Сын героя (джен)

— Ну вот, так что сестра Казекаге обещала помочь мне с техниками ветра, как только я снова вернусь в Коноху, — закончил Гаара, неловко улыбнувшись.

— Ты так хочешь быть в Конохе? — спросил Кезуки, разворачивая фольгу с мороженым. — Может, лучше в Суне останешься? Всё-таки это твоя родина.

— Да, но… Родители всё ещё сердятся на меня, судя по письму. И, зная их, боюсь, что если я постоянно буду у них на глазах, они так и будут ругаться. Я загляну к ним, когда буду в Суне, извинюсь. А потом, как только оформлю документы, вернусь в Коноху. Поживу здесь какое-то время под присмотром Темари-сан.

Всю их небольшую прогулку Гаара с любопытством рассматривал такую непривычную для жителя деревни Песка архитектуру.

— Может, ты и прав, — пожал плечами Кезуки, любуясь вместе с ним улицами.

Из-за внезапного желания Каге всех остальных стран присутствовать вместе с делегациями на фестивале, его пришлось перенести на неделю, чтобы все гости успели прибыть. А так как украшать Коноху начали с расчётом на прошлую дату, в деревне который день стояла праздничная атмосфера, создаваемая многочисленными фонариками, гирляндами и лавочками с традиционными развлечениями.

Фестиваль Мира. Так его назвали первые организаторы, устроившие праздник в честь годовщины окончания Четвёртой мировой войны шиноби. Что-то подобное проводилось и в других странах, однако в этом году все решили сделать центром праздника Коноху. И Кезуки знал, почему.

Завтра, за три часа до начала фестиваля, Хокаге Скрытого Листа Хатаке Какаши сделает важное объявление. С крыши резиденции. Всем незанятым жителям просьба подойти и послушать. Во время объявления на крыше будут присутствовать все пять Каге, а также Узумаки Наруто, Учиха Саске и… Учиха Кезуки.

Об этом известно уже второй день, как сказали Кезуки. Сам он впервые после выписки из госпиталя вышел на улицу и теперь немного нервничал. Хотя официального подтверждения ещё не было, слухи уже потихоньку распространялись, и периодически Учиха ловил на себе то заинтересованные, то оценивающие, то просто косые взгляды.

На самом деле он пока не должен здесь быть. Сакура ещё не разрешала ему покидать дом, особенно без присмотра, и Кезуки этот день намеревался провести за чтением и редкими разговорами с сестрой или дядей. Но тёзка Казекаге застыл на пороге, отказываясь пройти в дом и при этом желая пообщаться с младшим Учихой.

Дядя, махнув рукой, отправил племянника прогуляться, сказав только, чтобы тот не задерживался долго.

Поэтому сейчас они неспешно шли по улицам Конохи и поедали мороженое, которое Кезуки вдруг остро захотелось. Гаара рассказал про судьбу всех преступников из организации — те, кто был приближен к верхушке и кого не убил Саске, получили свой срок. Шпионов выслали из стран, многие обошлись условным сроком, кто-то — лишением статуса шиноби. Обидно было только, что многие талантливые люди, в чьей истории так и оставшаяся безымянной организация была лишь ошибкой, теперь не смогут найти нормальную работу.

Но были и хорошие новости. Всех детей удалось оправдать. Безусловно, за ними будут наблюдать какое-то время, но записей в их личные дела оставлять не стали и тайну об их преступном прошлом решили не разглашать.

Решили на суде, где Саске в числе многих других влиятельных шиноби встал на защиту этой группы ребят, половина из которых хотела реализовать своё чувство обиды, а другая половина — просто была обманута.

За это Гаара успел уже десятки раз выразить свою благодарность. Выражал он её, почему-то, только перед Кезуки, объяснив это тем, что перед его дядей он это сделать не решится.

— А как ты себя чувствуешь? — осторожно спросил мальчик у Учихи, — С твоей травмой всё в порядке?

— Моя травма отлично поживает, — не преминул пошутить Кезуки.

