Вечное сияние чистого чувства (гет)

Надеюсь, вам здесь будет здесь так же хорошо, как и мне.

Кейт. «Дом у озера»

* * *

Когда Люциус вышел из камина в квартире Гермионы, ему показалось, что за одно мгновение магия перенесла его не просто в другой дом, а в иной мир. Отчасти так и было.

Люциус оказался в личном, очень интимном пространстве, в маленьком персональном мирке своей любимой женщины. Сколько раз он вот так перемещался по каминной сети? Сотни, даже тысячи. Но этот раз стал особенным. Теперь Гермиона не только заполняла огромную пустоту внутри него, но и делилась частью своего прекрасного островка совершенной жизни. Так казалось Люциусу. «А какая еще жизнь может быть у Гермионы? — размышлял он. — Только идеальная. Как и она сама». Единственным изъяном в ее мирке был, пожалуй, лишь сам Люциус. Один маленький недочет, который Гермиона, как ни странно, не стремилась исправить. Знала о нем, видела, понимала, что ему тут не место, но, кажется, смирилась. И просто была рядом, тем самым превращая недостаток почти в достоинство. Почти.

Вот и сейчас — Гермиона лишь в шаге от него. Стоит руку протянуть, и можно ощутить ее присутствие. Зримое, осязаемое, необходимое Люциусу присутствие.

Поборов желание тут же сжать Гермиону в крепких объятиях, он осмотрелся. Здесь все разительно отличалось от привычной для него обстановки. Потолок казался слишком низким, а гостиная — непозволительно маленькой. Но было светло и как-то по-особенному тепло. Словно солнце светило не за окном, а прямо под потолком — совсем близко. Эта теплота дарила расслабленность, и Люциус не мог понять: дело в квартире или в присутствии рядом Гермионы? Скорее последнее.

— Тебе здесь не тесно? — с улыбкой поинтересовался он, скидывая с плеч тяжелую мантию, которая тут казалась совсем неуместной. О магическом мире в этой гостиной напоминал разве что камин.

— Нисколько, — Гермиона чуть нахмурилась и не без вызова спросила, прищурившись: — Напомни, сколько времени ты провел в одиночной камере Азкабана?

— Слишком много, чтобы так легко об этом вспоминать, — тихо проговорил Люциус. Он уже удобно устроился на диване и взирал на Гермиону снизу вверх не без укора, который через мгновение отмел в сторону.

Люциус вновь осмотрелся, и на этот раз квартира показалась ему совсем иной, хотя прошло не больше минуты. Действительно, в сравнении с Малфой-мэнором всякое жилище покажется простеньким, а в сравнении с Азкабаном? Даже самая убогая конура лучше той камеры, где он провел много дней и где торчал бы по сию пору, если бы не Гермиона. Играя на контрасте, эту гостиную можно назвать настоящим дворцом, где царил уют. Уют и Гермиона.

— Прости, — извиняющимся тоном сказала она и села рядом.

— Ничего. Ты права, здесь… хорошо. Очень.

Теперь ему и на самом деле так казалось. Да, тут все слишком по-маггловски, обстановку роскошной не назовешь, не очень просторно. Но все-таки хорошо.

— Я рада, — она широко улыбнулась. — Мне здесь гораздо лучше, чем в мэноре.

Гермиона прижалась щекой к его плечу, Люциус бережно взял ее за руку, их пальцы переплелись. Просто он и она, сидят на маггловском диване в маленькой квартирке, ничего особенного. Но захотелось запечатлеть этот момент на память, чтобы потом поместить колдографию в рамку и поставить ее на камин, а в старости смотреть и вспоминать столь краткий и столь редкий в жизни Люциуса миг гармонии. Но фотоаппарата под рукой не было, как и фотографа. Оставалось лишь зафиксировать приятные эмоции в памяти. В самый дальний уголок сознания, куда он обычно загонял неугодные фрагменты воспоминаний. Отправлял их туда, чтобы не мешались, не мельтешили перед глазами. Люциус и подумать не мог, что когда-нибудь с этим мысленным «хламом» будет соседствовать что-то настолько чудесное. Он обнял Гермиону покрепче, вдохнул ее аромат, даже прикрыл глаза от наслаждения. Не хотелось ничего говорить, было страшно разрушить момент.

