Бой за любовь (гет)

Русский квартал в Сеуле — особое место: вывески дублируются кириллицей, а из караоке-баров доносятся знакомые мелодии.

— «Земля в иллюминаторе, земля в иллюминаторе ...» — Рина и Лидия, обнявшись, выводили припев, раскачиваясь в такт.

— Я не понимаю ни слова, — прошептал Джексон Хёнвону, — но почему-то хочется плакать.

Хосок, удивительно музыкальный для всех, кроме Рины, уже подпевал припев, старательно повторяя русские слова. Хёнвон наблюдал за Риной, пытаясь не выдать нежности во взгляде: Данил сидел слишком близко, а ему нельзя было знать об их отношениях. Да и Хосок был не в курсе.

— А теперь Серёженька Лазарев ! — объявила Лидия. — «В самое сердце!»

— О нет, — простонал Джексон, — только не снова про это «серце»! Опять ваш русский краш .

Но девушки уже схватили микрофоны:

— «В САМОЕ СЕРДЦЕ, НА ПОРАЖЕНЬЕ...»

— Как они это произносят? — поразился Хосок. — Тут же такие сложные звуки!

Данил рассмеялся, поднимая бокал:

— За русскую музыку! Она особенно хороша под корейскую соджу.

Он казался расслабленным, почти счастливым. Его корейский стал намного лучше, он подтянул английский. Шутил, подпевал, даже станцевал с Лидией под «Прекрасное далёко». Ничто не напоминало того мрачного человека, которым он был последние месяцы.

— Твоя очередь! — Рина протянула микрофон Хёнвону. — Давай, покажи класс!

Их пальцы на мгновение соприкоснулись. Они тут же отдёрнули руки, но Данил, кажется, ничего не заметил — он был занят, выбирая песню.

— «My heart will go on »? — предложил Джексон. — Я выучил все слова!

— Нет! — хором возразили все.

— Тогда что-нибудь корейское? — предложил Хосок. — Хён, помнишь ту песню, которую мы пели в армии?

И снова полилась музыка, и снова все подпевали — кто как мог, кто на каком языке помнил. Джексон умудрился спеть куплет на смеси корейского и русского, вызвав всеобщий хохот. Рина украдкой наблюдала за Данилом. Что-то в его веселье казалось... наигранным? Или ей просто мерещилось из-за постоянного беспокойства?

— За дружбу! — провозгласил Данил, поднимая очередной тост. — За то, что мы все здесь!

* * *

Узбекская чайхана казалась осколком другого мира — с расписными стенами, низкими столиками и ароматом плова. Пятеро мужчин расположились на подушках, перед ними дымился чайник.

— Здесь пахнет, как в моём детстве. В Хабаровске была такая же чайхана...

Левон понимающе кивнул — он помнил ту историю. Хёнвон, Джексон и Джунхо слушали внимательно, чувствуя, что сейчас услышат что-то важное.

— Мой отец, Ким Джихун, бежал с родителями в СССР в сороковые, — начал Александр. — Там встретил мою мать, Тамару Рылееву. Красивая была история — русская учительница и корейский беженец... Ну, как видите, я родился от такой любви — неотразимый.

Он помолчал, отпивая чай.

— А потом появилась возможность вернуться в Корею. Отец очень скучал по родине. Но мать... — он покачал головой. — Она не просто отказалась ехать. Она сделала всё, чтобы я никогда не узнал своих корейских корней. Устроила скандал, развелась с ним, прогнала с позором. Она ненавидела во мне каждую черту, напоминавшую об отце. Я всё равно вырос похожим на него. В школе было непросто, парни, не все любят, когда кто-то отличается от тебя внешне. Я родился в Союзе, говорил на русском языке, а на меня всё равно тыкали пальцем и говорили… разное неприятное.

— Да, если у тебя не славянская внешность, бывало непросто и в Союзе, и потом в России… На этой почве мы и сблизились, как бы это ни звучало. Меня все посылали в горы, Сашу — выращивать рис. Хотя я с такой истинно русской душой мало людей встречал.

