто готовые открыть глаза и в том же единении устремиться на невидимого врага.

Уснувшие навсегда, но навсегда защитники Парижа.

У меня мутнеет в глазах. Горло сжимается, я смотрю на спортивного, стройного Черного Кота, которого увековечил художник. Я не помнила, насколько юным он казался в тот день — одновременно сильным и хрупким. И, однако…

 

«Моя Леди!»

 

Я вдруг снова вижу его, как если бы это было вчера. Того юного Черного Кота, задумчиво стоявшего под снегопадом.

Взгляд в мою сторону. Поклон, насмешливая улыбка.

 

«Наша очередь. Могу я пригласить тебя на танец?»

 

Объятие, обещание.

 

«Я загоню Бражника в угол. Когда Париж избавится от него, я постараюсь связаться с тобой…»

 

И другой голос, более высокий, жалобный. Тикки.

 

«О, Маринетт… Черный Кот не сказал тебе, что он…»

 

— Мадемуазель?

Я дергаюсь. Глядя из-под капюшона, встречаю взгляд соседки слева, матери семейства. Поскольку я не реагирую, она мягко берет мой фонарик, зажигает его от пламени маленькой поминальной свечи и возвращает мне его с примирительной улыбкой. Кивком она указывает мне на соседа справа. Я машинально зажигаю его фонарик от своего, и он в свою очередь делится с друзьями.

Я смотрю на толпу новым взглядом. У многих в свете свечей блестят глаза. Не одна я сдерживаю слезы. Не одна я потеряла кого-то близкого в тот день.

Но только я в ответе за ту катастрофу.

Мне вдруг не хватает воздуха. Я бросаю последний взгляд на мемориал, задерживаюсь на Черном Коте и намеренно избегаю смотреть на гранитную Ледибаг. У меня на языке горький привкус. С громадным трудом я сдерживаю рыдания.

Я ненавижу эту статую. Она не воздает должное настоящим героям этой истории. Впрочем, как бы она могла? Париж не знает так хорошо, как я, что произошло в тот день.

Никто не знает, до какой степени я чувствую себя виноватой. До какой степени Ледибаг виновата.

— Эй… всё уладится.

Мать семейства слева от меня предупредительно кладет ладонь мне на плечо. Окидывает меня обеспокоенным взглядом.

— Ты пришла совсем одна? Оставайся с нами, если хочешь.

Я опускаю взгляд. Двое детей, два малыша, подозрительно изучают меня. Один из них прячется в пальто своей матери, тогда как другой невинно улыбается мне.

Я не в состоянии говорить. Я протягиваю свечу молодой матери, после чего быстро ухожу, не оборачиваясь. Вдруг в громкоговорителе звучит знакомый голос: голос Альи — серьезный и торжественный, хотя и немного нерешительный. Я ускоряю шаг, несмотря на то, что по пути толкаю нескольких человек.

Я знаю речь Альи наизусть. Я знаю, что, если еще раз услышу ее сегодня, окончательно сломаюсь.

Я ухожу по авеню, спускаюсь в первое попавшееся метро.

Я еду домой.

 

Белый. Красный. Черный.

Мы были друзьями. Возможно, чем-то большим.

Но помнить — это пытка,

Я мечтаю, наконец, суметь отпустить.

Хотя мне больно так, что хоть помирай,

Обещание продолжает меня нести, меня терзать…

Примечание автора:

Дорогой читатель, ты слышишь гитару, которая отсчитывает падение снежных хлопьев?

Слышишь этот голос, словно охрипший от горя и слез…

Этот голос, который шепчет, полный грусти и надежды.

Этот голос, который умоляет…

…Об Обещании…

 

Главный источник вдохновения:

Promise — Ben Howard

https://youtu.be/Xjg0Ip7TzzM

 

 

And meet me there, bundles of flowers

We wait through the hours of cold…

Winter shall howl at the walls

Tearing down doors of time

Shelter as we go…

 

День -1

 

— Маринетт? Маринетт, проснись.

— Мммм…. Еще пять минуток, пжлста…

Раздается приглушенный смех Тикки. А потом на мои плечи осторожно опускается мой анорак.

— Жаль. Идет снег. Это великолепно!

Возвращается тишина.

Я с благодарностью закутываюсь в тепло анорака. А потом осознаю, где нахожусь, и сон тут же слетает с меня.

Мастер Фу. Черный Кот, который пришел спросить совета…

Лежа на подоконнике, я лениво открываю глаза и, поморщившись, выпрямляюсь, чувствуя, как ломит тело. Снаружи небо, видимо, затянуло тучами, поскольку свет стал однотонно-сероватым. Бесшумно падают снежинки, легкие, словно пух. Плиты внутреннего дворика уже покрыты чистым белым покрывалом, пока еще тонким.

В комнате, куда Мастер Фу отправил меня ждать, становится всё темнее. Я собираюсь встать, чтобы зажечь светильник, когда мой взгляд привлекает розовая вспышка. Прикрыв глаза, Тикки неторопливо летит в центр двора, будто несомая невидимым потоком. Она грациозно и медленно кружится среди снежинок, кажется, даже не касаясь их: они скользят и завихряются вокруг нее, нетронутые, временами отражая ее красное свечение. Растроганная, я утыкаюсь подбородком в ладони: я знаю, она обожает играть со свежевыпавшим снегом, но еще ни разу не видела, чтобы она делала так.

Тикки мечтательно улыбается, кружась и делая пируэты в гаснущем свете сумерек. Она открывает большие голубые глаза, глотает ледяного воздуха, а потом горделиво скользит до земли. На плитах, побелевших от пушистого снега, мое внимание привлекает маленькая черная фигурка. Плагг.

Моя квами вдруг устремляется к нему, но в последнюю секунду грациозно меняет направление. Она кружится вокруг своей оси и по спирали, он же игнорирует ее, выглядя крайне утомленным этим радостным невинным полетом. Снежинки устремляются вслед за Тикки, и Плагг под этим белым вихрем, кажется, недовольно цокает языком, обнажив клыки. Она отвечает смехом, который не слышно с моего места, но я знаю, какой он хрустальный. Тогда она замедляет пируэты, в итоге шаловливо зависнув над ним. Квами молча смотрят друг на друга: она — искристыми голубыми глазами, он бездонными зелеными омутами.

Она касается одного из его вибриссов… а потом мягко тянет его за ухо. Он рычит, она хохочет. И когда она снова поднимается кружиться среди снежинок, к моему удивлению, Плагг следует за ней.

Тикки возобновляет свой воздушный балет, прерывая вращение красного света довольными смешками. Плагг без усилий повторяет ее пируэты — молчаливый, внимательный. Когда они кружатся и понемногу ускоряют темп полета, снежинки отлетают от их траектории, отбивая ритм танца, сверкая по очереди — серебром и темно-зеленым, а потом красным и черным. Лицом к лицу, они едва касаются друг друга, слегка мимолетно прикасаясь, когда сближаются во время одного из смешков Тикки или одного из рычаний Плагга. Их взгляды не отрываются друг от друга ни на мгновение.

В их симбиозе есть нечто забавное и трогательное, волнующее. Нечто иное, что мне не удается определить, но что, вопреки всему, заставляет колотиться мое сердце и вызывает у меня непонятный румянец. Нечто тайное, невинное и глубокое. Нечто исключительное и эфемерное.

Снегопад становится всё сильнее. Они теперь двигаются так быстро, что я едва различаю их очертания. В темном дворе два блуждающих огонька — красный и черный — притягиваются, отталкиваются и кружатся. С каждой кривой, с каждым касанием от них разлетаются мириады снежинок и цветных искр.

Вдруг квами прекращают свой странный хоровод. Они замедляются, а потом спускаются на высоту роста человека. Неподвижные, они молча смотрят друг на друга. Потом, будто по молчаливому договору, сближаются, пока не касаются друг друга. Тогда Плагг закрывает глаза. Его кошачьи уши вздрагивают и опускаются. Тикки в свою очередь закрывает глаза, ее лоб в нескольких миллиметрах от лба напарника. Ее лукавая улыбка исчезла.

Еще несколько секунд бездеятельности, время замерло. Потом Плагг нерешительно, будто неохотно отодвигается. Не говоря ни слова, он разворачивается на сто восемьдесят градусов и исчезает из моего поля зрения. Усики Тикки опускаются, и когда она открывает глаза, мне больно видеть в них столько печали и покорности.

Моя квами остается совсем одна под падающим снегом, неподвижная. Контраст с ее беззаботным воздушным танцем так силен, что у меня тяжело на сердце. Я встаю, собираясь выйти, чтобы прижать ее к себе. Но Тикки вдруг вздрагивает, снова становясь настороженной. И в моем поле зрения появляется темная фигура.

Черный Кот.

 

And promise me this

You'll wait for me

Only scared of the lonely arms

Surface, far below these burn

 

Медленным и будто осторожным шагом он приближается к Тикки, останавливается, когда моя квами немного отодвигается. Он прижимает ладонь к груди и делает глубокий поклон — самый простой и самый спокойный, что он когда-либо делал в моем присутствии. Тикки изучает его, ничего не говоря. Квами не осознают происходящего, когда мы в трансформации, но я часто рассказывала ей о сложностях с моим волокитой-напарником, и, возможно, поэтому она молчит: ждет, когда он начнет разговор.

Но проходят секунды, и только когда она заговаривает, он, наконец, выпрямляется, странно серьезный. Тогда она приближается и, кружась вокруг него, похоже, задает ему вопрос за вопросом. Стоя неподвижно, Черный Кот отвечает с непривычной, сбивающей с толку простотой.

Некоторое время спустя она с сомневающимся видом останавливается перед ним. Черный Кот снова кланяется и протягивает когтистую руку ладонью вверх. Тикки, словно доверчивая птичка, садится на нее и возобновляет вопросы с новой силой. С нежной улыбкой на губах Черный Кот терпеливо отвечает, другой рукой прикрыв мою квами, будто защищая от снега, не обращая внимания на засыпавшие его золотистые волосы снежинки.

Не знаю, о чем они могут говорить, но Тикки понемногу становится задумчивой, внимательно слушая Черного Кота, улыбка которого окончательно исчезла. Сцена трогательна, и у меня, несмотря ни на что, щемит сердце. Это не предвещает ничего хорошего касательного его разговора с Мастером Фу…

Несколько минут спустя он в свою очередь замолкает. Тикки покидает его затянутые в черные перчатки ладони и снова зависает на уровне его взгляда. Он с покорным видом закрывает глаза. Когда она касается его лба и шепчет, у меня возникает впечатление, будто я снова вижу ее прощание с Плаггом, и горло сдавливает.

Он в последний раз приветствует ее безукоризненным поклоном, после чего она устремляется прямо ко мне. Боясь, что напарник проследит за ней взглядом и заметит меня, я соскальзываю под окно, прижав к себе анорак. Спиной к стене я с колотящимся сердцем жду в полумраке. Почему я вдруг краснею?

Тикки проходит сквозь закрытое окно и удивленно разглядывает меня.

— Зачем ты сидишь на полу?

— Прячусь. Не хватало еще, чтобы Черный Кот меня увидел…

Тикки позабавленно хихикает.

— Успокойся, здесь так темно, что со двора ничего не видно. Ты хорошо поспала?

Я уклоняюсь от вопроса, пожав плечами, и она с долгим утомленным вздохом садится на мое колено.

— Я рада, что смогла поговорить с ним лично… Мастер Фу сделал хороший выбор. И Плаггу повезло иметь такого Носителя, уверена, он это знает.

Я колеблюсь, голова забита вопросами, и я не знаю, с чего начать.

— Всё… всё будет хорошо? Я… я видела тебя с Плаггом.

Меня преследует их тет-а-тет, одновременно прекрасный и душераздирающий: во взгляде Тикки появился незнакомый свет, грусть, которой я никогда прежде не видела. Она мечтательно согласно пищит:

— Мы уже давно не имели возможности так встретиться. Я знала, что расставание от этого станет еще тяжелее. Мы оба это знали… Но ни за что на свете я бы не упустила такую возможность.

Мне кажется? Красные щеки Тикки становятся немного ярче, и я в свою очередь розовею. Что на самом деле объединяет их с Плаггом? И как давно? Она всегда избегала моих вопросов об их происхождении, но согласится ли однажды объяснить мне?

В конце концов, она с блестящими глазами качает головой:

— Черный Кот хотел бы увидеть тебя.

Я тут же бледнею, возвращаясь к жестокой реальности. Тикки успокаивающе взлетает на уровень моих глаз.

— То есть он хочет поговорить с Ледибаг. Просто с Ледибаг.

Да. Конечно…

Я расслабляюсь, мне стыдно, что я запаниковала из-за такой малости. Я осторожно встаю, старательно держась так, чтобы меня не было видно со двора. Тикки широко ободряюще мне улыбается, и я шепчу обычную формулу. Костюм Ледибаг полностью покрывает меня, приятно теплый. Я глубоко вдыхаю и выхожу из темной комнаты в пустой коридор. Приемная Мастера Фу закрыта, и Вайзза не видно.

С комом в горле я открываю стеклянную дверь, выходящую во внутренний дворик. Встав на пороге, я несколько секунд рассматриваю Черного Кота, который кажется потерявшимся в своих мыслях под снежным ливнем. Мы больше года сражаемся бок о бок, но сегодня я понимаю, как мало знаю о нем. Таковы правила, как и мое желание. Но в этот более чем особенный день я говорю себе, что это скорее… грустно.

Я знала его гордым и шаловливым, беспечным, шумным хвастуном — не говоря уже о плохих каламбурах, — но верным своему слову и убеждениям. Заслуживающим доверия напарником за видимостью позера и манерами Дона Жуана.

Я знавала его рассеянным, в последние недели временами даже унылым, но от того не менее храбрым и изобретательным с новобранцами Бражника. А с Мастером Фу сегодня он показал себя серьезным и почтительным, каким я не видела его уже… уже сколько, впрочем? Со времени нападения Разлучника? Коллекционера?

Он, привыкший к ранам и сражениям, он, способный уничтожить всё, к чему прикоснется, выглядел таким чутким, таким предупредительным, когда Тикки села ему на ладонь. А теперь он кажется таким спокойным, таким безмятежным, таким погруженным в созерцание снежных хлопьев…

Я хмурюсь, раздраженная собственной нерешительностью. Всё это бросается мне в глаза из-за того, что он скоро уедет? Я встряхиваю головой и иду вперед под снежным ливнем. В то же мгновение Черный Кот поворачивается и замечает меня. Его мечтательная физиономия расплывается в обольстительной улыбке.

— Моя Леди!

Он склоняется в поклоне — столь же грациозном, сколь и показушном. Я улыбаюсь, невольно успокоившись: вот это Черный Кот, которого я знаю.

— Наша очередь. Позволь пригласить тебя на танец?

Я сверлю его пристальным взглядом, на самом деле застигнутая врасплох.

— Что на тебя нашло?

Он бросает взгляд на окно, из которого я несколько минут назад наблюдала за ним. Тикки права: снаружи невозможно абсолютно ничего разобрать в маленькой темной комнате.

Черный Кот приближается настолько, что может коснуться меня, но, как это часто бывает, ничего не делает. Почти мурлыча, он шепчет, протягивая руку:

— Ты же видела, как танцевали Тикки и Плагг, не так ли? Такая непосредственность, моя Леди… разве не окрыляет тебя?

Я возражаю, решительно скрестив руки:

— Нет, Котенок. Танцы — это не мое. Твои ноги меня не поблагодарят, поверь.

Его рука падает, и он театрально вздыхает:

— Какая жалость. Когда есть хороший партнер, танец становится детской игрой, — заявляет он, подмигнув мне. — Я-то знаю!

О да, я тоже: никогда я не была такой ловкой и уверенной на танцевальной площадке, как в объятиях Адриана во время праздника у Хлои. Я невольно краснею от этого воспоминания и мысленно встряхиваю себя. Сейчас слишком важный момент, чтобы позволять себе подобные отвлечения.

— Черный Кот, пожалуйста, будь серьезен. Тикки сказала, что ты хотел поговорить со мной.

Он замирает, уперев кулаки в бедра. Как я и ожидала, его хорошее настроение исчезает. Он в свою очередь скрещивает руки.

— Ты… Ты вроде встречалась с Плаггом? Что он тебе сказал?

Я приподнимаю бровь, удивленная, что он так быстро меняет тему.

— Не слишком много. Полагаю, он был верен себе. Теперь я лучше понимаю, что тебе приходится с ним переживать каждый день.

Черный Кот молча кривится. Я спешу развить мысль:

— Но он выглядел искренне обеспокоенным. И я даже думаю, что он, хотя и не напрямую, попросил меня позаботиться о тебе.

Черный Кот откровенно удивлен. Он опускает взгляд в землю, задумчиво вертя в руках свой шест. На его лице появляется легкая улыбка, почти такая же нежная, какой он немного ранее улыбался Тикки.

— Плагг — это почти братишка, ленивый и надоедливый, которого у меня никогда не было. Если ты понимаешь, о чем я. С ним сложно, но в то же время к нему привязываешься.

Я рефлекторно подношу руку к шее — туда, где, если бы я была в гражданском облике, находилась бы подвеска, которую моя квами подарила мне на день рождения.

— Понимаю. Тикки другая, но для меня она почти как старшая сестра.

Мы обмениваемся понимающей улыбкой. А потом жизнерадостный свет в глазах Черного Кота исчезает окончательно.

— Мне будет его не хватать, — глухо шепчет он. — Мне будет не хватать вас всех.

— У нас еще есть время, Черный Кот, — тут же отвечаю я. — Еще девять дней.

То есть уже почти восемь…

Он молчит и дарит мне согласную усмешку. Но его осанка говорит гораздо больше: он уже в это не верит. Мое горло сжимается, когда я, наконец, задаю вопрос, который обжигает мне губы. Если Черный Кот не заговорил об этом сам, это явно плохой знак.

— Что сказал Мастер Фу?

Черный Кот возвращает шест на пояс и с глубоким вздохом скрещивает руки.

— Ничего особенно утешительного. Плагг был прав, когда говорил, что энергии Кольца и Сережек дополняют друг друга и неразделимы. Мастер Фу подтвердил это. Однако ничто не мешает мне покинуть город. Я могу увезти свой Камень Чудес на другой конец света, если мне захочется, но я являюсь и останусь его Носителем, точка. Значит, мой квами солгал мне, надеясь, что это заставит меня остаться в Париже… но теперь, когда я познакомился с Тикки, теперь, когда я видел их вместе, я понимаю. Плаггу невыносима мысль оставить ее здесь одну.

Я внимательно слушаю. При воспоминании о забавном и завораживающем танце наших квами, я пытаюсь не покраснеть.

— Что ты собираешься делать?

— Если я уеду вместе с Плаггом, это означает, что тебе придется справляться с Бражником в одиночку. А об этом не может быть и речи. Так что… я навсегда откажусь от своей силы. Мастер Фу тоже не слишком доволен, но у нас на самом деле нет выбора.

Он посылает мне решительный и непоколебимый взгляд. Но, читая между строк, я догадываюсь, чего ему это стоит, и у меня тяжело на сердце. Я знаю, насколько он любит быть Черным Котом, я видела, как легко он вошел в эту роль с первого же дня. Из нас двоих ему больше нравится играть в супер-героев. Он никогда не колебался, никогда не сомневался перед лицом этой ответственности.

Улыбка Черного Кота становится горькой.

— Я верю, Фу найдет другого Носителя в помощь тебе. Может, даже кого-то более сильного, более зрелого и более компетентного. Честно говоря, только это важно.

— Я никогда не благодарила тебя, Черный Кот.

Он пораженно рассматривает меня:

— За что?

Я моргаю, вдруг не в силах выдерживать его взгляд. Однако искренне бормочу:

— За всё, что ты сделал для меня с нашей первой встречи. Твое хорошее настроение, твои подбадривания… Спасибо. И за то, что ты сказал мне в день нашей первой настоящей победы. Без тебя я, возможно, никогда не нашла бы мужества преодолеть себя перед лицом Бражника. Ни в тот день, ни в последующие…

И я смогла утвердиться не только как Ледибаг, понимаю я в ту же секунду. Как Маринетт тоже: противостоя Хлое, противостоя испытаниям повседневной жизни… Адриану тоже в каком-то смысле.

Черный Кот не просто напарник. Он также мой друг, моя поддержка. Тот, без кого Ледибаг, героини, которую сегодня знает Париж, никогда не существовало бы.

— Возможно, рядом со мной будут другие Черные Коты. Более компетентные или, может, даже более серьезные, менее флиртующие, кто знает?

 

And maybe…

 

Я бросаю на него ироничный взгляд, и он нервно хихикает. Я подумываю о том, чтобы взять его за плечи, но что-то в его отстраненной манере держаться заставляет меня отказаться от этой идеи. Вместо этого я стараюсь больше не моргать под его ясным взглядом.

— Но есть только один Черный Кот, который внушил мне желание и смелость стать Ледибаг. И этим Черным Котом всегда будешь ты.

Он пораженно моргает, я и сама удивлена собственными словами. Тем не менее я улыбаюсь, чувствуя странную безмятежность: слова были спонтанными и немного неловкими, но искренними.

Я жду несколько секунд, готовясь после такого признания встретить поток игривых комментариев и каламбуров — и не без причины. Черный Кот приоткрывает рот, словно собираясь что-то провозгласить, но в итоге не произносит ни слова. Вместо широкой гордой улыбки появляется бесконечно нежная и неуверенная, которую он прежде адресовал Тикки. Он опускает веки, прижимает ладонь к сердцу и сдержанно кланяется:

— Рад был служить, моя Леди.

Он выпрямляется, вдруг отводя взгляд:

— Мне надо идти. Дома будут беспокоиться, куда я опять делся. До скорого, моя Леди.

Растерянная — как, это всё? — я позволяю ему обойти меня с последней благодарной улыбкой. Пока он идет к двери, через которую я пришла, я еще не решаюсь развернуться.

— По-подожди, Черный Кот!

Я хватаю его за руку. Он тут же застывает.

— Если нам действительно остается лишь девять дней, я… я не хочу дожидаться следующего нападения Бражника, чтобы снова увидеть тебя. Как знать, если он затаится, я…

Его взгляд становится подозрительным, и я отпускаю его, не находя слов. Месяцами наши встречи происходили во время нападений акум. С более недавнего времени — с целью как можно скорее выследить Бражника и снять с него маску, мы ежедневно назначали встречи, чтобы трансформироваться каждый в своем углу, обменяться через коммуникаторы результатами по поискам или встретиться для опроса бывших жертв. Но здесь… Другое.

Я набираюсь храбрости. Я думаю об этом уже некоторое время, но никогда не подозревала, чтобы высказать вслух будет так сложно.

— Ты занят завтра после обеда? Мы могли бы… мы могли бы погулять. Я хочу сказать, пойти куда-нибудь. Вместе. Ну то есть, не во время нападения. Короче, как друзья. Эм…

Я замолкаю, раздраженная собственной речью — будто это неуклюжая Маринетт, а не супер-героиня Ледибаг. К моему изумлению, Черный Кот хмурится, держась настороже.

— Моя Леди, скоро я стану лишь простым гражданским, — решительно заявляет он. — Я больше не хочу знать твою личность. Это слишком опасно для нас.

— Д-да нет же! Я говорила о том, чтобы встретиться как Ледибаг и Черный Кот. Возможно, мы могли бы…

 

Just maybe…

 

Абсурдность ситуации, наконец, бросается мне в глаза. Пойти в кино? Поесть мороженого, гуляя по набережным Сены? По-настоящему посетить Лувр и его особую выставку, посвященную кошкам в Древнем Египте? Даже не знаю, сколько раз Черный Кот предлагал мне подобные вещи, словно это самое простое и очевидное из возможного. Слишком занятая отказом в целом, я никогда не задумывалась над чисто практической стороной такого свидания: Черный Кот и Ледибаг не могут появиться в Париже, чтобы не вызвать волнения толпы. Нам не будет покоя нигде — средства массовой информации и социальные сети непрерывно бдят и считают своим долгом выслеживать нас. Мы несколько раз познакомились с этим на собственной шкуре, хотя бы даже во время обычных патрулей.

— Правда, наши костюмы создают проблему… Если бы мы могли раствориться в толпе, но…

Мне вспоминается его шутка насчет Вайзза, «потрясающей черепашки», как и несколько комментариев за последние месяцы. И меня вдруг осеняет.

— Черный Кот, ты любишь мангу?

— Э… да?

Он распахивает глаза, взятый врасплох.

— В Большом Дворце в следующие выходные будет фест, — поспешно добавляю я. — Из тех фестивалей, когда половина посетителей приходят в маскарадных костюмах, и даже, будучи в трансформации, мы останемся незамеченными, а?

Алья еще вчера рассказывала мне о таких фестах, посвященных греческой культуре и манге, в которых она регулярно участвует. И особенно о нынешнем пристрастии фанатов к костюмам Ледибаг и Черного Кота. Один из таких слётов должен был состояться в конце недели, и она собиралась привести туда Нино. Что мне мешает со своей стороны пойти туда с Черным Котом?

Я щелкаю пальцами и улыбаюсь, воодушевленная собственной идеей. Идеальная возможность!

— Конечно, будем надеяться, что Бражник не покажет носа!

Поначалу замкнутое лицо Черного Кота становится сияющим. Прежде чем я успеваю сделать что бы то ни было, он с приглушенным смехом прижимает меня к себе.

— Спасибо, моя Леди. Я давно уже и не надеялся, что ты согласишься… Спасибо!

 

…I'll come home

 

Его голос прерывается, как мне сначала показалось, смехом. Потом он вздрагивает и сильнее сжимает меня в объятиях, прерывисто дыша.

— Спасибо, — глухо повторяет он. — От всего сердца. Спасибо…

В итоге я потрясенно провожу ладонями по его бокам — странно дрожащим, будто он сдерживает рыдание — и нерешительно обнимаю его. Закрываю глаза.

О, Кот… Для тебя это было настолько важно?

«Он более хрупкий, чем кажется».

Внезапное чувство вины сдавливает мне горло, и я прогоняю из мыслей обвиняющее выражение Плагга.

— У нас есть еще несколько дней. Нам надо лишь воспользоваться ими, Черный Кот. Будем считать это… справедливой компенсацией за всё время, проведенное на амбразуре ради защиты нашего города.

Я кладу голову Черному Коту на плечо и с благодарностью крепче обнимаю его.

— Рано или поздно я загоню Бражника в угол. Когда Париж будет, наконец, избавлен от него, я попытаюсь связаться с тобой. И плевать на правила. Мы подумаем над надежным способом, местом, где ты сможешь оставить мне свое имя. Когда придет время, я раскрою его и найду тебя. Обещаю.

Он делает чудное движение руками, тихо сопит, и я понимаю, что он яростно вытирает глаза. Я жду, пока он закончит, будто ничего не случилось, а потом почти неохотно отступаю. Давно я не была так близка с ним — обычно я не позволяю себе этого. Он уже носил меня на руках, словно принцессу, когда думал, что прячет в безопасное место простую Маринетт, и я невольно понимаю, что в его руках всегда до странности хорошо. Чувствуешь себя под защитой, уверенно — наверняка воздействие супер-геройской личности.

Не зная о мелькающих в моей голове мыслях, Черный Кот дарит мне сияющую улыбку:

— Согласен. Спасибо!

Я снисходительно хлопаю его по плечу.

— Ну же, Котенок, соберись. До завтра, окей? Я свяжусь с тобой в три часа как сегодня, и мы всё организуем. Ну, конечно, если не нападет какая-нибудь акума!

На короткое мгновение глаза Черного Кота затуманиваются. Его улыбка становится загадочной.

— Да. До завтра, моя Леди, — хрипло отвечает он. — Не могу дождаться.

Он медленно отстраняется, делает несколько шагов к двери и застывает. Его кулаки в перчатках медленно сжимаются, он опускает голову, а его плечи дрожат. Я сдавленно шепчу:

— Черный Кот?..

Он разворачивается и снова обнимает меня — сильнее, чем когда-либо обнимал. Одна когтистая рука властно зарывается в мои волосы. Зажатая, прерывисто дыша, я чувствую, как его ледяные губы касаются моего лба в долгом поцелуе. После чего он шепчет, не отрываясь от меня:

— Я люблю тебя. Возможно, ты уже знаешь. И я догадываюсь, что это не взаимно. Неважно. Я просто хотел сказать. Я люблю тебя. Я люблю тебя, Ледибаг…

Его голос прерывается.

— Прости.

Он резко отталкивает меня. Удивленная, я едва не спотыкаюсь.

— К-кот? Подожди!

 

Who am I, darling to you?

 

Он уже устремляется к двери. Зеленая вспышка рассекает снежные хлопья, раздается знакомое потрескивание — такое же, как когда я снимаю трансформацию. Я ошарашена, инстинктивно закрываю руками лицо и падаю на колени, опустив голову, зажмурившись. Беспомощная, я нерешительно кричу:

— Черный Кот!

Я слышу звук его бегущих шагов по снегу. Потом хлопает дверь. Где-то надо мной раздается гнусавый голос Плагга, и я подпрыгиваю, чувствуя, как скручивает желудок.

— Но… Но что опять случилось? Подожди меня!

Я невольно открываю глаза и отваживаюсь на взгляд из-под скрещенных рук, как раз вовремя, чтобы увидеть, как фигурка Плагга проходит сквозь стеклянную дверь. А потом на двор вновь опускается тяжелая тишина.

 

Who am I?

Going to tell you stories of mine

Who am I?

 

Я неподвижно стою на коленях в снегу, тяжело дыша, с колотящимся сердцем. Я почти слышу скрип снежинок, оседающих на мой костюм.

«Я люблю тебя».

У меня горит лоб там, где его касались губы Черного Кота.

«Возможно, ты уже знаешь».

В ушах звенит. Голова кружится. Я резко вдыхаю, горло стискивает нервным иканием. Нет. Нет, я не знала.

Я не знала… правда?

Правда?

«И я догадываюсь, что это не взаимно. Неважно. Я просто хотел сказать».

Я медленно поднимаюсь, оглушенная, шатающаяся. На полпути к двери следы Черного Кота вдруг становятся другими. Эта простая констатация еще сильнее сжимает мне горло: он должен был догадываться, что так я не последую за ним.

«Неважно».

Я сжимаю кулаки, в голове пусто. Как это? Как это «неважно»? Я не имею права слова, да? Мой ответ не имеет никакой ценности, да? Но почему вдруг только он должен решать? А если я хочу ответить, тоже швырнуть ему правду в глаза, а потом бросить на произвол судьбы? А если я хочу…

…Но сказать ему что, на самом деле?

«Я люблю тебя, Ледибаг».

У меня снова прерывается дыхание. Я рефлекторно открываю коммуникатор в йо-йо и пытаюсь позвонить ему. Конечно же, безрезультатно. Должно быть, он ушел в гражданском облике.

— Хотите поиграть в кошки-мышки? Оставьте сообщение!

От игривого голоса — не говоря уже о словах, — который он использовал для своего автоответчика, на меня накатывает волна гнева: я никогда еще так не ненавидела то, что не могу связаться с ним напрямую. И что теперь?

И что теперь?

— Черный Кот? Это я… Я…

Я оставляю ему хаотичное сообщение. Голова пуста, я сама не понимаю, что несу, и у меня не хватает терпения подобрать лучшие слова. Я киплю внутри. Прервав связь, я испытываю почти облегчение. Но тишина становится еще более невыносимой.

Я уже не знаю, что чувствую. Я лишь думаю, что никогда это не должно было произойти вот так. Никогда. А если начать всё заново, вернуться назад? В ту эпоху, когда он преследовал меня своими двусмысленными шуточками сердцееда, а я одергивала его без малейших колебаний? В ту эпоху, когда ни разу не встал бы вопрос о танце под снегом, о трогательном обещании, о выходе в люди инкогнито…

…о разлуке, об отъезде навсегда?

«Я люблю тебя».

Я прикусываю губу и обхватываю руками голову. Лоб по-прежнему горит, щеки невольно теплеют. Я молча ругаюсь. Проклятый, проклятый Черный Кот!

«Прости меня».

Он не имеет права и знает это. Не имеет права говорить мне такое. Не таким хриплым нерешительным голосом, не в такой манере — ускользающей и такой непохожей на то, к чему он меня приучил.

Не Ледибаг, которая лишь маска, картинка, идеал, который я не хочу — не могу — воплощать вечно.

Он не может так поступать, когда я не в состоянии последовать за ним. Не когда нам остается лишь неделя. Не когда я уже вдруг ни в чем не уверена!

— Тебе надо бы вернуться домой, Ледибаг.

Я подпрыгиваю, возвращаясь к реальности. Передо мной стоит Мастер Фу, Вайзз сидит у него на плече. Я даже не слышала, как он подошел. Их накрывает прозрачный слегка золотистый купол, защищая от ливня снежных хлопьев, и по ауре, которую он излучает, я догадываюсь, что это работа квами. Старик посылает мне озабоченный взгляд из-под импровизированного зонтика.

— Это был тяжелый день, — покорно вздыхает он. — Больше ничего нельзя сделать. Возвращайся домой. Завтра будет новый день.

Я храбро расправляю плечи и молча киваю. От огорченного выражения Вайзза у меня сжимается сердце.

— Мне жаль.

— Не так, как нам, Ледибаг. Не так, как нам…

В его голосе бесконечная горечь, когда он жестом отпускает меня.

— Черный Кот ушел. Ты можешь войти забрать свои вещи.

Я прощаюсь с ним слишком высоким голосом. За один день он словно постарел на десять лет.

С тяжелым сердцем я ухожу к двери, меня вдруг охватывает дрожь, и я удивлена, как холодно на улице. Не знаю, как долго я там оставалась, снова и снова перебирая в уме случившееся. Но последний сумеречный свет скоро погаснет, и следы Черного Кота уже почти стерлись.

Вернувшись к своей сумке, я снимаю трансформацию. Молчание Тикки вкупе с грустным взглядом едва не лишает меня самообладания: теперь я знаю, о чем они говорили с Черным Котом. Сжав зубы, я надеваю анорак, вешаю на плечо рюкзак, прохожу через квартиру Мастера Фу и, не оглядываясь, выхожу за дверь.

Такое чувство, словно рухнуло всё, в чем я была уверена, кроме трех вещей.

Черный Кот любит Ледибаг.

Через девять дней Черного Кота здесь больше не будет.

А я никогда еще так не торопилась дожить до трех часов завтрашнего дня.

 

Who am I, darling for you?

Who am I?

Could be a burden in time, lonely

Who am I, to you?

 

«Хотите поиграть в кошки-мышки? Оставьте сообщение!»

Опять этот игривый тон. Я закрываю коммуникатор, в горле стоит ком. Я откидываю голову назад, на дверь, выдыхаю и бормочу:

— Тикки, снять трансформацию.

Меня покрывает привычная волна мурашек. Когда я снова открываю глаза, Тикки грустно смотрит на меня.

— Маринетт? Хочешь поговорить?

Я качаю головой, и ее усики опускаются сильнее. Мы молчали в метро весь обратный путь. Едва дверь квартиры закрылась за мной, я запустила трансформацию, и она не пыталась протестовать. Никаких вопросов, лишь смирение. Она знает. Вероятно, он всё ей сказал, когда они разговаривали во дворе у Мастера Фу.

Но мой коммуникатор молчит. Черный Кот не отвечает. Черный Кот не перезванивает мне.

Я прохожу по пустой квартире — родители в магазине, до закрытия остается еще добрый час. Тем лучше, я хочу просто побыть одна.

Я поднимаюсь в свою комнату и швыряю рюкзак в угол. Не в состоянии сидеть на месте, я начинаю метаться из стороны в сторону с бесполезным телефоном в руках.

«Прости меня».

Борюсь с желанием снова стать Ледибаг, чтобы проверить коммуникатор — еще раз. Но что-то мне подсказывает, что Черный Кот не свяжется со мной этим вечером. Не после сказанного. Не после того, как вот так сбежал…

Я кое-как цепляюсь за мысль, что мы созвонимся завтра в три часа, как договорились. Потом мое сердце пропускает удар. А если он решит не делать этого?

А если я больше не увижу Черного Кота до его отъезда? Нет! Хоть бы Бражник снова атаковал. Тогда Черный Кот, по крайней мере, будет обязан появиться…

Я испуганно перестаю ходить туда-сюда. Что на меня нашло желать такого?

— Маринетт?

Сидя на моем столе, Тикки смущенно смотрит на меня.

— Нам надо об этом поговорить, тебе не кажется?

Я мотаю головой. Нет, это слишком личное. Или слишком глупое, я уже не знаю…

Я всё еще слышу то радостный, то хриплый голос Черного Кота, как он подавлял рыдание. Я еще чувствую его руки на моих плечах, его волосы, удивительно мягкие и тонкие, на моей щеке.

Его шепот, бесконечно благодарный за самую простую вещь — дружескую встречу.

«Я уже не верил… Спасибо!»

Его губы на моем горящем лбу.

«Я люблю тебя».

Мое сердце бешено колотится, руки дрожат. Это как с Адрианом, но мощнее, почти болезненно… и это раздражает меня, поскольку в этом нет смысла. Я стараюсь медленно размеренно дышать, чтобы успокоиться — без особого результата. Я поднимаю глаза и новым взглядом окидываю комнату, а потом застываю.

Адриан.

Фотографии Адриана повсюду. Я никогда не осознавала, что их столько. Стена над столом покрыта ими. Подумать только, он был сегодня утром здесь… чтобы увидеть меня — меня, Маринетт.

«Я люблю тебя, Ледибаг».

Почему мне вдруг стыдно? И какая связь между Адрианом и тем, что произошло во дворе? Я знаю, что чувствую. Черный Кот — мой друг, возможно, даже лучший друг, но он видит во мне лишь поборницу справедливости. Тогда как Адриан, он…

Он?..

С опустевшей головой я сажусь за стол. Я уже не знаю, что со мной. Я рефлекторно хватаю браслет-талисман, который подарил мне Адриан, и катаю его в ладони; на сердце тяжело, а живот скручивает непонятным страхом. Я закрываю глаза.

Каникулы заканчиваются через несколько дней. Адриан по-прежнему будет здесь. Это успокаивает меня.

Но Черный Кот скоро уезжает. И я понимаю, что у меня нет ничего от него. Ничего.

Надо будет попросить у него. Что-нибудь, напоминающее о нашем совместном пути, всё равно что. Он будет смеяться, но неважно, будет о чем поговорить завтра…

Но с каких пор мне надо планировать разговоры с Черным Котом?

Я поджимаю губы, в ярости, растерянная. Почему я колеблюсь, когда одергивать комплименты Черного Кота до сих пор было второй натурой?

Почему я по-прежнему чувствую его губы на своей коже?

Почему я хочу, чтобы он повторил то, что тихо прошептал мне?

Почему я не могу решить, что ему ответить?

Почему меня это настолько заботит?

Я издаю приглушенный стон. И еще один. Задыхаясь, я сжимаюсь в клубок на стуле. Тикки садится мне на колено и осторожно касается лба. Как она сделала с Черным Котом немного ранее во дворе…

…И от мысли об этой сцене я начинаю рыдать. Долгую минуту спустя Тикки шепчет:

— Я здесь, Маринетт. С тобой.

Мой голос раздается в тишине комнаты — жалкий, полный слез:

— Он сказал, что любит меня. Что любит Ледибаг… Он сказал тебе это, да?

— Нет, но я догадывалась. Я думала, учитывая обстоятельства, он ничего не скажет.

Я обращаю на нее влажный взгляд. Она устало улыбается:

— Сказать друг другу самые важные слова, когда уже слишком поздно. Это так грустно.

— Я не хочу, чтобы он уезжал, Тикки. Не хочу!

Я, наконец, сказала это вслух, и взгляд Тикки вдруг становится таким же убитым, как в конце танца с Плаггом. Я беру ее в ладони и осторожно прижимаю к себе. Не обращая внимания на мои слезы, она сворачивается у моей щеки.

— …всё наладится, Маринетт. Эта боль никогда не исчезнет, но она ослабнет со временем. Обещаю.

Я снова всхлипываю, а потом поджимаю губы и шумно фыркаю.

— Я не знаю, что должна делать. Что я скажу ему завтра?

Тикки поднимает на меня растерянный взгляд. Забыв обо всем, я вытираю слезы и нос рукавом, всё еще сотрясаемая неконтролируемым плачем.

— Мы должны созвониться в три часа. И я предложила ему встретиться, как друзья… Н-но это было до того, как он сказал мне, что…

Как он сказал это. Как я поняла. Что он был серьезен. Что его любезности — лишь фасад, что это гораздо больше, чем комедия, которую он разыгрывает ради забавы.

Он любит Ледибаг. Он любит меня.

А меня это трогает слишком сильно, чтобы я могла отнестись легко. Мне необходимо время, мне необходимо с ним поговорить. Мне необходимо увидеть его, чтобы двигаться дальше. Чтобы, возможно… суметь искренне ответить ему. Так же искренне, как он. Я обязана ему этим.

— Маринетт? О чем ты говоришь? Завтра он уже будет…

Потерянная физиономия Тикки настораживает меня. Она долго молча разглядывает меня, а потом ее голубые глаза пораженно расширяются.

— Он не сказал тебе, что уезжает завтра?

— …что?

Тикки отводит взгляд, подбирая слова:

— Его отъезд… Был ускорен. Он уезжает завтра. Он узнал об этом сегодня утром.

Время останавливается.

Я понимаю. Я понимаю лучше. Я понимаю всё. Нерешительность Черного Кота. Его признание. Его бегство…

И я, наконец, решившая пригласить его на встречу. И он, смеявшийся, улыбавшийся и плакавший, прижав меня к себе, благодаря…

Как? Как он смог? Как он сумел не сломаться передо мной?

И как я могла быть так глупа, так слепа?

У меня прерывается дыхание. Я прижимаю ладонь ко рту, сотрясаемая нервным рыданием.

Он уезжает. На самом деле, он уже уехал. Вот почему он не отвечает мне.

Черный Кот уехал.

— Маринетт?

Я трясу головой и вскакиваю. Нет, еще нет!

— Я возвращаюсь к Мастеру Фу. Я хочу, чтобы он сказал мне, где живет Черный Кот.

Тикки бледнеет:

— Но, Маринетт! Это невозможно! Он откажется!

— Черный Кот еще не сказал мне, кто он! Надо просто решить, как мы будем действовать, пока он не уехал…

Он согласился оставить мне указание на свою личность. Чтобы я смогла его найти, когда Бражник будет побежден. Он согласился снова встретиться со мной, когда опасность минует…

Я хватаю старую безликую сумку, которая годами не покидала мою комнату. Ледибаг могут увидеть с ней, это ее не выдаст. Без колебаний я освобождаю ее от швейных материалов, запихиваю туда бумагу, конверт, ручку. Черный Кот не хочет напрямую открывать мне свое имя, но если я попрошу написать его мне? Достаточно будет хранить запечатанный конверт в надежном месте, пока Бражник не будет обезврежен…

Черный Кот всегда мне доверял. Он согласится, наверняка.

— Маринетт, Маринетт, стой!

Я открываю окно. Снаружи уже непроглядная ночь, и снова падает снег. Мне лишь остается погасить свет в комнате, в темноте выбраться на балкон и на крыши.

— Тикки, трансф…

Что-то больно ударяет меня в плечо. Мой учебник математики.

— Хватит, ты не понимаешь! Это не сработает!

Я пораженно застываю. Я впервые слышу, чтобы Тикки так кричала.

И впервые вижу, как она плачет. Слеза оставляет серебристую дорожку на бархате ее кожи.

— Маринетт, никто не может отказаться от Камня Чудес! В противном случае надо быть готовым заплатить цену. Черный Кот знает это, Мастер Фу всё ему объяснил. И он согласился!

— Что… что ты имеешь в виду?

Тикки молча плачет с испуганным видом. Мне вспоминаются слова Мастера Фу.

«Обычно носитель Камня Чудес оставляет свою силу лишь после смерти».

Я ошеломлена.

— Черный Кот… Он умрет?

Тикки пораженно наклоняется вбок.

— Что? Нет! Всё… всё не так! В самом деле, Маринетт!

Она падает на стол. Застывает там, устремив взгляд в пустоту и опустив усики.

— Но… но тайна должна быть защищена… Всегда.

Она говорит это странным тоном, словно лишь повторяет нечто, что ей говорили много раз.

— Цена, которую Носитель должен заплатить за отказ от Камня Чудес… Это его память. Все воспоминания, связанные с его квами и тайной личностью. Всё, что он пережил в качестве Носителя.

Мне коварно вспоминается горький голос Плагга.

«У меня больше не будет связи с ним, никакой».

— Знание его настоящего имени ничего не изменит, Маринетт. Потому что… Когда Черный Кот навсегда оставит свой Камень Чудес, Мастер Фу начнет искать замену. И как только Кольцо получит нового Носителя… Тогда Черный Кот, которого ты знаешь, всё забудет. Всё, что связывает его с этой историей. Вот цена за то, чтобы перестать быть героем.

Она закрывает глаза, и еще две слезы скатываются по ее щекам.

— Он забудет Плагга. Забудет Мастера Фу. Забудет свои приключения Черного Кота, возможно, даже забудет целый пласт своей жизни, если вдруг роль Черного Кота занимала в ней важную часть. Я уже видела прежде такое… Он забудет всё. Он забудет Ледибаг.

У меня кружится голова. Голос Тикки становится далеким, гулким.

Сумочка выскальзывает из моих пальцев, падает под ноги.

— И тебя он тоже забудет, Маринетт.

Я закрываю глаза, побежденная.

 

Who am I, darling for you?

Who am I?

Going to be a burden

Who am I, darling to you?

Who am I?

I come alone here…

Примечание автора:

Изменение перспективы. Как вам?

Настроение: "We'll live longer" — Watchmen OST: https://youtu.be/jA63ze6BxQk

 

 

День 0

Час 0

 

Взрыв. Дикая боль. Ожог.

Буря. Я цепляюсь, но ты ускользаешь от меня. Твоя рука исчезает — НЕТ!

