Тень Квинтессона (джен)

Тронный зал Цитадели Праймов, некогда величественное сердце Кибертрона, теперь был разорённым склепом, где эхо войны затихало в скорбной тишине. Его высокие своды, расколотые взрывами, зияли, пропуская багровый свет Разлома, пульсирующего в небесах, как рана, истекающая тьмой. Обломки мраморных колонн, покрытые трещинами и копотью, валялись на полу, усеянном лужами сияющего энергона, который отражал зловещие отблески. Пепел, смешанный с искрами, кружился в воздухе, оседая на расколотые плиты, а запах горелого металла и разрушения пропитал всё вокруг. Тень Прайма, её массивная фигура, сотканная из тьмы, возвышалась у трона, её ядовито-зелёная оптика горела злобой, но даже она, казалось, замерла, словно предчувствуя переломный момент. В центре этого хаоса лежал Орион Пакс, его искра угасала, а надежда Кибертрона, казалось, тонула в мраке.

Орион Пакс, некогда воплощение веры и решимости, теперь был лишь тенью себя. Его красно-синяя броня, покрытая глубокими вмятинами и трещинами, дымилась, а из пробитой груди, где сиял символ автоботов, текла жизнь — энергон, яркий и сияющий, как жидкие звёзды. Рана, нанесённая клинком лейтенанта Тени Прайма, была глубокой, её края искрили, а голубая оптика Ориона, обычно пылающая надеждой, теперь мерцала слабо, угасая с каждым тяжёлым вдохом. Его рука, дрожащая, лежала на груди, пальцы касались кристалла «Эха Искры», который пока оставался тёмным, словно оплакивая своего носителя. Его лицо, покрытое пылью и шрамами, выражало не страх, а тихую скорбь — за Кибертрон, за друзей, за брата, которого он потерял.

Элита-1, её золотисто-розовая броня, покрытая царапинами и энергоном, сияла в полумраке, как последний луч света. Она опустилась на колени рядом с Орионом, её изумрудная оптика, обычно полная решимости, теперь была затуманена отчаянием, а из неё сочились капли энергона, как слёзы. Её руки, дрожащие, но твёрдые, прижимались к ране Ориона, пытаясь остановить поток энергона, но сияющая жидкость просачивалась сквозь её пальцы, стекая на расколотый пол, где она смешивалась с пеплом.

— Орион, держись, — прошептала она, её голос дрожал, но в нём чувствовалась стальная воля.

— Ты не можешь уйти. Не сейчас. Мы нуждаемся в тебе… Кибертрон нуждается в тебе.

Камера запечатлела крупный план её рук: золотисто-розовые пальцы, покрытые пылью, отчаянно сжимали рану, но энергон, яркий и неумолимый, тек, как река, контрастируя с тёмной, повреждённой бронёй Ориона. Каждое её движение было пропитано болью, но она не сдавалась, её щит, лежавший рядом, всё ещё сиял зелёным, словно отражая её непреклонную веру.

Айронхайд стоял неподалёку, его массивная серая броня с красными акцентами скрипела, покрытая копотью и новыми вмятинами. Его тяжёлое орудие было опущено, а суровое лицо, высеченное словно из металла, исказилось от скорби. Его тёмная оптика, обычно пылающая гневом, теперь отражала беспомощность, а кулаки, сжатые так, что металл трещал, выдавали его внутреннюю бурю.

— Пакс… — пробормотал он, его голос, грубый, как скрежет стали, был полон боли.

— Ты не должен был… не ради нас. — Он шагнул вперёд, словно хотел броситься к Ориону, но замер, его взгляд упал на Тень Прайма, которая наблюдала за сценой с холодной злобой.

Мегатрон, его тёмно-серая броня с багровыми акцентами отражавшая багровый свет Разлома, стоял в стороне, его массивная фигура неподвижна, как монолит. Его клинок, всё ещё сжимаемый в руке, был покрыт энергоном врагов, а символ десептиконов на его груди сиял багровым, как знамя его непреклонности. Но его красная оптика, обычно холодная и яростная, теперь была полна шока, а в её глубине мелькала тень вины — редкая, почти незаметная эмоция, которая пронзила его, как клинок. Его лицо, покрытое новыми шрамами, было напряжено, а губы сжаты, словно он боролся с самим собой.

— Пакс… — выдавил он, его голос, низкий и властный, дрогнул, выдавая смятение. — Почему ты это сделал? — Его слова, адресованные скорее себе, чем Ориону, повисли в воздухе, как обвинение.

Нокаут, с глянцевой чёрно-красной бронёй, блестящей несмотря на пыль, стоял чуть поодаль, его бластер опущен, а жёлтая оптика, обычно искрящаяся сарказмом, теперь сузилась от ужаса. Его привычная лёгкость исчезла, а лицо, обычно скрытое маской цинизма, выражало неподдельный шок.

— Это… не должно было так закончиться, — пробормотал он, его голос был тихим, почти потерянным в затишье. Он взглянул на Мегатрона, затем на Ориона, и его рука невольно сжалась, словно он искал, за что ухватиться в этом кошмаре.

Тень Прайма, её чёрная броня, пронизанная багровыми венами, возвышалась над троном, её зелёная оптика сузилась, наблюдая за трагедией. Её когти, всё ещё пылающие тёмной энергией, медленно сжались, а низкий, зловещий смешок эхом отозвался в зале.

— Как трогательно, — прорычала она, её голос был как скрежет металла.

— Ваша слабость — ваша погибель.

— Но в её тоне чувствовалась настороженность, словно она предчувствовала, что этот момент — не конец, а начало чего-то большего.

Орион, его дыхание становилось всё слабее, поднял взгляд, его голубая оптика, почти угасшая, встретилась с глазами Элиты. Он попытался улыбнуться, но его лицо исказилось от боли.

— Элита… — прошептал он, его голос был хриплым, едва слышным.

— Верь… в Кибертрон. — Его рука, лежащая на кристалле «Эха Искры», дрогнула, а затем бессильно упала, оставив след энергона на тёмном полу.

Элита, её изумрудная оптика полная отчаяния, сжала его руку, её голос сорвался в крик.

— Нет, Орион! Ты не можешь оставить нас! — Её броня дрожала, а энергон, смешанный с её слезами, капал на его грудь, где символ автоботов всё ещё сиял, но слабо, как угасающая звезда.

Камера медленно отъехала, показывая трагическую сцену: Орион, лежащий на расколотом полу, его броня, дымящаяся и истекающая энергоном, окружённый товарищами, чьи лица выражали скорбь и ужас. Элита, её руки, покрытые сияющей жидкостью, Айронхайд, его кулаки, сжатые в бессильной ярости, Мегатрон, его оптика, полная вины, и Нокаут, его цинизм смытый шоком, стояли в затишье после бури. Тень Прайма, её тёмная фигура на фоне трона, наблюдала, а багровый свет Разлома заливал зал, контрастируя с ярким энергоном, текущим из раны Ориона. Пепел оседал, как саван, а тронный зал, разрушенный и скорбный, стал свидетелем угасания искры, которая могла спасти Кибертрон — или, возможно, её возрождения.

Тронный зал Цитадели Праймов, окутанный скорбной тишиной, был погружён в мрак, пронизанный багровым сиянием Разлома, которое лилось сквозь расколотый купол, как кровь небес. Разрушенные колонны, покрытые трещинами и копотью, отбрасывали длинные тени на пол, усеянный обломками и лужами сияющего энергона. Пепел, кружившийся в воздухе, оседал на расколотые плиты, а запах горелого металла и разрушения смешивался с тяжёлым дыханием героев, окруживших умирающего Ориона Пакса. Тень Прайма, её чёрная броня, пронизанная багровыми венами, возвышалась у трона, её ядовито-зелёная оптика наблюдала за сценой с холодной насмешкой. Но в этот момент, когда надежда, казалось, угасла, в сердце трагедии зародилась тайна — свет, который мог изменить всё.

Орион Пакс лежал на расколотом полу, его красно-синяя броня, истекающая энергоном, тускнела, словно теряя последние искры жизни. Рана в его груди, пробитая клинком лейтенанта Тени Прайма, сочилась сияющей жидкостью, которая стекала на плиты, смешиваясь с пеплом. Его голубая оптика, некогда пылающая верой, теперь едва мерцала, угасая с каждым слабым вдохом. Но кристалл «Эха Искры», вделанный в его броню рядом с символом автоботов, до этого тёмный и безжизненный, начал пробуждаться. Сначала это было едва заметное свечение — мягкое, золотое, как первый луч рассвета, — но оно быстро стало ярче, пульсируя в ритме его угасающей искры, словно второе сердце, бьющееся за него.

Камера запечатлела крупный план кристалла: его грани, гладкие и древние, начали сиять, испуская лучи, которые прорезали дым и мрак зала. Свет, чистый и тёплый, отражался в изумрудной оптике Элиты-1, стоявшей на коленях рядом с Орионом. Её золотисто-розовая броня, покрытая шрамами и энергоном, сияла в этом сиянии, а её руки, всё ещё прижимавшие рану, замерли, когда она заметила перемену. Её оптика расширилась, слёзы энергона, стекавшие по её лицу, сверкнули, как драгоценности, и её голос, дрожащий от смеси боли и удивления, нарушил тишину.

— Что… это? — прошептала она, её взгляд метнулся от кристалла к лицу Ориона.

— Орион, ты чувствуешь это?

Низкий, мелодичный гул, исходящий от кристалла, начал нарастать, заглушая треск тлеющих обломков и далёкий рёв Разлома. Звук был живым, почти осязаемым, словно древний гимн, пробуждающий что-то давно забытое. Он эхом отдавался в стенах зала, заставляя пепел дрожать в воздухе, а лужи энергона — рябить, как от невидимого ветра. Свет кристалла, теперь яркий и пульсирующий, синхронизировался с ритмом искры Ориона, и на мгновение казалось, что его угасающая жизнь цепляется за этот свет, как за спасательный трос.

Айронхайд, его массивная серая броня с красными акцентами покрытая копотью, шагнул ближе, его тяжёлое орудие всё ещё сжималось в руках, но его суровое лицо, искажённое скорбью, теперь выражало тревогу. Его тёмная оптика сузилась, отражая золотое сияние, и он пробормотал, его голос, грубый, как скрежет металла, был полон настороженности:

— Это… не просто артефакт. Что-то происходит, Элита. — Его взгляд метнулся к Тени Прайма, словно ожидая, что она вот-вот прервёт этот момент.

Мегатрон, стоявший в стороне, был неподвижен, его тёмно-серая броня с багровыми акцентами отражала багровый свет Разлома, контрастируя с золотым сиянием кристалла. Его красная оптика, полная шока и вины, теперь сузилась, а лицо, покрытое шрамами, напряглось, словно он пытался осмыслить происходящее. Его клинок, опущенный, дрожал в его руке, а символ десептиконов на его груди сиял багровым, но его свет казался тусклым рядом с пробуждающимся кристаллом.

— Что это за сила? — прорычал он, его голос, низкий и властный, был пропитан смесью недоверия и тревоги.

— Пакс… что ты скрывал? — Его слова, адресованные умирающему другу, повисли в воздухе, как обвинение, но в них чувствовалась тень страха перед неизвестным.

Нокаут, с глянцевой чёрно-красной бронёй, блестящей в полумраке, отступил на шаг, его жёлтая оптика расширилась, а привычный цинизм исчез, смытый изумлением. Его бластер был опущен, а лицо, обычно скрытое саркастической маской, выражало неподдельное потрясение.

— Это… не может быть просто энергон, — пробормотал он, его голос был тихим, но в нём чувствовалась тревога.

— Это что, какой-то древний фокус? — Он взглянул на Мегатрона, затем на кристалл, и его рука невольно коснулась собственной брони, словно он искал защиты от этой таинственной силы.

Тень Прайма, её чёрная броня вибрирующая от гнева, шагнула вперёд, её зелёная оптика вспыхнула яростью.

— Что это за свет?! — прорычала она, её голос, как скрежет металла, эхом отозвался в зале.

— Это не должно быть! — Её когти, пылающие тёмной энергией, сжались, и она сделала шаг к Ориону, но золотое сияние кристалла, казалось, отталкивало её, заставляя её броню искрить, как под ударом.

Элита, её изумрудная оптика всё ещё прикована к кристаллу, сжала руку Ориона, её голос, дрожащий, но полный надежды, прорезал гул.

— Орион, если ты слышишь меня… борись, — сказала она, её броня дрожала от напряжения.

— Этот свет… он с тобой. Он для тебя. — Её взгляд, полный слёз энергона, отражал сияние кристалла, и в её словах чувствовалась вера, которая не угасла даже в этот тёмный час.

Камера медленно приблизилась к кристаллу, его золотое свечение пульсировало, как сердцебиение, каждый импульс был ярче предыдущего. Свет отражался в лужах энергона, создавая узоры, похожие на звёзды, и прорезал багровый мрак Разлома, как луч надежды. Герои, окружившие Ориона, их лица — смесь удивления, тревоги и благоговения — были озарены этим сиянием, их броня контрастировала с тёмным залом. Элита, её золотисто-розовая броня сияющая, Айронхайд, его массивная фигура напряжённая, Мегатрон, его красная оптика полная смятения, и Нокаут, его жёлтая оптика скрывающая страх, стояли в этом затишье, где время, казалось, замедлилось.

Пепел оседал, багровый свет Разлома мерк перед золотым сиянием, а тронный зал, разрушенный и скорбный, стал свидетелем пробуждения кристалла, который нёс в себе тайну, способную изменить судьбу Кибертрона. Этот свет, загадочный и обнадёживающий, был не просто чудом — он был зовом, предвещающим рождение чего-то великого, но пока неведомого.

Тронный зал Цитадели Праймов, разорённый вихрем войны, был погружён в зловещее напряжение, где багровый свет Разлома, лившийся сквозь расколотый купол, смешивался с золотым сиянием, исходящим от кристалла «Эха Искры» на груди Ориона Пакса. Разрушенные колонны, покрытые шрамами взрывов, отбрасывали тени на пол, усеянный обломками и лужами энергона, которые рябили от низкого, мелодичного гула, наполнявшего зал. Пепел, кружившийся в воздухе, сверкал в лучах кристалла, словно звёзды, затерянные в хаосе. Орион лежал неподвижно, его красно-синяя броня тускнела, а энергон тёк из раны, но пульсирующий свет кристалла, синхронизированный с его угасающей искрой, был маяком надежды в этом мраке. Герои, окружившие его — Элита-1, Айронхайд, Мегатрон и Нокаут — застыли, их оптика отражала смесь изумления и тревоги, но в этот момент тьма, воплощённая в Тени Прайма, пробудилась, чтобы сокрушить этот свет.

Тень Прайма, её массивная фигура, сотканная из чёрного металла, пронизанного багровыми венами, возвышалась у трона Праймов, её присутствие было как буря, готовая разразиться. Её броня, вибрирующая от сдерживаемой мощи, искрила тёмной энергией, а когти, пылающие багровым, оставляли следы на расколотом полу. До этого момента она наблюдала за угасанием Ориона с холодной насмешкой, уверенная в своей победе, но теперь её алые глаза, пылающие, как раскалённые угли, сузились, когда золотое сияние кристалла достигло её. Камера запечатлела крупный план её визора: алые линзы, обычно непроницаемые, отражали пульсирующий свет кристалла, и в этом отражении мелькнула тень неуверенности — возможно, страха. Её броня, словно живая, задрожала, багровые вены на ней запульсировали быстрее, как сердце, охваченное яростью.

— Что это?! — прорычала Тень Прайма, её голос, низкий и раскатистый, как гром, эхом отозвался в зале, заглушая гул кристалла.

— Этого не должно быть! — Её слова были пропитаны гневом, но в них чувствовалась тревога, словно она столкнулась с силой, выходящей за пределы её контроля. Она шагнула вперёд, её когти сжались, испуская снопы тёмной энергии, которые рассекали воздух, оставляя за собой дымные следы. Пол под её ногами трещал, а обломки, попавшие под её шаги, обращались в пыль.

Элита-1, стоявшая на коленях рядом с Орионом, её золотисто-розовая броня сияющая в свете кристалла, подняла взгляд, её изумрудная оптика вспыхнула тревогой. Её руки, всё ещё прижимавшие рану Ориона, дрогнули, но она не отступила, её щит, лежавший рядом, слабо засветился зелёным, словно готовясь к защите.

— Она почувствовала это, — прошептала Элита, её голос, дрожащий, но твёрдый, был полон решимости.

— Этот свет… он пугает её. — Её взгляд метнулся к кристаллу, затем к Тени Прайма, и в её оптике загорелась искра надежды, смешанная с страхом.

Айронхайд, его массивная серая броня с красными акцентами покрытая копотью, сжал своё тяжёлое орудие, его тёмная оптика сузилась, отражая золотое сияние. Его суровое лицо, искажённое скорбью, теперь выражало настороженную готовность.

— Если эта тварь боится, значит, у нас есть шанс, — прорычал он, его голос, грубый, как скрежет стали, был полон сдерживаемого гнева. Он шагнул вперёд, его броня скрипела, а орудие поднялось, нацеленное на Тень Прайма.

— Но она не даст нам времени.

Мегатрон, его тёмно-серая броня с багровыми акцентами отражавшая багровый свет Разлома, стоял неподвижно, его клинок всё ещё сжимался в руке, но его красная оптика, полная смятения, была прикована к кристаллу. Золотое сияние отражалось в его линзах, контрастируя с багровым символом десептиконов на его груди. Его лицо, покрытое шрамами, напряглось, а губы сжались, словно он боролся с потоком эмоций — гневом, виной и чем-то, похожим на благоговение.

— Эта сила… — пробормотал он, его голос, низкий и властный, был тихим, почти задумчивым.

— Она не принадлежит ему. — Но его слова, адресованные скорее себе, чем другим, выдавали тень зависти, которая начала тлеть в его искре.

Нокаут, с глянцевой чёрно-красной бронёй, блестящей в полумраке, отступил на шаг, его жёлтая оптика расширилась, отражая свет кристалла. Его привычный цинизм сменился тревогой, а рука, сжимавшая бластер, дрогнула.

