Новая жизнь (джен)

Кабинет директора встретил их тишиной, нарушаемой лишь мерным тиканьем странных серебряных приборов на резных столах и легким потрескиванием камина. Воздух пахнул пергаментом, лимонной цедрой и чем-то неуловимо старым и мудрым. Феникс, свернувшийся клубком на золотой жердочке, приоткрыл один блестящий глаз, оценил вошедших и снова сомкнул веки. Гарри, еще дрожащий от недавней бури эмоций, остановился посреди комнаты, чувствуя себя нелепо и потерянно среди этого спокойного великолепия. Его глаза, еще красные от сдержанных слез и гнева, беспокойно скользили по портретам спящих бывших директоров, по застекленным шкафам с хитроумными приборами.

— Присаживайся, Гарри, — Дамблдор мягко указал на удобное кресло с высокой спинкой напротив своего массивного стола. Сам он подошел к изящному столику, где стоял серебряный чайник, сам собой наливавший ароматный чай в две фарфоровые чашки. — Лимонный леденец? — предложил он, открывая хрустальную вазочку. — Они удивительно хорошо помогают успокоить… скажем так, бурю в душе.

Гарри машинально взял леденец, но не разворачивал. Он опустился в кресло, его пальцы вцепились в подлокотники, костяшки побелели. Вес сумки с печеньем Петуньи, все еще висевшей на его плече, казался невыносимым напоминанием о мире, который пытались осквернить.

Дамблдор принес чашку и поставил ее на маленький столик рядом с Гарри. Он сел напротив, откинувшись в своем кресле, его руки сложились на животе, а голубые глаза за очками смотрели на мальчика с безмятежным вниманием.

— Спектакль, который устроили Северус и Люциус, — начал Дамблдор без предисловий, его голос был тихим, как шелест страниц, — был жесток. Глупо. И, я полагаю, контрпродуктивен. Проверять прочность брони, бить по ней кувалдой — верный способ найти слабое место, но не укрепить его. Только исказить.

Гарри взглянул на него, удивленный такой прямой оценкой.

— Вы… вы не оправдываете их? — спросил он хрипло.

— Оправдывать жестокость и манипуляции? — Дамблдор покачал головой, и в его глазах мелькнула тень настоящей печали. — Никогда, Гарри. Понимать мотивы — да. Оправдывать методы — нет. Северус действует из страха. Люциус — из любопытства и желания контролировать. Оба слепы к тому, что настоящая сила редко рождается из сломанной воли. — Он отхлебнул чаю. — Твоя реакция, твой гнев… они были искренни. И в этой искренности — твоя сила. Но и твоя уязвимость.

— Они трогали… трогали самое важное, — прошептал Гарри, глядя на золотистый леденец в своей руке. Образ Петуньи, гладившей его по голове, Вернона, прячущегося за газетой, Дадли, хохотавшего над прыгающей лягушкой — все это встало перед глазами, острое и болезненное. — Они смели говорить о них… как о грязи… как об обузе… — Голос его снова задрожал.

— И ты встал на их защиту, — заметил Дамблдор мягко. — Не холодным расчетом, не изощренной ложью, которой тебя учат. А огнем. Так защищают только то, что любишь по-настоящему. Это не слабость, Гарри. Это редкая и опасная сила. Сила преданности. — Он сделал паузу. — Но огонь, не направленный должным образом, может сжечь и того, кто его несет, и то, что он стремится защитить.

Гарри сжал леденец так, что он затрещал.

— А что мне делать? — вырвалось у него, отчаянно и искренне. — Снейп учит быть камнем. Холодным. Пустым. Говорит, что любая привязанность — крючок, за который враг вытащит все кишки. И… и сегодня он доказал, что он прав! Они использовали это! Люциус тыкал в больное место, а Снейп позволил! Потому что это был «урок»! Как я могу… как я могу защитить Дурслей, если само то, что я их люблю, делает их мишенью? Если я не могу даже скрыть эту боль?!

