Я - Вальбурга Блэк (джен)

После помолвки Сигнуса и Друэллы Розье я надеялась, что мама возьмёт передышку, но напрасно. Началось планирование свадьбы века. Краем уха я слышала, что обе матери рода вознамерились собрать всё семейство Блэк (и даже тех, кто давно устал от общества и притворился умершим), пригласить две ветви Розье с материка (исключая отщепенку рода Винду). Пожалуй, никто ещё так не ненавидел Гриндевальда, как Ирма Блэк и Нимфадора Розье — в том числе и за то, что война так мешает их грандиозным планам.

Поэтому в какой-то мере и я, и Альфард были рады отправиться к Эфрусине. Впрочем, наше оживлённое состояние держалось недолго.

‒ У нас три недели, ‒ без предисловий сказала бабушка. — Распорядок дня таков: в первой половине дня с Вальбургой занимаешься ты, Альфард, а во второй половине я. Впрочем, на ваших занятиях я тоже буду присутствовать.

‒ Степень жёсткости тренировок? — подозрительно спросил брат.

‒ Максимально приближенная к боевым.

‒ Я против.

‒ Твои возражения отклоняются, Альфард. Ты сам решил, что детей надо готовить к бою, а не дуэлям, тебе и карт-бланш.

‒ Вальбурга не вошла в полную силу, это может быть опасно.

‒ Напрасные возражения. Блэки, Поттеры и Мальсиберы в первую очередь попадут под удар. Наследник Поттер — мастер Боевой магии, наследник Мальсибер, насколько известно, не только превосходный боевик, но и малефик не из худших. На их фоне Вальбурга представляется наиболее удобной и наименее опасной целью, разве не так?

Альфард молчал, упрямо глядя на бабушку.

‒ Предпочтёшь, чтобы я её тренировала? — вкрадчиво спросила Эфрусина, и брат отрицательно качнул головой, смиряясь.

‒ Боевая магия в первой половине дня, а во второй?.. — спросила я.

‒ Укрепление твоего тела и магии. Больше не скажу, это тайны моей семьи, ‒ ответила бабушка, и я поняла, что она имеет в виду не Крэббов.

Следующие дни слились в сплошное полотно. Всё более и более мрачневший Альфард всё ближе и ближе подводил меня к Грани. С каждым днём я ощущала, как резко, на порядок возрастает моя сила, и одновременно злилась из-за бессилия, потому что не могла свести счёт схваток хотя бы к ничьей.

Вымотанной и обессиленной я попадала в ритуальный зал, в ласковые руки бабушки. Странные манипуляции с моей кровью и магией, ритуалы, от которых веяло немыслимой древностью, доводили меня до беспамятства. Ночь я проводила в лихорадке, иногда чувствуя прохладную руку брата на своей голове. К утру всё успокаивалось, тело становилось сильнее и гибче, магия послушнее.

Мне казалось, что я привыкла к режиму, который выжимал из меня все соки, но заключительный, двадцать первый день стал самым тяжёлым.

Сначала бабушка привела нас в другой зал для обычной тренировки. На него были наложены столь мощные Экранирующие чары, что от них словно загудели кости. Дав привыкнуть к этому ощущению, Эфрусина велела нам выложиться на полную. Она закрылась Щитовой завесой и дала сигнал к бою.

Никаких разминочных заклинаний, баловства или шутовства. Мы метались по залу, градом осыпая друг друга боевыми чарами и проклятиями, ставя щиты, отражая заклинания, уворачиваясь, скрывая опасное в обманках. С каждой секундой боя я ощущала что-то странное, какую-то фантомную боль в рёбрах. Альфард, заметив, что я отвлеклась, тут же отправил в меня Гниение плоти. Миг — и оно врезалось мне в грудь. Наши крики слились воедино.

‒ Не смей её трогать! ‒ возглас бабушки сопроводился невербальным Окаменением.

Брат застыл, подрагивая, и через секунду сбросил чары, но бабушка уже была около меня.

‒ Это открылся дар Вальбурги, не мешай ей, ‒ сказала Эфрусина, придерживая Альфарда.

Не выдерживая боли, я опустилась на одно колено.

‒ Борись, Вальбурга. Если ты не совладаешь с заклятьем, дар уйдёт.

Боль раздирала мою грудь, но я не могла отвлечься ни на слёзы, ни на крик. Проклятие, казалось, проникало в мою суть, пожирало не плоть, а магию. Собрав последние силы, я сосредоточилась на том фантомном ощущении, которым сопровождалось открытие дара. Что-то внутри меня жадно подалось навстречу моим усилиям и набросилось на проклятие, пожирая его.