— Это что, теперь всё станет ещё хуже? — пробормотал он, его голос, обычно лёгкий, был пропитан нервозностью. Он взглянул на Тень Прайма, затем на кристалл, и его губы искривились в горькой усмешке.

— Если эта штука её бесит, то, может, она и правда опасна… для всех нас.

Тень Прайма, её броня теперь искрила, словно под ударом, подняла когти, её алые глаза вспыхнули яростью, заглушая тень страха.

— Вы не остановите неизбежное! — рявкнула она, её голос сотряс зал, заставляя обломки дрожать.

— Этот свет… я уничтожу его вместе с вами! — Она бросилась вперёд, её шаги сотрясали пол, а тёмная энергия, вырывающаяся из её когтей, оставляла за собой чёрные вихри, которые гасили золотое сияние кристалла, но не могли его поглотить полностью.

Элита, её изумрудная оптика вспыхнула решимостью, схватила свой щит, его зелёное сияние вспыхнуло, готовое к защите.

— Мы не дадим тебе коснуться его! — крикнула она, её голос, полный отваги, прорезал грохот. Она встала перед Орионом, её броня дрожала, но её поза была непреклонной.

Айронхайд, его орудие гремящее, выпустил залп в сторону Тени Прайма, его тёмная оптика пылала.

— Прочь от Пакса! — прогремел он, его броня скрипела под напряжением, но он не отступал.

Мегатрон, его красная оптика сузилась, медленно поднял клинок, его взгляд метнулся от кристалла к Тени Прайма. Он не двинулся, но его броня напряглась, словно он готовился к бою — или к чему-то большему. Нокаут, перехватив бластер, занял позицию рядом, его жёлтая оптика сверкнула.

— Если мы сейчас не остановим её, этот свет нас не спасёт, — пробормотал он, его голос был полон напряжения.

Камера запечатлела напряжённую сцену: Тень Прайма, её чёрная броня пылающая тёмной энергией, наступала, её алые глаза отражали золотое сияние кристалла, которое она стремилась погасить. Орион, лежащий на полу, его угасающая искра синхронизированная с пульсацией кристалла, был центром этого противостояния. Элита, её золотисто-розовая броня сияющая, Айронхайд, его массивная фигура готовая к бою, Мегатрон, его тёмная броня полная смятения, и Нокаут, его чёрно-красная броня мелькающая в тени, стояли на грани новой битвы. Пепел оседал, багровый свет Разлома боролся с золотым сиянием, а тронный зал, разрушенный и зловещий, стал ареной, где ярость тьмы столкнулась с пробуждающейся надеждой.

Тронный зал Цитадели Праймов, разорённый и скорбный, был ареной, где сталкивались тьма и надежда. Багровый свет Разлома, лившийся сквозь расколотый купол, заливал руины зловещим сиянием, но золотое свечение кристалла «Эха Искры», пульсирующего на груди Ориона Пакса, прорезало мрак, как луч рассвета. Пол, усеянный обломками и лужами сияющего энергона, дрожал от шагов Тени Прайма, чья чёрная броня, пронизанная багровыми венами, искрила яростью. Пепел кружился в воздухе, отражая свет кристалла, а низкий, мелодичный гул, исходящий от него, сливался с рёвом Разлома, создавая напряжённую симфонию. Орион лежал неподвижно, его красно-синяя броня тускнела, энергон тёк из раны, но кристалл, синхронизированный с его угасающей искрой, был маяком, который Тень Прайма стремилась погасить. В этот момент, когда тьма надвигалась, двое воинов — Элита-1 и Айронхайд — встали на её пути, их верность Ориону стала щитом, способным сдержать даже титана.

Тень Прайма, её алые глаза пылающие яростью, бросилась вперёд, её когти, окутанные тёмной энергией, рассекали воздух, оставляя за собой чёрные вихри. Её броня, вибрирующая от мощи, трещала, а голос, низкий и раскатистый, как гром, разорвал тишину:

— Этот свет умрёт вместе с ним! — Её шаги сотрясали зал, обломки под её ногами обращались в пыль, а тёмная энергия, вырывающаяся из её когтей, устремилась к Ориону, лежащему на расколотом полу, где его искра угасала.

Элита-1, её золотисто-розовая броня сияющая в золотом свете кристалла, мгновенно среагировала. Она вскочила, её изумрудная оптика вспыхнула решимостью, а щит, лежавший рядом, взлетел в её руку, его зелёное сияние вспыхнуло, как маяк.

— Ты не тронешь его! — крикнула она, её голос, полный отваги, прорезал грохот. Она бросилась вперёд, её движения были стремительными, но выверенными, словно танец воина, защищающего то, что дороже жизни. Щит, пылающий зелёным, встретил удар Тени Прайма, тёмная энергия когтей столкнулась с его сиянием, искры разлетелись, как звёзды, а Элита, её броня дрожащая под напором, удержала позицию, её ноги скользили по полу, оставляя борозды.

Айронхайд, его массивная серая броня с красными акцентами покрытая копотью и шрамами, рванулся следом, его тяжёлое орудие отброшено, а кулаки сжаты, готовые принять любой удар. Его суровое лицо, искажённое гневом и скорбью, выражало непреклонность, а тёмная оптика пылала.

— Прочь от Пакса, тварь! — прогремел он, его голос, грубый, как скрежет стали, был полон ярости. Он врезался в Тень Прайма, его броня приняла удар её когтей, металл заскрежетал, искры брызнули, а новые трещины покрыли его массивную грудь. Айронхайд, его ноги упёртые в пол, отшатнулся, но не отступил, его сила, словно несокрушимая стена, сдерживала натиск.

Камера запечатлела динамичную сцену боя: Элита-1, её золотисто-розовая броня сияющая, стояла с поднятым щитом, зелёное сияние которого отражало тёмную энергию Тени Прайма, её изумрудная оптика горела решимостью. Айронхайд, его массивная фигура напряжённая, принимал удары на свою броню, его тёмная оптика пылала, а кулаки наносили ответные удары, сотрясающие воздух. Тень Прайма, её чёрная броня искрящая, наступала, её алые глаза отражали золотое сияние кристалла, которое она стремилась уничтожить. Пол трещал, обломки разлетались, а лужи энергона рябили от вибраций.

Элита, её броня скрипящая под напором, крикнула, её голос дрожал от напряжения, но был полон веры:

— Айронхайд, держись! Мы не дадим ей пройти! — Её щит, покрытый трещинами, вспыхнул ярче, отражая очередной удар, и она шагнула вперёд, защищая Ориона, лежащего за её спиной.

Айронхайд, его броня трещащая под ударами, прорычал, его тёмная оптика сузилась:

— Пусть попробует! Я не сдвинусь! — Он ударил кулаком, его сила сотрясла броню Тени Прайма, заставив её на мгновение отступить, но новые шрамы на его груди сочились энергоном, свидетельствуя о цене этой обороны.

Мегатрон, стоявший в стороне, его тёмно-серая броня с багровыми акцентами отражавшая багровый свет Разлома, наблюдал за боем, его клинок всё ещё сжимался в руке. Его красная оптика, полная смятения, металась между кристаллом, сияющим на груди Ориона, и Тенью Прайма, чья ярость угрожала всему. Его лицо, покрытое шрамами, напряглось, а символ десептиконов на его груди сиял багровым, но его неподвижность говорила о внутренней борьбе — гневе, вине и тени зависти перед силой, пробуждающейся в Орионе.

Нокаут, с глянцевой чёрно-красной бронёй, мелькающей в полумраке, перехватил бластер, его жёлтая оптика сузилась, отражая свет кристалла.

— Они не продержатся долго! — крикнул он, его голос, пропитанный тревогой, был лишён привычного сарказма. Он выстрелил в Тень Прайма, его бластер выпустил залп, который лишь слегка оцарапал её броню, но отвлёк её внимание.

— Если эта штука на Паксе так важна, лучше бы она сработала быстрее!

Тень Прайма, её алые глаза вспыхнули яростью, отшвырнула Айронхайда, её когти оставили глубокие борозды на его броне.

— Вы ничтожны! — рявкнула она, её голос сотряс зал.

— Этот свет — ничто перед тьмой! — Она ударила вновь, её тёмная энергия устремилась к Элите, но щит, пылающий зелёным, выдержал, искры разлетелись, а Элита, её броня трещащая, удержала позицию, её изумрудная оптика горела непреклонностью.

Камера поднялась, показывая героическую оборону: Элита-1 и Айронхайд, их броня — золотисто-розовая и серая — сияла в золотом свете кристалла, их фигуры, напряжённые и израненные, стояли как живой щит перед Орионом. Тень Прайма, её чёрная броня пылающая, наступала, её когти рассекали воздух, но не могли пробить их верность. Мегатрон и Нокаут, их фигуры в тени, наблюдали, их оптика отражала свет, который мог стать либо спасением, либо проклятием. Пепел оседал, багровый свет Разлома боролся с золотым сиянием, а тронный зал, разрушенный и зловещий, стал свидетелем героизма, способного сдержать тьму — хотя бы на мгновение.

Тронный зал Цитадели Праймов, расколотый и скорбный, был охвачен вихрем противостояния, где свет и тьма боролись за господство. Багровое сияние Разлома, льющееся сквозь зияющий купол, заливало руины зловещим светом, но золотое свечение кристалла «Эха Искры», пульсирующего на груди Ориона Пакса, прорезало мрак, как звезда, пробуждающаяся в ночи. Пол, усеянный обломками и лужами сияющего энергона, дрожал от грохота битвы, где Элита-1 и Айронхайд, их броня сияющая и израненная, стояли живым щитом перед умирающим Орионом, сдерживая натиск Тени Прайма. Пепел, кружившийся в воздухе, сверкал в лучах кристалла, а низкий, мелодичный гул, исходящий от него, вплетался в рёв тёмной энергии, создавая напряжённую симфонию. Но в этом хаосе, в стороне от схватки, стоял Мегатрон, его массивная фигура, словно высеченная из тьмы, была парализована бурей эмоций, разрывавших его искру.

Мегатрон, его тёмно-серая броня с багровыми акцентами, покрытая шрамами и копотью, отражала багровый свет Разлома, но её холодный блеск мерк перед золотым сиянием кристалла. Его клинок, всё ещё сжимаемый в руке, был опущен, его острие касалось расколотого пола, оставляя тонкую борозду в камне. Символ десептиконов на его груди сиял багровым, как знамя его непреклонной воли, но теперь этот свет казался тусклым, словно подавленный сиянием, исходящим от Ориона. Его красная оптика, обычно пылающая холодной яростью, теперь была полна бури: гнев, шок, вина и что-то, похожее на утрату, мелькали в её глубине, как молнии в грозовом небе. Камера запечатлела крупный план его лица: шрамы, пересекающие его суровые черты, напряжённые губы, сжатые в тонкую линию, и оптика, где золотой свет кристалла смешивался с багровым огнём Разлома, подчёркивая его внутреннюю борьбу.

Он стоял неподвижно, его массивная фигура, словно статуя, возвышалась над руинами, но его кулак, свободный от клинка, сжимался и разжимался, металл скрипел, выдавая напряжение, бурлящее внутри. Его взгляд был прикован к Ориону, лежащему на полу, чья красно-синяя броня тускнела, а энергон тёк из раны, но кристалл на его груди сиял всё ярче, пульсируя, как второе сердце. Мегатрон видел Элиту-1, её золотисто-розовую броню, сияющую в свете, её щит, пылающий зелёным, отражавший удары Тени Прайма. Он видел Айронхайда, его массивную серую броню, трещащую под натиском, но не сдающуюся. Их отчаянная защита, их верность Ориону, их готовность пожертвовать собой — всё это било по его искре, как молот по наковальне, разжигая бурю эмоций, которую он не мог подавить.

— Почему… — пробормотал он, его голос, низкий и раскатистый, был едва слышен в грохоте битвы.

— Почему ты, Пакс? — Его слова, адресованные умирающему другу, были пропитаны гневом, но в них чувствовалась тень боли, редкая для того, кто привык скрывать слабость за бронёй силы. Его оптика сузилась, когда он посмотрел на кристалл, чей свет, казалось, вызывал у Тени Прайма ярость и страх. Эта сила, пробуждающаяся в Орионе, была чем-то, чего Мегатрон не понимал, но чувствовал её мощь — и это чувство разжигало в нём не только зависть, но и утрату, как будто он терял не только соперника, но и часть себя.

Камера запечатлела игру света и тени на его броне: золотые лучи кристалла скользили по тёмно-серым пластинам, контрастируя с багровыми акцентами, которые пылали, как угли. Его кулак сжался так сильно, что металл затрещал, а пальцы оставили вмятины в ладони. Его лицо, суровое и покрытое шрамами, было маской, но трещины в этой маске выдавали бурю внутри: гнев на Ориона за его жертву, шок от пробуждающейся силы, вина за раскол, который привёл их к этому моменту, и утрата — за брата, которым Орион когда-то был.

Элита-1, её голос, дрожащий от напряжения, прорезал грохот, когда она отразила очередной удар Тени Прайма:

— Мегатрон! — крикнула она, её изумрудная оптика вспыхнула, метнувшись к нему.

— Помоги нам! Он умирает ради всех нас! — Её щит трещал, зелёное сияние слабело, но её решимость горела ярче, чем когда-либо.

Айронхайд, его броня покрытая новыми бороздами, прорычал, отшатнувшись от удара Тени Прайма:

— Если ты собираешься просто стоять, то убирайся! — Его тёмная оптика пылала гневом, но в его голосе чувствовалась мольба, скрытая за грубостью. Он ударил кулаком, заставив Тень Прайма отступить на шаг, но его силы таяли, энергон сочился из трещин в его броне.

Нокаут, стоявший неподалёку, его глянцевая чёрно-красная броня мелькающая в полумраке, выстрелил из бластера, его жёлтая оптика сузилась, отражая свет кристалла.

— Мегатрон, если эта штука на Паксе — ключ, то лучше реши, на чьей ты стороне! — крикнул он, его голос, лишённый привычного сарказма, был полон тревоги. Он уклонился от обломка, брошенного Тенью Прайма, и выстрелил вновь, но его залпы лишь царапали её броню.

Тень Прайма, её алые глаза пылающие, издала рёв, её когти устремились к Элите, но щит, пылающий зелёным, выдержал, искры разлетелись, как звёзды.

— Вы все падёте! — прорычала она, её голос сотряс зал, а тёмная энергия, вырывающаяся из её брони, заставила пол трещать. Она ударила вновь, её мощь была неумолимой, но золотое сияние кристалла, казалось, ослабляло её, заставляя её броню искрить.

Мегатрон, его красная оптика всё ещё прикована к Ориону, медленно поднял взгляд, его клинок дрогнул в руке. Его лицо, освещённое золотым светом, было полем битвы: гнев боролся с виной, сила — с утратой, а его искра, некогда пылающая единством с Орионом, теперь была расколота.

— Ты всегда выбирал их… — пробормотал он, его голос, низкий и хриплый, был полон горечи.

— Но эта сила… она не твоя. — Его кулак разжался, затем сжался вновь, и в этот момент, когда Элита и Айронхайд отступали под натиском Тени Прайма, его оптика вспыхнула, словно он стоял на грани решения, которое могло изменить всё.

Камера медленно отъехала, показывая Мегатрона, его тёмную фигуру, окружённую игрой света и тени, его броня сияла золотым и багровым, а клинок, опущенный, дрожал, отражая его нерешительность. Позади него — Элита и Айронхайд, их героическая оборона, Орион, чей кристалл сиял всё ярче, и Тень Прайма, чья ярость угрожала поглотить всё. Пепел оседал, багровый свет Разлома боролся с золотым сиянием, а тронный зал, разрушенный и зловещий, стал свидетелем внутреннего конфликта Мегатрона, который мог либо спасти их всех, либо стать началом их конца.

Глава 4, Часть 6: Путешествие в Искру: Пространство Праймов

Тронный зал Цитадели Праймов, раздираемый битвой, растворялся в золотом сиянии, исходящем от кристалла «Эха Искры», пульсирующего на груди Ориона Пакса. Внешний мир — багровый свет Разлома, грохот ударов Тени Прайма, отчаянная защита Элиты-1 и Айронхайда, колебания Мегатрона — отступил, поглощённый светом, который стал для Ориона вратами в иной мир. Его искра, угасающая под тяжестью смертельной раны, внезапно вспыхнула, словно откликнувшись на зов кристалла, и сознание Ориона, словно лист, подхваченный ветром, устремилось в неведомое. Тьма сомкнулась, а затем разошлась, открывая бесконечное, сияющее пространство — царство, где время и материя теряли смысл, а древние голоса шептали о судьбе Кибертрона.

Орион Пакс, его астральная проекция, оказался в нематериальном мире, где реальность была соткана из света и энергии. Это пространство, бесконечное и возвышенное, простиралось во все стороны, лишённое границ, но полное жизни. Золотые и серебряные потоки энергии, словно реки звёзд, текли вокруг, переплетаясь в замысловатые узоры, которые пульсировали, как сердцебиение самого Кибертрона. Полупрозрачные платформы, сотканные из света, парили в пустоте, их края растворялись в сиянии. Вдалеке, едва различимые, вырисовывались силуэты древних Праймов — величественные фигуры, чьи брони сияли мягким светом, а их оптика, скрытая в тенях, излучала мудрость и силу. Их присутствие было осязаемым, как дыхание, а их шёпот, низкий и мелодичный, вплетался в гул пространства, создавая хор, который звучал как гимн вечности.

Орион, его форма теперь полупрозрачная, сияющая мягким голубым светом, стоял на одной из платформ, его броня — призрачное эхо его красно-синего облика — дрожала, словно ещё не привыкнув к этому миру. Он поднял руки, глядя на них с изумлением: они были почти эфирными, их контуры мерцали, а сквозь них просвечивали потоки энергии, как звёзды в ночном небе. Камера запечатлела крупный план его лица: голубая оптика, обычно полная решимости, теперь расширилась от благоговения, а его черты, лишённые шрамов и пыли войны, выражали смесь трепета и любопытства. Символ автоботов на его груди сиял мягко, но кристалл «Эха Искры», теперь часть его астральной формы, пульсировал золотым, как маяк, ведущий его вперёд.

