Гарри Поттер и глина Эдема (джен)

«Недочеловек — это биологически на первый взгляд

полностью идентичное человеку создание природы

с руками, ногами, своего рода мозгами, глазами и ртом.

Но это совсем иное, ужасное создание. Это лишь подобие

человека, с человекоподобными чертами лица, находящееся

в духовном отношении гораздо ниже, чем зверь».

(Генрих Гиммлер)

«Индивидуальность — это пламя, а не камень; форма,

а не материальное наполнение. Эта форма может быть

передана по каналам связи, изменена или скопирована».

(Норберт Винер)

— Алхимия может рассматриваться как обобщение химии, — резким скрипучим голосом говорила Августа Кох, вонзив немигающий взгляд белесых глаз в центр класса, где сидела поникшая Эрика, — а никак не ее отрицание. Поэтому к ней относятся все химические закономерности, хорошо знакомые маглам и, увы, отвратительно знакомые традиционным алхимикам, вообразившим, что живут в другом мире.

— Но, просвещенная Кох, — сделала робкую попытку возразить Эрика, — я же просто…

— Вы просто игнорируете целую научную дисциплину при планировании синтеза, — повысила голос просвещенная. — Мы две недели прошлого семестра посвятили вопросу защиты функциональных групп. И вдруг я вижу, как вы льете кровь дракона, напичканную свободными радикалами, в экстракт черного померанца. Что, по-вашему, произойдет в итоге? Или вы решили, что при использовании природного сырья можно всем этим пренебречь?

— Я просто хотела приготовить состав для связывания гиперферментов дракона с человеческой цитохромной системой, аналог постоянно действующего заклинания Анапнео… — поспешно начала объяснять Эрика, цитируя текст задания.

— А в результате получили вязкую коричневую бурду, безнадежно испортив оба компонента, — безжалостно отозвалась Кох, — из-за окисления незащищенного альфа-нафтола, который превратился в нафтохинон и вызвал цепную полимеризацию. Вам всего-то нужно было позаботиться о предварительной этерификации…

Гарри тяжело вздохнул, слушая, как Августа Кох, не сбавляя оборотов, разносит несчастную Эрику в пух и прах, и мысленно поблагодарил свою медлительность: еще пять минут, и он бы повторил ту же ошибку. Гермиона, сидевшая рядом, невозмутимо выполняла защиту фенольных групп от окисления, и ничто в ее облике не напоминало о том, что только пару дней назад она побывала в нескольких смертельных сражениях. Ее барьер, построенный из книг, исследований и постоянного интеллектуального саморазвития, оставался все столь же мощной защитой от любых посягательств внешнего мира на хрупкое и ранимое «я», заключенное в телесной оболочке.

К сожалению, посягательства самого Гарри оставались столь же тщетными: Гермиона словно бы вообще не замечала его робких намеков и попыток перевести их отношения на более высокий уровень. Он уже дважды попытался выполнить данное самому себе обещание и рассказать ей о своих чувствах, но всякий раз, натыкаясь на удивленный и отчаянно невинный взгляд Гермионы, замолкал на полуслове. С чувством легкой досады Гарри поймал себя на мысли о том, что его самого начинают устраивать их странные отношения: эта пронизанная нежностью с обеих сторон дружба и вечная недосказанность.

Как долго это продлится? В прошлом ему неоднократно казалось, что они переступили размытую черту, отделяющую «просто друзей» от чего-то большего, но каждый раз что-то происходило, обрушивая на их головы одно испытание за другим. А теперь еще Дамблдор… Гарри мысленно перенесся в Храм Творения, на место самой кровавой магической битвы, которую ему довелось видеть. Альбус Дамблдор, директор Хогвартса, человек, которого Гарри едва ли не с первого дня их знакомства воспринимал своим личным ангелом-хранителем, добавил к своей и без того противоречивой биографии новый штрих. Не то чтобы Гарри был страшно удивлен, особенно после разговора с Квирреллом в поезде. И все же одно дело подозревать, а другое — все услышать собственными ушами, еще не отойдя от шока.

«Я долгие годы сотрудничал с Аненербе, Гарри, — сказал ему тогда директор. — После смерти Гиммлера и окончания Второй мировой войны я на какое-то время поверил, что остатки организации отошли от своих нацистских корней и сосредоточились на том, что декларировали своей высшей целью. Поиск утерянных знаний. Постижение истоков магического мастерства. Изучение глубокой древности. Очень немногие знали о том, что я помогал им, за что они делились со мной добытыми знаниями. Но потом… Потом все изменилось».