Я открываю глаза и тут же раскаиваюсь в этом. Огонь, свет. Боль. В моем теле, в моих глазах, в моих легких. Повсюду.

Невесомость. Удары. Повторяющиеся, невыносимые, я дергаюсь, лежа на земле. Сознание шатается. Я теряю счет времени. Но боль присутствует постоянно. Всегда.

Последнее падение. Я качусь по снегу и щебню и, наконец, останавливаюсь. Сначала окоченение. Неподвижность. Тишина.

А потом холод, страдание. Ужасное. Вездесущее. Невыносимое. Я дрожу. Кричу. Я извиваюсь, горло вибрирует, легкие опустошаются, но я ничего не слышу. Ничего.

Изо всех сил пытаюсь остаться в сознании, дыхание прерывается. Пепел повсюду. Зловонный дым, горелый пластик, обожжённая штукатурка. Я кашляю снова и снова, во рту противный металлический привкус. Меня охватывает головокружение. И страх.

Где ты?

Я зову тебя. Но кроме непрекращающегося гула, не слышу ни единого звука, даже собственного крика. Я переворачиваюсь на живот и, скривившись, пытаюсь встать, но всё тело дрожит и слабеет.

Ничто вокруг меня больше не имеет смысла. Сквозь пробитый потолок видно чернильно-черное небо. Дымящиеся стены покосились, почернели, некоторые даже начисто снесены. Какие-то фигуры вдали кричат, бегут и спотыкаются среди щебня и огня. Другие фигуры лежат на земле вокруг. Эти фигуры больше не двигаются. Слезы текут по моей маске. Слезы боли, слезы ужаса. Я снова кричу. Я едва слышу.

Где ты?!

Гул становится шипением. Мне больно, больно везде. Каждая мышца скручивается болью, когда я лихорадочно оглядываюсь по сторонам.

И, наконец, вижу тебя.

Я снова зову тебя. Никакого ответа, никакого движения. Со сдавленным горлом, горящими легкими я подползаю к тебе. Каждый выигранный метр — дополнительная пытка. Мои раны открываются, дергают при каждом движении. Я задыхаюсь, стиснув зубы, оглушенный, паникующий.

Ты больше не двигаешься. Ты больше не дышишь.

Я падаю в нескольких шагах от тебя, чувствую, как меня покидают последние силы. Задыхаясь, я смотрю на покинутое и будто вывихнутое тело, зияющую рану, которая обезображивает твою спину, красный цвет на тебе, и я уже не знаю, это твой костюм… или твоя кровь.

Дыши.

Твое белое как мел лицо под черными волосами. Твои голубые глаза за маской — приоткрытые, пустые. Твои неподвижные губы, покрытые пылью и пеплом.

Дыши, прошу тебя.

И кровь. Кровь повсюду, кровь на снегу и штукатурке, кровь, которая течет и растекается так, словно ее больше ничто не удерживает. Я протягиваю к тебе когтистую руку, испачканную красным, не в состоянии приблизиться еще. Мое кольцо потрескивает, обжигающее, неузнаваемое. Не может быть! Не может так закончиться, не так быстро, не сейчас!

Я был готов уступить свое место, покинуть Париж, отказаться от Кольца и от всего, что оно мне даровало. Я был готов доверить другому обязанность — честь — помогать тебе.

Пусть уже не я был бы твоим напарником, твоим защитником. Пусть я забыл бы. Я был готов забыть нас, только бы знать, что ты в безопасности. Быть уверенным, чтобы ты будешь жить — где-то далеко от меня, но в добром здравии.

Я готов был уехать, забыть Черного Кота. Но ради тебя. Только ради тебя!

Дыши! Дыши, умоляю!

Но ты не шевелишься. Ты меня не слышишь. Ты меня не видишь.

Тебя здесь больше нет…

Я рыдаю, глаза затуманиваются слезами. Я сворачиваюсь на боку, не в состоянии оторвать от тебя взгляда.

Мышцы понемногу деревенеют, меня охватывает холод. Боль растворяется. Голова становится тяжелой. Дыхание слабеет. Сердце замедляется. Текут слезы, жгучие.

Я закрываю глаза. Я тоже умру. Я хочу тоже умереть.

Снег. Он снова идет. Я чувствую, как он падает на меня в тишине.

Дежа вю.

 

«Но есть только один Черный Кот, который внушил мне желание и мужество быть Ледибаг. И этим Черным Котом всегда будешь ты».

 

Взгляд, улыбка. Благодарные. Легкая нерешительность. Объятие. Шепот, полный надежды.

 

«У нас есть еще несколько дней. Надо лишь воспользоваться ими, Черный Кот».

 

У меня нет сил улыбаться, но на короткое мгновение мое сердце пускается вскачь.

 

«Это самый прекрасный комплимент, что ты когда-либо мне делал, Котенок».

 

Я о многом буду жалеть, моя Леди… Но об этих мгновениях? Никогда…

Никогда.

 

«Я люблю тебя, Ледибаг».

 

Всё останавливается.

Тишина.

Небытие.

Шипение.

Неожиданный вдох.

Хриплый, жалобный голос, раздирающий кашель. Знакомый. Она дышит, с трудом.

Она дышит. Она жива.

Она. Дышит.

— Кот?

Успокоившись, я погружаюсь во тьму.

Теперь я действительно могу уйти.

 

День -1

 

— Но, отец! А как же лицей, мои кружки, мои друзья!

— Не начинай опять, Адриан. Тебе исполнилось пятнадцать, пора учиться управлять своим наследством. Я начинаю серию деловых поездок, и ты будешь меня сопровождать. Естественно, параллельно ты возобновишь частные уроки с Натали. Мы уезжаем завтра.

— З-завтра? Я думал, вы разрешили мне закончить триместр! Я еще никого не предупредил! Я не набрался смелости, чтобы…

— Конец дискуссии, Адриан.

— Отец? Отец, прошу вас! Я всегда делал, как вы хотите, всегда. Потому что доверял вам. Но сегодня я знаю, что мое место здесь, в Париже. Попытайтесь меня понять, я не хочу всё бросать! Я… Я не могу!

— Я сказал: конец дискуссии. Я твой отец, и твое место там, где я решу.

— Нет. Вы… Ты не мой отец. Ты никогда им не был, даже когда мама еще была здесь. Тебе всегда было плевать на нас!

— Адриан!

— Проклятье! Забудь обо мне до завтра!

 

День -1

Час -?

 

Я спрыгиваю на прилегающую улочку, ловко приземляюсь за рядом мусорных баков. Вздохнув, шепчу:

— Плагг, снять трансформацию.

По телу пробегают мурашки. Открыв глаза, я встречаюсь с изумрудным взглядом Плагга, необычайно нерешительным.

— И что теперь будем делать?

Я пожимаю плечами и раздраженно фыркаю. Пробежка по крышам немного успокоила меня, но горечь по-прежнему остается.

— Ни малейшего представления. Но я не вернусь в особняк, это точно.

Мой отец и его планы могут идти лесом. Предпочитаю убивать время до второй половины дня, чем изображать идеального сына. Чем я рискую в любом случае? Я завтра уезжаю, хуже наказания он уже не придумает.

— Ледибаг должна связаться со мной в три часа. А пока что…

Плагг молча кивает. Я рефлекторно бросаю взгляд на мобильник, чтобы узнать время, но, прежде чем покинуть комнату в облике Черного Кота, я вынул из него аккумулятор. Включать его нельзя ни в коем случае: Натали воспользуется этим, чтобы найти меня.

— Есть хочу.

Я подавляю нервный смех: Плагг и его желудок — вечная забота. Вдруг почувствовав холод, — костюм Черного Кота с его согревающей функцией решительно практичен, — я поправляю шарф и засовываю руки в карманы анорака.

— Что будем делать, Адриан? — ворчливо повторяет Плагг.

Не ответив, я приглашаю его спрятаться в мой воротник, после чего осторожно выхожу из тайника и поднимаюсь по улочке к более оживленной авеню. В моем распоряжении всё утро — со мной давным-давно такого не случалось, — но я не знаю, куда пойти. Ледибаг недоступна, как всегда, когда у нас нет запланированного патруля. Так чем заняться? Заявиться к Нино? Он уехал на каникулы и вернется только вечером. Хлоя? Я знаю ее с детства, но она, вероятно, последний человек, кого я хочу сегодня видеть. Учитывая ее манию без конца делать селфи, когда она со мной, Натали за десять минут найдет меня через соцсети.

Пока я бежал по крышам, мне в голову пришел только один человек. К несчастью, вопреки всем усилиям, ее невозможно найти. Я вздыхаю, опустив голову. Это мой последний день в Париже — последнее мгновение свободы… и я останусь совсем один?

— О, Здравствуй!

Я подпрыгиваю, вырванный из размышлений. Передо мной стоит невысокая женщина с раскосыми глазами, держащая в руках пакет с продуктами.

— М-мадам Чен?

Я не должен бы так удивляться, ее булочная за углом авеню!

— Адриан, не так ли? — она улыбается удивленно, но тепло. — Что ты здесь делаешь?

— Э, гм… Я шел поздороваться с Маринетт?

Ее улыбка становится мягче.

— Мне очень жаль, но ее нет. Наверное, она забыла, что ты зайдешь.

Это я уже знаю. Черный Кот тайком заглянул к ней на балкон, но комната Маринетт пуста, как и остальная квартира.

— Нет-нет. Мы не договаривались, я… Маринетт однажды мне рассказывала о фильме, который недавно вышел, я… Я хотел предложить ей пойти посмотреть его сегодня.

Я с трудом подбираю объяснения — игнорируя Плагга, который потешается, спрятавшись в шарфе, — мамам Чен внимательно меня слушает.

— Это моя вина, я должен был ее предупредить, что зайду, но я забыл дома телефон.

Я нерешительно топчусь под доброжелательным взглядом матери Маринетт. Мне следовало бы попрощаться и развернуться. В Париже хватает развлечений, я найду, чем заняться до трех часов. Но одиночество давит.

Особенно сегодня…

Улыбка мадам Чен, когда она жестом приглашает меня следовать за собой, становится сияющей.

— Я могу позвонить ей, если хочешь. Она должна была провести день у Альи, которая живет не так далеко. Уверена, Маринетт будет счастлива узнать, что ты здесь, и всего через пять минут присоединится к нам.

Она смеется, чем напоминает мне свою дочь — сколько раз я слышал такой смех за спиной во время уроков, вызванный шуткой Альи или оплошностью Нино.

Сам не заметив как, я уже последовал за мадам Чен. Булочная, оказывается, полна покупателей. Месье Дюпен вежливо приветствует меня из-за прилавка, удивленный моей нерешительностью, пока жена не подходит и не хлопает его по плечу. Они, похоже, понимают друг друга с одного взгляда, без слов. И месье Дюпен, сияя, возвращается к клиентам, тогда как его супруга с телефоном в руке приглашает меня пройти в подсобку. Я подчиняюсь, на сердце становится легче.

Когда мои обязанности слишком давят на меня, я частенько брожу по Парижу в облике Черного Кота, свободный, как ветер. Но теперь я лучше понимаю, почему пришел сегодня именно в этот квартал. Дюпен-Чены всегда были доброжелательны ко мне. Их простота и жизнерадостность заворожили меня, как и их нежность к Маринетт в тех редких случаях, когда я видел их вместе.

Семья Дюпен-Чен — именно то, о чем я мечтал с тех пор, как исчезла моя мать. А теперь, когда я покидаю этот город, я понимаю, что мне никогда не было столь необходимо поговорить с моей самой первой… подругой. Маринетт.

Первая, кому я осмелился объяснить, почему был так неловок во время появления в коллеже. Первая, кто искренне меня ненавидел из-за той глупой истории со жвачкой, и первая, столь же искренне простившая меня.

Плагг вздыхает возле моей шеи. Тем не менее он издает смешок, который я слышал от него лишь несколько раз, когда он потешался над моим взаимодействием с некоторым девочками в коллеже.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, пацан.

Я едва заметно киваю.

Да, я тоже.

 

Солнце окончательно скрылось за толстым слоем облаков. Ледяной ветер свистит в ушах. Привалившись к гигантскому металлическому косяку, я насыщаюсь неприступным видом на Марсово Поле, болтая ногой в пустоте, играя с порывами ветра.

От нечего делать я снова включаю коммуникатор на моем шесте, но нет ни звонков, ни сообщений. Время идет так медленно, что я скоро поверю, что электронные часы неисправны. С долгим зевком я закрываю коммуникатор и опускаю веки.

Маринетт была слишком занята, чтобы отменить свои планы с Альей. От одного воспоминания о смущенном лице ее матери и моей неловкой попытке успокоить ее, прежде чем раскланяться, я краснею от стыда.

Я пытаюсь убедить себя, что это к лучшему. В любом случае, если бы у меня был выбор, я предпочел бы встретиться с Маринетт в облике Черного Кота. Хотя мы больше года каждый день встречаемся в классе, она по-прежнему чудовищно стесняется, когда я Адриан, и обычно ей удается расслабиться лишь через пару часов — думаю, из-за того, что я модель. С Черным Котом ей более комфортно — и мне тоже. С моим альтер эго Маринетт милая и теплая, порой немного язвительная в своих репликах, но искренняя и достойная доверия.

Думаю, если я хотел кому-то сегодня сообщить о моем неминуемом отъезде, так это Маринетт. С ней мне наверняка не пришлось бы опасаться последствий. Приступов слез — как с Хлоей — или громких криков о несправедливости — как с Нино. Просто кто-то, кто выслушает и успокоит, как было во время нашей тренировки перед турниром видеоигр.

Ладно, неважно. У нее сегодня не было времени ни для Адриана, ни для Черного Кота. И учитывая мое нынешнее состояние духа, в конечном счете мне, наверное, лучше остаться одному. Не надо никого щадить, натягивая маску идеального ученика.

Я бросаю еще один взгляд на шест. До трех часов осталось несколько минут. Если Ледибаг пунктуальна — и, честно говоря, я надеюсь на это… — у меня скоро будет другой предмет для размышлений.

«Мы уезжаем завтра».

Я поднимаю глаза к небу, терзаемый сожалением. Однако я уже несколько недель готовлюсь к отъезду, и его приближение на несколько дней на самом деле не слишком многое меняет. Но я не сообщил никому, кроме Ледибаг. На что я надеялся, откладывая разговор об этом с Нино и остальными? Избежать долгих прощаний и дополнительных страданий? Или же я ждал, что какое-нибудь непредвиденное обстоятельство позволит мне остаться?

Ненавижу перемены. На самом деле ненавижу.

— Проклятье. К черту!

От моего толчка раздвижной шест растягивается и с грохотом ударяет в металлическую арматуру. Удар долго резонирует. Я стискиваю зубы, по мне проходит настолько сильная вибрация, что чувства спутываются.

— К черту.

Я вдыхаю полной грудью, чтобы успокоиться. Температура не перестает падать. Пахнет снегом. Невозможно сказать, с чем связана эта интуиция — наверняка один из эффектов моего симбиоза с Плаггом…

Знакомый звон заставляет меня подпрыгнуть. Наконец-то! Со смесью радости и опасения я нажимаю на кнопку кончиком когтя и подношу шест к уху.

— Какая пунктуальность, моя Леди! — удовлетворенно мурчу я.

Она на том конце удивленно хихикает.

— Черный Кот? Всё хорошо? Ты звучишь… странно.

Я поспешно сажусь, нахмурившись. Пафосно прочищаю горло, на самом деле чувствуя себя неловко.

— Свежий воздух, моя Леди. Эйфелева башня — прекрасное место для медитации, но от холода я хриплю, как мартовский кот.

— Ха-ха. С твоим чувством юмора всё в порядке, это уже что-то…

Я сокрушенно улыбаюсь. И внимательно слушаю, когда она продолжает, вдруг став серьезной:

— Я хотела бы познакомить тебя кое-с-кем. Отправляю тебе адрес на коммуникатор. Жду тебя там.

Ее слова сопровождает тихий звонок. Быстрым взглядом я проверяю данные. Это в двенадцатом округе.

— Получил, моя Леди!

— Не могу пока сказать тебе больше, но ты должен там появиться в гражданском облике… Это важно — чтобы не вызвать подозрений.

Ошеломленный, я колеблюсь несколько секунд — к чему столько тайн? Если я приду в облике Адриана, есть риск, что она увидит меня и узнает. А я больше не хочу, чтобы она знала мою личность, ни за что.

— Черный Кот? Не беспокойся, я не увижу тебя, пока ты снова не трансформируешься.

Я закрываю глаза и встряхиваю головой. Я всегда доверял ей. И не сегодня начинать сомневаться.

— Загадочное свидание? Все девять жизней этого ждал, моя Леди. Дай мне десять минут — уже иду.

Я слышу, как она вздыхает. Со смешком прерываю связь и быстро встаю. Тем не менее меня терзает одна мысль.

Я должен буду сказать ей, что уезжаю завтра. Горло сдавливает. Попрощаться с Ледибаг самое позднее этим вечером?

Нет. Нет. Этого я тоже не смогу. Невыносимая трусость, но я всё же предпочитаю уехать, ничего ей не сказав, чем рисковать сорвать маску и выдать ей мою подавленность. Я хочу, чтобы она помнила меня, как милого и уверенного в себе Черного Кота. Если для того, чтобы изобразить обычное хорошее настроение, я должен ей солгать, пусть будет так.

С тяжелым сердцем я устремляюсь в пустоту.

 

Час -13

 

Тишина давит. После того, как я столько времени — больше часа? — провел в разговорах, обсуждениях, вопросах, она смущает. Сидя по-турецки, Мастер Фу вздыхает, сжав кулаки.

— В общем, мы в самом настоящем тупике. Досадно.

Сидя перед ним на коленях, я невольно моргаю. Я вдруг жалею, что Плагг скрылся, чтобы заняться не-знаю-чем с Вайззом. Мне не помешало бы прямо сейчас дружеское присутствие.

— Напомни, на какую дату назначен твой отъезд, Адриан?

Я готов уже назвать обычную дату — конец каникул, — но спохватываюсь. Поджимаю губы, молча смотрю на старого Хранителя. Я только что познакомился с ним, но Плагг и Ледибаг ему доверяют. Значит, я тоже могу ему доверять, не так ли?

— Завтра. Отец перенес наш отъезд. Я узнал только сегодня утром.

Старик ожидаемо дергается.

— Я хочу, чтобы это осталось между нами. Ледибаг не должна знать.

Под его одновременно жестким и испуганным взглядом я торопливо добавляю:

— Пожалуйста, Мастер Фу. Так будет лучше.

— С каких пор ты скрываешь от напарницы столь важные вещи, Черный Кот?

Я в свою очередь сжимаю кулаки:

— Это первый и последний раз. В любом случае, скоро она уже не будет моей напарницей.

Горечь усиливается от вопиющего разочарования в глазах Мастера Фу: я сказал, не успев подумать, но неважно. Я знаю, что веду себя как трус, нет необходимости мне на это указывать.

Старик размышляет несколько мгновений, его лоб прорезает множество озабоченных складок.

— М-м. Ваш симбиоз разрушен, теперь я это чувствую. Мысленно ты уже уехал, Черный Кот. Тогда больше ничего не поделаешь. С сегодняшнего вечера я начинаю поиски другого Носителя… Старше и независимее, само собой разумеется. Я больше не повторю ошибки.

Он встает и приглашает меня сделать то же самое.

— Как только новый Носитель будет назначен и трансформируется… Ты хорошо понял, что это будет значить для тебя?

Я молча киваю, желудок скручивает. Он рассказал мне достаточно подробностей, но ничто не заставит меня отказаться от своего решения.

— Возможно, на несколько дней ты будешь дезориентирован. Память может вводить тебя в заблуждение, настроение — тоже.

— Неважно, — из удальства бормочу я. — Я рассчитываю, что отец и моя наставница Натали будут, как всегда, думать за меня. Если я буду выглядеть потерянным, они наверняка решат, что это потрясение от переезда.

С болью в сердце я достаю из кармана черную коробочку, в которой когда-то находился мой Камень Чудес, когда я впервые встретился с Плаггом.

— Полагаю, ты хочешь попрощаться со своим квами, прежде чем отдать мне Кольцо.

Я с облегчением киваю: я надеялся на эту отсрочку, однако не осмеливаясь ее потребовать. По-моему, я и так уже слишком многого требую.

Снова став невозмутимым, Мастер Фу касается выступающего нефрита на одном из своих браслетов — вероятно, его Камня Чудес. Почти сразу же из стены появляется Вайзз с вопросительным выражением:

— Мастер?

— Проводи Адриана к Плаггу. С сегодняшнего вечера он отказывается от своего статуса Носителя.

Квами-черепаха застывает в воздухе, расширив глаза.

— Что… Что, прямо сейчас? Адриан, ты точно уверен? У тебя есть еще несколько дней!

Мягкий вежливый тон Вайзза вызывает у меня позабавленную усмешку.

— Да, Вайзз. Так лучше.

— Но…

— Вайзз, — перебивает его Мастер Фу. — Он принял решение. Пожалуйста.

Квами застывает, обменивается грустным взглядом со своим Носителем. И, наконец, кланяется:

— Сюда, пожалуйста.

Я собираюсь пойти за Вайззом, как некоторое время назад сделала Ледибаг. Вдруг меня охватывают угрызения совести, и я поворачиваюсь к старику:

— Мастер Фу, я…

— До свидания, Адриан. Когда попрощаешься, можешь оставить свой Камень Чудес в комнате, которую тебе укажет Вайзз.

Я передумываю, сжав кулаки. На стенах висит множество китайских гравюр и каллиграфий, и мне вспоминаются мои уроки нанкинского. Я бормочу, наверняка со слишком школьным акцентом, добавив легкий обязательный поклон:

— Спасибо за науку, Мастер. Я хотел бы, чтобы у меня была возможность встретить вас при более благоприятных обстоятельствах.

И поскольку Мастер Фу упорно избегает моего взгляда, прямой как палка, я добавляю по-французски:

— Мне очень жаль.

И только когда я уже открыл дверь, Мастер Фу бросает не резким, а усталым голосом:

— Не так как мне, Черный Кот.

И, повернувшись спиной, он шепчет, вероятно, на своем родном языке:

— Доброго ветра, Адриан.

Я закрываю за собой створку двери. Стало еще темнее, чем было, когда я пришел. Единственный источник света исходит от стеклянной двери в конце коридора. Словно под анестезией я следую за Вайззом, который приводит меня в маленькую кухню, где я оставил свои вещи. Я замечаю еще одну закрытую дверь, напротив моей, и меня озаряет любопытное предчувствие.

— Ледибаг… Она там ждет?

Вайзз кивает в знак подтверждения. Моя ладонь хватает ручку, но я стою, застыв, с пересохшим горлом.

— Черный Кот, — наконец, шепчет квами. — Она не в трансформации.

Я понимаю, что даже когда не знал этого, уже не был способен открыть дверь. У меня больше нет права. Впрочем, у меня его никогда не было. Она всегда предельно ясно высказывалась на этот счет.

Я прислоняюсь лбом к створке двери и закрываю глаза. Зачем разочаровывать ее, раскрывая ее личность? Некоторое время спустя я всё забуду. И даже если я ни о чем не вспомню, она будет беспокоиться, возможно, даже попытается защитить меня, если однажды я вернусь в Париж — я еще помню ее отчаяние, когда Вольпина угрожала смертью иллюзорному Адриану.

Я не стану ее слабостью. Не буду ее Ахиллесовой пятой. Никогда. Разоблачить себя было бы бесполезно, опасно и исключительно эгоистично…

И всё же, что бы я ни отдал, чтобы это произошло. Чтобы она знала всё! Чтобы хотя бы один дорогой мне человек мог засвидетельствовать, что я не только Адриан, не «только» сын Габриэля Агреста.

Черный Кот… Свободное существо, радостное и свободное.

Мое настоящее я.

— Снег идет.

Мечтательный голос Вайзза вырывает меня из мыслей. Зависнув перед большим окном, квами внимательно созерцает улицу. Я в свою очередь подхожу. Снег падает крупными хлопьями. К своему удивлению, я замечаю на снежном ковре Плагга. Он же не выносит ни холода, ни дождя!

Словно котенок, он наблюдает за чем-то кружащимся в высоте. Грациозная яркая фигурка — розово-красно-черная. Наверняка, квами Ледибаг, с внезапной нежностью понимаю я.

Она спускается к нему, выполняя множество пируэтов. Я позабавленно улыбаюсь, когда она тянет его за ухо, и удивляюсь, что он не злится еще больше. К моему восхищению, он даже в свою очередь отрывается от земли и повторяет ее чудную хореографию с такой ловкостью, какой я у него не подозревал.

Забавное и трогательное зрелище. Странно сокровенное.

— В тот день тоже шел снег.

Печальный голос Вайзза настораживает меня. В полумраке коридора квами светится слабым зеленым светом.

— В какой день? — шепчу я.

Спустя несколько мгновений созерцательной тишины Вайзз обращает на меня мечтательный взгляд.

— В день, когда они согласились всегда жить в разлуке, чтобы быть связанными навечно.

Я недоуменно хмурюсь. Судя по задумчивой мимике Вайзза, он уверен в смысле своих слов, однако весьма туманных.

— Они символизируют равновесие всего. Центр нашей системы. Они словно звезда, а мы дополняющие их спутники. Так было всегда, и так будет всегда.

Я киваю, не пытаясь понять. Мне вдруг вспоминается один вопрос. В предыдущие разы я так и не добился ответа от Плагга…

— Откуда происходят квами?

Вайзз улыбается сокрушенно, почти загадочно.

— Это, Адриан, квами должен открывать своему Носителю, и только когда посчитает уместным.

Он моргает и резко поворачивается, будто внезапно вспомнив про мою ситуацию. Бесшумно вздохнув, он глубоко кланяется:

— Для меня было честью встретиться с тобой, Черный Кот. Прошу теперь извинить меня, но я нужен моему Хозяину. Желаю тебе долгой прекрасной жизни, полной восторгов.

С этими странными, будто появившимися из другой эпохи словами он подплывает к двери в кабинет Мастера Фу и исчезает. Я снова сосредотачиваюсь на Плагге и его подруге. Их танец заканчивается. С тяжелым сердцем я вижу, как мой квами совершает последний молчаливый поклон, не касаясь и не глядя на нее. Потом он направляется в мою сторону и проходит сквозь стекло. Я удивленно отступаю.

— Плагг?

В полумраке изумрудные глаза Плагга сверкают как никогда. Когда он, наконец, поднимает ко мне голову, я без труда замечаю две влажные дорожки на бархате его щек.

«Они согласились всегда жить в разлуке, чтобы быть связанными навечно».

— О, Плагг.

Я складываю руки чашей под его дрожащей фигуркой, и он опускается в мои ладони. Он издает жалобное рычание, но его взгляд сверкает горечью.

— Ты всё забудешь. А значит, не будешь ни о чем жалеть. Ты не представляешь, как тебе повезло, Адриан… Нет, ты не представляешь.

Я инстинктивно поднимаю его на уровень глаз и наклоняю голову, горло сжимает. Как сделал бы настоящий кот, он прижимается лбом к моему лбу, возможно, немного сильнее, чем необходимо.

— Придурок, Плагг. Мне будет тебя не хватать, так или иначе.

— Это ты так говоришь, — прерывисто ворчит он.

— Да, и я так думаю. Я знаю, что было до того, как ты появился. Так что я знаю, что будет после. Мне будет тебя не хватать, Плагг.

— Тем лучше. В кои-то веки не только я буду жалеть.

Я издаю приглушенный горький смешок.

— Плагг… У меня есть к тебе последняя просьба.

— Ну-ну, — ворчит он. — Вот уж удивительно.

— Трансформируешь меня? В последний раз?

— С каких пор ты считаешь, что должен спрашивать разрешения, пацан?

— С тех пор, как видел, как плачет мой лучший друг.

Изумрудные глаза Плагга расширяются, а потом вспыхивают еще сильнее. Его вибриссы на мгновение вздрагивают.

— Только если тебе есть чем потом подзарядить меня, — хриплым и недовольным тоном выдыхает он.

Я смеюсь от всего сердца:

— В моей сумке. У меня есть твой любимый камамбер. Целиком.

Плагг вздрагивает и закрывает глаза. Он молчит некоторое время, а потом вздыхает. Его левый глаз приоткрывается, блестящий и насмешливый.

— Ну? Чего ты ждешь, Черный Кот?

 

Час -12

 

Хлопает дверь. Тишина угнетает.

Я сползаю по двери на пол, сотрясаемый беззвучным рыданием. Слезы уже текут по моим щекам, неумолимые, горячие. Я вытираю их сердитым жестом, стиснув зубы.

Ледибаг. Мне кажется, я еще чувствую ее стройную спортивную фигуру, прижатую ко мне. Я еще ощущаю тепло ее лба на моих губах, восхитительный запах ее темных волос. Я еще слышу ее дрожащий пораженный голос.

«Черный Кот!»

Я всхлипываю — приглушенно, невольно, пафосно. Сильнее сжимаюсь. В последний раз я так плакал по матери.

Всё кончено. Всё кончено!

— Адриан?

Надо мной раздается встревоженный голос Плагга.

— Да что случилось-то? Что сказала Ледибаг?

Всё кончено. Конец. Я больше никогда ее не увижу.

Я издаю стон, не в состоянии сдержать рыдания. Я уже больше ничего не контролирую. Это больно. Слишком больно. По-другому, но так же сильно, как с мамой. Я больше не могу… Я больше не могу!

А вдобавок мне стыдно. Потому что я не сумел остаться сильным. Потому что мне не хватило храбрости сказать ей, что я уезжаю. Потому что вместо этого я признался ей в своих чувствах, а потом сбежал как трус, не оборачиваясь!

«Я люблю тебя, Ледибаг!»

Меня достало. Достало пытаться быть надежным и идеальным, когда я вовсе не такой. Достало ранить тех, кого я люблю, достало их покидать, достало их терять! Я хочу, чтобы всё это закончилось!

А ведь всё только начинается!

Я подношу руку к Кольцу и шепчу сквозь рыдания:

— Прости, Плагг!

— Адриан!

— Я отказываюсь от тебя!

Я снимаю Камень Чудес, и воцаряется тишина. Я застываю, мне больно дышать, сердце бешено колотится. Слезы текут по щекам, почти раздражающе. В конце концов, я поднимаю глаза, сотрясаемый судорожными рыданиями.

Кухня темна и пуста. Дрожа, я смотрю на зажатое в моей ладони ставшее черным Кольцо. Мне страшно его выпустить, оставить. Но еще больше мне страшно снова его надеть.

Прости, Плагг. Прости.

Я встаю, пошатываясь, достаю из кармана эбеновую коробочку. Убираю туда Кольцо и кладу ее на соседний стол. В тот момент, когда ее надо отпустить, у меня сдают нервы.

Я должен всё перечеркнуть. Но я не могу!

«Есть только один Черный Кот, который внушил мне желание и мужество быть Ледибаг. И это всегда будешь ты».

Я обречен покинуть Париж. Так что я отказываюсь от Черного Кота, чтобы кто-то другой мог взять на себя эту роль и защищать ее. Это самое главное.

Ради нее. Я делаю это ради нее.

Я отпускаю коробочку, молча смотрю на нее.

С трудом вдыхаю, рыдания временно успокоились. Прежде чем они снова обрушатся на меня, я надеваю анорак, натягиваю капюшон на всё еще покрытые снегом волосы, беру рюкзак. Я выхожу из комнаты, не оглядываясь, пересекаю коридор, и выхожу из квартиры Мастера Фу.

Всё кончено.

Я сделал правильный выбор.

 

Час -11

 

— Национальный музей Естественной истории снова открыл свои двери сегодня после полудня, когда завершились текущие проверки из-за неожиданно появившейся вчера вечером акумы. Можно отметить возросший поток воодушевленных посетителей, несомненно, привлеченных снимками ископаемых существ, которые свободно бродили по Парижу прошлой ночью…

— Похоже, все скелеты ожили! Представляете, если бы сбежали тирексы?

— Мой кузен живет напротив музея. На его балкон сел птеродактиль!

Убаюканный покачиванием автобуса и мурлыканием радио, я рефлекторно прислушиваюсь, настороженный смехом и возбужденными восклицаниями. Слева от меня подростки обмениваются комментариями по поводу сегодняшних новостей.

— Блин, хотел бы я это видеть. В девяти из десяти случаев в новостях объявляют слишком поздно. Когда я прихожу, нападение закончилось, а Ледибаг и Черный Кот уже исчезли!

Я вздыхаю под капюшоном. Подумать только, есть еще простофили, бегущие к местам нападений и снимающие происходящее, вместо того чтобы найти безопасное место… Но тирексы правда были потрясные.

Ну, не до такой степени, как она…

 

«У нас еще есть время, Черный Кот. У нас может получиться!»

 

Она по-прежнему в это верит. Мне не хватило духу разрушить ее надежды. В любом случае, зачем? Лучше было оставить как есть.

Отсутствие Кольца на правой руке болезненно чувствуется, и в горле поднимается новое рыдание. Я сжимаю кулаки, глаза сухи до боли. Я сделал правильный выбор. Я сделал правильный выбор. Плагг бы понял. И она тоже поймет. Может быть.

Но зачем же я ей это сказал?

«Ледибаг, я люблю тебя…»

Я съеживаюсь на сиденье, охваченный стыдом. Сосредотачиваюсь на голосе дикторши в надежде переключить мысли на другое.

— И без перехода — снег! Он, наконец, появился после необычайной волны холода, которая коснулась Парижа несколько дней назад. Сильный снегопад начался вечером и, должно быть, продолжится всю ночь. Завтра уличное движение в черте города…

Я сел в первый попавшийся автобус, не заботясь о направлении — я не хочу возвращаться, но здесь хотя бы хорошо. Я вытираю влажные веки и обращаю пресыщенный взгляд на авеню за окном. Это уже не несколько снежных хлопьев — на город обрушился настоящий белый поток. Уличное движение от этого только ухудшается, судя по тому, как без конца тормозит автобус. Скоро быстрее будет идти пешком…

— И только что поступило экстренное сообщение: Адриан Агрест, сын короля моды Габриэля Агреста, исчез сегодня утром из фамильного особняка. Согласно некоторым близким к полиции источникам, он был замечен несколькими свидетелями в двенадцатом округе во второй половине дня…

 

«Проклятье! Забудь обо мне до завтра!»

 

Я сжимаюсь на сиденье. Рефлекторно опускаю голову рядом с другими пассажирами и сильнее натягиваю капюшон. Нет, мой отец ведь не сделал этого? Позвонить копам всего через несколько часов после моего ухода, когда он может исчезать на два дня, и я не имею права ничего сказать?!

— Уже проводятся задержания с целью проверки документов. Напоминаем: Адриан Агрест, местная звезда модельного бизнеса — известное парижанам лицо, поскольку он…

Задержания? Это заходит слишком далеко!

Я роюсь в карманах в поисках мобильника. Он выключен с утра, поскольку у Натали есть досадная склонность отслеживать мой GPS, когда она не обнаруживает меня там, где я должен быть. Деталь, которая могла бы оказаться проблемой, если бы мой телефон не дезактивировался при каждой трансформации… От этой неуместной мысли горечь сдавливает мне горло. Сжав зубы, я вставляю в телефон аккумулятор и включаю его, покорно ожидая лавину осуждающих сообщений.

Вдруг автобус сотрясает глухой грохот, он резко тормозит и его заносит. Закричавших пассажиров швыряет вперед. Я поднимаю руки и хватаюсь в последний момент, чтобы не врезаться в сиденье передо мной. Мобильник вылетает из рук и скользит под сиденьями. Я смущенно оглядываю других пассажиров, растерянных и обеспокоенных, как и я. Автобус больше не двигается, а долгую минуту спустя двери открываются, и водитель угрюмо объявляет:

— Дамы и господа, на дороге происшествие. Спасибо за терпение.

Поскольку движение, похоже, окончательно застопорилось, я предпочитаю покинуть мое место. Я нахожу, наконец, телефон под одним из сидений, беру его и, не оглядываясь, выхожу из автобуса.

Снаружи совсем темно, густо валит снег. На авеню грандиозная пробка, но источника проблемы с моего места не видно. Вдалеке слышны сирены. Вероятно, авария на одном из перекрестков впереди. С такой погодой было бы неудивительно…

Стало еще холоднее, чем когда я садился в автобус. Передернувшись, я поправляю шарф и капюшон, после чего проверяю телефон, невредимый, несмотря на полет. Естественно, я обнаруживаю уйму вызовов и сообщений от Натали — в среднем каждые десять минут, начиная с утра. Я прокручиваю список голосовых сообщений, когда одно имя привлекает мое внимание — один из самых первых звонков. Сбитый с толку, я выбираю его и с колотящимся сердцем подношу телефон к уху.

— Адриан.

От серьезного и невыразительного голоса отца у меня сжимается горло. Я подумываю, не прервать ли сообщение, но оно длится всего пятнадцать секунд. Я же могу столько продержаться, да?

— Не делай ситуацию сложнее, чем она уже есть. Я должен уехать и не оставлю тебя здесь одного.

Вздох. Молчание.

— Возвращайся. Пожалуйста.

Снова молчание, а потом сообщение обрывается. Пораженный, я опускаю мобильник. Когда он в последний раз звонил мне лично? Когда я слышал такое волнение в его голосе?

…ведь не в ту же эпоху, когда исчезла мама?

Я машинально поднимаю взгляд. Снежные хлопья блестят на фоне чернильно-черного неба. И вдруг мой блуждающий взгляд привлекает одно из них. Странной формы, оно, дрожа, устраивается наверху фонаря.

Бабочка. Белая, полупрозрачная. Как те, которых освобождает Ледибаг, когда акума очищена.

Я пораженно созерцаю снегопад новым взглядом. Снег, да. Но в вышине небо Парижа заполнено еще и бабочками. Белыми бабочками. Сотнями. Меня охватывает глухая тревога, и я инстинктивно настораживаюсь.

Это не акумы — по крайней мере, пока еще нет. Но что означает такая демонстрация сил? Что Бражник затевает?

Звонит мой телефон, и я подпрыгиваю, отвлекаясь от наблюдений. Это Натали. Я рефлекторно перемещаюсь в укрытие под воротами и отвечаю.

— А-алло?

— А! Адриан! Наконец-то, вы ответили!

Обычно такой спокойный, голос Натали невероятно пронзителен. Она испускает долгий вздох облегчения — совершенно неслыханно для нее.

— Всё в порядке? Где вы?

Продолжая наблюдать за армадой белых бабочек, я пытаюсь отвечать, как можно естественнее:

— Я уже возвращаюсь. Мне было необходимо проветриться. Сожалею, если причинил беспокойство…

— «Беспокойство»? Вы исчезли с радаров больше, чем на восемь часов, что на вас нашло?!

Поморщившись, я отодвигаю телефон от уха. Определенно, Натали не приучила меня к подобным эмоциональным взрывам…

— Где вы? Я посылаю за вами лимузин, вы возвращаетесь немедленно.

Раздается еще один глухой грохот, гораздо ближе. Я вздрагиваю. Можно подумать… взрыв?

Бабочка на фонаре улетает, легко взмахнув крыльями. Я покидаю укрытие, чтобы проследить за ней взглядом, испытывая одновременно подозрительность и восхищение.

— Не надо, Натали, уличное движение застопорилось из-за снега. Я дойду пешком…

Вспышка. Пылающая стрела сбивает бабочку в полете и врезается в снег. Раздается гулкий голос:

— Все! Они все должны исчезнуть!

Взрыв. Надо мной. Взрывной волной меня бросает на землю.

Всё перепутывается. В ушах звенит. Люди бегут и кричат, толкают меня, убегают. Удар вырывает телефон у меня из рук. Я съеживаюсь на асфальте и жду, тяжело дыша.

Когда толкотня уменьшается, я потрясенно проверяю окрестности. Несколько других прохожих, как и я, на земле — оглушенные, ошеломленные. В небе по-прежнему растягивается гигантское огненное кольцо, в струях которого догорают бабочки. Жара такая, что еще несколько секунд идет не снег, а теплый дождь с пылью, которая запорашивает глаза.

— Исчезнуть! Уничтожить их! Всех, без исключения!

Громовой голос совсем близко. Я поспешно сажусь, готовый прыгнуть под действием адреналина. Незнакомое существо на крыше автобуса разъяренно сканирует взглядом небо. От его кожи исходит густой серый туман.

— Это конец! Конец эпохи! Никто их не заслуживает! Больше никто!

Сердце пропускает удар. Последнее нападение акумы было меньше двадцати четырех часов назад. Только не снова!

Не сейчас!

Акуманизированный встречает мой взгляд и вдруг замолкает. Он выглядит так, словно громадный тяжелый рюкзак на спине пригибает его к земле. Раскачивающейся неровной походкой он подходит к краю автобуса. Его фигура, окруженная дымом, сжимается сильнее, когда он садится на корточки и выставляет перед собой руки, словно чтобы лучше разглядеть меня кажущимися странно близорукими глазами. Он будто размышляет, а потом полные ярости глаза расширяются, медленно, безмерно.

— Ты!

Жуткая усмешка искажает его злой рот. Я готовлюсь удрать, пока он не извлек еще один огненный шар, когда он рычит, сжав зубы:

— Ты! Ты… Черный Кот!

Я в свою очередь застываю. Подчиняясь дурацкому рефлексу, я смотрю на свои посиневшие от холода руки, на анорак, на порванные при падении джинсы. Я не в костюме. Я не Черный Кот. Я Адриан.

Но тогда… Тогда откуда он знает?!

— Всё это время, всё это время ты… И ты считаешь, будто можешь всё себе позволить? Серьезно?!

Он вопит и задыхается от собственной ярости. Он подносит руку к рюкзаку, достает оттуда пергамент, который загорается сам по себе. Я сразу узнаю снаряд, который на моих глазах сбил и сжег бабочку. По мне проходит новый разряд адреналина, и я бросаюсь бежать. Даже если меня тоже обстреляют, предпочитаю, чтобы это произошло в попытке бегства!

— Повернись лицом! Встреть свою судьбу, мокрица! Предатель!

Позади меня раздается взрыв. Взрывная волна лишает меня равновесия, и я растягиваюсь на асфальте. У меня нет привычной скорости и рефлексов. Проклятье, проклятье!

— Умри! Умрите все!!!

Вдруг раздается знакомый свист, а потом громкий металлический грохот сопровождает его визг ярости. Глянув через плечо, я вижу, как акуманизированный скользит и падает с автобуса, его нога захвачена тросом, который я узнаю из тысячи. Он падает на землю — туда, где еще несколько секунд назад находился я.

Снова свист, красная вспышка. Трос укорачивается, потом снова вылетает, обматывает автобус, сжимает его. Автобус качается и вдруг падает, скребет по асфальту, таща врага к стене, в которую он врезается в облаке искр и снежных хлопьев.

Из ниоткуда появляется фигура, встает между несколькими ошеломленными гражданскими и автобусом.

— Прячьтесь, быстро!

Я издаю пораженное восклицание, узнав этот пронзительный, но властный голос. В левой руке у нее сверкает красный диск.

— Ледибаг!

Она подпрыгивает. Испуганный взгляд обращается на меня.

— А-Адриан?!

Она делает шаг ко мне.

— Ты ранен?

Автобус стонет. Вспышка. Взрыв.

Автобус отлетает на другую сторону улицы, по пути ударив ее. Несмотря на щит, ее отбрасывает на несколько метров, она прыгает на машину и падает, тяжело дыша.

— Ледибаг!!!

Я бросаю взгляд на врага. Впечатанный в стену, он всё еще с трудом приходит в себя. Я разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов, бегу к ней и встаю на колени, чтобы осмотреть ее.

— Ты в порядке?

Она мучительно кашляет. Когда она отодвигает меня, я мельком вижу, как ее рука в красной перчатке поспешно вытирает губы. Ее костюм невредим, но подбородок распух. Волосы немного пахнут палёным. Лишь сейчас начинает завывать сирена, предупреждающая об акуме — акуманизированного только что заметили. А она уже в скверном состоянии.

— …порядок, я гораздо выносливее… А ты?

Ее голубые глаза изучают меня из-за маски.

— Со мной всё хорошо, — бормочу я с комом в горле. — Благодаря тебе, Ледибаг!

В ее потухших глаза зажигается искра. Она переключает внимание на противника, которому удалось отделиться от стены, и он покачивается, обхватив голову руками. Перед его злым лицом зависает знакомый символ, и он с воплем падает на колени.

— Бражник временами перехватывает контроль. Хорошо. Иначе было бы хуже!

Она остается напряженной, настороже, хотя враг явно беспомощен. Я знаю, что это значит: она еще не определила источник зла, зараженный акумой предмет, который надо непременно уничтожить.

Один из брелоков на его запястьях? Громадный рюкзак? Как понять, когда не знаешь его личность?

Ледибаг выпрямляется, еще едва заметно пошатываясь. Я поспешно останавливаю ее.

— Ты не можешь сражаться в таких условиях, Ледибаг!

— Придется. Черный Кот не придет.

Печальная, горькая покорность в ее голосе заставляет меня вздрогнуть. Инстинктивным движением запястья она снова активирует щит из йо-йо и дарит мне последнюю улыбку.

— Спрячься. Я позабочусь об остальном!

Враг переместился на крыши в попытке сбежать. Она прыгает на автобус, ее йо-йо устремляется ввысь и зацепляется за один из дымоходов.

— Моя Леди, подожди! Тебя убьют!

Готовая устремиться на крыши, она резко останавливается, и я в свою очередь застываю. Стоя под ливнем снега, прямая, как стрела, она бросает на меня через плечо непостижимый взгляд. Я смотрю в ответ, не зная, что еще сказать, хлопая ресницами под потоком снежинок. У меня вырвалось. У меня вырвалось!

«Моя Леди».

Она лукаво улыбается, и это разрывает мне сердце, поскольку я чувствую, что эта улыбка деланная. Она так поступает с гражданскими, чтобы подбодрить их, когда у нас еще нет ни малейшего представления об исходе сражения.