Левон молча подлил другу чаю.

— Когда пришло письмо от отца, я уже был женат на Ларисе, девочки были маленькие. Он писал, что болен, что оставляет мне дом в Сеуле. Извинялся, признавался, что скучал и любил все эти годы. Просил приехать, — Александр горько усмехнулся. — Мать устроила скандал. Оказывается, он постоянно пытался со мной общаться, а она знала это и пресекала. Я думал, я не нужен отцу, что он завёл корейскую традиционную семью, забыл нас. А он был один все эти годы… Мама сказала, что я предатель, как и мой отец.

— Но вы всё равно приехали, — произнёс Хёнвон.

— Приехал. Только поздно — отец не дождался. Теперь живём в его доме, — он обвёл взглядом своих слушателей. — Было нелегко. Надо было учить язык, искать работу. Лариса, на удивление, освоилась быстрее всех. Ей всегда нравилась Азия. Уже в первую неделю нашего приезда она училась корейскому у соседки. У Лары — самое лучшее произношение в семье. Мы нашли работу, Ира пошла в университет, Лида — в старшие классы. Не знаю… Может, всё так и должно было быть. Чтобы мои дочери вышли замуж за таких замечательных корейских парней.

— Я китаец! — поправил Джексон, и все рассмеялись.

— Ну что, — Левон поднялся, — хватит грустить! Пойдёмте, покажу вам, как армяне в бильярд играют!

— А вы, дядя Левон, женаты на русской? — спросил Джунхо.

— Нет, меня моя Гаянэ ждёт.

В бильярдной Джексон пытался применить какие-то сложные математические формулы к каждому удару, Хосок делал потрясающие фотографии на память, а Левон учил всех правильно «забивать с понтом».

— Вот это я понимаю — интернациональная тусовка! — провозгласил он, когда они позже шли по улице с корейским стрит-фудом.

— Стойте! — вдруг скомандовал Хёнвон. — Здесь отличное освещение для фото. Давайте как айдолы!

— Как кто? — не понял Левон.

— Просто делай милое лицо и показывай сердечко, — объяснил Хёнвон, принимая позу.

И вот уже пятеро взрослых мужчин корчили смешные рожи перед камерой, пытаясь повторить типичные к-поп позы.

— Если это увидит Лариска... — начал Александр.

— Уже увидела! — Джексон радостно помахал телефоном. — Только что отправил в семейный чат!

— Ну всё, зятёк, ты попал, — рассмеялся Александр. — Придётся теперь учить не только «Калинку-малинку», но и армянские фразы!

— И корейские свадебные традиции! — подхватил Джунхо.

— И узбекские анекдоты, чё уж мелочиться! — добавил Левон.

Джексон взвыл, таким полиглотом он себя не представлял. А может, думал Александр, глядя на этих таких разных и таких близких людей, его отец был бы рад видеть, как переплелись их судьбы. Как стираются границы между культурами, когда есть настоящая дружба. Может, в другом мире, Ким Джихун улыбался, глядя на своего сына, нашедшего свой путь между Востоком и Западом.

* * *

— За встречу! — Лара подняла бокал с соджу. — Сон Миджа, я так рада, что мы наконец-то познакомились по-настоящему!

Мама Хёнвона — элегантная и с добрыми глазами — улыбнулась:

— Можно просто Миджа. Мы же теперь семья.

Хосок сидел чуть в стороне, внимательно следя за обстановкой в баре — телохранитель поневоле, но явно довольный своей ролью.

— А знаете, как я с Сашей познакомилась? — Лара раскраснелась от соджу. — В университетской столовой. Смотрю — сидит такой красавец, явно из Средней Азии. Я тогда была без ума от узбекской культуры...

— Мама! — простонала Лидия. — Только не эта история!