И вот как реагировать на подобные откровения? Вроде бы знаешь человека несколько лет, причем исключительно с хорошей стороны. Доверяешь ему, отмахиваешься от слов тех, кто пытается его очернять... И вдруг тебе демонстрируют целое семейство скелетов в шкафу, причем именно в тот момент, когда ты нуждаешься в том, чтобы хоть кому-то верить, не подозревая во всех окружающих вражеских агентов. Родной Хогвартс, о котором он привык вспоминать с теплом, теперь приобрел иную окраску.

— Вы меня слушаете, мистер Поттер?

Гарри вскинул голову, встретившись взглядом со стоявшей прямо перед ним Августой Кох, которая по своему обыкновению излучала в окружающий мир высшую степень раздражения.

— П-простите? — запнувшись, переспросил он.

— Следите за температурным режимом, — прокаркала просвещенная, ткнув обтянутым желтой кожей иссохшим пальцем в закрепленный на штативе термометр, кончик которого был погружен в реакционную смесь. — Если не хотите, чтобы получилось, как у фрейлейн Майснер в прошлом году… Кстати, где она? Не очень разумно пропускать лабораторные занятия с ее оценками на экзамене.

Гарри машинально обернулся в сторону парты, за которой обычно сидела Урсула, но сейчас увидел только ее пустующий стул. По спине со скоростью мухоловки пробежала волна мурашек от мимолетного узнавания: он уже был в подобной ситуации раньше. Рука сама собой потянулась ко лбу, где мгновенной фантомной болью отозвался уже не существующий шрам… Да, он по-прежнему думал о нем, как о шраме, даже после того, как узнал правду.

«В 1957 году Том Реддл пришел ко мне проситься на должность преподавателя, — вновь зазвучал в его голове тихий голос Дамблдора. — Он уже тогда почти утратил человеческий облик, и я совершил одну из худших ошибок в своей жизни. Я свел его с Аненербе, надеясь, что их древние техники позволят помочь юноше, вытащить из трясины, в которую он сам себя загнал. Но в результате он узнал от них местонахождение этого Храма, а они… Они получили то, чего им не мог и не хотел дать я. Смертельное оружие».

Квиррелл тогда едва не прервал их разговор, и его можно было понять: каждая минута нахождения за пределами Айзентурма — порция воды на мельницу Аненербе. Старые враги могли найти способ атаковать вновь, заполучив не только «имеющего власть», но и все добытые в Пещере Матерей рукописи. Гарри настоял на том, чтобы дослушать объяснения Дамблдора, и не пожалел. Как минимум часть того, что происходило в его жизни, приобрела смысл.

Однако сейчас что-то происходило вокруг погруженного в свои мысли Гарри, и он с трудом отвлекся от той сцены в Храме Творения, которую раз за разом проигрывал в своем сознании с момента возвращения в Айзентурм.

— Я понятия не имею, — говорил Курт, разводя руками. — Встретил ее сегодня утром до занятий, она вышла из библиотеки и направилась куда-то в сторону выхода из Башни. Выглядела абсолютно нормально, поздоровалась…

Он запнулся и умолк, закусив губу. Температура в классе словно бы понизилась на десяток градусов: Гермиона поплотней закуталась в учебную мантию, во все глаза глядя на Курта.

— Опять? — вырвалось у Гарри.

— Не спешите с выводами, мистер Поттер, — осадила его Августа Кох. — До конца занятия двадцать минут, потом я сообщу в ареопаг. Возможно, ничего не случилось, и Урсула просто прогуливает.

— Просвещенная, нужно сообщить прямо сейчас, — тихо, но твердо ответил Гарри. — Возможно, ей угрожает опасность, и она ждет помощи. Каждая секунда может оказаться решающей.

Просвещенная Кох поджала и без того тонкие бесцветные губы, потом, вздохнув, произнесла:

— Занятие окончено. Заканчивайте синтез, образцы подпишите и оставьте на столе. Ханс Вайшротт, проследите за порядком и закройте лабораторию.

Едва она вышла за порог, все вскочили: о незаконченном синтезе не могла думать даже Гермиона, в глазах которой читалась тревога не меньше испытанной ими на острове Вен. Гарри остался сидеть, опустив голову. Он честно старался не питать иллюзий. Он знал, что Аненербе никогда не отступится от своей цели, и рано или поздно нанесет новый удар. Но так скоро?

