Кристальный браслет (джен)

Рональду Уизли снился сногсшибательный сон, в котором основную роль играла красивейшая девушка Хогвартса. С распущенными платиновыми кудрями, она танцевала перед ним в одной полупрозрачной ночнушке и улыбалась ему завораживающей, полной сладостных обещаний улыбкой. Вокруг неё летал рой разноцветных бабочек и пахло цветами, конфетами, мёдом и свежевыглаженными простынями.

В танце девочка кружилась всё ближе и ближе Рона, лаская его нагое тело кудрями, кружевами ночнушки, лёгкими прикосновениями нежных, цвета розы кончиками пальцев.

От всего этого кровь мальчика странно бурлила, магия медленно наполняла его ощущениями сладости и одновременно силой и слабости. Во сне он изогнулся дугой и, постанывая, выпустил эту, бьющую ключом, волну.

Пока не наступил внезапный и неожиданный взрыв облегчения, после которого сон слетел с глаз, как не было. Оставив его опустошённым, местами мокрым и стыдящимся.

Это случалось уже не в первый раз.

Днём он старательно прятал взгляд от платиново-русой однокурсницы Гермионы, которая всюду таскалась с этим поганым счастливчиком Поттером. Мерзкий Мальчик-который-выжил мог бы выбрать себе в невесты любую другую девочку из учащихся в Хогвартсе ведьмочек. Мог бы и не спешить с выбором, а подождать до следующего года, когда на первый курс поступит его сестрёнка Джинни. Почему бы Поттеру не выбрать её, единственную неинтересную для Рона девочку, вместо той, которая ему самому с первого взгляда понравилась, а? Скажите, почему такая несправедливость существует в мире? Одним — всё и много, а другим — ничего. В частности — ему, ЧЕТВЁРТОМУ по счёту мальчику Уизли?

А Перси, словно аврорская ищейка… нет-нет, как адская гончая, всё время следит за младшим братом, не позволяя тому никак подкатить к Платиновой парочке. Хотя бы, подружиться.

Рональд проследил взглядом, как эти двое, закончив с обедом, отправились куда-то вслед за хогвартским домовиком. Он давно придумал план, но надо было выбрать правильный момент, чтобы у Перси занятия начались сразу после обеда, а у первокурсников Гриффиндора было окно.

Поедая третий эклер, боковым зрением Рон следил за передвижениями старшего брата. Вот он встаёт с места, останавливается у него за спиной и Рональд представляет себе, как Перси с подозрением смотрит в его затылок, хмыкает беззвучно, пожимает плечами и медленно, несколько раз оборачиваясь назад, бежит за группой пятикурсниц из Рейвенкло, среди которых затесалась его зазноба. Пенелопа Клэр, … нет-нет, Кристофер? А-а-а-а, Мордред с ней, с этой выскочкой!

Наконец, Большой зал опустел. Все ученики отправились каждый по своим делам и наступил час мести. Месть! Какое благородное слово. Пробежавшись по лестнице, как сумасшедший, на каждом втором шагу Рон повторял про себя: «Месть, сладкая месть…»

Дверь к комнатам Платиновой парочки была заперта, но Рону удалось подслушать их пароль два дня назад.

— Трисмегист! — сказал он и замок двери щёлкнул, открывая дорогу в помещения.

О! О-о-о-о-о! Здесь было великолепно! Огромный, обставленный мягкой мебелью зал, библиотека, камин, столик с коробками шоколадных конфет, литровые бутылки с какой-то коричнево-бордовой жидкостью. Рон, тихо захлопнув за собой дверь, весь истекая слюной, на цыпочках приблизился к этому столику и взял одну из этих бутылок.

— Ко-ка ко-ла, — прочитал он по слогам.

Что за маггловская херня? Но ему так хотелось попробовать вкус этой самой кока-колы, только, как открыть её, он не знал. Металлическая крышка с висящим кольцом плотно закрывала горлышко бутылки. Но кольцо выглядело очень вызывающе и он дёрнул за него. Сразу прозвучал хлопок, крышка отскочила и из горлышка вытек белый дымок. Запахло вкусно, тёмная жидкость внутри пошла пузырьками и Рон отпил. Ого-го! Вот это он очень удачно зашёл сюда! До чего же допридумывались магглы, создавая такие вот вкусности.

Рыжик оставил бутылку и открыл самую верхнюю коробку, ту, которую не покрывала эта прозрачная, неразрываемая плёнка.

Коробка была почти полна, так что Рон взял её и бутылку, сел на мягкое бордовое кресло, скрестив ноги на низком столике, и начал пробовать одну за другой шоколадные конфеты. Хор-рош-ши-и-и…

Съев последнюю, он стал оглядываться вокруг, только сейчас заметив, что здесь кроватей нет. Зато были ещё две двери и он решил заглянуть — посмотреть, что за ними есть.