— Я защитница Парижа. Я не могу умереть, Адриан. Но… спасибо.

Йо-йо рассекает воздух. Мгновение спустя на крыше автобуса никого нет. Только бесшумно падающий снег.

Я шатаюсь, падаю рядом с помятой машиной, сипло дыша, еще сотрясаемый адреналином. Опускаю глаза на дрожащие руки — я избежал худшего. Но Ледибаг… Ледибаг ранена. Ледибаг сражается. Совсем одна.

Я сделал правильный выбор? Серьезно?

Между рук я различаю наполовину покрытый белым пушистым снегом асфальт. Там, где стояла Ледибаг, несколько красных хлопьев. Кроваво-красных.

Проклятье.

Проклятье.

Что я творю!

Я сжимаю кулаки и в свою очередь срываюсь в бег. Мимо проносятся переполненные улицы, когда я бегу так, как никогда еще не бегал. Квартира Мастера Фу всего в нескольких десятков жилых блоков отсюда.

Я должен туда вернуться. Мастер Фу должен позволить мне вернуть Плагга. В последний раз. Только один раз, чтобы помочь ей, чтобы ее защитить!

Быстрее. Быстрее. И так уже достаточно времени потеряно.

Что на меня нашло отказываться от Камня Чудес?!

Примечание автора:

На вычитке слушалось: «I saw the Devil» OST — Soohyun’s Theme — https://youtu.be/6P-71sIQiFQ

Армилляр (Армиллярная сфера) — географический и астрономический термин. Сегодня означает круги, которые представляют на земном глобусе экватор, меридианы и т.д.

Примечание переводчика:

Поскольку здесь нет возможности добавлять картинки, чтобы вы имели представление, что это такое: https://vk.com/photo-121788935_457239310

 

 

День -???

 

Снег, вечный.

Времена года, незыблемые.

Горы, насколько хватает глаз. Солнце, синее бесконечное небо, и больше ничего.

Покой. Покой тела, духа и души. Тот покой, который даруют только юность, неведение и невинность. Повседневные радости. Любопытство, которое укрепляется, становится сильнее.

Затерянный храм посреди нигде, без возраста, незыблемый. Его тяжелые двери из красного дерева, скрипящие под ветром, которые открываются лишь раз в год. Чтобы принять новоприбывших, чтобы выпустить тех, кому больше нет здесь места, или кто желает вернуться к цивилизации.

Уроки — бесконечные, трудные и загадочные, преподносимые в тени стеллажей, заполненных знаниями. Тренировки в искусстве медитации, самоконтроля и сражения, проводимые во дворе, окруженном высокими стенами — твердыня, защищающая и изолирующая нас от внешнего мира. Повседневные занятия по уходу за храмом, требовательные и сложные, однако выполняемые всеми — как ветеранами, так и новичками с самого нежного возраста.

Святилище на последнем этаже здания. Его алтари, полные ревниво охраняемых реликвий.

Эбеновые Шкатулки, инкрустированные красной эмалью, стоящие в ряд под солнечным лучом. Окружающая их аура магии и запрета. Их тайны, открытые редким ветеранам, давшим обет больше никогда не выходить за стены храма.

Иногда одна из Шкатулок активируется сама по себе, и никто не может предвидеть это или объяснить. Тогда чудесные создания, которых она содержит, просыпаются и выбирают Хранителя среди обитателей храма. Им никто не возражает. После тайного обучения, длящегося несколько недель, двери твердыни открываются, и Шкатулка, как и ее Избранный, покидают сообщество.

Все Шкатулки разные, все Хранители уникальны. Но их роль неизменна: привести внешний мир к равновесию, вернуть дыхание жизни и надежды, когда всё кажется отданным разрушению и хаосу.

Иногда Шкатулка снова появляется в святилище, словно движимая собственной энергией или высшей волей. Под бдительным присмотром ветеранов ее жильцы засыпают, пока не прозвучит новый Призыв.

Иногда Шкатулка возвращается. Но ее Хранитель? Никогда.

 

Кто я? Откуда я?

У меня ведь была какая-то жизнь до того, как я взобрался на эту гору, прошел через эти двери и влился в ряды послушников. Короткая жизнь, наверняка трудная и хаотичная, поскольку я никому не был нужен. Мне кажется, когда я попал в храм, который стал моим домом, я едва умел ходить.

Кто же привел меня сюда, чтобы оставить без сожалений? Как многие мне подобные, я ничего не помню об этом…

Я был никем. Ни самым мудрым, ни самым способным. Ни самым сильным, ни самым хитрым. Ни самым старательным в повседневных делах, и также не самым дисциплинированным. Сирота без прошлого среди многих других.

Я вырос в тени этих стен, подняв глаза к небу и солнцу. Убаюкивая уши наставлениями старших. Завороженный легендами и рассказами о моих предшественниках. Сколько послушников поступали в храм с его создания, но столь немногие остались и стали ветеранами. И еще меньше из их рядов вышло Хранителей.

Я мечтал, как все мои товарищи. Мечтал, что однажды одна из Шкатулок откроется для меня. Это источник радости и гордости, но также и великий страх. Поскольку быть избранным означает уйти, чтобы никогда не вернуться. Быть избранным означает странствовать на краю земли. Назначать и направлять Носителей. Действовать рассудительно и скрытно, чтобы исцелить мир, вернуть его в состояние равновесия, неустойчивое и постоянно меняющееся, но в котором хорошо жить.

Я мечтал. Надеялся. Молился, чтобы так или иначе мои усилия не были напрасны. Чтобы стать кем-то важным, могущественным. Кем-то, кто принимается в расчет.

Возможно, мне не следовало.

 

Где-то грохотала война. Где-то царили нищета и страх. Я тогда этого не знал.

Однажды к храму пришли люди. Умоляющие, голодные, жалкие. Моей первой и самой большой ошибкой было открыть им дверь.

Они вошли — вооруженные и безжалостные. Они украли всё, что было можно, остальное разрушили.

Они убили. Всех. Меня оставили умирать. Я помню крики, я помню огонь и взрывы. Я помню слезы, пепел, кровь не стенах и на снегу.

Храма больше нет. Он сгорел. Исчез.

И это моя вина…

Одна из Шкатулок раскрылась в этом хаосе, но я не уверен, что она была предназначена мне. Всё смешалось. Я взял ее с собой, как и несколько вещей, уцелевших от разбоя и пожара. И я побежал. Далеко. Долго.

Слишком юный, слишком слабый, я потерял все свои вещи, одну за другой. Некоторые по глупости, другие по легкомыслию. Иногда я продавал их тому, кто предлагал самую высокую цену. Иногда у меня их крали.

До того дня, когда у меня осталась только Шкатулка. Я едва помнил, что с ней делать. До тех пор я не решался использовать ее, слишком стыдясь своих ошибок, слишком боясь того, что она содержит.

Сегодня я снова ее открыл.

И теперь они смотрят на меня. Молчаливые, внимательные, растерянные. Они знают про храм. Они знают про меня, изгнанника, узурпатора, ничтожество. Они знают про своих родичей, исчезнувших без следа, обреченных кануть в забвение теперь, когда Шкатулкам больше некуда возвращаться.

И, однако, в их бесконечной мудрости, в их стойкости перед испытаниями, они не сдаются.

Две Звезды — тень и свет — приближаются ко мне и склоняют головы. Остальные повторяют за ними, самый светлый шепот.

— Я Тикки, а это Плагг. Мы к вашим услугам, Мастер Фу.

Вот так по ошибке, а не по выбору и уж тем более не по заслугам, я стал Хранителем.

И сегодня я, вероятно, последний из них.

 

Проходят дни. Времена меняются, но эры в итоге всегда возвращаются, неустанно как времена года.

История — это петля, часы. Каждый день разный, и всё же он всегда заканчивается на одном и том же часе.

Война. Мир. Годы процветания и изобилия. Возвращение напряженности. Событие, взрывающее пороховой погреб. И потом снова война.

Мои две Звезды устали, их Армилляры тоже. Но в каждом цикле они обновляются, всегда бодрые, оптимистичные и бескорыстные. Когда я был молод, я восхищался ими, казавшимися мне такими сильными, такими мудрыми, такими преданными, каждый по-своему. Теперь, когда я старею, а они — нет, я испытываю к ним еще большее уважение. Видя насилие этого мира и низость человеческой природы, они продолжают верить.

Они могущественны, но так невинны, так просты. Их можно принять за детей, и я быстро решаю заботиться о них, как о собственных детях — я, кто не может позволить себе привязанности к другим людям.

Я следую за моими малышами и поддерживаю их, насколько возможно, в их бесконечной работе. Я молюсь за их успех, я действую в тени ради их счастья. Я тщательно выбираю для них Носителей и направляю их, однако не вмешиваясь, как и должно всегда быть. Единственный выживший из храма, наследник дела Хранителя по необходимости, а не по предназначению, я должен быть безукоризненным.

Моя вера сильна, но мое образование остается недостаточным. К несчастью, однажды во время одного из очень плохих периодов я снова нарушаю свою клятву, чтобы их защитить. Я, кто должен был оставаться простым наблюдателем, я в свою очередь становлюсь Носителем — по необходимости, а не по достоинству. Однако я хватаюсь за возможность, жадный до знаний и умений, которые собираю во время своих странствий. Из-за ужасной ошибки я уже потерял два Армилляра и поклялся себе, что больше этого не повторится.

Проходит время. Я брожу по Земле и останавливаюсь на несколько лет, иногда даже десятилетий, ведомый врожденным таинственным чувством, которое, похоже, живет в Шкатулке. Я повсюду в своей тарелке, но нигде на самом деле не чувствую себя дома.

И когда один из моих маленьких спутников возвращается ко мне со своим камнем в лапках, с грустным потухшим взглядом, у меня тоже тяжело на сердце. Поскольку я знаю, если один Носитель умирает, обычно другие рано или поздно следуют за ним.

Мои маленькие подопечные незыблемы и вечны. Но не их Носители — смертные, уязвимые. Люди. Способные ошибаться.

Я остаюсь в стороне. Я старею и слабею — медленно, но неумолимо. Я продолжаю жить, вопреки всему, одаренный необычайным долголетием, благодаря Камню Чудес Черепахи. В качестве Хранителя я обречен жить, пока Шкатулка не решит закрыться навсегда и исчезнуть. Вот только она не полна после исчезновения Павлина и Мотылька: вероятно, она никогда не сможет уйти на покой.

Несмотря на два века поисков и собранных знаний, я не знаю, как это закончится. Я об этом вовсе не думаю.

 

День -?

 

Мои две Звезды здесь.

Удача и Неудача, Счастье и Несчастье. Свет и Тьма. На этот раз они вернулись одновременно вместе с тремя своими Армиллярами, что не оставляет у меня сомнений насчет трагической судьбы их Носителей.

Она и Серьги Зенита. Слезы в глазах.

— Нью-Йорк. Мы ничего не смогли сделать, Мастер.

Он и Кольцо Надира. Опущенная голова, повисшие усы.

— Я не хочу больше терять Котят. Пожалуйста, Мастер. Дайте нам немного времени.

— Да, хотя бы несколько лет!

Их братья позади них молчат, но смотрят умоляюще. Они устали, даже истощены. Я знаю. Я чувствую. Около двух веков их Носители сменяют друг друга, сражаются и умирают, погружаются в небытие. Но Звезды и их Армилляры не забывают никогда. Это то, что делает их сильными, это то, что мотивирует их превзойти себя, направлять, любить и заботиться о своем Носителе в каждом новом цикле.

Но сегодня это то, что их подавляет. Мне не хватает духа назначить им сейчас новых Носителей.

Мир в плохом состоянии. Но тем хуже.

— Хорошо.

Мои две Звезды возвращаются в Шкатулку, рядом с квами Армиллярами. Я взглядом спрашиваю того, кто остается бодрствующим, того, кто является столь же моим наставником, сколь и моим квами, столь же моим учителем, как и моим сыном. Он тоже устал. Подобные ему существа, сколь бы могущественны они ни были, не созданы, чтобы без отдыха пересекать десятилетия, не страдая от этого.

Однако Вайзз улыбается мне, кивает и закрывает Шкатулку.

— Нет, Мастер. Я остаюсь с вами.

 

Проходит несколько лет. Мир продолжает существовать в мерзостях, как и во вспышках красоты и человечности. На заре третьего западного тысячелетия Шкатулка привела меня во Францию, в Париж — и осталась молчаливой. Неподвижной.

В покое проходит еще несколько лет. Привыкший к долгим путешествиям, я ловлю себя на том, что заново открываю мир за одним и тем же окном, день за днем.

До тех пор, пока не объявляется один из Армилляров, которые я считал потерянными навсегда. Я, наконец, чувствую его, моего малыша. Где-то, вне моей досягаемости. Могущественный, но в плохих руках, страдающий. Задыхающийся от злой ауры своего Носителя.

Мотылек.

Я жажду вмешаться… но я постарел, ослабел. И страдание моего Армилляра делает меня пристрастным. Я знаю, что это заставит меня совершать ошибки, если я лично устремлюсь в битву.

Я чувствую, что для меня — Хранителя-узурпатора и изгнанника — настало время искупить ошибки, исправить то, что еще можно. Как всегда, я решаю избрать юных Носителей, чье невинное мировоззрение еще не пошатнулось (или хуже того — извратилось) под влиянием огорчений и ответственности взрослого мира.

Я снова открываю Шкатулку. Мои две Звезды просыпаются первыми.

 

Пролетают недели в ритме того, что люди теперь называют нападениями акум. А ведь прежде стать Чемпионом Мотылька было честью, даруемой в полнейшей тайне. Его избранные были призваны творить добро и заботиться о многих…

Но сегодня они лишь гражданские, трансформированные против воли, попавшие в ловушку своих негативных эмоций, лишенные свободы. Марионетки, которые Бражник использует, не заботясь о зле, которое они творят или претерпевают.

Между атаками Бражник зондирует город в поисках мощных эмоций и чувствительных душ, которые можно контролировать. Порой ночами он бродит на краю моего сознания, привлеченный старыми угрызениями совести, когда я бываю неосторожен и почти выдаю ему свое присутствие.

Он ищет, ищет нас. Он ищет мои Звезды, чтобы извлечь выгоду из их колоссальных сил. Он, не колеблясь, раскрыл перед публикой свое существование и свои цели, самонадеянно рассчитывая на свое могущество и анонимность. У него нет ни малейшего уважения к запретам и обязанностям, которые накладывает его статус. Никакого сочувствия ни к человеческой жизни, ни к своим товарищам Носителям.

Новые Носители… К счастью, они совершенны. Ловкие, старательные, великодушные. Трогательные.

Носитель Тени — бесхитростно названный «Черным Котом» — беспечен и обольстителен, как многие его предшественники, но прежде всего он внимателен и искренен. Предан своему делу и своей напарнице.

Носительница Света — назвавшая себя «Ледибаг» — храбрая, рассудительная, изредка колеблющаяся, но всегда быстро преодолевающая себя. Блистательная во всех смыслах слова. В этом цикле она стала лидером — и каким лидером, — и это при том, что она еще столь юна!

Люди любят их, задаются вопросами на их счет, но вдохновляются их примером в повседневной жизни. Это хорошо. В любую эпоху именно так История пишется наилучшим образом: с Носителями, которых считают героями, богами, святыми или прирожденными лидерами. В этой современной западной культуре их силы возбуждают любопытство, но они остаются примером. Символы авторитета, порядочности и мужества, образцы для вдохновения.

Я остаюсь на расстоянии, как мне предписывают тексты. Тем не менее я ощущаю радость моих двух маленьких Звезд. В общении с этими людьми, в этой стране, где, несмотря ни на что, хорошо жить, мои квами расцветают, как не было уже очень давно.

Эти Носители еще едва начинают пробуждать силы своих квами, но уже превосходят мои надежды. Однако меня терзает беспокойство: я позволил себе следовать инстинкту, когда надо было назначить избранных, но я не заметил, как изменился мир. Они еще так юны, возможно, слишком юны. Они так сильно зависят от своего окружения…

И однажды именно это их губит.

— Черный Кот должен покинуть Париж. Его семья переезжает… Что нам делать, Мастер Фу?

 

День -1

Час -15

 

— Мастер Фу, я всё перепробовал. У меня не осталось выбора, я уезжаю с отцом за границу. Но Черный Кот должен остаться. Ледибаг, ей… ей нужен напарник.

Я сохраняю невозмутимость, но внутри ворчит гнев. Все мои Носители исполняли свою роль до конца. Вот уже скоро два века, как я их сопровождаю, каждый из них умер от старости или от ран, но ни один не отказался от своего титула. Ни один. Это было моей честью, гордостью.

Однако я знаю, что так было не всегда. Мои Звезды с их тысячелетней мудростью не раз рассказывали мне о своем опыте в этом отношении: образец Носителя, каким его представляли в храме — избранный, назначенный юным, который должен усилиями и заслугами раскрыть громадные силы своего квами — распространен самое большое несколько веков.

Бывали эпохи, когда Шкатулки зависели не от Хранителя, а от более-менее законного собрания. Роль Носителя часто давалась на определенный срок: статус, который принимают на какое-то время, а потом обучают преемника и передают в строжайшей тайне — зачастую, как только начинает чувствоваться слабость. В некоторых бурных, забытых Историей обстоятельствах это был даже ранг, которому завидовали и за который сражались.

Я не могу лгать: отказ возможен. Дорогостоящ, но возможен.

— Я должен отдать мой Камень Чудес, не так ли?

Симбиоз разрушен. Я уже чувствую грусть в сердцах двух моих Звезд, но их Носители слишком мало знают и слишком потрясены, чтобы заметить это.

Я молча изучаю мальчика. Такой юный и уже такой способный. Но сейчас — без трансформации, с опущенными плечами и затуманенным взглядом — он воплощенная противоположность Черного Кота.

Такой потенциал. Растраченный зря…

Он уже отказался: он пришел не для того, чтобы спросить у меня совета, как он сказал, но чтобы вернуть мне Кольцо. Что касается Ледибаг, я почувствовал в наших разговорах, что она тоже может отказаться, когда задача, которую она взяла на себя — победить Бражника — будет выполнена. Я даже не уверен, осознает ли она это сама…

Это действует не так. Нет. Так не должно быть, не под моим руководством. Они были созданы, чтобы понимать друг друга, дополнять друг друга. Предназначенные друг другу, должны были подарить равновесие их миру и их эпохе. Я уже более века не чувствовал такой синергии у моих Избранных.

Они должны были сделать честь силам, которые им доверены. Их успех должен был стать моим искуплением. Но они отказываются.

Я не должен был воспринимать это как личное. Вот только после десятилетий одиночества и лишений мне гораздо труднее, чем предвиделось, оставаться объективным.

А аура Бражника бродит, странно давящая. Не знаю как, но думаю, он чувствует, что нечто готовится.

Наша беседа заканчивается после более часа бесплодных обсуждений.

— Мне жаль, Мастер.

— Не так как мне, Черный Кот.

 

Час -11

 

— Мастер? Я беспокоюсь… — шепчет Вайзз.

Я молча сверлю взглядом коробочку и угольно-черное Кольцо, которое лежит в ней. Не желая того, я улавливаю эмоции Плагга, которые мощно излучаются от его Камня Чудес. Я пытаюсь сохранить ясное сознание, без особого результата. Их страдание всегда было моим страданием.

Как часто бывало в прошлом, Плагг замкнулся в себе. Несмотря на мое приглашение, он отказывается говорить со мной или даже показываться. Я подозреваю, он надеялся, что я как-нибудь удержу его Носителя, и я без труда понимаю его реакцию. После двух веков, которые я провел рядом с ними, я знаю, что мои малыши могут порой показывать себя хрупкими и незрелыми, как дети, вопреки тысячелетиям их существования. Это в каком-то смысле цена их стойкости, их невинности.

— Пошли, Вайзз.

С горькой усмешкой я закрываю коробочку и кладу ее в карман пальто. Надеваю старый рюкзак для путешествий.

— Мы начнем поиски с сегодняшнего же вечера. В этом городе наверняка есть другой ценный Носитель. Черный Кот скоро снова начнет действовать.

— Ситуация действительно тревожная, но… — Вайзз зависает на уровне моих глаз. — Беспокоюсь я за вас, Мастер.

Я устало улыбаюсь ему. Поскольку он Армилляр Щит и потому что он стал моим квами, он единственный никогда не засыпал с тех пор, как я впервые открыл Шкатулку. Его грустная мина заставляет сжиматься мое сердце, но его верность трогает меня еще больше.

— Спасибо, мой друг. Но однажды это должно было случиться с нами. Раньше бывали прецеденты, как сказала Тикки.

Он слишком хорошо меня знает, чтобы обмануться, но и чтобы настаивать — тоже. Когда я жестом приглашаю его за отворот пальто, он подчиняется, тихонько вздохнув. Выходя и запирая квартиру, я застаю соседку по лестничной площадке на пороге ее квартиры, разговаривающей с двумя полицейскими.

— Месье Фу?

Я останавливаюсь на полпути к воротам, выходящим на улицу, и поворачиваюсь к двум высоким парням в униформе, киваю им, когда они приближаются.

— Господа?

— Можете уделить нам минутку? Мы должны задать вам несколько вопросов.

Позади них я замечаю раздосадованную гримасу моей соседки, которая поспешно возвращается к себе. У меня плохое предчувствие, но я вежливо улыбаюсь:

— У меня встреча в городе.

— Мы займем лишь несколько минут. Вы видели в последнее время этого мальчика?

Полицейский протягивает мне фотографию, явно подстерегая мою реакцию. Сердце подпрыгивает, но мне удается остаться холодно-невозмутимым. Я беру снимок и долго смотрю на него, нахмурившись.

— Эмм… Возможно. Его лицо мне чем-то знакомо…

— Его зовут Адриан Агрест.

— А! Да, это он на рекламных плакатах по всему городу, не так ли?

— Его видели в этом квартале сегодня во второй половине дня, и, судя по всему, он заходил к вам. Вы подтверждаете?

Я с показной улыбкой возвращаю фотографию. Можно больше не допытываться, откуда у них эта информация: моя соседка, к несчастью — проклятая кумушка, помноженная на великолепную физиономистку. Возможно даже, это она вызвала полицию.

Мне это не нравится.

— На самом деле он приходил на консультацию. Я работаю на дому как гипнотизер. Прошу меня простить, но у меня нет привычки раскрывать личность моих пациентов без веской на то причины.

— Месье Фу, этот ребенок исчез из дома сегодня утром, и его мобильник отключен. Учитывая его нахождение в группе риска, три часа назад объявлено о похищении.

Мне не надо изображать удивление: Адриан опустил эту «деталь» во время нашей беседы.

— Я не знаю, что вам сказать. Этот мальчик пришел на консультацию, а потом ушел по собственной воле… Мне кажется, он должен был затем вернуться к себе.

— Это не то, что нам доложили, месье Фу. Согласно нескольким свидетельствам, Адриан Агрест вышел от вас крайне расстроенным. Камера наблюдения в конце улицы подтверждает это.

Внимание привлекает донесшийся из приоткрытых ворот скрип тормозов, и меня вдруг ослепляет агрессивный свет мигалки. Эти полицейские не одни.

— Месье Фу, речь идет о несовершеннолетнем, которого вы приняли без разрешения родителя или законного опекуна. Мы советовали бы вам пройти в отделение, чтобы прояснить ситуацию и дать свидетельские показания.

Я молчу и по очереди оглядываю двух полицейских: я чувствую, что под маской профессионализма они на пределе. Зная репутацию Габриэля Агреста, я подозреваю, что у него есть связи среди шишек этого города. Но я не думал, что он имеет достаточный вес, чтобы давить на полицию.

— С вашего согласия наши коллеги хотели бы также произвести формальный обыск вашего кабинета.

Хоть они и соблюдают внешние приличия, подозреваю, у меня нет выбора.

— Вы не найдете там никаких доказательств, но если это продвинет ваши поиски…

— Спасибо за понимание.

Один из полицейских уже хватает рацию, чтобы позвать коллег. Я открываю им дверь и отхожу с дороги. Протягивая им связку ключей, я чувствую, как Вайзз проходит сквозь пальто и незаметно проникает в квартиру. Мы думаем об одном и том же: даже если Шкатулка спрятана и заперта, его бдительность будет кстати на случай, если полицейские решат проводить обыск немного более тщательно, чем нужно.

— Следуйте за мной, месье Фу.

Один из полицейских сопровождает меня до ворот. Когда нас встречают его коллеги, молча кивнувшие мне, он бросает взгляд на улицу.

— Журналисты уже здесь. Тем хуже, пойдемте. Машина припаркована напротив слева.

Явно привычным жестом он берет меня за предплечье и тянет наружу. На нашем пути тут же начинают сверкать вспышки, обрушиваются вопросы. Краем глаза я замечаю кинооператора, который старательно следует за мной своим объективом.

Мне это не нравится. Скоро уже два века, как незаметность является моей силой, моей защитой. Моей системой выживания.

— Месье Фу, правда ли, что Адриан Агрест приходил к вам сегодня?

— Какие у вас связи с империей Агрест?

У них есть мое лицо, мой адрес. Они уже даже знают мое имя.

Мне это не нравится…

— Садитесь, я займусь ими.

Полицейский открывает дверь. Отказываясь снимать рюкзак, я быстро проскальзываю на заднее сиденье автомобиля. Оказавшись в укрытии, я слышу приглушенные голоса журналистов и полицейского, который надменно пытается убедить их, что я свидетель, а не подозреваемый. Я с сомнением поднимаю взгляд на окна моей квартиры. Там повсюду горит свет, и фигуры нескольких полицейских свободно разгуливают, занятые делом.

Чужаки. В моем доме. Которые роются повсюду.

Вспышки камер журналистов начинают сверкать еще сильнее, и я отодвигаюсь от окна.

Вспышки. Как взрывы.

Я опускаю веки, подношу руку к нефритовому фрагменту моего браслета и глубоко вдыхаю, чтобы очистить сознание.

Снаружи громко говорят. Или кричат? Я уже не знаю.

Дежа вю.

Мне это не нравится!

 

День -???

 

— Всё хорошо. Всё хорошо.

Мне больно. Голова кружится. Я рыдаю, испуганный. Чужаки ушли со своим оружием, ножами, пулями, которые взрываются и всё пожирают.

Но пожар повсюду. Никто больше не двигается. Мои учителя, мои друзья, мой дом…

Равнодушное к жару, осторожно приближается сверкающее существо.

— Как тебя зовут?

Я сворачиваюсь клубком в углу, сотрясаемый плачем. Моя одежда дымится, кожу дергает болью.

Мне страшно. Мне страшно!

Существо протягивает руки, и мне вдруг больше не жарко. Мне еще больно, но пламя больше не обжигает меня. Дым не ест глаза. Мне легче дышать.

— Вот, всё хорошо.

У него нежная улыбка. Я с надеждой смотрю на него. Он похож на Звезды и Армилляры из наших историй.

— Меня зовут Вайзз. Моя задача — защищать моих братьев и сестер, спящих в Шкатулке. Мне нужна твоя помощь, Хранитель-ученик. Ты можешь вынести нас отсюда?

Я икаю со стоном. С колотящимся сердцем созерцаю Шкатулку, лишенную своих обитателей, забытую под обломками после взрыва.

— Ты можешь нам помочь? — повторяет Вайзз, немного настойчивее.

Я вытираю слезы. Киваю.

 

Brian McOmber — "Travis' Acceptance" (It Comes At Night OST): https://youtu.be/kqgWV2U6cY0

 

День -1

Час -11

 

Нефрит под моими стиснутыми пальцами стал теплым. Я глубоко вдыхаю, горло сдавило.

Нападение. Пожар. Потеря всего, что было мне дорого, единственного места, которое казалось мне домом. Всё это должно бы остаться далеко позади. И однако…

«Мастер…»

Я вздрагиваю.

Это не крик. Это не шепот, это даже не звук. И, однако, от него у меня жужжит в ушах, сердце сжимается, как если бы кто-то кричал от ужаса прямо рядом со мной.

Мой малыш, мой забытый. Один из тех, кого я считал потерянными навсегда. Как я плакал по ним когда-то…

— Нууру?

«Мастер!»

Еще один молчаливый крик. Я открываю глаза. В машине царит полумрак. И, наконец, я различаю ее. Дрожащая, сидящая на приборной доске, которую она освещает мягкими радужными отблесками.

Акума.

«Мастер! Умоляю, помогите мне!»

Акума покидает свой насест и приближается в тишине. Окаменев, я смотрю, как она подлетает к моему нефритовому браслету — Чешуйке Вайзза.

«МАСТЕР!»

Я хватаю ее на лету. С отвращением чувствую, как акума дрожит, раздавленная в моей ладони, словно готовясь исчезнуть в любое мгновение. Знакомый слабый голос тут же угасает, и ему на смену приходит другой — более уравновешенный, более низкий, почти вкрадчивый:

«Вот и ты, наконец, Мастер Хранитель».

Взрывается мощная знакомая аура. Я сильнее сжимаю кулак с акумой, сотрясаемый неконтролируемой дрожью.

— Бражник.

Он нашел меня. Он нашел меня…

Он гортанно смеется. То, что его акума, бесполезная и беспомощная, агонизирует в моем кулаке, похоже, нисколько его не трогает.

«Какая ярость, Мастер Хранитель. Я просто хотел познакомиться с твоим милым квами… Значит, его зовут Вайзз, не так ли?»

С молчаливым ругательством я поднимаю ментальные барьеры. Бражник ухмыляется. Я ворчу — и мысленно, и тихо вслух:

— Пока я жив, ты никогда его не тронешь.

«Ба. Мне не нужен Армилляр Щит. Чего я хочу, так это две Звезды. Кольцо Надира и Серьги Зенита, как их называли прежде».

От изумления я едва не теряю контроль. Аура Бражника в моей ладони становится такой мощной, такой ледяной, что почти жжет.

«Удивлен, что я использую устаревшие термины, Хранитель? Ну-ну, ты должен бы был этого ожидать. Ты глупо позволяешь гримуару бродить по Парижу… Благодаря ему я знаю столько же, сколько и ты, если не больше».

Присутствие акумы в моей ладони, до сих пор полупрозрачное и дрожащее, становится острым, как лезвие. Я вздрагиваю и сжимаюсь на сиденье, собирая все силы, чтобы пресечь злую ауру, которая теперь грызет меня.

Бражник хвастается, но я понимаю, что он ничего не знает. Ничего о том, что действительно важно. Иначе он не относился бы так презрительно к Армилляру Щиту.

«Сколько времени я провел в поисках тебя, Хранитель. Сегодня вечером твои угрызения совести и подавленность значительно облегчили мне задачу. Что же такого случилось, чтобы твои эмоции настолько вышли из-под контроля?»

За вкрадчивым тоном Бражника я различаю сдерживаемую, но кипящую ярость. Присутствие Нууру касается меня словно эхо. И одно это — бальзам на сердце: он здесь, живой, в сознании. Я не оставлю его, не снова.

Не в этих руках.

— С чего ты взял, что это не было намеренно, Бражник? Я выманил тебя.

Короткое мгновение он молчит, возможно, удивленный моим блефом.

«Неважно, ты уже проиграл. Сдавайся, Изгнанник. Как только ты трансформируешься, у тебя уже не будет выбора и ты откроешь мне, кто твои избранные. Даже еще лучше — ты будешь сражаться с ними и устранишь их! Судя по гневу, угнездившемуся в тебе, это вопрос лишь нескольких минут!»

Его аура усиливается, просверливает меня насквозь. Одновременно с разрушительной мощью меня накрывает волна негативных эмоций. Ярость разбухает, и с ней просыпается могущество. Мое могущество.

Это мучительно. Волнующе. Пьяняще. И я вдруг не вижу разницы между яростью Бражника и моим собственным гневом.

Пока он борется, чтобы завладеть мной, моей душой, моими воспоминаниями, я тоже получаю небывалую возможность увидеть, кто он, что он чувствует. Я отдаюсь этому почти умышленно — раз уж так сложилось, я хочу узнать врага, чтобы потом лучше сражаться с ним!

Меня принимает бездонная пропасть. Столько ожесточения, столько одиночества и сожалений. Ужасающее чувство покинутости, окрашенное горечью и пожирающим чувством вины. Я почти готов сказать, что мы похожи…

Вот только Бражник — человек, у которого есть всё. Не различая деталей, я улавливаю страстное увлечение работой. Искреннюю любовь к подруге. Гордость быть главой семьи, привязанность к сыну, еще такому юному и невинному.

Но ее больше нет рядом, и он считает это своей виной. Из-за угрызений совести он не в состоянии выносить общество собственного ребенка, который так ему напоминает о том, что он потерял.

Этот человек болен. Задушен горем. Движимый навязчивым разрушительным желанием: завладеть Звездами. Завладеть Камнями Чудес, высвободить их легендарную мощь, чтобы, наконец, вернуть «ее». Неважно какой ценой, неважно сколькими жизнями придется пожертвовать.

Вернуть ее. Вновь обрести мать своего сына. Только это важно.

Я дрожу, испуганный, выбившийся из сил. Всё это, вся эта история — только ради «нее»?

Гнев — мой гнев — увеличивается в разы. Не это значит быть отцом. Не это значит любить. Не это значит быть Носителем…

Бражник обрушивается на мой последний оплот, вне досягаемости самых драгоценных моих мыслей и воспоминаний.

«Перестань сопротивляться. Покажи мне, Изгнанник! Кто Ледибаг и Черный Кот? Кто?!»

Во вспышке просветления я вынимаю из кармана коробочку с Кольцом Плагга и бросаю ее на соседнее сиденье. Вцепляюсь зубами в браслет, разрываю шнурок, который держит нефритовую Чешуйку, связанную с Вайззом. Артефакт падает на коврик. Мне кажется, я чувствую, как Вайзз вдали тревожно разворачивается.

«Мастер? Фу!»

— Вайзз, я отказываюсь от тебя!

«МАСТЕР!»

Я закрываю свой разум. От Бражника, чтобы он не мог меня контролировать. От Вайзза — в надежде защитить его от влияния нашего врага. Я закрываюсь от всего, что не является моим гневом, этой яростью, одновременно источником и катализатором невероятнейшей мощи, какой я еще ни разу не обладал.

И я отдаюсь грубой силе акумы, позволяю ей раствориться во мне. Паразитировать в моем теле. Затуманить мое сознание, удесятерить мою энергию.

— Хочешь информацию о моих Избранных? Так забери ее у меня, Бражник! Выходи из своего логова, сражайся лично!

Я чувствую, как где-то далеко мой враг кипит от ярости, пораженный.

Я вздрагиваю, меня тошнит. Я углубляюсь дальше, ускользая от всякого контроля.

…Черный Кот отказывается от своего титула, своего квами и своей памяти, чтобы защитить «ее».

…Ледибаг будет отпираться, но как только она выполнит то, что считает своим долгом, она собирается сделать то же самое, чтобы найти «его».

И Бражник, который подвергает Нууру пытке, только чтобы искупить свою вину?

Это недостойно Носителя. Это недостойно науки, которую мне преподали! Я пожертвовал двумя веками своего существования не для того, чтобы с моим наследством и моими детьми так грубо обходились. Нет.

Нет!

Мой разум шатается. Могущество опьяняет меня.

Я теряю точку опоры…

И вдруг всё приобретает пугающую ясность.

Вся эта история — жуткий маскарад, обман, который слишком долго продолжался. Мои квами страдают от этого, настало время освободить их.

Носители получили свой шанс и упустили его. Теперь мне надо исправить ошибки, покончить с этим раз и навсегда. Я вновь обрету моих квами, всех моих квами, освобожу их, чтобы в свою очередь освободиться самому.

А для этого Носители должны погибнуть.

Все.

 

Час -10

 

Держись, Ледибаг!

Переполненные авеню бесконечно сменяют друг друга. Из-за снегопада и нападения акумы движение застопорилось. Сирены, пожарные машины, скорая помощь и фургоны спецназа на каждом углу. Я проношусь мимо, для скорости пересекаю скверы и стоянки, не обращая внимания на удивленные крики прохожих и окрики копов.

Легкие горят. Каждая мышца причиняет невыносимую боль. Я принуждаю себя продолжать, несмотря ни на что, со слезами на глазах, сосредоточенный на усилии. Если остановлюсь, я знаю, что никогда не смогу снова сойти с места.

Я выбегаю на перекресток и останавливаюсь, не зная, по какой дороге пойти, притоптывая, задыхаясь. Я поднимаю глаза, заставляю себя найти ориентиры. Проклятье. Проклятье! Я привык прыгать с крыши на крышу, свободный, как ветер, одаренный сверхъестественными способностями, которые мне давал Плагг. Но я никогда не осознавал, насколько Париж большой и вычурный!

Взрыв вдалеке вызывает у меня новый прилив адреналина, и я бросаюсь бежать с новой силой, молясь не упереться в тупик или в непреодолимый ряд зданий, который вынудит меня снова поворачивать.

В нескольких улицах отсюда звучат новые взрывы. Они то удаляются, то приближаются — признак, что сражение по-прежнему бушует. Это беспокоит меня и придает крылья.

Подожди меня, Ледибаг. Прошу тебя, держись!

Я машинально поднимаю голову к небу. Среди снежных хлопьев различаю бабочек, которые следуют за мной. С каждой минутой их становится больше, и этот факт заставляет меня леденеть от ужаса.

«Ты! Ты… Черный Кот!»

Я всё еще слышу, как акуманизированный вопит, встретившись со мной. Он пытался меня устранить, так что сомнений не остается: Бражник в курсе моей тайной личности. Но как, как он узнал? И если он знает обо мне, возможно, он также знает и про Ледибаг!

Я обязан своим спасением только сопротивлению акуманизированного, который по необъяснимой причине, похоже, сумел ускользнуть от контроля Бражника. Если бы только это было хорошим знаком для Ледибаг! Но судя по тому, что я недавно слышал, акуманизированный еще опаснее, когда он неконтролируем….

К черту. К черту!

Снегопад затихает, и преследующие меня бабочки многочисленнее, чем когда-либо. Но в них нет ничего воинственного… Потому что они поняли мою ситуацию и ждут, когда я найду Камень Чудес? Одна только эта мысль вызывает у меня дрожь. Я удваиваю скорость, горло горит, мозги кипят. Если Бражник знает мою личность, тогда лишь вопрос времени, когда он решит взяться за моих близких. Наших близких, понимаю я, подумав об уже сражавшейся напарнице. Мой отец в относительной безопасности, спрятанный за сверхпрочными стенами нашего особняка — хоть раз его паранойя принесет пользу! Но у Ледибаг наверняка есть семья, и я сомневаюсь, что они располагают такими же возможностями защиты.

Бражник знает. Надо же было этому случиться сегодня… Именно в тот день, когда я отказался быть Черным Котом!

Как часто бывает в случаях нападения акумы, практически повсюду установлены заслоны, и полицейские стараются перенаправлять зевак в безопасные места. Квартал мне знаком, и я с облегчением ускоряюсь еще: я всего в нескольких улицах от дома, где живет Мастер Фу. Из последних сил я огибаю заслоны, без колебаний прыгая с ворот и пробегая через сады, чтобы добраться до цели.

Взмокший, задыхающийся, я кажусь себе новичком, который пробует себя в троеборье без малейшей подготовки. Мне как никогда не хватает ловкости и выносливости Черного Кота!

Наконец, я на авеню, на которой находится контора Мастера Фу. К моему возрастающему изумлению, здание окружено машинами копов. Я останавливаюсь в нескольких десятках метров, рефлекторно поправляю капюшон, прежде чем пробраться среди прохожих. Мне вспоминается экстренное сообщение насчет моего «побега».

«Уже проводятся задержания…»

Я раздраженно прикусываю язык. Я вошел к Мастеру Фу и вышел от него в гражданском облике, и уходя, будучи во взвинченном состоянии, кажется, толкнул нескольких человек. Один из них наверняка узнал меня и связался с полицией.

Надеюсь, у Мастера Фу не будет из-за меня неприятностей. Он еще у себя? Или уже ушел на поиски нового Носителя для Плагга? Эта возможность более чем вероятна, и страх скручивает желудок. Теперь, когда объявлено о нападении акумы, Мастер Фу наверняка захотел срочно назначить другого Черного Кота, чтобы помочь Ледибаг.

Жестокая реальность поражает меня: а что, если я не найду Кольцо? А что, если новый Черный Кот уже готов появиться? При всем желании он не сможет быть эффективным. Не за такое короткое время!

«Черный Кот не придет».

Грустное и горькое выражение лица Ледибаг переворачивает мне сердце. Тикки наверное всё ей рассказала после моего ухода, и я не могу обижаться на квами за это…

Злясь на самого себя, я пробираюсь сквозь всё более плотную толпу. Я по-прежнему в ясном сознании и памяти, а значит, еще могу действовать и исправить то, что можно исправить. Возможно, Плагг в этом здании, и чтобы проверить это, не надо мудрить!

Но подойдя к полицейскому кордону, я испуганно застываю. На шоссе лежит патрульная машина с разбитыми стеклами и выбитой дверью. Ее окружает ореол сажи и растаявшего снега. Ворота дома Мастера Фу раздроблены, еще дымятся. Полицейские заканчивают оцеплять территорию, бесцеремонно отталкивая стекающихся журналистов.

Я нерешительно топчусь. Потом, когда новая волна журналистов и зевак одолевает нескольких несчастных полицейских, отвечающих за безопасность, я проскальзываю под желтой лентой и устремляюсь к разрушенным воротам. В тот момент, когда я ныряю во вход в здание, меня окликает голос:

— Эй! Ты, вернись!

Адреналин окрыляет меня. Я несусь до двери квартиры Мастера Фу, которая тоже взорвана. В воздухе по-прежнему плавает неприятный запах дыма, похожий на запах акуманизированного. А что, если Бражник уже нашел Хранителя? А что, если…

Я врываюсь в квартиру — не снимая капюшона, в надежде скрыть лицо: как только я найду Кольцо, единственным способом выбраться отсюда будет трансформация. Только бы меня не узнали!

При виде полицейских в приемной Мастера Фу я долю секунды колеблюсь. Вайзза и его хозяина нигде не видно, а обстановка, похоже, не пострадала ни от какого другого взрыва. Тем лучше: возможно, им удалось вовремя ускользнуть!

— Эй, кто позволил ему войти?

Воспользовавшись эффектом неожиданности, я бросаюсь в коридор, ведущий на кухню, где я оставил Плагга. У меня за спиной по-прежнему кричат.

— Стойте!

Стеклянная дверь в конце коридора разбита. Двое полицейских на заснеженном дворе изучают следы на снегу. Заметив меня, они тут же подозрительно выпрямляются.

Куда делись Мастер Фу и Вайзз? Ледибаг еще была здесь, когда напал акуманизированный?

— Эй, стойте!

Я игнорирую их и мчусь на кухню, к счастью, пустую. Бросаюсь к столу, но коробочки там нет.

Коробочка исчезла.

Тяжело дыша, я лихорадочно осматриваю комнату — безрезультатно. Мой взгляд привлекает кусок бумаги, пришпиленный на одну из стен среди старинных эстампов и гравюр; пергамент с надписью на китайском, которую я узнаю среди тысяч: «черный кот». На видном месте. Когда я проходил здесь в последний раз, ее не было. Послание от Мастера Фу, который знает, что я изучаю этот язык?

Позади меня раздается звук разбившегося стакана, и я резко разворачиваюсь. Двое полицейских со двора сурово смотрят на меня из коридора. Один из них приближается, и я, загнанный в угол, отступаю.

— Сюда запрещено заходить, месье. Мы проводим вас.

Коллега останавливает его жестом:

— Погоди, похоже, это тот пацан, которого объявили похищенным. Адриан? Адриан Агрест, правильно?

Полицейский в свою очередь приближается, более покладистый. Вероятно, он заметил мое отчаяние.

— Всё хорошо! Мы просто поговорим.

Я вздрагиваю, очнувшись от оторопи. Мой взгляд мечется между ними и пергаментом. Если они увидят, как я его беру, они его конфискуют. Или еще хуже: они могут в итоге понять, кто я.

Кровь застывает в жилах.

— Эй, стой!

Я бросаюсь к стене, хватаю послание и готовлюсь удирать — какой у меня шанс увильнуть от двух взрослых мужчин в столь тесном пространстве? Но тем хуже, я должен попытаться!

Странная теплота пергамента настораживает меня. Я теряюсь при виде знака на оборотной стороне, выведенного черными чернилами. Еще один китайский иероглиф. Сердце пропускает удар, когда я понимаю, что он означает.

«Взрыв».

Я выпускаю пергамент, леденея от внезапного озарения.

— Выходите! Выходите все! — ору я.

Тиски смыкаются на мне, и я отбиваюсь с новой энергией.

— Успокойся! Мы просто хотим поговорить!

Руки полицейского сжимаются сильнее, словно стальное кольцо, которое пригвождает меня к месту. Я упираюсь в него, пинаю соседний стол, который с грохотом падает. Пергамент соскальзывает на землю, вне досягаемости. Я с тревогой вижу, как знак начинает краснеть.

— Уходите! Сейчас взорвется!

Я борюсь снова и снова. Полицейский стонет от усилия над моим ухом, но держится. С ужасающей легкостью выкручивает мне руки. Я падаю на колени, пронзенный болью.

— Отпустите меня!

Ноздри заполняет запах горящего дерева.

— …всё будет хорошо. Мы отведем тебя в участок, и всё будет хорошо.

— НЕТ!

Пергамент раскаляется на уже побуревшем паркете. Сердце стучит в висках. С ощущением тошноты я как наяву вижу бабочку, которая подлетела ко мне на улице несколькими минутами раньше.

Бабочка, сбитая в полете огненной стрелой.

Взрыв, сжегший всех ее товарок.

Акуманизированный, вытаскивавший из рюкзака чистый пергамент. Пергамент, похожий на тот, что сейчас алеет у меня под ногами.

Проклятье. Проклятье, я сейчас подохну! Когда она нуждается во мне! Когда Бражник всё знает о ней!

ЛЕДИБАГ!

Позади меня раздается грохот стекла. Что-то падает и катится по полу. Раздается знакомый голос:

— Адриан!