Впервые он открыто назвал их. Не «опекуны», не «магглы», а Дурсли. Своим. Семья.

Дамблдор не показал и тени триумфа или даже особого удивления. Он лишь кивнул, как будто услышал подтверждение давней догадки.

— Северус видит лишь один путь: спрятать сокровище так глубоко, чтобы никто не знало о его существовании, а стены вокруг себя возвести неприступные. Это… один из методов. Но не единственный. И не всегда самый надежный. Спрятанное сокровище все равно могут найти. А стены — разрушить. — Он отставил чашку. — Я предлагаю тебе другой путь. Путь не сокрытия, а защиты. Не уничтожения своих чувств, а их преобразования.

Гарри насторожился, забыв на мгновение о леденце.

— Преобразования? Как?

— Представь свой гнев, свою любовь, свой страх — не как врагов, которых нужно запереть в темнице, — сказал Дамблдор, его голос обрел легкую, почти гипнотическую убедительность. — Представь их как… бурные реки. Северус учит тебя строить плотины. Мощные, высокие. Но что происходит, когда давление воды становится слишком сильным? Плотина рушится, и поток сметает все на своем пути. — Он провел рукой по воздуху, изображая катастрофу. — Я предлагаю учиться строить… каналы. Шлюзы. Направлять поток. Использовать его силу, а не тратить всю энергию на борьбу с ним. Твой гнев за Дурслей — это огромная сила, Гарри. Но выпущенный хаотично, он ломает всё на своем пути и заставляет тебя бежать в темноту. Направленный же… он может стать щитом. Стать оружием. Стать источником невероятной концентрации.

Он достал из складок мантии обычную, гладкую гальку и положил ее на стол перед Гарри.

— Камень холоден и неподвижен, — сказал он. — Река — жива, сильна, изменчива. Что выдержит больше: камень, брошенный в бурный поток, или течение самой реки? Северус растит камень. Я вижу в тебе реку, Гарри. Бурную, полноводную и пока неукротимую. Но потенциал ее — безграничен. И первым шагом к управлению ею… — Дамблдор наклонился чуть вперед, его голубые глаза светились теплым, ободряющим светом, — …будет просто… картография. Познание своего русла. Своих порогов. Своих глубин.

Гарри смотрел на гальку, потом на Дамблдора. Идея была странной, непривычной. Не подавлять, а… изучать? Направлять? Это звучало не так безнадежно, как стать бесчувственным камнем.

— Каналы? Шлюзы? — переспросил он скептически, но уже без прежней ярости. В его голосе появилось усталое любопытство. — И как, по-вашему, я должен это делать? Медитировать, как монах? Считать вдохи, пока Люциус Малфой поливает грязью тех, кто меня вырастил?

Дамблдор рассмеялся, легкий и искренний звук.

— О, медитация — полезный инструмент, но не единственный. Начнем с малого. В следующий раз, когда почувствуешь, как гнев или страх поднимается волной… остановись. Всего на мгновение. Не пытайся его задавить или спрятать за ледяной маской. Просто… ощути его. Где он? В груди? В горле? В сжатых кулаках? Какого он цвета? Тяжелый? Горячий? Колючий? — Его голос был спокоен, наставляющ. — Стань картографом своей бури. Не врагом. Наблюдателем. Это первый шаг к тому, чтобы понять ее течение. А поняв… можно искать способы направить ее энергию. Не на разрушение, а на защиту. На ясность мысли в самый критический момент. На ту самую силу воли, которая позволила тебе выдержать взгляд Люциуса, пусть и недолго.

Он поднялся.

— А теперь, — сказал он, его тон снова стал практичным, но добрым, — я думаю, тебе нужен отдых. Буря отнимает много сил. А завтра… — он улыбнулся, — …если захочешь, мы можем начать наши первые… картографические изыскания. Без плотин. Без камней. Просто река и ее исследователь. Что скажешь?