— Почему нет? Очень поучительная! — Лара подмигнула. — Подхожу к нему и говорю: «Ассалам алейкум !» А он как рассмеётся... Зато теперь я живу в Корее и счастлива! — Лара обняла Миджу. — Знаете, здесь всё по-другому. Спокойнее как-то, уютнее.

— А я всегда мечтала открыть свою пекарню, — тихо сказала Миджа. — Но после смерти мужа... всё как-то не до того было.

Рина с удивлением подняла глаза. Это очень отозвалось её сердцу.

— Так сейчас самое время! — воскликнула Лара. — Дети выросли, жизнь наладилась...

— Может быть, — Миджа задумчиво улыбнулась. — Может быть...

— О! — вдруг оживился Хосок. — А хотите, я расскажу, как Хёнвон в армии...

— Хосок! — предупреждающе сказала Рина.

— Нет-нет, это приличная история! Про то, как он пытался готовить армейский рамён ...

История оказалась действительно смешной, особенно в исполнении Хосока, который мастерски изображал все действующие лица.

— А теперь, — объявил он, глядя на раскрасневшихся от смеха и соджу женщин, — мы идём во дворец! Фотографироваться в ханбоках !

— Прямо сейчас? — удивилась Лидия.

— Самое время! — подтвердил Хосок. — Закат, красивый свет...

В пункте проката ханбоков началось настоящее веселье. Лара выбрала ярко-розовый наряд, Миджа — элегантный голубой, девочки остановились на нежно-персиковом и лавандовом. Даже Хосока уговорили примерить традиционный мужской костюм.

— Мы как настоящие принцессы династии Чосон! — объявила Лара, пытаясь сделать селфи.

— Разве что слегка подвыпившие принцессы, — прошептала Лидия Рине, и сестры захихикали.

На фоне дворца они фотографировались во всех возможных позах. Хосок командовал процессом:

— Теперь как в дораме! Нет, более драматично! Представьте, что вы тоскуете по возлюбленному!

— Я представлю Сашеньку, — размечталась Лара.

— А я представлю пирожки, — вздохнула Миджа, и все снова рассмеялись.

Когда стемнело, Хосок, как настоящий джентльмен, развозил дам по домам. Последней он довёз Миджу:

— Спасибо за чудесный вечер, — она погладила его по щеке. — Ты хороший мальчик, Хосок-а.

В машине он улыбался, вспоминая этот безумный, зато такой тёплый вечер. Кто бы мог подумать, что боец подпольных боёв станет любимцем всех мам? А в семейном чате уже появились фотографии в ханбоках, вызывая восторженные комментарии мужа, бойфрендов и сыновей.

* * *

Место было другим — не привычный клуб, а какой-то заброшенный склад на окраине города. Рина почувствовала неладное, ещё когда их машина свернула с главной дороги на тёмную улицу. Публика тоже отличалась от обычной. Вместо знакомых лиц — холёные мужчины с пустыми глазами, женщины в слишком дорогих украшениях. Все они излучали какое-то хищное нетерпение.

— Данил, — она попыталась поймать его взгляд, — что происходит?

Он отвернулся, делая вид, что поправляет бинты на руках:

— Обычный бой. Ничего особенного.

Но его пальцы дрожали, выдавая ложь. Когда на ринг вывели его противника, у Рины перехватило дыхание. Совсем мальчишка — едва ли старше двадцати, с испуганными глазами оленёнка. В дорогой спортивной форме, но держался неуверенно.

— Дэн, — она схватила друга за руку, — ты не можешь... Ты же обещал…

— Могу, — он стряхнул её ладонь. — И буду.

Бой начался, и Рина сразу поняла — это не обычный поединок. Данил двигался иначе: резче, жёстче, словно пытаясь не просто победить, а уничтожить. Каждый его удар был рассчитан на максимальную боль. Мальчишка пытался защищаться, но быстро начал уставать. Кровь заливала его лицо, но никто не останавливал бой. Не было ни рефери, ни правил, ни пощады. Публика ревела от восторга. Какая-то женщина в бриллиантах азартно кричала:

— Добей его! Добей!

