Кровные узы (гет)

«Удовлетворительно».

Желание смять этот дурацкий доклад и одним ловким пасом отправить его Слизнорту в рот, заставив разжевать и проглотить, появилось отчётливее прежнего.

Как же Джеймс ненавидел его!

Профессор с довольным видом, который преследовал его с того злополучного матча, левитировал в кладовку образцы зелий, чем ещё больше мозолил глаза. Раздражённо фыркнув, Джеймс отвёл от него взгляд и уставился на парту, где всё ещё лежал доклад. Будь он неладен.

— Как успехи?

Не сумев сдержать горестного вздоха, он небрежно смял доклад в ладони и только со второго раза сумел запихнуть в портфель, шипя под нос ругательства. Но на Серену, застывшую справа от него, взглянул уже вполне спокойно. Однако, не закатить глаза не смог.

— А ты как думаешь?

— «Выше ожидаемого»? — как ни в чём не бывало предположила Малфой.

— Ты либо слишком высокого мнения о моих способностях, либо наивно предполагаешь, что Слизнорт до сих пор переживает из-за того, что натворил твой брат, — ухмыльнулся Джеймс, перекидывая лямку портфеля через плечо.

— Должно быть, я законченная идеалистка, — положа руку на сердце, кивнула девушка.

— Мне бы твой оптимизм и искреннюю веру в то, что в каждом человеке есть что-то хорошее. Даже в Слизнорте, — фыркнул Поттер и двинулся вдоль парт к выходу из аудитории. Скользнув взглядом по помещению, он увидел стремительно удаляющуюся спину Алисии и чертыхнулся. С девушкой они так и не помирились, и Джеймс не был уверен, что, болтая у неё на глазах с Сереной Малфой, улучшит положение вещей.

Хотя, судя по всему, он уже облажался и ещё хуже не сделает.

— Тебе бы пригодилась эта способность, — следуя за Поттером, согласилась Серена. — Возможно, тогда бы ты не был таким категоричным.

— Ты хотела сказать: «Таким невыносимо-упёртым гиппогрифом»? — ухмыльнулся Поттер, пропуская её перед собой в дверном проёме.

Серена залилась чистым и таким звонким смехом, что Джеймс даже не успел обидеться на то, что она согласна с его словами, потому что был слишком поражён такой открытой светлой улыбкой и неподдельными эмоциями. В его представлении Малфой всегда была гордой и неприступной слизеринкой, чопорной и самовлюблённой аристократкой. За последние несколько месяцев его мнение о ней изменилось сотню раз, но даже сейчас Джеймс не понимал её и уж точно не знал, чего от неё ожидать. Она не переставала удивлять его.

— На самом деле, — после долгого молчания, которое сопровождало молодых людей, пока они поднимались из подземелий, заговорила Серена, — профессор Слизнорт не такой плохой, как может показаться.

Джеймс закатил глаза и хотел было напомнить о том, что она обладала исключительным умением замечать только хорошее, но дал девушке договорить:

— Просто у каждого человека есть причины вести себя тем или иным образом. И у каждого есть своя собственная история, борьба, которую он ведёт. И не стоит осуждать человека, пока не узнаешь, что скрывается за его словами и поступками.

Хотелось категорично замотать головой из стороны в сторону и бесцеремонно оборвать её на полуслове.

Джеймс был не согласен. Он точно знал, что на уме у Слизнорта: он был психованным и обиженным на гриффиндорцев скрягой. Также он догадывался, что Скорпиус Малфой ведёт себя как идиот из-за их соперничества и обиды, появившейся после происшествия с Сереной. Был уверен, что Забини — просто подонок, бегающий за каждой юбкой. А этим он оправдать их уж точно не смог бы.

Но из уважения к Серене юноша всё-таки кивнул и, подавляя ехидство, спросил:

— Так в чем там заключается причина такого мудачьего поведения Слизнорта?

Девушка странно посмотрела на Джеймса и, прежде чем ответить, прыснула, прикрыв улыбку ладошкой.

— Я не возьмусь утверждать наверняка, — неуверенно проговорила она с задумчивым выражением лица. — Просто скажу, что не так давно у меня состоялся разговор, и кое-кто сказал, что, по его мнению, Слизнорта и Урхарт связывает нечто большее, чем взаимная неприязнь. Тогда я посчитала это глупым предположением, но потом увидела, как... — она одёрнула себя на полуслове, и Джеймс так и не узнал, что она хотела сказать. Малфой тем временем снова задумалась и, спустя несколько секунд молчания, произнесла:

— Словом, порой мы не замечаем того, что скрыто у нас под носом, просто потому, что считаем это невозможным. Но, как показывает практика, в этом мире всё возможно. Причём, чем нелепее предположительные утверждения, тем вероятнее, что это и есть правда.

— Это уж точно, — кивнул Поттер и не сдержал смешка. — Как минимум, я никогда бы не подумал, что мы поладим. Но вот, мы идём вместе в Большой зал и перемываем косточки Слизнорту.

— Да уж, докатилась! — принялась притворно сокрушаться Серена. — Сплетничаю о профессорах с Джеймсом Поттером. Матушка бы мной гордилась.

— Отец будет гордиться сильнее, если вдруг ты ещё и подружишься с ним, — ухмыльнулся собеседник, и девушка всплеснула руками, согласившись:

— Как нелепо!

Джеймс с усмешкой покачал головой и негромко заметил:

— Судя по тому, как на нас сейчас смотрят, более чем нелепо.

— Ещё секунда, и я обижусь, — предупредила Серена, но по лицу было не заметно, чтобы это всерьёз задело её.

— Я глубоко извиняюсь, но я должен был подыграть.

Они шли вместе по холлу с едва сдерживаемыми улыбками на лицах, и это действительно казалось чем-то нереальным. Для любого студента, который имел хотя бы отдалённое представление о том, кто такой Джеймс Поттер и как он ненавидит слизеринцев, и о том, что Серена Малфой была чистокровной аристократкой, это было бы, как минимум, странно. А те, кто были осведомлены о том, что произошло между ними на втором курсе, вообще посчитали бы это галлюцинацией. И каким бы бредовым этот факт не казался самому Джеймсу, ему было глубоко плевать на мнение других людей. Наверное, впервые за пять лет.

И всё-таки вся эта ситуация с Сереной казалась ему какой-то сюрреалистичной. Ну не должны они были поладить! Никогда! Он был уверен в этом ещё в их первую встречу! Вернее... Когда они только столкнулись в Косом переулке и между ними завязался разговор, она ему понравилась. Сильно. Но проигнорировать тот факт, что она дочь того самого Драко Малфоя, про которого он слышал так много плохого, Джеймс не смог. И всё очарование, которое Серена вызвала в нём в первые минуты знакомства, лопнуло, как мыльный пузырь. После этого он был твёрдо убеждён, что ничего общего между ними не должно быть никогда. Как бы то ни было, девочка притягивала его взгляд, и игнорировать её существование у Поттера не получалось. Он наблюдал за ней, думая, что пытается найти изъяны, доказательства того, что она такая же противная, как остальные слизеринцы, но не находил. Тогда стал искать скрытый смысл во всём, что Серена делала и говорила, считая это притворством, и у него получилось возненавидеть её. Джеймс зажил спокойно с убеждённостью в том, что она — типичная подлая слизеринка, чопорная и себялюбивая аристократка до того случая, когда судьба снова свела их. Он не мог ненавидеть Малфой после того, как она пострадала от его рук. Но должен был, ведь из-за неё он потерял всё, что у него было — так он оправдывал себя все эти годы. А то, как она смотрела на него — со смесью злости и досады — только подкрепляло мнение, которое он составил ранее. Но только за той пеленой, которую юноша нацепил себе на глаза, он не замечал истины. А она была в том, что Серена — вовсе не та, кем он хотел считать её все эти годы. И теперь, когда правда стала просачиваться наружу, Джеймс просто не знал, как ему быть. Она была доброй, чистой, такой честной и прекрасной, что на её фоне он считал себя последним ничтожеством, не заслуживающим привилегии быть её другом. Да и не знал, хотел ли он. До того запутался в клубке из прошлого и настоящего, слов и мнений, собственных мыслей, что хотелось кричать, разрывая голосовые связки в кровь.

Это было очень сложно. Но, глядя на Серену, Джеймс почему-то верил, что сможет преодолеть что угодно. В ней было что-то, что вселяло в него уверенность, успокаивало и в то же время взбудораживало. Он ещё никогда не испытывал такого прежде.

— Как у тебя это получается? — разглядывая её профиль, спросил он. Он не знал, зачем вообще открыл рот и хотел ли знать ответ, но должен был.

— Что ты имеешь в виду? — растерянно подняла на него глаза девушка.

— Быть такой... — Поттер попытался подобрать слова, но не нашёл нужного. — Такой.

«Особенной», — добавило подсознание.

— Это разговор не для пятиминутки во время обеда. И это довольно сложно, — она на мгновение задумалась и кивнула каким-то своим мыслям. — Когда-нибудь я расскажу. Ну, если тогда ты ещё будешь хотеть это знать.

Джеймс кивнул, решив для себя, что это отличное решение. Серена между делом серьёзно посмотрела на него, и юноша ненароком сглотнул, потому что последний раз таким взглядом одаривала его мама: с заботливо-насмешливым гнётом, за которым могло последовать что угодно. Матушка была безумно непредсказуемой, и что-то подсказывало Джеймсу, что Серена тоже. От этих мыслей он не смог не улыбнуться.

— А пока давай обсудим твой реферат.

— Нет, — он категорично замотал головой. Хотелось стонать от отчаяния.

— Да, — припечатала Серена.

— А что тут обсуждать? — не сдержав уныния, Поттер воздел руки к потолку. — Слизнорт меня терпеть не может! Конечно, я сам в этом виноват: не следовало на первом курсе срывать его урок, взрывая котёл шипучкой из «УУУ». Ну, и воровать ингредиенты для приворотного зелья, наверное, тоже не стоило. А что уж говорить о... Ох, Мерлин, теперь даже я понимаю, почему он меня так ненавидит... — с обречённым вздохом он мимолётно коснулся переносицы. — В любом случае, он предвзят и придирается ко всяким мелочам. Удивительно, что он позвал меня в свой клуб.