Гарри медленно поднялся. Сумка с печеньем вдруг показалась не такой тяжелой. Ярость не ушла, но она отступила, уступив место глубочайшей усталости и… крошечному, едва уловимому ростку чего-то нового. Не надежды. Пока еще нет. Но интереса. Альтернативы. Он посмотрел на гальку, лежавшую на столе Дамблдора. Холодный, неподвижный камень.

— Я… подумаю, профессор, — сказал он тихо, уже поворачиваясь к двери. Его голос был хриплым, но без прежней истерики.

— Прекрасно, — кивнул Дамблдор. Он не стал настаивать. Дверь кабинета тихо открылась сама собой, пропуская Гарри в сумрак коридора. — И, Гарри? — остановил его Дамблдор, когда тот уже был на пороге. — Леденец. Он все же лучше всего действует, если его рассосать. А не сжимать в кулаке до крошки.

Гарри взглянул на смятый, липкий от его ладони леденец. Уголок его губ дрогнул в подобии улыбки. Просто… усталой. Он кивнул и вышел, оставив директора одного в его тихом, мудром кабинете, где серебряные приборы тикали, отсчитывая время до новых бурь и, возможно, новых путей.

* * *

Тяжелые каменные стены Хогвартса давили на Гарри, словно пытаясь вдавить его в холодный пол. Он брел по пустынному, едва освещенному факелами коридору где-то на седьмом этаже, не зная и не заботясь о направлении. Возвращаться в подземелья Снейпа? Нет. Ни за что. Мысль о каменных стенах, пропитанных запахом зелий и цинизмом, вызывала тошноту. Но куда идти? В "комнату", выделенную ему в подземельях? Это была все та же клетка. Он чувствовал себя чужим везде. Осколком, не вписывающимся ни в одну мозаику. Сумка с печеньем тети Петуньи тянула плечо, но это был единственный якорь в этом море каменного безразличия и чужих игр.

Он остановился у высокого арочного окна, за которым бледная луна освещала темные кроны леса. Внутри была выжженная пустота, перемешанная с пеплом ярости и ледяной дрожью унижения. Использовали. Играли. Как пешку. Слова Люциуса о Дурслях, его гадкие намеки, ядовитые, как змеиный укус, и равнодушное, расчетливое наблюдение Снейпа — все это вертелось в голове, не давая успокоиться. Даже слова Дамблдора о "реке" казались сейчас далекой, красивой сказкой. Он чувствовал себя не рекой, а лужей грязной воды, которую все пинали.

Тишина коридора была абсолютной. Даже призраки, казалось, избегали этого угла замка в столь поздний час. Лишь его собственное прерывистое дыхание нарушало гнетущий покой.

И вдруг.

Негромкий, сдавленный смешок. Потом еще один. Не призрачный, а самый что ни на есть живой, молодой. И шепот — быстрый, возбужденный, перебивающий сам себя.

Гарри замер. Уши напряглись. Звуки доносились из бокового ответвления коридора, заставленного высокими статуями. Он не видел источника, только слышал:

"...а он точно не увидит?"

"Увидит — сдохнет со смеху! Главное — тише ты!"

"Я тише тебя! Это ты как гиппогриф на цыпочках!"

"Смотри, вот здесь поворот... карта говорит, старик Филч внизу, у гобелена..."

"Фух... значит, чисто! Давай быстрее, пока Пивз не нашёл новую лужу для слез!"

Любопытство, острое и неожиданное, как укол булавкой, пронзило апатию Гарри. Кто это? Ученики? В такую ночную пору? И крадутся куда-то, явно нарушая правила... Его собственные проблемы на мгновение отступили, вытесненные этой загадкой. Кто осмеливается бродить по замку ночью с таким бесшабашным шепотом?

Он осторожно, стараясь не шуметь, двинулся на цыпочках к месту, откуда доносились голоса. Прижался спиной к холодному постаменту одной из статуй и заглянул за угол.