Рина видела, как меняется лицо Данила с каждым ударом: всё меньше человеческого, всё больше звериного. Он уже не просто бил — он наслаждался болью противника.

— Пожалуйста, — прошептала она, но её голос потонул в рёве толпы.

Мальчишка упал, пытаясь отползти. Данил навис над ним, занося кулак для последнего удара. В его глазах не было ничего — ни жалости, ни сомнений. На месте доброго друга стоял убийца.

— СТОП! — голос Рины прорезал рёв толпы. — Остановите бой!

Она выбежала к рингу, и что-то в её голосе, в её отчаянии заставило всех замереть. Даже Данил опустил занесённый для удара кулак. Секунда тишины. А потом его лицо исказилось — словно маска слетела, обнажая чистую ярость:

— Какого чёрта ты делаешь?

— Спасаю тебя, — она шагнула ближе. — Ты же убьёшь его!

— А может, в этом и смысл? — он спрыгнул с ринга, надвигаясь на неё. — Может, именно за это и платят?

Толпа придвинулась ближе, чувствуя новое развлечение.

— Ты не убийца, Дэн.

— Нет? — он рассмеялся, и этот смех напугал её больше всего. — А кто я, Ирочка?

— Ты мой друг...

— Был им! — он вдруг схватил её за плечи. -Теперь я другой. Сильнее. Лучше. А ты... ты всё ещё цепляешься за прошлое.

Публика загудела — кто-то свистел, кто-то отпускал грубые комментарии.

— Смотрите все! — Данил развернул её к толпе. — Моя бывшая лучшая подруга! Думает, что может всех спасти! Думает, что лучше всех знает, что правильно!

— Дэн, пожалуйста...

Он оттолкнул её.

— Может, стоит показать ей, что такое настоящий бой? Как думаете?

Толпа одобрительно зашумела.

— Ты этого хочешь? — он повернулся к ней. — Хочешь узнать, каково это — быть на ринге? Без своих праведных речей, без защитников?

— Я не буду с тобой драться.

— Почему? Боишься? — он придвинулся ближе, понизив голос. — Или боишься признать, что я прав? Что весь этот мир построен на силе и крови?

Рина смотрела в его глаза — чужие, холодные, полные какой-то больной радости. Где-то в глубине души она всё ещё надеялась увидеть проблеск прежнего Данила. Но его больше не было.

— Давай! — кричала толпа. — На ринг её!

— Ну что, подруга? — Данил сделал издевательский поклон. — Докажешь, что я не прав?

Данил силой выволок Рину к себе, она испугалась. Удар ладонью обжёг щеку, в глазах потемнело. Рина пошатнулась от пощёчины, но устояла. Данил замахнулся снова.

— Давай, подружка! Покажи, на что способна!

Толпа взревела, жаждая крови. Второй удар не достиг цели — чья-то рука перехватила запястье Данила.

— Я бы не советовал, — голос Хёнвона звучал обманчиво спокойно. Он стоял между ними, словно появившись из ниоткуда. В его расслабленной позе читалась готовность к броску.

— А, защитничек пожаловал! — Данил попытался вырвать руку. — Твоя принцесса сама нарвалась.

Хёнвон не ослаблял хватку. Его лицо оставалось бесстрастным, только желваки ходили на скулах.

— Хочешь подраться? — он слегка наклонил голову. — Давай. Со мной. По всем правилам. Здесь и сейчас.

Толпа загудела с новым интересом. Два опытных бойца — это куда интереснее избиения девушки.

— Принимаю вызов, — Данил сплюнул под ноги. — Это честь — отмудохать легендарного Че Хёнвона. Надеюсь, твоя красавица оценит героизм. Если останешься жив.