— Нет, я серьёзно, — возразил Гаара.

— Да всё нормально, не переживай, — отмахнулся Учиха, — У моей тёти золотые руки, она меня вылечила.

— Просто… — потупился мальчик из Песка, — это ведь из-за меня всё. Если бы меня не взяли в заложники, если бы я был чуть сильнее и…

— Эй, — Кезуки остановился, взяв Гаару за плечо и заставив повернуться к нему, — Об этом тоже можешь не париться. Мы с дядей вообще терпеть не можем оборот «если бы». Он слишком коварен. А насчёт вины… Знаешь, я думаю, что мы все в этой ситуации изрядно налажали. И я, если честно, уже устал извиняться и выслушивать извинения.

— Но… — хотел было возразить Гаара, но его перебили.

— Просто нужно извлечь из этого урок и жить дальше, — подытожил Кезуки и словно в подтверждение откусил большой кусок пломбира. — Ешь, а то растает, — добавил он, кивнув на мороженое Гаары.

Тот уставился на лакомство.

— А у нас в Суне мороженое непопулярно. На улицах его точно никто не ест.

— Из-за песка?

— Да. Но у вас оно очень вкусное. Ты часто ешь мороженое? — в глазах Гаары было настоящее любопытство, и Кезуки несколько удивился подобному вопросу.

— У меня есть друг, который обожает мороженое и жрёт его постоянно, в любое время года. Волей-неволей приходится разделять его увлечение, — всё же ответил он.

— Классно, наверное, иметь такого друга? — поинтересовался Гаара.

— Э-э, — протянул озадаченный Кезуки, вспоминая все счастливые моменты, проведённые с Акирой, и все проблемы, с ним же связанные. — Да, вроде бы. У тебя что, нет друзей?

— Да как-то не получилось завести. Были только ребята, с которыми я играл на улице в детстве, но…

— Мы пришли, — сказал вдруг Кезуки. — Извини, что перебил, — Они стояли перед резиденцией Хокаге, в которую Гааре надо было зайти перед отправлением в Суну. — Тебе туда.

— Ты не пойдёшь со мной? — робко уточнил Гаара.

— Нет, — покачал головой Кезуки, — Мне не стоит надолго отлучаться. Да ты и сам справишься.

Помедлив, мальчик из Песка кивнул.

— Тогда… до встречи? — он поднял руку в прощальном жесте.

Учиха махнул в ответ.

— До встречи.

Перед домом его встретил Саске. Дядя выглядел немного встревоженным, но на губах его играла улыбка.

— Будет лучше, если ты проберёшься в свою комнату через окно, — сообщил Саске, как только племянник с ним поравнялся.

Кезуки нахмурился.

— Хочешь сказать…

— Да. Сакура неожиданно пришла. Я сказал ей, что ты спишь, и она пока на кухне, но рано или поздно она решит тебя проведать. Поэтому возвращайся через окно, и бесшумно. Я отвлеку её.

Секунду Кезуки обдумывал его слова.

— Но меня же недолго не было, — неуверенно возразил он, — Может, просто признаться ей? Не убьёт же она меня.

— Кезуки, — поморщившись, вздохнул Саске, — Сакура в таком состоянии, что лучше не злить её лишний раз — целее будешь. Поэтому не спорь, пожалуйста, не думаю, что тебе трудно сделать то, что я говорю.

В окно Кезуки залезал несколько офигевший. Во-первых, он не считал, что такая небольшая провинность стоит подобных мер во избежание гнева Сакуры, поэтому просьба дяди показалась странной. Во-вторых, Саске сказал «пожалуйста». Слово, которого вообще нет в его словарном запасе, по крайней мере, мальчик так думал до сегодняшнего дня.

Сакура пришла через десять минут, и Кезуки притворился только что проснувшимся. Выполз из-под одеяла, привычно ответил на все касающиеся его здоровья вопросы, улыбнулся какой-то шутке, при всём этом пристально наблюдая за тётей.