В узком проходе между двумя рядами запыленных доспехов, освещенные лишь слабым лучом луны из далекого окна, притаились двое. Не призраки, не видения. Самые настоящие мальчишки, на вид чуть старше него, может, года на два. И оба... рыжие. Не просто светловолосые, а огненно-рыжие, как осенние листья клена или пламя в камине. Их волосы торчали в разные стороны, как будто они только что вылезли из вихря.

Они стояли, согнувшись в три погибели, над каким-то большим, потертым листом пергамента, который один из них держал в руках. На пергаменте что-то слабо светилось и двигалось. Мальчишки тыкали в него пальцами, что-то оживленно обсуждая шепотом, который все равно был слишком громким для ночной тишины. Их лица, повернутые друг к другу, светились азартом и весельем, абсолютно не соответствующим мрачному часу и таинственности их занятия. Они выглядели как два рыжих бесенка, затеявших самую грандиозную в мире шалость.

Тень Гарри сливалась с тенью статуи. Он замер, наблюдая за двумя рыжими пятнами азарта в мрачном коридоре. Их шепот, полный дерзости и веселья, казался таким чуждым после ледяной тишины подземелий Снейпа и тяжелого разговора с Дамблдором. Внутри Гарри все еще клокотала обида, но теперь ее теснило жгучее любопытство. Кто они? Что за карта? Куда пробираются?

Рыжие, казалось, пришли к согласию. Один (тот, что чуть повыше и с чуть более озорным блеском в глазах) торжествующе свернул пергамент и сунул его во внутренний карман потрепанной мантии.

— Тише, Фред! — прошипел он, хотя сам ухмылялся во весь рот. — Если Пивз нас услышит, он поднимет такой вой, что Филч сюда примчится быстрее, чем ты скажешь «Драгонье пюре»!

— Я Джордж! — фальшиво возмутился первый, но тут же рассмеялся, приглушенно, как совенок. — Ладно, ладно, Джордж, идем! Наше лучшее творение ждет своего звездного часа!

Они двинулись, крадучись с преувеличенной осторожностью, которая только выдавала их. Они шли не просто тихо — они шли весело, перемигиваясь, толкая друг друга локтями, их плечи тряслись от сдерживаемого смеха. Они обогнули угол, скрылись из виду в следующем пролете коридора.

Гарри не колебался ни секунды. Любопытство, острое и почти физическое, гнало его вперед, как щелчок бича. Он оторвался от статуи и ринулся следом, стараясь ступать бесшумно. Его сумка с печеньем глухо стукнула о бедро.

Он свернул за угол и увидел их снова. Они стояли перед огромным гобеленом, изображавшим, кажется, неудачное обучение троллей балету. Один из близнецов (Фред? Джордж?) тыкал пальцем в совершенно пустую стену напротив гобелена, что-то шепча своему брату. Тот кивал, зажав кулак у рта, чтобы не расхохотаться.

— ...и три раза туда-сюда... — донесся обрывок шепота. — ...и главное, как говорил Дамблдор — верить, что там пустота для хранения ночных горшков... Ха! Представляешь его лицо?!

— Шшш! — зашипел второй. — Кто-то идет!

Гарри замер как вкопанный, прижавшись спиной к холодному выступу стены. Но рыжие смотрели не в его сторону. Их взгляды были устремлены в дальний конец коридора, откуда действительно доносились медленные, шаркающие шаги и ворчливое бормотание. Филч.

Близнецы переглянулись. Паника? Ни капли! В их глазах вспыхнул чистейший азарт.

— План Б! — синхронно прошептали они.

Один рывок — и они исчезли. Не за угол, не в нишу. Они буквально шагнули... сквозь ту самую сплошную каменную стену, на которую только что показывал первый близнец. Камень сомкнулся за ними, как вода, не оставив и следа.

