Час первый: Тол-Сирион. Битва песен (джен)

От владеющего им тяжёлого сна, более похожего на дурман, Финрода разбудили шаркающие шаги Берена, ровный в промежутках прерывающийся лязг и звон цепи, задевающей за прутья при движении. Второе уже утро начинались именно так: держась руками за решётку, Берен заставлял себя совершать шаги наощупь от стены до стены, разгоняя кровь в отбитых стопах. Эдрахил всякий раз морщился, пытался убеждать Берена, что это не лечение, но переубедить Беоринга не выходило.

— Так я привык лечиться ещё в давние дни скитаний в Дортонионе, — повторял он с неизменным упрямством. — Приказывал телу, чтобы оно жило и заживало. Раны на мне будто на звере зарастают!

Финрод прикрыл веки, готовый снова соскользнуть в полные неясных и тревожных сновидений излучины сна. Пусть такой сон нёс мало покоя, он всё-таки дарил необходимый телу отдых. Однако снова уснуть не получалось. Раздался новый лязг цепи, звон найденного вслепую железного кувшина, недолгая пауза, а затем презрительное фырканье и звуки плевков:

— Гадкая дрянь! Что они туда налили? Это же не вода!

— Прекрати! — осадил его твёрдый голос Эдрахила. Раздался шорох, звук глотка и тихий шёпот: — Ном спит, дай ему выспаться. Это не отрава. Её можно пить. В этой воде просто больше природных минералов. Видимо, сменили колодец. Нужно было думать об этом прежде, чем ты накинул цепь на шею здешней служанке, которая носит нам воду и еду.

Краем сознания Финрод уловил слабый оттенок лжи, мелькнувший в речи Эдрахила, но не стал заострять на нём внимание. Горьковатый привкус в воде он ощутил ещё вчера. С того памятного дня воду и еду им приносил только старик адан, один, без сопровождающих его женщин. К решёткам он подходил теперь только в сопровождении вооружённого орка. Из-за этого время на обход всех пленников темницы значительно растянулось, что, очевидно, было не по вкусу страже. Хлеба тоже больше не давали, да и вода заметно потеряла во вкусе и свежести. Но её пили все, и все остались живы. Это подтвердил и Урувойтэ, отозвавшись из своего угла подземелья:

— Всё правильно, она такая уже несколько дней.

— Значит, это только я такой — не заметил, — хмуро ответил Берен, наконец усаживаясь на солому в своём углу. Что вполне могло быть правдой: первое время он бездвижно лежал пластом и отсыпался, сном залечивая раны тела. При редких пробуждениях Эдрахил поил его старой водой, заранее налитой в миску, кормил кусочками каши и зачерствевшего хлеба. Подумав об этом, Финдарато с признательностью вспомнил и то, с какой заботой и вниманием Эдрахил ухаживал в эти тяжёлые дни и за ним самим.

Он снова прикрыл глаза и, лёжа в темноте, приказал телу расслабиться и отдыхать дальше, набираться сил.

Чужая мысль осторожно прикоснулась к его сознанию; помедлив, он осмелился проследовать за ней.

«Мне жаль, Финдарато», — донёсся сквозь осанвэ хорошо знакомый мысленный голос. От неожиданности Финрод на мгновение смешался.

«О чём ты сожалеешь?» — задал он вопрос в пустоту, уже будучи почти уверенным, какой получит на него ответ.

«Оставшееся время вышло. Не всё выйдет так, как хотелось. Но твой человек будет жить. Ещё одно могу пообещать: ты не почувствуешь боли».

Мгновением позже настигло позднее ощущение, словно от затылка по всему телу разом пролился жидкий леденящий холод, а в горле споткнулся остановившийся воздух. Финрод распахнул глаза, резко вздохнул, но увидел перед собой только темноту.

«Значит вот так всё и будет?»

«Я могу лишь пожелать тебе лёгкой дороги. Тропою по самому краю бездны пройдёшь ты. Смертельной тропою, и на этом пути я уже не смогу тебя сопровождать…»

«Ведь именно это ты предрекал мне перед Хэлкараксэ?»

«Лёгкой дороги, Финдарато».