‒ Всё, теперь можешь помочь сестре, ‒ спокойно сказала бабушка, увидев, как я расслабилась. Альфард подхватил меня, не давая упасть. Чары Диагностики и Исцеления мягко окутали меня. Я машинально сжала губы, ощущая, как остатки магии не рассеиваются в пространстве, а поглощаются моим даром.

‒ Как ты, сестрёнка?

‒ В порядке… Такое необычное ощущение, словно я… съедаю магию.

‒ Дар Артемизии Блэк? Он же считался либо утерянным, либо вовсе мифом, ‒ удивился Альфард.

‒ Ничто не исчезает бесследно, тем более дары фейри.

‒ В семейных хрониках писали, что она дочь маггла… поэтому носила фамилию матери.

‒ Очевидно, мать Артемизии скрыла происхождение дочери. Возможно, она опасалась отца ребёнка. Впрочем, генеалогические тайны в данный момент совершенно не имеют значения. Отнеси Вальбургу в ритуальный зал. Я проведу обряд Очищения.

Мучительно долго я лежала на алтарной плите и лишь на третий час почувствовала, как остатки боли уходят, как что-то во мне сдвигается и встаёт на нужное место.

‒ Пока хватит, ‒ устало сказала Эфрусина. — Если не хочешь утратить тот импульс, что ты получила за эти дни, ты должна развиваться ежедневно, ежеминутно. Если в будущем рискнёшь встать на следующую ступень, то после семнадцатилетия приедешь ко мне на два месяца.

‒ Будет так же тяжело? — спросила я.

‒ Нет, конечно, ‒ бабушка, усмехнувшись, дала ожидаемый ответ. — Гораздо труднее и опаснее.

‒ Наказание и награда одновременно… Это в твоём стиле, ‒ задумчиво сказала я, обдумывая всё произошедшее. И вспомнив слова матери, спросила:

— А в чём заключалось наказание Альфарда?

‒ Ты не поняла, глупышка? В твоих страданиях, конечно.

* * *

Сколько бы я ни осваивалась в новом мире, сколько бы книг ни прочитала, даже мой род постоянно преподносил мне какие-либо сюрпризы. Никто никогда не собирал статистику, хотя у всех древних родов были схожие проблемы: неблагодарные или дурные потомки, разбазарившие часть наследия, нахватавшие проклятий. Блэки не были исключением. Одна пакостная родовая болячка со временем смягчилась под воздействием ритуалов и превратилась в приступы самоубийственного легкомыслия. Было придумано и противодействие — якорь или фокус. Им становился родственник или реже член другого рода, который заземлял Блэка, выступал голосом здравого смысла. Очевидно, для брата таким якорем стала я. Всё, что мне оставалось, ‒ постараться стать благоразумнее.

И невольно приходила в голову мысль: возможно, та девочка, которой теперь была я, выбрала фокусом Ориона? Может, это решение не было капризом или приступом импульсивности?

Впрочем, в подобных рассуждениях уже не было особой необходимости, да и реальность напомнила о себе: Морфин Гонт прислал Реддлу письмо.

Ночью с 27-го августа на 28-е мы прибыли в Литл-Хэнглтон. Хижина Гонтов показалась нам ещё более мрачной. Внутри нас ждал сосредоточенный Морфин и связанный Марволо у его ног.

‒ Как ты и сказала, почтенная, с появлением наследника родовая магия взбунтовалась, ‒ сказал младший Гонт и показал на отца, пускающего слюни. — Он совсем обезумел.

‒ Ты же знаешь, что нужно делать? — спросила Эфрусина.

‒ Да, прозябание отщепенцами-магглами или жертва роду. Отец уже не может выбирать, я принял решение за нас обоих.

Бабушка кивнула, мельком взглянув на меня. Очевидно, её не удивило, что я стала понимать парселтанг.

‒ Том, ты знаешь, что делать.

Реддл кивнул Эфрусине и отошёл в сторону от хижины. Родовая магия ответила на зов наследника, и он невербальным Секо порезал ладонь и произнёс:

‒ Правом крови, текущей в моих жилах, правом магии, наполняющей мою суть, принимаю наследие рода!

Незримой молнией сверкнул и отворился вход в свёрнутое пространство Гонтов.

Сначала внутрь прошёл Реддл, за ним Морфин, потом я и Эфрусина, левитирующая связанного Марволо.

Магический лес окружал давно заброшенное поместье. Только неугасшие родовые чары не давали пространственной складке вернуться в магический мир или схлопнуться с маггловским.

Расчистив дорогу, мы прошли в дом. Реддл повторил слова, сказанные перед входом, и в полу большого пыльного зала открылся тёмный провал. Когда Том шагнул на первую ступеньку лестницы, на стенах прохода зажглись магические светильники.