— В этом и дело: если ты состоишь в «Клубе слизней», он, несмотря ни на что, считает тебя хорошим зельеваром. А по поводу придирок: против фактов он пойти не сможет. Я уже говорила, когда помогала править твоё эссе.

Да, тогда её помощь действительно оказалась полезной. Жаль только, в тот момент Джеймс был слишком напряжён и одновременно расстроен, чтобы слушать, что она говорила.

— Если бы ты помогла ещё раз... — воспроизвёл он свои мысли вслух и осторожно посмотрел на Серену, опасаясь её реакции. Но девушка лишь улыбнулась, тотчас кивнув.

— Я только за.

К этому моменту они дошли до Большого зала и, остановившись перед раскрытыми дверьми, договорились обсудить это позже. Малфой отправилась к своему столу, а Джеймс зачем-то продолжил следить за ней до тех пор, пока не почувствовал на себе чей-то взгляд. Обернувшись, он безошибочно посмотрел прямо на Алисию, которая, сидя за гриффиндорским столом, сжимала в руках вилку и смотрела в ответ. Чёрт, ну что за идиот?! Лонгботтом холодно вздёрнула брови, всем своим видом выказывая отношение к увиденному, и опустила глаза обратно в тарелку, напрочь игнорируя Джеймса.

Видимо, сегодня за гриффиндорский стол ему путь заказан.

К счастью, несколько магистрантов поднялись из-за дальнего стола, оставив Коула Вуда одного, и он не нашёл ничего лучше, чем присоединиться к тренеру. Тот что-то читал, время от времени поднося ко рту кружку с дымящимся напитком, но, как только Джеймс приблизился, Вуд тотчас вскинул голову и, увидев прибывшего, положил руки поверх написанного.

— Привет, что тут у тебя? — Поттер покосился на то, что он спрятал, и уселся напротив.

— Привет, — как ни в чём не бывало отозвался тот и расплылся в улыбке. — Вас можно поздравить?

— О чем ты? — растерянно уточнил Джеймс, разглядывая блюда в поисках того, чем бы подкрепиться.

— Судя по всему, у вас с Малфой всё хорошо?

Джеймс сделал вид, что не понял намёка, и даже проигнорировал его ехидный взгляд, пытаясь остаться невозмутимым. Положив на тарелку несколько румяных куриных ножек с золотистым картофелем, он начал трапезу, время от времени отвлекаясь на ответ:

— Ну, я говорил, что мы всё выяснили и пришли к выводу, что больше никаких обид между нами быть не должно.

Это должно было поставить точку в расспросах друга, но увы...

— Я помню. Но ты упустил тот факт, что вы общаетесь.

— Не так уж часто, — вставил Поттер, прожевав картофель.

— Так она всё-таки нравится тебе?

Джеймс тяжело вздохнул и, со звоном уронив вилку на тарелку, напомнил:

— Мы это уже проходили.

— Да, но тогда ты оперировал другими доводами против этой симпатии. Сейчас они уже не актуальны? — мило улыбаясь, напомнил Коул, чем ещё больше вывел Джеймса из себя.

— Мы просто иногда разговариваем, — скрипя зубами, проговорил он. — Мы даже не друзья. И уж точно между нами ничего нет. Мы с Алисией всё-таки вместе.

— И поэтому не разговариваете уже две недели, — кивнул на его слова Вуд.

— У всех бывают сложности в отношениях, — Джеймс вызывающе вздёрнул брови и выразительно посмотрел на друга. — А ещё бывает, что один человек слишком навязчиво лезет в личные дела другого.

Коул не сдержал смешка, но под тяжёлым взглядом Поттера поднял руки вверх и состроил виноватое выражение лица.

— Я понял, понял. Просто стало любопытно.

Но увидев, что Джеймс внимательно разглядывает газету, которую тот ранее закрывал руками, Коул тут же опустил их на место и теперь уже не изображал виноватого, а был таковым.

— Я так и знал! — чередуя торжество с горестью, выпалил Джеймс. — Ну и что, там все так плохо?

— Ну... — замялся Вуд. — В кадр попал мощный апперкот Лили по физиономии Малфоя. Это из плюсов.

Он старался выдать это как шутку, но вышло плохо, и по лицу Джеймса было ясно, что он не оценил эту попытку. Его испытующий взгляд вновь опустился на газету, и Вуд со вздохом вытянул её из-под локтя и кинул на другую сторону стола.

Первым, что увидел Поттер, была фотокарточка, запечатлевшая момент, когда Лили со всей силы, которая только имелась в её хилых ручонках, врезала Малфою. Сейчас, когда за него уже не говорили эмоции, он мог оценить то, что произошло на игре, не отвлекаясь на свои переживания и расстройства. И если в первые секунды ему самому хотелось хорошенько проехаться по малфоевской физиономии, то сейчас ему было отчасти жаль слизеринца. Просто потому, что он знал невыносимую натуру своей сестры и даже не представлял, как поступил бы на его месте сам. Но это не значило, что он внезапно начал симпатизировать Скорпиусу Малфою! Вот ещё!

Оторвавшись от колдографии, Джеймс скользнул взглядом по названию статьи, которая подразумевала противоборство Малфоя и Поттера, и погрузился в текст, от которого хотелось плеваться. Автор статьи — а им наверняка выступала сама главный редактор «Хогвартского вестника» — не пропустила никого, подметив слабые стороны каждого и провал игры, которую все ждали с таким энтузиазмом.

«Как бы это ни было печально, ни капитан «львов», ни капитан «змей» не смогли показать себя с лучшей стороны. Поттер не проявил своих лидерских качеств, чтобы собрать команду и привести её к победе. Малфой же показал себя чрезвычайно слабым ловцом, да и другие его заслуги лично мы подвергли бы очень большим сомнениям: команда прекрасно справилась бы и без него»... Так заканчивалась эта скандальная, чудовищная, просто возмутительная статья. И не то чтобы в ней не было отголоска истины... Но было всё равно обидно.

— Трэш, — немногословно прокомментировал Джеймс и отшвырнул от себя газетёнку.

— Воу, Джеймс Поттер исследует истоки молодёжного сленга? — притворно изумился Коул, подавшись вперёд. — Удивил.

Поттер закатил глаза и фыркнул, сдержав смешок. Вообще-то, смеяться не хотелось.

С матча прошла почти неделя, и за это время он немного остыл, заставил себя успокоиться и надеяться на лучшее, но после этой мерзкой статьи желание прямо сейчас вытащить команду на квиддичное поле и гонять до наступления сумерек появилось сильнее прежнего. Горько усмехнувшись, Джеймс залпом выпил чашку уже остывшего чая и спросил:

— Что там по следующему матчу?

— Не парься, — отмахнулся Вуд. — Матч с Хафом только в феврале, а с Равенкло и того позже. Время ещё есть.

Он мог бы и согласиться, но переживания взяли верх:

— Всего два месяца, чтобы проанализировать то, что произошло на игре со «змеями», и наладить работу команды, а заодно выбить из головы Хьюго всю дурь про Нотт! Или придётся искать другого вратаря, а я лучше удавлюсь, чем поставлю на эту позицию Ирвина! С другой стороны, когда-то на эту позицию претендовал Маклагген, а загонщика найти проще, чем толкового вратаря... Но это же Маклагген! Могу ли я доверить ему такую ответственную задачу? А если с Алисией у нас всё не наладится, сможем ли мы и дальше играть в одной команде? И ты представляешь, что будет на игре с Хаффлпаффом, если Лили не захочет конкурировать со своим парнем?! Может, стоит организовать их разрыв, пока не поздно? Тогда она будет зла, и у неё появится ещё большее рвение к победе и желание утереть нос бывшему! А если?..

Дыхание от взволнованной речи сбилось, и Джеймс едва ли не задохнулся собственными переживаниями. Он уронил голову на руки и с силой сжал виски. У него начиналась мигрень.

— Джеймс, — окликнул его Коул, но тот не поднял головы, продолжая сверлить взглядом столешницу. — Джеймс, ты хоть слышишь, что несёшь?!

Юноша выпрямил спину и недоумённо уставился на тренера, но тот был вовсе не зол, как ему сперва показалось, а крайне обеспокоен.

— Не напрягайся ты так, а то к следующей игре с катушек слетишь. Разрыв со Слизерином был минимальным, значит, в турнирной таблице мы сильно не упали. Конечно, нам нужно две победы, чтобы пройти в финал, но если ты будешь так загоняться, лучше не станет. Главное — получать удовольствие от того, что ты делаешь. И всё будет.

В этом была доля истины, Джеймс не мог не согласиться. Безрадостно усмехнувшись, он запустил руку в волосы и выдохнул. Бросил на Вуда усталый взгляд и всё-таки улыбнулся:

— Долго речь репетировал?

— Нет, это была импровизация, — съязвил тот, и Поттер фыркнул:

— Тебе бы в стендаперы пойти, а не в тренеры.

— Буду подрабатывать в перерывах между матчами.

Над столом пронёсся смех, и на это время Джеймс действительно отпустил всю эту ситуацию. Забыл о давлении, которому подвергался, ответственности из-за должности старосты и капитана, о страхе за результаты экзаменов и неизвестность дальнейшей жизни... Возможно, ему действительно стоило расслабиться? Не переживать из-за матча или общения с Сереной. Забыть о соперничестве с её братом. Не пытаться казаться тем, кем не являлся? Если бы это было так просто...

Запихнув последнюю дольку картофеля в рот, юноша долго и тщательно пережевал её прежде чем подняться из-за стола.

— Что собираешься делать? — поинтересовался Вуд, следуя за ним.

— У меня свободное время перед Защитой, — задумчиво протянул Джеймс. — Хотел пойти к себе и разрабо...

— Расслабиться, — перебил его тренер. — И кайфануть.

— Да, именно.

С Коулом они распрощались на третьем этаже, где тот отправился на лекцию от приглашённой квиддичной звезды, и до гриффиндорской башни Джеймс долетел вприпрыжку, надеясь всё-таки последовать совету Вуда и как следует отдохнуть. Но в комнате его ждал сюрприз. И он очень сомневался, что приятный.

— Лис? — от удивления он едва не выронил из рук портфель. — Что ты здесь делаешь? У тебя же Прорицания.

