Нагайна изо всех сил пыталась сохранить свою хрупкую человеческую оболочку, которая всё чаще уступала змеиной. Это было невероятно трудно… Настоящее спасение можно было найти лишь через темнейшие магические искусства, и только один сильный волшебник смог ей помочь. У этого волшебника был свой интерес к маледиктусу.
Глаза Нагайны поблёскивали в закатном свете. Она следила за каждым движением Тома Реддла, за каждым его жестом. Взгляд её был полон безграничной преданности.
— Ты молчишь, Том, — произнесла она тихо, её голос был едва слышен, но в каждом слове звучала дрожь. — Почему?
Том медленно склонился над ней. Его действительно что-то терзало. Том давно уже не испытывал ни жалости, ни сострадания. Эти чувства были для слабых. Но, глядя на Нагайну, он понимал, что между ними существует связь куда более глубокая… И эта связь не давала ему покоя.
— Ты ведь знаешь, Нагайна, — произнес он ровным, холодным голосом, — что я не тот, кого можно называть спасителем. Моё спасение — это путь к величию, и он не для всех.
Она положила руку на его плечо. Её пальцы, хотя и тонкие, казались цепкими, как когти. В её взгляде был страх потерять его — потерять того, в ком она нашла смысл.
— Для меня ты — не просто спаситель, Том, — прошептала она, смотря прямо в его глаза. — Ты спас меня от мира, который отверг меня, от одиночества, которое могло принести мне моё проклятие. Ты дал мне смысл, дал мне новую жизнь.
Он не отстранился, но в его взгляде не было ответной нежности. Ему не нужны были признания или слова любви, они значили для него мало. Но что-то в её голосе зацепило его, будто напоминание о том, что даже ему, Тёмному Лорду, нужна была обычная человеческая привязанность. Нагайна была для него не просто союзником, но и тем, кто понимал его больше, чем любой другой. Это взаимопонимание было особенно ценно для Реддла, познавшего судьбу сироты.
— Ты говоришь это, как будто готова отдать за меня жизнь, — сказал он, внимательно наблюдая за её реакцией.
Она ответила, сохраняя всю ту же решимость:
— Я давно отдала её, Том. Для меня другой жизни нет. Ты — единственный, кто понимает, кто видит мою истинную сущность. Я живу, чтобы следовать за тобой до конца. Ты не только спас меня… Ты спас и себя.
Молчание повисло в воздухе. Том задумался. В её словах было что-то, что пробудило в нём ощущение силы, ещё более абсолютной, чем та, что он мог заполучить от магии. Нагайна была полностью в его власти. Не из страха, но из любви, из преданности, которая не требовала ничего взамен. И в этом был её выбор.
Том приблизился к ней. Его холодные пальцы коснулись её лица, проводя по линии заострённых скул. Он знал, что для Нагайны он был всем. Они были двумя одинокими и отвергнутыми душами, которые нашли утешение друг в друге. Одна душа — проклятая, другая — искалеченная. Искорка теплоты замерцала в этой части искалеченной души… Такое щемящее, неизведанное чувство пронзило холодное сердце Тома. И он уже знал, что отдаст эту часть души именно ей, своей Нагайне. Но не сейчас…
— Ты не ошиблась,— тихо произнёс он, глядя ей прямо в глаза. — Но помни: спасители порой приводят не к свету, а к тьме.
Она закрыла глаза, чувствуя его холодное прикосновение. Для неё это было не важно. Том был тем, ради кого она готова была следовать даже в самый непроглядный мрак. И Нагайна действительно была для Тома Реддла единственным живым существом, к которому он испытывал искреннюю привязанность, зная, что они с Нагайной будут вместе до конца своих дней.
1) Последнее предложение — отсылка к рассуждениям Дамблдора из 6-й книги и к событиям из 7-й книги.