Гарри аж подпрыгнул от неожиданности. Он протер глаза. Стену? Они прошли сквозь стену? Его сердце колотилось, уже не только от погони, но и от потрясения. Как?! Это была не аппарация, не появление из ниоткуда. Они шагнули в камень, и он их поглотил.

Шаги Филча и ворчание: «...грязные, невоспитанные сопляки... всюду следы... где моя метла...» приближались. Гарри инстинктивно отпрянул глубже в тень.

Он подождал, пока ворчливый шаг мужчины не затих в другом направлении, и подкрался к тому месту стены, где исчезли близнецы. Камень был холодным, шероховатым, абсолютно реальным под его пальцами. Ни щели, ни потайной двери. Он провел ладонью по поверхности — ничего. Он толкнул — камень был непоколебим.

— «...верить, что там пустота для хранения ночных горшков...» — пронеслось в голове Гарри. Что за дурацкая фраза? Ключ? Он прищурился, глядя на глухую стену. Пустота для хранения ночных горшков. Это же абсурд! Но рыжие не выглядели сумасшедшими. Они выглядели... осведомленными.

Он оглянулся. Коридор был пуст. Луна бросала длинные причудливые тени от статуй. Гарри сжал кулаки. Любопытство пересилило скепсис. Что ему терять? Он подошел вплотную к стене. Вдохнул. И мысленно, изо всех сил, сконцентрировался на самой идиотской идее, которую только мог представить: Мне нужно место... чтобы спрятать ночной горшок. Очень нужно. Прямо сейчас. Огромный, фарфоровый. Здесь. В этой стене.

Он сделал три шага туда-сюда, веря в эту глупость. И... почувствовал странное сопротивление, словно воздух перед стеной стал плотным, желеобразным. Перед ним из ниоткуда появилась дверь. Он инстинктивно задержал дыхание и...приоткрыл её.

На мгновение — полная темнота и тишина. Потом — свет, запахи и... громкий, радостный визг.

— ОГОНЬ ПО ГОТОВНОСТИ!

Гарри едва успел отпрыгнуть в сторону. Мимо его уха со свистом пронеслось что-то маленькое, липкое и ярко-розовое, шлепнувшись в противоположную стену комнаты с мокрым звуком. Он огляделся, ослепленный внезапным светом.

Он стоял в просторной, уютной комнате, которой явно не должно было быть внутри стены. Круглые, мягкие кресла, яркие, хоть и потертые ковры, стол, заваленный пергаментами, странными механизмами и пустыми склянками. На стенах висели плакаты с летающими мётлами и... что-то, напоминавшее карту Хогвартса, но гораздо более детальную и живую. И посреди этого хаоса, застыв с боевой стойке и одинаковыми ртами в виде буквы "О", стояли те самые два рыжих близнеца. У одного в руке была небольшая, странная рогатка, из которой он, видимо, только что запустил розовую штуку.

— Кто ты?! — хором выдохнули они, ошеломленные. Их глаза, широко раскрытые, сканировали Гарри с ног до головы, задерживаясь на сумке с печеньем и его все еще растерянном, бледном лице.

Гарри стоял, переводя дыхание, ощущая липкую прохладу на лице от того, что едва не попало в него. Шок от прохода сквозь стену смешивался с шоком от комнаты и встречи. Он оглядел близнецов, их абсолютно идентичные, выражающие полнейшее изумление лица. В его собственной душе, где еще кипела обида и горечь, неожиданно пробился крошечный росток чего-то другого. Изумления. И даже... намека на азарт.

— Я... — Гарри сглотнул, пытаясь прийти в себя. — Я, кажется, ищу... пустоту для хранения ночных горшков? — сказал он, и в его голосе, к собственному удивлению, прозвучала едва уловимая, но самая настоящая искорка сарказма. После всего пережитого вечера, после Снейпа, Малфоя, Дамблдора и прохода сквозь стену — это был единственный возможный ответ.