— Решила прогулять, — поднимаясь с его постели, ответила она и как-то странно улыбнулась.

Джеймс опустил глаза, не зная, как вести себя с девушкой, и пока искал место, куда пристроить сумку, спросил, всё ещё не глядя на неё:

— Ты хотела о чём-то поговорить?

— Да, — слишком уверенно для подобного неловкого разговора сказала Алисия. — О нас.

Ну вот.

— Меня очень беспокоит, что в последнее время у нас всё идёт совсем не так, как хотелось бы. И мне кажется, что я начинаю понимать, в чём состоит проблема, — Поттер замер, ожидая, что она обвинит его во всех грехах, как делала последние несколько месяцев. — Мы привыкли друг к другу. Из наших отношений пропала искра. Да в нас же страсти, как в двух девяностолетних стариках! Но я знаю, как это исправить.

Это было совсем не то, что он ожидал. Он даже подумал, что Алисия обвинит его в связи с Малфой, учитывая, каким взглядом прожигала их сегодня! Мелькнула мысль, что она собирается бросить его. Но самое страшное, что Джеймс не знал, был бы ли он рад такому исходу?

— Что ты имеешь в виду? — осознав, что молчит слишком долго, спросил он и поднял на девушку боязливый взгляд.

Лонгботтом приблизилась и, положив ладони ему на грудь, заглянула в глаза.

— Я готова к этому шагу, Джеймс. Я тебя люблю и хочу, чтобы это произошло, — она расстегнула верхнюю пуговицу на его рубашке. — Именно с тобой, — вторую. — Здесь и сейчас.

Джеймс покачал головой и немного отстранился, нервно потерев руками лицо.

— Лис, я... — ну вот что он должен был сказать?! — Я не уверен, что сейчас это именно то, что... Я хотел подумать над стратегией...

— Замолчи! — в отчаянии затрясла головой Алисия и снова прильнула к нему. — И хватит уже так много думать! Расслабься и побудь прежним Джимом хотя бы на секунду. Побудь со мной, — она умоляюще заглянула ему в глаза.

— Лис, я...

Возможно, она была права? Возможно, этот маленький шажок навстречу друг другу всё наладит, прояснит и вернёт на круги своя? Джеймс не был уверен ни в чём на свете. Но ему так хотелось думать, что всё вновь станет просто и понятно.

— Я хочу быть единственной, о ком ты будешь думать перед сном. Хочу знать, что ты думаешь не о делах, матчах, уроках и ма... Только ты и я.

По крайней мере, Алисия была уверена в их будущем. Возможно, и ему стоило?

Юноша позволил ей поцеловать себя и, когда пуговицы на его рубашке стали отлетать в стороны всё быстрее и отчаяннее, сам обвил руками её талию и крепко прижал к себе. Сомнения таяли.

— Надо закрыть дверь, чтобы Фред и Дерек нам не помешали, — в перерыве между поцелуями прошептал Джеймс ей в губы.

Девушка кивнула, вернулась к кровати и трясущимися руками вытащила из сумочки палочку. Наложив на дверь запирающее заклинание, она сунула её обратно и извлекла на свет пачку презервативов.

— Лис, ты уверена? — прошептал Джеймс, наблюдая за тем, как она стягивает с себя кардиган. — Если...

Она прервала его поцелуем и утянула за собой на кровать, заставляя забыть обо всём мире и наслаждаться моментом.

Но Джеймс думал лишь о том, что, если это не сработает, они будут жалеть о случившемся всю оставшуюся жизнь.

* * *

Сосредоточиться на десятом вопросе уже не получалось. Варианты ответов так же не давали подсказок, а путали лишь сильнее, и мозг потихоньку закипал. Роза кинула нервный взгляд на сидящую рядом Валери, которой достался другой вариант теста, и судорожно вздохнула, проводя ладонью по вспотевшему лбу и убирая прилипшие к нему волосы назад. И почему в теплицах сегодня так жарко?!

— Роза, всё нормально? — оторвавшись от своего бланка, шёпотом спросила Вуд.

— Почему тут так жарко?! — в сердцах выпалила Уизли, к своей удаче, полушёпотом.

Профессор Лонгботтом сосредоточенно читал книгу, расположившись за своим столом, и не замечал их. Однако, ребята, сидящие перед ними, обернулись и одарили девушку изумлённым взглядом, бросив:

— Серьёзно?

Пар изо рта говорил о том, что в теплицах было нихрена не жарко. Но тогда почему ей казалось, словно она горит изнутри?!

— Кажется, у тебя жар, — констатировала Валери, незаметно прикоснувшись к её лбу. — Может, сходишь в Больничное крыло?

Вряд ли бы это помогло. Мисс Куин была отличным колдомедиком, но даже у неё не нашлось бы таблетки, с помощью которой она излечится от мыслей о Маркусе Забини. И уж точно не будет панацеи, что избавит от пытливых взглядов сотни учеников и едких комментариев, которые преследовали на каждом шагу. Одержимости Лорканом Скамандером. И от треклятого Маклаггена тоже не спасёт! Во что она, чёрт возьми, превратила свою жизнь?!

— Да, наверное, это хорошая идея, — как ни в чём не бывало кивнула Роза, стараясь контролировать выражение лица, и вздёрнула руку вверх, но после и вовсе подорвалась с парты и встала на ноги, чтобы Лонгботтом точно обратил на неё внимание. — Профессор, можно сходить в Больничное крыло, я что-то...

Но он уже смотрел в другую сторону: в дверь постучались, и спустя мгновение в теплицу заглянул Маркус Забини.

— Профессор Лонгботтом, я по вопросу, который мы обсуждали вчера. Вы говорили, что можно подойти сегодня после обеда.

Его взгляд скользнул по всему помещению и на секунду дольше, чем на ком-либо, задержался на Розе, которая так и стояла, схватившись за краешек парты подрагивающими пальцами. Внутри что-то ухнуло, и эхо в образовавшемся вакууме отдало в сердце. Захотелось провалиться сквозь землю.

— Да, мистер Забини, я подготовил необходимые вам ингредиенты, — доброжелательно отозвался Лонгботтом и только после заметил застывшую у парты Розу. — Мисс Уизли, у вас какой-то вопрос?

Ноги затряслись от напряжения, и паника тошнотой подкатила к самому горлу. Девушка обессиленно осела на своё место и затрясла головой:

— Нет, профессор, всё хорошо.

— У Розы жар, профессор. Она хотела сходить Больничное крыло, — влезла Валери.

Роза перевела убийственный взгляд на подругу и поджала губы, резко дёрнув головой, чтобы она заткнулась.

— О, ну тогда вам действительно лучше посетить мисс Куин, — обеспокоенно проговорил Лонгботтом и немного рассеянно провёл глазами по теплице, пока не остановился взглядом на Маркусе. — Мистер Забини, вы могли бы проводить мисс Уизли в Больничное крыло? Вам ведь по пути?

Тот невозмутимо кивнул, а Роза, напротив, отчаянно затрясла головой:

— Не стоит, профессор. Урок почти закончился, я дождусь перемены.

Она бы не выдержала наедине с ним ни минуты, и её план пройтись по улице, чтобы замёрзнуть настолько, что голова будет занята только этим, с треском провалился бы.

— Мисс Уизли, если вам плохо, забудьте о тесте и оценке, ваше здоровье важнее, — настаивал профессор.

— Полностью согласен, — безынициативно бросил Маркус, скрестив руки на груди и смотря себе под ноги.

— Спасибо за совет, — скрипя зубами, раздражённо выдавила Роза, сама не понимая, к кому из них обращается. — Но я воздержусь.

Лонгботтом со вздохом кивнул, а Забини поднял глаза и посмотрел прямо на неё. Девушка не понимала, что кроется в его взгляде, но после их ссоры это был первый раз, когда он смотрел на неё так. Долго. Испытывающе. С вызовом.

Но Роза больше не собиралась бросать ему вызов. С неё было достаточно того, что она уже испытывала.

Напряжённый момент закончился, когда Маркус отвёл от неё взгляд. Это продолжалось не дольше нескольких секунд, но девушке это показалось вечностью. Забини забрал со стола подготовленную Лонгботтомом коробочку и, поблагодарив профессора, покинул теплицу.

И Уизли выдохнула, только сейчас осознав, что едва ли дышала эти невыносимо долгие минуты.

Тест она провалила.

Со звонком девушка хотела-таки отправиться в Больничное крыло, чтобы избавиться от мигрени, которая пришла в дополнение к жару, но даже не успела встать со стула, как к их парте подоспели Бэт и Аманда.

— А всё-таки с Забини у вас что-то было, как бы вы этого ни отрицали, — ехидно заметила Браун, прислонившись поясницей к соседней парте.

— Похоже, что я что-то отрицаю? — не подумав, выпалила Роза. Она нервно оглянулась, проверяя, насколько большая толпа собралась вокруг, чтобы стать свидетелями громкого скандала, но обнаружила, что почти все шестикурсники покинули теплицу до следующей половинки пары, а оставшиеся столпились вокруг профессорского стола и задавали вопросы Лонгботтому. Прокашлявшись, девушка распрямила плечи и уверенно посмотрела на оппонентку:

— Я не вижу в этом никакого смысла, поэтому не собираюсь оправдываться за то, чего не было. А ты и дальше распускай грязные сплетни, ты хороша только в этом.

Она вызывающе вздёрнула брови, глядя на Бэт со своего места, но та лишь ухмыльнулась и развела руками:

— Когда об этом говорит вся школа, грех не прислушаться.

— Как жаль, что у тебя нет своей личной жизни, — послышался голос Валери из-за спины, и Роза немного расслабилась, понимая, что ей не придётся бороться с ними одной. — Наверное, тогда бы ты не распускала слухи о других. Может, тебе парня завести?

— Только если у тебя отбить, — прищурилась Бэт, направив внимание на Вуд.

— Ты только что открыто заявила, что способна увести чьего-то парня? — притворно изумилась та. — Напомню тебе, Бэт, слухи в школе распускаются быстро.

Лицо Браун изменилось: вытянулось и раскраснелось, — а взгляд забегал по теплице в поисках поддержки.

