Мальчик-Которого-Нет - 2 (гет)

Заводить разговор с наскока не хотелось, поэтому я выжидала подходящий момент, но тот все никак не наступал. К счастью Добби больше не пытался ни навредить, ни поговорить со мной. Видимо, в замке все же действовала какая-то защита от свободного проникновения посторонних эльфов в любое помещение. Ну а за пределы замка я выходила только в составе большой группы по дороге на урок Гербологии.

Тем временем Хогвартс постепенно погружался в сонное зимнее забвение. Криви перестал быть интересной новостью. Первогодки обвыклись и уже не носились по коридорам безголовыми цыплятками. Джинни Уизли с головой ушла в учебу. А главное — никаких внезапных голосов из стен, надписей кровью и каменеющих живых и полуживых существ.

Если страсти где и бурлили, то во внешнем мире. Об этом меня информировал герр Мюллер в своих отчетах, приходивших мне практически ежедневно. И каждый раз я убеждалась, что этот человек отрабатывает каждый данный ему кнат.

История с братьями Криви была скандальной, много светилась в газетах, но завершилась довольно быстро. Как только всем кругом стало ясно, что авторские гонорары Гилдероя Локхарта не так уж велики, многочисленные сомнительные родственники и чиновники прекратили попытки урвать себе кусок. Ну а самые упертые отвалились в момент, когда выяснилось, что у знаменитого писателя куча долгов, которые кому-то нужно выплачивать. В итоге решением суда издателя обязали покрывать медицинские издержки находящегося в Мунго Локхарта, а остальное передавать матери Колина и Денниса Криви.

Другое дело — Гарри Поттер!

Министр и его помощница вцепились в идею опекунства как два бульдога и не желали выпускать добычу. По всему выходило, что отступать они не намерены. Фадж может быть и отпустил бы ситуацию, но не Амбридж. И мне оставалось лишь благодарить высшие силы за герра Мюллера.

Помощница министра то пыталась доказать, что никакой леди Поттер нет и быть не может. То упирала на то, что для разбирательств по делу опеки предполагаемый опекун должен находиться в стране, а не действовать удаленно и через юриста. А после и вовсе пробовала одним днем и исключительно подписью министра пропихнуть поправки в закон об опеке и попечительству. За это ей и Фаджу надавали по шее, напомнив, что у министра не такие широкие полномочия и уж точно они не могут по собственному желанию переписывать законы. Тогда Амбридж попыталась добиться решения по моему вопросу через Визенгамот, рассчитывая собрать для заседания лояльных Фаджу аристократов и чиновников.

Но не тут-то было!

Герр Мюллер обратился напрямую в МКМ с жалобой на нарушение установленных порядков, и прямо в зал заседания во время оглашения предлагаемых поправок доставили подписанное главами Конфедерации предупреждение. А Фадж и вовсе получил уведомление, что МКМ собирается выслать в Соединенное Королевство комиссию для проверки соблюдения принятых международных норм.

И уже через отца Драко я узнала, что проверка собиралась проконтролировать соблюдение законов и правил от самого высокого до самого низкого уровня, вплоть до того, насколько правильно заполняются отчеты по уборке и охране в здании Министерства.

Ничем серьезным это не грозило, но даже намек на исключение из состава МКМ разрушит карьеру Фаджа, как морская волна замок из песка. А исключить могут, у Соединенного Королевства достаточно противников на международной арене.

Не удивительно, что Амбридж в последние дни похожа на злобную собачонку, которая пытается покусать каждого встречного. Фадж явно не рад ее «маленькой победоносной войне» против Дамблдора. Ну а сам директор сидит в своем кабинете и никак во всем этом не участвует. Решил, видимо, переждать на берегу и посмотреть, чей труп проплывет мимо.

— Поттер, это тебе, — раздалось над ухом.

Я вздрогнула и подняла взгляд на какого-то старшекурсника с Хаффлпаффа. Тот с хмурым видом протянул мне свернутый вчетверо лист пергамента.

«Накаркала», — догадалась я, забирая записку и уже зная имя отправителя.

— Ожидаемо, — выдохнула, прочитав несколько строк, обильно украшенных завитушками. — Только кот из дома…

— Что случилось? — спросил Малфой, оторвавшись от заполнения таблицы, заданной Снейпом.

— Говорю, только Амбридж впервые за неделю покинула Хогвартс, директор решил меня к себе вызвать, — ответила я ему и скривилась.

— Зачем?

— Да кто ж его знает? — пожала я плечами. — Никому неизвестно, по какому маршруту бегают мысли в лабиринте разума нашего директора.