В моем поле зрения появляется белая бабочка.

Пергамент вспыхивает. Я закрываю глаза, сжав зубы.

Удар сердца.

Тишина.

Потом взрыв. Оглушительный, вездесущий. Хватка полицейского судорожно сжимается. Нас откидывает назад. Я чувствую, как за нами проломилась стена. Нас накрывает горячая ударная волна.

Я теряю сознание.

День +365

 

Мне не хватает тебя. Сегодня мне не хватает тебя еще больше…

День уже клонится к закату. В свете фонарей, которые только-только зажглись, свежий снег мягко мерцает.

Я созерцаю пустую булочную с тротуара напротив. Алек — подмастерье моего отца — похоже, отчаянно скучает за прилавком. Родители, вероятно, на церемонии. Я не связывалась с ними там. Я хотела пройти это испытание одна… и провалилась.

По крайней мере, самое тяжелое позади, вдруг понимаю я. После недель в ожидании Дня Памяти Париж, наконец, вернется в нормальный ритм. Больше никаких красно-черных транспарантов на улицах. Конец бесконечным повторениям этой темы в СМИ, прощай лихорадочная атмосфера в лицее из-за подготовки разнообразных церемоний. Мне стыдно, что я испытываю от этого столь сильное облегчение, но так лучше.

С тяжелым сердцем я беру мобильник. После долгого колебания набираю сообщение:

«Мне не хватило смелости остаться до конца церемонии. Я полное ничтожество…»

К моему изумлению, ответ приходит почти немедленно:

«Ты пришла, и это уже немалая победа, не сомневайся в этом ни секунды. Где ты сейчас?»

Я не собираюсь причинять еще больше беспокойства.

«Вернулась домой. Всё хорошо».

«ОК. На сегодняшний вечер порядок?»

Я горько улыбаюсь. Чтобы отметить окончание долгих празднований, Алья с Нино решили устроить ужин, на который собрали всех. Я лично предпочла бы более спокойный вечер после всей этой суматохи.

Я пишу почти против воли:

«Да… думаю».

Горло сдавливает, когда я читаю последнее сообщение.

«Ты лучшая».

У меня нет сил ответить что-то, кроме банального смайлика. Я убираю мобильник, глубоко вдыхаю ледяной воздух, надеясь подавить слезы.

Хватит. Этот день, конца которому я не видела, тем не менее почти закончился. Я же не сорвусь сейчас, правда?

Я поднимаю взгляд на террасу моей комнаты, наверху дома. Прогулка значительно прояснила мои мысли, и возвращаться хандрить в четырех стенах представляется мне недопустимым. На самом деле мне остается еще кое-что сделать, чтобы этот ужасный день на самом деле закончился. Я чувствую выпуклость сумочки на боку, молчаливую, как это бывает слишком часто.

Я снова отправляюсь в путь до парка рядом с домом. Тут безлюдно, как я и надеялась. Дойдя до входа, я задерживаю дыхание за шарфом и направляюсь к главной аллее до скамейки. Смахнув с нее слой снега, я с всхлипом падаю на нее.

Карусель закрыта, игровая площадка засыпана порошей. На земле вокруг мраморного пьедестала еще горит несколько свечей рядом с нагромождением цветов, плюшевых игрушек, записок и детских рисунков. Похоже, в течение дня бронзовые скульптуры даже регулярно очищали от снега. С комом в горле я долго изучаю две знакомые фигуры — самые первые изображения Ледибаг и Черного Кота.

Эти скульптуры — символы ушедшей эпохи… Потерянной навсегда. И всё же я предпочитаю их новому мемориалу. Все недавние почести делают акцент на нашем… героизме, нашей самоотверженности. Нашем «самопожертвовании», каким оно видится парижанам… Тогда как единственное, о чем я хочу помнить — то, чем мы были друг для друга. Друзьями, напарниками, связанными общей целью.

Я созерцаю две бронзовые скульптуры, улыбающиеся под тонким покрывалом снега: они дышат надеждой, взаимопомощью и доверием, и даже некоторой беззаботностью. В конце концов, мы были юны. Мы были несведущи. Бросались очертя голову в каждое новое сражение. Случалось несколько невзгод, но в итоге удача всегда нам улыбалась.

Кроме того дня, год назад. Я отворачиваюсь, снова терзаемая вечным вопросом. Я выжила почти чудом. Но…

Почему я? Почему не ты?

Этот вопрос ужасает меня. Я ужасаю себя. Но кто мог бы меня понять?

Я опускаю веки в надежде сдержать слезы. Вздохнув, я откидываю голову на спинку скамейки, подставляя лицо снова начавшим падать снежинкам. Далекий гул уличного движения убаюкивает меня, как в ту эпоху, когда я прыгала по парижским крышам и наслаждалась неприступным видом города в огнях. Когда я пользовалась твоим обществом, твоим присутствием, твоей защитой, словно чем-то естественным и незыблемым.

Мне не хватает тебя.

Моя кожа понемногу коченеет. Сердце успокаивается, и я расслабляюсь, закутавшись в мягкое тепло анорака. Сон, убегавший от меня всю ночь, наконец, накрывает меня.

Прошел уже год. Всего год.

И я помню всё. Тебя, нас.

Я помню…

 

Dreams fight with machines

Inside my head like adversaries

Come wrestle me free

Clean from the war

В моей голове сталкиваются мечты и машины

Вечными врагами.

Приди, освободи меня,

Вытащи меня из этой безжалостной войны…

 

«Leaves» и «Dust» — Dominik A. Hecker: https://youtu.be/dH6QPuZwBno

 

День -1

Час -10

 

— Сзади!

Свист. Меня едва не задевает зажженный дротик. Я кидаюсь в пустоту. Йо-йо вытягивается, зацепляется вдалеке.

Взрыв. Взрывная волна ударяет меня в спину и накрывает, вновь взрезая болью ожог на раненой щеке. Потом тяга троса вырывает меня из пекла и протаскивает по ледяному воздуху. В ушах шумит, и, едва приземлившись на уцелевшей крыше, я снова забрасываю йо-йо к ближайшему зданию. Задыхаясь, я повторяю это снова и снова. Взрывы беспрерывно преследуют меня.

— Вайзз, порядок?

Костюм защищает меня, насколько возможно, но квами, свернувшийся у моей шеи, остается уязвимым. Он согласно бормочет. У него слабый больной голос.

— Забудь обо мне. Надо помочь ему!

Я со всех ног несусь по ветхому узкому проходу. Мне не надо смотреть на Вайзза, чтобы чувствовать, что он сдерживает слезы и дрожит всем телом. Он беспокоит меня: в его состоянии пересечь весь Париж, чтобы найти меня, было подвигом. И уже несколько минут, как он перестал защищать меня с помощью своих энергетических щитов.

— Позволь мне найти тебе надежное место, чтобы…

— Нет! Я не брошу его!

Квами фыркает и поднимается на уровень моих глаз, но я прекрасно вижу, что ему трудно выдерживать ритм моего бега. Он прикрепил к своему панцирю нефритовую чешуйку — думаю, это его Камень Чудес.

— Я должен был оставаться рядом с ним, когда это произошло, — стонет Вайзз. — Я смог бы защитить его от акумы! Но меня не было рядом!

С тех пор, как он появился в моей комнате, умоляя меня и Тикки вмешаться, я едва узнаю его. Его уравновешенная любезная манера держаться — символ животного, обликом которого он обладает — теперь лишь воспоминание. Он похож на потерявшегося растерянного ребенка. Паникующего.

Объясняется ли это его крайне долгим сотрудничеством со своим Носителем?

— Тогда оставайся в безопасности!

Я хватаю его и возвращаю в сумку, которую на автомате взяла с собой. Сердце сжимается при виде лежащей там почтовой бумаги и мысли о том, что я хотела с ней сделать перед тем, как Вайзз примчался в мою комнату.

Попросить Черного Кота написать мне его имя, сохранить информацию в надежном месте до того дня, когда освобожденная от угрозы Бражника, я смогу его найти. Но это было до того, как я поняла, что Черный Кот уже недосягаем. До того, как я поняла, что скоро он уже ничего не вспомнит…

Не время горевать!

Взрывы прекратились. Я прыгаю с крыши на крышу, следя за тем, чтобы не удаляться от Марсова Поля. Открытая территория явно не в мою пользу, в отличие от парижских улиц, изобилующих укрытиями и точками опоры для перемещения с помощью йо-йо. Но от одной только мысли увлечь туда врага мне становится страшно из-за возможного количества сопутствующих жертв. Еще слишком рано, чтобы надеяться на полную эвакуацию гражданских.

А пока мне надо найти его слабое место. Если бы мне удалось его определить до использования Талисмана Удачи, это дало бы мне больше свободы действия, прежде чем спадет трансформация. А теперь, когда я работаю одна, каждая минута драгоценна…

Пылающие снаряды кончились, и я пользуюсь небольшой передышкой, чтобы разобраться в своем положении. Марсово Поле усеяно пламенеющими кратерами, большинство окружающих зданий дымятся, разрушены или охвачены огнем. Сирена тревоги уже некоторое время молчит. Не знаю, хороший ли это знак.

— СРАЖАЙСЯ, ЛЕДИБАГ!

На центральной земляной площадке Марсова Поля я замечаю несчастного акуманизированного — его силуэт едва различим за плотным дымом, который прилипает к его коже, словно выделяемый его порами. Даже на таком расстоянии я вижу, как сильно сверкают его белые глаза, пока он вразвалку ходит туда-сюда, сгибаясь под громадным грузом, который носит на спине.

— БРАЖНИК, ПОКАЖИСЬ! ТЫ НЕДОСТОИН БЫТЬ НОСИТЕЛЕМ, ВСТРЕТЬ СВОЮ СУДЬБУ!

Зычный голос несется сквозь ночь. Его гнев и ненависть осязаемы, ошеломляющи. Тембр мне незнаком, и моя нервозность немного увеличивается. Если бы Вайзз собственной персоной не явился умолять меня вмешаться, если бы акуманизированный не произносил такую речь, мне было бы сложно понять.

Мастер Фу.

Это Мастер Фу!

Его руки, кажется, роются в огромной массе на спине, а потом что-то сверкает в плотном дыме. Я напрягаюсь, готовясь уклоняться от горящих снарядов, которые во время удара превращаются в настоящие зажигательные бомбы. Я вдыхаю, сосредоточившись: предмет, зараженный акумой — источник силы, которую Бражник вложил в него, силы, которая питается его прошлым и его личностью. Силы, которую удесятеряет глубокая ненависть. Уничтожив этот зараженный предмет, я освобожу заколдованного человека, как обычно. То, что громоздится у него на спине? Или же один из браслетов, которые украшали запястья Мастера Фу?

Я пытаюсь не думать о том, что мог пережить и почувствовать наш Хранитель, чтобы дойти до такой ярости — мы там, где мы оказались, точка. Но как действовать теперь, когда я одна? Мне не удается даже приблизиться, не рискуя получить серьезные ожоги!

Вдалеке раздается взрыв — один из распространившихся пожаров?

Акуманизированный вдруг застывает. Я пользуюсь представившимся случаем и с помощью йо-йо делаю большой крюк, чтобы напасть на него сзади. Я встаю на землю, бегу между кратерами, которые размечают песчаные аллеи. Не отрывая взгляда от туманного застывшего силуэта, я тем не менее готова в любую секунду отступить при малейшем воинственном жесте. Окутывающий его дым редеет, позволяет появиться тому, что он закрывал: громадный рюкзак странника из холстины и старой кожи, грязный и порванный, как если бы он пережил бесчисленные путешествия. Я различаю обожжённый хитон, тщедушное узловатое тело — черное тело, иссечённое красными прожилками. Кроме браслетов из потертой кожи и веревочных сандалий, я не вижу ни одного предмета, который мог бы привлечь внимание акумы. Тогда, может, рюкзак?

Горло сдавливает. Ледибаг воплощает Созидание, Возрождение. У меня по определению нет никакого оружия, достаточно мощного или режущего, чтобы уничтожить предмет таких размеров. Но для Катаклизма это было бы детской забавой…

 

«Моя Леди?»

 

Нет, не отвлекайся!

И вдруг акуманизированный приходит в себя. Присев на корточки, словно его придавливал вес собственного рюкзака, он внезапно разворачивается с ошеломительной скоростью. Его черные зернистые щеки иссечены пламенеющими бороздами, пульсирующими, словно сердцевина раскаленных углей. Из-под всклоченных обугленных прядей, которые болтаются по лицу, меня буравит белый ослепляющий взгляд.

Я тут же останавливаюсь, готовая удирать при малейшей угрозе. Вернувшись на мое плечо, Вайзз кричит:

— Мастер! Мастер, прошу вас, опомнитесь! Надо бороться!

Равнодушные к мольбе Вайзза, глаза без зрачка и радужки молча изучают нас.

— Подумайте о Нууру! Я знаю, всё это вы делаете ради него… Пожалуйста, вернитесь!

Несмотря на душераздирающий тон Вайзза, лицо Мастера Фу остается неподвижным и невыразительным, словно маска, вырезанная из угля. Это вызывает у меня чудную дрожь. Из-за сомкнутых губ снова раздается голос акуманизированного — хриплый и приглушенный, но некоторыми интонациями еще напоминающий Фу.

— Кончено. Плагг свободен.

Рядом с моим ухом раздается пораженное восклицание Вайзза. Фу, кажется, расслабляется, его веки с легким хрустом опускаются. На угольных щеках пульсируют красные прожилки.

— Должно быть, его Носитель захотел вновь забрать Кольцо. Это его и погубило. Отныне Плагг окончательно свободен.

Дым возвращается, снова окутывает согбенный силуэт. Я инстинктивно принимаю боевую стойку.

— И теперь очередь Тикки.

Вспышка, дуновение. Я моргаю. Белые глаза неожиданно смотрят прямо в мои. В нескольких сантиметрах от моего лица.

Слишком быстро!

Шепот:

— Освободи Тикки, Маринетт.

Темные руки устремляются к моим сережкам. Я выпускаю йо-йо, рефлекторно вскидываю руки, чтобы закрыть уши.

— НЕТ! — кричу я.

Удар. Треск. В мой живот. Сильный. Жгучий.

Невесомость. Потом столкновение. Боль. Резкая. Невыносимая.

У меня прерывается дыхание. Я падаю и качусь по земле — парализованная, обессиленная, неспособная вдохнуть.

— Ледибаг!

В моем ухе звучит паникующий голос Вайзза. Я борюсь за вдох, грудь сдавило, на глазах выступили слезы. Что произошло?

И почему… Почему он говорит о Черном Коте?

Почему он говорит, что он…

Дрожа, я дико кашляю. Наконец, вдыхаю мелкими глотками, живот и грудь болят как никогда.

— НУ, БРАЖНИК? Я угрожаю ее драгоценному Камню Чудес, чего ты ждешь? — разносится над Марсовым Полем гулкий голос.

Голос Вайзза порхает вокруг меня:

— Всё хорошо, Ледибаг. Тебя просто тряхнуло. Именно этого он хотел…

Мне едва хватает сил кивнуть, но я понимаю, что хочет сказать Вайзз: Мастер Фу не атакует в полную силу. Он хочет заставить поверить в угрозу, которая нависает над моим Камнем Чудес, и таким образом выкурить Бражника. Он хочет вынудить его вмешаться лично. Всё это, чтобы забрать у него Камень Чудес и найти того, кого он называет Нууру.

Фу не желает мне зла. Большей частью. Ну, мне так кажется, а Вайзз в этом убежден. Его Хранитель хочет забрать Плагга, Тикки и Нууру, чтобы поместить их в надежное место, а затуманивает ему сознание ярость Бражника.

Его больное место в том, что он готов утопить Париж в огне и крови, чтобы добиться цели…

Я знаю всё это. Я изо всех сил пытаюсь вразумить его, освободить от неконтролируемой теперь власти акумы. Я должна защитить Париж, спасти всех. По крайней мере, я сражалась за это. Но одна фраза теперь бесконечно крутится у меня в голове. Простертая в пыли и пепле, я с трудом бормочу:

— Вайзз, почему… Почему он говорит, что Черный Кот погиб?

Черный Кот оставил свое Кольцо всего несколько часов назад. Он наверняка еще в Париже. При виде хаоса, он, возможно, захотел вернуться к Мастеру Фу и забрать Плагга. Это было бы в его духе! Но тогда это означает, что он…

…что он вернется?

Я кое-как поднимаюсь с новыми силами. Нельзя, чтобы он увидел меня в таком состоянии! Нельзя, чтобы он беспокоился. Нельзя, чтобы он снова изображал из себя живой щит. Нет!

Черный Кот!

Я поднимаю на Вайзза дрожащий взгляд, и его потерянное выражение заставляет меня опасаться худшего. И слова Мастера Фу обретают совершенно иной смысл.

Он говорил о Черном Коте, который передумал. Он сказал, что это его «погубило». Был взрыв, после чего он сказал, что Плагг освобожден.

Кровь застывает у меня в жилах. Нет, Мастер Фу не дошел бы до…

— ОТЛИЧНО, БРАЖНИК! Я УНИЧТОЖИЛ ЧЕРНОГО КОТА, Я УНИЧТОЖУ И ЛЕДИБАГ!

Дым вокруг Фу растекается еще больше, угрожающий, как никогда. Из непрозрачной движущейся массы появляется светящийся фрагмент, падает на землю в нескольких шагах от меня. Пергамент. Я распахиваю глаза при виде изображенного на бумаге символа — незнакомого, но сверкающего.

— Беги! — кричит Вайзз, вставая между нами — снова.

Квами что-то шепчет — на китайском, возможно? Он соединяет ладони, потом разводит их, и светящаяся завеса — его щит — развертывается под ними. Я рефлекторно напрягаю мышцы, готовая скрыться до неминуемого взрыва. Но уже чувствую, что слишком поздно. И он не оставит меня невредимой!

— Ледибаг, пригнись! — ревет голос.

Кровь стынет в жилах. Я хватаю Вайзза в ладони и падаю на землю. Нас накрывает ледяная волна. Взрыв хлопает, душераздирающий, но странно приглушенный. Земля дрожит, слишком теплая. Я сильнее съеживаюсь на побуревшей траве и осмеливаюсь оглядеться. Меня окружает и защищает от пекла появившаяся из ниоткуда ледяная скорлупа. По ту сторону настоящий апокалипсис из света и огня. Под давлением ударной волны ледяной щит стонет и местами трескается, но держится. Когда пламя, наконец, отступает, я сквозь лед замечаю голубую фигуру — она мчится вихрем, несется прямо к Фу.

— Хватит! Сразись с кем-то равным, старый дурак!

Я расширяю глаза на эту резкую и раздраженную тираду. Звучит знакомо, но откуда?

— Мой город, мои фанаты! МОЯ СЕМЬЯ! Ты заплатишь!

— Ледибаг!

Кто-то еще приближается к моему ледяному убежищу, обхватывает его руками — в черных перчатках — и пытается поднять, а потом оттолкнуть в надрывающемся усилии. Безрезультатно. Сквозь кристаллическую стену я вижу, как он замахивается длинной палкой.

— Держись!

Этот голос!

Я кое-как поворачиваюсь и упираюсь в ледяную и скользкую стену. Вайзз, хотя его еще трясет, присоединяет свои усилия к моим. Но даже ослабленная взрывом скорлупа не шелохнется — тяжелая, глубоко укоренившаяся в обожжённой земле.

Повторяющиеся металлические удары разносятся по ледяному куполу. Я стискиваю зубы, в ушах звенит. Стена толщиной в несколько сантиметров испещрена длинными трещинами, но после взрыва больше ничего не меняется.

Я пленница. Неспособная защищаться, неспособная убежать. Прижатая к земле, пойманная в ловушку ледяного слоя, такого холодного, что он начинает меня жечь. Мне уже не хватает воздуха. Меня накрывает приступом паники.

— Черный Кот!

Мой голос отскакивает от стен, сдавленный и жалобный, и удары тут же удваиваются. Кто-то третий умоляет пронзительным голосом. Сквозь лед я различаю топчущуюся черно-фиолетовую фигуру.

— Они возвращаются сюда! Быстро вытаскивай ее!

— Спрячься! Немедленно!

Другой человек исчезает. Черная вспышка заставляет меня вздрогнуть.

— КАТАКЛИЗМ!

Я инстинктивно сжимаюсь, зажмурившись. Вайзз, дрожа, исчезает в моей сумке. Лед содрогается, стонет, потом воет и, наконец, обрушивается. В брешь врывается сухой горячий воздух, насыщенный пеплом. До меня четко доносится шум сражения — гром, взрывы, рушащиеся здания, вопли ярости.

Когтистая ладонь хватает меня за руку и вытаскивает из ледяных обломков.

— Ледибаг, вставай!

Я подчиняюсь, шатаясь, моргая в свете пожаров. На фоне серого от дыма неба выделяется фигура с густыми светлыми волосами. За угольно-черной маской меня с беспокойством буравят изумрудные глаза.

— Ты можешь идти? Тогда вперед!

Он подсовывает свою руку под мою и тянет меня к ветхому зданию. Я смотрю на него, растерянная, задыхающаяся. На его шесте сверкают отсветы пламени. Черный костюм испачкан землей, пеплом и известью, но кажется неповрежденным.

Он здесь! Он здесь!

— Поторопись! Климатика в ярости, она не станет сдерживать удары!

Его голос. Его знакомая фигура. Его Кольцо, сверкающее на когтистом пальце, изображение кошачьей лапки, на которой уже не хватает одной подушечки.

Горло сдавливает. Я сжимаю зубы. У нас за спиной звучат новые взрывы, прерывисто освещают изрытые кратерами фасады окрестных зданий. Ледяной порыв ветра проносится по Марсову Полю, едва не бросив нас на землю, потом раздается женский смех, вызывающий и сухой, в ответ на яростное рычание Фу. Я заставляю себя не оборачиваться.

Мы пересекаем авеню, загроможденную помятыми припаркованными машинами. Он непринужденно запрыгивает в разбитую витрину, и я кое-как делаю то же самое, едва избежав острых краев стекла. Без труда ориентируясь в полумраке, он проходит за гипсовые и деревянные обломки и углубляется дальше — между столов того, что, видимо, было маленьким местным бистро. В глубине разгромленного зала кто-то появляется из-за прилавка. Снова раздается третий голос — тот, который торопил Черного Кота, когда я была пленницей льда:

— Всё хорошо? Она невредима?

— Немного потрясена, но нормально.

Тон Черного Кота делается спокойным и уверенным. Я собираю последние силы и вырываю у него руку. Быстрая как молния, хватаю его за затылок, делаю захват ногами и пригвождаю к полу.

— Л-ледибаг?!

Придавив его коленом между лопаток, я хватаю его руку и без колебаний выкручиваю за спину. Обездвиженный, он слабо отбивается. Я усиливаю хватку, игнорируя страдальческий стон.

— Прекрати, — ворчу я с усилием. — Посмотри на меня!

Уткнувшись лицом прямо в пол и гипсовую пыль, он изо всех сил пытается повернуть голову. Его зеленый глаз сверкает в полумраке.

— Ледибаг?

Я сжимаю кулаки, прикусываю щеку, чтобы не отпустить. Это его тон, его голос. Я хотела бы верить. Но меня преследует сомнение.

— Ты не Черный Кот.

Даже если это не имеет ни малейшего смысла, я не могу не рассматривать некую возможность. Ужасную возможность.

Особенно теперь, когда я знаю, что меня спасла Климатика — эти силы и смех не позволяют ошибиться. Особенно теперь, когда из-за прилавка появилась Леди Вайфай и с ужасом молча смотрит на нас.

Раздается прекрасно знакомый писк Кольца. Был использован Катаклизм. До снятия трансформации не больше нескольких минут. Но…

— Ты Тео Барбо. Ты Самозванец. Не так ли?

С тяжелым сердцем я слежу за его реакцией. Одно мгновение я ловлю себя на надежде, что он будет отрицать, что он улыбнется той лукавой улыбкой, как может только Черный Кот. Но его плечи опускаются, и он прекращает всякое сопротивление. Его губы растягиваются, и это уже не знакомая мне улыбка. Это гораздо более зрелая и горькая улыбка.

— Разоблачен с первого взгляда? Какой прогресс с прошлого раза! Хорошо, признаю себя побежденным. Но всё же счастлив снова видеть тебя, Ледибаг!

Ни слова не говоря, я изучаю его, чувствуя себя убитой. Разочарование куда сильнее, чем я могла ожидать.

Это не он. Не Черный Кот. Черный Кот уехал. Черный Кот скоро забудет.

Или хуже. Возможно, Черный Кот уже…

— Ледибаг?

Я усиливаю захват на Тео, и он хныкает от боли. Я осмеливаюсь бросить взгляд на Леди Вайфай, которая осторожно приблизилась.

— Оставайся, где стоишь.

Она подчиняется, распахнув глаза. Я чувствую, как Вайзз сжимается у меня под волосами, и прекрасно его понимаю. Климатика, Самозванец, Леди Вайфай. Трое самых эффективных злодеев Бражника. Первая могла разгромить целый округ одним взмахом зонтика. Интриги второго едва не заставили меня отнять у Черного Кота его Камень Чудес. А третья едва не сняла с меня маску — в буквальном смысле, — когда на нас смотрел весь Париж.

Бражник создал трех акуманизированных — четырех, если считать Изгнанника, который остается вне контроля. Как я выпутаюсь из этого?!

— Ледибаг, послушай меня, ладно?

Я напрягаюсь, мозги кипят. Когда он был акуманизирован, источником силы Тео была фотография Ледибаг, спрятанная в кармане его костюма. У Леди Вайфай это был мобильник Альи, который она, впрочем, держит в руке. Если я буду действовать достаточно быстро, возможно, я смогу забрать фотографию, пока Тео обездвижен, а потом сыграть на эффекте неожиданности, чтобы украсть — или разбить — мобильник Альи броском йо-йо.

Справлюсь ли я?

— Ледибаг, пожалуйста!

К моему изумлению, Леди Вайфай кладет свой мобильник — свое оружие — перед собой. Держа руки на виду, она отходит к телевизору за прилавком. Включает его. Появляется прекрасно знакомое лицо.

Аудиматрица.

— …пока власти не объявят окончание комендантского часа. Выбирайте преимущественно закрытые места и желательно без проема наружу. Избегайте дверей, окон и запечатайте все вентиляционные отверстия. Если вы в машине, не пытайтесь добраться до дома, покиньте автомобиль, как только будет возможно, и доберитесь до ближайшего доступного общественного здания. Не ходите за вашими детьми в школу, их безопасность уже обеспечена. Телефонные сети в настоящее время реквизированы правоохранительными органами…

Я ошеломленно слушаю меры безопасности, перечисляемые Аудиматрицой, столь же профессионально, как делает ее гражданское альтер эго Надья Шамак. В прямом эфире проходят изображения парижских улиц.

Рожекоп возглавляет силы полиции и устанавливает оцепление вокруг Марсова Поля — там, где взрывам Изгнанника систематически отвечают ледяные смерчи Климатики.

Черный Рыцарь превращает волонтеров в Черных Солдат, после чего рекруты сопровождают гражданское население в более спокойные кварталы.

Гигантский робот Геймера помогает пожарникам в борьбе с пожарами…

Как… Как власти могут довериться акуманизированным? Как вообще можно было подумать о том, чтобы довериться Бражнику, когда он в ответе за весь этот бедлам? Как он смог их убедить?

Второй предупреждающий сигнал кольца Тео заставляет меня очнуться от оцепенения, и я снова встречаюсь взглядом с Леди Вайфай, которая ждет, буквально ловя каждое мое слово. Я чувствую ауру акумы, исходящую из ее мобильника, оставленного на полу, так же как различаю теперь едва заметную пульсацию энергии, которая окружает Тео — энергии Бражника.

И тем не менее? В Аудиматрице не ощущается никакой враждебности, когда она повторяет указания и в прямом эфире отвечает на обеспокоенные сообщения телезрителей. Никакой иронии во внимательном выражении Леди Вайфай. Ни малейшей искры ревности или горечи в изумрудном взгляде Тео, только ожидание и даже надежда.

Стресс заставляет меня усилить хватку на руке Самозванца, который болезненно моргает, но ничего не говорит. Я недоверчиво изучаю Леди Вайфай, в горле стоит ком.

— Я тебя слушаю. Что это значит?

Ее напряженные плечи расслабляются. Она облегченно вздыхает:

— О! Ледибаг. Спасибо!

Снаружи поднимается шум, похожий на разыгравшуюся снежную бурю. Температура, кажется, падает на несколько градусов. Леди Вайфай наклоняется к телевизору, чтобы выключить звук. Я хмурюсь, по-прежнему настороже.

— Я не понимаю. Бражник не контролирует тебя?

В полумраке разоренного магазина сверкают рубиновые глаза Леди Вайфай.

— Я здесь по своей собственной воле, Ледибаг. Бражник предложил нам снова получить наши силы, чтобы помочь тебе защитить Париж от Изгнанника.

Она колеблется, а потом позволяет себе блаженную улыбку. Вопреки костюму и черной полумаске, она никогда так не походила на Алью, как в это мгновение.

— Помогать Ледибаг. Ну, честно, какие могут быть колебания, когда так повезло?

— «Изгнанник»? Нет, постой… Сколько вас?

— На данный момент… около дюжины?

Я настолько ошарашена, что едва не лишаюсь чувств. Она стоит неподвижно, явно понимая, что эту историю сложно переварить. Спросив взглядом моего разрешения, она забирает свой телефон и производит с экраном какие-то манипуляции. Вокруг нее появляются голограммы, воссоздавая интерфейс, похожий на Ледиблог. Фотографии, видео, тексты появляются десятками. Я сразу узнаю некоторых из наших старых врагов — Баблер, Антибаг, Каменное Сердце…

— Я выбираю бывших акуманизированных, чьи силы будут нам полезны, и определяю их местоположение, а Бражник занимается переговорами с помощью акумы.

— Пе… переговорами?

— Да! Что касается меня, я явилась сама: возвращение сил позволяло мне помочь тебе, и это было нашей общей с Бражником целью. Кто бы мог подумать, что сегодня он пытается защитить тебя — просто невероятно! Но логично, если он хочет когда-нибудь получить твой Камень Чудес. Он сделал выбор между Изгнанником и тобой.

— Но, в конце концов, Алья, это… Опасно!

— Могу я признаться? У меня уже мурашки по телу…

Жалобный и хриплый голос Тео обрывает мои аргументы. Слегка поколебавшись, я отпускаю его и из осторожности отступаю. Алья, похоже, понимает мою недоверчивость и ничего не добавляет. Освобожденный Тео переворачивается на спину и со вздохом облегчения вытягивает руку.

— Что касается меня, мы с моей девушкой недавно едва ускользнули от Изгнанника, — заявляет он. — Ты спасла нас, Ледибаг, когда привлекла его внимание к себе. Я хотел отплатить тебе тем же после всего, что ты сделала для меня, когда я был акуманизирован. Когда Вайфай связала меня с Бражником, мое решение словно уже было принято сто лет назад.

Он садится, скривившись.

— Извини, если застал тебя врасплох этим видом, у меня не было времени объяснять на месте… И признаюсь, быть им по-прежнему пьянит.

Тео бросает на меня виноватый взгляд сквозь светлые пряди, которые упали ему на лоб. Хотя он и не хотел этого, от знакомых манер у меня сжимается сердце. Я отвожу взгляд.

Пока мобильник плавает в воздухе, Алья продолжает управлять голограммами, ее руки в перчатках пляшут в пустоте, сортируя информацию, которую мне не удается проанализировать с такого расстоянии.

— Что касается Климатики, — продолжает она, — когда начались военные действия, она была с семьей в машине. Один взрыв, но множество сопутствующего ущерба. Ее маленький брат едва не погиб. На более мотивированного против Изгнанника рекрута и надеяться нельзя.

— Рекрут? Нет, нет, нет…

Я обхватываю голову руками и зажмуриваюсь. Слишком много информации, слишком много новшеств, столько неуверенностей. А я совсем одна. Я не могу позволить им сражаться, я не смогу всех защитить, это невозможно!

Тео вздыхает:

— Блин. Я долго не продержусь…

— Может, Бражник подарит тебе еще силы? — предполагает Леди Вайфай. — Второй Черный Кот не помешал бы!

— Он с самого начала предупредил меня, что у меня будет только одна попытка. Как только трансформация закончится, я буду слишком уставшим, чтобы перенести вторую акуманизацию…

— Тьфу ты, — разочарованно ворчит Леди Вайфай. — Я найду тебе надежное место, где ты сможешь спрятаться.

Грохочет гром. Буря разрастается, температура падает еще. Сухой голос Климатики звучит вдалеке, ее сардонический смех сменяется яростным шипением. Справа от Леди Вайфай освещается голографическое окно. Она вздрагивает и делает неосознанное движение головой — словно реакция на слишком громкий звук, раздавшийся в наушнике.

— Поняла, Климатика. Займи его еще немного. Подкрепление будет через минуту.

Ее манипуляции становятся еще быстрее, и интерфейсы перед ней сходят с ума.

— Климатика начинает слабеть, но Изгнанник, по видимости, тоже. Остальные подходят к Марсову Полю. Скоро мы сможем туда вернуться.

«Остальные»!

Я сжимаю кулаки. Незаметным жестом предлагаю Вайззу оставаться спрятанным под моими волосами — похоже, пока никто его не заметил и, возможно, так лучше. Я с трудом встаю. Ожоги отдаются тянущей болью, но я изо всех сил стараюсь скрыть это.

— Не может быть и речи, Алья. Я не позволю вам сражаться. Вы не знаете, чему подвергаетесь.

Леди Вайфай и Самозванец таращатся на меня круглыми глазами.

— Но… Ледибаг! Бражник сказал нам, этот чувак очень силен. Вам нужна помощь!

— А Бражник сказал, что это его вина? Что это был мой друг, и что он свел его с ума, пытаясь акуманизировать?

Тео молчит, но скорее для того, чтобы бросить пораженный взгляд на свое Кольцо, которое издает еще один сигнал. Очень бледная Леди Вайфай хлопает в ладоши, закрывая интерфейсы, и встает на ноги.

— Ледибаг, неважно, что он сделал, теперь мы больше не можем…

— Нет, Алья! Нет! То, что Изгнанник оказался в таком состоянии, и моя вина тоже. И мне всё исправлять.

Мы по-прежнему не имеем ни малейшего представления о личности Бражника, тогда как я и сосчитать не могу, сколько раз он едва не раскрыл нас. Его действия невозможно предугадать, и Париж каждую неделю страдает от его злодеяний. Однако жители продолжают мужественно противостоять каждому испытанию... До такой степени, что сегодня они даже готовы взяться за оружие? Но кто знает, что произойдет, если один из них не доживет до конца сражения?

Сегодня противник превосходит всех акуманизированных, с которыми нам приходилось сталкиваться до сих пор. Хранитель больше ничем не может нам помочь. И даже если Бражник желает сотрудничать против Изгнанника, это не помешает ему при малейшей возможности переметнуться на другую сторону. А я одна.

Это кошмар…

— Ледибаг. Послушай меня!

Я отворачиваюсь, умышленно игнорируя Леди Вайфай. Я думала, что прекрасно справляюсь, однако ничего не замечала. Ни разочарования Мастера Фу, который подарил нам свое доверие, ни этого нападения, которое, возможно, является лишь уловкой Бражника, чтобы заполучить Камни Чудес. Ни даже страдания Черного Кота, которое, однако, было очевидно!

От мысли о нем у меня наворачиваются слезы. А что бы он сказал?

«Соберись. Без нас у них ничего не выйдет, и мы им это докажем. Поверь мне!»

 

Я судорожно сжимаю кулаки при воспоминании о нашей первой настоящей победе: его слова, его взгляд. Его уверенность в себе и вера в меня. В тот день он ни разу не усомнился… И он был прав.

Я еще могу исправить то, что можно исправить. Я должна. У меня еще остается Талисман Удачи, и я больше не могу оттягивать его использование. В надежде на внезапное вдохновение перед Изгнанником!

Я приближаюсь к витрине, внимательно прислушиваясь к тому, что происходит снаружи. Сражение между Изгнанником и Климатикой по-прежнему свирепствует.

— Вы остаетесь в стороне и продолжаете защищать гражданских. Я занимаюсь Изгнанником.

Леди Вайфай приближается, явно собираясь спорить, но я останавливаю ее взглядом. Она упрямо скрещивает руки:

— А что насчет Черного Кота? Нападение началось уже почти час назад, где он?

— Он занят в другом месте.

Леди Вайфай распахивает глаза за маской. Тео сильно побледнел.

— Так значит… Значит, это тоже правда? — испуганно шепчет она. — Бражник не солгал, Черный Кот действительно сошел с дистанции?

Я молчу, охваченная тревогой. Как мог Бражник узнать об этом? Прочитал в сознании Мастера Фу, когда овладел им? Однако Вайзз утверждал, что ему это так и не удалось!

— Я на связи с масс-медиа и Аудиматрицей, — задумчиво продолжает Алья. — И мои силы постоянно зондируют соцсети. На сегодняшний вечер я не обнаружила никаких следов Черного Кота в Париже, если не считать Тео. Что происходит, Ледибаг?

— Элементарно, Вайфай, но ты слишком обожаешь своих героев, чтобы посмотреть правде в глаза, — серьезный, лишенный эмоций голос заставляет нас всех подпрыгнуть. — Черный Кот дезертировал. А Ледибаг так обижена, что хочет управиться с кризисом в одиночку.

Тео рефлекторно раскручивает шест, а я — йо-йо, но Леди Вайфай лишь разворачивается и делает приветственный жест.

— Наконец, вы пришли!

Из подсобки появляется серебристая фигура. Ее опущенный гигантский клинок задевает обломки, Рипост встает рядом с Леди Вайфай и сверлит меня высокомерным взглядом. Пока она говорит, едва заметный ореол плавает перед ее глазами — бабочка, но не фиолетовая, а белая.

— Резюмирую: Изгнанник — акуманизированный, сошедший с ума от своих новых сил, отныне он неконтролируем. Он разрушит Париж квартал за кварталом, если не получит доступ к Камням Чудес. Черный Кот оставил пост сегодня немногим ранее. Ледибаг отныне одна.

Белый ореол исчезает, но Рипост продолжает тем же тоном:

— Бражник может создать столько чемпионов, сколько пожелает, но не может всех их контролировать. Так что он заключил сделку с каждым из нас. Она состоит в том, что мы получаем возможность защитить наших близких и поместить их в безопасное место, а взамен мы сражаемся — за него или чтобы защитить Ледибаг. Что касается меня, мои прекрасно справлялись и сами: снова получить силу и сражаться с Изгнанником уже само по себе было целью.

Она бросает высокомерный взгляд на Тео, который удивленно склоняет голову.

— Снова скрестить шпаги с настоящим котенком также выглядит соблазнительно. Но только по тому, как ты держишь оружие, кот, я уже знаю, что ты не он.

Тео издает неопределенное ворчание, а потом опускает взгляд на Кольцо, которое снова пищит. Рипост возвращается ко мне:

— Нам не нужен виноватый или козел отпущения, и у тебя не спрашивают мнения, Ледибаг. С твоего согласия или без него мы выбрали защищать Париж. А значит, защищать и тебя тоже, поскольку, если ты исчезнешь, Бражник потеряет весь интерес к сражению и в свою очередь дезертирует. И тогда уже ничто не сможет остановить Изгнанника.

За Рипост появляются другие люди, молчаливо, но одобрительно. Я узнаю Разлучника — торжествующая поза, большие крылья кое-как сложены за спиной. Сосредоточенный на своем планшете Рисовальщик делает эскиз за эскизом, будто создавая запас для неминуемого сражения. Хроногёрл — глаз не видно под козырьком, на губах пузырь от жвачки, который дерзко лопается в тишине.

Рипост снова начинает говорить — еще мстительнее, чем раньше:

— Все присоединившиеся к нам акуманизированные доказали свою ценность, большинство из них успешно защищали своих близких. Так что облегчи нам задачу и оставь свои рыцарские порывы, Ледибаг. Скажи нам, что ты знаешь об этом Изгнаннике, прежде чем мы присоединимся к Климатике на поле битвы.

Я стою, как парализованная. Осознают ли они по-настоящему опасность? Или же надеются, что Чудесное Исцеление всё исправит, как только сражение закончится? Тогда как я не уверена ни в чем!

— Ледибаг?

Вайзз под моими волосами шепчет мне на ухо так тихо, что я сомневаюсь, чтобы его мог услышать кто-то еще:

— Было время, когда сражения так и проходили. Когда Носители квами сражались бок о бок против общего врага.

Голосок срывается на этих словах. Я на короткое мгновение опускаю веки, как чтобы избежать пронзительных взглядов тех, кто окружает меня, так и чтобы осознать иронию ситуации.

Подумать только, сегодня наш общий враг — Хранитель, который еще вчера заботился о наших квами. Как мы дошли до такого? Я столько всего не знаю и именно сейчас осознаю это. Какая цель была у Тикки, Плагга, Носителей, когда они еще не были врагами? Когда Мотылек и Павлин еще были частью целого? Какая роль была у Хранителя? За что они боролись, кто были их противники, их союзники?

— Ледибаг, — осмеливается позвать Леди Вайфай, — время поджимает. Климатика тоже слабеет.

— Я знаю.

Нет выбора, да?

Я глубоко вдыхаю и пытаюсь перейти к главному:

— Я уверена только в том, что Мастер Фу — тот, кого вы называете Изгнанник — бывший хранитель Камней Чудес, которые даруют силы мне и Черному Коту. Его знания в этой области намного превосходят мои, и наверняка поэтому он так хорошо сопротивляется Бражнику. На данный момент он не делал ничего, кроме бросания горящих снарядов и зажигательных бомб, но, возможно, он скрывает другие силы. С ним надо быть крайне осторожными, и я не думаю, что вы достаточно вооружены, чтобы противостоять ему.

Говоря, я намеренно смотрю на Разлучника и Хроногёрл. Во время их акуманизации первый располагал лишь стрелами, околдовывавшими гражданских, а вторая могла возвращаться во времени, но только ценой человеческих жизней. Как применить такие силы — бесполезные, даже опасные — в подобной ситуации?

Хроногёрл нетерпеливо лопает пузырь жвачки. Разлучник хлопает ее по плечу и вежливо мне улыбается:

— Наши силы не совсем те же самые, Ледибаг. Слишком долго объяснять, так что просто представь, что Бражник предоставил нам больше свободы. Мы сможем быть полезными, не создавая проблем, уверяю тебя.

— А я занимаюсь экипировкой новых героев, которым может понадобиться оружие, — продолжает Рисовальщик, рисуя набросок за наброском.

— «Новые герои» как в фильме? — с блаженным выражением произносит Алья, а потом снова становится серьезной.

Раздается последнее пронзительное предупреждение, и Самозванец исчезает в резкой зеленой вспышке. Тео падает, в последнюю секунду подхваченный Леди Вайфай и Разлучником. Они кладут его на пол, и он моргает, а потом испуганно разглядывает собрание.

— Я… Леди… Леди Вайфай? Ледибаг?!

Он рассматривает акуманизированных одного за другим и бледнеет еще больше. Я произношу, как можно мягче:

— Всё хорошо, Тео. На этот раз они со мной. Они не причинят тебе зла.

Пока другие озадаченно молчат, Тео с трудом сглатывает.

— Что… Что произошло? Я выходил из метро с Мирей, и… и было предупреждение об акуме, а потом…

Он подбирает слова, вероятно, безуспешно роется в воспоминаниях. Леди Вайфай садится на корточки и кладет ему ладонь на плечо.

— Всё хорошо, месье Барбо. Ваша подруга смогла спрятаться у ваших родителей. Вы участвовали в крупномасштабном плане по поддержке Ледибаг. Для этого вы были акуманизированы и поэтому ничего не помните, но вы сильно помогли. Вы можете встать?

Спустя несколько секунд чистого изумления Тео кивает. Пока Разлучник ставит его на ноги, Леди Вайфай дарит ему жизнерадостную улыбку.

— Выходите через подсобку и уходите как можно дальше от Марсова Поля. Полиция позаботится направить вас в надежное место.

— Х-хорошо…

Рипост нетерпеливо вздыхает и подходит к разбитой витрине. Остальные молча следуют за ней, бросив на Тео последний взгляд — иногда утешающий, иногда разочарованный. Снова лопается жвачка Хроногёрл.

— Тьфу ты. А я-то рассчитывала на этот раз изображать милашку на моих суперроликах. И я даже ничего не запомню?

Разлучник с ухмылкой щелкает ее по каске. Леди Вайфай отходит к витрине, и я следую за ней. Я не могу убедить их отступиться. Значит, надо позаботиться, чтобы они вернулись невредимыми. Любой ценой.

— Ледибаг?

Я поворачиваюсь к Тео. Отводя взгляд, он чешет затылок.

— Я… Я хотел бы поблагодарить тебя. На улице недавно ты…

— Нет, Тео, не нужно. Моим долгом было защитить вас — тебя и Мирей. И ты не помнишь, но ты тоже спас меня, всего несколько минут назад. Я очень тебе благодарна. Спасибо.

С тяжелым сердцем мне всё же удается улыбнуться и прошептать:

— Ты был великолепным Черным Котом. Он бы ревновал.

Тео ошеломленно молчит. А потом его лицо озаряет улыбка. Не подобрав слов, он делает прощальный жест, благодарит еще оставшуюся Леди Вайфай, а потом бежит вглубь зала, уходит в подсобку. Когда звук его шагов затихает, я возвращаюсь к витрине.

Та малая часть Марсова Поля, что видна отсюда, изрыта кратерами, покрыта снегом и льдом. Чернильно-черное небо пересекают молнии. Вдалеке Эйфелева башня слабо сверкает в дыме недавних взрывов.

Если прислушаться, я могу различить вопли ярости Изгнанника — Мастера Фу. Грохот вихрей града Климатики. Непонятные восклицания Рипост, которая, скорее всего, взяла в руки командование войсками Бражника.