— Я просто сказала, что... — она запнулась, но так и не подобрала слов, чтобы оправдаться.

Роза же задумалась. Если бы ей подвернулась возможность уничтожить своего врага, распустив про него грязные сплетни, смогла бы она воспользоваться этим? Если она вся извелась из-за того, что тогда унизила Бэт перед всей аудиторией, то как она пойдёт дальше?!

— Да, ты права, очень быстро, — наконец заговорила Браун и, снова вернув внимание Розе, отчеканила:

— И последние сплетни заключаются в том, что Забини категорически отрицает свою связь с Розой. Должно быть, для него слухи об этом очень унизительны, потому что раньше он был только рад такому пиару.

— На что это ты намекаешь? — прищурила глаза Уизли.

— Давай будем честны, — мило улыбнулась она, — ты не первая красавица Хогвартса. Наверное, он не хочет, чтобы все думали, что он имел связь с такой замухрышкой.

О, а вот и злость! И желание унизить её, опустить и втоптать в грязь к этому гневу в дополнение.

— Повтори то же самое, когда посмотришь на себя в зеркало, — громко и чётко бросила Роза, из-за чего все присутствующие в теплице студенты обернулись на девушек, кинула на Браун презрительный взгляд и, поднявшись из-за парты, эффектной походкой вылетела вон.

Но как бы ей ни хотелось похвалить себя за то, что утёрла нос однокурснице, мерзкое чувство на душе не позволило возгордиться своей победой. А уничижительная мысль о том, что она стала такой же сукой, как сама Бэт, ещё отчётливее отложилось в сознании. И от этого хотелось громко и долго давиться слезами где-нибудь в чулане для мётел, как на первых курсах, когда её обзывали рыжей ботаничкой.

Вот всё и вернулось на круги своя.

Роза хотела сбежать, оказаться как можно дальше от людей, от всего мира, от собственных мыслей, которые преследовали не хуже оценивающих взглядов. Но, как на зло, коридоры школы были переполнены, словно сама Карма решила отыграться на ней за все её поступки и теперь наказывала шествием позора. Не хватало только, чтобы ей в голову прилетел тухлый помидор. Тогда она точно не сдержала бы слёз и разрыдалась прямо посреди холла.

— Роза? Почему ты не в теплицах?

Ну замечательно. Только его не хватало...

Роза едва сфокусировала взгляд на Эридане, как к горлу подоспела тошнота. Ей было стыдно.

— Я... — пролепетала она севшим голосом, направив на него растерянный взгляд. В очередной раз захотелось поставить точку в этой игре, но воспоминания о том, как он задел её за живое тем сентябрьским днём, не позволяли открыть правду. И Роза в очередной раз утонула во лжи. — Мне стало нехорошо, и я решила зайти в Больничное крыло, выпить какое-нибудь зелье.

Маклагген изобразил на лице беспокойство, но девушка не купилась. Как и на его заботливый жест, когда он приложил руку к её лбу.

— Ты такая горячая, — ахнул он, но тут же расплылся в ухмылке. — В смысле, ты всегда горячая. Но сейчас...

Раздражение затмило прежние чувства, и Роза резко отстранилась от парня, который уже обвил руки вокруг её талии, притягивая к себе ближе.

— Эридан, мне сейчас не до флирта, ладно?!

Она не знала, что сейчас отражалось на её лице, но, судя по озадаченности Эридана, это работало.

— Ладно, — растерянно пролепетал он.

«Обиженный щеночек, ей Богу!» — зло подумала Роза, едва не закатив глаза над его загнанным видом, и тявкнула, прежде чем умчаться прочь:

— Спасибо!

Она не представляла, как объяснит ему своё поведение позже, но прекрасно знала, что он всё равно никуда не денется. Маклаггену она была нужна не меньше, чем он ей. Взаимное использование — так это называется? Иногда это бывает полезно.

— Роза, привет!

Девушка вздрогнула, вернувшись мыслями в заполненный коридор, и наткнулась взглядом на Лоркана. Он остановился напротив, а рядом с ним, вцепившись в его руку, стояла та самая Гвен Робертс, сопровождавшая его на маскараде. Вся радость от его голоса, которая в первую секунду поселилась в животе порхающими бабочками, испарилась, а улыбка сменилась разочарованно опустившимися уголками губ.

— Привет, — пытаясь выглядеть равнодушной, холодно бросила Уизли, скользнула неприязненным взглядом по Робертс и прошла мимо.

— Ты что, общаешься с ней? — послышался негромкий голос за спиной. И Розе вовсе не показалось, что в нём сквозило ничем не прикрытое презрение.

— Ну да, мы знакомы с детства... — ответил ей Лоркан.

— Ты вообще слышал, что о ней говорят?..

Роза на мгновение прикрыла глаза, отговаривая себя от того, чтобы развернуться и врезать ей по лицу, но не смогла сдержать злость. Резко остановившись, она едва не налетела на Гвен, которая от испуга отшатнулась назад. Перехватив её руку чуть выше локтя, Роза склонилась почти что над её ухом и вкрадчиво проговорила:

— А сможешь сказать мне это в лицо, а не трусливо шипеть за спиной?

Она выразительно посмотрела в бегающие глаза девушки и ухмыльнулась, увидев, как подрагивают её губы.

— Я так и думала, — холодно вздёрнув брови, заключила Роза и бросила небрежный взгляд на Лоркана. — Дорогой, научи свою подстилку отвечать за её слова. Иначе этим придётся заняться мне.

Парень не то что опешил от такого — был в полнейшем шоке. Только глупо открыл рот, ответа из которого так и не поступило. Молчала и Гвен. Молчали все, кто стал невольным свидетелем развернувшейся драмы.

А Роза хотела закричать, громко и вызывающе, чтобы услышала вся школа: «Знайте, с кем имеете дело!» Окинуть всех надменным взглядом. Королевским. И гордо вздёрнуть голову, поправив корону. Чтобы знали все.

Конечно, в действительности она была готова биться в истерике, но могла оставить эти эмоции для себя одной. Тихонько поплакать в комнате, туалете или чулане, смахнуть слёзы и выйти в свет с широкой улыбкой на лице. Потому что именно так поступали крутые девчонки: делали вид, что им всё нипочём, даже тогда, когда их жизнь неотвратимо катилась ко всем чертям.

Почему-то именно в этот момент она зауважала Доминик.

Увы, силы держать эту марку закончились уже на пролёте пятого этажа, где Роза таки дала волю слезам. Здесь никого не было, но ей казалось, что даже портреты наблюдают за ней и укоризненно качают головой. Из-за сучьего поведения или проявленной слабости — не важно. Важно, что нужно было оставаться сильной. Ещё чуть-чуть. Хотя бы пару минут. Несколько этажей, и всё.

Каблучки отбивали чёткий ритм, что отскакивал эхом от стен пустого коридора, но плакать именно здесь, где в любой момент мог показаться случайно заплутавший ученик, всё ещё казалось плохой затеей. Дёрнув ручку первой попавшейся на пути двери, Роза с облегчением обнаружила, что она открыта. Влетев в комнату, девушка оказалась в тёмном помещении, размер которого она так и не смогла определить. Но это было и не важно. Главное, что теперь она могла дать волю слезам.

В комнатке раздался гортанный всхлип, который сдержала прижатая ко рту ладонь, и только потом Роза осознала, что ей вовсе не обязательно молча глотать слёзы. Здесь она могла рыдать во весь голос, разнести всё в порыве злости, быть собой и не притворяться.

Однако, сил не было. Всё, на что хватило девушку, это упасть на любезно оставленное здесь кресло и уставиться в черноту, чувствуя, как слёзы прокладывают дорожки вниз по щекам. Вдобавок ко всему, кресло оказалось настолько удобным, что Роза бы с удовольствием осталась жить в этой тёмной комнатушке. Лучше так, чем возвращаться в гостиную к Бэт и Аманде. К тому же здесь приятно пахло, но она так и не определила, чем.

Новый приступ плача забрал с собой воспоминания о ненавистных соседках. Следующий — о безответной влюблённости в Лоркана, которую девушка годами взращивала в своём сердце. Новый стёр боль, пережитую по вине Доминик, обиду на Джеймса и Эридана. Самый последний, самый болезненный вылился наружу с мыслями о Маркусе Забини и том, во что за последние месяцы превратилась её жизнь. Она выплакала всё на годы вперёд. Это опустошило её. Но придало сил двигаться дальше и избавиться от жалкой мысли провести здесь всю оставшуюся жизнь.

Конечно, стоило озаботиться салфетками, раз она решила излить душу в самый неожиданный момент...

Роза усмехнулась, представляя, как ужасно выглядит с размазанной тушью и красным опухшим лицом. И если второе ещё можно было списать на плохое самочувствие, то от первого нужно было избавиться незамедлительно. Растерянно оглянувшись в поисках того, чем можно было стереть тушь, она, к своей радости, обнаружила коробочку с торчащими из неё бумажными салфетками, а рядом резное зеркальце. Вооружившись этими предметами, она принялась избавляться от следов недавней истерики. Это оказалось не так просто, и первая коробка салфеток закончилась уже на правом глазе. В ход пошла вторая, которая, по всей видимости, стояла рядом с той. Роза её не заметила. Третья обнаружилась под креслом, у которого оказался удобный пуфик. Закинув на него ноги, девушка упала на бархатную спинку и едва не утонула в ней, как в перине.

Как же хорошо.

На четвёртой коробке в голову начала прокрадываться настойчиво бьющая по вискам мысль. Словно долотом ударили.

Схватив со столика очередную коробку, Роза принялась одну за другой вытягивать из неё салфетки, засыпая ими пол, но они всё не кончались. Коробки всё появлялись и появлялись. Салфетки не заканчивались, образовав рядом с креслом внушительную кучку.

— Что за?..

Внезапная мысль поразила, словно ей заехали по затылку бладжером.

Нет, не может быть.

Или?..

По велению её мысли на столике появился стакан воды, и Роза жадно осушила его.

— Это невероятно, — прошептала она в пустоту.

Либо это была Выручай-комната, либо она нахрен слетела с катушек!

— Ну, давай, помоги мне, — ухмыльнулась девушка, словно бросая комнате вызов.