Рыжие переглянулись. Идентичные ухмылки, медленные и все более широкие, расползлись по их лицам. Азарт сменился чистейшим, неподдельным восторгом первооткрывателей.

— Ох ты ж... — прошептал один (Джордж? Фред?).

— Он нашел выручай — комнату! — закончил мысль второй, его глаза сверкали, как два гипнотизирующих изумруда. — С первого раза! Без карты! Кто ты, таинственный незнакомец с сумкой и пытливым взором? И... — он указал на розовое пятно на стене, которое начало медленно сползать вниз, — ...извини за болтун-снаряд. Он не для тебя предназначался. Обычно он попадает в цель.

— Я... Гарри, — неуверенно произнёс он. Сумка с печеньем казалась нелепым якорем в этом водовороте.

— Гарри... — прошептал один, медленно опуская рогатку.

— ...Поттер? — закончил второй, и в его голосе прозвучало нечто среднее между вопросом и утверждением.

Гарри нахмурился.

— Да. Но как вы...?

Его вопрос утонул в шквале восторга.

— ВОТ ЭТО ДА-А-А! — завопил первый (Фред?), вскидывая руки. — Гарри Поттер! Живой! На ногах! В нашей комнате!

— Легенда! — подхватил второй (Джордж?), кружась. — Фред и Джордж Уизли к вашим услугам! Равно как и Джордж и Фред! — Он толкнул локтем первого.

Гарри почувствовал жар на щеках.

— Эм... спасибо? — пробормотал он сбито. — Но я не легенда. Я просто... — Он запнулся.

— Просто появился в Хогвартсе из ниоткуда, как призрак? — подхватил Фред (Гарри решил принять это имя), глаза его блестели любопытством. — Серьезно, откуда ты? Весь замок судачит из-за Пивза про какого-то спрятанного ученика Снейпа! Это ты?

Гарри почувствовал, как подступает горечь. Он перекинул сумку.

— Да, это я, — подтвердил он тихо. — Я учусь здесь. У профессора Снейпа. По контракту. — Он сделал паузу, глядя на них. — И... пожалуйста, никому не рассказывайте, что видели меня. Особенно... где я был.

Реакция близнецов была мгновенной и синхронной. Их веселые лица вытянулись. Они переглянулись, и в их глазах мелькнуло искреннее, жгучее сочувствие.

— Ох... — протянул Фред, свистнув. — Контракт? С Крылатым Упырем? Бедолага...

— С Самим Грозой Подземелий? — покачал головой Джордж с видом эксперта по несчастьям. — Парень, да ты... настоящий страдалец. Или очень, очень невезучий.

Гарри нахмурился, искренне удивленный.

— Почему? Он строгий, да. Но... почему такая реакция?

Фред фыркнул.

— Строгий? Он не строгий. Он — ходячая катастрофа! Его зовут «Летучая Мышь», потому что живет в темноте, всех пугает, «Гроза Подземелий», «Злобный Змееныш», потому что слизеринец до мозга костей!...

— ...«Мастер Вычетания Баллов»! — подхватил Джордж с пафосом. — Особенно у Гриффиндора! Чихнешь — минус пять! Улыбнешься — минус десять за «неуместный оптимизм»! Он ненавидит наш факультет лютой ненавистью!

Гарри уставился.

— Факультет? Гриффиндор? Что это вообще?

На лицах близнецов отразилось чистейшее изумление.

— Ты... шутишь? — спросил Фред, прищурившись. — Ты живешь в Хогвартсе и не знаешь про факультеты? Что Снейп тебе рассказывает? Только про яды и мрачные пророчества?

— Факультеты, парень! — вскинул руки Джордж, будто обращаясь к толпе.

— Гриффиндор! — хором выпалили они, ударив себя в грудь. — Храбрецы! Отчаянные! Наш дом!

— Когтевран! — продолжил Фред. — Умники! Зубрилы!

— Пуффендуй! — добавил Джордж. — Скучные трудяги! Но верные!