Короткая связь в осанвэ бесследно исчезла, растворившись в пустоте. Он мог бы потянуться за хорошо памятной нитью, но уже не видел причин так поступать. Финрод собрал все силы и сел прямо в перепутавшемся комке из рваных одеял. За пологом темноты Берен не услышал его тихого движения, но Эдрахил сразу заметил:

— Зачем ты поднялся?..

— Всё в порядке, — уверенно спрятав в голосе непрошенную дрожь, отозвался Финрод. — Я ещё успею отдохнуть.

— Ном! — воскликнул Берен. — Прости, что разбудил тебя. Я не хотел… так оплошать. Как и не хотел стать для тебя причиной всех этих неприятностей. Я говорю не только о последней своей промашке. Но и о другом.

— Пора учиться быть умнее. Однажды я уже не смогу тебя сопровождать, — лишь закончив говорить фразу, Финрод осознал, что в точности повторил слова Майрона.

— Конечно. Научусь, — с заметным облегчением в голосе отозвался Берен. — Если бы я мог поступить иначе…

— То, вероятно, не напомнил бы о клятве? — не удержался от колкости Эдрахил.

— Я уже признал, что сожалею. Но у меня не было иного способа выполнить своё обещание.

— И ты считаешь, этого достаточно?

— Поздно об этом говорить, — вставил Финрод, прекращая уже ставшие ненужными споры. — В темноте Сумрачных Чертогов все воспоминания и долги сотрутся, словно тени в ясный полдень.

Грозящий обернуться ссорой разговор сменила тягостная тишина.

— С чего бы ты заговорил об этом именно сейчас, Ном? — довольно неуверенно вопросил Берен.

Но Финрод не ответил. Его разбуженная память сама устремилась назад, в прожитые дни юности. Он видел Благой Аман, купающийся в серебряном и в золотом свете, он видел его во мраке непроницаемой Тьмы и под покровом многолетней ночи, озаряемой лишь светом бессмертных звёзд Варды. Но он не видел его в свете новых светил. Он вспоминал, что цвет листвы и трав Валинора милостью Владычицы Йаванны был светло-зелёным или серебристо-зелёным лишь на тех землях, куда достигал благословенный свет Древ. В тёмных землях и на морских побережьях за границами хребта Пелори произрастали другие травы — розовые, сиреневые, багровые и алые. Такие росли и в Альквалондэ, и на Тол-Эрессеа. Ужели теперь всё переменилось, и по возвращении на родные берега его везде встретит такая же, как в Эндорэ, зелёная листва? Мягкая бериллового оттенка трава на полях, нежащаяся под новым светом золотого плода Лаурелин? Незнакомые виды хорошо знакомых мест. Но прежде, чем он узнает эту истину, его ждёт скорый спуск в Бездну и долгое прозябание среди теней, пусть и, возможно, встреча с теми близкими и родными, кто ушёл во мрак пред ним. И лишь спустя столетия или даже Эпохи он снова ступит на земли Валинора, но, скорее всего, уже не найдёт памятных с детства троп, и не узнает большинство новых лиц и имён. Что теперь думают и говорят аманэльдар о заплутавшем в Сирых Землях старшем сыне нолдорана? Да и вспоминают ли его добрым словом? Возможно, Амариэ, мать и отец. Более всего он мечтал увидеть их вновь, но именно сейчас отчего-то не чувствовал себя к этому готовым. Впрочем, за долгие годы в Чертогах у него будет довольно времени, чтобы свыкнуться с этой мыслью.

— Однажды это случится, — произнёс он, одновременно отвечая на повторённый вопрос Берена, и тот наконец замолк. Что странно, промолчал и Эдрахил, как будто о чём-то и сам догадался.

Упершись ладонями в каменный пол, Финрод постарался сесть поудобнее. Теперь осталось только ждать. Ждать и надеяться, что в этом ожидании Майрон не явит особенную жестокость.

Где-то в отдалении загрохотала железная дверь. Затем по коридорам отдались тяжёлые шаги большого хорошо вооружённого отряда орков, заплясал в темноте слабый свет далёкого факела. Не поднимаясь с пола, Финрод ждал. А вот Эдрахил по привычке поднялся на ноги, вскочил и Берен, явно хорохорясь — стоять ему было по-прежнему неприятно. Первым вошёл знакомый уже тюремный начальник, по привычке быстро обежал взглядом пленников, но, повернувшись спиной, указал на темницу, где находились Арассэ, Урувойтэ и Кемнаро.