На столике появилась полная косметики сумочка, расчёска и пара круассанов. Тишина словно подмигивала: «Не благодари».

— И это всё, на что ты способна?

Минутное затишье, за время которого Роза отчаялась получить какой-то результат, завершилось тогда, когда в глубине комнаты зажёгся тусклый огонёк, осветивший пространство тёплым приглушённым светом и открывший обзор на одиноко стоящий в самом центре рояль, на крышке которого стояла ваза с алыми розами.

Только тогда она поняла, что за запах чувствовала всё это время.

* * *

Доминик не знала, хорошей ли это было идеей, но отступать было поздно. Она уже пришла, потратила целых полчаса на то, чтобы отговорить себя, чего так и не сделала, и теперь сбегать было бы глупо. С другой стороны, и приходить — тоже, но за последнее время она совершила столько идиотских поступков, что этот стоял бы на самом последнем месте. Определённо. Но Доминик всё равно чувствовала себя дурой.

Она стояла в одиночестве, прислонившись к стене напротив окна, и делала вид, что не замечает направленные на неё взгляды и сопровождающий их шёпоток. Никто из её свиты не ходил на Защиту, но даже если так, девушка всё равно предпочла бы остаться в одиночестве. В последнее время она всегда была одна.

Она и Пейдж. Большего ей было не нужно.

Доминик выработала стойкую и очень полезную привычку: смотреть в толпу с гордо поднятой головой, словно у неё всё прекрасно и быть по-другому не может, но при этом видеть перед глазами лишь белую пелену и не слышать ничего, кроме невнятного жужжания голосов. Если бы не эта привычка, она свихнулась бы ещё два года назад. Но почему-то именно сейчас она не могла заставить себя сконцентрироваться на тишине и выкинуть из поля зрения прохожих. Внутри зарождалась паника. Противное тянущее ощущение, что вот-вот произойдёт что-то плохое. Нет, ужасное. Паршивое. Просто отвратительное! Доминик давно не доверяла своей интуиции, потому что та всегда обманывала. Но в этот раз она не подвела.

Она посмотрела в другой конец коридора именно в том момент, когда к Маркусу, стоящему в стороне от всех с книгой в руках, подошла Диана. Уизли неосознанно напряглась, забыв, что больше не имеет на него никаких прав, но внутри медленно зарождалась ревность. И злость. Ох, как же ей хотелось быстрым шагом преодолеть коридор и вцепиться сопернице в волосы! Но так Доминик ещё больше закопала бы себя в глазах окружающих, и единственное, что оставалось — наблюдать. Почему-то, отвернуться было выше её сил. Принц стояла к ней спиной, но лицо Маркуса девушка видела отчётливо: он нехотя поднял на Диану скрытые за очками в тонкой оправе глаза и кивнул, увы, вопроса Доминик не расслышала. Та активно жестикулировала и трясла волосами, блестящими в свете бледного солнца за окном, а её плечи содрогались, словно она смеётся. Хотелось фыркнуть и закатить глаза. И, она была уверена, Маркус сделает то же самое — ему никогда не нравилась эта пиявка, — но он расплылся в ответной ухмылке и кинул на неё заинтересованный взор.

— Ну просто библейская картина.

Доминик вздрогнула и порывисто обернулась, столкнувшись нос к носу с Эребом. В нос ударил его парфюм, такой знакомый и ненавистный, перемешанный с табаком и ментолом. Надув пузырь, который с глухим треском лопнул прямо перед её лицом, он кивнул на парочку и расплылся в ухмылке.

— А они времени зря не теряют.

Уизли закатила глаза и демонстративно отвернулась от него, кинув через плечо:

— Тебе уже девятнадцать, а ты всё к школьницам пристаёшь. Самому-то не стрёмно?

— Ну, если эти школьницы такие секси — нисколько, — прошептал Флинт прямо над её ухом, и шея девушки покрылась мурашками от его дыхания.

Она не хотела смотреть на то, как Диана и Маркус флиртуют у всех на глазах, но ещё больше не хотела смотреть на Эреба. Потому что знала, что у него на уме, и боялась поддаться прежним чувствам.

Доминик хотела чувствовать это. Любовь. Влечение. Чувствовать, что нужна кому-то. И нуждаться самой. Если последние полтора года она открещивалась от чувств, то сейчас стремилась к ним. Но боялась, что даст слабину и подарит своё сердце — то, что от него осталось — не тому человеку.

— Ты такая красивая, — всё тем же шёпотом проговорил Флинт совсем близко. Казалось, ещё мгновение — и он покроет её шею поцелуями. Как раньше. Её бросало в дрожь от этого.

— Как и все девицы, которые у тебя были до, после и во время наших отношений, — хмыкнула Доминик, чтобы отвлечь себя от его манящего запаха, но как бы ни пыталась придать голосу беспечность, на последнем слове он дрогнул.

— Ты ошибаешься, крошка, — он всегда называл её так, — когда мы были вместе, я был только твоим.

Уизли издала смешок и закачала головой. Она не хотела слушать, что он говорит. Не хотела смотреть, как Забини одним лишь взглядом раздевает Принц. Не хотела делать этого. Но когда Маркус по велению какой-то высшей силы оторвал взгляд от собеседницы и перевёл его прямо на Доминик, а Диана тут же повернулась в ту же сторону, в голове что-то замкнуло. Она думала лишь секунду, прежде чем повернуться к Эребу и приблизиться к нему почти в плотную.

Кто знает, может Диану и Маркуса уже давно связывает совместный секрет? Может, Нерисса и Роза были просто игрушками, способом отвести подозрения от того, что происходит на самом деле? А может, и Эреб был в курсе? И потому-то проявлял к ней всё больше внимания — чтобы отомстить им?! Что ж, Доминик и сама могла. Отомстить. Сделать так же больно. Унизить так, как они унизили её.

И быстрее, чем успела подумать, примкнула губами к губам Флинта, запустив руку в его тёмные волосы. Она услышала, как он усмехнулся через поцелуй и положил обе руки ей на талию, притягивая ближе.

«Чёрт, если здесь будет проходить Локонс, она отправит нас к директору за подобный разврат у всех на глазах!»

Это было явно не то, о чём думают люди во время поцелуя. Но, по правде, Доминик думала лишь о том, что она совершает одну большую ошибку.

И когда его язык скользнул ей в рот, эта мысль отрезвила, словно её окатили холодной водой. Раскрыв глаза от ужаса, она увидела перед собой Эреба и поняла, что совсем не его хотела бы целовать сейчас. Уизли упёрлась руками ему в грудь, пытаясь оттолкнуть, и когда он удивлённо открыл глаза, отстраняясь, скользнула взглядом по толпе вокруг. Ей было противно от того, что все стали свидетелями этого поцелуя. И затошнило вовсе, когда она выхватила среди толпы удивлённые глаза Люпина. Он проходил мимо них к своему кабинету и от неожиданности едва не выронил стопку бумаг из рук. Их взгляды встретились, и Доминик судорожно выдохнула, а когда не разглядела в широко раскрытых глазах, которые теперь были почти чёрными, привычной золотистой радужки, и вовсе почувствовала, как сердце на мгновение останавливается. Резко отстранившись от Флинта, она на негнущихся ногах помчалась прочь, лишь бы оказаться как можно дальше от этого треклятого коридора.

Интуиция её не обманула. Это была просто катастрофа. Жаль только, она не предупредила Доминик, что та устроит всё это лично.

На душе было настолько мерзко. Скверно. Паскудно. Что хотелось скулить от отчаяния, запереться где-нибудь в подвале. Скрести ногтями стену, выть, рвать волосы и разбивать руки в кровь. Давиться горькими слезами и ими же захлебнуться. Просто перестать существовать.

Доминик даже не заметила, как оказалась в своей комнате, и уж тем более не подумала о том, что во время окна между занятиями здесь могла засесть Бефана. Однако девушке повезло и, упав на кровать, она позволила себе долго и протяжно рыдать, зарывшись лицом в подушку. Она выплакала все слёзы, но, увы, легче от этого не стало. Перевернувшись на спину, Доминик ещё несколько минут смотрела в потолок, чувствуя, как лицо стягивает от соли, и порывисто поднялась. Оглянулась в поисках сумки, которую кинула в неизвестном направлении, едва переступила порог спальни, и подорвалась на месте, когда всё-таки нашла. Вытащив блистер с таблетками, выдавила сразу шесть, — чтобы наверняка, — и осела на пол, прислонившись спиной к основанию кровати.

Было даже не горько. Было никак. Казалось, все её рецепторы отмерли к чертям. И чувства в том числе. Это и пугало, и дарило успокоение. Вакуум в голове, вакуум в душе. Какая-то хренова пустыня Сахара. Она словно оказалась на один уровень ниже Шеола.

И среди песков и адского жара вдруг затрепетал лучик надежды. Оазис спасения. Мираж.

Дверь с грохотом распахнулась — и на пороге, словно это было совершенно нормально, как будто она делала это уже тысячу раз и сделает ещё столько же, появилась Пейдж.

Она ворвалась в её комнату, подобно урагану. Так же она ворвалась и в её жизнь.

— Что ты здесь делаешь? — глухо спросила Доминик. Словно в пустоту.

— Что ты здесь делаешь?! — вторил её голос. Словно вытянул из ада обратно на землю.

Доминик тряхнула головой и действительно увидела её перед собой. Она уже было подумала, что это грёбаная иллюзия.

— Откуда у тебя пароль? — пытаясь нащупать границы реальности и вымысла, уточнила она у девушки.

Пейдж закатила глаза и плюхнулась рядом.

— Ты сама говорила.

Доминик не помнила, но ломать голову над этим не хотелось.

— Как ты узнала, что я здесь?

— А где тебе ещё быть?

— А почему ты пришла?

— А где ещё быть мне?

Доминик глухо засмеялась и уронила голову ей на плечо.

— Я такая идиотка.

— Я знаю.

Пара новых слезинок скатилась из уголков глаз и продолжила свой путь по кожаной куртке, в которую была облачена Пейдж.

— Почему ты постоянно ходишь в косухе? На улице уже слишком холодно для неё, а в школе носить — бессмысленно.

— А почему ты вечно ходишь в чёрном, словно кто-то умер?

— Может, я умерла?