И тут к дивану подбежал большой и пушистый рыжий кот, он громко замурлыкал, требуя внимания, и стал тереться о ногу хозяйки. Момент разрушился.

— Глоти-и-ик, — протянула Гермиона, словно хотела начать диалог с котом, но, не дожидаясь ответа, тут же обратилась к Люциусу: — Надо его покормить, совсем вылетело из головы…

Она поднялась с дивана и направилась к выходу из гостиной, куда несколько мгновений назад успел прошмыгнуть кот. Недолго думая, Люциус последовал за ней. Пройдя на кухню, он увидел Гермиону, которая уже начала возиться с кормом, и присел за стол в ожидании, стал молча наблюдать за ней, изредка поглядывая и на кота.

— Ты могла бы переселить своего… хм-м… Глотика в мэнор, проблем стало бы меньше, — заметил он как бы между делом.

— О нет, Живоглот едва привык к этой квартире. Раньше он жил только дома да в Хогвартсе, и я не думаю, что частые переезды ему на пользу… Так что пусть пока тут обитает, я уже привыкла его «навещать», — Гермиона говорила, не отрываясь от дел. Она уже накладывала не очень аппетитного вида обед в большую миску. — Знаешь, Глотик ведь так давно у меня, еще с третьего курса. А до этого он все в магазине жил, никто не хотел его покупать… А он ведь прелесть, правда? Пушистый… Мне так жалко стало котика, и я его купила сразу, забрала к себе…

— Как и меня, — тихо, почти неслышно проговорил Люциус.

— Тебя? — не поняла Гермиона. Кот принялся за еду, и она села за стол и пристально посмотрела в глаза Люциусу, который сидел как раз напротив.

— Меня ты тоже забрала — из Азкабана, — пояснил он, отвечая на взгляд.

— Да, но я вызволила тебя оттуда вовсе не из жалости. Просто иначе ты бы ничего мне не рассказал. А мне очень надо было знать.

— Забрала меня в корыстных целях? — Люциус усмехнулся. — Как неблагородно…

— Ты ведь знаешь, что так и было. По крайней мере, я хоть не пыталась тебя задушить… — Гермиона подхватила его шутливый тон.

— У меня вовсе не было умысла убивать тебя.

— Правда? А со стороны казалось как раз наоборот.

— Обман зрения, не иначе, — Люциус пожал плечами. — Если бы я тебя задушил, ты бы мне ничего не рассказала. А мне, видишь ли, очень надо было знать…

— О, так ты сохранил мне жизнь в корыстных целях? Как неблагородно!

Люциус улыбнулся, наблюдая за Гермионой. На ее лице можно было разглядеть явное, пусть и немного преувеличенное негодование. Даже в притворном возмущении ее чувства неподдельны! Ну конечно, все, что она делает — искренне, по-настоящему. Эта хрупкая девушка совсем не вписывается в тот мир, который вращался вокруг Люциуса большую часть жизни. И, наверное, она — противоположность и ему самому. Словно два человека из враждебных друг другу миров стояли на разных берегах огромного океана, который невозможно переплыть или обойти. И они, найдя выход, прошли разделяющее их расстояние прямо по водной глади. И чудом встретились. «Невообразимо!» — думал Люциус, внимательно глядя на Гермиону.

— Мне не обязательно проявлять благородство, я не герой, а бывший Пожиратель, — сказал он. — А вот тебе подобные черты характера не к лицу, милая.

— Я приму это к сведению, — она слегка склонила голову вбок и улыбнулась.