Сакура вела себя как обычно. Может быть, была чуть более весёлой и улыбчивой. И более ласковой. Снова поцеловала его в щёку. Что-то рассказывала ему про случай в госпитале, но Кезуки слушал плохо, занятый своими мыслями, и к его удивлению, Сакура это даже не заметила.

Потом её позвала Сарада, и Сакура вышла из комнаты, по пути улыбнувшись появившемуся в дверях мужу. Саске улыбнулся в ответ, проследил за женой взглядом и, когда послышались её шаги на лестнице, прикрыл дверь.

— О каком таком состоянии ты говорил? — поинтересовался Кезуки, — Она в последние дни словно ангел во плоти.

— Я потом тебе всё объясню, — покачав головой, Саске уклонился от ответа. — Сейчас важнее завтрашний день. Ты готов к нему?

— Я? — переспросил Кезуки, — А мне что-то придётся делать?

— Возможно. Но я не совсем об этом.

— Не знаю, — честно признался мальчик, сжав в пальцах одеяло, — До сих пор не знаю.

Саске нахмурился.

— Ты слишком близко всё принимаешь. Я говорил тебе уже — не стоит так беспокоиться.

Кезуки поднял на него взгляд.

— Но ты ведь и сам беспокоишься, дядя. Иначе ты бы не говорил мне сейчас всё это.

Саске как-то криво улыбнулся.

— Может быть, — не стал спорить он, — Но в любом случае я буду там же, рядом с тобой, так что, надеюсь, всё будет в порядке.

Кезуки оставалось только кивнуть.

В час перед началом выступления Хокаге в Конохе было особенно оживлённо. Подстегаемые слухами и собственным любопытством, к резиденции стекались даже те, кто вообще едва знал о том, что клан Учиха когда-то был самым сильным кланом в деревне.

Желающие занять лучшие места уже давно их заняли. Но Кезуки пока был не на своём месте. Тихо и незаметно пристроившись на подоконнике в кабинете Хокаге, он то смотрел вниз, откуда раздавался монотонный гул сотен голосов, то переключал внимание на происходящее в помещении.

Какаши раздавал приказы. Формировались целые отряды Анбу и рядовых шиноби для контролирования ситуации в случае, если что-то пойдёт не так. Когда Шизуне отвлекала Хокаге организационными моментами, учителя заменял Саске, отдающий столь же точные приказы. На удивление, Учиху слушались.

Но вся эта суматоха проходила будто в стороне от Кезуки. Окружаемый шумом со всех сторон, сам он молчал. Он пытался представить, как это всё было. Много лет назад, когда его отец был его ровесником. Как у того человека, Шимуры Данзо, при имени которого дядя до сих пор кривится, хватило духу отдать подобный приказ? Как у отца поднялась рука его исполнить? И почему, почему все те люди, которые знали о происходящем, почему они ничего не сделали, чтобы остановить это безумие?

Кезуки посмотрел на Саске, стоящего к нему спиной и разговаривающего с Какаши. Мальчик был уверен, что живёт в безопасной деревне. Даже если бы сейчас началось нечто подобное, с кланом Хьюга, например, то в какой бы тайне это не держалось, кто-нибудь обязательно узнал бы об этом: дядя, Наруто, Сакура, Какаши, чёрт, да сейчас так много шиноби, которые ни за что не допустят трагедии, которые знают, что делать, и умеют решать проблемы не только силой, но и словами, искать компромиссы, договариваться. Неужели тогда не было никого, кто способен на такое?

В конце концов, Кезуки пришёл к выводу, что во многом была виновата Третья мировая война шиноби, унёсшая жизни многих выдающихся шиноби. Более того, среди выживших одних она напугала настолько, что они были готовы на всё, лишь бы не допустить очередной войны, а других сделала бесстрашными и беспощадными, способными развязать новый конфликт.

Но даже война не объясняла всего. Даже она была лишь одним из условий, обеспечивших случившееся. Но что же было причиной?

Кезуки не сразу понял, что Саске уже некоторое время стоит рядом с ним. Он вздрогнул, поднимая взгляд.