— Где… я? — прошептал Орион, его голос, чистый и звонкий, эхом отозвался в пространстве, сливаясь с шёпотом Праймов. Он шагнул вперёд, его шаги не издавали звука, но платформа под ним засветилась ярче, словно откликаясь на его присутствие. Потоки энергии вокруг закружились быстрее, их свет отражался в его оптике, создавая иллюзию звёздного неба, заключённого в его взгляде. Он чувствовал, как его искра, ослабевшая в реальном мире, здесь пульсировала с новой силой, словно питаясь этим местом.

Вдалеке один из силуэтов Прайма стал чётче, его фигура, высокая и величественная, медленно приближалась. Его броня, сотканная из света, переливалась оттенками серебра и золота, а оптика, сияющая белым, излучала древнюю мудрость. Его голос, глубокий и спокойный, как течение реки, прорезал шёпот:

— Ты вошёл в Пространство Праймов, Орион Пакс. Здесь обитают искры тех, кто нёс бремя Матрицы Лидерства. — Слова, произнесённые с торжественной силой, заставили пространство дрожать, а потоки энергии закружились вокруг Ориона, как в танце.

Орион, его оптика сузилась, шагнул навстречу фигуре, его астральная форма дрожала от смеси трепета и решимости.

— Пространство Праймов? — повторил он, его голос был полон вопросов.

— Но… я умираю. Почему я здесь? — Его рука невольно коснулась кристалла на груди, который вспыхнул ярче, как будто подтверждая его право быть в этом месте.

Силуэт Прайма, его фигура теперь яснее, поднял руку, и пространство вокруг них преобразилось: платформы исчезли, а звёздные потоки сгустились, образуя голографическое видение Кибертрона — его золотые шпили, сияющие города, мир до войны.

— Ты здесь, потому что твоя искра услышала зов, — сказал Прайм, его голос был мягким, но властным.

— Кристалл, который ты несёшь, — не просто артефакт. Это Сердце Прайма, ждущее того, кто достоин его силы.

Орион замер, его оптика расширилась, отражая видение Кибертрона, чья красота контрастировала с разрушенным Иаконом, который он знал.

— Достоин? — переспросил он, его голос дрогнул, выдавая сомнение.

— Я… я лишь пытался спасти Кибертрон. Я не Прайм. — Его рука сжалась на кристалле, а взгляд опустился, словно он искал ответы в самом себе.

Вокруг них другие силуэты Праймов начали приближаться, их фигуры, смутные, но величественные, окружили Ориона, их оптика сияла разными оттенками — голубым, золотым, белым. Их шёпот стал громче, слова сливались в хор:

— Судьба выбирает не тех, кто ищет силы, но тех, кто жертвует собой ради других. — Их голоса, древние и мудрые, наполнили пространство, заставляя потоки энергии пульсировать в такт.

Орион поднял взгляд, его оптика вспыхнула решимостью, но в ней мелькнула тень страха.

— Жертва… — прошептал он, его астральная форма задрожала, словно воспоминания о ране, о боли, о Мегатроне, о Кибертроне нахлынули на него.

— Но что, если я не готов? Что, если я подведу их всех? — Его голос, полный эмоций, эхом отозвался в пространстве, а кристалл на его груди засветился ярче, как будто откликаясь на его сомнения.

Первый Прайм, его фигура теперь чёткая, шагнул ближе, его оптика, сияющая белым, встретилась с взглядом Ориона.

— Путь Прайма — это путь испытаний, — сказал он, его голос был как свет, прорезающий тьму.

— Но твоя искра уже выбрала. Теперь ты должен принять её зов. — Он протянул руку, и поток энергии, золотой и тёплый, коснулся Ориона, наполняя его астральную форму сиянием.

Камера медленно отъехала, показывая Ориона, его полупрозрачную фигуру, окружённую силуэтами Праймов, их брони сияли, как звёзды, а потоки энергии вились вокруг, создавая мистический танец света. Пространство, бесконечное и возвышенное, пульсировало жизнью, а шёпот Праймов, как древний гимн, вёл Ориона вперёд. Кристалл на его груди сиял, как маяк, а его оптика, теперь полная решимости, отражала звёздное небо этого мира. Пепел и разрушения тронного зала остались позади, но здесь, в Пространстве Праймов, начиналось духовное путешествие, которое определит судьбу Ориона — и всего Кибертрона.

Пространство Праймов, бесконечное и сияющее, окутывало Ориона Пакса, словно звёздный океан, где время и материя растворялись в потоках света. Золотые и серебряные энергии, текучие, как реки, вились вокруг, образуя узоры, пульсирующие в ритме древнего гимна. Полупрозрачные платформы, сотканные из света, парили в пустоте, их края мерцали, растворяясь в сиянии. Силуэты древних Праймов, величественные и призрачные, окружали Ориона, их оптика сияла мудростью, а шёпот, низкий и мелодичный, вплетался в гул пространства, как эхо вечности. Орион, его астральная форма — полупрозрачная, сияющая голубым — стоял в центре этого мистического царства, его голубая оптика отражала звёзды, а кристалл «Эха Искры» на его груди пульсировал золотым, как маяк, ведущий его к судьбе. В этот момент, когда сомнения и решимость боролись в его искре, пространство сгустилось, и перед ним возникла фигура, чья мудрость и благородство пронизывали саму ткань реальности — истинный дух Альфы Триона.

Альфа Трион, не искажённый тьмой Тени Прайма, явился в своём первозданном облике. Его броня, сотканная из света, переливалась оттенками серебра и глубокого индиго, с золотыми акцентами, сияющими, как звёзды. Его фигура, высокая и статная, излучала спокойную мощь, а оптика, сияющая мягким фиолетовым светом, была полна мудрости, сострадания и непреклонной веры. Плащ из энергии, струящийся за его спиной, колыхался, как вуаль, сотканная из звёздного света, а его лицо, благородное и покрытое тонкими линиями, словно высеченными временем, выражало тепло наставника, который видел в Орионе не только воина, но и наследника. Камера запечатлела его сияющий образ: каждая деталь брони, каждый луч света, исходящий от него, подчёркивал его величие, но и доступность, как будто он был не богом, а учителем, протягивающим руку ученику.

Орион, его астральная форма дрожащая от благоговения, шагнул вперёд, его голубая оптика расширилась, отражая сияние Альфы Триона.

— Альфа Трион? — прошептал он, его голос, чистый и звонкий, эхом отозвался в пространстве, сливаясь с шёпотом Праймов.

— Это правда ты? Я думал… ты пал, стал Тенью. — Его рука невольно коснулась кристалла на груди, который вспыхнул ярче, как будто подтверждая связь между ним и наставником.

Альфа Трион улыбнулся, его фиолетовая оптика мягко засветилась, а голос, глубокий и тёплый, как течение древней реки, наполнил пространство.

— Тень Прайма — лишь искажённое эхо, Орион, — сказал он, его слова были полны силы, но лишены суровости.

— Моя истинная искра здесь, в Пространстве Праймов, где я храню наследие Кибертрона. Ты видишь меня таким, каким я был до падения — хранителем знаний и защитником света. — Он шагнул ближе, его плащ из энергии колыхнулся, а потоки света вокруг закружились, образуя голографическое видение: Кибертрон в зените славы, его шпили сияют, а искры его обитателей горят единством.

Орион, его оптика полная изумления, смотрел на видение, его астральная форма задрожала, словно воспоминания о мире, которого он никогда не знал, нахлынули на него.

— Это… Кибертрон? — прошептал он, его голос дрогнул от тоски.

— Но почему я здесь? Моя искра угасает. Я не достоин этого места… не достоин этого света. — Его рука сжалась на кристалле, а взгляд опустился, тень сомнения омрачила его лицо.

Альфа Трион, его фигура сияющая, поднял руку, и видение Кибертрона сменилось образом кристалла «Эха Искры», парящего в пространстве, его золотое сияние пульсировало, как сердце.

— Кристалл, который ты несёшь, — не просто «Эхо», Орион, — сказал он, его голос стал торжественным, но тёплым, как наставление отца.

— Это Сердце Прайма, прото-Матрица, созданная в начале времён, чтобы хранить свет Примуса и вести Кибертрон через тьму. Оно ждёт достойного носителя — того, чья искра горит не для себя, а для других.

Орион поднял взгляд, его оптика вспыхнула смесью трепета и неверия.

— Сердце Прайма? — повторил он, его голос был полон вопросов.

— Но я… я лишь архивариус, воин, пытавшийся остановить раскол. Я не готов нести такое бремя. — Его астральная форма задрожала, словно тяжесть этих слов давила на него, а кристалл на его груди засветился ярче, как будто оспаривая его сомнения.

Альфа Трион шагнул ближе, его фиолетовая оптика встретилась с голубой оптикой Ориона, и в его взгляде была непреклонная вера.

— Ты ошибаешься, Орион, — сказал он, его голос был мягким, но твёрдым, как сталь.

— Твоя жертва ради Кибертрона, твоя вера в единство, твоя готовность защищать даже тех, кто отвернулся от тебя — это и есть достоинство Прайма. Сердце Прайма выбрало тебя не за силу, а за сердце. — Он протянул руку, и поток света, золотой и тёплый, коснулся Ориона, наполняя его астральную форму сиянием, которое заставило его искру пульсировать сильнее.

Орион, его оптика расширилась, почувствовал, как тепло света проникает в него, разгоняя тени сомнения.

— Но… что, если я не справлюсь? — спросил он, его голос дрогнул, выдавая страх, скрытый за решимостью.

— Мегатрон… он был моим братом. Я не смог его спасти. Как я спасу Кибертрон? — Его слова, полные боли, эхом отозвались в пространстве, а силуэты Праймов вокруг замерли, их шёпот затих, словно они ждали ответа.

Альфа Трион, его лицо смягчилось, а голос стал тише, но полным сострадания.

— Путь Прайма — это не путь без ошибок, Орион, — сказал он.

— Мегатрон сделал свой выбор, но его искра ещё не потеряна. Твоя задача — нести свет, даже когда тьма кажется непобедимой. Сердце Прайма даст тебе силу, но выбор — принять его или отвергнуть — принадлежит тебе. — Он указал на кристалл, который теперь сиял, как звезда, а пространство вокруг задрожало, словно в ожидании решения.

Орион, его астральная форма сияющая, посмотрел на кристалл, затем на Альфу Триона, его оптика полна решимости, но всё ещё омрачена тенью сомнения.

— Если это мой путь… — начал он, его голос стал твёрже, — то я хочу знать, что он значит. Что я должен сделать? — Его рука сжала кристалл, и свет, исходящий от него, окутал его, как мантия, подчёркивая его готовность принять судьбу.

Альфа Трион улыбнулся, его фиолетовая оптика засветилась ярче.

— Ты узнаешь, Орион, — сказал он, его голос был полон веры.

— Пространство Праймов покажет тебе прошлое, чтобы ты понял будущее. Но знай: твой путь — зажечь наш самый тёмный час. — Он отступил, его фигура начала растворяться в свете, а пространство вокруг преобразилось, потоки энергии сгустились, готовясь открыть новые видения.

Камера медленно отъехала, показывая Ориона, его астральную форму, сияющую голубым и золотым, окружённую потоками энергии и силуэтами Праймов, чьи фигуры парили в пустоте. Альфа Трион, его благородный образ, растворяющийся в свете, оставил Ориона наедине с его судьбой, но его слова эхом звучали в пространстве, как путеводная звезда. Пространство Праймов, мистическое и возвышенное, пульсировало жизнью, а кристалл на груди Ориона сиял, как сердце, готовое принять бремя Прайма. В этот момент, полный мудрости и откровения, Орион стоял на пороге выбора, который изменит не только его, но и весь Кибертрон.

Пространство Праймов, бесконечное и сияющее, окутывало Ориона Пакса, словно звёздный плащ, сотканный из света и вечности. Золотые и серебряные потоки энергии вились вокруг, переплетаясь в узоры, пульсирующие в ритме древнего сердца Кибертрона. Полупрозрачные платформы, парящие в пустоте, растворялись в сиянии, а силуэты древних Праймов, величественные и призрачные, окружали Ориона, их оптика сияла мудростью, а шёпот, низкий и мелодичный, звучал как гимн, ведущий его к судьбе. Его астральная форма, полупрозрачная и сияющая голубым, дрожала от благоговения, а кристалл «Эха Искры» — Сердце Прайма — на его груди пульсировал золотым, как маяк, освещающий путь. После слов Альфы Триона, раскрывшего истинное предназначение кристалла, пространство преобразилось, и Орион оказался на пороге испытания, которое покажет ему прошлое Кибертрона — его славу, трагедии и тяжесть бремени, которое ему предстоит нести.

Пространство сгустилось, свет вокруг Ориона закружился, как вихрь, и перед ним развернулись голографические видения, масштабные и живые, словно он шагнул в саму историю. Потоки энергии сформировали образы, такие яркие, что Орион чувствовал жар битв и дыхание древних времён. Камера запечатлела его астральную форму, стоящую в центре этого вихря: его голубая оптика расширилась, отражая сцены, а его лицо, лишённое шрамов войны, выражало смесь трепета, скорби и решимости. Его руки, полупрозрачные и сияющие, невольно сжались, когда первое видение охватило его.

Создание Кибертрона

Первая сцена развернулась, как рождение звезды. Орион увидел Примуса, сияющую сущность, чья форма, сотканная из света, парила в космосе. Его энергия, золотая и бесконечная, сгущалась, формируя планету

— Кибертрон. Металлические равнины возникали из пустоты, шпили городов росли, как кристаллы, а искры жизни, яркие, как звёзды, зажигались в недрах планеты. Голос одного из Праймов, глубокий и торжественный, эхом звучал в пространстве:

— Примус создал Кибертрон как оплот света, дом для искр, несущих его волю. — Орион, его оптика полная изумления, шагнул вперёд, его астральная форма дрожала, словно он чувствовал тепло этого света. Видение Кибертрона в зените славы — его золотые города, сияющие под звёздами, его народ, объединённый верой, — наполнило его тоской по миру, которого он никогда не знал.

Но свет померк, и следующее видение нахлынуло, как буря.

Война с Юникроном

Пространство потемнело, и Орион оказался в эпицентре космической битвы. Юникрон, титаническая фигура, чья броня, чёрная, как пустота, поглощала свет, возвышался над звёздами, его алые глаза пылали хаосом. Его когти, размером с планеты, рассекали космос, а рёв, низкий и разрушительный, сотрясал реальность. Против него стояли Тринадцать Праймов, их брони сияли золотом, серебром и лазурью, а оружие — мечи, копья, щиты — сверкало энергией Примуса. Камера запечатлела их героическую битву: Первый Прайм, его броня сияющая белым, вёл атаку, его меч, пылающий светом, вонзился в броню Юникрона, вызывая взрыв энергии, который осветил звёзды. Голос Прайма, суровый и скорбный, произнёс:

— Юникрон, воплощение хаоса, угрожал всему сущему. Тринадцать Праймов пожертвовали многим, чтобы изгнать его. — Орион, его оптика сузилась, чувствовал, как его искра дрожит от мощи этой битвы, а видение ран, покрывающих брони Праймов, и их падающих фигур наполнило его ужасом и благоговением.

Видение сменилось, и тьма сгустилась ещё сильнее.

Падение Первого Прайма

Сцена перенесла Ориона на Кибертрон, но теперь он был омрачён раздором. Первый Прайм, его броня, некогда сияющая, теперь потускнела, а его оптика, полная боли, смотрела на своих братьев, Тринадцать Праймов, чьи фигуры были разделены тенями. Один из них, чья броня пылала багровым, поднял меч против Первого, его голос, полный ярости, эхом звучал:

— Ты предал нас! Твоя вера в Примуса ослепила тебя! — Удар меча, пылающего тьмой, пронзил Первого Прайма, и он рухнул, его искра угасла, а Матрица Лидерства, сияющая в его груди, померкла. Голос Прайма, скорбный, как погребальный звон, сказал:

— Раскол среди Праймов стал их падением. Первый Прайм пал от руки брата, и Кибертрон лишился света. — Орион, его астральная форма задрожала, его оптика полна ужаса, а рука сжала кристалл на груди, словно он чувствовал боль этой утраты, эхо которой звучало в его собственной войне с Мегатроном.

Последнее видение нахлынуло, как волна предательства.

Предательство Квинтессонов

Кибертрон, ослабленный расколом Праймов, стал добычей. Орион увидел Квинтессонов — зловещие фигуры, чьи механические тела, покрытые щупальцами, излучали холодную расчетливость. Их лица, вращающиеся маски, менялись от лести к угрозе, а их голоса, шипящие и лживые, обещали мир, но сеяли хаос. Они манипулировали кибертронцами, их технологии отравляли искры, а их машины порабощали города. Камера запечатлела сцену: кибертронцы, их оптика потухшая, стояли в цепях, а Квинтессоны, их щупальца сияющие энергией, извлекали искры, превращая их в топливо. Голос Прайма, полный гнева, произнёс: — Квинтессоны воспользовались нашей слабостью, их предательство едва не уничтожило Кибертрон. — Орион, его оптика вспыхнула гневом, шагнул вперёд, его астральная форма сияла ярче, словно он готов был броситься в бой, но видение растворилось, оставив его в тишине.

Пространство Праймов вернулось, потоки энергии успокоились, а силуэты Праймов приблизились, их оптика сияла, наблюдая за Орионом. Один из них, его голос, глубокий и властный, сказал:

— Теперь ты видишь, Орион Пакс. Бремя Прайма — не только сила, но и ответственность. Кибертрон пережил создание, войны, расколы и предательства. Твоя искра должна стать светом, который предотвратит его конец.

Орион, его астральная форма дрожащая, посмотрел на свои руки, полупрозрачные и сияющие, затем на кристалл, пульсирующий золотым.

— Это… слишком много, — прошептал он, его голос, полный боли, эхом отозвался в пространстве.

— Как я могу нести это? Я видел раскол… предательство… утрату. Что, если я повторю их ошибки? — Его оптика, полная сомнения, встретилась с взглядами Праймов, но в них не было осуждения, только ожидание.