Позже они перебрались обратно в гостиную и проговорили там до вечера. Болтали обо всем, Гермиона много рассказывала о своем детстве, о родителях и об учебе в Хогвартсе. Потом она приготовила незамысловатый ужин на двоих. Во всем происходящем было что-то особенное, неповторимое и непередаваемое. Словно именно сегодня, лишь на несколько часов был создан их маленький хрупкий мирок, в котором больше нет никого и ничего. Ни прошлого, ни будущего, а только один единственный миг, за ним следует второй, третий — и дальше по цепочке. Но бесценность каждой отдельной секунды неоспорима. Золота всего Гринготтса не хватило бы, чтобы выкупить даже час из этого вечера. А у Люциуса он был весь — целый вечер с Гермионой. Непривычный, но такой приятный… Хотелось, чтобы все дни были такими же. Чтобы она не убегала в Министерство каждое утро, лишая его счастья так надолго. Почему он не может без Гермионы? Эта безотчетная потребность всегда быть рядом с ней напоминала состояние душевнобольного. Но Люциус и был немного сумасшедшим. Из-за Азкабана. Из-за Гермионы.

— Что ты думаешь о том, чтобы уйти со службы? Или хотя бы взять отпуск на месяц-другой? — спросил Люциус, видя где-то в тумане едва различимый выход из лабиринта невзгод. Да, если бы Гермиона забыла о Министерстве, все сложилось бы идеально для него.

— Это тебе не обязательно работать, а я должна думать о карьере, — отозвалась она.

— Думаю, моей жене не следует тратить драгоценное время на заработки. Можно только тратить, — резонно заметил Люциус.

— Но я не твоя жена.

— Это ненадолго. Надеюсь, — сказал он и внимательно посмотрел на Гермиону. Она закусила губу и отвернулась, ничего не говоря. Как же хотелось сейчас прочесть ее мысли!

— Люциус, — прошептала она, не оборачиваясь. — У нас есть три дня, без Министерства, без писем с работы… Я даже поставила специальные чары от назойливой почты… Смешно, правда? Почему нам надо прятаться? Отчего все так непонятно? Почему все не может быть просто, как в сказках?

— Потому что жизнь — это не сказка. Жизнь — лучше. В какой-то степени.

— Она стала бы лучше, если бы не была так запутана. Все слишком неопределенно, как в глупом учебнике по прорицаниям… — Гермиона повернула голову, и Люциус увидел на ее лице грустную улыбку.

— А ты урокам прорицания всегда предпочитала чтение сказок?

— Сказки полезнее. Как ни странно, в них как раз больше жизни.

— Возможно, — сказал Люциус и умолк.

Почему-то всякий раз, когда он заговаривал о будущем, беседа сворачивала не туда и уходила куда-то в дремучий лес вместо того, чтобы выйти на опушку. Было ли это случайностью? Или же намеренным ходом Гермионы? Ведь если проблема блуждает где-то в тени деревьев, то ее наличие не так очевидно. Правда, в этом нет ничего хорошего. Слепец, живя в неведении, не может лицезреть всех уродств неидеального мира, но так же он не видит и красот.

Нужно заставить Гермиону «прозреть».

Но, несмотря на ее упорное нежелание открыто обсуждать некоторые вопросы, Люциус чувствовал себя счастливым рядом с ней. Даже если бы она молчала все время, ему все равно было бы хорошо. Эта девушка оказывала на него необъяснимое влияние.

Перед сном Люциус пошел принять душ. Гермиона к этому времени уже устроилась в постели — она по-прежнему чувствовала легкую слабость из-за недавней болезни и потому легла раньше обычного. Хотя засыпать, по-видимому, пока не намеревалась и выглядела довольно бодрой.

«К утру я буду как новенькая», — заверила Гермиона Люциуса. Она лежала в кровати с книгой в руках, когда он вышел из ванной и тут же устроился рядом, укрывшись мягким одеялом. Спальня была еще более непривычной, чем остальная часть квартиры. Но непривычное — не значит плохое.