— О чём ты так задумался? — спросил дядя.

— Я просто… — мальчик уставился на свои руки, — Когда я думаю о том, что случилось с кланом Учиха, то вроде бы понимаю, насколько всё это было ужасно, но почувствовать этот ужас почему-то не могу. Наверное, потому, что я не был там, пусть даже ты и показывал мне гендзюцу. Но… с тобой ведь всё по-другому?

Саске ответил не сразу. Кезуки не видел его лица и взгляда, но по прозвучавшему наконец голосу понял, что дяде этот разговор не нравится.

— Верно, — сказал Саске, — То, что произошло, было на самом деле ужасно. И мне даже сейчас не составит труда вспомнить и ощутить тот ужас. Но от этого нет никакой пользы. Моё участие в тех событиях приносит мне лишь боль и страх, ничего больше. И тебе совсем не обязательно чувствовать то же. Более того, я сделаю всё возможное, чтобы ты никогда этого не почувствовал. Тебе достаточно лишь знать и сделать из своих знаний соответствующие выводы. Понимаешь?

Кезуки вспомнил, что отец говорил ему почти то же самое, и в очередной раз осознал, как много общего между этими братьями.

— Да, — тихо ответил мальчик, — Ты прав. Прости.

— Ничего страшного, — смягчился Саске. — Но нам пора, я за тем и подошёл к тебе. Скоро эта история наконец закончится.

Кезуки спрыгнул с подоконника.

На крыше резиденции было прохладно. Ёжась от ветра, Кезуки находился на некотором расстоянии от края, так, чтобы его пока не было видно. Рядом стоял Саске.

Гул толпы стих в тот момент, когда показался Какаши вместе с остальными Каге. Сначала были общие слова: про мир, про цену, которую пришлось заплатить за мир, про память о погибших, про важность единства и сотрудничества. Качественные микрофоны далеко разносили их, чтобы даже те, кто не попал на площадь, могли услышать речи Каге. Но ничего особенно нового в них не было, в общем, подобное Кезуки слышал довольно часто. Хотя в устах Какаши или Гаары, озвучиваемые их спокойными голосами и подкрепляемые их незримым авторитетом, привычные слова звучали иначе, заставляя вслушаться в них каждого.

Оставшихся трёх Каге Кезуки знал гораздо хуже — они редко бывали в Конохе, кроме того, двое из них лишь недавно заняли свои посты. Их мальчик слушал с меньшим вниманием, просто потому, что волнение и томительное ожидание делали его рассеянным.

Наконец, все речи были сказаны. Все Каге, кроме Какаши, отступили назад. Толпа загудела, но Хокаге поднял руку, призывая к тишине. На крышу вбежал припоздавший Наруто. Кезуки поднял взгляд на дядю, но тот был внешне совершенно спокоен, только его губы были плотно сжаты, а взгляд словно прожигал спину Хатаке.

Кезуки посмотрел туда же. Красные иероглифы на белом плаще. Хокаге. Какую же силу он имеет на самом деле?

—…и многие помнят, насколько шокирующим стало это событие, — Кезуки наконец сосредоточился на словах Какаши, — Событие, внезапное для всех нас. Однако были люди, которые знали о том, что должно произойти. Были люди, которые стали тому причиной. — Вновь зазвучала история, которую Кезуки уже слышал от дяди и даже видел в гендзюцу. История его клана. История его отца. История прошлого. Кезуки выцеплял лишь имена: Учиха Мадара, Учиха Обито, Намиказе Минато, Шимура Данзо, Учиха Фугаку, Третий Хокаге, Учиха Шисуи, Учиха Итачи. Кезуки думал, что уже достаточно готов, но на последнем имени всё равно вздрогнул. — Это не было его прихотью или желанием проверить свои способности. Это был его приказ. И также это было его решение, его выбор между уничтожением собственного клана и кровопролитной войной, которая, возможно, затянула в себя и другие страны.