Горло сдавливает сильнее. Когда я собираюсь снова броситься в бой, против воли напряженная больше, чем когда-либо, что-то полностью парализует меня.

Мне страшно.

Мне страшно за других. Мне страшно за родителей, с которыми я не смогла связаться еще после поспешного ухода из дома. Мне страшно за друзей, которые решили сражаться, не имея ни малейшего представления о том, что их ждет. Мне страшно за людей, укрывшихся по домам, которые встревоженно следят за новостями.

Мне страшно за Адриана, который чудом ускользнул от Изгнанника и которого я оставила одного посреди улицы, без защиты. Мне страшно за Тикки, за Плагга. За Нууру, которого я еще не знаю. Мне страшно за Вайзза.

Мне страшно за Черного Кота. Черного Кота, которого даже Леди Вайфай не удалось найти. Черного Кота, который желая прийти мне на помощь, возможно…

 

«Поверь мне. Хорошо?»

 

Я пытаюсь, Черный Кот. Где бы ты ни был, верь мне… Я пытаюсь. Но мне страшно. За себя, за тебя и за всех остальных. Возможно, для многих людей уже слишком поздно…

Мне страшно. Мне страшно, как никогда раньше!

На мое плечо ложится ладонь.

— Ледибаг?

Я неохотно встречаю алый взгляд Леди Вайфай — ясный и вопросительный. Я почти не знаю, что делать, чтобы вернуть Мастера Фу, и это ужасает меня, но я не могу позволить себе показать ей это. Так мы ни к чему не придем. Осознает она или нет опасность ситуации, уловив мою нерешительность, она только сильнее будет беспокоиться.

И тут она шепчет:

— Мне тоже, Ледибаг.

Ее ладонь сжимает мое плечо, и она молча сглатывает. Ее глаза за черной маской на короткое мгновение мутнеют.

— Мне тоже, — снова выдыхает она. — Но все вместе мы справимся.

Не задумываясь, я обнимаю ее. Она сначала замирает. А потом ее руки в перчатках мягко ложатся на мою спину.

— Ты моя официальная блогерша, — бормочу я, стиснув зубы. — Если бы я попросила тебя, ты бы осталась здесь, в укрытии?

— Никакого шанса, Ледибаг.

— Тогда будь осторожна.

Ее руки сжимаются на моем костюме.

— Конечно. Этого могла бы и не говорить.

Леди Вайфай, наконец, с поразительной силой обнимает меня в ответ. Я вздыхаю, чтобы вернуть себе самообладание, и меня окутывает ее запах — запах Альи, такой особенный, такой успокаивающий.

Я отстраняюсь и отступаю.

— Тем лучше.

Она удерживает меня за руку и решительно кивает:

— Я найду Черного Кота. Как только я определю его местоположение, его приведут к тебе. За шкирку, если понадобится. Обещаю, Ледибаг.

Я киваю. Надеюсь, дрожь в моем голосе сойдет за нервный смешок:

— Я тебе верю.

 

 

Примечание автора:

И это только начало…

Забавно:

Эта глава была задумана и написана между январем и июнем 2018 года, задолго до финала 2-го сезона («День героев», «Маюра»)...

Примечание переводчика:

Для перевода имен акуманизированных я основывалась на версии оригинала. Если вы привыкли к иному переводу, извините, но мне так больше нравится.

День -1

Час -10

 

Я вдыхаю.

Воздух обжигающий, пыльный… удушливый. Я инстинктивно перекатываюсь на бок и кашляю снова и снова.

Я ослеплен дымом, и мне трудно открыть глаза. Задыхаясь, я инстинктивно сажусь, в ушах шумит. Мебель вокруг меня в огне, окна взорваны, стены обуглены.

Рядом со мной неподвижный человек в униформе. Я неуверенно трясу его, и, к счастью, он стонет в полубессознательном состоянии. Оглушенный, я старательно анализирую происшедшее.

Нападение акумы. Моя Леди, одна против врага. Мой бег к Мастеру Фу. Полицейские, совершающие обыск. Отсутствующий Хранитель, сообщение, адресованное Черному Коту.

Взрыв!

У меня всё болит. Я ощупываю себя, сначала с осторожностью, потом недоверчиво. На мне ни единой раны, ни единого ожога. Одежда ужасно горячая и немного пахнет палёным, но целая. В добром десятке метров отсюда, за раздавленной перегородкой я различаю разгромленную кухню, где находился немногим раньше. Я едва узнаю квартиру Мастера Фу.

Я… жив?

Пламя вездесуще, однако окружающий жар лишь слегка неприятен. Полицейский позади меня шевелится и стонет, медленно приходя в себя. Ошеломленный, я пытаюсь встать, но голова во что-то ударяется. Скривившись, я потираю макушку и поднимаю глаза. Надо мной нет ничего… Кроме отражения. Я осторожно протягиваю руку, ладонь встречает теплую прозрачную стенку, чуднó изогнутую. Я озадаченно протягиваю другую руку. Стенку едва видно в изменяющемся свете пламени, но она есть.

Заперт!

Я рывком выпрямляюсь и ударяю в стенку кулаками. Безрезультатно. Я пленник пузыря. Пузыря. Который дико похож на…

— Фуууух, едва справились!

Я вздрагиваю, узнав этот слишком знакомый голос. Среди пламени приближается высокая фигура в разноцветном костюме. Баблер. Он широко и гордо улыбается мне, и я рефлекторно сжимаю правый кулак. Но я не могу трансформироваться, не в этих условиях!

А потом жестоко ощущаю отсутствие кольца. Я бешено оглядываюсь в поисках маленькой коробочки — напрасно. Проклятье. Проклятье!

Плагг!

— Чувак, порядок? Ты не ранен?

Я застываю. Что Баблер делает здесь? Это значит, что акуманизированный не один, а двое? И они к тому же в курсе, что я Черный Кот?

Улыбка Баблера становится еще шире, насмешливее.

— Видел бы ты свою физиономию, старик! Потрясно! Оно того стоило только ради этого! Но всё в порядке, Адриан, на этот раз я в лагере хороших парней!

Я смотрю на него, не осмеливаясь понять. Он в ожидании в свою очередь застывает, и его натянутая улыбка понемногу становится неуверенной. Я пораженно бормочу:

— Ни… Нино?

Потолок кухни идет трещинами и с грохотом обрушивается. Нино подпрыгивает.

— Воу-воу-воу, ладно, не время объяснять. Держись, чувак!

Он шевелит желтой флуоресцирующей шпагой. Пузырь вдруг срывается с места, заставив меня покачнуться. Он пролетает посреди пламени, причем я не чувствую ни малейшего жара, выпрыгивает из ближайшего окна, спускается на соседнюю улицу с головокружительной скоростью, от которой желудок подпрыгивает к горлу…

…Если только не от страха, который, наконец, настиг меня? Без Бражника и Баблера я сейчас погиб бы. Но зачем расставлять мне ловушку, чтобы потом защищать меня? Почему Бражник передумал?

Достигнув земли, пузырь исчезает, и я неуклюже падаю на свежий снег. Ошеломленно поднимаю взгляд на здание, уже окруженное и поливаемое двумя пожарными машинами. С верхних этажей появляются другие пузыри с людьми внутри, которых они ставят на дорогу, после чего с пронзительным звоном исчезают. Жители, как и я, выглядят потрясенными, немного пришибленными, но я не вижу ни одного раненого. И ни следа Мастера Фу или Вайзза…

Полицейский рядом со мной медленно приходит в сознание. Его коллеги, хотя еще с подозрительным выражением, бегут к нам.

— Что… произошло? — растерянно бормочет полицейский, потирая голову. — Мы совершали обыск и…

Я огорченно пожимаю плечами, потом, пошатываясь, встаю. Квартира Хранителя в огне. Надеюсь, он действительно ушел искать другого Черного Кота — нападение акумы наверняка поторопило его. В конце концов, Ледибаг нуждается в союзнике более, чем когда-либо. И это означает, что Плагг в безопасности, где бы он ни находился. Тем лучше. Но…

Значит… действительно слишком поздно? С минуты на минуту я всё забуду?

Последние пузыри исчезают. Баблер, смеясь, в свою очередь появляется из пожара.

— Йеееес, обожаю! Все спасены!

Он плавно приземляется на посыпанный снегом асфальт и бросается ко мне. Полицейские, пожарники и спасенные отступают с его пути, и я едва не делаю то же самое.

— Чувак! Ты точно не ранен? Ты меня до смерти перепугал! Что ты делал в таком месте?

Я инстинктивно настораживаюсь.

— Нино? Нино, это правда ты? Как такое возможно?

— А вот это, чувак, я сейчас объясню. Просто…

— АДРИШУ!

Что-то врезается в меня и пригвождает к земле — грузовик, да?

— Адришу! Я так испугалась! ТАК ИСПУГА-А-А-А-ЛАСЬ!

Я испускаю стон, в ушах звенит, голова болит от падения на асфальт. Где-то надо мной Нино хрипло вопит во всю мощь легких:

— Эй! Я его спасал не для того, чтобы ты его покалечила!

— Заткнись, Нино, — восклицает властный и грозный голос, а потом снова становится медоточивым: — О, Адришу, всё в порядке, ты не ранен?

— Х-хлоя?

Зрение, наконец, фокусируется. В нескольких сантиметрах от моего лица сверкают голубые глаза за черной в красный горох маской.

— О-о-о-о-о, Адришу! Ты меня узнаешь, это главное! Я так рада!

С приводящей в замешательство легкостью она ставит меня на ноги, а потом опять кидается мне на шею и шумно рыдает.

— Этот взрыв! Я думала, ты ранен, Адриан, или еще хуже!

— Да нет же, Хлоя, у меня всё было под контролем! — вздыхает Нино, пытаясь похлопать ее по плечу.

— Не трогай меня, ты, от тебя воняет дымом!!! О, Адриан!

Пока Хлоя отчаянно плачет, уткнувшись в воротник моего анорака, я растерянно смотрю на лучшего друга.

— Нино, ты объяснишь мне, наконец, что происходит?!

Нино снова стал Баблером. Что касается Хлои, по той малости, что я мог заметить, она вернула себе внешность — и силу — Антибаг. Нино соглашается с ученым видом:

— Уф, это долгая история, старик, но я постараюсь изложить кратко. На самом деле, я…

— Я была в мэрии когда начались взрывы и я ждала когда придет Ледибаг но Ледибаг так и не пришла и со мной связался Бражник сказав что ты в опасности и что он может превратить меня в Антибаг чтобы я могла спасти тебя взамен я должна была сражаться за него тогда я согласилась но я слишком испугалась и Адришу-у-у-у ты жи-и-и-и-ив!

После этой тирады, столь же слезливой, сколь театральной, Хлоя вытирает глаза и снова стискивает меня в объятиях. Когда она, сопя, пытается поцеловать меня в щеку — и когда я кое-как отстраняюсь, — я встречаю уставший взгляд вздыхающего Нино.

— Короче. Со мной и моей семьей произошло примерно то же самое. Когда по всему городу начались взрывы, мы уже были дома в укрытии, но я получил сообщение от Бражника. Он говорил, что может вернуть мне силы Баблера, чтобы защитить других гражданских, взамен на услугу ему немного позже. Сначала я подумал о ловушке, а потом увидел, как проносится Антибаг, вопя, что Адриан умрет… так что я больше не колебался.

Он сияющим взглядом окидывает свой костюм, словно, наконец, получил возможность изучить его.

— И потом, если честно, чувак, разве это не круто? Я пересек половину Парижа, прыгая с крыши на крышу, как Наруто. Я только что спас около тридцати невинных!

Я рефлекторно киваю, расширив глаза:

— Но… Но как он вас контролирует?

Баблер приподнимает бровь, а потом указывает на Хлою подбородком:

— Серьезно, чувак? Похоже на то, что ее контролирует Бражник?

Я молчу, пока Хлоя льнет ко мне, пребывая на седьмом небе. Они оба сохраняют свободную волю, в этом нет никаких сомнений. Как это возможно? И теперь, когда Бражник знает про меня, чего он ждет, чтобы раскрыть мою тайну? Или даже чтобы избавиться от меня?

— Я ничего не понимаю.

Баблер неистово кивает:

— Подожди, узнаешь, чего просит Бражник теперь: он хочет, чтобы мы помогли Ледибаг!

Э?!

— Я ожидал, что ответная услуга будет гораздо более вредной, или даже незаконной! Но на самом деле он хочет, чтобы мы сражались против Изгнанника, даже ценой союза с худшим врагом! Я нифига не понимаю!

И тут раздается самодовольный голос:

— Бражник сказал мне, что если Изгнанник заберет Камень Чудес Ледибаг, он станет еще могущественнее. Поэтому Бражник пытается ее защитить.

Голос — знакомый — звучит будто ниоткуда. Внезапно рядом с Хлоей появляется девушка. Нино отпрыгивает назад:

— Са-Сабрина? Откуда ты взялась?!

Она бросает на него презрительный взгляд из-под очков и угольно-черной полумаски, но продолжает тем же самодовольным тоном:

— И таким образом, пока Изгнанник не будет нейтрализован, Бражник хочет, чтобы мы защищали Ледибаг.

«Изгнанник»? Так называет себя неконтролируемый супер-злодей?

— Но… Но как давно ты здесь? — восклицает Нино.

Этакая важная птица, Хлоя отпускает меня — наконец — и с презрительной миной встает между Сабриной и Нино.

— Эй, алло! Конечно, она была здесь со мной! С самого начала. И она оставила меня здесь совсем одну, чтобы пойти с тобой в это здание. Ты даже не почувствовал ее присутствия? Какой лузер!

Сабрина с оскорблённым видом скрещивает руки, и Нино слегка отступает.

— Но… но я тебя не видел! И вообще, зачем ты за мной пошла?

— Это тебя не касается, — пищит она, прижав к себе подпаленную дамскую сумочку. — В любом случае, я бы тоже не отказалась от пузыря для защиты от взрыва! К счастью, я смогла спрятаться за холодильником!

— Ты отдаешь себе отчет? — раздраженно говорит Хлоя. — За холодильником, бедняжка!

— Но я же сказал тебе, что не видел тебя, — растерянно вопит Нино. — Это не моя вина! Адриан, защити меня!

Я потерял дар речи от ирреальности ситуации. Антибаг, Баблер и Невидимка ругаются прямо посреди улицы.

Я и правда умер в том здании. Или же я сейчас проснусь…

Вдруг трое акуманизированных застывают. Ореол в виде бабочки — белый, а не фиолетовый, как обычно — появляется перед их лицами, и на короткое мгновение их взгляды становятся неподвижными. Потом ореол исчезает, и Нино кивает, вдруг став крайне серьезным.

— Бражник прав, надо торопиться. Адриан в безопасности, теперь мы должны выполнить нашу часть сделки. Пойдемте, девчонки!

Он салютует и широко улыбается мне:

— Чао, чувак. Позже объяснишь мне, что делал здесь. Смотри в оба теперь!

— Я отсюда не двинусь! — Хлоя вцепляется в мою руку. — Теперь, когда я нашла Адришу, я его не оставлю!

— Но, Хлоя, если ты нарушишь сделку, ты потеряешь свои силы! — восклицает Нино.

— Мне плевать! Теперь, когда Адришу спасен, я остаюсь с ним! И я не собираюсь унижаться до сражения с разъяренным безумцем, я только от парикмахера! В любом случае, Ледибаг этим занимается, и я знаю, что она прекрасно справится! Сабрина, надеюсь, ты остаешься с нами?

Та вздрагивает, рассматривает нас одного за другим и поспешно опускает глаза. Еще сильнее съеживается.

— Э… Да-да, я отсюда не двинусь. Я остаюсь с Хлоей.

— Вот и всё! — торжествует Хлоя, еще сильнее прижавшись ко мне.

Нино громко вздыхает, а потом пожимает плечами и начинает уходить. Я пытаюсь последовать за ним, но Хлоя быстро меня тормозит.

— Нино, подожди!

Я понемногу осознаю опасность ситуации. Мотивы Бражника по-прежнему ускользают от меня: сначала он преследует меня бабочками, когда я в гражданском облике — а значит, знает мою тайную личность, — потом сознательно расставляет мне смертельную ловушку, и, наконец, спасает меня в последнюю секунду руками своих акуманизированных. Разве что Изгнанник по собственной инициативе решил избавиться от меня? Но почему я? Что я ему сделал?

Я в полной растерянности качаю головой. Самый срочный сейчас вопрос — то, что мой лучший друг собирается сражаться с одним из самых могущественных акуманизированных, что мы когда-либо встречали.

— Нино, ты же не хочешь идти туда совсем один!

Полной противоположностью моим страхам друг посылает мне сияющую улыбку:

— Да нет же, что тебе в голову взбрело? Что мы единственные вернулись на службу? Шевели мозгами, Адриан!

— Ты никогда не сражался, это слишком опасно! Оставь Ледибаг и Черному Коту разобраться с этим!

Он смотрит на меня, нахмурившись, улыбка становится не такой яркой. Он возвращается ко мне и берет меня за плечо, вдруг став нерешительным.

— Слушай, чувак… Спасибо тебе за беспокойство. Но поскольку ты не бывал в этой ситуации, думаю, ты не можешь понять. Ладно, это правда, я никогда не сражался и даже не помню, что делал в прошлый раз, когда был Баблером. Но, как бы сказать…

Нино задумчиво вынимает шпагу для пузырей.

— …У меня ощущение, что это всегда скрывалось во мне. В том здании я действовал инстинктивно, и это сработало. Сам до сих пор не могу в это поверить. Будто сила Бражника дается вместе с умением пользоваться ею, сражаться. У меня нет времени пытаться понять. Это как дышать. Так получается, и всё.

Я с трудом сглатываю. Я прекрасно понимаю, что он хочет сказать — именно это я испытал, когда в первый раз надел костюм Черного Кота. Восторг от обретения врожденных способностей и рефлексов, о которых я даже не подозревал, и, однако, вот они, готовые служить…

Я знаю, насколько легко хорошо — даже великолепно — справляться с ролью супер-героя. В этом тоже заключается магия Камней Чудес — для меня, для Ледибаг или для жертв Бражника.

— Благодаря этому я смог спасти тебя, приятель. Это не может быть плохо.

Но я также знаю, насколько можно ошибаться. Насколько больно бывает падать. Каждый раз, когда я садился в калошу, рядом была Ледибаг, чтобы подхватить меня — в прямом и переносном смысле. Но Нино? И остальные? Ледибаг талантлива, но она не сможет защитить всех!

— Нет, нет и НЕТ! Я не стронусь с места, не может быть и речи!

Я подпрыгиваю от пронзительного крика Хлои. По-прежнему вцепившись в мое плечо, она, если верить белому ореолу, плавающему перед ее упрямым взглядом, разговаривает с Бражником.

— …А, да? Ба, можете забирать свои силы! — усмехается она после нескольких мгновений молчания. — Мне плевать сражаться или нет, одним риском сломать ноготь меньше! И потом, если вы недовольны, вам достаточно всего лишь взять контроль надо мной, как в прошлый раз, так? …Ага, так и знала, что вы не можете! Потому что призвали слишком много солдат, да? Или же я слишком сильна для вас? А!

Я сглатываю, впечатленный ее визгливым голосом. Либо она очень уверена в себе, либо совершенно не понимает ситуации — наверняка, и то, и другое вместе. Я бросаю взгляд на Сабрину, полупрозрачную в прямом смысле — ладони прижаты ко рту, глаза расширились от изумления, — пока Хлоя с прежней энергией продолжает провоцировать Бражника. Нино закатывает глаза и машет мне на прощание. Я бессильно смотрю, как он уходит.

Ну и время я выбрал, чтобы отказаться от Плагга!

Баблер перехватывает пожарника, готового броситься в горящее здание — возможно, чтобы заверить его, что там не осталось жертв? Пока мой друг старательно объясняет пожарнику, столь же недоверчивому, сколь удивленному, я лихорадочно размышляю. Бражник хочет, чтобы Ледибаг была в целости и сохранности, чтобы уберечь ее Камень Чудес и сражаться против Изгнанника: возможно, по той же причине он отправил этих троих защитить Черного Кота? Чтобы сделать меня союзником на время битвы? Не повезло ему, с горечью думаю я, долго ему придется ждать. Пока Мастер Фу не найдет другого Носителя для Плагга…

Я обескураженно опускаю взгляд. Визгливый голос Хлои становится далеким. Плагг. Подумать только, я ведь даже не попрощался с ним как следует…

«Ты всё забудешь. А значит, не будешь жалеть. Ты не представляешь, как тебе повезло, Адриан… Нет, не представляешь».

С болью в сердце я думаю о квами в моих ладонях — крошечном и плачущем. Я вижу, как он открывает одновременно изучающие и веселые зеленые глаза. Я еще слышу его насмешливое замечание:

«Ну? И чего ты ждешь, Черный Кот?»

Кровь застывает у меня в жилах. Мои воспоминания невредимы, а значит, на настоящий момент я по-прежнему Черный Кот. И Ледибаг нужна помощь. Я не могу ее подвести, не в этот вечер, и еще меньше сейчас, когда Бражник разыгрывает свои лучшие карты!

— Нино! Нино, подожди!

После разговора с пораженными пожарными — еще бы: акуманизированный, изображающий чудесного спасителя — Нино собирался устремиться на крыши. Он нетерпеливо останавливается, подняв шпагу для пузырей.

— Что еще?!

Я кое-как подбираюсь к нему: меня тормозит толпа спасенных из пожара и хватка Антибаг, которая ни на шаг не отстает от меня.

— Ты не видел среди жителей этого дома старика? Невысокий, в красной гавайской рубашке, с проплешинами, седые усы, азиат?

Нино пораженно смотрит на меня:

— Э? Вроде Гениальной Черепахи в «Жемчуге дракона»?

А ведь и правда…

Тем не менее я киваю. Нино задумчиво вздыхает, потом пожимает плечами:

— На самом деле я не особенно обращал внимание на спасенных гражданских, но мне это ни о чем не говорит… А что?

— Друг семьи. Это его квартира взорвалась, и я беспокоюсь за него…

Мне надо найти Плагга и Мастера Фу. По крайней мере, чтобы убедиться, что они в порядке… И чтобы забрать Кольцо, если это еще возможно. Быстро!

Я перехватываю подозрительный взгляд полицейского позади Нино, он выглядит заинтригованным нашим разговором. И я не решаюсь сказать больше. Еще несколько минут назад меня искала полиция, и вроде бы в новостях говорили о задержаниях. Значит, речь шла о Мастере Фу? Я не хотел навлечь на него неприятности!

Как я и боялся, полицейский приближается.

— Адриан Агрест, не так ли? Вы были в этом здании. Ничего не сломали?

— Нет, я в порядке, — настороженно бормочу я. — Благодаря Баблеру.

Хорошее настроение Нино улетучивается, он инстинктивно принимает важный вид. Полицейский недоверчиво усмехается трем акуманизированным.

— На этот раз они на нашей стороне, — поспешно добавляю я.

— Да, начальство только что передало приказ насчет акуманизированных. На данный момент только именуемый Изгнанником рассматривается как опасный и должен быть схвачен, — замечает полицейский. — Все наши силы будут перераспределены, чтобы обезопасить город, мы не можем сейчас проводить вас к отцу. Но я хотя бы скажу, чтобы его предупредили, что вы с нами. Тем временем вас осмотрит врач.

Я молча киваю, совершенно не торопясь возвращаться. Из-за моего побега отец наверняка ужесточил охрану особняка, и сбежать без помощи Плагга будет невозможно. Я собираюсь при первой же возможности ускользнуть от копов, но пока могу попытаться собрать информацию о Мастере Фу.

Полицейский кивает Баблеру, Антибаг и Невидимке, однако настороженно:

— Спасибо всем троим. Мы теперь займемся остальным.

Нино с сожалением улыбается мне:

— Ты в хороших руках, чувак. Я поговорю с Альей о твоем друге в красной рубашке. Ничто не ускользает от Леди Вайфай, она наверняка его найдет!

Горло снова сдавливает. Как, Алья тоже призвана?!

Баблер рассекает толпу, легким прыжком устремляется на крыши и исчезает. Положив руку мне на плечо, полицейский ведет меня к фургонам, припаркованным в стороне. Привыкший отрываться от телохранителей, я послушно подчиняюсь: если я хочу сбежать при первой же возможности, сдержанное поведение облегчит мне задачу. Если не считать Антибаг, которая снова вцепляется в мою руку. Когда я поднимаюсь в фургон, Хлоя пронзает полицейского взглядом:

— Я остаюсь с ним. Если вы не заметили, я дочь мэра, и это я попросила отца найти Адриана. Давайте, спросите ваше начальство! Кроме того, почему, вы думаете, я в этом наряде? Знайте, что Ледибаг лично снарядила меня защищать Адриана Агреста! Он уже чуть не умер на глазах ваших коллег, не может быть и речи, чтобы я его оставила!

Я растерянно вздыхаю. Это Хлоя, никаких сомнений. Всегда готова навешать лапшу на уши. И чем больше ей верят, тем масштабнее ее небылицы!

На мою беду, полицейскому некогда отвечать, его отвлекает сигнал рации. Он отходит на несколько шагов и включает рацию, не спуская с нас глаз. Я устраиваюсь на скамейке в фургоне, и Хлоя тут же садится рядом, по-прежнему вцепившись в мою руку. Внезапно появляется Сабрина — а когда она вообще исчезла? — и садится напротив нас, положив сумку на колени, неуверенная и полупрозрачная, словно ей сложно оставаться осязаемой. Она дергается, когда в ночи раздаются новые далекие взрывы. В десятый раз за несколько минут я инстинктивно сжимаю кулак и сожалею об отсутствии кольца.

Всё ли хорошо у Ледибаг? Кто сейчас с ней? От одной мысли о ней, окруженной акуманизированными, пусть они и союзники сейчас, я начинаю нервничать еще больше. Можно ли действительно доверять Бражнику? Что она об этом думает? А если Бражник в конце концов решит предать ее?

Пока меня сопровождают, я не могу ни сбежать, ни задавать вопросы без опасения, что Бражник услышит их и сделает собственные выводы — кто знает! Вдруг Бражник ненароком еще не в курсе, кто такие Мастер Фу и Ледибаг…

У меня раскалывается голова.

— Битва кипит. Вы должны идти туда, девочки. Я видел Изгнанника вблизи, уверен, ваша помощь будет неоценима!

Сабрина снова подпрыгивает, а Хлоя упрямо прижимается ко мне. Судя по белому ореолу, который снова пляшет у них перед глазами, обе на связи с Бражником. Антибаг машет ладонью перед носом, будто прогоняя насекомое.

— О, не настаивайте, Бражник! — вопит она. — Моя миссия закончена, и я не собираюсь участвовать в этой войнушке! Изгнанник появился из-за вас, вам и разбираться!

Я горько усмехаюсь. Как бы я хотел стать маленькой мышкой и подсмотреть реакцию Бражника на эту речь. Но почему он так наседает на Хлою? Разве он не может навербовать других акуманизированных? Может, этого недостаточно?

Неподалеку отсюда полицейский, по-прежнему разговаривающий по рации, сильно побледнел, как если бы узнавал всё более серьезные новости. Далекие взрывы становятся вдвое сильнее, до такой степени, что земля временами дрожит.

Плагг. Ледибаг!

Поставив всё на карту, я высвобождаюсь из объятий Хлои и хватаю ее за плечи, глядя прямо в глаза.

— Послушай меня очень внимательно, — твердо произношу я.

Как ожидалось, Хлоя тут же замолкает. Ореол Бражника исчезает.

— Сейчас ты уже не Хлоя Буржуа, дочь мэра. Ты Антибаг, отражение Ледибаг, столь же сильная и способная, как она. Но она в опасности и нуждается в тебе! Так давай — иди к ней!

Судя по воодушевленной искре, которая понемногу загорается в больших глазах Хлои, я сыграл на правильной струне. В конце концов, ее увлечение Ледибаг ни для кого не секрет, и, честно говоря, я ее понимаю. Кто ни разу не был очарован всем, что может совершить Ледибаг?

Я улыбаюсь с искренним восторгом, на сердце становится не так тяжело.

Подожди, моя Леди. Я найду Мастера Фу и Плагга. Обещаю! Я иду.

— Ты самая большая фанатка Ледибаг и даже самая известная! Каким может быть сейчас твой долг, как не защищать ее? Я верю, Антибаг, я рассчитываю на тебя, и уверен, она тоже. Я…

Две руки хватают меня за волосы, тянут вперед. Прежде чем я успеваю что-то сделать, я понимаю, что Хлоя целует меня. В губы.

Пораженный, я деревенею всем телом. Она вздыхает.

Наши губы разделяются с тихим хлопком. Она смотрит мне в глаза, ее голубой взгляд сверкает за красно-черной маской. Несколько мгновений мы молчим. Потом она моргает, с покрасневшими щеками хлопает ресницами. И появляется ее обычная кривая усмешка:

— Ладно, хорошо. Чтобы доставить тебе удовольствие, Адришу. Но сбереги это для меня, пока я не вернусь, окей?

Я теряю дар речи, дыхание перехватывает, мозг сломался. Что это сейчас такое было?

Сабрина напротив нас с восхищенной улыбкой на губах тихонько ерзает на скамейке. Я краснею, наконец, осознав ситуацию, и отодвигаюсь от Хлои, отводя взгляд. Она беззаботно поправляет прическу и выпрыгивает из фургона.

— Сабрина, пошли!

— Да-да, Хлоя…

Антибаг устремляется сквозь толпу. Но вместо того, чтобы последовать за ней, Сабрина наклоняется ко мне, открывая свою дамскую сумочку.

— Держи, Адриан. Бражник велел мне найти это и отдать тебе… так, чтобы никто не видел, и не задавая вопросов.

Она достает из сумочки отполированный предмет. Нам в нос ударяет сильный запах горелого дерева.

— Полицейские уже схватили ее. Я нашла ее только после взрыва. Сожалею, она немного пострадала, но я не имела права открывать ее… Надеюсь, всё хорошо.

Она сует предмет мне в руки. Я с изумлением узнаю коробочку с моим Камнем Чудес. Вдалеке вопит Хлоя:

— Сабрина, чем ты занимаешься? Шевелись! Ледибаг нужна моя помощь!

— Иду!

Я рефлекторно прячу коробочку в анорак.

— Бражник, в сущности, ничего мне не сказал. И я не уверена, что правильно всё поняла, но… — она посылает мне нерешительную улыбку. — …но скоро мы встретимся с тобой на поле битвы, да?

Я задерживаю дыхание и стараюсь прямо встретить ее задумчивый взгляд.

— Если Бражник решит завербовать и меня тоже, тогда да, конечно!

Сабрина моргает:

— Да. Конечно.

Она закрывает сумочку и в свою очередь выпрыгивает из фургона. Краем глаза следя за полицейским, поглощенным разговором по рации, она закрывает первую дверь.

— Раздвижная дверь слева от тебя не заперта. Мы с Хлоей отвлечем внимание. Это ненадолго, так что воспользуйся шансом для побега! — и пока ее фигура становится всё более прозрачной, словно иллюстрируя ее желание оставаться незаметной, она добавляет с заговорщицким видом: — Боюсь, никто из нас не вспомнит, что происходило во время нашей акуманизации. Впрочем, как обычно. Так что не беспокойся… Адриан.

Она хватается за вторую дверь и, перед тем как исчезнуть, двусмысленно улыбается:

— Действуй!

Хлопает вторая дверь, и я погружаюсь в полумрак. Несколько секунд спустя голос Сабрины удаляется, странно неестественный:

— Хлоя!!! Хлоя, подожди меня!!!

Ей тут же отвечает визгливый голос Хлои, почти столь же громкий, но обычный:

— Ну, надо же! Что ты там делала? Давай, шевелись!

— Да-да, Хлоя, иду-у-у-у!

Я хмурюсь. Видимо, это то, что Сабрина называет «отвлечь внимание» — в то же время она вопит так громко, что сейчас ее, наверное, слышит весь квартал.

Я вскакиваю с сиденья и прохожу в переднюю часть фургона, до указанной Сабриной двери. Осторожно приоткрываю ее, констатирую, что она выходит на пустынную и плохо освещенную улочку, напротив пожара и скопления народа. Я замечаю несколько машин скорой помощи и пожарных, но пока ни одного полицейского в поле зрения.

— Хлоя-я-я-я, ты идешь слишком бы-ы-ы-ыстро!

— Это ты слишком медленно! Поторопись, в конце концов!

Я выскальзываю из машины, оставив дверь открытой, и глубоко вдыхаю. Будто ни при чем, я прохожу несколько метров, которые отделяют фургон от полумрака улочки.

— Ладно, иди сюда, Сабрина. Хватайся, я потащу тебя на буксире. С помощью йо-йо будет быстрее!

— О-о-о-о-о, Хлоя, спаси-и-и-и-и-ибо! Ты классная!

— Знаю-знаю…

Едва зайдя на улочку, я откидываю капюшон и драпаю, как заяц. Бегу, не пытаясь экономить силы.

Что именно Бражник сказал Сабрине? И что она поняла сама?

Неважно. Уйти подальше от копов. Найти потайное место. Разбудить Плагга. Трансформироваться. Помочь Ледибаг.

Быстрее!

Коробочка в моем кармане словно жжет, настолько я одновременно боюсь и хочу ее открыть. Только бы с Плаггом было всё в порядке!

Я сворачиваю в темный тупик, прячусь в нише служебного входа какого-то магазина. С комом в горле и горящими легкими я достаю коробочку из кармана. Ее подпаленное дерево еще теплое.

Плагг!

Дрожа, я открываю шкатулку, страх скручивает внутренности. Меня тут же ослепляет зеленая вспышка. Знакомый надутый голос метает громы и молнии, сначала далекий, потом всё более отчетливый:

— …тогда ты, попадись мне только! Поверить не могу!

Ослепленный, я улыбаюсь из-под скрещенных рук. Если он ворчит, значит, с ним всё в порядке!

— Плагг! Ты не пострадал!

— О, оставь меня в покое, Адриан!

Коробочка вырывается из моих рук и летит мне прямо в лицо, я едва успеваю увернуться, застигнутый врасплох. Черная фигура Плагга порхает в полумраке, окруженная бледно-зеленым ореолом. Зависнув гораздо выше необходимого, с нацепленным на хвост Кольцом, мой квами сверлит меня изумрудным взглядом, сверкающим горечью:

— Ты обещаешь мне камамбер, и я всё еще его жду! Ты говоришь мне красивые слова, что я твой лучший друг, и что тебе точно будет меня не хватать, а потом прогоняешь меня вот так, без единого слова, даже не попрощавшись? Словно обычного бездомного кота? Ищи другого дурака!

Он гневно крутится, вне моей досягаемости. Пока мои глаза понемногу привыкают к темноте, я пытаюсь его поймать.

— Плагг, пожалуйста, я…

— Нет, нет и нет! Если хочешь трансформироваться, это не про твою честь! Не знаю, что там у тебя с этой историей с отъездом, но знай: право быть Носителем надо заслужить! И я слишком устал, чтобы выносить твои капризы! Кроме того, я голоден!

— Это как раз кстати, поскольку у меня есть камамбер в сумке и…

Я встревоженно опускаю взгляд. Моя сумка? Должно быть, она осталась в том доме… Блин!

Еще один взрыв раздается вдалеке.

— Плагг, мне жаль! Послушай…

— Нет!

— Бражник нас раскрыл. Ледибаг сражается с акуманизированным совсем одна. Значит, ее квами тоже в опасности. В последний раз, Плагг, помоги мне! Прошу тебя! Ради них!

Плагг застывает в воздухе. Мгновение спустя он уже возвращается на уровень моих глаз. Два изумруда подозрительно суживаются. Я прилагаю все силы, чтобы не отступить.

— Ну и? Чего ты ждешь? — вдруг раздраженно рычит он.

Его хвост щелкает в мою сторону, и я хватаю Кольцо на лету. Он пренебрежительно скрещивает руки:

— Объяснишь мне позже. Тикки рассчитывает на меня. Твой выход, Черный Кот.

Я в восторге хватаю его в ладони и прижимаю к себе, игнорируя оскорбленные протесты.

— О, старик, прошло всего два часа, но как мне тебя не хватало!

— Умпф, ладно, ладно! Прекращай подхалимаж!

С хлопком магии он исчезает из моих рук и вновь появляется — надменный, на почтительном расстоянии. Но его сияющий взгляд не может меня обмануть: он тоже счастлив.

— Пора начинать!

Я надеваю Кольцо, понимающе посмотрев на него.

— Плагг, трансформируй меня!

Меня затопляет магия Плагга. Со счастливым волнением я чувствую, как костюм Черного Кота закрывается на мне, защищающий и эластичный, как вторая кожа. Усталость и царапины не проходят, но когда я устремляюсь на приступ стены, прыгая от окна к окну, это вдруг — наконец — так же легко, как если бы я бежал по земле.

Я добираюсь до крыш. Ночной ледяной ветер хлещет меня, и я вдыхаю полными легкими. Париж сверкает огнями, нереально яркий из-за снега. Пахнет дымом, огнем, выхлопными газами, свежими снежинками, едва уловимым запахом разлившейся Сены, а главное, главное — свободой в чистом виде.

Ох, блин… Это пьянит. Мощное, волнующее. Неслыханно. Как давно я уже не ценил простую возможность трансформироваться? С первой недели? С первого дня?

Я устремляюсь сквозь ночь, ведомый шумом и вспышками света сражения. На моем пути стая белых бабочек слетается и разлетается по городу. Зрелище великолепно, но вызывает у меня нервную дрожь. Оглянувшись через плечо, я обнаруживаю, что одна бабочка упорно следует за мной. Я хмурюсь, раздираемый противоречивыми чувствами.

— И долго ты собираешься за мной следить? Займись лучше теми, кого акуманизировал. Если с ними что-нибудь случится, я обеспечу тебе дополнительную причину прятаться, поверь!

Бабочка продолжает лететь своим курсом, изящная и быстрая. Я презрительно фыркаю и продолжаю путь по крышам, одновременно пытаясь разобраться.

Бражник защищает меня, потому что я Черный Кот, потому что я могу помочь Ледибаг и потому что он любой ценой хочет уберечь наши Камни Чудес от этого «Изгнанника», этого акуманизированного, который вышел из-под его контроля. На данный момент, похоже, заключено перемирие. Кто бы мог подумать.

У меня на языке вертится слово, мешает мне сосредоточиться на предстоящей битве.

— Ты наверняка что-то замышляешь. Но как бы то ни было… Спасибо. За то, что вернул мне Плагга.

Бабочка не реагирует. Пожав плечами, я ускоряю бег к Марсову Полю, где, по-видимому, сосредоточились взрывы. Я улыбаюсь, успокоившись: увести врага на открытую площадку, в двух шагах от Сены, на разумном расстоянии от зданий и жилых районов — позволяет свести к минимуму сопутствующий ущерб. Узнаю одну из любимых тактик моей Леди.

С ней всё хорошо. Она контролирует ситуацию. А если у нее есть помощники, еще лучше!

Вдалеке раздается грохот — более мощный, чем когда-либо. Я распахиваю глаза.

Взрывы, до сих пор ограничивавшиеся Марсовым Полем, раздаются по всему городу. Столь многочисленные, что мне не удается их подсчитать. Повсюду возникают гейзеры пламени и искр. Одни из них так близко, что воздух становится горчим. Я инстинктивно перепрыгиваю с крыши на крышу, не пытаясь понять, откуда это исходит.

Еще взрывы следуют друг за другом — бесчисленные, повторяющиеся. Основание Эйфелевой башни исчезает в вихрях пламени. Взрывы поднимаются до первой площадки, словно огненные змеи, которые вытягиваются и сжимают искрящуюся башню.

Одна из ее ног обрушивается, разрезанная на кусочки, и всё сооружение шатается в темной ночи, потеряв равновесие. Башня гаснет — площадка за площадкой, потом наклоняется… Медленно, неумолимо. Взрывы продолжаются без перерыва — сильнее, мощнее, чем прежде.

Я леденею от ужаса. Еще несколько безжалостных взрывов. Вторая нога поддается. Я отсюда слышу, как стонут и скрежещут металлические перемычки. Сгибаются. Визжат. С сюрреалистичной, почти гротескной медлительностью башня начинает опрокидываться на кишащий людьми, запруженный город.

Я кричу с бессильным ужасом. Я ничего не могу сделать. Ничего!

— Нет!

Новая молния привлекает мой блуждающий взгляд: красная вспышка где-то на Марсовом Поле. Знакомая. И я почти слышу ее голос — даже на таком расстоянии.

 

«Чудесная Ледибаг!»

 

Словно фейерверк, в ночи раздается оглушительный гром. Неистощимый красно-черно-серебряный поток затопляет улицы и здания, охватывает всё пространство. Пожары исчезают под сияющей волной, последние взрывы замолкают. Взятая штурмом, шатающаяся стонущая масса башни колеблется и, наконец, застывает, неправдоподобно медленно выпрямляется. Перемычки срастаются, разрушенные ноги восстанавливаются. Это долго, невероятно долго, нудно, как никогда. Ни разу это не длилось столько. Никогда процесс воссоздания не казался мне таким медлительным и неуверенным.

Сквозь меня проходит волна божьих коровок, попутно исцелив несколько царапин. Я на короткое мгновение закрываю глаза, ослепленный. Когда я снова их открываю, Париж сверкает, понемногу освободившись от затопившего его дыма. Башня снова возвышается, ее невредимые ноги прочно укоренены в земле. Выполнив свою задачу, поток магии исчезает.

Спустя несколько бесконечных секунд башня зажигается, величественная, как никогда. Я ловлю себя на том, что снова начинаю дышать, а я даже не заметил, когда задержал дыхание.

Я прислушиваюсь, в ушах звенит, сердце барабанит в груди. После такого грохота в городе царит почти ошеломляющее спокойствие.

Ей удалось? Не так ли?

Я всматриваюсь в Париж и его огни, изучаю обычный гул уличного движения. Сирены по-прежнему воют, несколько пожаров остается тут и там, еще бодрые, несмотря на Чудесное Исцеление. Деталь, заставляющая меня опасаться, что его поле действия не обладает ни бесконечной протяженностью, ни всемогуществом.

Но этого было достаточно… не так ли?

Лишь тишина мне в ответ. С облегченным вздохом я сажусь на корточки, опираясь руками о бедра, и на несколько мгновений закрываю глаза. Ледибаг справилась. Надо, чтобы она справилась. Изгнанник усмирен, иначе она не пожертвовала бы предметом, созданным Талисманом Удачи. Зная, что через несколько минут это оставит ее беззащитной.

Беззащитной… И окруженной акуманизированными.

Сердце пропускает удар. И словно похоронным звоном звучит новый взрыв. Я в ужасе открываю глаза.

— Проклятье. Нет!

Город вдруг исчезает: электричество отключается. Посреди океана темноты Марсово Поле разрезают молнии и любопытные ленты света. В ночи разносится едва различимый, но достаточно громкий для моего острого слуха крик.

Мне кажется, я узнаю этот тембр среди тысяч.

— Моя Леди!

Я бросаюсь вниз.

 

Час -9

День -1

Час -10

 

— Это может сработать! Нам надо выиграть время, избежав сопутствующего ущерба, и это лучшее решение!

Новый взрыв раздается в нескольких метрах отсюда, сотрясая всё здание. Я рефлекторно съеживаюсь, укрывшись за вентиляционным коробом. У меня под ногами дрожит черепичная крыша, вокруг становится жарче, а запах серы — вездесущим.

Рипост даже не пошевелилась. Ее рубиновые глаза шарят в пустоте, похоже, она лихорадочно размышляет над моим предложением. Я с надеждой продолжаю излагать аргументы:

— Представь, что наш первый план провалился! Нам нужен план для отступления, и тут Пикселятор был бы идеальным акуманизированным. С ним стоит попробовать связаться!

Во время одного из патрулей Черный Кот рассказывал мне о параллельном измерении, где Пикселятор запирал своих жертв — о вселенной, в которой Черный Кот, впрочем, пробыл недолго, сумев сбежать с помощью Катаклизма. Не знаю, сколько времени подобная хитрость могла бы удерживать Изгнанника, но в нашей ситуации драгоценна каждая минута, которую он проведет вдали от Парижа и его жителей.

Рипост поднимает ко мне металлическое лицо и энергично кивает:

— Да… запасной план — это всегда хорошо.

Я посылаю ей одобрительный взгляд. Мы, наконец, на одной волне. Рипост делает шаг назад и садится на корточки в тени дымохода.

— Я поговорю об этом с Бражником. Возможно, он уже призвал Пикселятора.

Взгляд Рипост застывает. Перед ее бесстрастным лицом появляется белый ореол в форме бабочки, и я отворачиваюсь, всё еще неуютно себя чувствуя от того, что Бражник может так взаимодействовать с акуманизированными. Отложив мои априорные суждения о старом враге, я подношу руку к наушнику, который мне вручила Леди Вайфай — устройство, дарованное ее способностями, которое позволяет нам общаться друг с другом.

— Алья, ты нас слышала? Можешь нам помочь?

— Уже ищу! Пикселятора звали Венсан Аза, и он известен тем, что преследовал Джаггеда Стоуна по пятам. У Джаггеда в эти выходные концерт в Париже, возможно, Аза уже там!

Голос Леди Вайфай четко доносится до меня через наушник, но одновременно он приглушенно звучит с более далекого расстояния. Я тут же проверяю окрестности. К моему великому ужасу, я нахожу Леди Вайфай на соседнем здании, у основания телефонной антенны.

— Ты слишком на виду, вернись внутрь!

Ее руки снова и снова жестикулируют в пустоте, прогоняя светящиеся окна, чтобы вызвать другие. Сосредоточенная на строчках текста и голограммах, она совершенно забыла о том, что происходит вокруг: она легкая добыча для шальной пули или неудачного взрыва.

— Я делаю, что могу, Ледибаг! — гневно бросает она. — Сеть нестабильна после бурь Климатики, их помехи замедляют меня, а когда я в четырех стенах, становится еще хуже! Здесь, по крайней мере, я ловлю сигнал!