— Этих троих наверх, — распорядился он, указывая плёткой. — Поживее. Давайте, выходите, — скомандовал он, обращаясь к пленникам.

— Скоро увидимся, — стараясь говорить ободряюще, кивнул Эдрахил собратьям. Финрод промолчал. Что ж, пусть так. Одно своё обещание Майрон уже не сдержал — это оказалось неожиданно больно.

Рядом с прутьями дальней камеры мелькнула тень. Зазвенела цепь, различимый в полутьме худой силуэт осмелился приблизиться вплотную к решётке.

— А ведь их не заковали, — со странным выражением заметил из сумрака хрипловатый голос.

«Государь! — донёсся встревоженный мысленный призыв Айменела. — Наверх увели уже шестерых. Теперь выводят нас».

«Не бойтесь. Мы скоро увидимся», — послал некое подобие утешения Финрод, услышал короткий дружественный ответ в знак поддержки, и потом… всё стихло.

Спустя не столь и длительное время по коридору вновь застучали звучные шаги многочисленного отряда стражи. Одноглазый орк остановился напротив двери.

— Давай, белоглазый, вставай. Очередь твоя и рыжего, — он мотнул головой. Голос вопреки обыкновению звучал без прежнего веселья, твёрдо и сурово. — Теперь всё действительно может закончиться просто и быстро.

— Эй, одноглазая паскуда, это ты о чём? — болезненно морщась, Берен сделал угрожающий шаг вперёд.

— Стой! — Финрод поднялся на ноги, но покачнулся. Его удержала уверенная рука Эдрахила. — Стой, Ребен! Стой и послушай меня теперь. Ты останешься. Для тебя я предвижу впереди долгий и значимый путь. А мой теперь ведёт меня в далёкие края. Если я сойду в Бездну, пройдут столетия и даже Эпохи, прежде чем мои глаза вновь увидят солнечный свет в землях за Морем. Вновь встретиться нам вряд ли суждено. С этого дня ты продолжишь путь сам. А я скажу тебе сейчас так: сохрани в сердце надежду. Удачи тебе и прощай.

— Нет! — вдруг осознав ударившую исподтишка действительность, выкрикнул Берен. — Если уж надо умирать, то пусть это буду я! Это мой поход, моя цель и обещание!

— Нет, не ты. У тебя своя судьба. И она ещё не завершена.

— Давайте же, — главный тюремщик взмахнул рукоятью плети, дверь камеры распахнулась, и пара дюжих орков вытащили не противящихся Финрода и Эдрахила наружу. Один Берен заорал дурным голосом и бросился на орков, но из-за травмированных стоп недостаточно резво. Сильный удар кулаком под дых заставил его рухнуть в угол. Решётчатая дверь визгливо захлопнулась, сливаясь со стоном совершенного отчаяния.

— Давайте, — нетерпимо повторил тюремщик, помахивая плетью. Время на заковывание в ножные кандалы на сей раз действительно не стали тратить. Но, видимо, о Финроде снова был дан особенный указ, не подлежащий оспариванию, поскольку Эдрахилу позволили поддерживать его под руку на всём долгом пути наверх. Подстёгнутая внутренним смятением мысль жадно впитывала последние детали доступного взору мира. Мечущийся взгляд Финдарато вдруг зацепился за что-то, показавшееся странным. Впервые на его памяти просторные волчьи клетки, где обычно злобно взывали мечущиеся звери, оказались полностью пустыми. Пустым показался и внутренний двор, в который они поднялись, но только лишь на первый взгляд. Ярко бьющий с ясных голубых небес солнечный свет сперва ослепил привыкшие ко мраку глаза, и Финрод не сразу различил ряды орков, нашедших себе укрытие в тени вдоль крепостных стен. Здесь находились и люди, одетые как в простые одежды слуг, так и в наряды побогаче. Возможно, и не только люди. Разобрать это было уже не так-то просто. И, разумеется, здесь был по меньшей мере один майа. По обыкновению облачённый в чёрные одежды, Гортхаур Жестокий стоял на белом снегу в сиянии солнечного света. Отражением этого света играло в его руках отполированное до зеркального блеска лезвие короткого меча. Именно его Саурон отирал сейчас белоснежным платком. Но на мече взгляд Финрода не задержался. Он нарочно опустил взор вниз, и лучше бы этого не делал. Отчётливые кровавые следы обозначили дорожку, по которой он неудержимо продолжил путь глазами. К дальней стене у ворот, где на окровавленном снегу уже лежали девять бездыханных тел.