Ритуальный зал зарос грязью, алтарный камень еле заметно пульсировал. Эфрусина отправила Марволо прямо на него. Морфин подошёл, вгляделся в бессмысленное лицо отца и освободил его от верёвок.

Медленно сквозь пыль проступил ритуальный круг. Реддл вступил в него, мы остались за пределами.

‒ Забывшие заветы предков, потерявшие дом, отвергнутые родом просят о последней милости, ‒ с каждым словом голос Морфина креп, пока не зазвучал гулко, пробуждая эхо. — Прими нас в лоно своё и даруй прощение! Прими нашу жертву!

В руке младшего Гонта проявился атам. Помедлив, словно собираясь с силами, он вонзил его в сердце и, как срезанный колос, рухнул на алтарь, на тело отца.

Затаившаяся грозовой тучей родовая магия сгустилась, забурлила, принимая жертву. Тела Гонтов истаивали, исчезая, превращались в незримых хранителей дома. Алтарь наполнился багровым светом, и Реддл подошёл к нему.

‒ Правом крови, текущей в моих жилах, правом магии, наполняющей мою суть, принимаю род под руку свою! — провозгласил он и опустил обе руки на алтарный камень.

‒ Свидетельствуем! — слаженно воскликнули мы с Эфрусиной.

Ветер пронёсся по залу, дом словно встряхнулся, обновляясь. И тут же всё стихло и замерло в тревожном затишье.

Реддл замер, не отрывая рук от камня, над ним воздвиглись смутные очертания королевской кобры, за которой чернела гигантская тень.

‒ Право на род подтверждено. Приветствую тебя, потомок, ‒ из тени выступила фигура смуглого темноволосого мужчины.

‒ Приветствую тебя, Слизерин, величайший их Хогвартской четвёрки!

‒ Приветствую и тебя, дочь Великого Змея, ‒ взор Слизерина устремился на Эфрусину.

‒ Здравствуй, мудрец из Коимбры*, ‒ усмехнулась та.

‒ Потомок, ‒ обратился Слизерин к Реддлу, ‒ готов ли ты вернуть Гонтов в старший род?

‒ Готов, великий предок.

‒ Время истекло, река повернулась вспять, младший род вернулся к истокам, ‒ торжественно провозгласил Слизерин. С каждым его словом поднималась всё новая и новая волна магии, собираясь в эпицентре — вокруг фигуры Тома, окутывая его непроницаемым коконом.

‒ Прими же новое имя — Томас Сальвадор** Гонт, наследник Слизерин.

Из-за спины Слизерина появился призрачный василиск. Королевская кобра метнулась к нему, слилась с могучим змеем, и на голове того возникла корона.

‒ Глупый мой Тьяго, третий сын, ты так хотел стать наследником, что поторопился отречься от отцовского имени и основал род Гонт. Сегодня ты возвратился ко мне, сын, ‒ грустно проговорил Слизерин, глядя на василиска в короне. Потом взор Основателя обратился на нас. — Вижу на тебе долг, дочь Великого Змея. Отныне ты исполнила его. С тобой твоя дочь?

‒ Внучка. И награда за возвращение Слизеринов принадлежит ей.

‒ Озвучь пожелание, дева.

‒ Навеки чисты — наш девиз. Желаю вернуть членам моего рода чистоту, освободив от родовых проклятий.

‒ На тебе нет метки парселтанга… Хм, зелье? Добавила магический ирис, принесённый змеёй? Неплохо. Твоя внучка весьма интересна… Что ж, дева, возможно ты знаешь, что очищение всех членов рода невозможно без одного условия?

‒ Да, ‒ сказала я, встряхивая флакончик с кровью Пустого.

‒ Достойная, весьма достойная дева… ‒ задумчиво сказал Слизерин, и фиал с кровью оказался в его бестелесных руках. — Помощь принята, да будет даровано желаемое!

С последними словами Основателя словно взорвался воздух. Бесплотный вихрь пронёсся сквозь меня, бесконечную минуту мне казалось, что я внутри урагана. Даже когда он оставил моё тело и унёсся дальше, я никак не могла отдышаться и не сразу поняла, что я в ритуальном зале Гонтов, а не несусь сквозь пространство.

‒ Теперь покиньте ритуальный зал. Магия установится и обновится, наследник окончательно примет её за сутки. Далее он получит моё повеление и сможет выйти к вам. Мир вам и вашему дому, ‒ сказал Слизерин, прощаясь.

‒ Успокоения твоей душе, мудрец из Коимбры!

‒ Спокойного посмертия, великий Основатель!

*Коимбрский университет — старейший университет Португалии и одно из старейших учебных заведений Европы.

Он был основан 13 августа 1290 года королём Динишем I.

** Сальвадор — спаситель.