За правой дверью была несомненно комната Гермионы, потому что она вся была обставлена в бледно-жёлтом цвете. Только на обоях розочки были красненькими.

Рон понюхал воздух и впал в экстаз — здесь пахло девицей, цветами и экзотическими духами. Запах этих духов плыл шлейфом за платиновой красавицей, куда бы она ни шла.

Он приблизился к её кровати и отдёрнул полотнища балдахина. На покрывале постели лежала длинная хлопчатобумажная ночнушка в цветочках. Не в такой он себе Гермиону представлял недавно, когда вместе с солнцем встало у него кое-что ещё.

Он смял эту тряпку, бросил её на пол и обеими ногами потоптался по ней. А затем направился к высокому белому шкафу с правой стороны кровати. Парные дверцы скрывали целый ряд платьев на плечиках. Испачканными шоколадом руками Рон разделил висящую ткань и нырнул с головой в ряды пахучей одежды девочки. Шёлк акромантула, ткань из единорожьей шерсти, плотные маггловские ткани — всё было не просто первого сорта, всё было высшего разряда! В такие платья одевалась одна только миссис Малфой, мать слизняка Драко.

О таких платьях грезила его младшая сестрёнка Джинни. Надо забрать несколько и школьной совой отправить ей в подарок к Рождеству. Вот она-то обрадуется! А мама всё заколдует до такой степени, что Гермиона сама не узнает свою одежду.

Рон представил себе Гермиону в платье из этой воздушной шёлковой материи у себя в руках — смеющуюся, подмигивающую ему… И ему стало жарко.

Сместив разбушевавшегося дружка поудобней, он открыл новую дверцу шкафа.

О! Надо было с этого начинать. Тут, на полках и в ящиках, в идеальном порядке его ждало нижнее, нательное бельё девочки. И всё было не только шелковое, оно было кружевное. Даже некоторые её трусики.

Трусики были обалденные. Любого цвета, странного покроя — не как у сестрёнки Джинни, белые, из обычного хлопка. Эти были штанишки с кружавчиками, почти невесомыми, словно из воздуха… Лифчики, маечки, носочки… Ночнушки из шёлка!

Рон собрал в охапку, сколько смог унести с собой, и бросился на кровать Гермионы, зарывшись в кучу мелких элементов её одежды. Дружок хотел сам ко всему этому прикоснуться и кто такой Рональд Уизли, чтобы перечить хотелкам своего единственного, самого близкого и любимого друга…

* * *

— Отпустите меня, я уже не раз всё повторил! — прокричал охрипшим голосом поднятый во второй раз из мёртвых Дамблдор. — Я хотел получить славу, богатство и почёт. А для этого Он взамен захотел от меня предательства единственного мною любимого человека. Моего Геллерта. Но я выторговал себе Старшую палочку и Он согласился.

Змеиная улыбка проскользнула по губам платиновой девочки.

— Не эту ли палочку, Альбус? — с издёвкой говорит она и вынимает из рукава мерзкого Поттерёныша длинную Бузиновую указку.

Дамблдор, хрипя, протягивает с трудом поднимающуюся руку и делает попытку взмахнуть ею, чтобы отобрать свой, так нелегко завоёванный трофей. Спотыкается о мантию и падает вперёд, ударившись виском о выступ камина.

— Думаю, уже хватит! — говорит зарёванная Поппи Помфри после того, как убеждается в отсутствии пульса у бывшего директора. — Он уже всё о своих мерзких, далеко идущих планах рассказал. И я не вижу больше от него пользы. Или уважаемые Хранители думают иначе?

Обе они с Минервой не знали как с этими людьми — и люди ли они вообще? — разговаривать. Они были устрашающие. Справедливые, но страшные. И все они были разные — белые, темнокожие, краснокожие, жёлтые. Разного возраста, характера, умений. Вот, например, мальчик-индеец с перьями на голове — тот, как только скрестился взглядом с Гарри Поттером, сразу бросился к нему здороваться, прокричав:

— Гермес Трисмегист! Ты, старый пройдоха! Давно не появлялся в нашем кружке!

Девочка Грейнджер впервые за всё время знакомства, опешила и целую минуту, не моргнув глазами, смотрела на своего жениха. А потом, как засмеялась — целую вечность не смолкала. Наконец всплакнула и бросилась обнимать обоих мальчиков.

— Перо́, как смог ты, а не я, узнать в моём Гарри самого Вестника Богов?! Я настолько удивлена. Столько перевоплощений ищу его, нахожу, живу с ним до самой смерти. Потом снова ищу… А вот так и не узнала. Прости меня, Гарри, миленький. Я такая дура.

Перо́ переминается с ноги на ногу, прячет глаза от девочки. Красные пятна смущения на его щеках видны даже из-под медного цвета кожи. Гарри хлопает зелёными глазищами, не знает что сказать.