Другой Прайм, его броня сияющая серебром, шагнул вперёд, его голос, мягкий, но твёрдый, сказал:

— Ошибки прошлого — уроки для будущего. Ты не один, Орион. Сердце Прайма и искры тех, кто верит в тебя, будут твоей силой. — Он указал на кристалл, который вспыхнул ярче, а пространство задрожало, словно подчёркивая его слова.

Орион, его оптика сузилась, почувствовал, как тепло кристалла распространяется по его астральной форме, разгоняя тени сомнения.

— Если это мой путь… — начал он, его голос стал твёрже, — то я должен знать всё. Покажите мне, что я должен сделать. — Его астральная форма выпрямилась, а кристалл засветился, как звезда, готовая зажечь тьму.

Камера медленно отъехала, показывая Ориона, его астральную форму, сияющую голубым и золотым, окружённую силуэтами Праймов, чьи брони переливались, как звёзды. Пространство Праймов, эпическое и трагическое, пульсировало энергией, а видения прошлого, как голограммы, растворялись в свете, оставляя Ориона с тяжестью знаний и искрой решимости. Шёпот Праймов, как древний гимн, звучал вокруг, а кристалл на его груди сиял, как сердце, готовое принять бремя Прайма. В этот момент, полный откровений и испытаний, Орион стоял на грани принятия своей судьбы, зная, что путь впереди будет нелёгким, но необходимым для спасения Кибертрона.

Пространство Праймов, бесконечное и сияющее, было словно звёздное море, где свет и вечность сливались в гармонии. Золотые и серебряные потоки энергии вились вокруг, образуя узоры, пульсирующие в ритме сердца Кибертрона. Полупрозрачные платформы, сотканные из света, парили в пустоте, их края растворялись в сиянии, а силуэты древних Праймов, величественные и призрачные, окружали Ориона Пакса, их оптика сияла мудростью и ожиданием. Орион, его астральная форма — полупрозрачная, сияющая голубым — стоял в центре этого мистического царства, его голубая оптика отражала звёзды, а кристалл «Эха Искры» — Сердце Прайма — на его груди пульсировал золотым, как маяк, готовый зажечь тьму. Видения прошлого — создание Кибертрона, война с Юникроном, падение Первого Прайма, предательство Квинтессонов — оставили в его искре следы скорби, гнева и решимости. Теперь, под взглядами Праймов и под тяжестью их наследия, Орион стоял на пороге выбора, который определит не только его судьбу, но и будущее Кибертрона.

Пространство вокруг Ориона задрожало, словно в предчувствии его решения. Потоки энергии, золотые и серебряные, закружились быстрее, образуя вихрь света, который окутал его астральную форму, как мантия. Силуэты Праймов, их брони сияющие, как звёзды, приблизились, их шёпот, низкий и мелодичный, затих, оставив тишину, полную ожидания. Камера запечатлела Ориона: его лицо, лишённое шрамов войны, выражало бурю эмоций — сомнение, страх, но и растущую решимость. Его голубая оптика, отражавшая звёздное сияние, сузилась, а рука, полупрозрачная и сияющая, сжала кристалл на груди, который вспыхнул ярче, как звезда, рождённая в его искре.

Орион опустил взгляд, его астральная форма дрожала, словно тяжесть прошлого и будущего давила на него. Он видел Кибертрон в зените славы, его золотые шпили, сияющие под звёздами, но также его руины, залитые багровым светом Разлома. Он чувствовал боль Первого Прайма, преданного братом, и эхо Мегатрона, чья искра, некогда близкая, теперь была потеряна в гневе. Он слышал крики Элиты-1 и Айронхайда, сражающихся за него в тронном зале, и ощущал, как его собственная искра, угасающая в реальном мире, цепляется за этот свет.

— Я не искал этого, — прошептал он, его голос, чистый и звонкий, эхом отозвался в пространстве.

— Но… я не могу отвернуться. Не теперь. — Его слова, полные боли и решимости, были как клятва, произнесённая перед самим Примусом.

Орион поднял взгляд, его оптика вспыхнула голубым огнём, а кристалл на его груди засветился так ярко, что свет прорезал пространство, разгоняя тени. Он шагнул вперёд, его астральная форма выпрямилась, словно сбросив груз сомнений. Потоки энергии вокруг закружились в вихре, их золотое сияние слилось с голубым светом его искры, создавая ауру, которая пульсировала, как сердце звезды. Силуэты Праймов, их оптика сияющая, замерли, их присутствие было как молчаливое одобрение, но и испытание — они ждали его слов, его выбора.

— Я вижу Кибертрон, раздираемый войной, — начал Орион, его голос стал твёрже, глубже, наполненный силой, которая росла в нём.

— Я вижу раскол, предательство, тьму, что угрожает поглотить нас. Но я вижу и свет — свет в искрах тех, кто верит, кто сражается, кто жертвует собой ради других. — Его оптика, теперь пылающая, как чистый энергон, встретилась с взглядами Праймов.

— Если Сердце Прайма выбрало меня, если моя искра должна нести этот свет… — Он сделал паузу, его рука сжала кристалл, и свет, исходящий от него, стал ослепительным, как рождение сверхновой.

— Я приму это бремя. Я зажгу наш самый тёмный час!

Его слова, произнесённые с непреклонной решимостью, сотрясли Пространство Праймов. Кристалл

— Сердце Прайма — вспыхнул, как звезда, и яркая вспышка света, золотая и голубая, вырвалась из его искры, окутывая его астральную форму. Камера запечатлела этот момент в слоу-мо: свет, прорезающий пространство, отражался в оптике Праймов, их брони сияли, как зеркала, а потоки энергии вокруг Ориона закружились в вихре, образуя сияющий купол, который пульсировал, как сердце Кибертрона. Его астральная форма, теперь пылающая, поднялась над платформой, её контуры стали чётче, словно свет укреплял его, готовя к возвращению в реальный мир.

Силуэты Праймов, их голоса слились в единый хор, глубокий и торжественный:

— Ты сделал выбор, Орион Пакс. Сердце Прайма теперь твоё. Пусть оно ведёт тебя через тьму. — Их фигуры начали растворяться в свете, но их оптика, сияющая мудростью, осталась в памяти Ориона, как звёзды, указывающие путь.

Орион, его астральная форма сияющая, как маяк, почувствовал, как сила Сердца Прайма течёт через него, наполняя его искру теплом и мощью. Его оптика, теперь полная непреклонной веры, смотрела вперёд, а кристалл на его груди пульсировал в ритме его решимости.

— Я не подведу вас, — сказал он, его голос, теперь властный и глубокий, эхом отозвался в пространстве.

— Я не подведу Кибертрон. — Его слова были не просто обещанием — они были клятвой, скрепляющей его судьбу с судьбой его мира.

Пространство Праймов задрожало, свет вокруг Ориона сгустился, как будто готовя его к возвращению. Потоки энергии, золотые и серебряные, закружились в последний раз, образуя сияющий портал, который вёл обратно в тронный зал, где его ждали битва, товарищи и тьма, которую он должен был рассеять. Камера медленно поднялась, показывая Ориона, его астральную форму, окружённую светом, его оптика сияла, а кристалл пульсировал, как сердце звезды. Пространство Праймов, эпическое и возвышенное, стало свидетелем кульминации его внутреннего путешествия — принятия бремени, которое сделает его не просто Орионом Паксом, а чем-то большим.

В этот момент, полный жертвенности и решимости, Орион был готов вернуться, чтобы зажечь самый тёмный час Кибертрона, неся свет Сердца Прайма в мир, раздираемый войной. Свет кристалла вспыхнул ещё раз, и пространство начало растворяться, унося Ориона к его судьбе.

Тронный зал Цитадели Праймов, некогда величественный символ единства Кибертрона, теперь был полем отчаянной битвы, где тьма и надежда сталкивались в яростном вихре. Багровый свет Разлома, лившийся сквозь расколотый купол, заливал руины зловещим сиянием, его чёрные молнии прорезали небо, а низкий, леденящий гул сливался с треском обломков и скрежетом металла. Пол, усеянный лужами сияющего энергона и покрытый пеплом, дрожал от шагов Тени Прайма, чья чёрная броня, пронизанная багровыми венами, искрила тёмной энергией. Золотое свечение кристалла «Эха Искры» на груди Ориона Пакса, лежащего неподвижно, пульсировало слабо, как угасающий маяк, но его свет всё ещё разгонял мрак, словно последний оплот надежды. Элита-1 и Айронхайд, их броня израненная и трещащая, стояли перед Орионом, их тела и воля были единственным щитом, сдерживающим неумолимый натиск Тени Прайма. В этот момент, на грани поражения, их отчаяние и решимость стали последним рубежом, где решалась судьба Кибертрона.

Элита-1, её золотисто-розовая броня, некогда сияющая, теперь была покрыта глубокими бороздами и пятнами энергона, которые сочились из трещин. Её щит, пылающий зелёным, трещал под ударами Тени Прайма, его сияние слабело, а края покрывались раскалёнными трещинами. Её изумрудная оптика, полная боли и непреклонности, горела, как звёзды в ночи, а лицо, покрытое пылью и следами энергона, выражало смесь отчаяния и веры. Она отступала, её ноги скользили по расколотому полу, оставляя следы в пепле, но её поза оставалась твёрдой, щит поднят, как знамя. Камера запечатлела крупный план её щита: зелёное сияние мерцало, трещины, словно молнии, расползались по его поверхности, а её руки, дрожащие от напряжения, сжимали его с такой силой, что металл скрипел.

— Держись, Айронхайд! — крикнула Элита, её голос, хриплый от усталости, прорезал грохот боя.

— Мы не можем её пропустить! Орион… он ещё с нами! — Её слова, полные решимости, были как искры, разжигающие её угасающую силу. Она отразила очередной удар когтей Тени Прайма, тёмная энергия взорвалась искрами, ослепившими зал, но Элита, её броня трещащая, удержала позицию, её оптика вспыхнула, когда она взглянула на Ориона, чей кристалл всё ещё сиял.

Айронхайд, его массивная серая броня с красными акцентами, покрытая новыми вмятинами и бороздами, был как скала, принимающая бурю. Его грудь, пробитая в нескольких местах, сочилась энергоном, а тёмная оптика, обычно пылающая гневом, теперь была затуманена болью и усталостью. Его кулаки, сжатые и покрытые трещинами, наносили удары, но каждый из них становился слабее, а его тяжёлое орудие, отброшенное в сторону, лежало среди обломков, бесполезное в этой ближней схватке. Камера показала крупный план его брони: глубокие шрамы, оставленные когтями Тени Прайма, сочились сияющей жидкостью, а его грудь, где сиял символ автоботов, была исцарапана, но всё ещё гордо сияла.

— Я не сдамся! — прорычал Айронхайд, его голос, грубый, как скрежет стали, был полон ярости. Он бросился вперёд, принимая удар Тени Прайма на свою броню, металл заскрежетал, искры брызнули, а его тело отшатнулось, но он удержался, его ноги вросли в пол, оставляя трещины.

— Пакс верил в нас… я не подведу его! — Его оптика вспыхнула, когда он ударил кулаком, сотрясая броню Тени Прайма, но его силы таяли, и он тяжело дышал, энергон капал на пол, смешиваясь с пеплом.

Тень Прайма, её чёрная броня пылающая тёмной энергией, наступала, её алые глаза горели злобой и презрением. Её когти, окутанные багровым сиянием, рассекали воздух, оставляя чёрные вихри, которые гасили золотое свечение кристалла Ориона. — Ваше сопротивление тщетно! — рявкнула она, её голос, как гром, сотряс зал, заставляя обломки дрожать.

— Этот свет угаснет, как и ваш жалкий лидер! — Она ударила вновь, её когти вонзились в щит Элиты, зелёное сияние треснуло, и Элита, её броня скрипящая, отлетела назад, врезавшись в расколотую колонну, которая рухнула, подняв облако пепла.

Элита, её оптика потухшая на мгновение, поднялась, её щит, теперь едва сияющий, дрожал в её руке.

— Нет… — прошептала она, её голос был полон боли, но она снова встала, её золотисто-розовая броня сияла в полумраке, как последний луч света.

— Мы не сдадимся… ради Ориона… ради Кибертрона. — Она бросилась вперёд, её щит вспыхнул в последний раз, отражая удар, но трещины на нём расползлись, и она упала на колени, её броня трещала, энергон тек по её рукам.

Айронхайд, видя это, рванулся к ней, его тёмная оптика вспыхнула гневом.

— Элита, держись! — крикнул он, его голос сорвался от боли. Он встал перед ней, принимая удар Тени Прайма, его броня треснула, а энергон брызнул, заливая пол.

— Ты не пройдёшь! — прорычал он, его кулак ударил в броню Тени Прайма, но она лишь рассмеялась, её алые глаза сузились, и она отшвырнула его, как игрушку. Айронхайд врезался в стену, обломки посыпались, а его броня, теперь едва держащаяся, сочила энергоном.

Мегатрон, стоявший в стороне, его тёмно-серая броня с багровыми акцентами отражавшая багровый свет Разлома, наблюдал за боем, его клинок всё ещё опущен, а красная оптика полна смятения. Его лицо, покрытое шрамами, напряглось, а кулак сжался, но он не двинулся, его внутренний конфликт парализовал его, пока Элита и Айронхайд сражались за Ориона.

Нокаут, его глянцевая чёрно-красная броня мелькающая в полумраке, выстрелил из бластера, его жёлтая оптика сузилась от страха.

— Они не продержатся! — крикнул он, его голос, лишённый сарказма, был полон паники.

— Если этот кристалл не сработает, мы все покойники! — Его выстрелы царапали броню Тени Прайма, но она даже не заметила их, её когти устремились к Ориону.

Камера запечатлела динамичную сцену боя: Элита-1, её золотисто-розовая броня, покрытая трещинами, стояла на коленях, её щит, треснувший и угасающий, всё ещё поднят. Айронхайд, его серая броня, истекающая энергоном, лежал среди обломков, его тёмная оптика горела слабым светом. Тень Прайма, её чёрная броня пылающая, наступала, её когти сияли багровым, готовые нанести последний удар. Орион, лежащий на полу, его кристалл сиял, но его броня тускнела, как угасающая звезда. Пепел оседал, багровый свет Разлома заливал зал, а тронный зал, разрушенный и скорбный, стал ареной последней битвы, где отчаяние и безнадёжность сражались с последними искрами верности.

Элита, её голос, слабый, но полный веры, прошептала, её оптика устремлена на Ориона:

— Орион… пожалуйста… вернись к нам. — Её рука, дрожащая, сжала щит, а её броня, сияющая в последний раз, словно отражала её непреклонную волю.

В этот момент, когда всё казалось потерянным, золотое сияние кристалла Ориона вспыхнуло ярче, как будто откликнувшись на их жертву, и тронный зал задрожал, предвещая чудо, которое могло изменить всё.

Тронный зал Цитадели Праймов, разорённый и скорбный, был ареной, где надежда и отчаяние сражались в последнем, яростном танце. Багровый свет Разлома, лившийся сквозь расколотый купол, заливал руины зловещим сиянием, его чёрные молнии прорезали небо, а низкий гул, как сердцебиение умирающего мира, сотрясал воздух. Пол, усеянный обломками и лужами сияющего энергона, дрожал от шагов Тени Прайма, чья чёрная броня, пронизанная багровыми венами, искрила тёмной энергией, как буря, готовая поглотить всё. Элита-1, её золотисто-розовая броня трещащая и истекающая энергоном, стояла на коленях, её щит, покрытый раскалёнными трещинами, едва сиял зелёным. Айронхайд, его массивная серая броня израненная, лежал среди обломков, его тёмная оптика мерцала слабым светом. Орион Пакс, неподвижный на расколотом полу, был окутан золотым сиянием кристалла «Эха Искры», которое вспыхнуло ярче, но его красно-синяя броня тускнела, как угасающая звезда. В этот момент, когда Тень Прайма прорвала оборону и занесла пылающий клинок над Элитой, готовясь нанести смертельный удар, Мегатрон, до сих пор застывший в тени, сделал выбор, который потряс всех.

Тень Прайма, её алые глаза пылающие злобой, издала рёв, её клинок, окутанный тёмной энергией, устремился к Элите, чья изумрудная оптика расширилась от ужаса, но не утратила решимости.

— Твоя вера ничтожна! — прорычала Тень, её голос, как раскат грома, сотряс зал. Её клинок, сияющий багровым, был в дюймах от груди Элиты, когда внезапный скрежет металла и вспышка искр разорвали воздух.

Мегатрон, его тёмно-серая броня с багровыми акцентами сияющая в багровом свете Разлома, рванулся вперёд, его массивная фигура двигалась с нечеловеческой скоростью. Его клинок, покрытый шрамами битв, взлетел, блокируя удар Тени Прайма в ослепительной вспышке. Камера запечатлела этот момент в слоу-мо: клинки столкнулись, тёмная энергия Тени Прайма взорвалась искрами, а багровое сияние её клинка контрастировало с холодным блеском оружия Мегатрона. Его красная оптика, пылающая яростью, сузилась, а лицо, покрытое шрамами, исказилось от смеси гнева и холодной решимости. Камера приблизилась к его лицу: ярость, бурлившая в его чертах, медленно сменялась чем-то другим — твёрдостью, словно он принял решение, которое даже сам не до конца понимал.

— Только я имею право её уничтожить, — прорычал Мегатрон, его голос, низкий и властный, был полон ледяной уверенности, но в его тоне мелькнула тень чего-то большего — не ненависти, а долга. Его слова, адресованные Тени Прайма, эхом отозвались в зале, заставив всех замереть. Элита, её изумрудная оптика расширилась от шока, смотрела на него, её дыхание было тяжёлым, а щит дрожал в её руке. Айронхайд, приподнявшийся среди обломков, его тёмная оптика вспыхнула удивлением, пробормотал:

— Мегатрон… что ты творишь?

Тень Прайма, её алые глаза сузились, отшатнулась, её броня искрила от силы удара Мегатрона.