— Сказки читаешь? — с усмешкой спросил Люциус, бросив беглый взгляд на книгу.

— На этот раз нет, — улыбнулась Гермиона и, оторвавшись от книги, продемонстрировала ему обложку.

— «Двести восемьдесят пять способов определить причину смерти от темного проклятья», — прочел он вслух и скептически изогнул бровь. — Малышка, ты уверена, что тебе необходимо это изучать?

— Люциус... Я живу и сплю в одной постели с бывшим Пожирателем Смерти, поэтому должна быть готова ко всему!

Он негромко рассмеялся. Как она умудрялась главные его недостатки выставлять почти в выгодном свете? Оборачивала все в шутку. Мерлин, это ведь действительно похоже на абсурд! Гермиона Грейнджер, героиня воны, пригласила в гости человека, которого еще недавно считала едва ли не заклятым врагом. Над этой ситуацией действительно можно вдоволь посмеяться.

Гермиона отложила книгу на прикроватную тумбочку, легла, прижавшись к нему, и тихонько пробормотала: «Устала сегодня…» А потом крепко обняла его руку. Она всегда так делала перед сном — обхватывала его за предплечье своими маленькими ручками и мирно засыпала. То ли держалась за него, то ли удерживала. Словно боялась, что он убежит, пока она спит. Цеплялась за него, как за спасательный круг. Хотя, пусть и не осознавая этого, сама вытягивала его из водоворота. Это он, Люциус, должен чуть ли не приковывать ее к себе, страшась потерять. А ведь он боялся, очень. Теперь уже он не мог представить свою жизнь без Гермионы, особенно после сегодняшнего дня. Нет, разве можно вернуться к существованию без чудесного чувства умиротворения, когда она так вот дремлет под боком, даря свое тепло, даря счастье? Нельзя. Невозможно.

* * *

Открыв утром глаза, Люциус увидел перед собой лицо Гермионы. Она уже не спала, а внимательно разглядывала его. Пристальный взор, казалось, стремился детально изучить его всего, дюйм за дюймом — каждую ресничку, каждую морщинку. Люциус почувствовал бы неловкость, не будь это Гермиона. А так это было даже забавно.

— И давно ты на меня смотришь? Разбудила своим взглядом, — с притворным упреком заявил он.

— Я вовсе не хотела тебя будить. Как раз наоборот — спящим ты мне нравишься больше. Спокойный, умиротворенный… А как проснешься — вечно чем-то недоволен.

— Предлагаешь мне снова уснуть? Или ты переживешь эту потерю?

— Как-нибудь справлюсь, — Гермиона улыбнулась. — К тому же, даже после пробуждения ты не теряешь значительную часть своей прелести. Во-первых, ты красивее с открытыми глазами…

Люциус расхохотался, не дав ей продолжить список своих «достоинств». Он смеялся, словно услышал что-то очень остроумное.

— Красивый? — повторил он, успокоившись.

— Ничего смешного, — надулась Гермиона.

— Разве? Как скажешь. Больше никакого смеха, — он напустил на себя серьезность. — Так какой второй пункт в твоем списке?

— Никакой, — буркнула она и уставилась в потолок.

— Не обижайся. Просто из нас двоих это ты — красивая. Понимаешь? Нет, даже не так — ты самая красивая из всех, — Люциус поцеловал ее в уголок губ. Потом в сами губы. Еще раз, еще. — Самая-самая красивая…

— Я не обижаюсь, так что можешь не утруждать себя комплиментами, — она повернулась на бок, уткнувшись макушкой ему в грудь. — Тем более, я знаю, что они не слишком правдивы.

— С каких пор ты не веришь моим словам? — Люциус нежно приобнял ее.