— Слизерин! — их лица синхронно скривились в гримасе отвращения. — Наглые, пафосные, любимцы Снейпа! Их логово — в тех самых подземельях рядом с тобой!

Гарри слушал, широко раскрыв глаза. Весь этот мир — факультеты, соперничество — был для него новым, ярким, шумным. И так непохожим на его одинокое существование в тени Снейпа. Он понял источник их сочувствия: быть учеником Снейпа, да еще и вне этой системы, звучало как приговор.

— Снейп... он и правда так... ужасен? — осторожно спросил Гарри. Для него Снейп был сложной, мрачной константой.

— Ужасен? — Фред покачал головой. — Он не ужасен. Он — стихийное бедствие.

— Слушай, Гарри-Невидимка, — Фред внезапно стал серьезнее (насколько мог). — Тайну твою сохраним. Наши уста — могила. Почти. — Он оглядел Комнату. — Но теперь ты знаешь нашу тайну. Значит, мы — квиты. И, возможно... — его глаза хитро блеснули, — ...союзники? В борьбе против общего врага? Против мрачного властелина подземелий?

Джордж энергично закивал, протягивая Гарри коробку с искрящимися леденцами.

— Вступай в ряды Сопротивления! Нам нужны люди с доступом во вражеский стан!

Гарри смотрел на их оживленные лица, на искрящиеся леденцы. Комната казалась теплой, живой. После вечера предательства и гнева это было слишком ярко, слишком громко. Но в его душе что-то дрогнуло. Тень улыбки тронула его губы. Союзники? Против Снейпа? Дерзко. Опасно. Заманчиво. Он оглядел уютный хаос.

— Это место… — он произнес тихо, почти с благоговением. — Что это? Как оно здесь оказалось? И как вы его нашли?

Фред и Джордж переглянулись с горделивыми ухмылками.

— Это, дорогой незваный гость, — начал Фред с пафосом гида, — Выручай комната! Самое секретное, самое полезное и самое незаменимое место во всем Хогвартсе!

— Она появляется для тех, кто очень-очень нуждается в укромном месте, — добавил Джордж, таинственно понизив голос. — Нужно просто трижды пройти мимо этого участка стены, очень сосредоточенно думая о том, что тебе нужно. Бум! — и вот она, твоя личная штаб-квартира, кладовая, убежище... или что угодно еще!

— Мы искали место для… э-э… хранения некоторых своих экспериментов, — подмигнул Фред. — И нашли! Наше сокровище!

Гарри впитывал каждое слово. Укромное место… Появляется по требованию… Его взгляд затуманился на мгновение. Мысль о возвращении в холодные, пропитанные запахом зелий и цинизмом Снейпа подземелья вызывала физическое отвращение. Он посмотрел на близнецов, на их открытые, оживленные лица.

— А… — он немного замялся, но решимость пересилила смущение. — А можно ли здесь… сделать комнату? Чтобы… переночевать? Просто… на сегодня.

Мгновенное понимание мелькнуло в глазах Фреда и Джорджа. Они синхронно кивнули, без лишних вопросов или подколов. Их обычное балагурство на миг уступило место серьезности.

— Без проблем! — уверенно заявил Джордж. — Она же выручай комната! Попроси — получишь!

— Только представь себе очень четко, что ты хочешь, — добавил Фред. — Кровать? Шкаф? Окно с видом на что-нибудь приятное? Горячий шоколад на тумбочке? Думай об этом, пока идешь туда-сюда.

— Мы подождем снаружи, — предложил Джордж. Они втроём двинулись к двери, через которую вошли. — Дадим тебе сосредоточиться. И… — он понизил голос до конспиративного шепота, — …проверим коридор на предмет Филчей или плаксивых Пивзов. Охрана периметра, так сказать!

Гарри кивнул, и странное чувство тепла разлилось у него внутри. Эта их "охрана периметра", этот шепот, эта таинственность — ему нравилось это ощущение секретности, соучастия в чем-то большем, чем его собственная боль.