Они сошлись в центре ринга. Контраст был разителен: Данил — весь напряжение и злость, каждое движение резкое, дёрганое. Хёнвон — воплощение спокойствия, экономные движения, расчётливый взгляд.

— Трахаешь Ирку, да? Испугался, что я ей физиономию подправлю, будет некрасивой?

Первый удар Данила был стремительным, но Хёнвон ушёл от него с почти танцевальной грацией. Второй удар — та же история. Данил бросался вперёд снова и снова, но никак не мог достать противника.

— Дерись нормально! — прорычал он после очередного промаха.

— А я и дерусь, — Хёнвон позволил себе лёгкую улыбку. — Просто ты слишком предсказуем.

Его ответный удар был точным и выверенным — прямо в солнечное сплетение. Данил согнулся, хватая воздух ртом. Следующий удар отправил его на маты.

— Вставай, — голос Хёнвона звучал почти скучающе. — Ты же хотел драки.

Данил поднялся, шатаясь. Его глаза налились кровью:

— Ты труп.

Он бросился вперёд с диким рёвом. Хёнвон встретил его серией методичных ударов — каждый рассчитан так, чтобы причинить максимальную боль при минимальных повреждениях. Он не стремился победить быстро — он преподавал урок.

Толпа притихла, наблюдая за этой странной хореографией: бешеный натиск Данила и спокойная, почти ленивая защита Хёнвона. Рина стояла у ринга, до боли сжимая кулаки. Она видела, что Хёнвон мог бы закончить бой в любой момент, но намеренно растягивал его, позволяя Данилу выдохнуться.

— Ну что, — Хёнвон сделал шаг назад, позволяя противнику перевести дыхание, — всё ещё хочешь драться с девушками?

Данил только рыкнул в ответ, бросаясь в новую атаку. Но его движения стали медленнее, удары — слабее. Он выдыхался. А потом всё закончилось в одно мгновение: короткий хук справа, подсечка — и Данил рухнул на маты, как подкошенный. Хёнвон наклонился над ним:

— Запомни: если ещё раз тронешь её — следующий урок будет не таким мягким.

Он развернулся и пошёл к канатам. За его спиной Данил с трудом поднимался на ноги, его лицо исказила гримаса ненависти и унижения.

— Дрянь! — прохрипел Данил, сплёвывая кровь. — Ты и твой ручной пёс... Думаете, вы лучше всех?

Он пошатнулся, но устоял, цепляясь за канаты:

— Ты больше не мой менеджер. И не подруга. Ты никто, поняла? Просто мелкая дрянь, которая возомнила о себе невесть что! Корейская подстилка!

— Дэн... — Рина шагнула вперёд, но он отшатнулся, словно от прокажённой.

— Не подходи ко мне! — в его голосе звенела истерика. — Я сам всего добился, без твоей грёбаной помощи! А ты... ты просто завидуешь! Потому что я стал сильнее, успешнее...

— Послушай...

— Нет, это ты послушай! — он вдруг рассмеялся, и этот смех напугал её больше всего. — Я наконец-то свободен! От твоей опеки, от твоих нотаций, от всего этого дерьма! Я счастлив!

Он повернулся к организаторам:

— С этого момента я работаю напрямую. Без посредников.

Кто-то из администрации сунул Рине бумаги — штраф за срыв боя. Сумма с множеством нулей заставила её поморщиться. Данил уже шёл к выходу, даже не оглянувшись.

— Дэн! — крикнула она в последний раз. — Пожалуйста...

Он показал средний палец, не оборачиваясь. Дверь захлопнулась с грохотом, который, казалось, поставил точку в их дружбе.

Рина не помнила, как выбралась из здания. Очнулась где-то между гаражами — колени подкосились, и она сползла по шершавой стене. Внутри было пусто и холодно, словно что-то важное вырвали с корнем.

— Эй, — Хёнвон присел рядом, осторожно касаясь её плеча. — Ты как?

Она покачала головой, не в силах произнести ни слова. Слёзы текли по щекам — беззвучно, безостановочно.