— С каких пор? Ты ведь уже лгал мне. По поводу портрета, по поводу моей комнаты… Может, о чем-то еще умалчивал… Я не знаю, Люциус… — Гермиона говорила, обжигая дыханием его кожу, а потом подняла взор и спросила серьезно: — Неужели ты правда считаешь меня самой красивой, черт возьми?

— Ты красивее, когда не ругаешься. И да, я так считаю, — честно ответил он. — Если я скажу, что влюбился в тебя с первого взгляда, ты поверишь?

— Смотря о каком первом взгляде идет речь, — Гермиона хитро усмехнулась, прекрасно понимая, какую именно их встречу он имеет в виду. — В книжном или в мэноре?

— В мэноре, разумеется. Вряд ли меня смогла бы привлечь маленькая лохматая девочка, учащаяся на параллели с моим двенадцатилетним сыном. Даже если это ты.

— Разумно, — Гермиона улыбнулась. — А когда… Когда ты впервые понял, что я — это я? Когда узнал… меня?

— Не узнавал до последнего разговора в Азкабане. Точнее, не был уверен. Заподозрил что-то еще в Отделе тайн… — Люциус вспомнил тот день. В голове вмиг пронеслись все те неподтвердившиеся теории, что он строил в отношении Гермионы и Джин. Испуганная убегающая девчонка явственно виделась ему, и даже сейчас казалось, что она — вовсе не та Гермиона, что лежит сейчас рядом с ним. Он в задумчивости проговорил: — На голове у тебя тогда творилось что-то невообразимое…

— Мы убегали от Пожирателей Смерти. По-твоему, я должна была сделать прическу по этому поводу? Может, следовало еще вырядиться в платье и предстать на шпильках?!

— Когда я впервые тебя увидел, ты была на шпильках и, знаешь ли, смотрелась гармонично.

— В тот раз мы, кстати, тоже убегали от Пожирателей… Со свадьбы Билла и Флер… Я так и не поняла, почему вообще тогда во время аппарации все это случилось.

— Если Гермиона Грейнджер чего-то не может понять так долго, то дело безнадежное? — спросил Люциус.

— Не-ет. Если Гермиона Грейнджер чего-то не может понять так долго, то надо подождать еще чуть-чуть. Или помочь ей понять, раз такой умный, — с улыбкой отозвалась она.

* * *

Вечером того же дня Люциус сидел на уже привычном диване в гостиной и листал глянцевые страницы какого-то аляповатого журнала. Непонятно, как это нелепое чтиво попало в квартиру Гермионы, но занять себя больше было нечем.

Чуть позже они собирались прогуляться по улочкам Лондона, и Люциус ждал, пока Гермиона примет ванну и оденется. Идея принадлежала, разумеется, ей, но возражений не последовало. Если бродить по Косой Аллее ему не хотелось из-за зевак, которые глазели бы и на них, и на него в частности, то тут, в маггловской части города, им ничего не грозило. Никто и внимания на них не обратит — парочка, каких много. Люциусу даже хотелось смешаться с толпой. Как же давно он не появлялся на людях! Пусть даже в окружении магглов, пусть среди незнакомцев, но это было уже что-то. Предстоящая прогулка сулила ему ощущение свободы. Почему же он не желал покидать стены мэнора? Люциус уже и не мог вспомнить. Это был страх, скорее всего, стремление сохранить устоявшееся относительно нормальное существование. Бессмысленный страх и глупое стремление. Гермиона права — нельзя закрываться ото всех. Или даже ото всех, кроме нее.

Из мыслей его вырвал неожиданный грохот, донесшийся из глубины камина. Вслед за шумом оттуда вылетел еще кто-то. Этот «кто-то» встал, отряхнулся… и уставился на Люциуса. В глазах нежданного гостя виднелся неподдельный шок. Гостя звали Гарри Поттер.

— Добрый день, мистер Поттер, — Люциус был невозмутим.