— Если мы не сможем найти Урсулу, — проговорил он наконец, — нам нужно найти Аненербе. Найти и уничтожить.

— Что?.. — переспросил Курт, до этого активно участвовавший во всеобщем галдеже.

— Я надеюсь, что с Урсулой все в порядке, — сказал Гарри, поднимаясь на ноги, — но так или иначе, мы не можем и в дальнейшем терпеть существование Аненербе. Они знают о нас все, благодаря Эльзе Фриз. Мы не знаем о них почти ничего. Не знаем, кто ими руководит, где их штаб-квартира и что они планируют делать.

Его слушали в мертвом молчании, внимая каждому слову. Их с Гермионой приключения на каникулах в первый же день нового семестра стали известны всем и каждому, в результате чего сомнительный ранее авторитет бывших учеников Хогвартса взлетел до небес даже среди преподавателей. Здесь определенно ценили умение добиваться практических результатов, преодолевать препятствия и побеждать — и кто мог отказать им в факте победы, пусть и частичной?

Всеобщее внимание некогда тяготило Гарри, выросшего у Дурслей под лестницей и вечно находившегося на третьих ролях. Однако сейчас он воспринимал его как должное, и не чувствовал по этому поводу ничего, кроме слабого удивления от произошедшей в нем перемены. Важно было то, что новое положение дел определенно сыграет ему на руку: теперь не придется тщетно доказывать свою правоту — достаточно просто озвучить мнение. Единственный из учеников, кто теперь может всерьез ему возразить, — это…

— Исчезновение Урсулы, возможно, никак не связано с Аненербе, — негромко сказала Гермиона.

— Возможно, — согласился Гарри. — Но это ничего не меняет. Я… я поговорю с Вейсгауптом.

Вейсгаупт выглядел в точности таким же, каким Гарри его запомнил: возникало даже впечатление, что он — самая неизменная часть Башни, квинтэссенция стабильности и порядка, пусть даже порой пугающая. Утонувший в массивном экзоскелете, интегрированном в систему жизнеобеспечения, глава ордена хранил молчание, пока Гарри излагал ему суть дела. Ни единой эмоции не отражалось на этом бесстрастном лице, напоминающем больше пластиковую маску и отчасти, возможно, действительно бывшем ею. Наконец губы Вейсгаупта пришли в движение, и он проговорил:

— Я понимаю суть вашего предложения, Гарри. Просвещенный Квиррелл вынес ровно то же самое на обсуждение ареопага сразу же после вашего триумфального возвращения в академию. Ареопаг принял решение собрать дополнительную информацию, прежде чем предпринимать активные шаги.

— Неужели мы просто будем ждать и ничего не делать? — возмущенно спросил Гарри. — Они в любой момент могут атаковать снова. Всем ученикам, покидающим Сумрак, угрожает опасность. И не только ученикам. Любого из наших могут убить или наложить на него Империус. Это уже происходит! Вначале фрау Вундерлих, теперь Урсула…

Глава ордена невозмутимо выслушал этот яростный выпад, после чего, не меняя интонации, все столь же спокойно ответил:

— Мы всего лишь не намерены атаковать сейчас, когда у нас нет достоверной информации о расположении их командного центра и прочих стратегически важных целей. Однако вы ошибаетесь, если полагаете, что мы вообще ничего не делаем в ответ на угрозу.

— А это не так?

— Это не так. Сожалею, Гарри, но есть категория информации, которая не обсуждается за пределами ареопага. Однако я могу сказать, что с момента вашего возвращения мы организовали несколько разведывательных операций и ограничили выход за пределы Сумрака всем, кто не имеет установленного идентификационного импланта. То есть никто из учеников, кроме вас, мисс Грейнджер и еще нескольких старшекурсников, не может выйти в опасную зону.

— Но как же Урсула? У нее нет импланта!

— Судя по всему, она тоже не выходила. Мы расследуем ее исчезновение, и, полагаю, ситуация вскоре благополучно разрешится. Что же касается Софи Вундерлих, то просвещенная Герда Краузе сообщает, что жизни ее пациентки уже ничего не угрожает. Вчера она вышла из комы, и, возможно, вам позволят навестить ее.