— Ты смеешь стоять на моём пути?! — рявкнула она, её голос сотряс зал, а когти, пылающие багровым, сжались, готовясь к новому удару.

— Ты, предатель света, осмеливаешься защищать их? — Её клинок взлетел, но Мегатрон, его броня напряжённая, встретил удар, его клинок скрипел, отражая тёмную энергию, а искры разлетались, как звёзды в ночи.

Элита, её броня трещащая, поднялась, её изумрудная оптика метнулась к Мегатрону, её голос, хриплый, но полный эмоций, прорезал грохот:

— Почему, Мегатрон? Почему ты это делаешь? — Её слова были не обвинением, а мольбой, словно она искала в его действиях отблеск того брата, которого Орион когда-то знал. Она сжала щит, её золотисто-розовая броня сияла в золотом свете кристалла Ориона, но её поза была настороженной, как будто она не доверяла этому повороту.

Мегатрон, его красная оптика мельком взглянула на Элиту, затем на Ориона, чей кристалл сиял всё ярче. Его лицо, суровое и покрытое шрамами, напряглось, а губы сжались в тонкую линию.

— Не обольщайся, автобот, — прорычал он, его голос был холодным, но в нём чувствовалась тень боли.

— Это не ради тебя. Это… — Он замолчал, его клинок дрогнул, когда он отразил очередной удар Тени Прайма, искры брызнули, освещая его броню.

— Это ради Кибертрона. — Его слова, произнесённые с трудом, были как признание, вырванное из глубин его искры, где долг и ненависть боролись за контроль.

Айронхайд, его тёмная оптика сузилась, поднялся, его броня скрипела, а энергон капал на пол.

— Кибертрона? — прорычал он, его голос был полон недоверия.

— Не заливай, Мегатрон! Ты предал нас всех! — Он сжал кулаки, готовый броситься в бой, но его взгляд метнулся к Ориону, чей кристалл сиял, как маяк, и он замер, словно чувствуя, что этот момент — нечто большее.

Нокаут, его глянцевая чёрно-красная броня мелькающая в полумраке, отступил на шаг, его жёлтая оптика расширилась от изумления.

— Это что, теперь мы все друзья? — пробормотал он, его голос, пропитанный нервным сарказмом, дрожал. Он перехватил бластер, его взгляд метался между Мегатроном и Тенью Прайма, но его выстрелы прекратились, как будто он был парализован этим неожиданным поворотом.

Тень Прайма, её броня пылающая, издала рёв, её клинок устремился к Мегатрону, но он уклонился, его движения были точными, как у воина, знающего каждую грань битвы.

— Ты думаешь, что можешь остановить меня? — прорычала она, её алые глаза вспыхнули яростью.

— Твоя искра уже принадлежит тьме! — Её когти, окутанные багровым, рассекли воздух, но Мегатрон, его броня сияющая в багровом свете, отразил удар, его клинок скрипел, а искры разлетались, как метеоры.

Мегатрон, его красная оптика сузилась, ответил, его голос был низким и твёрдым:

— Моя искра принадлежит мне. И я не позволю тебе уничтожить то, за что мы сражались! — Его слова, полные решимости, были как вызов, брошенный не только Тени Прайма, но и его собственным сомнениям. Он ударил, его клинок вонзился в броню Тени Прайма, оставив глубокую борозду, и она отшатнулась, её алые глаза вспыхнули шоком.

Элита, её изумрудная оптика полна удивления, шагнула вперёд, её щит, хоть и треснувший, поднялся.

— Мегатрон… — прошептала она, её голос дрожал, но в нём чувствовалась надежда.

— Если ты с нами… сражайся. Ради Ориона. — Её слова, искренние и прямые, были как мост, протянутый через пропасть раскола.

Камера поднялась, показывая драматическую сцену: Мегатрон, его тёмно-серая броня сияющая, стоял перед Тенью Прайма, его клинок пылающий в багровом свете. Элита, её золотисто-розовая броня трещащая, поднялась рядом, её щит слабо сиял. Айронхайд, его серая броня истекающая энергоном, сжимал кулаки, готовый к бою. Нокаут, его чёрно-красная броня мелькающая, держал бластер, его оптика отражала шок. Орион, лежащий на полу, его кристалл сиял ярче, как звезда, готовая взорваться. Пепел оседал, багровый свет Разлома боролся с золотым сиянием, а тронный зал, разрушенный и зловещий, стал свидетелем переломного момента, где выбор Мегатрона — ненависть или долг — мог изменить ход войны.

Тронный зал Цитадели Праймов, разорённый вихрем войны, был на грани разрушения, его расколотые своды дрожали под багровым сиянием Разлома, льющегося сквозь зияющий купол. Пол, усеянный обломками и лужами сияющего энергона, трещал от напряжения, а пепел, кружившийся в воздухе, отражал зловещие отблески. Тень Прайма, её чёрная броня, пронизанная багровыми венами, искрила тёмной энергией, её алые глаза пылали яростью, но теперь в них мелькнула тень тревоги. Мегатрон, его тёмно-серая броня сияющая в багровом свете, стоял с поднятым клинком, его красная оптика отражала холодную решимость после неожиданного выбора защитить Элиту-1. Элита, её золотисто-розовая броня трещащая, сжимала треснувший щит, её изумрудная оптика полна шока и надежды. Айронхайд, его массивная серая броня истекающая энергоном, поднялся, его тёмная оптика горела слабым светом. Нокаут, его чёрно-красная броня мелькающая, замер с бластером, его жёлтая оптика расширилась от удивления. Но в этот момент, когда битва достигла своего пика, золотое сияние кристалла «Эха Искры» на груди Ориона Пакса вспыхнуло с невиданной силой, как звезда, рождённая в сердце тьмы, и тронный зал стал свидетелем чуда, предвещающего возрождение.

Орион Пакс, лежащий неподвижно на расколотом полу, его красно-синяя броня, покрытая шрамами и энергоном, внезапно озарилась ослепительным светом. Кристалл — Сердце Прайма — на его груди, до этого пульсирующий мягким золотом, теперь взорвался сиянием, как сверхновая, его лучи прорезали мрак, разгоняя багровый свет Разлома. Потоки энергии, золотые и голубые, вырвались из кристалла, закружившись в вихре, который сотряс зал. Камера запечатлела этот момент в слоу-мо: свет, исходящий от Ориона, был таким ярким, что он ослеплял, создавая линзовые блики, которые отражались в лужах энергона и на бронях героев. Энергетические волны, пульсирующие, как сердцебиение, разошлись от его тела, поднимая пепел и обломки в воздух, словно в танце, и отбрасывая всех вокруг.

Тень Прайма, её чёрная броня искрящая, подняла когти, чтобы нанести удар, но свет Ориона ударил в неё, как молния. Она отступила, её алые глаза сузились, а голос, полный ярости, сорвался в рёв:

— Нет! Это невозможно! — Её броня задрожала, тёмная энергия, окутывавшая её, рассеялась под натиском света, а она, ослеплённая, подняла руку, защищаясь от сияния. Её шаги, сотрясавшие пол, замедлились, и впервые в её движениях появилась неуверенность, как будто свет обнажил её страх.

Элита-1, её золотисто-розовая броня сияющая в отражённом свете, отступила на шаг, её изумрудная оптика расширилась от благоговения. Её щит, треснувший и угасающий, упал из её рук, а лицо, покрытое пылью и энергоном, озарилось надеждой.

— Орион… — прошептала она, её голос, дрожащий от эмоций, был едва слышен в гуле энергии.

— Ты вернулся к нам… — Её броня дрожала, но она выпрямилась, её оптика сияла, как будто свет Ориона вдохнул в неё новую силу.

Айронхайд, его серая броня, истекающая энергоном, отшатнулся от волны света, его тёмная оптика вспыхнула изумлением. Он сжал кулаки, его суровое лицо, покрытое шрамами, исказилось от смеси боли и облегчения.

— Пакс, ты, упрямый жестянщик… — пробормотал он, его голос, грубый, как скрежет стали, дрогнул.

— Если это твоя работа, лучше не подведи! — Он шагнул вперёд, его броня скрипела, но его поза была твёрдой, как будто свет Ориона вернул ему волю к бою.

Мегатрон, его тёмно-серая броня с багровыми акцентами сияющая, поднял клинок, защищаясь от волны света, его красная оптика сузилась, отражая сияние кристалла. Его лицо, покрытое шрамами, напряглось, а губы сжались, словно он боролся с потоком эмоций — шоком, гневом и чем-то, похожим на благоговение.

— Что… это за сила? — прорычал он, его голос, низкий и властный, был полон смятения. Его взгляд метнулся к Ориону, чьё тело теперь парило над полом, окутанное светом, и в его оптике мелькнула тень вины, смешанная с завистью. Он отступил, его клинок дрогнул, как будто свет обнажил его внутренний раскол.

Нокаут, его глянцевая чёрно-красная броня мелькающая в полумраке, поднял руку, защищаясь от света, его жёлтая оптика расширилась от ужаса и удивления.

— Это что, теперь он взорвётся?! — крикнул он, его голос, пропитанный паникой, лишился привычного сарказма. Он отступил, его бластер выпал из рук, а броня задрожала, как будто свет проникал в саму его искру.

— Если это конец, я не подписывался на такое! — Его взгляд метался между Орионом и Тенью Прайма, но он замер, парализованный величием происходящего.

Свет Ориона, теперь ослепительный, заполнил тронный зал, его лучи прорезали багровый мрак Разлома, как клинок, рассекающий тьму. Энергетические волны, золотые и голубые, закружились в спирали, поднимая обломки и пепел в вихрь, который сиял, как звёздная буря. Камера запечатлела Ориона в центре этого сияния: его красно-синяя броня начала меняться, её контуры растворялись в свете, а трещины и шрамы исчезали, как будто энергия Матрицы воссоздавала его заново. Его тело, теперь парящее над полом, окружённое потоками света, было как звезда, готовая родиться, а кристалл на его груди пульсировал в ритме его искры, излучая тепло и мощь.

Тень Прайма, её чёрная броня трещащая под натиском света, отступила ещё дальше, её алые глаза вспыхнули страхом.

— Это не может быть… — прорычала она, её голос сорвался, а когти, пылающие багровым, бессильно сжались.

— Ты не достоин этой силы! — Она бросилась вперёд, её клинок взлетел, но свет Ориона ударил в неё, как волна, отбросив её к трону, где она врезалась в расколотые плиты, подняв облако пепла.

Элита, её изумрудная оптика сияющая, шагнула вперёд, её голос, полный веры, прорезал гул:

— Орион… ты Прайм! — Её слова, искренние и торжественные, были как клятва, скрепляющая их борьбу. Она подняла руку, словно приветствуя свет, её броня сияла, отражая золотое сияние.

Айронхайд, его тёмная оптика полна благоговения, сжал кулаки, его голос, хриплый, но твёрдый, эхом отозвался:

— Давай, Пакс… покажи этой твари, кто мы такие! — Его броня, покрытая энергоном, сияла в свете, как будто он черпал силы из этого чуда.

Мегатрон, его красная оптика сузилась, опустил клинок, его броня дрожала, как будто свет Ориона проникал в его искру. Он молчал, его лицо, суровое и покрытое шрамами, было маской, но в его оптике мелькнула тень сожаления, как будто он видел в этом свете то, что сам потерял.

Камера поднялась, показывая эпическую сцену: Орион, его тело, парящее в центре сияния, окутанное потоками света, начинало трансформироваться, его броня растворялась и воссоздавалась в новой форме. Элита и Айронхайд, их брони сияющие, стояли с благоговением, их оптика отражала свет. Мегатрон, его фигура в тени, смотрел с холодной решимостью, а Нокаут, его броня дрожащая, замер в изумлении. Тень Прайма, отброшенная к трону, боролась с ослепляющим светом, её алые глаза полны страха. Пепел оседал, багровый свет Разлома мерк перед золотым сиянием, а тронный зал, разрушенный и зловещий, стал свидетелем начала трансформации, которая зажжёт самый тёмный час Кибертрона.

Тронный зал Цитадели Праймов, разорённый и скорбный, превратился в эпицентр чуда, где свет и сила переплетались в яростном танце. Багровый свет Разлома, лившийся сквозь расколотый купол, отступал, заглушённый ослепительным золотым сиянием, исходящим от Ориона Пакса. Пол, усеянный обломками и лужами энергона, дрожал от энергетических волн, а пепел, кружившийся в воздухе, сверкал, как звёзды, пойманные в вихре. Тень Прайма, отброшенная к трону, её чёрная броня искрящая, боролась с ослепляющим светом, её алые глаза полны страха и ярости. Элита-1 и Айронхайд, их израненные брони сияющие в отражённом свете, стояли с благоговением, их оптика отражала надежду. Мегатрон, его тёмно-серая броня напряжённая, смотрел с холодной решимостью, а Нокаут, его жёлтая оптика расширенная, замер в изумлении. В центре этого хаоса Орион, парящий над полом, окутанный потоками золотого и голубого света, начал трансформацию, которая перековала не только его броню, но и саму судьбу Кибертрона.

Свет вокруг Ориона сгустился, как звезда, готовая взорваться, его лучи прорезали мрак, создавая линзовые блики, которые отражались в лужах энергона и на бронях героев. Его тело, всё ещё парящее, стало центром энергетического вихря, где золотые и голубые потоки энергии закружились, как кузнечный огонь, перековывающий металл. Звук, низкий и мощный, наполнил зал — гул, как сердцебиение планеты, смешанный со скрежетом трансформирующегося металла, лязгом пластин и шипением энергии. Камера запечатлела этот момент в кинематографической детализации, словно из фильмов Bayverse: каждая пластина брони Ориона дрожала, её контуры растворялись в свете, а новые элементы формировались с оглушительным треском, как будто сам Примус ковал его заново.

Его красно-синяя броня, некогда потрёпанная и покрытая шрамами, начала меняться. Красный цвет стал глубже, как раскалённая магма, с металлическим блеском, который сиял, как закат над Кибертроном. Синий, прежде мягкий, теперь пылал, как чистый энергон, с серебристыми прожилками, подчёркивающими мощь. Новые пластины, массивные и элегантные, формировались на его плечах, груди и ногах, их края сияли золотыми акцентами, как будто впитав свет Сердца Прайма. Его тело росло, становясь выше и массивнее, его силуэт, некогда скромный, теперь излучал величие, как у древних Праймов. Камера показала крупный план: его грудная пластина, где сиял кристалл, раскрылась, как цветок, обнажая сияющую искру, которая пульсировала в унисон с Сердцем Прайма, а новые элементы брони защёлкнулись с оглушительным лязгом, образуя мощный нагрудник, украшенный символом автоботов, теперь пылающим золотом.

Его руки, прежде тонкие, стали мощнее, их пластины перестраивались с мелодичным скрежетом, формируя усиленные предплечья, способные выдержать удар титана. Пальцы, теперь более массивные, но ловкие, сжались в кулаки, испуская искры энергии. Ноги, перекованные в столпы силы, с лязгом встали на пол, их новые пластины, покрытые гравировкой, сияли, как металл, закалённый в звёздном огне. Камера запечатлела его шлем: его контуры стали чётче, антенны удлинились, а визоры, сияющие голубым, теперь излучали мудрость и мощь. Лицо Ориона, теперь Оптимуса Прайма, было величественным, его черты, некогда мягкие, приобрели суровую красоту, а голубая оптика пылала, как звёзды, ведущие Кибертрон к свету.

Элита-1, её золотисто-розовая броня сияющая в отражённом свете, шагнула вперёд, её изумрудная оптика расширилась от благоговения.

— Орион… — прошептала она, её голос, дрожащий от эмоций, был полон веры.

— Нет… Оптимус Прайм. — Её слова, произнесённые с торжественной нежностью, эхом отозвались в зале, как будто она приветствовала нового лидера, рождённого в этот момент. Её треснувший щит лежал у её ног, а броня, покрытая энергоном, сияла, словно впитав свет трансформации.

Айронхайд, его серая броня, истекающая энергоном, выпрямился, его тёмная оптика вспыхнула смесью удивления и гордости.

— Вот это я понимаю, Пакс! — прогремел он, его голос, грубый, как скрежет стали, был полон облегчения.

— Покажи этой твари, что значит быть автоботом! — Он сжал кулаки, его броня скрипела, но его суровое лицо, покрытое шрамами, озарилось редкой улыбкой, как будто свет Оптимуса вернул ему веру.

Мегатрон, его тёмно-серая броня с багровыми акцентами напряжённая, отступил на шаг, его красная оптика сузилась, отражая сияние Оптимуса. Его клинок, всё ещё поднятый, дрогнул, а лицо, покрытое шрамами, исказилось от смеси гнева, шока и тени зависти.

— Пакс… — прорычал он, его голос, низкий и властный, был полон смятения.

— Что ты стал? — Его слова, произнесённые с холодной яростью, скрывали боль утраты — утраты брата, которого он знал, и силы, которую он сам жаждал. Его броня, сияющая в багровом свете Разлома, контрастировала с золотым сиянием Оптимуса, подчёркивая их раскол.

Нокаут, его глянцевая чёрно-красная броня мелькающая, отступил дальше, его жёлтая оптика расширилась от ужаса.

— Это… это ненормально! — пробормотал он, его голос, пропитанный паникой, дрожал.

— Он что, теперь бог?! — Его бластер, лежащий на полу, был забыт, а броня задрожала, как будто свет Оптимуса проникал в его искру, заставляя его чувствовать себя ничтожным перед этим величием.

Тень Прайма, её чёрная броня трещащая, поднялась у трона, её алые глаза вспыхнули яростью, но в них мелькнул страх.

— Ты не Прайм! — рявкнула она, её голос, как раскат грома, был полон отчаяния.

— Ты лишь жалкая искра, укравшая чужую силу! — Она бросилась вперёд, её когти, пылающие багровым, устремились к Оптимусу, но свет, исходящий от него, ударил в неё, как волна, отбросив её обратно, её броня заискрила, а пол под ней треснул.