— М-мистер Малфой?! — тот, казалось, не верил своим глазам. Он протер стекла очков, огляделся по сторонам, снял очки, снова надел, быстро и часто моргая посмотрел на сидящего Люциуса, снова огляделся вокруг и, наконец, повторил: — Мистер Малфой?!

— Да, вы верно помните мое имя, — только и сказал Люциус.

Поттер же, услышав его слова, вовсе не успокоился. Скорее наоборот — он отступил на шаг, быстрым движением достал из кармана волшебную палочку и направил ее на «противника». Тот в ответ и бровью не повел.

— Я понимаю, вы герой магического мира и вам по статусу положено… Но не стоит так сразу переходить в наступление, ведь не ста…

— Где Гермиона? — Поттер перебил его. — И… Что вы здесь делаете?

— Гермиона принимает душ. А я… жду, пока она примет душ.

Очень простое и понятное объяснение. Но Поттера оно не устроило.

— Что?! — возмущенно выкрикнул он. — Что вы несете, черт возьми?! Зачем вы здесь? Кто вас сюда пустил?!

— Вы своими воплями соберете здесь всех соседей. Отвечая на ваши вопросы, скажу, что я здесь в гостях. У Гермионы. Она же, собственно, как вы выразились, «пустила» меня в эту квартиру.

— Зачем бы ей это делать? — вопрос источал недоверие. — Это как-то связано с вашим досрочным освобождением?

— Возможно, — уклончиво ответил Люциус. — Вам лучше спросить об этом лично у Гермионы.

Шум воды из ванной уже не доносился. Зато послышался скрип отворяющейся двери, шаги и чуть встревоженный голос Гермионы:

— Мне показалось, или тут кто-то кричал?

Она была завернута в большое белое банное полотенце, ее кожа раскраснелась от горячей воды, волосы мокрыми прядями спадали на плечи. Словом, выглядела Гермиона очень мило и по-домашнему. Чудная картина, вот только возмущенный Поттер все портил своим присутствием.

— Не показалось! Это был я! — выкрикнул он.

— Гарри… Я… Это просто… Как ты тут… Я не…

— Он тебе угрожает? Мне следует взять его под стражу? — он по-прежнему направлял палочку на Люциуса. А Гермиона все молчала.

— Нет. Я его пригласила, — наконец выговорила Гермиона. Негромко, но отчетливо.

— Ты объяснишься? — с долей едва уловимой обиды и очевидным непониманием спросил ее Поттер.

— Не сейчас, Гарри. Пожалуйста… Я...

— В Министерстве мне сообщили, что ты сильно больна. Я еще вчера вечером отправил тебе письмо, ты не ответила. И камин закрыт от связи. Подумал сегодня: «Как же хорошо, что я могу по каминной сети переместиться к Гермионе!» И вот, пришел проведать тебя. Я волновался.

— Я… Извини. Я уже здорова. Спасибо. Гарри! — она схватила его за руку и чуть ли не силой увела на кухню. Люциус не слышал, о чем они говорили, но Поттер вышел оттуда относительно спокойным. Нарочито вежливо попрощавшись, он исчез в зеленом пламени камина, будто его и не было. Вот только Гермиона выглядела взволнованной. Нет, расстроенной.

* * *

Гермиона сидела в небольшом маггловском кафе и пила уже третью чашку американо за последние двадцать минут. Она не очень любила кофе, и ей вовсе не нужно было взбодриться, но горячий напиток помогал ей успокоиться. Ведь пить что-то покрепче в первой половине дня было бы совсем глупо. К тому же с минуты на минуту ее ждет серьезный разговор с Гарри. А дома ждет Люциус. Все будет хорошо.

«Все будет хорошо, все будет хорошо», — повторяла она про себя, словно мантру, пока сидела и ждала прихода друга. Мысленное самовнушение продолжалось даже тогда, когда Гарри уже сел напротив, сделал заказ у официанта и ожидающе посмотрел на нее. «Ну же, Гермиона, объясни-ка мне, что делал Люциус Малфой в твоей квартире, пока ты принимала душ? Объясни-ка мне, Гермиона…» — как бы говорил его взгляд. А сам Гарри молчал.