Недолго думая, я отхожу на несколько шагов, будто в поисках лучшего угла наблюдения. Встаю вне поля зрения Рипост, которая всё еще общается с Бражником, подношу руку к сумке и открываю ее.

— Вайзз, пожалуйста. Останься с Леди Вайфай, защити ее.

Квами колеблется покидать свое убежище:

— Ледибаг, ты уверена?

— Она моя подруга. И я уже не одна против Изгнанника, тебе больше не нужно присматривать за мной.

В конце концов Вайзз сдается. До сих пор он стремился сопровождать меня из верности хозяину, и несколько раз закрывал меня щитами, когда возникала необходимость. Но акуманизация Носителя явно вымотала его, и мне было бы спокойнее знать, что он в стороне от сражения.

— Договорились, Ледибаг.

Он исчезает. Десять секунд спустя я вижу, как зеленая молния располагается неподалеку от Леди Вайфай, которая, сосредоточившись на своих голограммах, ничего не замечает.

— У Джаггеда Стоуна действительно концерт в Зените в конце недели, два дня назад он остановился в одном из парижских отелей… Значит, Венсан Аза должен быть недалеко! Я запускаю поиск среди туристов, прилетевших на самолете на этой неделе…

Воспользовавшись затишьем, я поднимаю голову над коробом вентиляции и окидываю взглядом Марсово Поле. Наша операция по отвлечению по-прежнему действует: Изгнанник сражается с Разлучником, который летает вокруг и осыпает его стрелами — на этот раз заточенными. Хроногёрл не отстает, постоянно насмехаясь над врагом молниеносными атаками на роликах-вездеходах, которые играючи преодолевают обломки и пепел.

Отступив в угол площади, Каменное Сердце грызет удила, обернув каменные руки вокруг Рисовальщика, чтобы уберечь его от случайного снаряда. Нелегко было уговорить гиганта перестать швырять в голову Изгнанника машины, что при такой плохой видимости из-за дыма подвергало опасности остальных сражающихся. Натаниэлю пришла в голову хорошая идея попросить о защите, пока он заканчивает самый важный из своих эскизов.

По мере того, как стило скользит по планшету Рисовальщика, сосредоточенного и неутомимого, в небе над Изгнанником понемногу проявляется гигантский водный шар, замаскированный спиралями дыма, которые поднимаются от взрывов. Напрягши мышцы, я проверяю состояние Климатики, лежащей в укрытии дымохода. Она покрывает раны успокаивающим слоем льда и старается делать вид, будто всё в порядке, но ожоги, вызванные Изгнанником, наверняка сильно болят. От этой картины мои собственные раны начинает дергать сильнее.

Поскорее бы это закончилось. Как только Изгнанник будет обездвижен, я уничтожу его рюкзак, вызову Талисман Удачи и активирую Чудесное Исцеление. Мне невыносима мысль о раненых друзьях, и магия исцеления Тикки будет не лишней, чтобы позаботиться о них.

Не говоря уже об остальном городе… И Черном Коте, где бы он ни был. Потому что он жив. Плевать на намеки Изгнанника, Черный Кот жив.

Он должен быть жив!

— Вы… вы уверены, месье?

Неуверенный тон Рипост привлекает мое внимание. Судя по белому ореолу перед ее глазами, она по-прежнему на связи с Бражником. Я подозрительно хмурюсь. Вдруг торжествующе восклицает Алья:

— Нашла! Ким, ты должен сходить кое за кем!

— Опять? Я тут немного занят!

Я хватаю йо-йо, готовая устремиться вперед:

— Я заменю тебя, Разлучник. Ты дойдешь быстрее, чем мы пешком!

Меня грубо хватают за запястье. Я застываю с поднятым йо-йо.

— Рипост?

— Разлучник, остаешься на своей позиции, — говорит Рипост, бросая на меня едкий взгляд. — Мы все знаем, что Ледибаг не должна вмешиваться до финального наступления.

Остальные соглашаются. С поразительной силой Рипост вынуждает меня встать на колени рядом с ней, в укрытии за коробкой вентиляции.

— Когда ты покидаешь битву, Изгнанник экономит силы: он не такой быстрый, не такой агрессивный, его проще направлять. Но когда ты снова появляешься в его поле зрения, его ярость и силы удесятеряются, и он теряет всякое благоразумие. Климатика уже стала жертвой этого, не может быть и речи, чтобы кто-то еще испытал ту же участь.

Я молчу. Она права, и я прекрасно это сознаю. Но оставаться на запасной скамье — так противоестественно для меня!

— Он застал меня врасплох, — возражает Климатика у нас в наушниках. — Второй раз такое не повторится.

— Замолчи и береги силы на будущее, — тут же отвечает Рипост, не отводя от меня пронзительного взгляда. — Рисовальщик, ты на каком этапе?

— Еще пятнадцать секунд.

— Разлучник, Хроногёрл?

Раздается запыхавшийся голос Аликс:

— Мы еще контролируем ситуацию. Но не затягивайте!

— Хорошо. Разлучник, как только цель будет обездвижена, ты отправляешься на поиски нашего плана Б на случай, если мы ошибемся. Вайфай снабдит тебя всей необходимой информацией.

— Понял!

— Я нашла Венсана Азу на площади Трокадеро, — добавляет Алья. — Бражник начал переговоры с ним, Пикселятор должен стать дееспособным через две минуты.

— Климатика? — с беспокойством спрашиваю я. — Всё хорошо?

— Разберитесь сначала. Я должна говорить или все-таки молчать?

Я смущенно улыбаюсь, а Рипост тихо смеется:

— Ворчишь, значит, в порядке. Отлично.

Проходит несколько секунд, нарушаемых только звуками взрывов и задыхающимися восклицаниями Разлучника и Хроногёрл. А потом Рисовальщик сдавленно выдыхает:

— Я готов.

Я обмениваюсь понимающим взглядом с Рипост.

— Помните, — говорю я как ей, так и остальным. — У акуманизированных есть предмет-талисман, который является вместилищем энергии, даруемой Бражником. В данном случае это, вероятно, рюкзак у него на спине. Рисовальщик нейтрализует щиты Изгнанника, Климатика обездвиживает его, я вырываю у него рюкзак, чтобы Рипост его уничтожила. И тогда Мастер Фу снова станет собой.

Все соглашаются. Рипост просто моргает металлическими веками, и крошечное колебание в ее взгляде тут же исчезает. Я глубоко вдыхаю:

— Климатика? Твой ход.

Бывшая мисс Погода усмехается. Я вижу издалека, как она покидает свое убежище, чтобы взобраться на верхушку дымохода, держа дрожащий зонтик.

— Штормовое предупреждение, дамы и господа. Вас предупредили.

Рипост взмахивает шпагой, я — йо-йо, и вместе мы бегом поднимаемся по черепичной крыше.

— Когда будешь готов, Рисовальщик!

— Поехали! Шар сброшен!

Добравшись до края крыши, я устремляюсь в пустоту.

Марсово Поле разгромлено бурями и взрывами. В центре площади Изгнанник сражается с Хроногёрл и Разлучником, которые готовятся отступать по сигналу. Шар, созданный Рисовальщиком — гигантский — уже падает на Мастера Фу. С апокалиптическим треском он раскалывается надвое, и на Изгнанника обрушиваются потоки воды. Прибитый к земле, акуманизированный оглушен, дым его ауры смыт, промокший рюкзак странника давит на узловатые плечи.

Рядом со мной кричит прыгающая с крыши на крышу Рипост:

— Климатика, давай!

Та уже взмахнула зонтиком. С сардоническим хохотом она высвобождает стихии. Ледяной ветер, наполненный градом и снегом, возникает из ниоткуда и обрушивается на Марсово Поле, сразу же погасив еще оставшиеся пожары. Потоки воды тут же замерзают, и Изгнанник, который уже начинал выпрямляться, видит, как его движения замедляются, застывают, когда толстый слой льда пленяет его и удерживает у земли. С тяжелым сердцем я устремляюсь с последней крыши, готовая добавить трос моего йо-йо, чтобы еще надежнее обездвижить его.

И тут справа от меня щелкает серебристая вспышка. Я едва угадываю Рипост, которая, двигаясь с неожиданной скоростью, уже достигла открытого пространства Марсова Поля и мчится к эпицентру бури. По пути она толкает Хроногёрл. Разлучник едва успевает убраться с ее пути.

Шпага сверкает в темной ночи, направленная прямо на Изгнанника. И у меня внезапно возникает плохое предчувствие.

Она двигается слишком быстро. Но главное…

— Рипост… Рипост, НЕТ!

Она уже на месте, когда я только едва коснулась земли. Лезвие скользит, проходит сквозь лед, как сквозь бумагу. И вонзается в оставшуюся беззащитной грудь Мастера Фу.

— РИПОСТ!

Время останавливается. Остальные ошеломленно застывают. Ледяные водопады Климатики разлетаются на кусочки. Хроногёрл чуть не спотыкается. Рисовальщик роняет стило.

В ставшей оглушающей тишине Мастер Фу вскрикивает от боли, смешанной с изумлением. Расширившиеся белые глаза обращаются на шпагу, вонзенную в его грудь. Он слабо отбивается, но он бессилен, заточенный во льду.

Где-то, очень далеко, в моем наушнике звучит голос Леди Вайфай. Обеспокоенный, неуверенный.

— Друзья? Всё хорошо?

Рипост вздрагивает. Тяжело дыша от усилия, она вынимает лезвие, и на снегу, смешанном с пеплом, появляются красные полосы. Шпага поднимается над склоненной головой и беззащитной шеей Мастера Фу. Кровь стынет у меня в жилах.

— Хватит!

Мое йо-йо мчится вперед, оборачивается вокруг лодыжки Рипост. Лезвие опускается. Я сильно дергаю, не сдерживая сил.

— ПРЕКРАТИ!

Рипост скользит и растягивается в снегу, не в состоянии нанести еще один роковой удар. Вне себя, я отбрасываю ее в другой конец площади, в дымящееся здание. От удара на нее обрушивается целый кусок фасада. Я встаю между ней и Изгнанником, дышать больно.

Леди Вайфай продолжает звать, но никто ей не отвечает:

— Ледибаг? Кто-нибудь? Что происходит?

Я не могу не замечать тяжелого свистящего дыхания где-то позади меня. Я бросаю на Натаниэля одновременно умоляющий и повелительный взгляд:

— Сделай что-нибудь! Нарисуй перевязку или еще что, но останови кровь!

После долгого колебания он устремляется к раненому. Разлучник исчез. Я зову Хроногёрл — застывшую, ошалевшую.

— Иди помоги ему! Я удерживаю Рипост!

Хроногёрл вздрагивает и исчезает из моего поля зрения. Я слышу, как она у меня за спиной разрушает остаток ледяной тюрьмы Мастера Фу, испуганно бормоча:

— …всё будет хорошо, месье. Всё будет хорошо…

Ей отвечает слабый кашель. Рычание заставляет меня вздрогнуть. Рипост в ярости уже появляется из-под обломков. Я принимаю защитную позу, сердце колотится.

— ОСТАВАЙСЯ, ГДЕ СТОИШЬ!

Мне хотелось бы верить, что Бражник ведет двойную игру, что она одержима, действует против воли. Но белый ореол перед ее лицом исчезает, и, вскинув лезвие, она устремляется вперед.

— РИПОСТ, НЕТ!

Вспышка. Бег Рипост резко прерван кулаком Каменного Сердца, полностью контролируя свои силы, он без труда вдавливает ее в пыль и пепел. Обездвиженная, она рычит и кричит. Появившись из ниоткуда, Страшила спешит за Каменным Сердцем и обездвиживает вооруженную руку Рипост.

— Отпустите меня! Бражник прав: сейчас или никогда!

Не умея этого объяснить — может, дело в ее испуганном взгляде, ее отчаянии, ее ярости? — я чувствую, что ее не контролируют, что она полностью владеет своими возможностями. Мне вспоминается ее удивленный вздох, когда она разговаривала с Бражником несколькими минутами ранее.

«Вы… вы уверены, месье?»

До тех пор испуганная, теперь я чувствую, как во мне поднимается ужасающий гнев.

— Его рюкзак! Целиться надо было в его рюкзак! Рипост, что на тебя нашло?!

Рипост кривится со злостью и пренебрежением:

— Я сделала то, что надо было сделать! Посмей сказать, что ты и сама не поняла этого, Ледибаг!

— О чем ты?

— На Изгнаннике нет акуманизированного предмета. Он сам акуманизированный предмет!

Я застываю. Нет.

Нет!

— Что ты болтаешь? Откуда ты можешь знать? Подобное невозможно!

— Бражник сказал мне! Фу сам выбрал быть зараженным акумой напрямую, он стремился получить силу. Это было ясно, очевидно даже! Посмотри на него! Почему он тогда так могуществен?

— Бражник солгал! Фу — Хранитель, его худший враг! Он СОЛГАЛ тебе!

Нет. Нет. Это невозможно. Бражник строит козни. Бражник всё это сделал, чтобы устранить Хранителя. Достаточно было уничтожить рюкзак Мастера Фу, и всё было бы улажено.

Вот только во время атаки шпага Рипост распорола рюкзак. Этого могло бы быть достаточно. Но ничего не происходит. Всё не как обычно.

Это невозможно. Ужасно. Невыносимо. Поскольку, если Мастер Фу действительно акуманизированный предмет… Это значит, его надо уничтожить, чтобы прервать акуманизацию.

Значит… убить его?

— Ледибаг? Кое-кто требует тебя, я…

Я подпрыгиваю, застигнутая врасплох. Стоящая слева Леди Вайфай вопросительно смотрит на меня сожалеющим и растерянным взглядом. В ее ладонях неподвижно лежит Вайзз.

— Он говорит, что он с тобой? Он вдруг упал прямо рядом со мной. Я даже не видела, как он защищал меня, но… Он…

Мастер Фу раздирающе кашляет. Квами дрожит, потом кое-как поднимается.

— Мастер!

Его дрожащий взгляд переходит от Рипост ко мне, потом к лежащему прямо на земле Мастеру Фу. Он неуверенно взлетает с ладоней Леди Вайфай, садится на землю, усыпанную пеплом и льдом, в нескольких десятках сантиметров от Изгнанника. Старика, придавленного весом рюкзака, окружают Хроногёрл и Рисовальщик, который только что нарисовал импровизированную перевязку, которая уже пропиталась кровью. Его кожа теперь не черная, а серая и землистая, как холодный пепел. Красные прожилки на истощенных членах пульсируют лишь изредка. У него хриплое, свистящее дыхание.

— Мастер. Всё закончилось, а?

Мастер Фу вздрагивает. Его белый потерянный взгляд обращается на крошечного квами. Вайзз с дрожью вдыхает, а потом всхлипывает:

— Всё закончилось, Мастер. Всё закончилось!

Отрывистое дыхание Мастера Фу прерывается, на несколько бесконечных секунд он словно теряется во взгляде Вайзза, который начинает рыдать сильнее.

— Отдохните, Мастер!

Меня накрывает тошнота, и я вдруг остро осознаю присутствие Тикки — рядом, со мной. В безопасности. У меня наворачиваются слезы на глаза.

Ничто не должно разлучать квами и его Носителя. Ничто!

Изгнанник что-то шепчет на иностранном языке. Вайзз вдруг с ужасом вскрикивает:

— Мастер? Мастер! Нет!

Изгнанник делает резкий яростный жест. Я не могу понять — чтобы схватить Вайзза или, наоборот, оттолкнуть его. Всё еще быстрый, квами в ужасе отлетает.

— Мастер, не делайте этого!

Изгнанник снова что-то угрожающе шепчет. Волна энергии потрясает всю площадь. Хроногёрл и Рисовальщика отбрасывает назад, оглушает. Я спотыкаюсь, Леди Вайфай падает с изумленным криком. Вдали волна заставляет покачнуться Каменное Сердце и Страшилу, которая встревоженно тихо стонет. Несколько непрочных зданий на краю Марсова Поля рушатся.

Освобожденная Рипост, однако, не пытается встать, только вопит:

— Он начинил город бомбами. Он активирует их! Прикончите его! Немедленно!

Перед ее блуждающим взглядом снова появляется белый ореол. Игнорируя ее, я в крайнем напряжении подбираю Вайзза, пытаясь встретиться взглядом с Изгнанником, который по-прежнему бормочет.

— Мастер Фу? Что…

Вдалеке раздает гулкий грохот. Потом другие — неясные, бесчисленные. Я с ужасом обнаруживаю гигантские огненные гейзеры, которые один за другим возникают над крышами. Взрывы. Десятками. Повсюду до самого горизонта.

Еще звучит сирена тревоги, настойчивая как никогда.

— Мастер, нет! НЕТ!

Дрожа в моих ладонях, Вайзз рыдает. Прожилки на коже Изгнанника начинают ярко гореть, вызывая тревогу. Рядом со мной появляется Климатика с белым ореолом перед глазами.

— Бражник говорит, больше ничего нельзя сделать! Уходим!

Она без церемоний поднимает Леди Вайфай, чувствительным порывом ветра убирает Хроногёрл и Рисовальщика. Ударом зонтика обволакивает Мастера Фу толстой ледяной сферой.

— …это его немного задержит! Бегите!

— Ледибаг! Алья!!! Сюда!

Все подчиняются. Я замечаю появление Антибаг и Баблера, усевшихся на крыше ближайшего здания. От этого зрелища Леди Вайфай сильно бледнеет.

— Нино? Уходи! БЫСТРО!

— Без тебя — нет!

Проведя пальцем по экрану мобильника, Леди Вайфай вызывает летающую доску и мчится сквозь ночь. С болью в сердце я собираюсь забросить йо-йо, чтобы в свою очередь уйти, когда мой взгляд привлекает вспышка.

Поток пламени окутывает ноги Эйфелевой башни, поднимается до первой платформы, становясь сильнее с каждым новым взрывом. Сооружение дрожит, шатается. Когда третья нога ломается, вся башня начинает рушиться, угрожая городу внизу.

Где-то на крышах кричит Леди Вайфай:

— Ледибаг! Сюда!

У меня нет времени на раздумья. Посадив Вайзза на плечо — в надежде, что ему хватит сил там удержаться, — я хватаю йо-йо.

— ТАЛИСМАН УДАЧИ!

Магия Тикки окутывает меня, устремляется в небо, материализуется. Созданный предмет падает в мою протянутую руку — лук.

Я даже не пытаюсь понять. Эйфелева башня падает. Звучат взрывы — еще и еще. Весь горизонт окрасился в цвет пламени.

— ЧУДЕСНАЯ ЛЕДИБАГ!

Брошенный в воздух лук взрывается. Красно-черно-серебристый поток покрывает Марсово Поле, устремляется во все прилегающие улицы. Звучат еще несколько взрывов, потом воздух наполняет ужасающий грохот. Здания воссоздаются, пожары гаснут.

Эйфелева башня прерывает падение, выпрямляется — медленно, с трудом. У ее ног пожары Марсова Поля исчезают, а толстые металлические перемычки сгибаются, искривляются, вытягиваются, пока не образуют новый остов, прочный и надежный.

Процесс воссоздания кажется мне бесконечным. Поток энергии несколько раз проходит через меня, закрывает раны, успокаивает ожоги, потом затухает. Но я с ужасом обнаруживаю, что не полностью исцелена. Щеку еще дергает. Удар Мастера Фу всё еще чувствуется на ребрах.

Тикки достигла предела своих возможностей.

Когда поток божьих коровок исчезает, Эйфелева башня прочно стоит, почти невредимая. Словно ни в чем не бывало, на ней загорается иллюминация. Марсово Поле вернуло себе зелень, но большинство кратеров осталось. Я больше не слышу взрывов на горизонте, небо снова стало чернильно-черным. И всё же я боюсь худшего.

Царит мертвая тишина. Союзники на соседних крышах приближаются ко мне, но я жестом прошу их не двигаться.

В центре площади созданная Климатикой ледяная сфера по-прежнему на месте. Нетронутая. Я осторожно приближаюсь на несколько шагов.

— Мастер Фу?

Никакого ответа. Никаких признаков жизни. Ничего. Я неуверенно смотрю на Вайзза, вцепившегося в мое плечо.

— Ты что-нибудь чувствуешь?

Квами не двигается, распахнув глаза. А потом нервно кивает:

— Он… Он жив.

Возле уха звучит первый знакомый писк. Не больше нескольких минут. Держа йо-йо как щит, я приближаюсь еще. За слоем льда я ничего не вижу. Я протягиваю руку к молчаливой сфере.

— Мастер Фу? Вы слышите меня? Это…

Рычание. Удар. Мое плечо хватает рука. Сжимает. Сильно. Вайзз вскрикивает:

— Ледибаг?!

Рука тянет меня назад, оттаскивает на несколько метров. Я качусь по земле, прежде чем мне удается прыжком встать на ноги, сердце бешено колотится.

Кто-то кричит:

— Беги! БЕГИ, ЛЕДИБАГ!

Я выпрямляюсь, уже готовая отразить удар. Изучаю ледяную сферу. Нетронутая.

А потом смотрю на того, кто встал между сферой и мной. Со знакомым пронзительным голосом. В гневе она подбегает и снова отталкивает меня.

— Уходи!

Леди Вайфай.

Алья.

— Осталось всего четыре минуты! Чего ты ждешь, дура? Беги, прячься! Прячься, пока еще можешь!

Я смотрю на нее, не понимая. И, наконец, осознаю, что ореол, который пляшет перед ее странно неподвижным взглядом, на этот раз не белый, а фиолетовый.

— Бражник?!

Карминовые глаза Вайфай сверкают ледяным гневом.

— Что на тебя нашло использовать Талисман Удачи! Теперь всё надо делать заново! И через несколько минут ты станешь никем! Если он найдет тебя тогда, всё кончено!

Леди Вайфай поворачивается ко мне спиной и взмахивает мобильником. Из небытия возникает голографическая информационная стена, заняв добрую часть площади. От ее толчка с экрана вырывается поток значков — тех, что она обычно использует, чтобы заблокировать дверь или остановиться нападающего.

— Уходи! Я задержу его, насколько смогу!

Значки покрывают сферу, оборачиваются вокруг нее. Но словно реагируя на эту угрозу, лед вдруг трескается. Сквозь трещины вытекает плотный черный дым, слишком знакомый. Поднимается оглушающее шипение. Кровь застывает.

Алья. Ее убьют.

Бражник ее убьет!

— Не вмешивай в это Алью!

— Прочь с моих глаз, Ледибаг!

Одна из лент данных отделяется от голографической стены, материализуется в летающую доску. Она с разгону врезается в меня и уносит прочь.

— Климатика! НИНО!

Но остальные акуманизированные на крышах остаются странно безжизненными. Очертания их костюмов дрожат вокруг них, словно готовые раствориться.

— АЛЬЯ!

Я паникую. В нескольких шагах от Альи, сверкая, дрожит шар.

Потом взрывается.

Взрыв опустошает площадь, поглощает голографическую стену — и Алью. Летающая доска исчезает почти сразу же. Ударная волна бросает меня на землю. Ослепленная, я изо всех сил стараюсь удержаться, чтобы меня не унесло волной горячей серы.

Едва ударная волна затухает, как я кое-как выпрямляюсь и всматриваюсь в туман; сердце колотится, меня сотрясает ужасный приступ кашля. Воздух такой тяжелый, что трудно дышать, но мне наплевать. В ушах звенит, но вопреки всему, мне кажется, я слышу паникующий голос Нино где-то на крышах:

— АЛЬЯ!

К моему великому ужасу, центр площади изуродован громадным кратером. Никого не видно.

Ни Мастера Фу.

Ни Альи.

Мне хочется закричать, но голос изменяет мне. Глаза болят и наполняются слезами, я чувствую, как силы оставляют меня. Бесповоротно.

— Ледибаг… Слушай! — шепчет Вайзз.

Сотрясаемая немыми рыданиями, я невольно прислушиваюсь.

— Слушай!

И, наконец, я слышу. Другой кашель. Сильный, странно знакомый.

Я ищу в дыму и пепле. Вдалеке, справа от меня появляется лежащая фигура. Ставшим неосознанным движением запястья я выставляю щит с помощью йо-йо, держась начеку.

Пока не различаю черно-фиолетовый костюм. Рыжие волосы, пропитанные кровью. Растерянные карминовые глаза за черной полумаской, которые становятся немного пронзительнее, когда встречаются с моими. И вздох облегчения эхом моему.

Леди Вайфай неуверенно протягивает в моем направлении руку в перчатке, бормочет:

— Здесь. Она… здесь.

Кашляет не она, а тот, кто держит ее на руках. Алья улыбается. Она хлопает своего спасителя по груди и иронично заявляет мне:

— Найден. Обещание выполнено.

После чего закрывает глаза, ее голова падает. Тот, кто держит ее, поудобнее обхватывает ее за плечи, кажется, проверяет ее неровное дыхание. Потом, встает, пошатываясь, Алья неподвижно лежит у него на руках. Между двумя приступами кашля, он хрипит полным надежды голосом:

— Ледибаг?

Его черный костюм. Его коротко звякнувший колокольчик.

Его зеленые глаза, слезящиеся из-за дыма. Его неуверенная улыбка.

Его голос:

— Моя Леди?

Я улыбаюсь:

— Кот!

Зеленые глаза расширяются.

— БЕРЕГИСЬ! — кричит он.

Грохот. Горячий порыв ветра позади меня.

Я разворачиваюсь. Черный кулак, окутанный туманом, обрушивается на мой щит.

Два белых глаза сверкают яростью.

— Освободи Тикки.

Удар. Боль.

— ЛЕДИБАГ!

Небытие.

“Mercury” — Sleeping At Last — https://youtu.be/pNUR0fOMpCs

 

Rows of houses

Sound asleep

Only street lights

Notice me

I am desperate

If nothing else

In a holding pattern

To find myself

Ряды заснувших домов,

Только фонари

замечают меня.

Я в отчаянии,

но если бы только это…

В бесконечном кольце,

пытаясь найти себя.

 

День -1

Час -15

 

— У тебя еще есть выбор, Черный Кот.

Мы в сердце Парижа, однако звуки города — его жизнь, его движение — сейчас лишь фоновый шум.

Думаю, я понимаю, почему Мастер Фу поселился здесь. В этом внутреннем дворике, окруженном старыми зданиями и глухими фасадами, мы как будто одни в целом мире. Возможно, он принимал других Носителей здесь — на свежем воздухе и в то же время вдали от нескромных взглядов? Впрочем, сколько их было до нас — Носителей? Кто они были, где они сегодня? Поскольку Бражник тоже держатель Камня Чудес, означает ли это, что есть и другие активные? Кроме Божьей Коровки и Черного Кота?

Прошло уже больше года, как я познакомился с Плаггом. Он всегда избегал моих вопросов…

День клонится к закату. Снег мягко падает, легонько покалывая голую кожу щек, едва слышно касаясь ткани моего костюма. Сидя на моей ладони, затянутой в перчатку, Тикки смотрит на меня большими голубыми глазами, одновременно грустными и полными надежды. Ее невинная улыбка первых минут бесповоротно исчезла.

— Мастер Фу сказал тебе, не так ли? Что можно разбудить другие Камни Чудес? Ледибаг не останется одна после твоего отъезда. Она всегда может рассчитывать на поддержку квами, которые еще спят в Шкатулке.

Я согласно киваю — в горле стоит ком, и я не в состоянии говорить. Она настойчиво продолжает:

— Ты знаешь, что можешь оставаться Черным Котом, даже если покинешь Париж на какое-то время. Ты же вернешься рано или поздно, не так ли?

Я с горечью улыбаюсь, и надежда оживает во взгляде Тикки.

— Да, — бормочу я. — Мастер Фу сказал мне также, что Плагг и ты — особенные квами. Вы «Звезды», тогда как остальные… «Армилляры», менее могущественные. И Катаклизм — сила, которой нет равных среди ваших. Это правда?

Тикки немного сжимается в моей ладони, но не моргает.

— Да. Это правда.

— Тогда я не могу уехать с Черным Котом. Я не хочу. Слишком часто Катаклизм спасал положение, и Бражник может удвоить усилия, если поймет, что меня нет. Я не могу рисковать, оставляя ее с менее способным напарником.

Усики Тикки падают, выражая смятение. Она такая маленькая, по сравнению с Плаггом. В это мгновение она разбивает мне сердце.

— …И потом, если Черный Кот останется, это почти как если бы я остался с ней, понимаешь?

Тикки горестно кивает, и я чувствую, что она не верит моим словам. Не могу ее в этом винить, я сам нахожу их довольно-таки пафосными.

— Отказаться, чтобы защитить ее. Это в самом деле единственный мотив, Черный Кот?

Вначале я молча смотрю на нее, приподняв брови, притворяясь удивленным. В высоком воздушном голосе Тикки звучит словно нотка сомнения, и я понимаю, что она знает.

Ей очень много лет. Она встречала куда больше Носителей Камней Чудес, чем я могу представить. А отсюда лишь шаг до предположения, что подобное уже происходило. И судя по ее взгляду, она запрещает мне лгать. Я вздыхаю, сдаваясь:

— Нет. Мастер Фу сказал мне о цене. И думаю, я предпочитаю забыть. Просто-напросто.

Я не хочу жить с пониманием, что я потерял. Я знаю, что такое столкнуться с чьим-то отсутствием. И даже если то, что я испытал рядом с Ледибаг — одни из самых счастливых моментов в моей жизни, даже если Черный Кот стал тем, что я считаю своей настоящей натурой, я недостаточно силен или недостаточно храбр, чтобы расстаться с этим и выносить сожаления, связанные с разлукой.

— Прости.

Однако я старался подготовиться. Я пытался смириться до того, как поговорил с Ледибаг — в течение недель, когда отец намекал на наш возможный отъезд. Теперь, когда я знаю, что мой отказ подразумевает потеряю памяти, я желаю лишь одного: чтобы это произошло быстро. Чтобы я ничего не заметил.

Вместо того, чтобы снова потерять дорогое существо — Плагга, Ледибаг — и жить с этим страданием, я выбираю забвение и принимаю его даже с облегчением. В это мгновение горло перехватывает так, что слезы выступают на глазах.

Я трус.

Я слаб. Это недостойно Черного Кота.

«Ваш симбиоз разрушен. Мысленно ты уже уехал».

Да, Мастер Фу говорил жестко, но он прав. Мне пора поставить точку.

Два теплых кружочка — еще меньше, чем лапки Плагга — ложатся на мой лоб.

— Ты не должен извиняться, Черный Кот, — успокаивающе шепчет Тикки. — Ты человек — сильный, но способный ошибаться, как те, кого ты был призван защищать. И к тому же такой юный. Ты еще совсем котенок…

Она прикасается своим лбом к моему. Если она и не мурлыкает, как Плагг, то издает забавное, едва различимое жужжание. Успокаивающее.

— Ты был избран за достоинства, но также и за слабости и ошибки. За то, что они внесут в твои решения. И потому что они могли быть источниками проницательности, скромности, человечности и развития. До самого конца, сделай их предметом гордости, а не поводом для стыда. И когда воспоминания исчезнут, я от всего сердца желаю тебе, чтобы эта уверенность навсегда осталась выгравированной в твоей душе. Ты был Черным Котом и будешь им всегда.

Я мужественно сдерживаю слезы. Я знаю, Ледибаг наблюдает за нами из окна слева, из той комнаты, в которой Вайзз просил ее подождать. Мне приходится заставлять себя не поворачиваться, не рисковать увидеть ее.

— Она должна знать, Черный Кот. Ей надо сказать, что твой отъезд перенесен. Не думаю, что Плагг сказал ей об этом. И она точно захочет попрощаться с тобой.

Тикки отстраняется, и мне, наконец, удается встретить ее взгляд, грустный как никогда.

— Хочешь, чтобы я ей сказала?

— Нет. Я сам, — поспешно отвечаю я.

Она молча кивает:

— Если тебя это утешит, случались куда худшие расставания. Да, куда худшие…

Ее взгляд затуманивается, и у меня пересыхает в горле. Порой, когда Плагг бывал в хорошем расположении — особенно с полным желудком, — он рассказывал мне про других Черных Котов. У него никогда не иссякали подробности и похвалы их военным или политическим подвигам, или, к моему расстройству, «романтическим похождениям». Но о чем Плагг не упоминал ни единым словом, так это об их исчезновении.

Мне случалось застать, как он бормотал во сне. Пару раз Плаггу даже снились кошмары: я слышал, как он просил, умолял о прощении у моих предшественников. Его дрожь, отчаянный писк убедили меня не настаивать: я говорил себе, что, возможно, однажды он расскажет мне об этом, когда будет готов. Но я прекрасно осознаю, что большинство Черных Котов не умирали своей смертью — старыми и беззубыми, в кровати, в окружении близких. Логично предположить, что и Ледибаг — тоже.

Отсюда происходит странная умиротворенность, которую я читаю в сожалеющем взгляде Тикки.

— На этот раз вы, по крайней мере, сможете попрощаться. Это хорошо.

Она устало улыбается мне. И хотя на меня давит чувство вины, мне не хватает духу возразить ей. Я в последний раз кланяюсь ей, отчасти по привычке, отчасти, чтобы избежать ее внимательного взгляда.

Поскольку мое решение с этого утра не изменилось: я ничего не скажу Ледибаг. Ничего. Как попрощаться с ней, не рискуя опозориться? На это мне тоже не хватает смелости. Я предпочитаю, чтобы она обижалась на меня, чем показать ей мои слабости — ей, такой сильной. Я хочу, чтобы она помнила надежного и уверенного Черного Кота.

— Я счастлив, что смог познакомиться с тобой лично, Тикки. Пожалуйста, позаботься о ней.

Я не передаю ей извинений.

Я знаю, Ледибаг не простит меня.

Не зная, что меня терзает, Тикки смеется:

— Позабочусь. Я тоже, Черный Кот, была счастлива познакомиться с тобой. Плаггу очень повезло с тобой… И твоей Леди тоже.

 

I talk in circles

I talk in circles

I watch for signals

For a clue

Я повторяюсь,

Я повторяюсь,

Я жду сигнала,

Доказательства…

 

Час -9

 

На парижских улицах царит необычная тишина. Машины брошены, где придется, с открытыми дверями, порой с ключами в зажигании. Они толпятся длинными беспорядочными линиями на улицах, оставленные прямо посреди перекрестка или возле погашенного светофора. Несколько зданий дымятся, несмотря на Чудесное Исцеление. Другие грозят вот-вот обрушиться.

Большинство окон занавешены, магазины закрыты, а у некоторых торопливо опущены металлические шторы. Жители, однако, находятся там — за дверями и ставнями: я чувствую их, иногда даже слышу их шепот — нервный, испуганный. Но на улицах — ни одного прохожего, ни одной собаки, ни одной кошки. Электрическая сеть не выдержала — или же ее отключили на случай, если будут еще взрывы? В любом случае, никогда еще не было так темно.

За несколько часов Париж стал городом-призраком с искрящимися снегом крышами. Окутанная дымом луна — единственный источник света, на который может опереться мое острое зрение.

В этой давящей тишине мое учащенное дыхание кажется громким. Сердце бешено стучит в барабанных перепонках, в которых всё еще звенит от криков моих друзей.

И ее зова — душераздирающего, недоверчивого, облегченного.

«Кот!»

Ледибаг. Я снова вижу ее, захваченную врасплох после взрыва, пораженную моим появлением. Быстрая, но недостаточно, перед Изгнанником, который коварно подловил ее. Разрушительная атака акуманизированного, щит йо-йо, лишь частично поглотивший удар. Сила столкновения, ее полет — снова, как немногим ранее, когда она пыталась меня защитить, когда я был лишь Адрианом.

И она потеряла сознание. Что с ней стало бы, если бы Каменное Сердце не загородил ее? Если бы Рипост и Климатика не вмешались, чтобы помочь ей, если бы не последовали остальные?..

Я снова вижу, как Баблер — Нино — подходит забрать Алью, лежащую без сознания у меня на руках. Я вижу встревоженное лицо моего друга, когда он без конца бормотал:

«Спасибо, Черный Кот… Спасибо!»

Разлучник — Ким — с быстротой молнии вернулся на Марсово Поле, неся Пикселятора.

«План Б, ребята!»

Немного растерянный, однако готовый к сражению Пикселятор. Климатика, раненая, но еще бодрая, увлекающая за собой остальных. Рисовальщик, лихорадочно рисующий, создавая оружие, сети, веревки, щиты и не знаю что еще, чтобы сражаться с врагом. Хроногёрл и Антибаг, уже атакующие. Каменное Сердце, без колебаний бросающийся в битву с крошечной Страшилой на спине, свистящей и рычащей.

Баблер, оставшийся в стороне с едва пришедшей в сознание Леди Вайфай, но не прекращающий создавать защитные пузыри для друзей.

Они действовали по собственной воле, но некоторые сохраняли перед глазами белый ореол, словно на постоянной связи с Бражником.

Резкий настойчивый тон Рипост — Кагами, — когда она прогоняла меня взмахом руки.

«Унеси Ледибаг! Мы отвлечем его, пока она не восстановит силы!»

Я бегу наугад, куда глаза глядят, у меня в голове всё перемешивается. Всё произошло слишком быстро. Я мало что понял. Некоторые говорили между собой об Изгнаннике, другие — о Мастере Фу? Почему? Откуда они его знают, где он?

Тяжело дыша, я прислушиваюсь, потом бросаю взгляд через плечо. Марсово Поле вдали затихло. Я так понял, они рассчитывали на Пикселятора, чтобы заключить Изгнанника в параллельной вселенной. Удалось ли им осуществить свой план? Насколько это его задержит? Знают ли они, какой опасности подвергаются?

Я пытаюсь разобраться во всем, что навалилось на меня. Беспристрастно, придерживаясь имеющихся на данный момент фактов.

«БЕГИ, ЧЕРНЫЙ КОТ!»

Я крепче сжимаю замерзающее тело. О больнице не может быть и речи — нет времени, и небезопасно для наших личностей. Нужно найти аптеку и что-нибудь для восстановления энергии Тикки.

Ледибаг. Сначала поместить Ледибаг в надежное место. Прежде чем она…

Раздается слишком знакомый писк. Сжав зубы, я ускоряю бег. Беспристрастным. Оставаться беспристрастным!

Сейчас я достаточно далеко от Марсова Поля. Я спускаюсь с крыш, приземляюсь на улочке и бегу между брошенными машинами в поисках доступного магазина. В который раз бросаю взгляд на нее, свернувшуюся в моих руках. У нее медленное, но размеренное дыхание. Закрытые веки под маской трепещут, как если бы ей что-то снилось. Ожог на правой щеке кажется поверхностным, возможно, частично вылечен Чудесным Исцелением. Вроде бы у нее нет переломов и серьезных ран, но как быть в этом уверенным после удара, который она получила?

Я вижу атаку — снова и снова, и одно только воспоминание вызывает у меня тошноту.

Сила взрыва, когда я схватил Алью в охапку, едва успев вытащить ее из эпицентра.

Горячий воздух на моей коже, в сжавшихся легких, когда наполовину в прыжке, наполовину отброшенный ударной волной, я изо всех сил вытаскивал нас из пекла. Нехватка кислорода, мой кашель время от времени, затуманенные слезами глаза.

Мой глухой дрожащий голос, когда я пытался найти напарницу. Отрешенный смешок Альи, находящейся в полубессознательном состоянии.

«Она там».

Изумленное лицо Ледибаг, потерявшейся среди спиралей дыма. Предательский писк ее Сережек.

«Кот!»

Она едва успела улыбнуться мне, как Изгнанник уже набросился на нее. Массивнее, чем когда-либо, в своем саване из тумана, с белым пустым взглядом. Смертоносный.

Если бы я оказался там раньше! Если бы я не отрекся от Плагга!

— …Моя Леди… Прости!..

Словно в ответ на мой шепот, возле моей груди раздается еще один писк — резкий, предупреждающий. Повторяющийся. Внутренности скручивает. Сколько уже было с тех пор как…

Мое внимание привлекает свист. Нас охватывает знакомый вихрь. Красно-серебристый свет растекается и ослепляет меня, и я инстинктивно закрываю глаза.

— Нет!

Я резко останавливаюсь, меня заносит на свежем снегу, и я застываю, тяжело дыша. Тишина становится оглушающей.

Мои глаза закрыты, но остальные чувства невольно обостряются, словно под действием непреодолимого любопытства. В моих объятиях она столь же легкая, неподвижная, беспомощная. Ее дыхание едва различимо. Щеку по-прежнему щекочут ее волосы, мягкие, но испачканные пылью и пеплом. Под левой рукой и рядом с грудью я чувствую уже не гладкое прикосновение костюма, а шершавую неровную плотность анорака. Под правой ладонью, которая поддерживает ее колени, шероховатое прикосновение штанов, возможно, джинсов.

Я стою неподвижно, не в состоянии дышать, не в состоянии думать.

Не открывай глаза. Нет. Не открывай глаза. Не смотри на нее.

Не сейчас. Не так.

Нет…

— Черный Кот?

Я дергаюсь, одновременно удивленный и успокоенный голосом Тикки. Невольно приоткрываю веки и тут же снова закрываю, в горле пересохло. Я ничего не видел, ничего, кроме темной улочки, заваленной снегом. Если вдруг жители следят за нами из окон, отключение электричества на благо: такую темноту в состоянии преодолеть только мои кошачьи глаза, никто не мог увидеть снятие ее трансформации.

— Черный Кот. Надо идти дальше. Открой глаза!

Нет! Я не хочу знать. Не когда она без сознания. Не когда она не может ничего сказать. Она наверняка обижена на меня за то, что я бросил ее, не предупредив, я не предам ее во второй раз. Тем более таким образом!

Я немного съеживаюсь, охваченный терзаниями. Судя по голосу, который перемещается туда-сюда, легкий и озабоченный, Тикки нервно летает между нами. Она замолкает на несколько секунд, и сквозь веки проникает короткая вспышка. Знакомый поток энергии — словно эхо Чудесному Исцелению? — проходит через неподвижное тело. Я слышу, как квами шепчет, вероятно, склонившись над ней:

— У нее треснуты два ребра. Вывих запястья. Легкое сотрясение. У меня не получается ее разбудить… Черный Кот, ты нужен ей.

Я знаю. Но я парализован.

Тикки снова резко поворачивается, потом останавливается справа от меня на почтительном расстоянии, где-то на уровне моего лица.

— Черный Кот!

Я вздрагиваю и мотаю головой. Я не могу думать. Всё слишком быстро. Подожди. Подожди.

— Черный Кот. Пожалуйста. Посмотри на меня.

Я колеблюсь. Потом глубоко вдыхаю и поднимаю голову, после чего приоткрываю глаза. Я заставляю себя не опускать взгляд на Ледибаг, и смотрю прямо в глаза Тикки. Ее голубые радужки сверкают, слегка затуманенные. Она кажется истощенной.

— Сейчас не время для тайн, и ты это знаешь.

Я немного отвожу взгляд и отступаю с испуганным вздохом. Тикки нарочно это сделала? Я отражаюсь в витрине позади нее. И темнота не настолько густа, чтобы спрятать от меня полностью открытое лицо той, кого я держу на руках.

Тикки говорит, имя падает словно нож гильотины. В ушах шумит. Зрение мутнеет. Я снова закрываю глаза, но слишком поздно. Я сильнее сжимаю неподвижное тело. Горло сдавливает, не понимаю почему — мне плевать.

— …нужен ей.

Мне просто не удается проанализировать информацию. Она крутится, крутится в моей голове, отражается и прыгает вокруг меня. Тело в моих руках становится невероятно тяжелым. Лицо — бледное и невыразительное — словно застыло на моих веках, неописуемое.

Я знаю это лицо. Я слишком хорошо его знаю.

Когда я, наконец, вдыхаю, охваченный головокружением, я с изумлением чувствую, как по щекам текут слезы. Я опустился одним коленом на землю — когда? — и холод снега уже проникает до кожи. Неподвижная в моих объятиях, она кажется мне бесконечно хрупкой. Ее лицо вне поля зрения прижимается к моей груди. Прежде чем я успеваю понять, что происходит, мои губы оказываются у нее на лбу. Зажмурившись, я сдерживаю рыдания.

И всё возвращается ко мне. Нежность и тепло ее кожи под моими ледяными губами. Едва уловимый запах, который пепел не может скрыть от моих обостренных чувств. Мягкость и теплота ее волос, когда моя рука в перчатке зарывается в них, поддерживая ее голову.

Это она. Она, кого я сжимал в объятиях во дворике Мастера Фу, не сумев удержаться.

Она, кому я прошептал то, что поклялся никогда ей не открывать, поскольку это наверняка исчезнет вместе с воспоминаниями Черного Кота.

Она, от кого я сбежал как трус, умирая от стыда и горя, не в силах дождаться ее ответа, зная уже, что он будет отрицательным.

Я, наконец, опускаю взгляд, ласкаю ее безмятежное лицо кончиками когтистых пальцев. Несмотря на то, что ее трансформации спала прямо в моих объятиях, я всё еще с трудом в это верю. Когда Тикки снова окликает меня, напряженность в ее голосе производит на меня эффект электрошока.

Она здесь. Рядом со мной. На самом деле, она всегда была рядом со мной. Слишком очевидно. Когда я осознаю, насколько иронична ситуация — и насколько прекрасна, — я наивно улыбаюсь сквозь слезы.

Ты была рядом с самого начала, Ледибаг.

 

Маринетт.

 

How to feel different

How to feel new

Like science fiction

Bending truth

Как почувствовать себя другим,

Как почувствовать себя новым,

Словно научная фантастика,

Которая преобразовывает правду.

 

День -??

 

— Ты блефуешь, это опять иллюзия!

— Вы правда хотите проверить?

Вольпина одаривает нас презрительной и плотоядной улыбкой с вершины Эйфелевой башни. Потихоньку, палец за пальцем она ослабляет хватку на запястье Адриана — заложника, подвешенного над пустотой. Она так горда своей уловкой, гнусной и чертовски умной. Но ей не повезло с тем, что она выбрала жертвой единственного в мире человека, за которого можно не беспокоиться. Какая ирония, я почти мурчу!