Порой ей действительно так казалось.

Пейдж немного отстранилась и заглянула в её лицо, но Доминик быстро спрятала его, уткнувшись в колени.

— Не смотри на меня. Я зарёванная, опухшая, и на голове чёрт ногу сломит. Я ужасна.

Холли с усмешкой покачала головой и таки приподняла её лицо за подбородок. Заглянула в глаза и мягко прошептала:

— Ты прекрасна со всеми своими синяками, ранами и ошибками. Помни это.

Доминик хотелось смотреть в эти глаза вечно. Но едва Пейдж потянулась к ней с поцелуем, она резко отстранилась и перевела взгляд в другую сторону. Ей было стыдно. Не за кошмарный внешний вид, слабости, которые она обнажила перед ней, нет. Но за этот нелепый поцелуй с Эребом, за то, что она всё ещё чувствовала привязанность к Маркусу, за её зарытую в глубине сердца любовь к Тедди. Пейдж определённо заслуживала её любви, но Доминик вдруг осознала: а если она — нет? Что если мало найти человека, которому можно доверить всего себя? Что если ты не достоин получить того же взамен? Что если?..

— Прости меня... — прошептала она, не находя в себе сил посмотреть на Пейдж.

Она не говорила этих слов уже так давно... Прости. Это было выше её достоинства. Прости. Это было под запретом, потому что слизеринская Королева не должна была показывать своих слабостей. Прости! Не позволяла обида. Прости!.. Было некому?.. Прости...

— А ты простила саму себя?

И внезапно она поняла, что если ей было что-то по-настоящему дорого, было совсем не стыдно биться ради этого, говорить такое тяжёлое, такое горькое «прости», смотреть прямо в глаза и быть самой собой. Потому что люди, которым она так же важна, никогда не засмеют, не унизят, не отвернутся. Они подадут руку помощи, вылечат все раны, примут её такой, какая она есть.

Пейдж была такой.

Доминик нащупала её руку рядом со своей и стиснула в пальцах так сильно, насколько было позволено, а затем повернулась и посмотрела в глаза. Пейдж смотрела в ответ с таким теплом, с таким пониманием, и впервые за долгое время Доминик ощутила покой на сердце. Она чувствовала, что находится на своём месте. Чувствовала себя собой.

Пейдж приблизилась и мягко, но ощутимо прикоснулась лбом к её лбу. Она чувствовала её мерное дыхание с привкусом виски и табака, ощущала тепло её рук. Тепло сердца. На мгновение ей показалось, что их души сливаются воедино. Возможно ли, что у каждого человека в мире есть свой человек, предначертанный ему судьбой? Если да, то Пейдж была бы её второй половиной.

Дрожащими губами Доминик прикоснулась к её губам, ощущая эту связь ещё отчётливее. Граница реальности словно стиралась вновь, оставляя только их. Две души, сплетённые воедино, соединённые где-то на небесах. Среди миллиарда одиноких звёзд она нашла свою.

Но этого казалось недостаточно. Ей хотелось быть ещё ближе. Соединиться навечно, стать одним целым. Казалось, Пейдж думала о том же, потому что, когда Доминик только подумала об этом, она уже стянула с девушки водолазку, скользнув руками по скрытой чёрным лифчиком груди. Уизли издала судорожный вздох, пробегая по её лицу затуманенным взглядом, и снова прильнула к губам, углубляя поцелуй. Языки сплелись, ладони Пейдж блуждали по её талии, её руки запутались в тёмных волосах, а внизу живота образовался вакуум, сладостно-тянущий, томящий. Хотелось кричать от чувств, заполнивших её грудь. Разорвать её и вытащить сердце наружу, чтобы убедиться, что оно живое. Бьётся. Это было больно, но невыносимо прекрасно.

Доминик даже не заметила, как, оказавшись на ногах, скинула с Пейдж косуху и стянула тоненькую майку-алкоголичку. Касалась её всё смелее, целовала отчаяннее, чувствовала каждой клеточкой тела. Её поцелуи покрывали шею, хрупкие ключицы, спускались к груди, а затем вновь возвращались к губам. Но этого было мало. Доминик хотела большего. Доминик хотела её, всю без остатка. Принадлежать ей, быть всем для неё.

Она осела на кровать и потянула её за собой. Пейдж, словно почувствовав её решимость, скользнула руками по спине, нащупала застёжку лифчика и одним ловким движением избавилась от него, швырнув вглубь комнаты. Это была чека, и дальше мог последовать только взрыв. Предохранители были сорваны. Стало словно легче дышать, а всё внутри, напротив, налилось жаром, приятной тяжестью, с которой Пейдж опустилась вместе с ней на белые простыни. Она провела языком по её шее и скользнула ниже, мягко прикусив сосок, из-за чего Доминик лихорадочно выдохнула. Из её рта раздался протяжный стон, а руки метнулись к волосам Холли, тотчас запутавшись в них, когда та скользнула ещё ниже. Внизу живота запекло.

— Надо запереть дверь, — судорожно прошептала Уизли, заставляя себя не выпадать из реальности.

— Сама этим займёшься? — вернувшись к её лицу, ухмыльнулась Пейдж.

Доминик закатила глаза, нащупала сумочку, которую бросила на столе и выудила из неё палочку. Заперла дверь. И снова. И снова. И вновь утонула в ней.

Она не боялась оказаться без одежды, она уже доверила ей всю себя, свою душу и мысли, и была готова открыться ещё больше. Подалась вперёд, когда Пейдж провела языком по животу, и закрыла глаза в исступлённом желании.

Она делала всё именно так, как нужно. Как Доминик всегда хотела. Словно читала её мысли и была готова исполнить любое желание.

Рука об руку. Тела сплетались воедино. Поцелуи. Поцелуи. Белые простыни. Горячее дыхание на шее. Томные стоны. Снова поцелуи. Разгорячённые тела и медленно стекающая по спине струйка пота. Её имя, слетевшее с уст в порыве экстаза. Глаза напротив, такие тёплые и невыносимо любимые. Дрогнувшая улыбка на губах. И слезинка, невольно скатившаяся из краешка глаза.

Каждый её поцелуй словно заживлял мелкие ранки на теле Доминик, исцелял душу, каждое прикосновение собирало осколки её сердца воедино, собирало всю её по кусочкам, заставляя, наконец-то, чувствовать себя живой.

Ей хотелось остаться в этом мгновении навсегда. Если такое было невозможно — ещё на пару минут, минуту, секунды наслаждения, эйфории, поселившейся в её вновь ожившем сердце. Но едва она прикрыла глаза, почувствовав тяжесть другого тела на себе, провалилась в темноту.

Вязкую. Тревожную. Пустую.

* * *

Голос из черноты казался смутно знакомым, но определить его хозяина не получалось. Не получалось ничего. Доминик не ощущала себя в пространстве. Словно находилась в невесомости. Почти не дышала. Хотелось кричать, но голосовых связок не было. Её окружала пустота.

Пустота затягивала, словно её смывало в слив ванной. Свет оставался где-то там, в метре — двух, трёх, десятках — выше неё, а из крохотного окошка-иллюминатора там, наверху, на неё смотрела она сама. Бледная, с размазанной тушью и красной помадой, прилипшими ко лбу мокрыми волосами, бьющаяся на дне своих мечтаний и грёз. Доминик помнила себя такой. Разбитой и сломленной. Ничтожно маленькой по сравнению со всем остальным миром. Никому ненужной Доминик Уизли.

Всё вокруг вдруг приобрело очертания, когда девушка ударилась ногами об пол и упала, потеряв равновесие. Она оказалась на самом дне — так она подумала. Но это была всего лишь комната. Вокруг были слышны голоса, и детский смех заливал собой всё вокруг. Молочные занавески, слишком большая в сравнении с ней лестница, и она, девятилетняя, посреди гостиной на Гриммо, 12. Почему-то именно здесь, в месте, с которым было связано столько боли. Она попала в очередное воспоминание, где стало очевидно, что она никому не нужна. От этого хотелось кричать ещё сильнее.

— Пойдёмте смотреть фильм! — она не могла не узнать этот голос.

Но, несмотря на то, что всё знала, следовала за ним. Гостиная. Толпа вокруг омута.

Воодушевление. Восторг. Надежда.

Неужели это всё исходило из неё? Когда-то она умела так чувствовать?

Доминик нашла себя в толпе — маленькую, нескладную, совершенно некрасивую, но такую счастливую.

Хотелось отвернуться и убежать. Потому что она знала, что последует за этим. Самоё сильное разочарование. Самая глубока рана.

— Надоело!

Прятки. Раз. Чердак. Два. Ожидание. Три. Страх. Четыре. Имя в самой глубине сознания, как надежда. Пять. Пейдж. Шесть. Холливелл. Семь. Стать волшебницей. Восемь. Ничего не вышло. Девять. Никому не нужна. Десять.

Никто не пойдёт её искать.

Темнота.

Вспышка света ослепила её. Доминик оказалась на лужайке перед Норой.

— Иди ко мне!

Надежда, рвущаяся из глубины сердца, поразила её. Она уже давно ни на что не надеялась.

Доминик порывисто обернулась и увидела перед собой Тедди. Улыбающегося, солнечного, такого прекрасного. Ему было пятнадцать, и ему была совершенно не интересна нескладная младшая сестра девочки, которая ему нравилась. Он раскинул руки, посмотрел на неё совсем не так, как она привыкла, и сделал шаг навстречу. Это был день, когда она поняла, что любит его.

Ещё шаг. И снова. Не сдержав эмоций — они переполняли её, они били через край, затопляли и заставляли чувствовать так, как она уже не умела, — она ринулась навстречу. Мгновение. Ещё одно — и они встретятся. Но он прошёл сквозь неё, оставив в душе новую рану.

Ревность. Доминик обернулась и увидела, как Тедди и Виктуар, укутанные тёплыми августовскими лучами, уходят, держась за руки, и оставляют её совсем одну. Разбитое сердце, которое не склеить обычным клеем.

— Уизли, Доминик!

Доминик вздрогнула, оказавшись в Большом зале перед сотней любопытных глаз. Она ещё не знала, что именно так ей предстоит провести оставшиеся семь лет.