— Ох, — выдавила она, отодвигая опустевшую чашку в сторону. — Я не знаю, что сказать.

— Тебе помочь вопросами? — серьезный тон не очень шел Гарри. От этого было не по себе. Будто он хотел ее допросить, как преступницу.

— Не надо, — ответила Гермиона и замолчала. А потом неожиданно даже для себя выпалила на одном дыхании: — У-меня-роман-с-Люциусом-Малфоем! И пожалуйста, не смотри на меня так!

Официант принес заказанные Гарри чай и пирожное, но тот на них и не взглянул.

— Он же тебе в отцы годится! — сказал он. И был прав.

— Возможно, — Гермиона не стала спорить. — Но, к счастью, он не мой отец. А мой жен… мой… любовник.

Черт! Она чуть не сказала, что Люциус — ее жених. Но Гарри, кажется, не обратил внимания на эту небольшую оговорку. Видимо, его голова была слишком занята осмыслением первой новости.

— Мерлин, Гермиона! Я не могу поверить!

— Но тебе придется. Рано или поздно, но ты это примешь, я знаю, — сказала она.

— Все так серьезно? У вас? То есть… как давно? Прости, что спрашиваю, но все же… Когда это началось? После того, как ты его освободила? Или раньше? — сыпались вопросы.

— А разве это могло произойти раньше? — сухо отозвалась Гермиона.

— Почему ты отвечаешь вопросом на вопрос? Это не похоже на тебя.

«Потому что я не могу обманывать тебя. И правду сказать тоже не могу… Пока не могу», — подумала Гермиона, стараясь игнорировать неприятное ощущение — то самое, что испытывают лжецы.

— Потому что ты задаешь вопросы, на которые невозможно отвечать серьезно… Когда — раньше? — она старательно изобразила искреннюю улыбку. — Когда мы давали показания против Пожирателей? Или когда убегали от них в Отделе Тайн? Может, когда попали в плен, когда меня пытали в Малфой-мэноре? Нет? Наверное, когда мы…

— Ладно, я понял, — Гарри прервал ее словесный поток и глубоко вздохнул. — Но я все равно не понимаю. Как? Как это случилось? То есть… ты… и Малфой… Малфой-старший! Черт побери, я бы меньше удивился, если бы это был Драко!

— Не говори ерунду… — Гермиона даже рассмеялась, забыв о нервозности. Она и Драко!

— Рад, что хотя бы такую пару ты не считаешь чем-то приемлемым, — он улыбнулся. — Я переживаю за тебя. Он ведь бывший Пожиратель, и ты…

— Тебе не о чем волноваться, Люциус очень изменился. Очень. Он теперь другой человек, не тот, кого ты видел когда-то в Отделе тайн. И даже не тот, против которого давали показания полгода назад, — заверила его Гермиона.

— Хочется в это верить, — Гарри наконец придвинул к себе чашку с чаем и сделал глоток. — У тебя точно все нормально?

— Нет… Не нормально, а прекрасно. Так еще никогда не было.

Гарри внимательно посмотрел ей в глаза, словно хотел поймать на лжи, но у него ничего не вышло. Ведь она говорила правду. Он слишком хорошо знал Гермиону, чтобы не видеть ее искренность.

— Я… рад за тебя.

Гермиона улыбнулась. Она не могла поверить, что Гарри — милый Гарри! — так спокойно воспринял эту новость. Может, и с остальными не возникнет проблем? Если, конечно, она вообще хочет, чтобы о них с Люциусом знал кто-то еще. А Гермиона вовсе не была уверена, что хочет. Ей было страшно, и одновременно с этим она чувствовала себя счастливой. И у страха, и у счастья имелась одна причина — Люциус.