Жители должны были как-то отреагировать на слова Хокаге. И они отреагировали гулом, волнениями в толпе, отдельными выкриками. Внешне не изменившись, Кезуки стиснул в пальцах край рубашки. Какаши вновь поднял руку, и вновь стало тихо.

— Я представляю, что вы чувствуете, узнав подобное, но дайте мне договорить до конца, — Какаши говорил спокойно и размеренно, делая паузы там, где это требовалось, — В Конохе о случившемся знали только три старейшины и Третий Хокаге, и они долго скрывали правду. Я сам узнал обо всё лишь через десять лет, из уст Учихи Обито. Всем остальным было объявлено, что Учиха Итачи — преступник. Многие из вас скажут, что он, будучи членом организации Акацуки, способствовал началу Четвёртой мировой войны. Отчасти это верно. Но Четвёртая мировая сплотила нас. Показала, что есть силы, против которых никакая страна не справится в одиночку. Война же, которая могла бы разразиться между Учиха и Конохой, в итоге привела бы к ещё большей разрозненности в мире, — тут, несмотря на спокойный и уверенный тон, Какаши всё равно остановился ненадолго, словно переводя дух. Толпа молчала.

Кезуки оторвал взгляд от Хатаке и перевёл его на Саске. Тот посмотрел в ответ. Видимо, в глазах мальчика читалась явная тревога, потому что дядя чуть улыбнулся и сказал одними губами:

— Всё хорошо.

Кезуки заставил себя выпустить ткань рубашки из рук.

— Я хочу сказать ещё кое-что, возможно, самое важное. — в тишине голос Хокаге, обычно хрипловатый, казался звенящим, — Да, в том, что случилось, виноват клан Учиха, а также есть доля вины и самого Итачи. Но точно также в этом виноваты и старейшины Конохи. И Третий Хокаге, — он вздохнул, прикрыв глаза, — И Учиха Обито. И Учиха Мадара. В конце концов всё это восходит к Кагуе Ооцуцуки и её порождению, Чёрному Зецу. Но мы сейчас не будем трогать Кагую. Нас больше интересуют те люди, которых мы когда-то знали или о ком, по крайней мере, слышали. Люди, которые претерпели много боли и страданий и которые не могли поступать иначе. Нельзя отрицать их вину, но нельзя и ненавидеть их за совершённое. Ненависть принесёт лишь новые раздоры и страдания, да и, в конце концов, все эти люди уже умерли, смертью искупив свои грехи. Нам остаётся лишь знать и помнить о них. Кроме того, вы должны знать и о том, что именно Учиха Итачи, будучи сам воскрешённым, остановил технику Эдо Тенсей. Даже после смерти он защищал свою деревню. Даже после смерти он был героем. Поэтому сегодня я вычеркну его имя из списка ниндзя-отступников. — Какаши снова замолчал, чтобы каждый успел услышать и осознать его слова, — И также я, как Шестой Хокаге, приношу вам официальные извинения за все ошибки правительства деревни, а также за сокрытие правды. Кое-что скрыл от вас и я. В Скрытом Листе живёт мальчик, Учиха Кезуки. Многие из вас его знают как сына Учихи Саске. Но на самом деле это ребёнок Итачи. Он родился в другой деревне, и, когда Саске его нашёл и привёл в Коноху, мы решили оградить его от клейма сына преступника. — Тут Какаши обернулся и поманил напряжённо слушавшего Кезуки рукой. На негнущихся ногах мальчик подошёл, встав рядом с Хокаге, и пока он нервно рассматривал толпу, Хатаке продолжил. — Нам долгие годы приходилось лгать. Но сегодня, я надеюсь, всё изменилось, и этот мальчик сможет с гордостью говорить о своём отце. Не хочешь сказать что-нибудь сейчас? — обратился Какаши к Кезуки.

Хокаге обратился к нему, с просьбой что-нибудь сказать. Хокаге обратился… Но Кезуки забыл все слова. Он не двигался и не произносил ни звука, всё больше и больше нервничая. Толпа людей, в которой каждый смотрел на него, пугала мальчика, хотя раньше подобных страхов он за собой не замечал.