Они вышли. Гарри глубоко вздохнул, закрыл глаза на мгновение, пытаясь прогнать остатки гнева и унижения. Мне нужно место. Чтобы спать. Чтобы отдохнуть. Чтобы почувствовать себя… в безопасности. Хотя бы на одну ночь. Он вспомнил комнатку у Дурслей — не идеальную, но свою. Уютную. Без ледяных взглядов и ядовитых уроков.

Он подошел к стене, напротив которой находился гобелен с троллями. Сосредоточился. Мысленно нарисовал простую, но чистую комнату: кровать с мягким одеялом, тумбочку, может, маленькое окошко... Главное — чтобы там пахло не зельями, а… домашним печеньем? Теплом? Спокойствием.

Гарри сделал первый шаг вдоль пустого участка стены, напряженно думая: "Мне нужна спальня. Тихое место. Теплое. С кроватью..." Второй шаг:"Комната для сна. Без подземелий. Без Снейпа. Без Люциуса. Просто… тишина..."Третий шаг: "Убежище. Хотя бы на ночь. Пожалуйста..."

На третий раз, когда он развернулся, чтобы пройти снова, в стене появилась дверь. Гарри замер, сердце колотилось. Он осторожно толкнул её. Дверь бесшумно открылась.

За ней была небольшая, уютная комнатка. Луна светила в маленькое круглое окошко, заливая серебром простую, но мягко выглядящую кровать с лоскутным одеялом. Рядом стояла тумбочка, на которой… дымилась кружка чего-то темного и ароматного (какао?). В воздухе витал слабый, успокаивающий запах лаванды и… свежей выпечки? На полу лежал небольшой, уютный коврик. Это было просто. Совершенно не похоже на роскошь Малфоев или аскетизм Снейпа. Но это было именно то, о чем он просил. Его убежище.

— Ух ты… — прошептал Гарри, переступив порог. Дверь мягко закрылась за ним.

Через мгновение в основной комнате послышался легкий шорох — Фред и Джордж просунули головы озираясь.

— Гарри? — осторожно позвал Фред. — Получилось?

Дверь в новую комнату приоткрылась шире. Гарри оглянулся, его лицо, усталое, но с тенью удивленного облегчения, было ответом.

— Заходите, — он отступил, пропуская их.

Близнецы втиснулись в маленькую спальню, оглядываясь с искренним восхищением.

— Вот это да! — выдохнул Джордж, ткнув пальцем в лоскутное одеяло. — Уютненько! И какао! Комната знает толк!

— Настоящий гений по части требований! — одобрительно хлопнул Гарри по плечу Фред. — С первого раза такую малявку-комнату выбить! Респект!

Гарри неловко улыбнулся, ощущая странную гордость. Он сделал это. Создал себе убежище. Пусть и временное.

— Спасибо, — сказал он просто, глядя на рыжих бесенят, которые уже проверяли упругость матраса. — За… за все.

— Не за что, союзник! — Фред подмигнул. — Теперь спи. Выглядишь, будто дракон тебя по коридору гонял. А мы… — он кивнул на дверь, — …продолжим наши невинные изыскания. Наведаемся утром, если не сожрет летучая мышь.

Близнецы скользнули обратно в основное помещение, оставив дверь в спальню приоткрытой. Гарри остался один. Он сел на край кровати, снял очки, потрогал теплое одеяло. Запах какао и лаванды обволакивал его. За окном светила луна. Где-то за стеной слышался сдержанный смех и шепот Фреда и Джорджа.

Впервые за этот бесконечный, ужасный день Гарри почувствовал, как тяжесть начинает понемногу отпускать. Он не был один. У него появилось тайное убежище. И, возможно, пусть и безумные, но… друзья. Он отпил глоток какао — сладкого и горячего. И позволил себе просто сидеть и слушать тихие звуки жизни за дверью, пока усталость не начала медленно смыкать ему веки.