Оптимус Прайм, его новая броня сияющая, медленно опустился на пол, его шаги гремели, как удары молота, оставляя вмятины в плитах. Его голубая оптика, пылающая мудростью и силой, встретилась с алыми глазами Тени Прайма. Его голос, теперь глубокий и властный, как гимн, эхом отозвался в зале:

— Я — Оптимус Прайм, носитель Сердца Прайма. И я не позволю тьме поглотить Кибертрон. — Его слова, полные непреклонной решимости, были как клятва, скрепляющая его новую судьбу.

Камера запечатлела эпическую сцену: Оптимус Прайм, его массивная броня, красно-синяя с золотыми акцентами, сияла в центре зала, его оптика пылала, а кристалл на груди пульсировал, как звезда. Элита и Айронхайд, их брони сияющие, стояли с благоговением, их оптика отражала свет. Мегатрон, его фигура напряжённая, смотрел с холодной яростью, его клинок опущен. Нокаут, его броня дрожащая, замер в тени. Тень Прайма, отброшенная к трону, боролась с ослепляющим светом, её броня трещала. Пепел оседал, багровый свет Разлома мерк перед золотым сиянием, а тронный зал, разрушенный и зловещий, стал ареной, где метаморфоза Оптимуса Прайма возвестила новую эру для Кибертрона.

Тронный зал Цитадели Праймов, израненный и скорбный, преобразился в арену триумфа, где свет нового героя разогнал тени отчаяния. Багровый свет Разлома, лившийся сквозь расколотый купол, мерк перед ослепительным сиянием, исходящим от фигуры в центре зала. Пол, усеянный обломками и лужами сияющего энергона, дрожал от мощи, пульсирующей в воздухе, а пепел, кружившийся в вихре, сверкал, как звёзды, пойманные в золотом сиянии. Тень Прайма, её чёрная броня трещащая, стояла у трона, её алые глаза полны страха и ярости, но её мощь казалась ничтожной перед новым светом. Элита-1 и Айронхайд, их израненные брони сияющие в отражённом сиянии, смотрели с благоговением, их оптика отражала надежду. Мегатрон, его тёмно-серая броня напряжённая, стоял с опущенным клинком, его красная оптика полна смятения. Нокаут, его чёрно-красная броня дрожащая, замер в тени, его жёлтая оптика расширилась от изумления. В этот момент, когда трансформация Ориона Пакса завершилась, зал стал свидетелем рождения лидера, чья воля зажжёт самый тёмный час Кибертрона.

Свет, окутывавший Ориона, сгустился в последний раз, его золотые и голубые потоки энергии закружились, как кузнечный огонь, завершая перековку. Скрежет металла, лязг пластин и гул энергии стихли, и фигура, парящая над полом, медленно опустилась, её шаги гремели, как удары молота, оставляя вмятины в расколотых плитах. Трансформация завершилась, и перед всеми предстал не Орион Пакс, а Оптимус Прайм — величественный, могучий, сияющий, как звезда, рождённая в сердце Примуса. Его броня, красно-синяя с золотыми акцентами, сияла безупречным блеском, её глубокие оттенки — магматический красный и пылающий синий энергон — излучали мощь и элегантность. Массивные пластины на плечах, украшенные гравировкой, возвышались, как крылья, а нагрудник, где пульсировал кристалл Сердца Прайма, сиял символом автоботов, теперь золотым, как солнце. Его шлем, чёткий и величественный, с удлинёнными антеннами, обрамлял лицо, чьи черты, некогда мягкие, теперь излучали суровую мудрость и непреклонность. Камера запечатлела крупный план его голубой оптики: она горела новым светом — глубоким, мудрым, сильным, как звёзды, ведущие Кибертрон к спасению.

Оптимус Прайм встал в полный рост, его фигура, выше и массивнее, чем прежде, заполнила зал присутствием, которое заставило воздух дрожать. Его броня, сияющая, отражала золотое сияние кристалла, создавая ауру, которая разгоняла мрак. Камера медленно поднялась, показывая его в эпическом кадре: он стоял, выпрямившись, его плечи расправлены, а руки, мощные и ловкие, сжаты в кулаки, испускающие искры энергии. Зал, разрушенный и зловещий, преобразился в его свете, как будто сама Цитадель Праймов приветствовала нового лидера.

Элита-1, её золотисто-розовая броня, покрытая трещинами, сияла в отражённом свете, шагнула вперёд, её изумрудная оптика полна благоговения и слёз.

— Оптимус Прайм… — прошептала она, её голос, дрожащий от эмоций, был полон веры и гордости.

— Ты… наш лидер. — Её треснувший щит лежал у её ног, а броня, истекающая энергоном, казалось, впитала свет, как будто его присутствие исцеляло её. Она склонила голову, её жест был полон уважения, но и нежности, как будто она видела в нём не только Прайма, но и друга, которого любила.

Айронхайд, его серая броня, израненная и сочащаяся энергоном, выпрямился, его тёмная оптика вспыхнула смесью облегчения и боевого задора.

— Вот это я называю возвращением, Прайм! — прогремел он, его голос, грубый, как скрежет стали, был полон энтузиазма.

— Теперь давай разберёмся с этой тёмной жестянкой! — Он хлопнул кулаком по ладони, его броня скрипела, а суровое лицо, покрытое шрамами, озарилось широкой улыбкой, как будто свет Оптимуса вернул ему боевой дух.

Мегатрон, его тёмно-серая броня с багровыми акцентами сияющая в багровом свете Разлома, стоял неподвижно, его клинок опущен, а красная оптика сузилась, отражая сияние Оптимуса. Его лицо, покрытое шрамами, напряглось, губы сжались в тонкую линию, а символ десептиконов на его груди пылал багровым, контрастируя с золотым сиянием автоботов.

— Оптимус Прайм… — прорычал он, его голос, низкий и властный, был полон смятения и гнева.

— Ты думаешь, эта сила делает тебя выше меня? — Его слова, пропитанные холодной яростью, скрывали тень боли — утраты брата, которого он знал, и зависти к свету, которого он сам лишился. Его клинок дрогнул, но он не двинулся, как будто свет Оптимуса парализовал его.

Нокаут, его глянцевая чёрно-красная броня мелькающая в полумраке, отступил ещё дальше, его жёлтая оптика расширилась от шока.

— Это… это уже слишком! — пробормотал он, его голос, дрожащий от паники, лишился сарказма.

— Он что, теперь будет нас всех размазывать?! — Его бластер лежал забытым на полу, а броня дрожала, как будто свет Оптимуса проникал в его искру, заставляя его чувствовать себя ничтожным.

Тень Прайма, её чёрная броня трещащая, поднялась у трона, её алые глаза вспыхнули яростью, но в них мелькнул страх.

— Ты не можешь быть Праймом! — рявкнула она, её голос, как раскат грома, был полон отчаяния.

— Ты — ничто перед тьмой! — Она бросилась вперёд, её когти, пылающие багровым, устремились к Оптимусу, но он, его броня сияющая, поднял руку, и волна света, исходящая от кристалла, остановила её, как невидимая стена. Её броня заискрила, а она отступила, её алые глаза полны неверия.

Оптимус Прайм, его голубая оптика пылающая мудростью и силой, шагнул вперёд, его шаги гремели, как барабаны судьбы. Его голос, теперь глубже, властнее, как гимн, сотряс зал:

— Я — Оптимус Прайм, носитель Сердца Прайма. — Его слова, полные непреклонной решимости, эхом отозвались в разрушенных сводах, как клятва, скрепляющая его новую судьбу.

— Я стою за свободу Кибертрона и за свет, который никогда не угаснет. — Его оптика встретилась с алыми глазами Тени Прайма, затем скользнула к Мегатрону, Элите, Айронхайду и Нокауту, как будто он видел их всех — их боль, их борьбу, их надежды.

Элита, её изумрудная оптика сияющая, подняла руку, её голос, полный веры, прорезал тишину:

— Оптимус… мы с тобой. Всегда. — Её слова, искренние и торжественные, были как мост, соединяющий их всех в этот момент триумфа.

Айронхайд, его тёмная оптика полна боевого огня, кивнул, его голос прогремел:

— Веди нас, Прайм! Пора заканчивать эту войну! — Его кулаки сжались, а броня, покрытая энергоном, сияла, как будто готовясь к последней битве.

Мегатрон, его красная оптика вспыхнула, шагнул вперёд, его клинок поднялся, но его голос, хриплый, был полон вызова:

— Ты можешь быть Праймом, Пакс, но я не склонюсь перед тобой. — Его слова, пропитанные гордостью, скрывали тень сомнения, как будто свет Оптимуса заставил его искру дрогнуть.

Камера медленно поднялась, показывая финальный кадр трансформации: Оптимус Прайм стоял в полный рост, его массивная броня сияла красно-синим и золотым, его оптика пылала, а кристалл на груди пульсировал, как звезда. Элита и Айронхайд, их брони сияющие, стояли рядом, их оптика отражала надежду. Мегатрон, его фигура напряжённая, смотрел с вызовом, его клинок сиял багровым. Нокаут, его броня дрожащая, замер в тени. Тень Прайма, её чёрная броня трещащая, отступала, её алые глаза полны страха. Пепел оседал, багровый свет Разлома мерк перед золотым сиянием, а тронный зал, разрушенный и зловещий, стал ареной рождения лидера, чьё имя — Оптимус Прайм — станет легендой Кибертрона.

Тронный зал Цитадели Праймов, некогда символ величия Кибертрона, теперь был ареной эпического противостояния, где свет и тьма столкнулись в решающей схватке. Багровый свет Разлома, лившийся сквозь расколотый купол, отступал перед золотым сиянием, исходящим от Оптимуса Прайма, чья массивная фигура, сияющая красно-синим и золотым, возвышалась в центре зала. Пол, усеянный обломками и лужами сияющего энергона, дрожал от его шагов, а пепел, кружившийся в воздухе, сверкал, как звёзды, пойманные в вихре его силы. Тень Прайма, её чёрная броня трещащая, отступала к трону, её алые глаза полны страха и ярости, но её мощь меркла перед новым лидером. Элита-1 и Айронхайд, их израненные брони сияющие в отражённом свете, стояли с благоговением, их оптика отражала надежду. Мегатрон, его тёмно-серая броня напряжённая, смотрел с холодной смесью гнева и восхищения, его клинок опущен. Нокаут, его чёрно-красная броня дрожащая, замер в тени, его жёлтая оптика расширилась от изумления. В этот момент Оптимус Прайм, носитель Сердца Прайма, вступил в бой с Тенью Прайма, его сила и мудрость превратили битву в зрелищный танец мощи и героизма.

Оптимус Прайм, его голубая оптика пылающая мудростью и решимостью, шагнул вперёд, его броня сияла, как закалённая в звёздном огне. Его движения, плавные и точные, излучали спокойную уверенность, но под ней скрывалась мощь, способная сокрушить титана. Кристалл Сердца Прайма на его груди пульсировал золотым, синхронизируясь с его искрой, и с каждым шагом зал наполнялся низким гулом, как сердцебиение самого Кибертрона. Камера запечатлела его в движении: его массивные плечи, украшенные гравировкой, двигались с грацией, а синий энергон, струящийся по его броням, сиял, как жидкие звёзды. Его шлем, с удлинёнными антеннами, отражал свет, а лицо, суровое и величественное, выражало не ярость, а непреклонную волю.

Тень Прайма, её чёрная броня искрящая, рванулась вперёд, её когти, пылающие багровым, рассекли воздух, оставляя чёрные вихри.

— Ты не остановишь тьму! — рявкнула она, её голос, как раскат грома, сотряс зал. Её клинок, окутанный тёмной энергией, устремился к Оптимусу, но он, его оптика сузилась, уклонился с нечеловеческой скоростью, его броня мелькнула, как молния. Камера показала слоу-мо: клинок Тени Прайма пронёсся в дюймах от его груди, но Оптимус, его движения точные, как танец, уже контратаковал.

С гулом, как раскат грома, из его правого предплечья выдвинулся энергонный клинок, пылающий голубым, его лезвие сияло, как чистый энергон, а гравировка на нём пульсировала золотым. Оптимус ударил, его клинок столкнулся с когтями Тени Прайма, искры взорвались, как звёзды, а ударная волна подняла пепел и обломки. Тень Прайма отшатнулась, её броня заискрила, а алые глаза расширились от шока.

— Как… ты посмел?! — прорычала она, но Оптимус, его оптика спокойная, ответил ударом, его клинок рассёк её броню, оставив глубокую борозду, из которой вырвался багровый дым.

Элита-1, её золотисто-розовая броня сияющая, сжала кулаки, её изумрудная оптика полна восхищения.

— Он… он великолепен, — прошептала она, её голос дрожал от эмоций. Она шагнула вперёд, её треснувший щит забыт, а броня, покрытая энергоном, сияла, как будто свет Оптимуса вдохнул в неё новую жизнь.

— Сражайся, Прайм! — крикнула она, её голос, полный веры, эхом отозвался в зале.

Айронхайд, его серая броня истекающая энергоном, хлопнул кулаком по ладони, его тёмная оптика вспыхнула боевым огнём.

— Вот это я понимаю, Прайм! — прогремел он, его голос, грубый, как скрежет стали, был полон энтузиазма.

— Размажь эту тварь! — Он выпрямился, его броня скрипела, а суровое лицо, покрытое шрамами, озарилось улыбкой, как будто он видел в Оптимусе не только лидера, но и брата по оружию.

Мегатрон, его тёмно-серая броня с багровыми акцентами напряжённая, стоял неподвижно, его красная оптика сузилась, отражая сияние энергонного клинка Оптимуса. Его клинок, всё ещё опущенный, дрожал в руке, а лицо, покрытое шрамами, исказилось от смеси гнева и восхищения.

— Эта сила… — пробормотал он, его голос, низкий и хриплый, был полон смятения.

— Ты украл её, Пакс… или она всегда была твоей? — Его слова, произнесённые с холодной яростью, скрывали тень сомнения, как будто свет Оптимуса заставил его искру дрогнуть.

Нокаут, его глянцевая чёрно-красная броня мелькающая в тени, отступил к стене, его жёлтая оптика расширилась от страха.

— Это… это уже нечестно! — пробормотал он, его голос, дрожащий от паники, лишился сарказма.

— Он что, теперь супергерой?! — Его бластер лежал на полу, а броня дрожала, как будто мощь Оптимуса подавляла его саму искру.

Оптимус, его броня сияющая, продолжал бой, его движения были как хореография древнего танца — мощные, но выверенные, стремительные, но мудрые. Тень Прайма ударила вновь, её когти устремились к его груди, но Оптимус, его оптика спокойная, поднял левую руку, и из его предплечья с гулом выдвинулся ионный бластер, его ствол сиял голубым, а энергия, пульсирующая в нём, излучала тепло. Он выстрелил, и луч ионной энергии, яркий, как молния, ударил в Тень Прайма, отбросив её к стене. Её броня треснула, багровый дым вырвался из ран, а она упала на колени, её алые глаза полны неверия.

— Ты не тьма, — сказал Оптимус, его голос, глубокий и властный, эхом отозвался в зале.

— Ты лишь эхо, искажённое страхом. Я несу свет Сердца Прайма, и он рассеет тебя. — Его слова, полные мудрости и силы, были как приговор, произнесённый с непреклонной верой. Он шагнул вперёд, его энергонный клинок сиял, а ионный бластер зарядился вновь, его гул наполнил зал.

Тень Прайма, её броня трещащая, поднялась, её алые глаза вспыхнули отчаянием.

— Ты не победишь! — рявкнула она, её голос сорвался, а когти, пылающие багровым, устремились к Оптимусу. Но он, его броня сияющая, уклонился, его клинок взлетел в стремительном ударе, рассекающем воздух. Камера запечатлела зрелищную хореографию: Оптимус вращался, его клинок сиял, как комета, а каждый удар был точным, как молот кузнеца. Он ударил Тень Прайма в грудь, её броня раскололась, и она отлетела к трону, врезавшись в расколотые плиты, которые рухнули, подняв облако пепла.

Камера поднялась, показывая эпическую сцену боя: Оптимус Прайм, его броня сияющая красно-синим и золотым, доминировал в зале, его энергонный клинок и ионный бластер сияли, как звёзды. Тень Прайма, её чёрная броня расколотая, лежала у трона, её алые глаза тускнели. Элита и Айронхайд, их брони сияющие, смотрели с восхищением, их оптика отражала свет. Мегатрон, его фигура напряжённая, стоял с опущенным клинком, его красная оптика полна смятения. Нокаут, его броня дрожащая, замер в тени, его жёлтая оптика отражала страх. Пепел оседал, багровый свет Разлома мерк перед золотым сиянием, а тронный зал, разрушенный и зловещий, стал свидетелем силы Матрицы, воплощённой в Оптимусе Прайме, чей ответный удар изменил ход битвы.

Тронный зал Цитадели Праймов, разорённый и скорбный, пылал в вихре битвы, где свет и тьма сталкивались с оглушительной силой. Золотое сияние, исходящее от Оптимуса Прайма, прорезало багровый мрак Разлома, льющегося сквозь расколотый купол, и заливало руины, как звезда, рождённая в ночи. Пол, усеянный обломками и лужами сияющего энергона, дрожал от ударов, а пепел, кружившийся в воздухе, сверкал, отражая свет энергонного клинка Оптимуса, который доминировал в схватке с Тенью Прайма. Её чёрная броня, расколотая и искрящая, трещала под его натиском, а алые глаза тускнели от страха. Элита-1 и Айронхайд, их израненные брони сияющие в золотом свете, смотрели с благоговением, их оптика полна надежды. Нокаут, его чёрно-красная броня дрожащая, прятался в тени, его жёлтая оптика отражала панику. Но в стороне, в полумраке разрушенного зала, стоял Мегатрон, его тёмная фигура, словно высеченная из гнева, была парализована бурей эмоций. Его красная оптика, пылающая, как угли, следила за Оптимусом, и в её глубине разгоралась смесь изумления, зависти и новой, ещё более глубокой ярости, рождая раскол, который станет вечным.

