На языке цветов (гет)

Петуния уже была на двух заданиях Орденa до этого, одно из которых она выполняла в одиночку, преследуя информатора-сквиба, так что, несмотря на то, что она официально является членом всего три месяца, она оскорблена мыслью о том, что ей нужно подмога, а еще более оскорблена тем, что это именно Сириус, тот с кем ее пытаются отправить. Она бы даже предпочла Джеймса, каким бы надоедливым он ни был, ведь это означало бы обсуждать Лили весь путь.

Дамблдор должен быть сумасшедшим, и она едва не сказала ему об этом, несмотря на его статус директора, но он просто дал ей этот взгляд «мудрого и старшего», который, наверное, он отрабатывал десятилетиями, и она почувствовала, что не хватает сил, чтобы возразить.

Это не то чтобы они были парой, она и Сириус, и они давно не были вместе с тех пор, как им было по шестнадцать, а сейчас им восемнадцать, ему почти девятнадцать. И, конечно, она давно все это пережила. Они были гормональными подростками, находящимися в состоянии постоянных раздражений и обид, и им нужно было какое-то выплескивание. Сейчас они взрослые, и можно ожидать, что они будут рядом друг с другом без глупых выходок.

Но старые привычки не умирают, и она не может остановить себя, когда он встречает ее в Бристоле в оговоренном месте, на тихой улице, где стоит его дурацкий мотоцикл.

— Куда ты собираешься его поставить? — требует она, положив руки на бедра, стараясь не повысить голос, хотя единственный другой признак жизни в этот тусклый осенний вечер — это бродячая кошка, рыщущая в поисках еды в мусорном баке.

Сириус улыбается и протягивает ей шлем.

— В небе.

— Мы договорились о Портключе, — огрызается она, морщась, как если бы он предложил ей тухлую рыбу. — Они услышат нас за милю…

— Не если мы будем достаточно высоко, — насмехается он. — А я приземлюсь задолго до того, как подлетим. Портключ — это больше риск. Мы не знаем, где они будут. Мы можем перенестись прямо в ловушку.

— Ну, говоря о ловушках… — Петуния указывает на мотоцикл. — Это прямой путь в могилу.

Он закатывает глаза, как будто она говорит глупости, и откидывает несколько прядей волос с лица. Он отрастил их так, что их можно было спокойно носить в хвосте. Петуния чувствует смесь презрения и влечения к этой абсолютной неуместности, что вызывает у нее отвращение. Это не ее вина, что он красивый. Мог бы хотя бы одеваться немного скромнее, теперь, когда они солдаты-разведчики и все такое.

— Ладно, — говорит он, — ну ты же любишь статистику, правда? Я ездил на нем сотни раз, никаких проблем, Джеймс тоже катал…

— Боже мой, — Петуния закатывает глаза к небу.

— Лили тоже ездила, — настаивает он. — Она его обожает…

После этого Петуния издает звук, близкий к приглушенному воплю, хватает шлем и сердито фыркает.

— Хорошо. Убей нас обоих. Марлин напишет наши героические некрологи для «Пророка». Погибли в аварии на летающем мотоцикле. Прекрасно. Очень благородно.

— Просто надень шлем, — приказывает он, вернувшись к своему высокомерному тону.

Петуния неохотно надевает его, застегивая под подбородком. Шлем слишком велик для нее. Она уверена, что останется только ее голова, целая, отделенная от тела. Как замечательно.

— А ты? — спрашивает она с раздражением, когда он садится на мотоцикл, всячески стараясь не посмотреть на его задницу.

— Я почти не ношу его, — он пожимает плечами, даже не оборачиваясь к ней.

Вот почему мы и расстались, — хочется ей возразить, — из-за твоих постоянных, невольных попыток самоубийства, но это уже старая история, и она только заставит обоих злиться и обижаться всю ночь. И, как бы она его не ненавидела, они должны следить друг за другом. Очень осторожно, она взбирается на мотоцикл позади него, пытаясь не прикоснуться к нему.

Через момент он говорит, явно развеселившись:

— Тебе придется держаться, понимаешь? Или ты действительно собираешься свалиться с неба, чтобы напакостить мне?

Она возмущённо фыркает и очень нежно берёт его за плечи. Она чувствует напряжение в них, которое гудит у неё под пальцами, как электрический ток. Он всегда был таким, когда они учились вместе. Он всегда был на взводе. Это было похоже на поцелуй с оголённым проводом. Иногда это было волнующе, а иногда — мучительно.