Это была первая радостная новость за сегодня, и Гарри немного расслабился. Вплоть до возвращения в академию он был уверен, что эта милая хозяйка кафе погибла, сообщая ему путь к отступлению, отчего не мог избавиться от чувства вины за ее смерть. Теперь же, после известия о том, что она выжила и сейчас идет на поправку, на душе у него стало заметно легче. Однако был еще один человек, чьей судьбой Гарри все так же был обеспокоен.

— Удалось ли узнать что-нибудь об Эрше Ширмане? — спросил он.

— К сожалению, ничего определенного. В синагоге его больше не видели, в его квартире никого. Соседи о нем мало что знают, о его родственниках тоже ничего не известно. Удалось также найти описанное вами место сражения. Бетонный блок весь изрыт пулями, рядом — следы крови как минимум трех человек.

Крови! Неужели Эрше погиб в тот день? Гарри, почувствовав тугой комок в горле, с усилием сглотнул и упавшим голосом спросил:

— Нельзя ли по крайней мере послать кого-нибудь на базу Аненербе рядом с Копенгагеном? Там установлен портал, подключенный к их всеобщей сети. Оттуда наверняка можно попасть и в командный центр.

— Вчера пришло сообщение от разведывательной группы. База, о которой вы сообщили, демонтирована, портал уничтожен. Теперь это просто старый бункер. Поэтому вынужден повторить: мы нуждаемся в дополнительной информации, и мы ее получим. Уверяю вас, Гарри, это не первый кризис, с которым сталкиваются иллюминаты. Мы справимся и сможем защитить вас.

Возразить на это было нечего. Гарри, попрощавшись с главой ордена, нехотя развернулся и вышел за дверь, сразу же попав под прицел доброго десятка пар глаз, обращенных к нему в выжидательном внимании. Он лишь покачал головой и развел руками.

— Продолжаем ждать, — проговорил он и, нахмурившись, обвел взглядом собравшихся сокурсников. — Кто-нибудь видел Гермиону?

— Она сказала, что сходит в библиотеку, — ответил Ханс. — Хотела что-то проверить насчет Урсулы.

Гарри кивнул и, ничего не ответив, быстрым шагом двинулся в сторону библиотеки. Им овладела странная тревога, у которой не было видимой причины: в конце концов, библиотеку Айзентурма сложно счесть опасным местом. И все же ему не давала покоя брошенная Куртом фраза. «Она вышла из библиотеки и направилась куда-то в сторону выхода», — сказал тот. Если Гермиона решила организовать собственное расследование и теперь идет по стопам Урсулы, не попадет ли она в итоге в ту же ситуацию?

В библиотеку он вошел, изрядно запыхавшись. Эльф-библиотекарь мирно дремал за столиком. Несколько старшекурсников в глубине читального зала сосредоточенно перелистывали страницы лежавших перед ними книг и научных журналов, время от времени переписывая что-то в свои конспекты. Гермионы в пределах видимости не было, отчего его беспокойство разом усилилось.

— Прошу прощения! — громко обратился он к эльфу, отчего тот испуганно подскочил на стуле, а двое из работавших в зале учеников недовольно обернулись на его голос. — Сюда недавно приходила ученица седьмого курса, Гермиона Грейнджер. Она все еще здесь?

Библиотекарь энергично закивал, но потом не менее резво отрицательно замотал головой, порядком озадачив Гарри.

— Фрейлейн приходить сюда. Читать книгу вон там и не вернуть ее на место, — недовольно проговорил эльф, указав в направлении ближайшего столика в читальном зале, на котором Гарри и впрямь разглядел одиноко лежавшую книгу, раскрытую на середине. — Потом фрейлейн вскочить и убежать.

Гарри рванулся было к двери, но затем, помедлив, подошел к столику с книгой. Осторожно протянув руку, как будто это был экземпляр «Чудовищной книги» Эдвардаса Лима, он перевернул ее и взглянул на обложку. На ее потертой поверхности все еще можно было разобрать рельефные буквы: «Дитрих Майснер. Каббалистика и пролегомены антропософии». Пролистав несколько хрупких пожелтевших страниц, испещренных нудными рассуждениями о природе человеческого духа, он пожал плечами, положил книгу на стол и вернулся к двери. Когда он закрывал ее за собой, до него донеслось раздраженное ворчание эльфа, сетовавшего на учеников, не умеющих обращаться с книгами должным образом и бросающих ценные экземпляры где попало.