Мегатрон, его тёмно-серая броня с багровыми акцентами, покрытая шрамами и копотью, отражала золотое сияние Оптимуса, но её холодный блеск казался тусклым, как будто тьма в его искре поглощала свет. Его клинок, всё ещё сжимаемый в руке, дрожал, металл скрипел под его хваткой, а пальцы оставляли вмятины в рукояти, выдавая напряжение, бурлящее внутри. Камера запечатлела крупный план его лица: шрамы, пересекающие суровые черты, напряжённые губы, сжатые в тонкую линию, и красная оптика, где золотой свет битвы смешивался с багровым огнём его гнева. Его взгляд был прикован к Оптимусу, чья броня, красно-синяя с золотыми акцентами, сияла, как звезда, а энергонный клинок рассекал воздух с грацией и мощью, сокрушая Тень Прайма. Контраст между сияющим Оптимусом, чья фигура излучала мудрость и силу, и тёмной, гневной фигурой Мегатрона, окутанной багровым светом Разлома, подчёркивал их раскол, как пропасть, разделяющую свет и тьму.

Оптимус, его голубая оптика пылающая, ударил Тень Прайма, его клинок вонзился в её броню, и она рухнула, её алые глаза потухли. Зал задрожал, обломки посыпались, а золотое сияние кристалла Сердца Прайма на его груди вспыхнуло ярче, как маяк, ведущий Кибертрон к спасению. Мегатрон, наблюдая это, почувствовал, как его искра сжалась, словно от удара. Он видел не спасителя, а соперника — того, кто получил силу, которую он сам жаждал, силу, которая, как он верил, должна была принадлежать ему. Его оптика сузилась, а лицо исказилось, гнев и зависть, как яд, отравляли его мысли.

— Почему ты, Пакс? — пробормотал он, его голос, низкий и хриплый, был едва слышен в грохоте битвы. Его слова, пропитанные горечью, были как рана, открытая перед самим собой.

— Эта сила… она должна была быть моей. — Его клинок треснул в руке, металл не выдержал его хватки, и багровый свет Разлома, отражённый в его броне, усилил его мрачную ауру, как будто тьма откликнулась на его ярость.

Элита-1, её золотисто-розовая броня сияющая, заметила его движение, её изумрудная оптика метнулась к нему.

— Мегатрон! — крикнула она, её голос, полный тревоги, прорезал шум.

— Ты видишь, что он делает ради нас всех! Остановись! — Её слова, искренние и мольбенные, были попыткой достучаться до того, кем он когда-то был, но её взгляд, полный надежды, встретил лишь холодную стену его гнева.

Мегатрон, его красная оптика вспыхнула, повернулся к ней, его лицо, покрытое шрамами, исказилось от презрения.

— Ради вас? — прорычал он, его голос, как раскат грома, был полон яда. — Он украл мою судьбу! Этот свет… он не для него! — Его клинок поднялся, как будто он готов был броситься в бой, но его взгляд вернулся к Оптимусу, чья фигура, сияющая и непреклонная, стояла над поверженной Тенью Прайма. Зависть, как пламя, пожирала его искру, а ярость, новая и более глубокая, укрепляла его решимость — он не склонится перед этим светом.

Айронхайд, его серая броня истекающая энергоном, шагнул вперёд, его тёмная оптика сузилась, а кулаки сжались.

— Ты никогда не поймёшь, Мегатрон, — прорычал он, его голос, грубый, как скрежет стали, был полон гнева.

— Прайм сражается за Кибертрон, а ты — только за себя! — Его броня скрипела, но он стоял твёрдо, готовый защищать Оптимуса, даже если это будет его последним боем.

Мегатрон, его оптика мельком взглянула на Айронхайда, но его слова не достигли цели. Его взгляд вернулся к Оптимусу, чья броня сияла, как звезда, а голос, глубокий и властный, произнёс:

— Тьма падёт, и Кибертрон возродится.

— Эти слова, полные мудрости и веры, были как клинок, вонзённый в искру Мегатрона, усиливая его ярость. Он видел в Оптимусе не брата, не героя, а символ всего, что он потерял — и того, что он поклялся отнять.

Нокаут, его глянцевая чёрно-красная броня мелькающая в тени, перехватил бластер, его жёлтая оптика металась между Мегатроном и Оптимусом.

— Мегатрон, ты серьёзно? — пробормотал он, его голос, дрожащий от нервов, был полон тревоги.

— Этот парень только что разнёс Тень Прайма! Может, пора… ну, знаешь, отступить? — Его слова, лишённые привычного сарказма, выдавали страх, но Мегатрон даже не взглянул на него, его оптика была прикована к Оптимусу, как будто весь мир сузился до этого сияющего соперника.

Камера запечатлела крупный план лица Мегатрона: его красная оптика пылала, отражая золотое сияние битвы, а шрамы, пересекающие его черты, казались глубже, как трещины в его искре. Его губы искривились в горькой усмешке, а клинок, треснувший в его руке, сиял багровым, как знамя его ярости. Контраст между ним и Оптимусом был разительным: сияющий Прайм, чья броня излучала свет и надежду, и Мегатрон, чья тёмная фигура, окутанная багровым мраком, воплощала гнев и зависть. Его кулак сжался, металл затрещал, а его оптика вспыхнула, как будто он принял решение, которое определит их вечное соперничество.

— Ты можешь быть Праймом, Пакс, — прорычал он, его голос, низкий и ядовитый, был полон вызова.

— Но я заставлю тебя пожалеть об этом. — Его слова, произнесённые с холодной уверенностью, были как клятва, скрепляющая их раскол. Он отступил в тень, его броня растворилась в багровом свете Разлома, но его взгляд, полный ярости, остался висеть в воздухе, как предчувствие будущей войны.

Камера медленно отъехала, показывая мрачную сцену: Оптимус Прайм, его броня сияющая, стоял над поверженной Тенью Прайма, его голубая оптика пылала мудростью. Элита и Айронхайд, их брони сияющие, смотрели с надеждой, готовые следовать за своим лидером. Нокаут, его броня дрожащая, замер в нерешительности. А Мегатрон, его тёмная фигура, исчезающая в тенях, оставил за собой эхо своей ярости, как бурю, готовую разразиться. Пепел оседал, багровый свет Разлома боролся с золотым сиянием, а тронный зал, разрушенный и зловещий, стал свидетелем рождения вечного соперничества, которое определит судьбу Кибертрона.

Тронный зал Цитадели Праймов, израненный и скорбный, стал ареной, где свет торжествовал над тьмой в эпическом финале. Багровый свет Разлома, лившийся сквозь расколотый купол, мерк, отступая перед ослепительным золотым сиянием, исходящим от Оптимуса Прайма, чья величественная фигура возвышалась в центре зала. Пол, усеянный обломками и лужами сияющего энергона, дрожал от мощи, пульсирующей в воздухе, а пепел, кружившийся в вихре, сверкал, как звёзды, пойманные в его свете. Тень Прайма, её чёрная броня расколотая и искрящая, лежала у трона, её алые глаза, некогда пылающие яростью, теперь тускнели от страха и отчаяния. Элита-1 и Айронхайд, их израненные брони сияющие в отражённом свете, стояли с благоговением, их оптика полна надежды и гордости. Нокаут, его чёрно-красная броня дрожащая, замер в тени, его жёлтая оптика отражала шок. Мегатрон, его тёмная фигура растворившаяся в багровом полумраке, оставил за собой эхо своей ярости, но его отсутствие лишь усилило величие момента. В этот момент Оптимус Прайм, носитель Сердца Прайма, приготовился нанести сокрушительный удар, чтобы не уничтожить Тень Прайма, а изгнать её сущность обратно в Разлом, очистив Кибертрон от её тьмы.

Оптимус Прайм, его красно-синяя броня с золотыми акцентами сияющая, как закалённая в звёздном огне, стоял непреклонно, его голубая оптика горела мудростью и силой. Кристалл Сердца Прайма на его груди пульсировал золотым, его свет прорезал мрак, создавая линзовые блики, которые отражались в лужах энергона и на бронях героев. Его энергонный клинок, пылающий голубым, был опущен, а ионный бластер, встроенный в предплечье, затих, как будто сила Матрицы требовала иного оружия. Камера запечатлела его в полный рост: массивные плечи, украшенные гравировкой, расправлены, шлем с удлинёнными антеннами сиял, а лицо, суровое и величественное, выражало не гнев, а спокойную решимость, как у лидера, знающего свою миссию. Его броня, сияющая, отражала золотое сияние, создавая ауру, которая наполнила зал надеждой и триумфом.

Тень Прайма, её чёрная броня трещащая, поднялась на колени, её когти, пылающие багровым, сжались, а алые глаза вспыхнули последним отблеском ярости.

— Ты не можешь изгнать меня! — рявкнула она, её голос, сорвавшийся и дрожащий, был полон отчаяния.

— Я — тьма, что живёт в каждой искре! — Она рванулась вперёд, её когти устремились к Оптимусу, но он, его оптика сузилась, поднял руку, и волна света, исходящая от кристалла, остановила её, как невидимая стена. Её броня заискрила, багровый дым вырвался из трещин, а она замерла, её алые глаза расширились от ужаса.

Оптимус, его голос, глубокий и властный, как гимн, эхом отозвался в зале:

— Ты не тьма, а её эхо, искажённое страхом и ложью. Свет Матрицы очистит тебя. — Его слова, полные мудрости и веры, были как приговор, произнесённый с непреклонной решимостью. Он шагнул вперёд, его шаги гремели, как удары судьбы, и остановился перед Тенью Прайма, его броня сияла, как маяк в бурю. Его грудная пластина, украшенная символом автоботов, медленно раскрылась с мелодичным лязгом, обнажая кристалл Сердца Прайма, который вспыхнул ослепительным золотым светом, как звезда, готовая родиться.

Камера запечатлела этот момент в слоу-мо: свет Матрицы, яркий и чистый, вырвался из груди Оптимуса, его лучи прорезали зал, разгоняя багровый мрак Разлома. Энергетические волны, золотые и голубые, закружились в спирали, поднимая пепел и обломки в сияющий вихрь, который пульсировал, как сердце Кибертрона. Свет ударил в Тень Прайма, её чёрная броня задрожала, а багровая энергия, окутывавшая её, начала рассеиваться, как дым на ветру. Её алые глаза расширились, а голос сорвался в крик:

— Нет! Это не конец! — Но её крик утонул в гуле света, который окутал её, как мантия, растворяя её сущность.

Тень Прайма, её броня трещащая, начала распадаться, её контуры растворялись в золотом сиянии, а багровая энергия, питающая её, устремилась вверх, к Разлому, как чёрный вихрь, втягиваемый в бездну. Камера показала, как её фигура, некогда устрашающая, стала призрачной, её алые глаза потухли, а когти, пылающие багровым, исчезли, оставив лишь эхо её присутствия. Свет Матрицы, мощный и очищающий, изгнал её сущность обратно в Разлом, который задрожал, его багровое сияние померкло, а чёрные молнии затихли, как будто сама тьма признала поражение.

Элита-1, её золотисто-розовая броня сияющая, шагнула вперёд, её изумрудная оптика полна слёз и благоговения.

— Оптимус… ты сделал это, — прошептала она, её голос, дрожащий от эмоций, был полон гордости.

— Ты спас нас. — Её броня, покрытая трещинами и энергоном, сияла в золотом свете, как будто свет Матрицы исцелял её. Она склонила голову, её жест был полон уважения и верности своему лидеру.

Айронхайд, его серая броня истекающая энергоном, хлопнул кулаком по ладони, его тёмная оптика вспыхнула триумфом.

— Вот это я понимаю, Прайм! — прогремел он, его голос, грубый, как скрежет стали, был полон энтузиазма.

— Ты показал этой твари, кто тут главный! — Его суровое лицо, покрытое шрамами, озарилось широкой улыбкой, а броня скрипела, как будто он готов был броситься в новую битву ради Оптимуса.

Нокаут, его глянцевая чёрно-красная броня мелькающая в тени, перехватил бластер, его жёлтая оптика сузилась от шока.

— Это… это было круто, — пробормотал он, его голос, лишённый паники, был полон невольного восхищения.

— Но я всё ещё не подписывался на такое! — Он отступил к стене, его броня дрожала, но его взгляд, прикованный к Оптимусу, отражал смесь страха и уважения.

Оптимус, его грудная пластина медленно закрылась, кристалл Сердца Прайма сиял мягким золотом, а его голубая оптика, пылающая мудростью, обвела зал. Его броня, сияющая красно-синим и золотым, была безупречной, как будто битва лишь укрепила его. Он повернулся к Разлому, его свет теперь слабел, а багровый мрак рассеивался, открывая звёзды над Кибертроном.

— Тьма изгнана, — сказал он, его голос, глубокий и властный, был полон веры.

— Но наш путь только начинается. Кибертрон ждёт своего возрождения. — Его слова, произнесённые с непреклонной решимостью, были как клятва, скрепляющая его миссию.

Камера поднялась, показывая эпическую сцену триумфа: Оптимус Прайм, его массивная броня сияющая, стоял в центре зала, его голубая оптика пылала, а кристалл на груди пульсировал, как звезда. Элита и Айронхайд, их брони сияющие, стояли рядом, их оптика отражала надежду и верность. Нокаут, его броня дрожащая, смотрел с невольным восхищением. Разлом, его багровый свет угасший, открывал звёздное небо, а пепел оседал, как снег, смытый светом. Тронный зал, разрушенный и зловещий, стал свидетелем изгнания тьмы, где сила Матрицы, воплощённая в Оптимусе Прайме, принесла освобождение и надежду на новый рассвет для Кибертрона.

Тронный зал Цитадели Праймов, некогда символ величия Кибертрона, теперь был скорбным свидетелем жестокой битвы и хрупкой победы. Расколотый купол открывал небо, где багровый свет Разлома, ослабший после изгнания Тени Прайма, всё ещё мерцал, но его чёрные молнии затихли, а зловещий гул сменился тишиной, прерываемой лишь шорохом пепла, оседающего на пол. Пол, усеянный обломками и лужами сияющего энергона, отражал первые лучи рассвета, пробивающиеся сквозь тучи над Иаконом. Золотое сияние, исходившее от Оптимуса Прайма, угасло, оставив мягкое свечение кристалла Сердца Прайма, пульсирующего на его груди. Герои, израненные и измождённые, стояли среди руин, их брони, покрытые шрамами и энергоном, сияли в утреннем свете, но их оптика отражала усталость, скорбь и тонкую нить надежды, связывающую их с будущим. В этот момент, когда тьма была изгнана, но мир оставался хрупким, они осознали цену своей победы и тяжесть пути впереди.

Оптимус Прайм, его красно-синяя броня с золотыми акцентами сияющая, несмотря на трещины и пятна энергона, стоял в центре зала, его голубая оптика, пылающая мудростью, обвела руины. Его массивная фигура, величественная и непреклонная, излучала спокойствие, но в его осанке чувствовалась тяжесть бремени, которое он принял. Камера запечатлела крупный план его лица: суровые черты, обрамлённые шлемом с удлинёнными антеннами, выражали скорбь за павших и решимость вести Кибертрон к свету. Его грудная пластина, где сиял кристалл, слегка дрожала, как будто его искра чувствовала боль разрушенного мира.

Элита-1, её золотисто-розовая броня, покрытая глубокими бороздами и пятнами энергона, стояла рядом, её изумрудная оптика полна усталости, но всё ещё сияла верой. Её треснувший щит лежал у ног, а руки, дрожащие от изнеможения, сжались в кулаки, как будто она цеплялась за надежду. Её лицо, покрытое пылью и следами энергона, было мягким, но решительным, как у воина, знающего, что битва за мир только началась. Она подняла взгляд к небу, где рассвет над Иаконом становился ярче, его золотые лучи пробивали серые тучи, освещая разрушенные шпили города.

Айронхайд, его массивная серая броня с красными акцентами, истекающая энергоном, опирался на обломок колонны, его тёмная оптика, обычно пылающая гневом, теперь была затуманена усталостью. Его грудь, пробитая в нескольких местах, вздымалась тяжело, а кулаки, покрытые трещинами, всё ещё сжимались, как будто он готов был сражаться, несмотря на боль. Его суровое лицо, покрытое шрамами, смягчилось, когда он посмотрел на Оптимуса, а затем на разрушенный зал, его взгляд отражал скорбь за павших товарищей и твёрдую веру в их лидера.

Нокаут, его глянцевая чёрно-красная броня, потускневшая от пыли и царапин, стоял в стороне, его жёлтая оптика металась по залу, как будто он всё ещё ждал новой угрозы. Его бластер, поднятый с пола, висел в руке, а поза, обычно самоуверенная, теперь была сгорбленной, выдавая изнеможение. Его лицо, лишённое привычной насмешки, выражало смесь облегчения и тревоги, как будто он не знал, где его место в этом новом мире.

Мегатрон, его тёмно-серая броня с багровыми акцентами, растворившаяся в тенях, оставил за собой лишь эхо своей ярости, но его отсутствие ощущалось, как зияющая рана. Его зависть и гнев, вспыхнувшие при виде силы Оптимуса, обещали новую бурю, и герои, стоящие среди руин, чувствовали, что их победа — лишь передышка перед грядущей войной.

Камера поднялась, показывая широкий план: герои, их израненные брони сияющие в утреннем свете, стояли на фоне разрушенного тронного зала. Расколотые колонны, обрушенные стены и треснувший пол контрастировали с золотыми лучами рассвета, которые заливали Иакон, освещая его разрушенные шпили и улицы, усеянные обломками. Разлом в небе, теперь стабилизировавшийся, всё ещё зиял, его багровое сияние ослабло, но не исчезло, как напоминание о хрупкости их мира. Звёзды, видимые сквозь тучи, мерцали, как искры надежды, а ветер, пронёсшийся по залу, унёс пепел, открывая чистый металл под ним, словно символ возрождения.

Элита-1, её голос, хриплый, но полный тепла, прорезал тишину:

— Оптимус… мы победили. Но какой ценой? — Её изумрудная оптика встретилась с его голубой, и в её взгляде была смесь скорби и веры. Она шагнула ближе, её броня скрипела, а рука коснулась его плеча, как жест поддержки, связывающий их через боль.