— ...Я вижу неуверенность в себе, в том, кто ты есть. Нерешительность в своих желаниях. Страх. И в то же время неуёмное стремление показать себя. Амбиции? Или злость? Почему бы и нет?.. Добро пожаловать в Слизерин!

Удивлённые — нет, шокированные — глаза повсюду. Шёпот. Указательные пальцы, направленные на неё, словно она отверженная.

— Предательница!

— Грязнокровка!

— Змея!

— Ты — ничто!

И Доминик, одна среди темноты, словно губка, впитывающая все слова: семьи, однокурсников... Самой себя. Она считала так же.

Картинки сменялись всё быстрее. Оскорбления, унижения, страх. И снова по кругу. И опять.

Это уничтожало. Стирало её личность.

Джеймс, смотрящий с презрением. Обида. Виктуар, такая красивая и всеми любимая. Зависть. Тедди, шедший с ней рука об руку. Ревность и разбитое сердце.

Картинок было всё больше.

Повсюду классные ребята. Но только не Доминик — она не такая, она не интересная, не красивая, никому не нужная. Вот крутые ребята из рок-группы. Она не знала, что такое рок, но смотрела на них, затаив дыхание. Слизеринские королевы, одетые с иголочки, холодные и красивые, до невозможности идеальные. Её кузены и кузины, притягивающие чужие взгляды, ведь они — золотые детки, отпрыски героев войны. Вот только Доминик никогда не относила себя к их числу. Она не хотела быть Уизли.

Дышать становилось тяжелее. Открыв глаза, она обнаружила себя на полу туалета, а чуть поодаль — разбросанные таблетки.

Таблетки...

Таблетки?..

— Ты мне больше не нужна! — пульсирующее в сознании.

Удаляющиеся шаги — в очередной раз — и лицо, явившееся из темноты.

— Я с тобой...

Её ослепило стерильной белизной. Прикрыв глаза ладонью, она медленно открыла их, вглядываясь, но не увидела ничего, кроме бесконечного света. «Она не должна была быть здесь», — упорно твердило сознание. Да, если бы она умерла, она оказалась бы на самом дне.

Доминик шла. Стерев ноги в кровь, сбросила с уставших ног туфли и продолжила идти на свет, оставляя за собой кровавые следы. Внезапно на горизонте показался силуэт. Спиной к ней стояла темноволосая девушка. Она изучала своё отражение в напольном зеркале и совсем не обращала на неё внимания.

Это была Пейдж.

В груди затрепетала надежда. Если ей было суждено умереть, она была совсем не против того, чтобы Пейдж была рядом.

— Ты готова? — её гипнотический голос эхом пронёсся в пространстве.

— К чему?

— Двигаться дальше.

— Куда? — не понимала девушка.

Пейдж повернулась и, мягко улыбнувшись, прикоснулась к её груди:

— Навстречу к самой себе.

Доминик отчаянно затрясла головой. К горлу подступил протест.

— Я уже пришла: к тебе, — в твёрдой убеждённости, что это именно то, что ей нужно, сказала она.

Но Пейдж лишь покачала головой.

— Пока ты не отпустишь меня, не сможешь двигаться дальше.

— Но я не хочу двигаться дальше без тебя! — взбунтовалась Доминик. — Я ничего не смогу сделать!

— Ты должна.

— Нет! Мне не станет легче без тебя! — она почувствовала, как из глаз льются слёзы.

— Я всегда буду с тобой, — заглядывая в её глаза, прошептала Пейдж и, взяв Доминик за руку, подвела ближе к зеркалу.

Доминик бездумно посмотрела на своё отражение, не зная, что должна увидеть в нём. А когда осознала, что Пейдж в этом отражении не стоит рядом с ней, порывисто обернулась. Но за спиной никого не было.

* * *

Голоса послышались совсем близко.

Их не должно было быть здесь. Доминик не успела осознать, где она, почему и что произошло, но была чётко убеждена в этом. Паника из глубины сознания поднималась на поверхность и начинала душить. Когда воздуха стало не хватать критически, она глубоко вздохнула и резко поднялась на кровати, широко распахнув глаза. Картинка плыла, но она понимала, что была в своей комнате. Стараясь привести дыхание в норму, она прикоснулась ладонями к лицу и сильно надавила на него, а затем провела руками по волосам, слегка влажным от пота.

В голове была каша. Обрывки мыслей, слов, образов, но сложить всё это в чёткую картинку не получалось. В памяти осталась только Пейдж. Пейдж!..

Доминик затошнило, и она резко обернулась в сторону соседней кровати, вспомнив, что слышала голоса. Там, сложив ноги по-турецки, сидели Бефф и Сара и недоумённо смотрели на неё.

— Что вы здесь делаете?!

Да, вопрос был неуместным, учитывая, что Нотт живёт вместе с ней, и, судя по вытянувшимся лицам девочек, они подумали о том же. Доминик понимала это, но вряд ли соображала здраво.

— Отличный вопрос! — вскинулась Бефана, спустив ноги с кровати. — Почему я должна долбиться в свою же комнату, пока ты тут спишь мертвецким сном?! Зачем вообще было запирать дверь несколькими заклинаниями, позволь узнать?!

Уизли нервно усмехнулась и упала обратно на подушку. Да, это была идиотская затея. Но и позволить соседке помешать им с Пейдж она не могла. Хотя, по всей видимости, её маленький секрет скоро станет общественным достоянием, раз Бефф увидела их вместе.

— Пейдж открыла дверь? — глухо уточнила она у неё.

— Кто? — послышался ответ. — Вообще-то, Хелена! Она перепробовала десять отпирающих заклинаний, прежде чем получилось!

Доминик начало мутить.

— А где тогда Пейдж?

— Я без понятия, кто такая Пейдж и где её носит, но, будь добра, если в следующий раз захочешь побыть одна, делай это в другом месте!

Ей было плевать на Бефану и то, что она буквально гонит её из собственной комнаты. Плевать на всё, что произошло сегодня. Но не давал покоя вопрос: куда могла деться Пейдж, если дверь по-прежнему оставалась закрытой, когда сюда пробилась соседка?! И главное: зачем ушла?!

Не успев додумать свою мысль, Доминик подорвалась с кровати и, только оказавшись у зеркала, осознала что была одета в ту же юбку и водолазку, что и днём.

Бред какой-то.

Она зачем-то смотрела в отражение ещё несколько минут, а потом так же резко подлетела к прикроватной тумбочке, схватила блистер таблеток и, на ходу засовывая его в карман, вылетела из комнаты.

Вопросов в голове скапливалось всё больше, и распутать этот клубок, казалось, невозможно. Допустим, Пейдж не хотела подставлять её, услышала стук в дверь и, пока её пытались отпереть, собралась и надела на Доминик одежду, которую сама же и сняла — просто потому, что это были первые попавшиеся вещи. Это было вполне логично. Но куда делась сама? Не в окно же вылезла — это тебе не гриффиндорская башня. Сердце заколотилось, когда она нашла правдоподобный ответ: Пейдж могла просто применить Дезиллюминационное! Ну, или у неё могла оказаться мантия-невидимка. Тогда она вполне могла выскользнуть из комнаты незамеченной. Или остаться, и выйти вместе с ней?

Доминик резко остановилась посреди коридора и наудачу повернула голову вбок.

— Пейдж? — позвала она в пустоту, но ответа не последовало. — Чёрт.

Ноги начали замерзать и, опустив глаза вниз, она обнаружила, что выбежала из комнаты босой. Плевать.

Она рванула дальше. Сама не знала, куда. Холл был пуст, лишь тусклые факелы и бледный свет луны освещали тёмное и словно бы замершее во времени помещение. Стояла если не ночь, то точно поздний вечер. Доминик была не уверена, что ей положено находиться здесь в такое время, но это не остановило её двинуться дальше.

Девушка преодолела холл и спустилась в подземелье с другой стороны, там где находилась кухня. Ей нужна была Пейдж. И она не знала, как доберётся до неё в хаффлпаффской гостиной, если даже не знает, как туда попасть, но ей было плевать. Пробежав мимо кухни, она растерянно оглянулась, не зная, прошла ли нужную картину. Она знала только проход к кухне, но никогда не задумывалась, что именно скрывает за собой дверь в гостиную хаффлпаффцев.

— Дом?

Уизли порывисто обернулась и едва не столкнулась нос к носу к Луи.

— Что ты здесь делаешь? — озадаченно спросил брат и кинул взгляд на наручные часы. — Да ещё и в такое время.

— Мерлин, хорошо, что ты здесь! — обрадованно выдохнула Доминик. — Позови Пейдж, пожалуйста.

Лицо Луи вытянулось сильнее, и он недоверчиво покосился на сестру.

— Мою девушку? Зачем?

— Твою... кого?

Она ничего не понимала. А сердце тем временем едва ли не проломило грудную клетку.

— В смысле — девушку? — вкрадчиво уточнила она, хватая юношу за руку. — Хочешь сказать, ты и Пейдж Холли вместе? Хочешь сказать, она просто...

— Какая ещё Пейдж Холли? — выворачиваясь из её рук, удивился он. — Мою девушку зовут Пейдж Мэдли. И вообще, откуда ты её знаешь?

— Пейдж Мэдли, — бездумно повторила за ним Доминик, и почувствовала подступающий гнев. — То есть, она ещё и про фамилию мне наврала?!

На Луи было страшно смотреть: он побледнел, глаза бегали из стороны в сторону, озадаченные и испуганные, и Доминик могла представить, что сейчас выглядела так же. В голове было столько вопросов, что она даже не услышала, как за её спиной послышался скрип и шаги.

— Пейдж! — со смесью облегчения и недоверия воскликнул юноша, и Доминик так же резко обернулась, изменившись в лице.

— Это не Пейдж! — тряся головой из стороны в сторону, запротестовала она.

На неё смотрела милая девочка с пушистыми каштановыми волосами, и её голубые глаза полнились недоумением.

— Эм, то есть ты не её искала? — с облегчением уточнил Луи, глядя то на сестру, то на свою девушку.

— Ну да! — Доминик облегчённо засмеялась, прижав ладони к лицу. — Я искала Пейдж Холли, свою знакомую с Хаффлпаффа, а это Пейдж Мэдли, твоя девушка из Хаффлпаффа! Это так глупо!