— Знаешь, Гермиона, после того, как вы оба с Гермесом напортачили с Атлантидой, Творец-Создатель немножко с вашей памятью поигрался… — тихо, глядя на взрослую, такую же меднокожую женщину из их компании, сказал он. — Наказать хотел. Понимаешь?

Девочка Гермиона падает назад в мгновенно появившееся за ней, наколдованное кем-то кресло, бледная как снег. Её побелевшие губы беззвучно шевелятся в немой просьбе к Создателю о прощении.

— А я ничего не помню, — тихо проговаривает Гарри, медленно переводя взгляд с одного на другого из Хранителей. — И никого из вас не узнаю.

Светловолосый молодой мужчина хлопает мальчика по плечу:

— Как только закончите здесь с битвой Тысячелетия успешно, можно надеяться, что вам вернут всю память, Г-г… хм, Гарри. — А потом, уже к почти обморочной девочке: — Соберись, Гермиона! У тебя Битва, а ты тут нюни распускаешь.

Его светлые глаза останавливаются на Минерве и Поппи и его взгляд теплеет:

— Девчата, — говорит он им и обе смущенно рдеют. — Этого бородача забираем с собой. Вашу память стирать не будем, но вы никому ни словечка не скажете. Не сможете. Было очень приятно познакомиться с вами, работать одной командой было одно удовольствие. Вы славно линию фронта держали, не возмущались, не протестовали. Браво! Получайте свой подарок!

И он странно крутнул руками. Из его ладони вылетел вихрь светящейся мглы, которая окутала обеих взрослых женщин и они вдохнули её. Закрыв глаза, обмякнув от наведённого сна, они обе стекли вниз, но перед падением на пол, их тела подняло в воздух и аккуратно опустило на кресла.

— Ну, что ж, закончили на сегодня с делами, — подвел итоги Су Шин, довольно потирая руки. — Мы уходим, но готовы вернуться по первому зову, чтобы посмотреть на устроенную тобой Битву. И смотри, Гермиона, не снеси все Британские острова к какой-то матери.

— Будете удивлены! — ответил вместо девочки Гарри. — Битва будет совсем крошечной, незаметной, но неоспоримой. И всё будет в рамках закона.

— Что-что? Битва Тысячелетия, но в рамках закона? Я уже боюсь, Гермес. Ты всегда был тем ещё затейником.

* * *

Они нашли его, спящего среди испачканного собственной спермой белья Гермионы. Впервые у Гарри получилось могущественное беспалочковое, из мгновенного выброса магии, волшебство, превратившее рыжего вонючку в небольшую пучеглазую зелёного цвета жабу, всю в оранжевых пупырышках.

А потом они позвали старосту мальчиков ало-знаменного факультета Персиваля Уизли и декана профессора Батшеду Баблинг. Позволив обоим гостям самостоятельно ознакомиться и осознать улики, которые выдавали с потрохами Рональда Уизли, Гарри и Гермиона спросили у его старшего брата:

— Претензий к принятым нами мерам наказания нет?

Персиваль, весь в красных пятнах на фоне сильно побледневшего лица, только кивнул в знак согласия. Его потемневшие от стыда глаза метнулись к лицу деканши, чтобы увидеть её реакцию на его непричастность к судьбе младшего брата. Не увидев укор или обвинение, он спросил:

— Какая будет у него судьба, Грейнджер?

— Лучше не спрашивай, Перси. — Хмыкнула она. — Мы всё организуем так, что на твоё будущее не окажет влияния вот такое поведение Рональда. Интересно мне вот что: почему на всех, увиденных мной Уизли, есть Печать предательства, присутствует демон-вселенец, а ты чист? Разве вся твоя родня и ты в том числе, не преданы всей душой Дамблдору?

— Дамблдор? Не понимаю, как он с проклятием моей семьи связан. Но я с детства терпеть не могу этого словоблуда. Приходит, весь такой благостный, мерцает глазками и зачаровывает своими сладкими речами, обещаниями, кошельками с золотом. Ребёнком, я даже не появлялся, когда он приходил к нам в гости. Сейчас уже иначе — как только мама радостно возвещает, что вечером у нас в гостях будет «сам профессор Дамблдор», я сразу ретируюсь к друзьям.

— Ах, вот как! А не звал ли он тебя в свой кабинет попить чайку, поговорить?

— Никогда не звал. А я всё время старался быть незаметным, тихим, не высовываться. Старостой меня профессор Макгонагалл выбрала, а он не возразил. Потом заболел…

— А сегодня скончался. Так, что ты вне игры. Только не забудь напомнить мне подчистить твою ауру от родовых проклятий и всё у тебя будет хорошо. Да, Перси?

— Согласен. Профессор, могу удалиться в свою комнату?

— Да-да. Идите, мистер Уизли. А я ещё поговорю с будущими Поттерами. Спокойной ночи.