«До скорой встречи, друзья мои!» — произнёс он мысленно, надеясь, что они, ушедшие ещё недалеко, смогут услышать его последнее прощание.

Голос Саурона звучал совершенно ровно, без какого-то даже отдалённого намёка на чувства:

— За преступления против Северной Короны, против правления Великого Владыки Мелькора, я, наделённый высшей властью в этих стенах, самолично выношу смертный приговор эльфийским шпионам, что обманом пытались проникнуть в наши пределы! Смерть им!

Его взгляд скользнул по удерживаемому орками Финдарато, словно по пустому месту. Вверх твёрдо поднялась рука, возносящая зеркальный меч, готовый для удара.

«Мне тоже жаль, Майрон. Намариэ⁽¹⁾…» — Финрод уже не мог знать, было ли его последнее послание услышанным. А далее не Тьма пала на короля Нарготронда. Когда меч опустился и белой молнией сверкнул у горла, его просто не стало. И боли в том небытие действительно не было…

* * *

Резко втянув ноздрями пряный от железистого запаха воздух, Майрон отёр с лезвия последнюю кровь и быстрым движением загнал меч в поясные ножны. Всё основное было кончено. Колеблющиеся волны тревоги, страха, осуждения, ужаса, омерзения, жадной алчности и ликования поочерёдно накатывали на сознание со всех сторон, как будто сами были рады похоронить его под собой. Он чуть повернул голову, одно за другим находя глазами все ожидаемые лица. Ну что ж, вскоре у Моргота будет целый пир из весёлых новостей.

— Ты, — он жестом подозвал ближайшего слугу адана. — Всю эту грязь немедленно убрать. Со двора. Подальше. Куда я приказал.

Свет Анара горел в этот миг ярче, чем в самый первый раз, когда только предстал привыкшим к темноте глазам после долгой Омрачённой ночи. В этих ослепляющих лучах невыносимо переливался и искрился белый снег. Там, где он ещё остался белым… Шатающейся походкой Майрон дошёл до распростёртых на снегу одиннадцати тел. Алая кровь на белом, бледные лица, невидящие глаза, смотрящие в безоблачное небо… Слуги уже суетились вокруг, неловко подхватывая тела пленников за ноги и плечи, путаясь в цепях. Майрон небрежно шевельнул пальцами, приказывая железным кандалам кусками ссыпаться с безжизненных запястий. Не желая лишний раз добавлять причин для гнева господина даже случайным промедлением, первые носильщики уже подхватили чьё-то тело и довольно бодро бежали через ворота к мосту.

— Владыка… — донёсся просительный орочий шёпот, многоголосо прокатившийся по исходящим алчностью рядам, что в солнечном свете этого дня жались ближе к стенам крепости, оставались в полутени. Но в более ясную просьбу своё желание они обратить не осмелились. Майрон поморщился.

— Обойдётесь.

Из глубины леса донёсся не менее многоголосый и куда более жадный далёкий волчий вой. Подхлёстнутые им, словно плетью, слуги зашевелились ещё шустрее. И десяти минут не прошло, как последнее тело было перенесено по мосту и сброшено на речной берег у опушки. Внезапно заметив блеск в снегу под ногами, Майрон вдруг наклонился и поднял полированную цепь с надломанными оковами кандалов.

Стоя в воротах Минас Тирита, он издали наблюдал за мохнатым потоком выливающейся из леса волчьей стаи. А далее шум, завывание, клацанье зубов, скулёж и рычание быстро утишили жадность даже самых безбашенных из воинов Моргота. Выходить наружу, чтобы поспорить за добычу с целой разъярённой волчьей стаей, как и ожидалось, не захотелось никому. Достаточно налюбовавшись на открывшуюся его взору картину, Майрон обернулся и успел оценить неподдельное отвращение, написанное на нескольких особо интересных ему лицах.