Я собираюсь броситься к Вольпине. Чтобы атаковать, пока у нее заняты руки и она думает, будто находится в выгодном положении. Эта гонка была милой, но пора с ней заканчивать!

— НЕТ!

Я подпрыгиваю от этого крика ужаса, чуть не разжав хватку и не слетев кубарем в пустоту. Ледибаг слева от меня уже подносит руку к серьгам. Готовая уничтожить силу, позволившую ей забраться сюда. Словно совершенно забыла о своей безопасности и о двухстах метрах, что отделяют ее от земли.

Не раздумывая ни секунды, я бросаюсь к ней. Не время объяснять!

— Не делай этого, Ледибаг!

Она скользит по мне испуганным взглядом и снова кричит, когда я бросаю свой шест в Вольпину и ее заложника. Как и предвиделось, мое оружие свободно проходит сквозь них, и они исчезают в золотом облаке. Вдалеке раздается яростное рычание Лисицы. Поначалу пораженная, Ледибаг, наконец, приходит в себя.

— Она там!

Она уже бросается в погоню за выкуренной из норы противницей, и я следую за ней.

Мы обсудим это во время патруля рано или поздно. Я уже слышу, как напарница спрашивает меня, как я мог быть уверен, что заложник — иллюзия, если полдня чары Вольпины обманывали меня. Неважно, тут мне хотя бы придется солгать ей по хорошей причине.

Но главное, что я сегодня запомнил — я видел, как Ледибаг действует, не думая. Она готова была рискнуть жизнью, очертя голову, без малейшего намерения обратить ситуацию в свою пользу.

Я видел, как она паникует. Из-за иллюзорного Адриана Агреста.

Из-за меня.

 

No one can unring this bell

Unsound this alarm, unbreak my heart new

God knows, I am dissonance

Waiting to be swiftly pulled into tune

Никто не может заставить замолчать этот колокол,

Выключить тревогу, исцелить мое сердце.

Только Бог знает, насколько являюсь диссонансом,

Который стремится вновь обрести тональность.

 

День -1

Час -8

 

Я должен уйти.

— Черный Кот. Всё в порядке.

Маринетт спит. То есть, я думаю, что спит. Она очень бледна, но дышит, и пульс ровный. С комом в горле я накрываю ее вторым одеялом, тщательно заворачиваю, поправляю подушки, на которых она отдыхает.

Еще есть время. Я могу исчезнуть. Подождать где-нибудь, пока Ледибаг не присоединится ко мне. Притвориться, будто ничего не случилось.

Я должен уйти…

Но я не могу ее покинуть. И невольно постоянно принимаюсь молча разглядывать ее. Я слышу ее знакомый голос на уроках, улыбающийся жизнерадостный голос, который при моем приближении всегда становится смущенным, неровным. Одновременно испуганным и полным надежды.

«А-Адриан?»

Я слышу ее веселый доброжелательный тон, часто насмешливый в тех редких случаях, когда я пересекался с ней в облике супер-героя.

«Черный Кот!»

Я помню ее внимательный взгляд — то позабавленный, то критичный и язвительный за маской Ледибаг.

«Котенок!»

Тот же смех, та же улыбка. Озорные. Невинные. Заразительные. Искренние.

Одним дождливым днем…

— Черный Кот… Пожалуйста.

Я вздрагиваю. Поднимаю глаза, моргаю и встряхиваю головой, вырванный из мыслей.

— Вайзз.

Квами кивает. Я делаю над собой усилие, чтобы проанализировать ситуацию. Сохранить холодную голову. Собраться.

Вайзз был там, на улице, после снятия трансформации Ледибаг. Он показался только после появления Тикки. Оба нашли место, где мы могли укрыться, пока Ледибаг не проснется.

Я изучаю окрестности с ощущением, что вижу их впервые. Пустой магазин погружен в полумрак: электричество еще не вернулось в квартал, и холодно настолько, что я думаю, не распаковать ли для Маринетт еще одно одеяло. Она лежит на импровизированном матрасе из подушек и теплых ветровок, которые я достал с соседних полок.

Вайзз только что принес новый карманный фонарик, который он пытается установить, как два первых, на стойках стеллажей, нависающих над нами. При резком и немного дрожащем свете спящее лицо Маринетт кажется еще более бледным. Я заставляю себя отвести взгляд.

Я знаю личность Ледибаг. И по-прежнему не могу прийти в себя. Как я мог столько времени не замечать очевидного?

Нет, главное — то, что мы должны сделать сейчас…

— Где Тикки?

— Отправилась на поиски того, чем можно перевязать ваши раны и подкрепить силы. Она еще несколько минут назад проверила Маринетт: по-видимому, ее сотрясение не настолько серьезное, как она боялась.

Порывшись в памяти, я вспоминаю словно вспышкой: вижу склонившуюся над Маринетт Тикки — веки опущены, наполненные энергией лапки лежат на лбу хозяйки. Вероятно, эта сила присуща только ей, или Плагг просто никогда ее не демонстрировал.

— Она скоро проснется, — примирительно добавляет Вайзз.

Я согласно киваю и чувствую себя еще более виноватым. Тикки права в том, что развивает бурную деятельность. Несмотря на задействованное немного раньше Чудесное Исцеление, на щеке Маринетт всё еще красуется ожог, и, возможно, у нее есть другие раны, требующие ухода. Я должен был подумать об этом раньше.

Соберись!

— Я… Извини, я не слушал.

— Всё хорошо, Черный Кот. Не торопись. День был долгим.

Сидя по-турецки прямо на плиточном полу прохода, я вздыхаю и впиваюсь в голову когтями. Живее, Черный Кот! Живее, думай…

— Я должен уйти, — наконец, хриплю я, по-прежнему с комом в горле. — Если Тикки уверена, что она в порядке, тогда я ухожу.

Вайзз приглушенно вздыхает и снова зависает рядом со мной.

— Но… Но почему?

— Ледибаг хотела сохранить свою тайну. Это очень важно для нее. Ситуация и так уже достаточно сложная, она не должна знать, что я присутствовал при снятии ее трансформации. Это только зазря смутит ее.

А ей сейчас это не нужно. Не когда она ранена и уязвима, не после того, что сделал Черный Кот. Не после того, что я ей сделал.

«Черный Кот не придет».

Я всё еще слышу ее горькое замечание Адриану. Она обижена на меня. Она обижена на меня, и я прекрасно ее понимаю.

— Может, вначале стоило бы поговорить об этом с Тикки, — шепчет Вайзз. — Я знаю, она хотела бы снова увидеть Плагга. Ситуация исключительная, нам надо обсудить ее между квами…

Я вздрагиваю от этой мысли — стать снова Адрианом здесь, сейчас? — и поспешно добавляю:

— Не раньше, чем найдем другое надежное место, чтобы мне снять трансформацию. Я не хочу, чтобы Ледибаг видела меня в гражданском облике.

Выражение лица Вайзза одновременно успокаивающее и встревоженное.

— Черный Кот, желание сохранить тайну — похвально, но ввиду обстоятельств…

Я отбрасываю осторожность. В любом случае, он уже знает мою тайную личность.

— Это совсем другое. Еще недавно я бы всё отдал, чтобы Ледибаг узнала, кто я. Но Маринетт знает меня в настоящей жизни. И я знаю, это сделает ее пристрастной.

С тех пор прошло уже несколько месяцев, но опыт с Вольпиной и ее иллюзией Адриана заставил меня много размышлять, как и опыт с Рипост. Теперь, когда я знаю личность Маринетт, я с каждым мгновением немного лучше понимаю, что в те дни происходило в голове Ледибаг. Всё обретает новый смысл: ее яростное желание защитить Адриана, необычайно рискуя, ее странное беспокойство, когда она думала, что Коллекционер — мой отец — возможно, взялся за собственного сына…

Нашу задачу всегда сложнее выполнять, когда дело касается близких — акуманизированных или жертв. Я не желаю выбивать у нее почву из-под ног, открыв, что я — Адриан, ее одноклассник и сын Габриэля Агреста, которым она восхищается. Мне самому теперь, когда я всё знаю, трудно разделить мою Леди и Маринетт. Я хочу избавить ее от этой дополнительной заботы.

— Я пойду. Подожду снаружи. Ей останется только связаться со мной, когда она будет готова, через коммуникаторы.

Я бросаю последний взгляд на Маринетт, по-прежнему без сознания, такую уязвимую под одеялами. Мне приходится заставить себя отвернуться — но я знаю: с Тикки и Вайззом она в хороших руках.

— Передай Тикки. Если Маринетт вспомнит о том, что произошло на Марсовом Поле, скажите ей, что я ушел как раз вовремя. Пожалуйста.

С этими словами я прохожу вдоль полок и углубляюсь в темноту. Крошечный зеленый огонек показывает, что Вайзз последовал за мной.

— Черный Кот? Возьми, по крайней мере, наушник. Сеть не восстановилась после последнего взрыва, но если наушники по-прежнему воспроизводятся, значит, Леди Вайфай еще не… исчезла.

Он взмахивает крошечной фиолетовой пластиной в лапках, и со звоном, сопровождаемым вспышкой, появляется точно такая же вторая, которую он кладет в мою протянутую ладонь. Я нерешительно подношу ее к левому уху под волосами: в ту же секунду она со звоном разворачивается и охватывает ухо. Я пораженно нажимаю на единственную различимую кнопку. В пустоте несколько раз раздается звуковой сигнал. Перед моим левым глазом разворачивается фиолетовый фильтр, на котором появляется одна фраза сияющими буквами: «Сеть недоступна, ведутся ремонтные работы». Есть даже крошечная анимация улыбающейся Леди Вайфай со строительной каской на голове.

— Я скажу Ледибаг, что ты забрал его до снятия трансформации.

Я поднимаю брови, разрываясь между нервным смехом и изумлением. Еще одним нажатием я убираю фиолетовый фильтр, и наушник замолкает. Сейчас, задумавшись об этом, я понимаю, что каждый акуманизированный на Марсовом Поле носил подобный артефакт. Значит, Леди Вайфай создала частную сеть для всех солдат Бражника? Ее силы кажутся более обширными — и персонализированными, — чем во время первой акуманизации. Справедливо ли это для остальных рекрутов? Почему Бражник не делал такой призыв раньше?

Возможно, потому что свободная воля играет большую роль в выражении этих сил? Возможно, потому что, свободные в действиях, акуманизированные могут превзойти всё, что Бражник способен придумать для них? Не поэтому ли Изгнанник так могуществен? Он сумел преодолеть власть Бражника и заново изобрести собственные способности?

— Я глубоко удручен, Черный Кот. Хотел бы я, чтобы было иначе.

Я возвращаю внимание к Вайззу, который летает передо мной, пошатываясь, словно в истощении. С опущенной головой, грустным взглядом. Тогда я хмурюсь, вдруг — наконец — удивленный его присутствием. В последний раз, когда я видел Вайзза, он был рядом с Мастером Фу, а с тех пор их квартиру уничтожила бомба Изгнанника.

— Когда Мастер Фу присоединился к нам? Где он? С ним всё хорошо?

Вайзз застывает с ошеломленным видом, и тревога еще сильнее охватывает меня, когда я осознаю размах катастрофы. Возможно, Изгнанник стал неуправляем, но вначале он был агентом на службе Бражника. Значит, никаких сомнений: если он установил эту бомбу у Мастера Фу, он понял о существовании Хранителя. Что касается личности Ледибаг, если она еще не была раскрыта, это наверняка лишь вопрос времени.

Как он это сделал? Как он узнал про нас? Одна из его бабочек, посланная в разведку, застала нас сегодня во дворе?

Ситуация только ухудшалась: наша тайна — наша лучшая защита для нас и наших близких — возможно, раскрыта, и угроза от Бражника повсюду. После исчезновения Изгнанника проблемы не исчезнут. И подумать только, что я покидаю Париж в тот момент, когда Ледибаг больше, чем когда-либо, нуждается в надежном союзнике!

— Я слышал, как рекруты Бражника во время битвы упоминали Мастера Фу. Значит, он тоже присоединился к сражению?

Мне надо с ним поговорить. В конце концов, Мастер Фу десятилетиями является Хранителем Камней Чудес, он наверняка знает, что делать. Я с надеждой наклоняюсь к Вайззу:

— Бражник знает мою личность, и думаю, он также раскрыл, кто на самом деле Мастер Фу. Он…

Я замолкаю, настороженный выражением лица квами-черепахи. Из истощенного он вдруг делается опустошенным, он не в состоянии подобрать слова. К моему изумлению, его глаза затуманиваются слезами.

— Я так удручен, Черный Кот, — повторяет он. — Это всё моя вина.

Я не узнаю его, бывшего таким безмятежным несколько часов назад.

— Если бы я остался рядом с ним, я смог бы его защитить. Я сумел бы его остановить…

Тут я замечаю нефритовую чешуйку, прикрепленную к его панцирю. Я снова вижу хмурого Плагга и Кольцо, висящее у него на хвосте, и чувствую, как бледнею, понимая, что Вайзз сейчас носит собственный Камень Чудес.

— Что случилось с Мастером Фу? Где он?

Я снова вижу развороченную патрульную машину перед домом Мастера Фу. Слышу взрыв в его квартире и опасаюсь худшего. Но Вайзз отрицательно качает головой:

— Мой хозяин… ему было очень грустно, как часто бывало. И когда к нам пришла полиция, это вызывало у него плохие воспоминания. Горе, много подавленного гнева… Думаю, именно так Бражник и нашел его. Мой хозяин поддался в надежде поймать его в ловушку и раскрыть его личность. И чтобы защитить меня, он снял свой Камень Чудес, но… но все эти годы одиночества, вся эта ярость — слишком тяжелый груз, даже для него!

Я смотрю на Вайзза, застыв, пораженный ужасом.

«Считаешь, будто можешь всё себе позволить? Серьезно?!»

«Повернись лицом! Встреть свою судьбу, мокрица! Предатель!»

И всё вдруг обретает смысл. Слова и фигура акуманизированного — знакомые. Пергаменты, украшенные знаками, начерченными китайскими чернилами. Изгнанник, его одеяние из старой холстины и рюкзак странника, вызывающие в памяти другую эпоху, другую культуру.

Пустая квартира Мастера Фу. Послание-ловушка на нанкинском, явно оставленная для меня. Акуманизированный, вышедший из-под контроля, одаренный мощью, способной разрушить весь Париж. И кто мог надеяться противостоять Бражнику, кроме самого Хранителя Камней Чудес?

«Ты… Ты! ЧЕРНЫЙ КОТ!»

Изгнанник не стремится убить Мастера Фу. Он и есть Мастер Фу.

И Мастер Фу знал про меня. Знал про Ледибаг. Вероятно, теперь знает и Бражник — даже наверняка, раз он знал, кому вернуть Кольцо. Это не слишком многое меняет в отношении меня: моя роль Черного Кота скоро подойдет к концу, но Ледибаг — Маринетт? Что будет с ней теперь, когда ее личность раскрыта?

Нет, надо решать проблемы по одной. Сначала заняться акумой. Освободить Мастера Фу. Изгнанник кажется могущественным, но он остается акуманизированным, как все остальные. И с друзьями на нашей стороне ничто не…

Раздается резкий вдох, прерываемый кашлем. Я вздрагиваю. Я собираюсь раствориться в темноте, когда меня резко останавливает жалобный шепот:

— Кот… Черный Кот!

С болью в сердце я бросаю взгляд через плечо. Лежа под одеялами, Маринетт стонет, прижав руку к ребрам. Вайзз исчез без лишних слов — надеюсь, он отправился предупредить Тикки.

— Кот… Алья!

Ее сдавленный паникующий голос разбивает мне сердце. Она быстро моргает на приглушенный свет фонариков. Ее ослепленный взгляд осматривает темноту и в итоге встречается с моим.

— К-Кот?

Она с трудом поднимается, морщась и тяжело дыша. Я сжимаю кулаки. Не успев задуматься, я уже оказываюсь рядом с ней.

— Успокойся. У тебя сломано два ребра. Дыши тихонько.

В облике Черного Кота я встречался с ней всего пару раз. Решив играть роль героя рядом с обычной жертвой, я беру ее за плечи и подталкиваю снова лечь, но она сопротивляется. Ее дрожащая рука обхватывает мое запястье, и она ищет мой взгляд со слезами на глазах:

— Взрыв. Алья?

— Алья в порядке. Она с Нино и остальными. С ними всё хорошо.

На самом деле я ничего об этом не знаю. Я могу лишь надеяться. Но сейчас главное убедить ее успокоиться. Я знаю, что это такое — сломанные ребра, — и паника нисколько не помогает унять ни боль, ни ложное ощущение, будто ты понемногу задыхаешься.

— Успокойся. Дыши тихо, медленно. Тебе станет лучше.

Она опускает веки и дышит маленькими глотками, растерянная. Понемногу ее лицо расслабляется, напряженные плечи расправляются. С тяжелым сердцем я пытаюсь уложить ее, но ее пальцы сжимаются на моем предплечье, и она яростно мотает головой.

— Где… мы? — удается ей произнести с закрытыми глазами, из которых всё еще текут слезы.

Она кажется истощенной, дезориентированной. Если бы она по-прежнему носила маску Ледибаг, показалась бы она мне такой хрупкой?

— Было нападение акумы, ты была ранена. Всё хорошо, ты здесь в безопасности. Я сейчас…

Уйду. Вернусь на поле битвы. Под предлогом найти там Ледибаг. Маринетт останется только воспользоваться возможностью, чтобы остаться здесь наедине с Тикки…

Рука хватает воротник моего костюма, качнув меня вперед. Две руки обнимают меня с неожиданной силой. Прерывистый пронзительный стон раздается рядом с моим ухом.

— Глупый Кот, что на тебя нашло?

Она издает приглушенное рыдание, и ее хватка на моих плечах конвульсивно сжимается.

— Ты собирался уехать, не предупредив меня! Почему?! Почему ты не сказал мне, что происходит? Почему ты солгал мне во дворе?

Задохнувшись, я распахиваю глаза.

Нет, нет, нет!

— Я бы поняла, если бы ты объяснил. Мы могли бы попрощаться! Я… Ты сказал мне…

Ее голос прерывается. Она колеблется, отстраняется и обвиняюще смотрит мне в глаза. Слезы блестят в уголках ее глаз, но она не моргает.

— Ты сказал, что любишь меня… тогда зачем вот так уходить?! Я… Я…

— Маринетт.

Взгляд ее голубых глаз скользит влево, и голос прерывается. Онемев, она смотрит на Тикки. Сидя на ее анораке, квами улыбается — слабо, почти с сожалением. Вайзз садится за ней, смиренный и молчаливый. Я ошеломленно сглатываю.

«Сейчас не время для тайн, Черный Кот».

Маринетт медленно отпускает мои плечи, потом молча смотрит на свои голые руки. Ее глаза всё больше расширяются. Едва различимый стон вырывается сквозь сжатые губы.

— О… О, нет…

Она встречается со мной взглядом и несколько раз моргает. Утыкается лицом в ладони.

— Нет!

Ну вот.

Я невольно вздыхаю, словно освободившись от груза. Но беспокойство по-прежнему остается. Страх и сожаление — тоже. Молчание растягивается между нами, едва нарушаемое тяжелым дыханием Маринетт.

— Я… Я сожалею, моя Леди, — искренне бормочу я. — Я бы хотел, чтобы это произошло в более… ну, в лучших обстоятельствах.

Она вцепляется руками в одеяло и еще сильнее съеживается. Я с болью замечаю, что ей даже не удается посмотреть мне в лицо.

— Прости. Я хотел уйти до того, как ты… Но ты была ранена, и мне не хватило времени…

Ее вздох слишком напоминает рыдание, и я вдруг злюсь на весь свет из-за того, что не могу предложить ей другое решение. Она так близко к сердцу принимала свою анонимность, и это никогда не должно было произойти вот так. Не без ее согласия, не без моего.

Я бросаю на Тикки обвиняющий взгляд. Квами просто кивает, ясные глаза полны невыносимой отрешенности. Это вызывает у меня отвращение, и тем не менее я знаю, что она права: с того мгновения, когда Маринетт открыла глаза и раскрыла себя как Ледибаг, всё было потеряно.

Но раскрытия должны на этом остановиться. Я знаю, на что способна Ледибаг ради Адриана. Я знаю, как Маринетт может реагировать рядом с ним. Нельзя, чтобы она знала про меня.

Прошу тебя. Умоляю… Не проси у меня большего!

— Хотел бы я ответить тебе тем же, моя Леди. Но я…

— Замолчи. Замолчи, пожалуйста.

Ее голос внезапно становится властным, почти резким — Ледибаг! — и я немедленно подчиняюсь.

— Сейчас мне нужен ты. Ты, Черный Кот. Мне тебя не хватало.

К моему изумлению, Маринетт выпрямляется и снова обнимает меня, немного нерешительно, но не менее крепко.

— Я думала, что ты уехал, что уже забыл меня. Я даже думала, что ты… Что Изгнанник тебя…

Ее голос прерывается, объятие становится отчаянным. Она утыкается лицом мне в шею, и я чувствую ее мокрые от слез щеки. Она едва слышно шепчет:

— Прошло всего несколько часов… но мне так тебя не хватало, Кот!

Она разражается рыданиями, молчаливыми на этот раз. Судя по болезненным вздрагиваниям и рывкам, учащенное дыхание становится настоящей пыткой для нее. Я уже не знаю, могу ли я сжать ее в объятиях, настолько она кажется мне хрупкой.

С затуманенными глазами я хрипло выдыхаю:

— Прости, что так ушел. Если бы я знал про Мастера Фу, про Бражника, я…

Она благодарно обнимает меня крепче:

— Всё будет хорошо, Черный Кот. Сейчас ты здесь, и с тобой всё в порядке. Только это важно!

Она плачет, но несмотря ни на что, я слышу в ее нерешительных словах словно улыбку. У меня встает ком в горле. В итоге я с бесконечными предосторожностями обнимаю ее за талию, и она позволяет.

Тикки взлетает, и Вайзз следом за ней. Сверкая глазами, она устало улыбается мне, потом обменивается с Вайззом понимающим взглядом, и оба удаляются. Я вижу в полумраке, как они совещаются, и уже догадываюсь, о чем идет речь.

Бражник. Мастер Фу. Сражение, которое нас ждет.

Я в свою очередь закрываю глаза. Несколько минут я не хочу думать ни о чем.

Ни о чем, кроме нее. Моей одноклассницы, моей подруги. Но также примера для меня, моей силы, моей напарницы.

«Мне нужен ты».

Она хочет видеть рядом с собой не Адриана. Не сына Габриэля Агреста она ждала. А меня. Меня, Черного Кота.

И, я знаю, только ради этого я пойду до конца.

Ради тебя, моя Леди.

 

I’ll go anywhere you want

Anywhere you want

Anywhere you want me…

Я пойду, куда ты захочешь,

Куда ты захочешь,

Куда ты захочешь, чтобы я был…

День -1

Час -8

 

— Сойдет и так, Тикки. Нам надо возвращаться немедленно.

Я прикладываю к боку ледяное полотенце, и боль заставляет меня поморщиться. Через мгновение, которое кажется мне бесконечным, холод, наконец, обезболивает громадный синяк, который украшает мои треснувшие ребра. Снег, который мне только что принесла Тикки, является как благом, так и проклятием.

— Сначала я должна перевязать твои раны, — выдыхает она, хлопоча.

— Мне не настолько плохо, мы… — бормочу я сквозь зубы.

— Я сказала: нет. В любом случае, я еще слишком слаба, чтобы трансформировать тебя. Не двигайся, меня беспокоит твоя щека.

Тонкий, но властный голос Тикки эхом отдается в пустом магазине, и я замолкаю. Моя квами занимается моими ожогами, не забывая время от времени откусывать печенье. На одеялах вокруг меня рассыпаны перевязки, бинты, обезболивающие и мази, которые они с Вайззом, должно быть, разыскали в соседней аптеке, пока я была без сознания. Также я замечаю несколько пакетов из отдела сэндвичей, и Тикки перехватывает мою гримасу отвращения.

— Тебе надо поесть, Маринетт. Ты не ужинала, а ночь обещает быть долгой.

От обезболивающих меня тошнит. Я предпочитаю ничего не отвечать, пока Тикки изучает мою раненую щеку. Она осторожно прикладывает влажный компресс с мазью, и стреляющая боль в ожоге тут же обостряется. Я закрываю глаза, дыхание перехватывает. Я подавляю очередной приступ нервных слез, но мою квами не обмануть.

— Маринетт? Поговори со мной, пожалуйста. День был тяжелым…

Глаза щиплет. Я сжимаю зубы и выравниваю дыхание, пока треснутые ребра не напомнили о себе. Поговорить о чем, в любом случае? Время поджимает. И я уже достаточно наплакалась в объятиях Черного Кота!

Черный Кот…

Я поворачиваю голову, чтобы вглядеться в конец пустого отдела. Черный Кот ушел, чтобы выпустить Плагга и восстановить силы. Тикки вздыхает, держа в лапках большую повязку.

— Маринетт, посмотри сюда, пожалуйста.

Я подчиняюсь, активируя наушник, который дал мне Вайзз. Перед левым глазом разворачивается фиолетовый фильтр, но к моему отчаянию, личная сеть Леди Вайфай по-прежнему бездействует. Наверное, Вайзз прав, подчеркивая, что существование наушника подтверждает, что Алья в порядке, но это меня почти не успокаивает. Она едва избежала взрыва. До того, как я потеряла сознание под ударами Изгнанника, я точно видела, что она ранена, возможно, серьезно.

— Посиди спокойно еще минутку, — шепчет Тикки.

Дрожа, я позволяю ей перевязать мою обожженную щеку.

— В городе тихо, пожары укрощены, Маринетт. Это, конечно, хороший знак. На данный момент ты ничего не можешь сделать. Запасись терпением.

Обычно она торопится проглотить печенье, и я подозреваю, что она нарочно тянет время, чтобы не дать мне слишком скоро снова стать Ледибаг. Сбитая с толку, я покорно не двигаюсь, пока она закрепляет повязку. Когда она, наконец, отступает, я настойчиво протягиваю ей другое печенье.

— Остальные по-прежнему сражаются с Изгнанником. Если мы не поторопимся, Черный Кот вернется туда без меня.

— Я бы удивилась, это не в стиле Плагга. Слишком опасно было бы разделять вас снова.

Тикки отвергает печенье и склоняется над царапиной на моей руке. Она уже занялась моим левым запястьем и обернула его эластичным бинтом, чтобы зафиксировать вывих.

— Плагг должен был предвидеть безрассудство Черного Кота: он не позволит своему Носителю снова трансформироваться, пока Ледибаг не будет работоспособна. А твое предыдущее Чудесное Исцеление уничтожило мои резервы, мне необходимо еще двадцать минут.

— Но…

— И мы обе знаем, что ты не в состоянии сражаться, и не только из-за ран, Маринетт, — она смотрит одновременно сурово и с сожалением. — Эта торопливость не похожа на тебя, моя Ледибаг. Пожалуйста, объясни.

Возражения умирают у меня на губах, одно за другим. Тикки молча возвращается к перевязкам. Я съеживаюсь, растерянная. Я не могу перестать думать о взгляде, который бросил на меня Черный Кот, прежде чем исчезнуть.

«Прости, моя Леди».

— Я… Я видела, как он теперь на меня смотрит, Тикки, — наконец, глухо бормочу я. — Черный Кот вел себя, как… как…

Я не умею выразить то, что меня беспокоит, но хотела бы забыть это любой ценой. Тикки снова попадает в точку:

— …Как с Маринетт?

— Как с гражданской, — уточняю я. — Как с кем-то, кого надо защищать.

— И? Это плохо?

Глядя в большие ясные вопрошающие глаза Тикки, я уже ни в чем не уверена. С тяжелым чувством я опускаю веки. Мне кажется, я еще чувствую объятие Черного Кота: когда я цеплялась за него с энергией отчаяния, он, напротив, был необычайно осторожен, словно я фарфоровая. Ничего общего с объятием сегодня во дворе Мастера Фу — таким крепким, что у меня перехватило дыхание.

Я вглядываюсь в конец отдела в надежде увидеть, как он снова появляется, улыбающийся и готовый вернуться в бой. Меня преследует его поведение перед тем, как он исчез. Он, кто всегда был таким веселым и уверенным, он вдруг показался… нерешительным. Сдержанным. Связано ли это с Маринетт? Снова и снова я роюсь в воспоминаниях: вне наших миссий и его бахвальств, не вел ли он себя так порой и с Ледибаг? Я ведь просто зацикливаюсь на незначительных деталях теперь, когда он раскрыл меня?

Теперь, когда он сказал, что любит меня…

Я топчусь на месте, когда время еще никогда не было столь драгоценно. Когда у меня в последний раз было столько сомнений? В эпоху Каменного Сердца, нашей первой акумы?

— Я не справлюсь, Тикки. У меня не выходит.

Она права, тормозя меня. Всё сталкивается в моей голове…

Алья. Мои акуманизированные друзья. Мастер Фу, Изгнанник, Бражник. Париж в огне, опустошенные улицы, Адриан. Мои родители — невредимые, раненые? — которые наверняка с ума сходят из-за меня.

И Черный Кот. Черный Кот вернулся. Черный Кот, который отныне всё про меня знает…

— Мне надо сосредоточиться, и у меня не выходит!

Я уже не знаю, что чувствую, и у меня не получается это скрыть. Если бы Черный Кот был здесь, что бы он подумал? Маринетт и ее нерешительности не место здесь — ни между нами, ни в эпицентре сражения, которое нас ожидает.

— Маринетт, успокойся и посмотри на меня, пожалуйста.

Я неохотно подчиняюсь. Раненую щеку теперь, когда она перевязана, дергает меньше, однако мои глаза продолжают наполняться слезами: я нетерпеливо их вытираю. Тикки зависает вровень со мной и с серьезным видом шепчет:

— Ситуация критическая, это правда. Вайзз всё мне рассказал: пытаясь уберечь город, ты около часа удерживала Мастера Фу в одиночку. Потом ты справлялась, как могла, с акуманизированными и махинациями Бражника. Ты встала между Рипост и Мастером Фу, ты едва не потеряла Алью, когда ее контролировал Бражник… Всё это без Черного Кота, без другого Носителя — Звезды или Армилляра — рядом. На памяти квами еще ни с одной столь юной Носительницей Света не случалось подобного.

Эти слова — Звезда, Армилляр, Носительница Света — напоминают мне о разговорах с Мастером Фу, и я чувствую, что бледнею: когда Хранитель по-прежнему в смертельной опасности, я даже не подумала спросить свою квами, как она справлялась с ситуацией. Разве Мастер Фу не является для нее давним другом? Если не родителем?

— Тикки, мне жаль, ты, должно быть…

Она поднимает лапку, требуя тишины.

— Я предпочла бы, чтобы подобные трудности возникли позже, когда ты была бы старше, опытнее… Но Судьба решила иначе, и ничего не поделаешь.

Она приближается и садится на мою протянутую ладонь.

— Конечно, ты справляешься, Маринетт, — с нежностью произносит она. — Всегда справлялась. На этот раз Судьба была сурова, но ты сделала всё, что могла. Теперь Черный Кот вернулся. С ним всё устроится, я уверена. Сосредоточься на этом.

Я колеблюсь, потом молча киваю. Тикки смеется своим особым хрустальным смехом — легким и необычным, почти волшебным, — и всё вдруг кажется более ясным. Я чувствую себя глупой из-за того, что волновалась о том, как Черный Кот воспринимает меня теперь, когда он знает. Тем не менее на что он, уже готовый принимать на себя удары ради Ледибаг, пойдет ради Маринетт?

Нет, бесполезно пережевывать одно и то же. Он вернулся, это главное. Нам надо просто поговорить. Я не хочу, чтобы он беспокоился или подвергался ненужной опасности ради меня…

Ну же, успокойся!

— Ты права, Тикки, это… глупо. Неважно, кто мы или что чувствуем друг к другу, это не должно приниматься во внимание. Надеюсь, Черный Кот поймет это…

— О, Маринетт! Совсем наоборот. То, что вы чувствуете друг к другу — самое главное, — Тикки склоняет голову и легко примирительно улыбается. — С тех пор, как были связаны две Звезды, их Носители тоже стали связанными, будь они незнакомцами, друзьями или партнерами в реальной жизни. С этой связью приходило беспокойство и желание защитить друг друга, даже когда тайна личности оставалась нетронутой.

Ее аура озаряется неожиданным теплом.

— Черный Кот знает, он изменил взгляд на тебя, и это нормально. Но ваш тандем должен функционировать через доверие и взаимопомощь, а не самопожертвование. Однако, как немалое число его предшественников, он готов отдать всё, чтобы защитить тех, кто ему дорог, и он сделает то, что посчитает правильным. Твои опасения не являются слабостью: сделай их силой, покажи ему, что Маринетт и Ледибаг — одна и та же личность, героиня в маске или без. И я уверена, он будет реагировать соответственно.

Ее безмятежное и веселое поведение почти заразительно. Я удивленно смотрю на нее, горло сдавливает уже не так сильно.

— Ты говорила с ним всего один раз… А у меня впечатление, что ты уже знаешь его лучше всех.

Тикки скромно кивает:

— Я располагаю несколькими тысячелетиями знания человеческой психологии. Я знаю, как работают Плагг и его Избранные, и вы не первые Носители, которых мы сопровождаем. Что касается тебя, Маринетт, будь снисходительна к себе: у всех Носителей Света бывали моменты сомнений и переосмысления. Это даже залог их компетентности, поверь мне!

Она хватает бутерброд и властно сует его мне в руки. Пока я заставляю себя откусить несколько кусков, она мягко поднимает мою одежду и отодвигает салфетку, пропитанную растаявшим снегом. Внимательно изучает синяк, украшающий мой левый бок.

— Больше ничего не поделаешь. Костюм смягчит твою боль и силу ударов, но, когда будешь сражаться, постарайся, насколько возможно, защищать эту сторону.

Она возвращается к своему печенью и, наконец, заканчивает с ним, после чего принимается за второе. Я подозреваю, она запасается в преддверии предстоящей битвы. Несмотря на эту тревожную перспективу, мои губы жжет вопрос:

— Значит, прежде Ледибаг и Черный Кот… Я хочу сказать, «Носители Звезды», они иногда раскрывали друг другу свои личности?

— Конечно, — щебечет она между двумя глотками. — Некоторым нравилось сохранять тайну — обычно к этому склонны Носители Тени. Но в итоге почти всегда узнавали друг друга. Часто по практичным причинам, иногда по чистейшей случайности. С другой стороны, Носители Армилляров обладали такой же связью.

— Но ведь это было одним из первых правил, которым ты меня научила: никогда не раскрывать свою личность, даже Черному Коту. Почему сейчас надо делать из этого тайну?

Взгляд Тикки мрачнеет:

— Мы так действуем не больше двух веков. В масштабе жизни квами, очень недолго. Мастер Фу потребовал этого от нас после того, как были… инциденты среди Избранных. Между Носителями всегда происходила путаница, некоторые помыкали более молодыми или теми, кто был более низкого происхождения. С точки зрения Мастера Фу анонимность ставила всех в равные условия, и он не так уж ошибался…

Она прерывает рассказ и настойчиво смотрит на меня. После короткой секунды колебания я подчеркнуто откусываю от бутерброда. Она одобрительно кивает.

— Мастер Фу посчитал необходимым установить это новое правило по крайней мере для Носителей, которые еще не были взрослыми и независимыми. Он просто хотел не дать вам повторить старые ошибки. И одновременно он хотел защитить нас — своих Звезд и Армилляров. Мы…

Тикки вдруг передергивается. Ее расширившиеся глаза затуманиваются и обращаются к потолку магазина:

— Вместо того чтобы рычать в углу, спустись, пожалуйста.

Только тишина отвечает ей. Я недоуменно всматриваюсь в погруженные в полумрак стеллажи. Тикки покидает одеяло, ее полет становится более нервным.

— Спускайся, — раздраженно повторяет она. — В том, что касается нас, нет больше смысла хранить тайны.

Тогда из-за края самой высокой полки появляется маленькая черная голова. Два зеленых глаза обвиняюще сверкают в полумраке.

— Это решать не одной тебе.

Я рефлекторно съежилась, особенно остро чувствуя отсутствие маски, но Плагг не обращает на меня внимания. Защитный инстинкт или чистое совпадение, но Тикки располагается между ним и мной, по-прежнему держа в лапках печенье.

— Если я превышаю свои полномочия наставника, мне на это должен указать Армилляр Щит. Не так ли, Вайзз?

Намеренно вопросительный и повышенный голос Тикки несколько мгновений эхом раздается в пустоте, а потом смущенный квами-черепаха в свою очередь появляется с полки.

— Прости. Мы не хотели быть нескромными. Мы только что пришли.

— Знаю, — мягче произносит Тикки. — Но, учитывая ситуацию, я предпочитаю, чтобы отныне мы раскрыли карты перед нашими Носителями.

Вайзз вздрагивает и бросает вопросительный взгляд на Плагга, который ограничивается тем, что беспечно устраивается на краю стеллажа, свесив хвост в пустоту.

— Мы не можем так продолжать, пока Мастер Фу в опасности, — продолжает Тикки. — Вайзз, я знаю, ты меня понимаешь.

Тот кивает. Игнорируя нетерпеливое рычание Плагга, он подлетает к нам и мягко садится на угол одеяла с усталым видом.

— Мне так жаль, — повторяет мне Вайзз. — Всё это моя вина.

Он держит в лапках фиолетовую пластинку, которая мягко мигает — наушник, созданный Леди Вайфай, идентичный моему. Сердце сжимается, когда я понимаю, что Вайзз, должно быть, с не меньшей тревогой и нетерпением ждет возвращения сети.

— Но я вам еще не говорил, что мы нашли Нууру. Он осознает, что делает Бражник. И он точно действует против воли.

Между тремя квами воцаряется давящая тишина. Заботливая Тикки устраивается рядом с товарищем. Маленькая истощенная фигурка Вайзза светлеет.

— Бражник вошел в контакт с Фу. А, значит, Фу заметил Нууру. Я даже думаю, что наш мастер с ним говорил… Я почувствовал через мой Камень Чудес его радость и облегчение.

Розовый ореол Тикки становится ярче под влиянием надежды. С высоты своей этажерки Плагг разглядывает нас с высокомерным видом, его хвост, наконец, замер, выдавая его интерес к разговору. Пока Вайзз смотрит в пустоту, растроганное выражение его лица окрашивается грустью.

— А потом я почувствовал страх Фу, его гнев, когда Бражник провоцировал его. Я почувствовал его… его отчаяние, его ненависть, когда он… когда он понял, что он не справится. Я должен был быть с ним! В трансформации он смог бы сопротивляться акуманизации!

Голос Вайзза прерывается, а потом, дрожа, продолжает:

— Он… Он оттолкнул меня. Он не прогнал меня, а просто закрыл свой разум, он разрезал браслет, который держал его Камень Чудес, а потом… потом… Больше ничего!

Я не осмеливаюсь задавать вопросы, настолько он выглядит потрясенным. Я уже замечала, что Вайзза и Мастера Фу объединяет более сильная связь, чем всё, что я могла вообразить — настоящий симбиоз: зачастую им не нужно было обмениваться ни словом, ни взглядом. Возможно, это связано с магией Камня Чудес и необычайным долголетием Хранителя…

Спустя несколько долгих секунд тяжелого молчания Тикки осторожно касается Вайзза. Он дергается, будто удивившись обнаружить ее рядом с собой.

— Я… Я больше ничего от него не слышу. Ничего не чувствую. Я уже не знаю, что делать. Я… Я совсем один, — шепчет он так, словно это вызывало у него невыносимую тревогу. — Я так давно этого не испытывал! И это моя вина!

Тикки жестом останавливает его:

— Фу разорвал связь, и это сделало тебя уязвимым, но если бы ты остался с ним, могло бы быть еще хуже. Он сделал это, чтобы защитить тебя, — выдохнула она. — Ты ни в чем не виноват.

— Это его выбор, Вайзз. Прими его.

Резкое высказывание Плагга падает, словно нож гильотины. Его зеленый взгляд из полумрака становится пронзительным, как никогда.

— Один плененный Армилляр и один, канувший в Лету — уже вполне достаточно. Он отстранил тебя, потому что хотел, чтобы ты передал нам как можно больше информации, чтобы ты направлял его Избранных, когда он уже не сможет. Он действовал как настоящий Хранитель. Оправдай его доверие, веди себя как достойный Армилляр Щит, и помоги нам уладить ситуацию.

Изумрудная аура Вайзза мигает, пока он мужественно выдерживает взгляд Плагга.

— Но он меня больше не слушает, он меня даже не узнает, — растерянно восклицает он. — Так что же делать? Мы… Мы ведь не будем действовать как Бражник и его воительница?

Мне вспоминается атака Рипост, заставляя вздрогнуть от ужаса. Я испуганно жду удивленной или вопросительной реакции у Плагга или Тикки, однако они остаются невозмутимы. Полагаю, пока я была без сознания, а мои раны обрабатывались, они могли каждый по очереди обменяться с Вайззом новостями о последних событиях на Марсовом Поле. И о попытке убийства, совершенной Рипост, которой манипулировал Бражник.

Плагг вроде как размышляет несколько мгновений, а потом покорно закрывает глаза:

— Если наш Хранитель напрямую заражен акумой и если энергия, которую он из этого извлек, свела его с ума… Тогда да, да будет так.

Вайзз тревожно вздыхает и ищет поддержки у Тикки, которая в свою очередь опускает взгляд.

— Нам не хватает времени и средств, — неохотно шепчет она. — И на нас рассчитывает весь город, но… Но, Плагг! Может быть, есть другое решение?

— Да, наверняка есть!

Трое квами переключают внимание на меня. Я пробормотала это, не подумав. На меня, наконец, подействовали обезболивающие? Больные ребра успокаиваются, а мысли вдруг проясняются. Моя убежденность усиливается.

— Мастер Фу уже не является собой, но остается нашим Хранителем. Наверняка можно сделать что-то еще, кроме как… устранить его!

— Не обманывайся, Носительница, — шипит Плагг со своего нашеста. — Он мог убить моего Носителя своими взрывами. Он угрожал Тикки, угрожая тебе, Ледибаг, и, если бы не вмешались солдаты Бражника, вас бы здесь уже не было — ни того, ни другого. Мастер Фу исчез, его место занял Изгнанник, и он неконтролируем. Его невозможно образумить.

Я лихорадочно размышляю, ища аргументы. На мой взгляд, намерения Изгнанника не так уж ясны…

— Изгнанник мог забрать мой Камень Чудес несколько раз, — говорю я, — но словно колебался. Или скорее, словно хотел напугать Бражника, чтобы вынудить его показаться.

— Пусть. А бомба? Он заманил моего Носителя в ловушку. Он использовал меня как приманку, чтобы уничтожить его, и у него почти получилось!

Я чувствую, как бледнею — об этом тоже Черный Кот должен будет рассказать мне подробно! Но пока я усилием воли заставляю себя сохранять хладнокровие и притвориться, будто знаю, о чем он говорит.

— Наверняка это было дело рук Бражника, а не воля Мастера Фу, — возражаю я. — Я видела, как наш Хранитель убегал и боролся сразу после трансформации. Вначале были моменты, когда Бражник контролировал Изгнанника. Возможно даже, именно такая ловушка возмутила Мастера Фу настолько, что заставила всё взять в свои руки. Вайзз тоже это видел.

Я ищу взглядом квами-черепаху, который яростно кивает на мои слова. Хвост Плагга снова начинает нетерпеливо хлестать воздух.

— Вайзз абсолютно пристрастен в этой истории. А ты, Носительница, выдаешь желаемое за действительное, чтобы не смотреть правде в глаза, — ожесточенно ворчит он. — Неважно, Мастер Фу отныне Изгнанник. С ним придется сражаться, и на поле битвы уже не будет места полумерам. С твоей слепотой девочки-идеалистки мы обречены на поражение!

Я каменею, задетая за живое. Хотя Плагг — друг моего напарника, его напыщенный тон и презрение начинают серьезно действовать мне на нервы.

— А я нахожу, что ты больно быстро свыкся с мыслью об убийстве собственного Хранителя, даже не рассматривая других возможностей!

Плагг рычит, упираясь в край этажерки. Я попала в точку.

— Ты не имеешь ни малейшего представления о том, что нас связывает с нашим Хранителем. Но я, чтобы защитить моих братьев и сестер, как и моего Носителя, я сделаю необходимое! Так что следи за языком, Носительница. Без нас, без наших сил, ты ничто!

— Неважно, Плагг, поскольку в итоге нам — Ледибаг и Черному Коту — сражаться и решать! И мой напарник не убийца, не больше, чем я, и ты это знаешь!

В боках стреляет болью. Мне приходится заставлять себя не съеживаться, сложившись пополам от боли. Мой голос прерывается, но я держусь.

— Нам удалось остановить Изгнанника один раз, получится и во второй. И тогда мы сможем определить, как привести его в разум. Мы объединим наши силы с рекрутами Бражника и сразимся! Мы спасем Мастера Фу!

Вайзз утверждал, что раньше Мотылек работал ради общего блага вместе с Божьей Коровкой. Сегодня я получила опыт такого сотрудничества — даже короткий, даже запятнанный попыткой убийства, совершенной Рипост, — и мысль о том, чтобы вовлечь их в сражение по-прежнему ужасает меня. Однако я не могу не признать: акуманизированные — драгоценные союзники, изобретательные и способные защитить себя.

Я цепляюсь за мысль, что союз еще возможен, что это правильный выбор. Что, возможно, это тот тип ироничной ситуации, которая вызвала бы улыбку у Мастера Фу.

Я надеюсь, что не ошибаюсь. Надеюсь…

— Мне надо поговорить об этом с Черным Котом. Уверена, он согласится. И вместе мы найдем решение.

Черный Кот. Мой напарник!