Почти бегом проскочив через весь главный холл и отмахнувшись от столпившихся сокурсников, обративших к нему заинтересованные взгляды, Гарри открыл входную дверь и, едва сделав шаг за порог, нос к носу столкнулся с Гермионой в компании профессора Квиррелла. Должно быть, его встревоженный вид не остался незамеченным, поскольку Гермиона, нахмурившись, сделала шаг навстречу и спросила:

— Что-то случилось, Гарри?

— Да, что-то случилось, — ответил он с внезапно нахлынувшим раздражением. — Ты пропала вслед за Урсулой, и я уже успел подумать невесть что.

— Господи, Гарри, да я просто искала профессора! — ответила она, указав взглядом на Квиррелла. — Ты не представляешь, что я только что обнаружила в библиотеке.

— Представляю. Какую-то унылую книгу про каббалистику.

— Так ты уже был там? Ты обратил внимание на имя автора?

— Мельком, — пожал плечами Гарри. — А что в нем такого особенного?

Гермиона закатила глаза, как видно, поражаясь его дремучести, и, взяв Гарри за локоть, потащила его за собой. Профессор Квиррелл, на протяжении всей этой сцены бесстрастно ожидавший ее окончания, без каких-либо комментариев пошел за ними следом.

Эльф-библиотекарь разразился новой порцией ворчания, услышав, что они опять желают взглянуть на ту же самую книгу и, не переставая потчевать их правилами обращения с раритетными изданиями, провел их к стеллажу, куда уже успел вернуть предмет их интереса. Держа книгу в обеих руках, он бережно протянул ее к ним, сопровождая этот жест строгим взглядом исподлобья. Гермиона взяла ее в руки и указала пальцем на имя автора.

— Читай, Гарри.

— Ну Дитрих Майснер. И что в этом… — он умолк и снова вгляделся в полустертые буквы. — Майснер? Это же ее фамилия! Автор — ее отец?

— Год публикации — 1928, — ответила Гермиона, открыв титульную страницу. — Тогда, возможно, даже ее дед еще не родился.

— Это ее прадед, — вмешался Квиррелл. — Вы правы, мистер Поттер, его сочинения — редкостная околофилософская муть с нулевой практической ценностью. Хотя они и достаточно известны в определенных кругах. Что вас заинтересовало в этой книге, мисс Грейнджер?

Гермиона решительно направилась к одному из столов в читальном зале и уселась за него, положив книгу перед собой.

— Курт сказал, что сегодня утром видел Урсулу выходящей из библиотеки, — заговорила она, когда они разместились напротив. — Мне стало интересно, что она там делала и не могло ли это быть связанным с происшествием. И похоже, что я оказалась права. Библиотекарь нашел в базе посещений ее имя и сообщил, что конкретно она читала, так что я решила просмотреть эту книгу сама.

— Надо будет сделать внушение этому эльфу относительно принципов приватности, — изобразил недовольную гримасу Квиррелл. — Личная информация разглашается только по требованию ареопага.

— Ну, в нашем случае его беспечность ускорила дело, — пожала плечами Гермиона. — Мне не пришлось долго искать, Урсула оставила закладку. В самом начале, во введении. Смотрите на этот абзац.

Гарри пробежался взглядом по странице, на которой автор клял западную культуру за игнорирование духовного наследия предков, и остановился на фрагменте текста, который привлек внимание Гермионы. Ничем примечательным он на первый взгляд не выделялся, но Гарри, в памяти которого еще жива была эпопея с кодом Гёте, внимательно прочел его, обращая внимание на каждое слово:

«Научная мысль Запада движется по пути предельного обезличивания исследователя, ставя это положение дел в принцип и полагая его высочайшим достижением. Многочисленные адепты этого объективистского подхода не осознают, что глубочайшие тайны бытия доступны только при деятельном участии личностной составляющей познающего субъекта и нередко заключены в нем самом. Что осталось бы от моих собственных прозрений, не будь я персонально знаком с выдающейся личностью, владевшей знанием об истинной природе жизни и Космоса, чья фотография и поныне хранится внутри нашего фамильного медальона, напоминая мне о пережитом моменте прикосновения к высшей реальности?»

— Гермиона, я знаю, что кажусь тебе тупицей, — сказал Гарри, — но я не вижу в этом ничего, что могло бы заставить Урсулу пропасть без следа.