— Не преувеличивай, — фыркнул приятель. — Ты описываешь безумца, а Дамблдор не безумец.

Я показала парню язык, скинула тетради в сумку и велела:

— Отнеси потом в общагу.

— Я тебе носильщик?! — возмутился Малфой.

— Нет, лучший друг, — ответила я, глянув ему в глаза. — А друзья помогают друг другу.

Крыть блондинчику было нечем, так что он скорчил недовольную гримасу и кивнул. А я налегке отправилась на прием к директору.

Горгулья отодвинулась, стоило назвать пароль. Винтовая лестница вознесла меня наверх. Дверь в кабинет оказалась приоткрытой. Но вот самого директора за ней я не увидела. Большую круглую комнату наполняли звякающие и щелкающие звуки, множество приборчиков всевозможной формы выпускали цветной дым, яркий свет лился из большого круглого окна, отражаясь в хрустальном графине с водой, от чего по шкафам, полу и потолку плясали радужные зайчики. Нарисованные директора и директрисы спали в своих рамах, отвернувшись или заслонившись рукавом. И только потрепанному фениксу было все равно на шум и свет. Фоукс неторопливо склевывал с золоченого блюдца семечки и зернышки.

Покачав головой, я прямиком направилась к насесту и вежливо спросила:

— Уважаемый бессмертный, а где ваш сосед по помещению?

Феникс приподнял голову, глянул на меня мутным взглядом — и внезапно с громким криком вспыхнул. В считанные мгновения от крупной птицы, едва ли уступающей в размерах павлину, не осталось и перышка. Лишь внушительная кучка пепла на поддоне.

— Ух ты! — выпалила я и замерла с открытым ртом, таращась на то, как сквозь искрящиеся черно-красные крупинки пробивается к свету крошечный лысый птенец. Но через несколько секунд опомнилась, воровато огляделась и вытянула из безразмерной сумочки на поясе фиал.

— Отличное решение, — раздался надтреснутый старческий голос, и я едва не свалилась на пол от испуга. Обернулась, ожидая увидеть кого-нибудь из проснувшихся директоров, но на меня взирали не они, а Шляпа, которой была отведена отдельная полка позади массивного директорского стола.

— Вы меня напугали, уважаемая Шляпа, — сообщила я разумному артефакту с толикой осуждения и по самую пробку набила фиал пеплом. Шляпа лишь тульей дернула. — Кстати…

— Хочешь спросить, на тот ли факультет я тебя отправила? — предположила Шляпа.

— Нет, — отмахнулась я. — С чего вы взяли?

— Все спрашивают, — насупилась Шляпа. — Так что за вопрос?

— Вы не знаете, где директор? — спросила я.

Шляпа взмахнула острым кончиком, будто указывала куда-то в сторону стены. Я нахмурилась, но прежде чем успела задать уточняющий вопрос, артефакт сказал:

— Пошарь в корзинке с птичьим кормом.

— Что? — удивилась я и оглянулась, рассматривая насест феникса. Рядом с полуклеткой стояла этажерка со всевозможными принадлежностями для ухода за Фоуксом. И на верхней площадке как раз громоздился деревянный короб со смесью зерен, орехов и сушеных ягод.

— Давай, что стоишь?! — хрипло воскликнула Шляпа.

Я недоверчиво вздернула бровь, сунула фиал в сумку и подошла к этажерке. На первый взгляд ничего необычного в корме видно не было, но, покопавшись немного, я обнаружила несколько перышек. Еще больше перьев застряло в корзинке с какими-то разноцветными зельями полкой ниже. Находку я завернула в платок и сунула к фиалу.

И вовремя!

В кабинет, то ли хмурясь, то ли злясь на что-то, вошел директор. Выглядел он почти так же, как и прежде, но вблизи иллюзия на его лице казалась какой-то рыхлой и полупрозрачной. Сквозь белую бороду, как сквозь марлю, просвечивал дряблый подбородок, украшенный несколькими клочками какого-то рыжеватого пуха.

— Профессор Дамблдор! — состроив самое несчастное лицо, воскликнула я. — Ваша птица! Я… Я ничего… Она просто сгорела!

Директор перестал хмуриться, добродушно улыбнулся, подошел к насесту и с искренней нежностью взглянул на крохотного перерожденного феникса.

— Да уж пора бы. Он был совсем плох в последние дни. Я несколько раз говорил ему не тянуть с этим.

Я постаралась изобразить удивление и ошеломленность. И Дамблдора это, похоже, развеселило.