— Держись как хочешь, — бурчит он, заводя двигатель и трогая с места. Мотоцикл поднимается в воздух, и ветер вырывает дыхание из Петунии, что хорошо, потому что иначе кто-то мог бы услышать ее вопль, и она немедленно обвивает его руками, оставив все нормы приличия, он же собирается убить их обоих.

Холодный воздух бьет в лицо, и мотоцикл устремляется вверх, мимо крыш и дымоходов, линий электропередач и выше, пока здания не становятся все меньше и меньше внизу. Для того, кто любит летать, это, наверное, захватывающе. Для Петунии, которая так и не привыкла к метлам, это мучительно.

— Передумала, что ли? — спрашивает Сириус с самодовольной ухмылкой, когда они поднимаются на определенную высоту, крича через ветер.

В ответ она вонзает ноготь ему в шею, и он вздрагивает.

— Ладно, — говорит он, — успокойся, я немного спущусь!

Он делает это, хотя и не сильно, всего на пару десятков футов, и Петуния отказывается смотреть вниз, опасаясь, что ее стошнит. Но огни города меркнут по мере того, как они пролетают над пригородами, а затем и сельской местностью, и, сосредоточившись на его присутствии перед ней, ей удается побороть большую часть своего ужаса и тошноты. Вместо этого она считает потертости на спине его куртки и доходит до двадцати трех, как раз когда он начинает спускаться.

Это даже хуже, чем взлетать, особенно учитывая, с какой скоростью он летит, и Петуния стискивает зубы, когда они с трудом приземляются на поле. Всё её тело затекло и болит от того, что она так крепко вцепилась в него. Она уверена, что ему это понравилось, самодовольному придурку. Он спешивается первым и протягивает руку, чтобы поддержать её, потому что она, кажется, вот-вот рухнет на траву, как доска.

Петуния отмахивается от его рук, спотыкаясь и устремляя ему свирепый взгляд.

— Портключ — это больше риск, — насмехается она, пронзительно.

Она не успевает сказать больше, как появляется слабое свечение вдалеке, у края леса, и они оба замолкают и вытаскивают палочки.

Предполагается, что Розье должен с кем-то встретиться здесь сегодня вечером, и это всё, что они знают. Петуния надеется, что это не Снейп, потому что Сириус, скорее всего, не захочет прятаться и наблюдать, как им приказано, и тогда ей придётся прикрывать его задницу и заботиться о Розье, чего она предпочла бы избежать.

Они находят укрытие за упавшим деревом, лежащим поперек канавы, и Петуния напрягается, чтобы уловить негромкий гул голосов поблизости. У нее отличная память, что является большим подспорьем для Ордена, потому что ей не нужно беспокоиться о том, чтобы что-то записывать или каким-то образом фиксировать это своей палочкой, не будучи обнаруженной.

Розье разговаривает с кем-то, с Пожирателем смерти, чей голос ей незнаком, о другой встрече в Лидсе; Петунья знает, что МакГонагалл присутствовала на ней, замаскировавшись под свою анимагическую форму. Они также обсуждают предстоящее нападение — она пытается разобрать, фамилия у него Джонс или Джонас, — когда неподалёку начинает выть собака, вероятно, фермерская, и они резко замолкают.

Петуния бросает взгляд на Сириуса, чьё лицо по-прежнему неподвижно, как мрамор, он сжимает в руке волшебную палочку и пытается безмолвно предупредить его, чтобы он не делал резких движений. Внезапно раздается шорох листьев, и Розье, охваченный паранойей, выкрикивает проклятие, от которого в ночное небо взмывает ворона. У Петунии перехватывает дыхание; это не лучшее положение для защиты, и она прислушивается к хрусту шагов неподалёку.

Сириус внезапно хватает её за колено, впиваясь длинными пальцами в её ногу, и Петунья подпрыгивает, ударяясь головой о ствол дерева и разбрасывая в стороны несколько веток.

— Там! — закричал Розье, и Петунья сразу же вскочила, подняв палочку, но Сириус аппарирует с оглушительным треском их обоих обратно на поле.

У неё не было времени накричать на него — Розье и тот другой будут тут через пару мгновений, и она, не раздумывая, вскочила на мотоцикл ещё до того, как он успел это сделать.

— Ты уверена… — начал он неуверенно, залезая позади неё и обвивая её талию рукой.

— Я знаю, как работает мотоцикл, — шипит она, хотя на самом деле не совсем уверена, но она знает, как его завести, и поднимает их в воздух как раз в тот момент, когда Розье выскакивает из-за деревьев. Его товарищ посылает им вслед проклятие, но они слишком далеко, и Петуния мертвой хваткой держится за мотоцикл, поднимая их выше, чем когда-либо поднимался Сириус, и приземляется на первой же пустой площадке, которую замечает, когда они снова пролетают над Бристолем, несколько минут спустя.