Он оглянулся на Квиррелла, который казался озадаченным не меньше его. Однако уже через секунду взгляд профессора вспыхнул, и на его лицо вернулась привычная ухмылка.

— Фамильный медальон, значит, — протянул он. — Который наверняка был передан Урсуле по наследству после смерти ее отца. Это было около четырех лет назад, насколько мне известно. Полагаете, что она пошла взглянуть на фотографию, мисс Грейнджер?

— Уверена в этом, — безапелляционно заявила Гермиона. — Думаю, она вообще не знала, что внутри медальона что-то есть, просто хранила его в память об отце.

— Не уверен, что это имеет отношение к ее исчезновению, но гипотеза прелюбопытная, — задумчиво проговорил Квиррелл. — Я подам запрос в ареопаг, и нам позволят сделать обыск в ее квартире. Посмотрим, что такого в этой таинственной фотографии.

Как и прочие идеи Гермионы, обнаруженная ею связь казалась в высшей степени логичной, однако что-то во всем этом не сходилось. Поначалу Гарри не мог понять, что его не устраивает в таком объяснении, но потом, вернувшись мыслями к тому, что говорилось на занятии Августы Кох, он вспомнил.

— Подождите, — медленно произнес он. — Курт сказал, что Урсула шла из библиотеки к выходу. Но разве она не живет в Башне? Зачем ей покидать Айзентурм, чтобы взглянуть на медальон?

Гермиона нахмурилась: как видно, возражение показалось ей резонным. Гарри не сумел сдержать улыбки: не часто ему удается обнаружить ошибку в ее рассуждениях. Однако профессор тут же испортил момент его и без того не слишком заметного триумфа.

— Она действительно постоянно живет в Башне, как и все остальные ученики. Однако ее отец, после того, как передал нам массу ценнейшей информации из ведения Аненербе, переселился из внешнего мира в пара-Ингольштадт — там он был в безопасности… как мы считали. Его квартира со всем имуществом до сих пор там, и Урсула время от времени может ее посещать.

— Ее отец был связан с Аненербе? — удивленно спросил Гарри, когда они покинули библиотеку.

— Не то чтобы связан… — начал было Квиррелл, но тут же был прерван подбежавшим Хансом, их старостой.

— Профессор! — воскликнул он, по своему обыкновению почтительно склонив голову. — Гарри! Вы уже знаете? Они нашли Урсулу.

— Где? — вскинула на него взгляд Гермиона.

От внимания Гарри не укрылась легкая досада, промелькнувшая на ее лице: ей не позволили раскрыть тайну самостоятельно.

— Она лежала на полу в жилом корпусе, в самом конце коридора. Туда обычно никто не забредает, а искали до этого в основном за пределами Башни.

— Лежала? — упавшим голосом спросил Гарри. — Значит, она… умерла?

Ханс покачал головой.

— Потеряла сознание, но жива. Ее отнесли в медицинский корпус.

— При ней не было медальона? — невозмутимо осведомился Квиррелл, но Ханс в ответ только развел руками.

Волнение Гарри немного улеглось. Может быть, он все же был неправ, и кошмар на сей раз даже не думал возвращаться. Он успел подумать, что они лишились Урсулы, а потом и Гермионы, но обе девушки оказались в целости и сохранности, а происшествие — не стоящим и выеденного яйца. Вероятно, Урсула до сих пор переживает из-за гибели отца, и вид его медальона довел ее до обморочного состояния… «На целый день?» — ехидно осведомился его внутренний голос с нотками профессора Квиррелла. Гарри отмахнулся от него. В конце концов, она может чем-то болеть. Или потерять сознание недавно, а до этого скрываться от всех в дальнем уголке Башни и депрессировать — у подростков такое нередко.

Из-за поворота вышла Герда Краузе в больничном халате и, завидев Квиррелла, направилась к нему.

— Ханс уже сообщил вам, просвещенный? — спросила она. — Нам удалось привести девочку в чувство. Вот только…

— Что? — вновь забеспокоился Гарри.

— У нее селективная форма амнезии. Она не помнит ничего с сегодняшнего утра. И еще, в руке она сжимала это.

Герда Краузе протянула висевший на цепочке серебряный медальон круглой формы, на откинутой крышечке которого Гарри увидел уже знакомый ему символ Черного Солнца. Внутри медальона не было ничего.