«Да! Бойтесь! Придите уже в исступлённый ужас. Неужели за всё это время вы ещё не поняли, кто я и на что я способен?»

Он жестом подозвал к себе ближайшего десятника.

— Убрать здесь и внизу. Когда мои волки наедятся и вернутся, тотчас доложите. Думаю, по весне можно будет ждать прибавления в стае… Сытые варги приносят здоровое потомство, — проговорил он, довольно улыбаясь.

Так и не расставшись с цепью, держа её в своей руке, он одиноко шёл по пустынным коридорам крепости. Возможно, однажды до эльфийских менестрелей дойдёт какая-то часть правды о том безумии, которое он совершил сегодня. Положа руку на сердце, он никогда не хотел бы услышать песню, которая из этого родится.

* * *

Нирбог резко осадил коня перед подъездным мостом, перекинутым через поток Сириона. Ещё минуту назад он рисовал в собственных мыслях, как въедет во двор во главе отряда воинов, как потребует срочной встречи с Гортхауром и со злорадством едва ли не швырнёт тому в лицо приказ Севера, но его остановил знакомый запах, внушающий смутную тревогу, — здесь, на берегу, отчётливо пахло свежей эльфийской кровью. Десятки затоптанных волчьих следов испещрили берег кровавыми отпечатками. Что здесь происходило ещё днём, Нирбог даже не взялся бы представлять. В сопровождении вооружённых слуг он всё-таки проехал по берегу до опушки поднимающегося выше по склону леса. Кровавые следы уходили как раз туда, между деревьями, в укрытую вечерними сумерками чащу; кое-где на снегу виднелись странные борозды, словно бы здесь что-то тащили волоком. На одной из низких веток Нирбог заметил реющий по ветру клок длинных тёмных волос. А ещё дальше в снегу багровели какие-то кровавые ошмётки.

И что здесь случилось? Битва с эльфийским отрядом? Не прячутся ли вблизи и другие враги? Глубоко втянув ноздрями воздух, Нирбог жестом подозвал к себе одного из сопровождавших его слуг и указал на след:

— Пройдите-ка по нему, посмотрите далеко ли тянется и что там. Жду тебя с ответом через час.

Ворота крепости были распахнуты, вокруг них и по берегу острова было заметно обычное копошение орков-стражей. Не сходя с седла, Нирбог пригляделся повнимательнее, но издали ничего тревожного не заметил. Он пустил коня резвой рысью, преодолел изгвазданный в кровавом снегу мост и въехал во внутренний двор крепости, пусть и не в столь приподнятом настроении, как ему представлялось изначально. Здесь, среди сомкнувшихся кольцом мрачных стен смрад в воздухе ощущался куда более насыщенным и невыносимым. Пахло не только кровью, но и страхом, болью, и отчаянием. Соскочив с коня, майа бросил поводья подбежавшему конюху и почти сразу же выцепил взглядом пару низкорослых орков, которые как раз возились у стены с ворохом грязной соломы.

— Ну хотя бы один только кусочек завалился! Палец или пусть даже ухо… — свистящим шёпотом причитал один из бездельников. Второй с понимающим видом кивал кособокой головой и тыкал пальцем в солому.

— Эй, вы двое! Что здесь такое было? — рявкнул Нирбог. — На нас напали? Или варги перехватили вблизи крепости эльфийских шпионов?

— Нет, э-э, господин, — проговорил один из орков, тот, что помельче. Глазки его подозрительно забегали. — Ты не подумай ничего, мы только солому… просматриваем. Вдруг что случайно завалилось.

— А мне до этого есть дело? — вспылил Нирбог. — Почему двор в эльфийской крови? Если это было не сражение?

— Ну… так дело было… Владыка ещё с вечера заскучал. А утром приказал вывести пленных белоглазых. Сначала покромсал их всех мечом. Потом одумался, озлился и приказал трупы отдать волкам. Ну и почему всё вкусное досталось этим шкурам? — в последней фразе орка отчётливо слышалась обида. Впрочем, Нирбог к нему уже не прислушивался. Его ощутимо шатнуло.

— Всех? Пленных? Скормил волкам? — от неудержимой ярости в его голосе незадачливых болванов едва не снесло с ног.