Они оба молча посмотрели друг на друга, готовые обвинить друг друга, но Сириус первым сказал:

— Это был Джоунс. Они говорили о семье Джоунс.

Петунья выдохнула и кивнула.

— Верно. — Она настороженно огляделась по тёмному участку, слушая далекий гул движения, и подумала о рождественском утре с мамой, папой и Лили. — Экспекто патронум! — Её патронус, журавль, материализовался, серебристый и тусклый, и она прошептала своё сообщение, прежде чем отпустить его к Дамблдору.

Сириус смотрел, как тот улетает, с каким-то странным выражением лица, а затем пробормотал:

— Я никогда не видел твоего патронуса.

— Ну, — она скрестила руки на груди, — вот он. — Журавль, с длинной шеей и бледный, летящий в воздухе. Она подумала, что могло быть и хуже, но у Марлен патронус — бордер-колли, что кажется гораздо более… приятным. Патронус Сириуса, конечно, — огромная собака.

— Я бы сказал, что ты похожа на какую-то птицу, — усмехнулся он, хотя улыбка была сдержаннее, чем обычно, без блеска зубов.

— Да, очень смешно, — закатила она глаза и начала уходить, потому что она точно не собиралась садиться на этот мотоцикл снова сегодня, если вообще когда-либо, но он схватил её за рукав пальто.

— Петунья, подожди.

Покусав внутреннюю сторону щеки, она настороженно обернулась.

— Я устала, Сириус…

— Пойдём выпьем, а? — настаивал он. — Ну, давай, разве мы не заслужили?

Она поморщила нос.

— Мы едва не наткнулись на них…

Он отпустил её рукав, нахмурился, и она почувствовала себя как-то неловко.

— Я… ладно. Пойдём, выпьем. Только по одной, — предупредила она его, когда он поднял бровь. — Ты не напоишь меня.

— Я бы и не подумал, — фыркнул он, его рука слегка коснулась её руки, гравий хрустит под ногами.— К тому же, я никогда не пил с тобой. Думаю, это странно, не так ли?

— Ради всего святого, Мерлин, нам вообще когда-либо выпивать вместе? — Петуния веселится, несмотря на здравый смысл.

— Со мной очень весело пить, — он поднимает один палец, — ты сказала, что мы всё ещё друзья, я напомню тебе, — он поднимает второй палец, — и у нас скоро будет много поводов выпить, — он поднимает третий палец.

Она уставилась на него.

— И почему это?

— Джеймс купил кольцо, — сказал Сириус с восторженным шёпотом, и вскрикнул, когда она ударила его. — Я серьёзно, Петунья!

Петунья всё ещё не могла прийти в себя, когда они ступили на тротуар.

— Он не может думать о предложении. Это безумие, они едва год вместе, — сказала она, но потом вспомнила, что Джеймс Поттер — это Джеймс Поттер, и несмотря на то, что прошло много времени после того, как прошёл этап влюбленности, он и Лили всё ещё преданы друг другу. Петуния не верит в родственные души, но она верит во взаимное, созависимое безумие

— Знаешь, — Сириус задумчиво ухмыльнулся, — он как-то сказал мне, будучи абсолютно пьяным, весной на пятом году, что когда-нибудь он женится на твоей сестре.

Петуния не знает, что её больше оскорбляет: мысль о том, что Джеймс станет её зятем, или мысль о том, что в итоге это будет ещё одна приписываемая ему победа. Затем она представляет, как Снейп читает объявление в газете, и у неё вырывается истерический смешок.

— Лили скажет «да».

— Правильно подмечено, — засмеялся Сириус. — Как ты думаешь, она захочет свадьбу весной, или они устроят её до Рождества?

— Не надо, — предупреждает его Петуния, но сама виновато хихикает. Это абсурдно, безрассудно и совершенно не похоже на её сестру. Лили была бы из тех, кто с головой окунается в брак, как и во всё остальное, — нетерпеливая, бесстрашная и убеждённая в своём успехе.

И она смеётся по другим, более эгоистичным причинам, потому что сочетание неоновых уличных фонарей отбрасывает радугу на лицо Сириуса, и если она готова притвориться на несколько часов, то что они могли бы быть если не парой, то парой обычных друзей, гуляющих по городу после наступления темноты, не оглядывающихся по сторонам, говорящих о свадьбе и влюблённых дураках.