— Я его потеряла, — наконец прошептала она. — Теперь точно. Совсем. Навсегда.

— Это не твоя вина.

— Правда? — она горько усмехнулась. — А чья? Я должна была... могла... — она запнулась. — Господи, во что он превратился?

Хёнвон молча притянул её к себе, позволяя спрятать лицо у него на груди. Его рубашка пропиталась её слезами.

— Я боюсь. Боюсь того, что он может сделать. С собой, с другими... Он словно с цепи сорвался.

— Некоторых людей нельзя спасти, если они сами этого не хотят.

— Но он же мой друг... был моим другом...

— Знаю, — он гладил её по волосам, и от этой простой ласки хотелось плакать ещё сильнее. — Знаю.

Где-то вдалеке продолжались бои. Жизнь шла своим чередом, словно ничего не случилось. Словно не оборвалась только что история длиной в двадцать лет. Словно не разбилось что-то важное и непоправимое.

— Что теперь? — спросила она в пустоту.

— Теперь мы просто будем рядом, — тихо ответил Хёнвон. — И будем надеяться, что когда-нибудь он сам поймёт...

Он не закончил фразу. Оба знали — надежда слабая. Тот Данил, которого они знали, умер сегодня. А тот, в кого он превратился... От этой мысли становилось холодно.

В клубе всё изменилось после той ночи. Никто не говорил об этом прямо, но все чувствовали — что-то надломилось, треснуло, как тонкий лёд под ногами. Менеджеры и бойцы перешёптывались по углам, бросая на Рину сочувственные или злорадные взгляды.

Хосок принёс ей кофе — молча, без обычных шуток. В его глазах читалось понимание: он тоже видел, как меняются люди в этом мире. Как азарт и жажда власти превращают их в чудовищ. Даже Бэм-Бэм притих, больше не отпускал колкости. Один раз он попытался что-то сказать — может быть, утешить по-своему, но осёкся под тяжёлым взглядом Хёнвона.

— Я закажу такси, — тихо сказал Хёнвон, помогая ей подняться. — Тебе нужно отдохнуть.

Она кивнула, чувствуя себя невероятно усталой. Каждое движение давалось с трудом, словно тело налилось свинцом. В машине Хёнвон держал её за руку — молча, просто давая понять, что он рядом. Его пальцы были тёплыми, живыми, настоящими — единственное, что удерживало её от погружения в пустоту внутри.

— Я помню его совсем маленьким, — вдруг сказала она. — Как мы учились в школе. Как радовался первой пятёрке. Как краснел, знакомя нас с Алёной...

Хёнвон молчал, давая ей выговориться.

— А теперь... — она запнулась. — Теперь в его глазах что-то такое... чужое. Страшное.

— Это только начало, — тихо сказал Хёнвон. — Он на пути в никуда. И я боюсь...

— Чего?

— Что когда мы снова его увидим, он будет ещё страшнее. Что он не остановится, пока... — он не закончил фразу, но Рина поняла.

Пока не убьёт кого-нибудь. Или не погибнет сам. Такси остановилось у её дома. Хёнвон проводил её до двери:

— Я могу остаться, если хочешь.

Она покачала головой:

— Мне нужно побыть одной. Осознать...

— Понимаю, — он легко коснулся её щеки. — Позвони, если что.

Уже в квартире, стоя у окна, она увидела, как он садится в машину. На секунду ей захотелось окликнуть его, попросить вернуться. Но она сдержалась. Некоторые вещи нужно пережить в одиночку.

Где-то в этом городе бродил человек, которого она когда-то знала, как лучшего друга. Только это был уже не он. Не тот мальчик из её детства, не тот юноша, который краснел от первой любви. Это был кто-то другой. Опасный. Жестокий. Идущий по пути саморазрушения. И самое страшное — она знала, что это ещё не конец. Что будет хуже. Что однажды он вернётся — но не как друг. Как враг.