— Безволосых не тронул, — скуля от страха, поспешно вставил второй и добавил ненужное майа пояснение: — Известно, что волки если в зиму хорошо бока наедят, по весне здоровых щенов принесут.

Его приятель так и крякнул с досады:

— Так то все самцы были! Самцы сала на пузо себе наедят и что? От сала щенов ждать будешь? А иных тут и не держат!

— Самцы и бабам своим пищи утащат в норы. Типа подношение, чтобы задобрить. Вот как раз в леса и утащили.

Этот обмен мнениями Нирбогу был совершенно не интересен. Стоя сапогами в кровавом снегу, он с закипающей злостью смотрел вниз себе под ноги и думал о том, что по крайней мере одно ему теперь стало ясно: Гортхаур совершенно спятил! Приказ из Ангбанда запоздал всего на какой-то вшивый день! Если бы Нирбог не знал наверняка, что об их с Владыкой переписке больше никому не известно, он был бы и сам готов поверить, будто Гортхаур нарочно это сделал, лишь бы только досадить и побольнее уколоть его, а, кроме того, вынудить лишний раз униженно объясняться перед троном Короля Севера. Не ему же предстоит терпеть будущее недовольство Владыки Мелькора и его переменчивые настроения! А, впрочем, может быть и ему... Если всё по хитрому обставить и попросить об ещё одной маленькой услуге Каргахта... Тому-то хорошо, тот теперь приближен к трону и обласкан! Теперь Нирбог мстительно продумывал будущие изложения для нового письма про то, что Гортхаур в эти последние дни был сам на себя не похож: немерено пил, изводил всех дурацкими придирками, отдавал дурацкие приказы и явно не знал, чем себя занять от безделия. Давно уже стоило известить Тхурингветиль. Но эта шалава тоже оказалась хороша: увлёкшись погоней за приключениями и сокровищами, совсем позабыла о своих прямых обязанностях. Нирбог внезапно вспомнил, что Тхурингветиль как раз собиралась проехать через Ущелье завтра или послезавтра днём. Бесстыжая дрянь! Рвётся на встречу с Бурхмутом, на поиски эльфийского города, за славой, за богатством! Вот уж нет! Пусть вместо этого возится здесь с поехавшим рассудком Гортхауром!

Он коротко раздал приказы спешившемуся отряду и поспешил в свои покои, клича слуг, чтобы доложили о его прибытии заместителю. Тот не заставил себя ждать и, явившись на зов, лишь подтвердил уже слышанное, так как сам был свидетелем утренней резни.

— Просто самолично вскрыл им глотки, а потом велел вытащить тела на берег, чтобы двор, дескать, больше не запачкали. А после и вовсе… — заместитель брезгливо поморщился и закончил доклад собственным замечанием о том, с каким кровожадным выражением на лице ухмыляющийся Гортхаур наблюдал издали за тем, как остервенело сражается за свежую добычу высыпавшая из леса голодная волчья стая. От трупов не осталось и кусочка — сильнейшие волки просто утащили отвоёванные тела в лес и там принялись за пир. Злобный вой и голодное рычание проигравших тварей доносились от опушки леса ещё очень долго, поэтому порядком струхнувшие орки до сих пор опасаются лишний раз пересекать мост.

Осознав эти слова и угрожавшую ему самому опасность, Нирбог сначала оторопел, затем похолодел, а потом взъярился:

— А почему вы его не вразумили?!

Помощник, куда более слабый майа, чем Нирбог, воззрился на него с выражением неподдельного изумления:

— Кого? Гортхаура? Когда ему что в голову взбредёт? Так даже не было приказа! А в отсутствие приказа его слово здесь — единственный закон. Да и кто бы знал, что эти отбросы так тебе важны?

В своих покоях Нирбог всё-таки дождался возвращения отосланного на разведку слуги, хотя почти не сомневался, какие сведения услышит от него. Немало перетрухнувший слуга всё же отчитался по существу:

— Кровавый след тянется далеко в лес. Точнее… несколько следов. Дальше мы не пошли, рядом много свежих отпечатков волчьих лап. В лесу слышали вой. Да и видели достаточно, — слуга аж передёрнулся от воспоминаний и шумно сглотнул: — Месиво. Ошмётки плоти. Разгрызенные кости… много. Волосы, — просевший голос его совсем дрогнул. — Прикажешь идти по тому следу дальше, господин?