И она смеялась. Долго и действительно радостно, пока не почувствовала, как судорожно всхлипывает. Что-то не так. В глубине души она понимала это, но категорически отрицала.

— Но Дом, — осторожно начал Луи, боязливо косясь в сторону сестры, — у нас не учится никакая Пейдж Холли. Я знаю.

— Ты можешь и не знать! — отчаянно затрясла головой Доминик. — Она очень нелюдимая, ни с кем не общается, вечно где-то пропадает и ходит во всём чёрном.

Пейдж, та, что девушка Луи, подошла к нему и вопросительно заглянула в глаза, положив руку ему на плечо. Он ответил на её взгляд и озадаченно покачал головой.

— Дом, я староста, — напомнил он, вновь посмотрев на сестру. — Я знаю всех с нашего факультета, даже первокурсников. И я не представляю, про кого ты говоришь.

Доминик всплеснула руками, снова почувствовав гнев. На Луи. На его дурацкую девушку. На себя. А главное — на Пейдж!

Сорвавшись с места, она рванула в обратном направлении, услышав вслед:

— Дом, а почему ты босиком?

Она снова оказалась в холле и растерянно оглянулась. Она не знала, что ей делать и куда бежать, только чувствовала исступлённую ярость из-за обмана.

Пейдж врала ей всё это время! Где она учится на самом деле?! Учитывая, как ловко она обвела её вокруг пальца, она вполне могла быть на Равенкло. Или она истинная гриффиндорка со своей слабоумной отвагой?!

Доминик замерла посреди коридора, забыв, куда направлялась, потому что вспомнила их первую встречу. Это ведь не Пейдж сказала ей про Хаффлпафф, она сама предположила! Возможно, Холли просто не стала её разубеждать. Мерлин, как это глупо! Но вполне в её духе...

План возник тотчас. Уизли стремительно поднялась по лестнице и, оказавшись на втором этаже, направилась к учительской.

Она должна была знать. Просто чтобы убедиться, что не сошла с ума.

Дёрнув за ручку двери, Доминик разочарованно опустила плечи: естественно, комната была заперта. А она даже не додумалась взять палочку!

— Дерьмо!

Её голос эхом пронёсся по пустому коридору и вернулся тихим отчаянным шёпотом. Хотелось рыдать, но она останавливала себя мыслью о том, что, когда она найдёт Пейдж, всё встанет на свои места. Она должна была быть рядом с ней. Это аксиома. Без неё она ничто.

Не успев сформулировать в голове новую идею, Доминик уже мчалась на третий этаж. Дёрнула ручку двери и слабо, но радостно улыбнулась. Тедди был слишком открыт миру и в то же время наивен, чтобы закрывать дверь. Почему-то она даже не удивилась.

Кабинет Защиты от тёмных искусств был залит лунным светом и казался каким-то волшебным, поистине нереальным. На секунду Доминик забыла, зачем пришла, и с широко раскрытыми и блестящими от слёз глазами смотрела в большие арочные окна. Казалось, сам воздух искрился, словно кто-то рассыпал вокруг мириады блёсток. Точно такие же блёстки были в капсулах, которые она принимала. Значило ли это, что внутри у неё поселилось волшебство?

С трудом оторвав взгляд от окна, она окинула взглядом кабинет, но ей потребовалось ещё несколько секунд на то, чтобы после света настроить зрение на темноту. Она сфокусировала взгляд на столе и медленно, чтобы не задеть парты, двинулась по проходу. Рассеянный лунный свет попадал прямиком на рабочее место, и, когда Доминик открыла верхний ящик стола, отчётливо увидела кипу бумаг. Приземлившись на стул, она принялась рыться в них в надежде отыскать списки учеников. Ей потребовалось перерыть десятки документов, чтобы найти нужные. Однако, в списках седьмого курса искомого имени она не нашла, но оно не удивительно — в одном классе проглядеть Пейдж она не смогла бы. Но она могла учиться на пятом или шестом. Список шестого курса тоже не дал результатов. Взяв в руки пергамент с цифрой пять сверху, Доминик затаила дыхание и начала вчитываться в имена более тщательно. Перечитала его снова. И снова. Перечитала сотню раз! Но результат был один.

Мыслей было много, и одна хуже другой. Если Пейдж была на шестом или седьмом курсах, она могла просто не ходить на Защиту. Это могло всё объяснять. Но если она и вовсе выдумала своё имя?! Тогда как она найдёт её? Как окажется рядом в трудную минуту, если даже не знает, куда идти?!

— Эй, что происходит?

Доминик замерла со списком в руках, чувствуя, как по позвоночнику пробегает холодок, и затаила дыхание. Её явно увидели, так что бежать или прятаться было поздно. И никакого объяснения, что она здесь делает, в голову не приходило тоже. Она услышала медленные шаги и неловко приподняла голову, когда перед столом остановилась фигура.

— Доминик? — щурясь, удивлённо спросил Люпин. — Что... ты здесь делаешь посреди ночи?

Девушка открыла было рот, но не знала, что ответить. В памяти всплыл сегодняшний инцидент, и она боялась посмотреть ему в глаза, чтобы не увидеть в них осуждение. Молчание затягивалось. Тедди не двигался и больше не задавал вопросов, а в голове у Доминик их ютились тысячи. Она дёрнулась, случайно опрокинула чернильницу — та тут же залила бумаги, которые она уже просмотрела — и поднялась на ноги, от чего стул опрокинулся назад.

Она должна была знать.

— Доминик, у тебя всё в порядке? — взволнованно спросил Тедди.

Нет.

— Нет.

Она сказала это. И больше не смогла сдерживать себя:

— Я не могу найти её! Пейдж! Я пришла в гостиную Хаффлпаффа, но узнала, что там нет никакой Пейдж! Точнее есть, но она встречается с Луи. Я, кстати, даже не знала, что у моего брата есть девушка, прикинь! — она нервно рассмеялась. — Но это не та Пейдж! Она меня просто обманула! Я хотела найти её в списках учеников, но учительская оказалась закрыта, а ты, видимо, никогда не закрываешь дверь, поэтому я пришла сюда! Я искала её в списках, но её там нет! Её нигде нет, это просто бред, я ничего не понимаю!..

Доминик даже не заметила, как её начало трясти, как и то, что Тедди подошёл совсем близко и заглянул ей в глаза.

— Я не понимаю, Доминик. Что за Пейдж?

— Пейдж! — подрагивающими губами произнесла она, не понимая вопроса. — Пожалуйста, скажи, что знаешь её!

— У нас на Хаффлпаффе учится Пейдж, — успокаивающе подтвердил Люпин, и Доминик почувствовала неимоверное облегчение. — Пейдж Мэдли, она на четвёртом курсе.

— Да нет, это не та Пейдж, я ведь сказала! — яростно затрясла головой девушка. — Эта встречается с Луи, а моя — Пейдж Холли!

Её бил озноб. Хотелось кричать, разбить всё вокруг, затопить слезами, громко звать её в надежде, что Пейдж придёт, и всё вновь станет хорошо. Доминик обхватила себя руками и отошла к окну, но вряд ли вообще соображала, что делает.

— Доминик, прости, но никакой Пейдж Холли я не знаю. Во всяком случае, ко мне она точно не ходит, — послышался голос Люпина за её спиной.

— Да её вообще никто не знает, так что я не удивлена! А помощи от тебя...

На глазах выступили слёзы.

Она вспомнила сон.

Картинки одна за другой проносились перед глазами, воспоминания об их встречах с Пейдж сменяли их, переплетаясь и перепутываясь, соединяясь в одно целое, в один большой хоровод с выпавшими пазлами. И с каждой секундой этих пробелов становилось всё больше, Пейдж буквально стиралась из них, словно она забывала её, словно что-то утягивало её в темноту. Словно её никогда не существовало!

Что, чёрт возьми, происходит?!

Доминик осела на пол, притянув колени к груди. Её трясло изнутри. Дрожащими руками она залезла в карман и вытянула оттуда блистер. Оставалось всего десять капсул. Они должны помочь. Девушка старалась выдавить из него таблетки, но успела высыпать на ладонь только половину, прежде чем над ней завис Тедди.

— Что ты делаешь?! — выхватывая блистер, вознегодовал он.

— Не парься, это не наркота, это мне прописал мой психоаналитик! — разозлённо бросила Доминик. — Отдай! Сейчас же!

Она подняла полные ярости глаза на Люпина, который застыл с блистером в руках, и требовательно протянула ему руку. Но он не спешил. Он долго вглядывался в то, что написано на обратной стороне, и только тогда посмотрел на Доминик. Бледный и испуганный, словно увидел привидение.

— Только не говори, что ты всегда их так принимаешь, — осипшим голосом проговорил он.

— Это не твоё дело! — прошипела Доминик и, вскочив на ноги, выхватила блистер из его рук.

— Ты хоть знаешь, что это?! — воскликнул он, и Уизли застыла под его распалённым взглядом. Она никогда не видела его таким.

— Я уже сказала: это...

— Знаешь, что это означает с хинди? — не дав ей договорить, взорвался Тедди. — «Второе Я»! Улавливаешь связь?!

— Мерлин, да что ты несёшь?! — вспыхнула в ответ Доминик. — Это таблетки, которые мне прописал психоаналитик ещё летом! И мне они помогают! Ну, не только они...

Внутри что-то щёлкнуло.

— Ну, естественно! — нервно усмехнулся Тедди, но сразу же стал серьёзен. — Они для этого и предназначены: помочь разобраться в себе посредством диалога с самим собой! Но только если ты принимаешь их как следует: по одной перед завтраком! А ты...

И пазл — эта крохотная, самая важная деталь, которая всегда ускользала от Доминик, — встал на место.

Картинки одна за другой проносились в сознании, и ей казалось, что это было не с ней. Но вот она: на вершине Астрономической башни, на старом квиддичном поле, в Визжащей хижине и на озере, в собственной спальне. И в каждом воспоминании образ Пейдж рассеивался по ветру, уносился в пустоту, стирался из памяти, оставляя её один на один со своим отражением в бесконечном мраке. И голос, тихий знакомый голос пронёсся эхом в опустевшей душе:

— Я всегда буду с тобой, ведь я — это ты.