Оптимус, его голубая оптика смягчилась, повернулся к ней, его голос, глубокий и властный, но тёплый, эхом отозвался в зале:

— Цена высока, Элита. Но пока наши искры горят, мы можем построить новый Кибертрон. — Его слова, полные решимости, были как маяк, ведущий их вперёд. Он посмотрел на небо, где рассвет становился ярче, и его броня, сияющая, отразила золотой свет, как символ надежды.

Айронхайд, его тёмная оптика вспыхнула, выпрямился, его голос, грубый, но искренний, прогремел:

— Прайм прав. Мы выстояли против этой тьмы, и, клянусь Примусом, мы выстоим снова. — Он ударил кулаком по ладони, его броня затрещала, но его суровое лицо озарилось решимостью, как будто боль лишь укрепила его волю.

Нокаут, его жёлтая оптика сузилась, перехватил бластер, его голос, дрожащий, но с ноткой сарказма, нарушил тишину:

— Ну, если это ваш план, я, пожалуй, останусь. Но только потому, что мне некуда идти! — Его слова, произнесённые с нервной усмешкой, скрывали облегчение, как будто он впервые почувствовал себя частью чего-то большего. Он шагнул ближе к группе, его броня сияла в рассветном свете, как будто принимая своё место среди них.

Оптимус, его оптика обвела героев, затем остановилась на Разломе, его голос стал тише, но полным веры:

— Тьма не исчезла, но мы доказали, что свет сильнее. Вместе мы восстановим Кибертрон — не как он был, а как он должен быть. — Его слова, произнесённые с непреклонной решимостью, были как клятва, скрепляющая их всех. Он поднял руку, его кристалл вспыхнул мягким золотом, и свет, исходящий от него, окутал героев, как мантия, объединяя их в этот момент скорби и надежды.

Камера медленно отъехала, показывая героев на фоне Иакона, залитого рассветом. Оптимус Прайм, его броня сияющая, стоял во главе, его голубая оптика пылала верой. Элита-1, её золотисто-розовая броня, сияла рядом, её изумрудная оптика отражала надежду. Айронхайд, его серая броня, стоял как скала, его тёмная оптика горела решимостью. Нокаут, его чёрно-красная броня, мелькал в стороне, его жёлтая оптика отражала нерешительность, но и причастность. Руины Цитадели Праймов, разрушенные, но освобождённые, окружали их, а шпили Иакона, покрытые шрамами войны, сияли в утреннем свете, как символ хрупкой, но непобедимой надежды. Разлом в небе, теперь спокойный, напоминал о грядущих испытаниях, но рассвет, яркий и чистый, обещал новый день для Кибертрона.

Тронный зал Цитадели Праймов, израненный и скорбный, стоял в тишине, нарушаемой лишь шорохом пепла, оседающего под лучами рассвета, пробивающимися сквозь расколотый купол. Золотое сияние рассвета над Иаконом заливало руины, освещая разрушенные колонны, треснувший пол и лужи сияющего энергона, которые отражали небо, где Разлом, теперь стабилизированный, всё ещё зиял багровым шрамом. Оптимус Прайм, его красно-синяя броня с золотыми акцентами сияющая в утреннем свете, стоял в центре зала, его голубая оптика, полная мудрости и скорби, излучала надежду, несмотря на тяжесть победы. Элита-1, Айронхайд и Нокаут, их израненные брони сияющие, стояли позади, их взгляды отражали усталость, но и веру в своего лидера. Однако в тени разрушенного зала, у края расколотой стены, стоял Мегатрон, его тёмно-серая броня с багровыми акцентами окутана полумраком, а красная оптика пылала гневом и завистью. В этот момент, когда победа над Тенью Прайма должна была объединить их, раскол между Оптимусом и Мегатроном стал необратимым, предвещая трагедию, которая определит судьбу Кибертрона.

Оптимус Прайм, его массивная фигура величественная, несмотря на шрамы и пятна энергона, повернулся к Мегатрону, его голубая оптика смягчилась, отражая не только силу, но и глубокую скорбь за утраченное братство. Его броня, сияющая красно-синим и золотым, переливалась в рассветном свете, а кристалл Сердца Прайма на его груди пульсировал мягким золотом, как маяк, зовущий к единству. Камера запечатлела крупный план его лица: суровые черты, обрамлённые шлемом с удлинёнными антеннами, выражали надежду, смешанную с болью, а его губы, обычно сжатые в решимости, дрогнули, как будто он искал слова, способные пересечь пропасть. Он шагнул вперёд, его шаги гремели в тишине, оставляя вмятины в треснувшем полу, и медленно протянул руку, его ладонь, мощная, но открытая, сияла в свете, как символ примирения.

— Мегатрон, — начал Оптимус, его голос, глубокий и властный, но тёплый, эхом отозвался в зале.

— Мы сражались вместе против тьмы. Пусть эта победа станет началом нового пути — пути, где Кибертрон будет единым. — Его слова, искренние и полные веры, были как мост, протянутый через годы ненависти и боли. Его голубая оптика встретилась с красной оптикой Мегатрона, и в его взгляде была мольба — не как Прайма, а как друга, который всё ещё видел в нём брата.

Мегатрон, его тёмно-серая броня, покрытая шрамами и копотью, стояла в резком контрасте с сиянием Оптимуса. Его красная оптика, пылающая, как раскалённые угли, сузилась, отражая золотой свет рассвета, но в её глубине бурлили зависть, гнев и тень вины, которую он подавлял. Его клинок, опущенный, но всё ещё сжатый в руке, дрожал, металл скрипел под его хваткой, а символ десептиконов на его груди пылал багровым, как знамя его ярости. Камера запечатлела крупный план его лица: шрамы, пересекающие суровые черты, напряжённые губы, искривлённые в горькой усмешке, и оптика, где золотой свет Оптимуса боролся с багровым огнём его гнева. Он посмотрел на протянутую руку Оптимуса, затем на свою собственную, сжатую в кулак, где металл треснул от силы его ярости. Его броня, окутанная полумраком, казалась тенью, разделённой пропастью от света Прайма.

Тишина, тяжёлая и трагическая, повисла в зале, как предчувствие неизбежной войны. Элита-1, её золотисто-розовая броня сияющая, шагнула вперёд, её изумрудная оптика полна тревоги.

— Мегатрон, — тихо сказала она, её голос, хриплый от усталости, дрожал от надежды.

— Ты видел, что мы можем сделать вместе. Не отворачивайся от этого. — Её слова, искренние и мольбенные, были попыткой достучаться до его искры, но её взгляд, полный веры, встретил лишь холодную стену.

Мегатрон, его оптика мельком взглянула на Элиту, затем вернулась к Оптимусу, его губы искривились в презрительной усмешке.

— Единство? — прорычал он, его голос, низкий и ядовитый, был полон гнева.

— Этот мир слишком мал для нас двоих, Прайм. — Его слова, произнесённые с холодной уверенностью, были как клинок, вонзённый в надежду Оптимуса. Он медленно отвернулся, его броня скрипела, а красная оптика вспыхнула, отражая багровый свет Разлома, как будто тьма в его искре откликнулась на его выбор. Его кулак, сжатый, задрожал, но он не посмотрел назад, его фигура растворилась в тени, оставляя за собой эхо своей ярости.

Оптимус, его рука, всё ещё протянутая, медленно опустилась, его голубая оптика потухла, отражая боль утраты. Его лицо, величественное, но скорбное, напряглось, а кристалл на груди вспыхнул мягким золотом, как будто его искра пыталась рассеять тьму этой потери.

— Мегатрон… — прошептал он, его голос, полный скорби, был едва слышен в тишине.

— Я не хотел этого. — Его слова, произнесённые с глубокой печалью, были как прощание с братом, которого он знал, и признание неизбежного раскола.

Айронхайд, его серая броня истекающая энергоном, сжал кулаки, его тёмная оптика вспыхнула гневом.

— Пусть уходит, Прайм, — прорычал он, его голос, грубый, как скрежет стали, был полон презрения.

— Он выбрал свою судьбу. Мы будем сражаться за Кибертрон без него. — Его броня скрипела, но его поза была твёрдой, как скала, готовая поддержать Оптимуса в любой битве.

Нокаут, его глянцевая чёрно-красная броня мелькающая в рассветном свете, перехватил бластер, его жёлтая оптика сузилась.

— Ну, это было… драматично, — пробормотал он, его голос, с ноткой нервного сарказма, скрывал тревогу.

— Но, эй, я же говорил, что он не из тех, кто обнимается, правда? — Его слова, произнесённые с лёгкой усмешкой, были попыткой разрядить напряжение, но его взгляд, метнувшийся к Оптимусу, отражал невольное уважение.

Элита, её изумрудная оптика полна слёз, шагнула к Оптимусу, её рука коснулась его брони, её голос, мягкий, но твёрдый, прорезал тишину:

— Ты сделал всё, что мог, Оптимус. Его выбор — не твоя вина. — Её слова, полные тепла, были как бальзам, но её взгляд, устремлённый в тень, где исчез Мегатрон, отражал скорбь за раскол, который разделил их всех.

Камера запечатлела крупный план их лиц, разделённых пропастью: Оптимус, его голубая оптика, полная скорби и надежды, сияла в рассветном свете, его броня отражала золотые лучи, как символ света. Мегатрон, его красная оптика, пылающая гневом, растворялась в тени, его тёмная броня сливалась с багровым светом Разлома, как воплощение тьмы. Пропасть между ними, невидимая, но осязаемая, была как шрам на сердце Кибертрона, предвещающий войну, которая изменит всё.

Камера медленно отъехала, показывая трагическую сцену: Оптимус Прайм, его броня сияющая, стоял среди руин, его голубая оптика устремлена в тень, где исчез Мегатрон. Элита, её золотисто-розовая броня, сияла рядом, её рука на его плече. Айронхайд, его серая броня, стоял как страж, его тёмная оптика горела решимостью. Нокаут, его чёрно-красная броня, мелькал в стороне, его жёлтая оптика отражала нерешительность. Иакон, залитый рассветом, простирался за ними, его разрушенные шпили сияли в утреннем свете, но Разлом в небе напоминал о хрупкости их победы. Пепел оседал, а ветер, пронёсшийся по залу, унёс эхо слов Мегатрона, оставив героев с предчувствием неизбежной войны, которая определит их судьбу.

Рассвет над Иаконом, некогда блистательной жемчужиной Кибертрона, был одновременно прекрасным и скорбным. Золотые лучи солнца, пробивающиеся сквозь серые тучи, заливали разрушенный город мягким светом, освещая расколотые шпили, обрушенные мосты и улицы, усеянные обломками. Тронный зал Цитадели Праймов, израненный войной, стоял как молчаливый свидетель хрупкой победы, его треснувший пол и рухнувшие колонны отражали первые лучи, а пепел, оседавший в тишине, сиял, как звёзды, упавшие на землю. Разлом в небе, его багровое сияние теперь тусклое, зиял шрамом, напоминая о тьме, что всё ещё таилась в сердце Кибертрона. В этом разрушенном, но освобождённом мире две группы, разделённые пропастью идеалов, стояли на пороге новой эры, где надежда и предчувствие долгой войны сплелись в трагическом танце. На одном краю руин Оптимус Прайм, Элита-1 и Айронхайд смотрели на восходящее солнце, их брони сияли символом автоботов. На другом — Мегатрон, Нокаут и их последователи уходили в тени, их брони несли багровый знак десептиконов. Так родились две фракции, чья война определит судьбу Кибертрона.

Оптимус Прайм, его красно-синяя броня с золотыми акцентами сияющая в рассветном свете, стоял на краю расколотого балкона, его голубая оптика, полная мудрости и скорби, устремлена к горизонту. Шрамы и пятна энергона на его броне лишь подчёркивали его величие, а кристалл Сердца Прайма на груди пульсировал мягким золотом, как маяк, ведущий к свету. Его шлем, с удлинёнными антеннами, отражал лучи солнца, а лицо, суровое, но исполненное надежды, выражало решимость нести бремя лидера. Символ автоботов, золотой и сияющий на его нагруднике, был как клятва, связывающая его с Кибертроном. Камера запечатлела его в профиль: ветер, пронёсшийся над руинами, шевелил пепел у его ног, а его оптика отражала восходящее солнце, как звёзды, горящие в ночи.

Элита-1, её золотисто-розовая броня, покрытая трещинами и энергоном, стояла слева от Оптимуса, её изумрудная оптика сияла верой, несмотря на усталость. Её лицо, покрытое пылью, было мягким, но решительным, как у воина, готового к новым битвам. Её руки, дрожащие от изнеможения, сжались в кулаки, а символ автоботов на её плече сиял, как знак её преданности. Она смотрела на Иакон, её взгляд скользил по разрушенным улицам, где первые искры жизни — выжившие кибертронцы — начинали появляться среди обломков, и её оптика наполнилась надеждой, смешанной с скорбью за тех, кто не увидел этот рассвет.

Айронхайд, его массивная серая броня с красными акцентами, истекающая энергоном, стоял справа, его тёмная оптика, обычно пылающая гневом, теперь отражала усталость, но и непреклонную решимость. Его грудь, пробитая и покрытая шрамами, вздымалась тяжело, а кулаки, треснувшие от битвы, сжимались, как будто он всё ещё готов был защищать своих. Символ автоботов на его нагруднике сиял, как маяк его верности, а суровое лицо, покрытое шрамами, смягчилось, когда он посмотрел на Оптимуса, своего лидера и друга. Его взгляд затем устремился к горизонту, где разрушенный Иакон сиял в утреннем свете, как обещание возрождения.

На другой стороне руин, в тени расколотой башни, Мегатрон, его тёмно-серая броня с багровыми акцентами, окутанная полумраком, стоял, как воплощение гнева и амбиций. Его красная оптика, пылающая, как раскалённые угли, смотрела на Иакон, но её взгляд был холодным, полным презрения к миру, который отверг его видение. Шрамы на его броне, глубокие и свежие, рассказывали о битвах, а символ десептиконов, багровый и зловещий на его груди, сиял, как знамя его ярости. Его клинок, треснувший, но всё ещё смертоносный, был опущен, а лицо, покрытое шрамами, выражало горькую решимость. Камера запечатлела крупный план его оптики: в её глубине отражался рассвет, но он казался искажённым, как будто свет был врагом, которого он поклялся сокрушить.

Нокаут, его глянцевая чёрно-красная броня, потускневшая от пыли, стоял позади Мегатрона, его жёлтая оптика металась, отражая смесь страха и преданности. Его бластер, сжимаемый в руке, дрожал, а поза, обычно самоуверенная, теперь была напряжённой, как будто он чувствовал тяжесть пути, на который ступил. Символ десептиконов на его плече сиял багровым, как знак, связывающий его с Мегатроном, но его взгляд, мельком брошенный на Оптимуса, отражал тень сомнения. Позади них вырисовывались силуэты других десептиконов — их броня, тёмная и угловатая, растворялась в тенях, а оптика горела багровым, как искры грядущей войны.

Камера разделила экран: слева — Оптимус, Элита и Айронхайд, их брони сияющие в золотом свете, стояли на фоне восходящего солнца, их символы автоботов сверкали, как звёзды. Справа — Мегатрон, Нокаут и их последователи, их тёмные фигуры растворялись в тенях, багровые символы десептиконов пылали, как угли. Пропасть между ними, невидимая, но осязаемая, была как шрам, разделяющий Кибертрон на два мира.

Оптимус, его голубая оптика устремлена к горизонту, поднял руку, его голос, глубокий и властный, но полный скорби, эхом отозвался над руинами:

— Битва за Иакон выиграна. Но война за душу Кибертрона только началась. — Его слова, произнесённые с непреклонной верой, были как клятва, связывающая автоботов с их миссией. Он посмотрел на Элиту и Айронхайда, его оптика смягчилась, и в его взгляде была благодарность за их верность. Его броня, сияющая, отражала лучи солнца, как символ надежды, но его поза, твёрдая, говорила о готовности к грядущим испытаниям.

Элита, её изумрудная оптика сияющая, кивнула, её голос, мягкий, но твёрдый, прозвучал в ответ:

— Мы будем с тобой, Оптимус. До конца. — Её рука коснулась его плеча, её броня скрипела, но её взгляд, устремлённый к солнцу, был полон веры в будущее, несмотря на боль потерь.

Айронхайд, его тёмная оптика вспыхнула, хлопнул кулаком по ладони, его голос, грубый, но искренний, прогремел:

— Пусть десептиконы бегут, Прайм. Мы их найдём и покажем, что значит быть автоботами! — Его суровое лицо озарилось улыбкой, а броня, покрытая шрамами, сияла, как будто он черпал силы из слов Оптимуса.

На другой стороне Мегатрон, его красная оптика сузилась, повернулся к своим последователям, его голос, низкий и ядовитый, прорезал тишину:

— Этот мир прогнил. Мы выжжем его слабость и построим новый порядок. — Его слова, полные холодной ярости, были как приговор, брошенный Кибертрону. Он шагнул в тень, его броня растворилась в полумраке, а Нокаут и десептиконы последовали за ним, их шаги гремели, как барабаны войны.

Нокаут, его жёлтая оптика мелькнула, пробормотал, его голос, дрожащий, но с ноткой сарказма:

— Ну, если это наш план, то я, похоже, выбрал не ту сторону. Но отступать поздно, да? — Его слова, произнесённые с нервной усмешкой, скрывали страх, но он шагнул за Мегатроном, его броня сияла багровым, как знак его новой судьбы.

Камера медленно отъехала, показывая эпический финал: на одной стороне руин Оптимус Прайм, Элита-1 и Айронхайд, их брони сияющие символами автоботов, стояли под золотыми лучами солнца, их взгляды устремлены к будущему. На другой — Мегатрон, Нокаут и десептиконы, их тёмные фигуры растворялись в тенях, багровые символы пылали, как предвестники войны. Иакон, разрушенный, но залитый рассветом, простирался между ними, его шпили сияли, как хрупкая надежда, а Разлом в небе напоминал о цене их раскола. Пепел оседал, ветер унёс эхо их слов, а Кибертрон, израненный, но живой, стал ареной новой эры, где автоботы и десептиконы определят его судьбу. Камера поднялась к небу, где звёзды мерцали, предвещая падение Кибертрона и исход, который изменит всё.