Паника уже начала давить изнутри, когда на его плечо легка широкая ладонь. Кезуки вздрогнул. Он даже не услышал шагов.

Саске говорил без микрофона, но при его появлении воцарилась такая тишина, что Кезуки казалось, будто чёткий, чеканный голос дяди можно было услышать и в соседней деревне.

— Я знаю, что вам трудно принять всё, что было сказано. Особенно то, что касается моего брата. Но Итачи всегда любил Коноху. Даже после того, что его заставили сделать, он всё равно считал себя шиноби Скрытого Листа. Он пожертвовал собой ради сохранения спокойствия и безопасности в этой деревне и во всём мире, и я, как его брат, всегда буду защищать то, что он так любил. Но я делаю это не только ради Итачи. В первую очередь, как и многие другие шиноби, я делаю это ради самого главного — наших детей. Таких, как Кезуки, тех, кто старше и тех, кто младше. Чтобы им, повзрослевшим, не пришлось разгребать наши ошибки, и они смогли начать свою жизнь в чистом и счастливом мире.

Саске замолчал и на несколько секунд воцарилась полная тишина. Кезуки невольно отступил и столкнулся с дядей. Поднял на него взгляд. Саске был предельно спокоен, и мальчик не нашёл доказательств обратному.

Услышав шум снизу, он, ещё не обернувшись, в первую секунду подумал, что жителям всё-таки не понравилась навязываемая им правда и дерзкие слова Учихи. Не сразу до него дошло, что это были всего лишь аплодисменты.

Всё хорошо.

Кезуки облегчённо вздохнул. К счастью, его страхи не оправдались. И только теперь он стал понимать то, что уже не раз говорил ему как Саске, так и остальные. Он слишком нервничал и переживал из-за всего этого. Слишком для шиноби. Может, сказывалось недавнее ранение? Или то, что было после него? Точно Кезуки знал только одно — эта история закончилась, и теперь действительно стала историей. Частью которой является он сам.

Коноховцы уже во всю обсуждали всё, что сегодня было сказано, и на этот раз утихомирить толпу было труднее, но Какаши как-то это удалось.

— Я прошу внимания, — громко сказал он, и шум не сразу, но начал стихать, — Совсем скоро начнётся фестиваль, но у вас ещё есть время подготовиться к нему. И перед тем, как вы отправитесь по домам для сборов, я хочу сказать ещё одну вещь, — ожидая слов своего Хокаге, толпа наконец успокоилась, — То, о чём мы сегодня говорили — страницы прошлого, грустные и даже трагические. Но сегодня мы должны веселиться. На Фестивале Мира, веселитесь и радуйтесь, потому что сейчас, в мирное время, вы можете это себе позволить.

Площадь вновь зааплодировала.

Какаши и Саске с Кезуки отошли от края. Хатаке усталым движением руки снял головной убор Хокаге и вытер пот со лба.

— Ну как? — спросил он непонятно кого.

— Вы были невероятны, Какаши-сенсей! — воскликнул Наруто, — Мне даже не пришлось ничего говорить.

— Да, спасибо, Наруто, — пробормотал Какаши и посмотрел на Саске, — С тебя должок теперь.

— Какой? — нахмурившись, спросил Учиха.

— Потом как-нибудь придумаю, — расплывчато ответил Хатаке и, направившись к к лестнице, добавил, — Никогда в жизни я не говорил так много! Просто кошмар. Знал я, что быть Хокаге сложно, но чтобы настолько… — он ещё продолжил что-то бормотать, спускаясь, но уже себе под нос.

За ним стали спускаться остальные Каге. Наруто, перебросившись парой слов с Саске, тоже двинулся к лестнице. Кезуки стоял в задумчивости, пока дядя не подтолкнул его вперёд. Спускались они позади всех, на некотором расстоянии. Саске чуть сжал плечо мальчика.

— Ну и, чего струсил? — тихо спросил он, — У тебя, между прочим, гораздо лучше меня получается речи задвигать.

Кезуки не ответил, и Саске не стал настаивать.