— Фоукс — феникс, Гарри. Когда приходит время умирать, фениксы сгорают и возрождаются из пепла. Взгляни-ка на него…

Взяв с этажерки маленькую метелку из куриных перьев, директор бережно стряхнул крупинки пепла с головы и спинки феникса, позволяя мне увидеть красноватую с черными точками кожу, куриный красных гребешок и плотненькое тельце с удлиненными крыльями.

— Жаль, что ты увидел его в день сожжения, — посетовал профессор. — Большую часть жизни он очень хорош — в удивительном красном и золотом оперении. Восхитительные создания! Фениксы могут нести колоссальный груз, их слезы обладают целительским эффектом, а еще они самые преданные друзья.

«Маловато как-то для лекции, мистера Скамандера на вас нет!» — высказалась я про себя. В книге, которую я прочитала еще в прошлом году, фениксам было отведено больше двадцати страниц, а то была просто краткая энциклопедия с общими сведениями о различных представителях фауны Европы.

— Присаживайся, мой мальчик, — предложил директор, оставив феникса в покое и пройдя к своему столу.

Я вежливо кивнула и подошла к гостевому креслу.

— Что-то случилось, профессор Дамблдор? — спросила я, опускаясь на мягкое сидение и по самый нос мысленно закутываясь в мантию-невидимку.

— Ничего такого, — отмахнулся директор и принялся неторопливо заваривать чай. — Просто хотел тебя кое о чем спросить.

— О чем же?

— Что ты знаешь о своей родственнице, некой Генриетте Поттер?

— Ничего не знаю, — ответила вполне честно. — Профессор Амбридж уже меня о ней расспрашивала. Но… я не знаю, кто это. До начала этого учебного года мне казалось, что мои единственные родственники — дядя и тетя.

При упоминании Дурслей директор отчетливо дернулся, но быстро взял себя в руки и с улыбкой наполнил для нас чашки чаем.

— Очень жаль, мой мальчик. Если вдруг она решит с тобой связаться, обязательно кому-нибудь сообщи, ладно?

— Но зачем? — нахмурилась я.

— Мы не знаем, что за намерения у этой дамочки, — изображая заботу, вздохнул директор. — Не известно даже то, откуда она вообще взялась.

— Правда?

— Да, — подтвердил старик. — Видимо, какая-то очень дальняя родственница. Но как ей тогда удалось получить титул леди…

— А почему нет? — с невинной улыбкой спросила я. — Это ведь хорошо, что у меня появился взрослый родственник со стороны Поттеров.

Директор улыбнулся и кивнул на чашку:

— Пей. Хоть день и солнечный, но уже холодает, по коридорам гуляют сквозняки. Ты наверняка замерз.

Я с благодарностью улыбнулась и сделала большой глоток чаю.

— Так ты точно ничего не знаешь о леди Поттер? — переспросил директор.

— Нет, ничего, — ответила я. — Кажется, о ней все кругом знают больше меня.

— Печально, мой мальчик. Очень печально.

Удостоверившись, что мне точно ничего неизвестно, директор позадавал еще вопросы об Амбридж и учебе. Из моих ответов он узнал гораздо меньше, чем удалось выяснить мне. Так теперь мне стало ясно, что директор до сих пор не в курсе, что меня не было у Дурслей этим летом. Надо же!

— Кстати, ты пишешь домой, Гарри? — спросил директор. — Сова, которую тебе подарил Хагрид, справляется?

— Так она улетела и не вернулась! — с грустью и возмущением сообщила я. — Взяла письмо, выпорхнула в окно — и поминай, как звали!

— Неужели? — пробормотал директор ошеломленно. — Вот как… Жаль-жаль. А я уж думал, ты игнорируешь родню, раз не пишешь домой.

— Что?

— Нет-нет, ничего, — сказал Дамблдор. — Очень жаль. Но такое иногда случается.

— Она была такая красивая! — воскликнула я и грустно всхлипнула. — Не знаю, что теперь Хагриду сказать.

— Он тебя поймет, мой мальчик. Рубеус у нас добрый.

Я покивала и снова всхлипнула.

— Ну ладно, ладно. Можешь идти.

Я кивнула и поплелась к выходу.

— Если вдруг тебе напишет леди Поттер, обязательно сообщи мне, Гарри, — сказал директор, когда была уже у двери. — Мы-то желаем тебе только хорошего, а намерения этой женщины никому неизвестны.

— Хорошо, — пообещала я, а уже на винтовой лестнице беззвучно добавила: — Как только у меня случится раздвоение, так сразу.