Поморщившись, я с трудом поднимаюсь, устав от необходимости выворачивать шею, чтобы ответить Плаггу. И понимаю, что ни один из квами уже давно не шевелился. Я бросаю быстрый взгляд на Вайзза, который стал немного ярче. Тикки рядом с ним дарит мне полную гордости сияющую улыбку. Она проглатывает остаток печенья и подлетает ко мне, прижавшись к здоровой щеке.

— Ты вернулась. Браво, моя Ледибаг.

— У меня отличная советчица. У нее, кажется, тысячелетия практики.

Вместо смеха она издает мягкое жужжание, которое я крайне редко слышала от нее. Почти мурлыканье. Это… успокаивает. Я закрываю глаза и позволяю этому чудному звуку проникнуть в меня, умиротворить.

— Всё лишь начинается, — еще мягче щебечет она, словно извиняясь. — Держись, даже когда будешь в трансформации и меня не будет рядом.

— Ты всегда будешь со мной. И я сделаю всё, что смогу. Обещаю.

— Я в этом уверена.

Мы обе поднимаем головы к Плаггу, который не сдвинулся со своего насеста. У него как никогда насупленный вид, и это вызывает у меня глубокое удовлетворение.

— Я хотела бы поговорить с Черным Котом, — мягче повторяю я. — Где он?

— Как всегда — не там, где должен быть, — отвечает он. — Хотел бы я, чтобы он тебя слышал. Он без конца изводит себя из-за тебя, это вернуло бы ему мозги на место. Ты действительно Носительница Света — в маске или без.

Я приподнимаю брови. Если бы он не разговаривал со мной так презрительно несколько минут назад, я могла бы принять это за… комплимент.

— Плагг. Раны Маринетт перевязаны, и больше нельзя ждать. Иди за своим Носителем.

От более степенного и чуточку резкого обращения Тикки черный квами сгруппировывается на краю стеллажа, словно котенок, подстерегающий добычу.

— Нет.

— Время тайн закончилось, — повторяет Тикки, словно такая формулировка имела ритуальную или даже символическую ценность. — Я понимаю, что твой Носитель хочет остаться анонимным, но нам надо поговорить всем вместе о том, что будет дальше. Ты должен убедить его показаться.

— Он в этом не один, Тикки. Я тоже отказываюсь.

— О чем ты?

Вместо ответа Плагг, наконец, спускается со своего насеста и останавливается на уровне Тикки. Его изумрудные глаза становятся холодными, почти металлическими.

— Византия. Монреаль. Токио.

Я хмурюсь, сбитая с толку.

Пораженная Тикки резко поворачивается.

— Нет! Мастер Фу не позволил бы…

— И тем не менее. Случайность, возможно. Но мой Носитель категоричен, и его аргументы справедливы. Уже были прецеденты во время их прошлых сражений, и мы не можем рисковать. Не этой ночью.

— Это невозможно, Плагг. Ты…

— Я не могу тебе лгать. Не в этом, не после Токио. Ты знаешь это не хуже меня.

Вибриссы Плагга опускаются, изумрудные глаза суживаются — от горя, от угрызений совести? — и я вдруг снова вижу онемевшего от горя квами, с которым Тикки танцевала тот странный ностальгический танец у Мастера Фу.

— Пожалуйста, послушай меня, — тихо ворчит он. — Ради их общего блага… И ради твоего тоже.

Плагг и Тикки по очереди бросают быстрый взгляд в мою сторону. Аура и полет Тикки, становятся дрожащими, и черный квами со смирившимся видом быстро опускает веки.

— Она не должна знать, — шепчет он. — Так будет лучше.

Тикки колеблется. Наконец, приближается к Плаггу и непринужденно прикасается своим лбом к его, тоже закрыв глаза. Плагг вздрагивает, но не отступает. Зато я делаю несколько шагов назад и отворачиваюсь. У меня возникает странная уверенность, что это простое соприкосновение для них, по меньшей мере, настолько же драгоценно и лично, как танец под снегом.

— Я тебе верю, — выдыхает она. — Вчера, сегодня, завтра. Как всегда и навсегда.

Краем глаза я вижу, как Плагг вздрагивает от этого шепота. Он мурлычет, а она эхом издает легкое, едва различимое жужжание.

— Передай Черному Коту наш разговор насчет Мастера Фу. Когда он снова трансформируется, мы ждем его здесь. Я буду их направлять.

Плагг не двигается. Когда Тикки снова начинает говорить, ее голос уже не безучастный, а хриплый от слез:

— А теперь уходи!

Плагг тут же исчезает сквозь стеллаж, и Вайзз, поколебавшись, следует за ним. Тикки долго остается неподвижной, прежде чем берет третье печенье, которое принимается без энтузиазма грызть. Встретив мой потерянный взгляд, она слегка улыбается мне.

— В последний раз, Маринетт: ешь.

Растерянная, я сажусь и заканчиваю бутерброд. Я прекрасно поняла, что тема серьезная и даже запретная, но все-таки задаю вопрос, который настойчиво витает между нами.

— Монреаль… И Токио? Что Плагг имел в виду?

После долгого молчания Тикки начинает отрешенно говорить:

— Тандемы Носителей Звезд всегда начинались под печатью тайны, но редко кто поддерживал ее всю жизнь. Для большинства из них раскрытие укрепляло связь, и не только в качестве Носителей. Их симбиоз мог проявляться и в обычном мире: в виде дружбы или общей цели. Для некоторых он даже стал жизнью в паре и созданием семьи…

На короткое мгновение она становится мечтательной, почти растроганной, когда вскользь упоминает моих предшественников. Но ее улыбка быстро гаснет.

— Византия, Монреаль и Токио. Три города, в которых мы с Плаггом когда-то сопровождали Носителей. Три тандема, все разные в своей динамике, происхождении и поставленных целях. Но похожие по связи, объединявшей их… Сильные и надежные тандемы до того дня, когда они узнали друг про друга. Один из тандемов открылся по взаимному желанию, другой — из-за несчастного случая. Третий из-за сражения с заклятым врагом, который разгадал их секрет.

— Токио?

Я припоминаю тон Плагга, более мрачный и нерешительный при упоминании этого города. Тикки молча кивает и откладывает печенье. Чувствуя ее уныние, я складываю ладони чашей, и она со вздохом садится туда.

— Были и другие неудачи, но эти три города… Они стали для нас, квами, своего рода кодом. Кодом, чтобы напомнить: порой незнание — лучшая защита для Носителей.

— Другие… неудачи?

У меня пересыхает в горле. Тикки снова кивает.

— Эти три тандема потеряли симбиоз, когда раскрыли личности друг друга. Были ли тому причиной их этнос, социальный статус, соперничество в гражданском мире или даже религия, правда оказывалась слишком тяжелой, чтобы ее принять, или слишком дестабилизирующей в тогдашних условиях. Носители Звезды не сумели вернуть равновесие вовремя, и в ситуации кризиса, возможно, именно это вызвало их гибель.

Тикки мотает головой.

— Плагг считает, что знание правды может привести вас к такой катастрофе. Вы действительно еще очень юны. А даже среди взрослых тандемов некоторые так и не обрели вновь свой симбиоз…

Я молчу, осмысляя, наконец, то, что Черный Кот может остаться неизвестным, когда сам уже знает мою личность. Странным образом я испытываю от этого смесь облегчения и разочарования. Непримиримый — опасающийся — взгляд Плагга всё еще давит на меня, и меня вдруг охватывает мятежное чувство, как в квартире Мастера Фу недавно.

— Но как Плагг может быть столь категоричен? Он меня даже не знает!

Тикки долго молчит. После чего добавляет, словно в заключение:

— Я вижу только одну причину для поведения Плагга и его Носителя: ты знаешь Черного Кота в своей повседневной жизни.

Она с покорным видом садится на покрывала.

— Вероятно, ты даже знаешь Черного Кота достаточно хорошо, чтобы они боялись, что во время сражения ты можешь утерять здравое мышление. Они лишь хотят защитить нас, Маринетт, и я доверяю Плаггу. А ты достаточно доверяешь Черному Коту, чтобы согласиться оставаться в неведении?

Я в недоумении не знаю, что ответить.

И именно в этот момент мой наушник начинает звенеть.

 

Mercury — Sleeping at Last (“Chat Noir’s Theme”): https://youtu.be/YJsF7sHpaPs

 

День -1

Час -8

 

I know the further I go

The harder I try, only keeps my eyes closed

And somehow I’ve fallen in love

With this middle ground at the cost of my soul

 

— Эм… Это Черный Кот?

Резкая тишина отвечает на мое приветствие. За ней следует поток криков в наушнике:

— Черный Кот? Настоящий Черный Кот?!

— Эй, Черный Кот только что присоединился к каналу для обсуждения!

— Черный Кот, счастлива тебя, наконец, слышать!

— Спасибо за Алью! Спасибо!

— Черный Кот, где Ледибаг? В твоих интересах хорошо позаботиться о ней!

— Замолчите и дайте ему сказать!

Я морщусь, когда резкий и легко узнаваемый голос Рипост перекрикивает все остальные. Спокойствие понемногу возвращается, но в какофонии возбужденных восклицаний я, кажется, узнаю радостный голос Нино и немного хриплый голос Альи, и даже пронзительный саркастичный голос Хлои.

— Я думал, мы исключили Рипост из нашего чата? — добавляет кто-то нервно.

Смотри-ка… Это Ким?

— Мы не будем снова поднимать этот вопрос, Разлучник, — отвечает Алья, сама того не зная, подтверждая мою гипотезу. — Бражник дал Рипост неверную информацию, и она действовала, считая, что так лучше. Точка.

— Я настаиваю, что в наших рядах убийца, и это отстой, — упрямо говорит Ким.

— А я напоминаю тебе, что ты никогда не блистал талантами стратега, — бросает новый голос, тоже знакомый. — Так что воздержись от поспешных суждений, Ким. Добро пожаловать, Черный Кот. Приношу извинения за наш непрофессионализм.

Я сосредотачиваюсь, хмурясь. На знакомый голос, наконец, накладывается серьезное лицо, блестящие за большими очками глаза… И галстук-бабочка в качестве завершения.

— Это… Это ты, Геймер?

У меня едва не сорвалось имя Макса, моего одноклассника, но я вовремя поправился. Тот отвечает с энтузиазмом, явно приятно удивленный, что я узнал его.

— Да, Черный Кот. Если тебе сложно следить за нами, активируй экран своего наушника, будет понятнее.

Я осторожно касаюсь единственной кнопки на моем наушнике. Перед левым глазом появляется фиолетовый фильтр. Макс снова начинает говорить, и в углу импровизированно экрана мигают буквы «ГМР». «Геймер»?

— Ледибаг присоединится к нам?

В ритме подавленного голоса Альи мерцают буквы «ЛВФ».

— Черный Кот, это Леди Вайфай! Пожалуйста, скажи ей, что я в порядке и что мне жаль: наверное, Бражник овладел мной, я ничего не контролировала! И спасибо тоже! Спасибо, что спас меня! И…

На экране зажигается «РИП». Рипост?

— Вайфай, хватит монополизировать канал, нам есть чем заняться, помимо обмена банальностями.

— Это не банальности, это супер важно! Черный Кот, как она? И ты, как ты?

Псевдонимы на экране перестают мигать, и воцаряется тишина. Всё еще потрясенный, я понимаю, что они ждут моего ответа.

— Ледибаг в порядке, и я тоже. А с вашей стороны? Кажется, всё спокойно.

Алья облегченно вздыхает, готовая продолжить. Макс-Геймер подчеркнуто перебивает ее, и она не настаивает:

— Нам удалось нейтрализовать Изгнанника на какое-то время. К счастью, Пикселятор активировал силу, очень похожую на ту, что была во время его первой акуманизации, и смог запереть его в параллельном мире. Всё под контролем.

— Бражник молчит с вашего ухода, — добавляет Рипост. — Нам больше не удается связаться с ним. Думаю, он тоже ждет вашего возвращения.

За репликой Рипост следует мертвая тишина.

— Я узнал, что ты пыталась сделать, Рипост, и в каких условиях. Ты… Ты в порядке?

Вайзз рассказал мне — с понятной обидой — о ее попытке убийства. Но Алья и Макс утверждают, что Рипост стала жертвой лжи Бражника, и я готов им верить. Для подготовки к турниру по фехтованию я долго изучал технику клана Цуруги, и его наследница Кагами, она же Рипост, показала себя сильным, достойным и принципиальным воином. Если она пыталась убить Изгнанника, значит, она была убеждена, что это единственная возможность спасти остальных.

Спустя несколько секунд молчания Рипост отвечает тише, словно защищаясь:

— Я сделала это без радости в сердце, Черный Кот, и надеюсь, вы сможете предложить лучшую альтернативу. Но… спасибо за внимание.

Элегантный способ признать, что чувствуешь неловкость, при этом не теряя лица. Полагаю, типично для ее воспитания.

— Э… Окей, — заключает Алья после долгого молчания. — Черный Кот, мы ждем только вас двоих, чтобы возобновить военные действия. Как думаешь, вы еще долго?

Коммуникационная сеть была создана Леди Вайфай, но она всё же зависит от энергии, даруемой Бражником, который, возможно, исподтишка подслушивает нас. И я нарочно говорю неопределенно, поскольку нельзя давать ему еще больше информации, чем у него уже есть.

— Сложно сказать… Еще тридцать минут, возможно.

— Хорошо, хорошо, — говорит Баблер, и на экране мигают его инициалы «БЛР». — Мы понимаем, что ты не хочешь говорить нам больше. Учитывая Бражника, который может подслушивать, и всё такое. Но… Лично я хочу сказать ему пару слов, этому мерзавцу! В общем, Бражник, если ты меня слышишь, я требую твоих объяснений по поводу взятия заложника на Марсовом Поле!

— О, Нино! Я тронута, но, пожалуйста, смени пластинку, — раздраженно ворчит Леди Вайфай.

В эфире раздается несколько саркастичных смешков, и неуютная атмосфера, наконец, исчезает. Я горько улыбаюсь. Попытаться превратить в шутку самую мрачную ситуацию — это Нино, как он есть.

— Ледибаг объяснила нам, что Изгнанник изначально был вашим другом. Мы разработали план, чтобы успокоить его, не слишком ему навредив, но сначала надо улучшить несколько параметров с Пикселятором и Рисовальщиком, — объявляет Макс. — Будет готово через полчаса. Встречаемся на Марсовом Поле.

Несколько согласных восклицаний приветствуют его заявление. С каждым мгновением я немного больше осознаю, насколько их организация — с поразительной сплоченностью — могла бы изменить расклад.

— Будьте осторожны. И… спасибо за всё, что вы уже сделали.

— No problem. Черный Кот?

— Ммм?

Голос Нино вдруг стал более нерешительным. В моем наушнике раздается чудной звоночек, и линия становится еще более тихой. Экран пуст, и на нем остаются только инициалы Баблера и мои.

— Я сменил канал обсуждения, здесь только мы, Черный Кот. Я хотел еще раз поблагодарить тебя за то, что ты сделал для Альи — то есть для Леди Вайфай. Даже представить не могу, что с ней было бы, если бы… если бы ты не защитил ее от взрыва. От всего сердца, чувак, спасибо.

Он делает паузу, во время которой я не знаю, что сказать. Хотя он прячется за обычной развязанной манерой говорить, я редко видел Нино таким взволнованным.

— Мы хорохоримся, но честно говоря, нам всем не терпится снова вас увидеть. Мы не хотим других промахов, как у Рипост. Или других раненых, как Алья.

Снова раздается звоночек, и на экране появляются инициалы Леди Вайфай.

— Подтверждаю, — выдыхает она вдруг очень уставшим голосом. — Такие силы пьянят, но у нас нет вашего опыта, Черный Кот. Мы нуждаемся в вас.

Нино смеется, но я хорошо его знаю: на самом деле ему совсем не весело.

— Эй, это был личный разговор!

— Не по моей сети, мой Баблер. И не когда мне надо вам представить кого-то столь важного.

Раздается третий звоночек, и я не успеваю задержаться на нежном «мой Баблер». На экране появляются новые инициалы: «ЛБ». Сердце сжимается. Нино присвистывает, а потом бормочет:

— Л-Ледибаг?

— Добрый вечер, Баблер, — крошечное колебание. — Привет, Черный Кот.

Я невольно закрываю глаза. Этот решительный голос… Ледибаг или Маринетт? Мне вдруг не удается их различать. Как я мог проходить мимо такой очевидности столько лет? И как Нино с Альей еще могут обманываться?

— Привет, — отвечаю я с непринужденностью, которая удивляет меня самого. — Счастлив тебя слышать.

— «Привет»? Вы не вместе? — удивленно подхватывает Нино.

— Нам пришлось разделиться на несколько минут, — отвечает Ледибаг самым естественным тоном. — На время, чтобы восстановить силы.

— Ледибаг, прости, что настаиваю, но ты уверена, что всё хорошо? — спрашивает Алья. — Остальные рассказали мне, что произошло. Похоже, нападение Изгнанника было мощным!

Я рефлекторно сжимаюсь от этого воспоминания. Однако Ледибаг отвечает ровным, безмятежным и почти поющим голосом:

— Я не исчерпала свои возможности, Леди Вайфай, успокойся! И Черный Кот обо всем позаботился. Скорее это мне следует беспокоиться о том, что произошло? Бражник навредил тебе?

— Я… Я не думаю. Я ничего не помню. Это было как настоящая акуманизация. В какой-то момент я была в безопасности на крышах с Нино и остальными, а в следующее мгновение… Я уже на руках Черного Кота, оглушенная взрывом.

Закрыв глаза, я в деталях вспоминаю сцену — сюрреалистичную — моего прибытия на Марсово Поле. Леди Вайфай, пытавшаяся удержать Изгнанника в ледяной тюрьме, рискуя жизнью, отталкивая прочь находящуюся в отчаянном положении Ледибаг. Остальные акуманизированные, укрывшиеся на крыше соседнего здания, странно пассивные, их костюмы мерцали, словно вот-вот исчезнут.

— Сначала мы не поняли, что происходит, — продолжает Нино. — И Бражник отказывается общаться с нами с вашего ухода. Но думаем, он перенаправил всю энергию на Алью, чтобы подчинить ее и действовать напрямую. Так что мы, остальные акуманизированные, оказались как бы пленниками наших акум. Я всё видел, всё слышал, но не мог двигаться, и это закончилось, только когда Алья снова стала собой после взрыва.

— Наверняка поэтому он завербовал нас, предложив сделку, а не насильно, — заключает Алья. — Он всегда может полностью контролировать одного из нас, но это сделает бессильными остальных.

Я медленно осмысляю эту важнейшую информацию. Значит, даже если бы Бражник решил нас предать, он не смог бы поглотить нас всей армией акуманизированных. Это очень утешает!

— Леди Вайфай, как ты чувствуешь себя сейчас?

— Взрыв вызвал у меня неслабое сотрясение. Но в остальном ничего серьезного…

— Ну, конечно! Алья была без сознания добрых четверть часа. Если бы мне не приходилось защищать остальных от Изгнанника, я бы скоренько отнес ее в больницу для полного обследования.

— Прекрати, Нино! Я не сахарная! И сейчас я хорошо себя чувствую, иначе моя сеть не работала бы так же хорошо, как раньше!

Леди Вайфай и Баблер обмениваются еще несколькими хлесткими репликами. Будто мы вернулись в класс, и Алья с Нино обсуждают обычную проваленную лабораторную по химии. Я молчу из осторожности, боясь бросить в огонь спора замечание, которое выдаст меня и раскроет Адриана Агреста.

Ледибаг натянуто смеется, но не вмешивается. Страдает ли Маринетт от того же постоянного разрыва между двумя жизнями?

— Короче, — резко заявляет Алья, чтобы положить конец любым возражениям. — Как сказал Геймер, ситуация здесь под контролем, но возвращайтесь быстрее. Нам будет спокойнее.

— Ммм. Мы все спустились с небес на землю после того, что произошло. Всё это серьезно, — выдыхает Нино.

Воцаряется тяжелое молчание.

— Я знаю, что вы все заключили сделку с Бражником, но он солгал Рипост и едва не убил Леди Вайфай, — ровным тоном произносит Ледибаг. — Он без колебаний использует любого из нас, чтобы достичь своих целей. Вы еще можете остановиться сейчас. Это дело между ним, Мастером Фу, Черным Котом и мной.

— Ледибаг, Ледибаг, Ледибаг, — язвительно нараспев произносит Алья. — У нас никогда не было ни малейшего желания отступить. Ни у меня, ни у Баблера, ни у остальных. Даже Роза и Милен сильно нам помогают, хотя они известные трусишки, — и доброжелательно добавляет: — Результат: сила Розы — лечебный туман, идеальный для мелких травм, а устрашающий вид Милен позволил нам отвлечь внимание во время боя.

— А Антибаг до сих пор в строю, хотя уже сломала два ногтя, сражаясь с Изгнанником, — насмешливо замечает Нино. — Если уж это не мотивация!

— Мы все согласились на предложение Бражника, полностью осознавая, на что идем. Неважно, какие у него конечные намерения. Мы можем действовать и будем — не для того, чтобы выполнить сделку с ним, но чтобы защитить Париж и наши семьи. Мы готовы на всё.

— Сейчас нам нужны лидеры! Черный Кот, Ледибаг, мы ждем вас!

Я сжимаю кулаки, разрываемый между возбуждением и опасением.

— Что скажешь, Ледибаг?

Она вздыхает. И когда раздается ее голос, я словно вижу ее улыбку победителя:

— Долг зовет нас, Котенок.

Я слышу приглушенный возбужденный шепот Альи и Нино, словно они, сидя рядом, следили за разговором и, поздравляя друг друга, ударили в ладонь. Потом Ледибаг добавляет, и моя радость немного убывает:

— Леди Вайфай, мы должны еще кое-что прояснить между собой. Вы можете продержаться полчаса?

— Даже вдвое больше, если необходимо, — отвечает Алья. — После вашего ухода Изгнанник действует замедленно. Сейчас он бродит в мире Пикселятора, не пытаясь выбраться… Думаю, он тоже вас ждет.

— Поняла. Мы снова свяжемся с вами в пути. Будьте осторожны.

— Вы тоже!

Раздаются два характерных звоночка — знак последовательного отсоединения Нино и Альи. Я жду, задерживая дыхание.

— Ледибаг?

Вместо ответа раздается третий звонок. Разговорный канал становится тише, чем когда-либо. Экран пуст. Я вынимаю наушник, и он тут же дезактивируется, вернувшись в состояние простой пластинки у меня на ладони. Реальность жестоко возвращается ко мне.

Я осматриваю маленькое техническое помещение, в котором закрылся, чтобы освободить Плагга. Дрожа, я запахиваюсь в анорак: электричество всё еще не вернулось. При свете походной лампы, установленной на одной из полок, мой квами пожирает второй кусок камамбера. Я растроганно улыбаюсь на столь привычную сцену, которую, я думал, больше никогда не увижу.

— Черный Кот.

Я инстинктивно сжимаюсь, сидя спиной к единственной двери в комнате. С другой стороны я слышу шелест.

— Черный Кот?

Голос Маринетт немного нерешительный. Я с трудом сглатываю, сердце трепещет.

— Я здесь.

Воцаряется тяжелое молчание. Я не решаюсь снова заговорить. Я не знаю, с чего начать. Она опережает меня:

— Плагг объяснил мне, что ты хочешь остаться анонимным. Я… Я не имею права голоса, я прекрасно поняла. Но я хотела бы просто задать тебе вопрос.

— Да?

Еще одно молчание, потом легкий удар по створке двери, за которым следует длительный шелест. Когда она снова начинает говорить, ее приглушенный голос кажется ближе. Она села возле двери, как я.

— Ты не хочешь, чтобы я знала. Это… Это потому что я Маринетт?

Я вздрагиваю. Мне не удается определить, что она чувствует. Я предпочитаю ответить правду, не зная, насколько я могу ее пояснить.

— Да.

— Понимаю. Наверное, ты разочарован?

Что? Нет!

— Вовсе нет! Просто я… я…

Я подбираю слова и взглядом умоляю Плагга, но мой квами не собирается помогать. Как объяснить необъяснимое? Как сказать ей, не выдав себя?

— Я знаю тебя, да? Настоящего тебя?

Я колеблюсь.

Настоящий я? Это…

— Да. Да, это так. Мы… Мы уже пересекались. И ты меня защищала, когда я был в гражданском облике.

— И… это всё?

— Нет… Нет. Но я не могу больше ничего тебе сказать.

— Ты считаешь, что я не смогу сохранить ясный рассудок, если узнаю, кто ты.

Это не вопрос. И даже не упрек. Но нечто среднее…

— Тут всё сложнее, Маринетт. Я…

Я закрываю глаза и тихо ругаюсь: я только что по невнимательности назвал ее Маринетт. Не хватало только, чтобы это вырвалось у меня на публике!

— Ледибаг, я не хочу, чтобы ты видела меня обычным человеком.

— Как ты сейчас видишь меня? Это несправедливо!

— Знаю… Знаю!

Я беззвучно ругаюсь, прекрасно понимая, что делаю только хуже своими дурацкими отговорками. Но что делать?

Мгновение тишины. Потом она шепчет — задумчиво, едва слышно. Возможно, она говорит с Тикки?

— Кто-то, кого мы… нет, кого я защищала? Но…

Холодный пот стекает по моей спине. Я снова вижу Ледибаг перед Вольпиной и ее иллюзиями, я слышу, как она в панике кричит при виде поддельного Адриана, взятого в заложники. В тот день моя Леди готова была сдаться, только бы не дать моему двойнику упасть.

— Перестань. Не ищи, — обрываю я резче, чем хотел бы.

— Слишком поздно, Черный Кот, — горько отвечает она. — В любом случае, как ты хочешь, чтобы я догадалась? Их было столько!

— Именно, перестань ломать голову, это бесполезно. Пожалуйста?

Прошу тебя.

— Я попробую. Но ничего не обещаю.

Раздается глухой шум, как если бы она откинулась на дверь, и она глубоко вздыхает. Я делаю то же самое, закрыв глаза.

— Я не могу сделать вид, будто ничего не произошло, Котенок.

Этот голос! У меня ощущение, что я открываю его заново, снова и снова. Голос Маринетт, когда она ворчит на Алью. Но также голос Ледибаг, когда она упрекает меня в том, что я перестарался во время наших миссий.

Как я мог не узнать ее с первого же дня? А она как может не узнавать меня?

Неужели это настолько невероятно — представить, что я… Адриан?

— Доверься мне, Ледибаг. Пожалуйста. Лучше оставить так.

— Скорее это ты не доверяешь мне, Черный Кот. Но… думаю, и поэтому тоже я начинаю понимать. Тикки, как могла, объяснила мне твою точку зрения. Бывали случаи среди Носителей. Несчастные случаи.

Византия. Монреаль. Токио.

Я бросаю взгляд на Плагга, который методично его избегает. Он и мне рассказал эти истории Носителей, которые, узнав личность напарника, почувствовали себя потерянными, или даже преданными — из-за расхождения в мнениях, этносах, религии или даже чувствах. Некоторые до такой степени, что не смогли больше сражаться бок о бок, таким образом спровоцировав поражение.

Маринетт с другой стороны двери снова вздыхает:

— Знаю, сегодня я не была примером уверенности в себе. Извини. Это изменится.

Я хмурюсь:

— Мы никогда не имели дела с таким видом акуманизации. И ты была совсем одна, разбираясь с катастрофой. Скорее это я должен извиняться, Ледибаг. Я… Если бы я знал.

— Ты уже говорил, Котенок. И повторю: это прошлое. Сейчас ты здесь. Это главное.

Снова раздается шорох о дверь. Голос Ледибаг кажется более далеким. Она встала.

— Нам надо идти. Алья и остальные ждут нас. Присоединяйся ко мне, когда… когда будешь готов.

Я слышу, как затихают ее шаги. Тишина возвращается — густая, обвиняющая. Плагг закончил есть. Он тихо приближается.

— Ты уверен в себе? Знаешь, ситуация не обычная. Ваш симбиоз уже страдает, а если она узнает, кто ты, это может восстановить равновесие.

— А может стать и хуже, твои истории подтверждают это, Плагг.

Я медленно кручу Кольцо в коротком приступе угрызений совести. А что, если я беспокоился на пустом месте? Нет, нет. Я не могу дать задний ход.

— Я убежден, Плагг. Я видел, как она паниковала, когда мой двойник, созданный Вольпиной, был в опасности. Или когда думала, что Рипост собирается убить Адриана в Лувре. Маринетт не нужно это дополнительное напряжение. Особенно сегодня ночью.

— Да будет так. Это твое решение, Адриан. Но знай, я не стал бы пытаться убедить Тикки, если бы сам не был уверен.

Он садится мне на колено. Я смущенно улыбаюсь.

— Спасибо, что ты на моей стороне, Плагг. Думаю, сегодня я этого совсем не заслуживаю.

— Мдаа… Еще вопрос, кто из нас двоих больший дурак.

Он зевает с риском вывихнуть челюсть, но взгляд остается настороженным.

— Я верю в тебя, — ворчит он. — Теперь ты должен поверить в Ледибаг.

— Что ты имеешь в виду? Конечно, я верю в нее!

— В самом деле?

— Просто Маринетт такая хрупкая, она…

Плагг склоняет голову на бок, расширив глаза, словно говоря: «Вот почему». Я замолкаю, пойманный с поличным.

— Ледибаг — это Маринетт, и Маринетт — это Ледибаг, — выговаривает он. — С другой стороны этой двери находится напарница, которую ты еще сегодня утром считал способной переставлять горы. В плане ее способностей ничего не изменилось, хорошенько заруби это себе на носу.

Он ворчит.

— Я сыт по горло Носителями-мужчинами, которые впадают в мелодраму, как только их напарница-женщина раскрывает личность. До того вы видите в ней нечто вроде сверхбожества без единой слабости, а потом можно подумать, будто представительницы вашей расы — хрупкие цветы! Кроме того, божья коровка — один из самых свирепых хищников в экосистеме! Так что можно забыть о слабом невинном создании, поверь мне! Продолжай таким образом и разозлишь ее, а ты не захочешь узнать, что это такое — Божья Коровка в гневе. Ты ни разу не видел Тикки, когда она в дурном настроении!

Я круглыми глазами смотрю, как он вопит, сидя на моем колене. Я нервно смеюсь:

— Ты хочешь меня подбодрить, да?

Плагг тут же прекращает, непоколебимый, как никогда:

— Возможно. Действует?

— Немного. В кои-то веки ты прав.

— Как всегда ты имел в виду?

Я искренне смеюсь. Плагг слегка усмехается, обнажая клыки, и даже весело ворчит. А потом его уши опускаются, он вздыхает.

— Я никогда по-настоящему не понимал это решение Мастера Фу хранить тайну во что бы то ни стало. Я считаю, что это сильно всё усложняет между Носителями, когда они решают сделать важный шаг. Люди такие странные… Почему снятие маски так меняет восприятие вами друг друга, если вы так давно общаетесь? Даже если вы знаете друг друга в обычной жизни?

Я пожимаю плечами, обезоруженный его непосредственностью. Я сам не уверен, что могу это объяснить. Словно, чтобы обозначить, что не ждал ответа, Плагг снова лениво зависает в воздухе.

— Давай, пошли. Нельзя заставлять ждать Божью Коровку.

Я встаю, поморщившись. Боль после пережитых в облике Адриана перипетий всё еще чувствуется. Быстрее вновь обрести возможности Черного Кота! После трансформации раны не исчезнут, но переносимость боли словно увеличивается.

— Не испорть всё из-за этой истории с личностями, прошу тебя. Нам с тобой есть что терять — слишком много.

Внезапно серьезный тон Плагга настораживает меня.

— Несомненно. Я буду защищать Ледибаг, и Тикки тоже.

— Ты забываешь кое-кого.

Я удивленно смотрю на него. Он имеет в виду Мастера Фу?

— Останься в живых, — выдыхает он. — Это длилось лишь несколько часов, но мне тоже тебя не хватало, Адриан.

Тронутый, я улыбаюсь ему, не находя остроумного ответа. Я протягиваю ему руку, и он садится мне на ладонь.

— Обещаю, Плагг.

Удовлетворенный, он закрывает глаза, и я делаю то же самое.

— Плагг. Трансформируй меня.

Сквозь закрытые веки чувствуется зеленая вспышка. Костюм Черного Кота обтягивает меня, источник энергии и силы. Я глубоко вдыхаю и наслаждаюсь с одной стороны ощущением защищенности, и одновременно все мои чувства обостряются, удесятеряются.

В тот момент, когда я покидаю помещение, мой шест издает тихий звоночек. Сердце пропускает удар. Новое сообщение. Я игнорировал его до сих пор, слишком торопясь присоединиться к Ледибаг. И отчасти из трусости тоже.

Положив ладонь на ручку двери, держа шест в другой руке, я колеблюсь. Не надо долго думать, чтобы понять, что она оставила мне его сразу после нашего разговора у Мастера Фу. Зачем мучить себя?

И однако…

Кончиком когтя я выбираю запись на экране, потом подношу жезл к уху. Когда задыхающийся — знакомый, слишком знакомый — голос начинает говорить, я закрываю глаза, чувствуя себя неуютно.

— Черный Кот? Это я, я… Я…

Она колеблется. Я слышу, как она топчется на снегу. Вероятно, в тот момент она была еще во дворе у Мастера Фу.

— Я не понимаю, я уже ничего не понимаю… Я… что на тебя нашло? Сбежать вот так после таких слов? Тем более ты уезжаешь на следующей неделе! Я думала… С самого начала я думала, что это неважно для тебя, что… твои заигрывания — просто для смеха…

Ее неуверенный тон немного меняется. Голос становится сердитым.

— Но… Но что ты хочешь теперь от меня? И что это значит «неважно»? Тебе наплевать, что я думаю об этом?.. Тогда зачем мне признаваться, если сразу после ты меня вот так бросаешь? Ты уезжаешь, и это уже было достаточно сложно! Но чего ты ждешь от меня? Я уже не знаю, что делать! Ты меня бесишь! Ты меня бесишь, Черный Кот! Проклятье!

Она замолкает. Тишина бесконечна, мучительна. Я два раза с тревогой проверяю экран коммуникатора, но сообщение продолжается. И, сосредоточившись, я слышу ее дыхание — прерывистое и дрожащее.

О… моя Леди.

Я подавленно ловлю каждое ее слово. Наконец, она снова начинает говорить. Ее голос едва слышен. Хриплый. Прерывающийся всхлипами.

— Я ничего не поняла, совсем ничего. И подумать только, завтра у нас встреча… О, Черный Кот, прошу тебя… Позвони мне. Позвони мне.

Она прерывает запись. Я ошеломленно опускаю шест. Я хотел уйти, ничего ей не говоря, чтобы остаться в ее памяти сильным и уверенным в себе Черным Котом — более внушающим доверие, более блестящим, словно чтобы убедить ее, что это был лучший выбор, лучший способ для меня уберечь, защитить ее. Но если бы не объявился Изгнанник, это сообщение стало бы для нее действительно последним воспоминанием, касающимся нас. Разрыв между ее и моей реальностью настолько резок, что меня почти тошнит.

Но… Но чего я ждал?!

Судя по моему коммуникатору, она пыталась позвонить еще раз, но сообщения больше не оставила. Должно быть, потом вмешалась Тикки, поскольку дальше — полное молчание, даже после появления Изгнанника. Мне вспоминается ее резкое замечание, брошенное на улице, после того, как она спасла меня в облике Адриана.

«Черный Кот не придет».

Я стискиваю зубы и выхожу из помещения. Продвигаясь между темных рядов, я ругаюсь сквозь зубы, щеки обжигает. Что я посмел сказать ей две минуты назад? «Перестань ломать голову»? Честное слово, умею я, однако, ляпнуть!

В ушах звенит от размышлений, я, наконец, добираюсь до ряда, где устроил Маринетт, когда она еще была без сознания. Одеяла и подушки скучены в углу, карманные фонарики, подвешенные на полках, все погашены, кроме одного. Под слабым ореолом света терпеливо ждет красная фигура Ледибаг, спиной ко мне, опустив голову, словно размышляет. Она снова повесила на плечо черную сумку, которая немного раньше служила убежищем для Вайзза.

Она явно слышала, как я подошел, поскольку начинает говорить:

— Я пополнила запас провизии, — она на мгновение приподнимает сумку. — Чтобы подзарядить наших квами в случае чего.

— Хорошая идея.

Она делает движение, словно чтобы посмотреть на меня через плечо. Ее глаза закрыты.

— Ты готов?

Я согласно шепчу. Она моргает и разворачивается. Ее взгляд задерживается на костюме, прежде чем встретиться с моим, потом она слегка улыбается. Кажется, будто она в прекрасной форме, но я не могу не смотреть на повязку на ее лице.

— Твои раны?

— Нормально. Мы с Тикки сделали необходимое. И костюм смягчает боль, так что… нормально, — повторяет она так, словно подбирает слова. — А ты? В конечном итоге я даже не знаю, был ли ты ранен взрывом.

— Мне было очень-очень жарко, — шучу я, — но это всё. Я умею приземляться на лапы.

Ее улыбка становится более естественной, и я дышу немного свободнее.

— Спасибо за спасение Альи. И… Спасибо, что позаботился обо мне.

Я колеблюсь, терзаемый необходимостью извиниться, еще более настойчивой после прослушивания сообщения. Если бы я быстрее поместил ее в надежное место, если бы я сохранил хладнокровие, если бы…

Но открытый взгляд Ледибаг разом останавливает мои метания. Это из-за ее маски и ауры Камня Чудес? Или просто потому что она отставила в сторону свои эмоции? Но ее голубые глаза мерцают в полумраке, полные уверенности. Великолепные, как всегда.

— Это была честь для меня, Ледибаг, — в итоге шепчу я.

Она смущается. Вдруг опускает голову и вздыхает.

— Черный Кот. Послушай, я…

— ЛЕДИБАГ! ДЕРЖИСЬ, МЫ ИДЕМ!

Она морщится и подносит руку к наушнику, который только что активировался: даже на этом расстоянии я легко могу узнать паникующий голос Альи. Я поспешно надеваю собственный наушник. Ледибаг уже достала йо-йо.

— Леди Вайфай? Что происходит?

— Мы засекли взрывы в двенадцатом округе! Вам нужна помощь? Мы идем!

— Но… Нет, это не мы!

— Э? Но тогда кто?

Мы с Ледибаг обмениваемся озадаченным взглядом. Я быстро мысленно проматываю свою недавнюю пробежку.

— Ледибаг, мы действительно в двенадцатом. Пойдем посмотрим?

Она кивает. Мы одновременно бросаемся бежать. Достав шест, я устремляюсь к аварийному выходу.

— Леди Вайфай, мы проверим, — говорит Ледибаг, следуя за мной по пятам. — Оставайтесь на Марсовом Поле следить за Мастером Фу!

— Но, Ледибаг!

— Пожалуйста, Алья!

Выход уже видно. Ледибаг догоняет меня и оглядывается вокруг.

— Черный Кот, ты предупредил Вайзза?

Я удивленно вздрагиваю:

— Э? Он не с тобой?

Она перехватывает мой взгляд на ее сумку и качает головой.

— Нет! Он ушел с Плаггом как раз перед тем, как Леди Вайфай активировала свою сеть. Я думала, он с тобой!

Вдруг раздается грохот, такой мощный, что на соседней полке дребезжит посуда. Мы успеваем обменяться испуганным взглядом, и снова слышится грохот, еще мощнее.

— Плагг был совершенно один, когда вернулся ко мне. Он даже не говорил мне об этом, я думал, Вайзз остался поговорить с Тикки!

Встревоженная Ледибаг ускоряет бег, и я делаю то же самое. Что еще квами скрыли от нас?

Мы, наконец, добираемся до аварийного выхода. Я первым кидаюсь на дверь. Не настолько тяжелая, как мне казалось, она шумно открывается, и я едва не спотыкаюсь от удара. Ледибаг выбегает наружу, активировав щит из йо-йо. Новый грохот раздается в нескольких кварталах отсюда. Рухнувшее здание?

— Там! Дым!

Ледибаг уже запустила йо-йо на приступ крыш. Я следую за ней несколькими прыжками с помощью шеста. Луна взошла, но электричество по-прежнему не вернулось на улицы и в дома. Город, погруженный в темноту и присыпанный свежим снегом, кажется застывшим и заснувшим, как никогда. Посреди этого черно-белого пейзажа несколько колонн пыли указывают на недавние взрывы.

Наш взгляд привлекает молния — зелено-золотая, — преследуемая по пятам другой сияющей фигурой, гигантской и кишащей.

— Но это…

… белые бабочки?

— ВАЙЗЗ!

Ледибаг уже устремляется навстречу двум противникам. Почти сразу же самый маленький из них — золотистая сфера — сворачивает к нам, кое-как двигаясь зигзагами между дымоходов и небольших домов. Его преследователь, гораздо менее осторожный, пересекает и разрушает препятствия без малейших колебаний, так что в два приема едва не поглощает сферу своей белой сверкающей массой.

Это белые бабочки… Тысячи!

— Вайзз, сюда! Черный Кот, лови его!

— Окей!

Ледибаг в защитной позе останавливается на вершине здания. В нескольких метрах от нас сфера вспыхивает и исчезает, и Вайзз, вскрикнув, выкатывается. Я на лету хватаю его в ладони, в кувырке восстанавливаю равновесие и прыгаю, чтобы спрятаться за моей Леди. Свист йо-йо уже звучит, почти сразу же перекрываясь грохотом разбитой черепицы. Краем глаза, сквозь серебристо-красный щит Ледибаг я вижу, как масса бабочек двигается на нас. Громадная.

Ледибаг кричит, напрягая мышцы в ожидании удара:

— БРАЖНИК, НЕТ!

Я инстинктивно сжимаюсь. Мои ладони в перчатках вдруг нагреваются. Вайзз что-то пронзительно кричит. Вспыхивает золотая молния. Разворачивается шар света, поглощает нас с Ледибаг. Волна бабочек сминается о стену с оглушительным треском.

Буря окутывает нас тысячами крыльев. Ударная волна заставляет нас пошатнуться, я упираюсь в заснеженную крышу и держусь, когда Ледибаг хватается за мое плечо, чтобы не упасть.

После долгих секунд борьбы волна бабочек уступает и рассеивается в воздухе, полностью дезорганизованная. Золотой щит исчезает почти сразу же. С трудом переводя дыхание, мы ждем ответный удар, который, однако, не приходит. Бабочки разлетаются и рассаживаются одна за другой на соседних крышах. Удивленная Ледибаг не решается убрать йо-йо.

Она отваживается бросить взгляд через плечо. У нее хриплый, всё еще задыхающийся голос:

— Черный Кот? Вайзз? Всё в порядке?

Я осторожно раскрываю еще теплые ладони, пораженно видя, как из них вырывается дым. Появляется покачивающийся Вайзз.

— Спасибо, братья, — растерянно бормочет он.

Я встречаю озадаченный взгляд Ледибаг и понимаю, что Вайзз произнес это на китайском. У него такой вид, словно он в шоковом состоянии.

— Он… думаю, он в порядке, — бормочу я. — Он просто немного оглушен. Это… Это он сделал?

Ледибаг кивает, хотя и испуганно.

— Он уже несколько раз защищал меня таким образом, когда тебя не было. Но думаю, это его истощает.

— Армилляр Щит, а? — хрипло произношу я в попытке пошутить.

Ледибаг посылает мне дрожащую улыбку. Вайзз встряхивается в моих ладонях, вдруг став более бодрым.

— Ай… сработало? Вы в порядке?

Он с беспокойством по очереди смотрит на нас.

— Я почувствовал, что бабочки пытались выманить вас. Я сделал всё возможное, чтобы отвлечь их…

Я осторожно выпрямляюсь и достаю свободной рукой шест, встаю спиной к напарнице. Щит йо-йо снова начинает свистеть.

— Мы в порядке благодаря тебе. Но мы еще не выпутались.

Вайзз утомленно вздыхает, увидев окрестности: дрожащие бабочки окружают нас. Насколько хватает глаз.

— Что будем делать, моя Леди? Зовем команду Б на выручку? Поскольку Бражник не сможет контролировать всех одновременно…

— Пока никакого представления. Но… похоже, ситуация улучшается.

Я нервно смеюсь, и Вайзз перемещается мне на плечо.

— Улучшается? В каком месте?

— Ты снова зовешь меня «моя Леди». Не прошло и ста лет.

Я застываю, сбитый с толку. Осмелившись бросить взгляд через плечо, я перехватываю лукавую улыбку Ледибаг. Мое и так дрожащее сердце подпрыгивает. На мгновение я лишаюсь дара речи.

— Я… Эй! Это я должен отпускать тенденциозные реплики!

— Конечно, как скажешь, Котенок.

Ее голос становится преувеличенно томным и дразнящим. Потом она легонько пихает меня локтем, вновь становясь серьезной.

— Жалобы потом.

Она моргает в сторону другого конца плоской крыши. Я прослеживаю за ее взглядом и от изумления чуть не выпускаю шест из рук. Беспечно сидя на перилах, Сабрина, она же Невидимка, рассматривает нас сквозь белый ореол в форме бабочки. Она улыбается и делает нам знак рукой, ее невидимость на данный момент неактивна.

— Поздравляю, Ледибаг. И снова здравствуй, Черный Кот. Рада, что ты смог вернуться к службе!

Ледибаг бросает на меня заинтригованный взгляд, и я сжимаю кулаки, чувствуя себя неуютно. У меня еще не было случая ни рассказать ей о моем пути к возвращению Плагга, ни дать ей знать, что Бражник догадался о моей личности; а поскольку Мастер Фу — Изгнанник, Ледибаг, возможно, тоже раскрыта… Сколько надо ей сказать и сколько скрыть, я совершенно растерян!

У меня вдруг возникает единственная уверенность: а что, если Сабрина сболтнет лишнее; а что, если Ледибаг поймет, что Невидимка видела меня в гражданском? А что, если моя Леди использует этот аргумент, чтобы потребовать сказать ей, кто я?

Более серьезным голосом Сабрина добавляет:

— Бражник хотел бы заключить сделку.