— Лучше ямы выгребные отправляйтесь чистить, — рыкнул Нирбог. — Будет больше пользы. И узнайте, где найти этого… Гортхаура.

*

Гортхаур предсказуемо обнаружился в своём любимом месте: в кузнице. Натачивал мечи или ковал новые железяки, чтобы ещё кому-нибудь перерезать глотку. Стоя перед дверями, Нирбог несколько раз нервно потер лоб. В Ангбанде до сих пор ходили пугающие истории о временно утратившем рассудок Жестоком. В таком состоянии он становился поистине страшен. Не каждый балрог осмелился бы заступить ему дорогу. Так ничего и не надумав окончательно, Нирбог набрался решимости приотворить дверь кузнецы. В лицо дунуло жаром, но не нестерпимым. Звука бьющего по железу молота тоже не было слышно. Гортхаур не ковал. Он стоял у тигля, где плавили металл, и как-то отрешённо смотрел в огонь. Пусть так. Особенного жестокого безумия Нирбог в нём не ощутил и рискнул-таки войти внутрь.

— И что ты здесь забыл? — прозвучало тотчас, стоило ему переступить порог. Чтобы понять, кто перед ним, Гортхауру не было нужды даже оборачиваться.

— Личный приказ Владыки, доставили на северный дозор, срочно из Ангбанда, — пусть это и не звучало так торжествующе, как он воображал изначально, но Нирбогу всё равно хотелось увидеть его лицо, когда Гортхаур услышит эти слова. Но всё это было не то, чего он ожидал. Совсем не то. На неподвижном лице Гортхаура проступил след интереса.

— Ты что, подменяешь Тхури? — а вот голос сочился откровенной насмешкой: — Ну! Читай же.

Давя в себе поднявшуюся волну злости, Нирбог неаккуратно взломал печать и прочёл письмо вслух, потом передал в руки Гортхауру, дабы тот сам убедился в подлинности печати и подписи Владыки. Тот пробежал глазами строки и небрежно закусил губу.

— Мда. Неприятность.

— С чего тебе вдруг вздумалось их казнить? — вышел из себя Нирбог. — Они тихо гнили у тебя в темнице долгие недели! Почему именно сейчас?

Гортхаур свернул приказ в трубку и с безразличным видом передал обратно.

— Вот и отпишись. Я допросил их. Ничего нового о тайных городах они мне не рассказали. Угрозы они не представляли, но в шахты Севера я бы их не пустил из осторожности. Зато волки мои поели, — закончил он, довольно ухмыльнувшись, и от этой улыбки Нирбога передёрнуло.

— А тот… Талантливый певец?

Гортхаур хмыкнул.

— В отношении того певца я допустил промашку, он оказался не таким, как я поначалу думал. На вторую такую заклинательную песню его бы не хватило. Я отправил его к волку, только и всего. Мне больше интересно, чего это ты так разволновался?

— Да ты сам от скуки ищешь себе врагов, — прошипел Нирбог. — Оглянись вокруг! Захочешь — все эльфийские королевства будут к твоим услугам. Хоть целыми днями напролёт режь им глотки. Только будь добр, начни с их королей. И ещё: роскошь объясняться по поводу приказа с Владыкой я оставлю тебе. Пока ты здесь развлекался, я трясся в седле! Он хотел допросить наглого певца лично! Он будет разочарован — и это только твоя вина! Вот и сочиняй оправдания. И если Он окажется недоволен, ты и сам знаешь, что тебя ждёт дальше: отправишься в Ангбанд, падёшь перед Ним на колени и будешь умолять Его о нижайшем прощении и снисхождении! Как и все мы!

Неподобающе небрежным жестом Нирбог швырнул свёрнутый приказ на рабочий стол и поспешил покинуть кузню. От всей этой истории его откровенно мутило. Пусть Гортхаур сейчас и не показывал явного безумия, с этим всё равно нужно было что-то срочно делать. Тхури! Точно! На перехват этой дряни он и отправится тотчас же.

Спустя уже час Нирбог покинул Минас Тирит и погнал коня обратно к северному дозору.

1) Прощай — квенья

Вернуться к тексту